00:27

На улице творилось что-то нереальное. Ветер снес рекламный щит, стоявший на обочине дороги. Я смотрел телевизор и подскочил на диване, на секунду подумав, что взорвалась чья-то машина. Щит упал на проезжую часть, и редкие машины едва успевали объезжать его, не замечая препятствие из-за ливня и летающего вдоль дорог мусора.

– Кошмар! Жесткая ночка.

Я прошелся по всей квартире и включил свет в каждом уголке. Вчерашней ночи хватило, чтобы больше не испытывать себя на прочность. При свете было как-то спокойнее.

Почистив зубы, я не стал снова ютиться на узком диване и пошел в спальню. Лежа в кровати в тусклом свете бра, я думал обо всем и ни о чем одновременно. Мой усталый мозг был не способен на законченные мысли. Стараясь не думать о плохом, я закрыл глаза, но еле слышный скрип заставил меня открыть их. Я прислушался – тихо. Мне не показалось, просто снова наступила ночь. Никогда раньше не боялся этого времени суток, но теперь все изменилось. Все чаще на моем пути стало встречаться нечто неестественное и страшное. Звук повторился. Он доносился сверху.

– Ну, конечно. Откуда же еще? – с иронией прошептал я. Но, как бы я ни старался отнестись к этому легко, у меня не получалось.

Прямо надо мной снова послышались скрип и два приглушенных удара, похожих на шлепки ног об пол. Словно кто-то встал с кровати и двинулся из спальни в сторону гостиной. Я тоже встал и бесшумно, на мысочках направился по пятам призрака, бродящего по сорок седьмой квартире. Я внимательно следил за траекторией его перемещений, задрав голову и стараясь двигаться как можно тише. На место страха пришло новое чувство, которое мне нравилось больше: азарт, чуть приправленный испугом. Если уж выбирать роль, то лучше быть преследователем, чем жертвой.

– Сегодня я буду следить за тобой, – беззвучно прошептал я.

Шаги смолкли. Остановился и я, на секунду представив, как этот кто-то впивается глазами в пол точно так же, как я сейчас – в потолок. Мы словно играли друг с другом. Вместо того, чтобы бояться и паниковать, иногда проще понять правила игры. Мне пришлось принять существование необъяснимого в этой заброшенной квартире, хотя я и представить себе не мог, как выглядит это привидение – называйте его, как хотите! – шастающее по комнатам этажом выше. Единственное, что я знал наверняка и чувствовал каждой клеткой, – это наш с ним диалог.

Шаги возобновились. Как-то совсем беззвучно он перебрался из зала сразу в кухню. И теперь звуки стали более громкими, более нарочитыми, что ли… Затем топот ускорился, и, пробежав через весь зал и коридор, некто остановился у двери в ванную. Я тоже медленно вошел в свою, смахивая пот со лба. Мне становилось страшно, но я все еще старался воспринимать происходящее как приключение. В его передвижениях был пугающий сумбур, и как я ни пытался предугадать следующие действия – все было тщетно.

Наверху дверь негромко заскрипела, напомнив мне мой недавний визит туда. Призрак зашел в ванную комнату. Размеренная тяжеловесная поступь сменялась неуверенными, семенящими младенческими шажками. Возле ванны он затих. Я пытался уловить дыхание, хоть что-нибудь, но, когда он останавливался, наступала мертвая тишина. Никто не сопел, не вздыхал, не кряхтел – только шаги во всем их разнообразии. «Нечто» подошло к раковине, и над моей головой скрипнул кран.

Полилась вода. Внутри стен загудели трубы и зашипела канализация. В этот момент за окном грянул мощный раскат грома. Я вздрогнул и зажмурился, как будто что-то могло упасть мне на голову. Молния окрасила стены квартиры в белый цвет и исчезла, уступив желтому электрическому свету ламп люстры.

Цок-цок-цок по моему паркету – и в дверном проеме возникла мордочка Пса. Он испугался грозы. Его хвост и уши были поджаты, в глазах поселилась вся грусть дворовых собак. Увидев меня, он заскулил – и в этот миг в сорок седьмой прекратила литься вода. Наверху явно услышали нас и притихли.

– Тихо! Тихо! – шептал я, успокаивая собаку.

Пес послушно замолчал.

Я стоял, задрав голову: взгляд рассеянно скользил по углам, слух был сосредоточен на тишине. Секунду спустя дверь ванной наверху громко захлопнулась. Мы с Псом вздрогнули. Далее, один за другим, практически не сбиваясь с темпа, зазвучали мощные удары об пол. Вскоре они стали чередоваться с хлесткими шлепками об стену: удар об пол – шлепок по стене. Об пол – по стене. Пол – стена, пол – стена, пол – стена… Все это отдавало болезненностью. Но именно об этом и говорили люди в костюмах, которые допрашивали меня.

Я все еще стоял рядом с раковиной, и мое воображение вмиг наполнило ванну кровью, в которой плавало тело. Стены стали грязно-зелеными, зеркало потрескалось и почернело под слоем плесени. Я словно перенесся в сорок седьмую квартиру, пытаясь разглядеть здесь собственное отражение. Но вместо себя я снова видел неровную кровавую надпись. «Он здесь, за дверью. Он тяжело дышит. У него длинные ноги. Курносик».

На секунду я подумал, что действительно очутился там. Больное воображение выдало слишком реальную картинку, но, к счастью, длилось это недолго. Под продолжающиеся удары сверху я пришел в себя, оказавшись в своей светлой ванной комнате.

– Курносик… – Я взглянул на насторожившегося Пса. – Значит, это правда…

Чушь, которую я нес, уже не казалась мне смешной. Разве все это нереально? Перевернутый труп соседки, шаги в заброшенной квартире, странный мужчина, выбросившийся из окна. Что из этого – чушь? Ничего! Это действительно происходит здесь и сейчас!

Я поспешил в зал, нашел в кармане брюк, сложенных на кресле, визитку мужчины в очках и набрал его номер. Несколько гудков – и включился автоответчик: «Я сейчас не могу подойти к телефону. Оставьте свое сообщение, и я вам обязательно перезвоню».

Раздался длинный гудок.

– А… Добрый вечер. Это я… Я живу под сорок седьмой квартирой, если помните. Вы дали мне свою визитку и попросили позвонить, если услышу что-нибудь странное. Вот сейчас там кто-то ходит. Вернее, ходил, а сейчас прыгает. В ванной. Как мы и говорили. Вот послушайте. – Я подбежал к двери и вытянул руку ближе к потолку. Прыжки продолжались. – Вот так уже долгое время. Может, это и есть тот самый Курносик? Или кто-нибудь еще, не знаю… Прошу прощения за поздний звонок.

«Тот, кто живет под сорок седьмой… Что ты несешь?» Я сжал лицо ладонями. Лоб кипел, к коже было больно прикасаться, голова кружилась, по шее ручьем тек пот.

«Почему, когда вы нужны, вас нет? Не можете подойти к телефону, не можете вовремя приехать… «Звоните в любое время». Это время только что настало».

Курносик продолжал прыгать, не смущаясь, что его слышит полдома. Он, кажется, настолько втянулся в свою игру, что и не собирался успокаиваться. Я сжал скулы и почувствовал, как волна злости накрывает меня с головой. Неожиданно для себя я схватил швабру и изо всей силы треснул по потолку.

– Хватит! – заорал я. – Хватит прыгать, ублюдок! Хватит играть со мной, сука! – Я был на грани срыва. Руки тряслись, в голосе появился новый хрип, который раздирал горло. – Найди себе другую игрушку, тварь! Мне наплевать, Курносик ты, мертвая бабка или вонючий бомж, просто заглохни, скотина! – Я без передышки стал лупить шваброй по потолку с такой силой, что посыпалась штукатурка. – За-ткнись, су-ка!!! За-ткнись, дол-ба-ный у-род!!!

Прыжки прекратились.

Вне себя от ярости, я решил шагнуть навстречу своему страху. Я не мог больше бегать от него. Вооружившись шваброй, ножом и фонариком, я открыл входную дверь. Часы над телевизором показывали ровно час ночи.

– Ну, мразь, я тебе сейчас объясню, кто из нас жертва! – сказал я негромко и шагнул в темный подъезд. – Все уже спят, так что не ори.

Свет из квартиры заливал часть лестницы, ведущей вверх. Оставив дверь открытой, я прислушался: дождь и ветер продолжали хлестать в стекла, но, кроме них и моего еле слышного дыхания, не было слышно ничего. Погрузившись в разлетающееся эхо мрачного подъезда, я включил фонарик и ткнул тусклым кружочком света в сторону лестничной площадки. Медленно, оглядываясь по сторонам, как в дешевых фильмах ужасов, я поднялся на несколько ступенек и, встав на цыпочки, впился глазами в дверь с еле заметным номером «47». Тусклый свет фонарика рассеивался через пару метров и почти ничего не освещал. Пришлось подняться еще, чтобы увидеть всю дверь в про́клятую квартиру.

Семь или восемь ступенек отделяли меня от места преступления. Чем ближе я подбирался, тем сильнее становился страх внутри. Безудержная смелость таяла на глазах, а желание вернуться домой, наоборот, росло. Лишь упрямство и принципиальность толкали меня вперед.

Дверной проем был увешан опечатывающими лентами. Каждая была порвана аккурат по контуру двери. Бумага свисала, как бинты с мумии. Дверь была приоткрыта, и при виде черной щели меня передернуло. Пот катился градом, сердце неслось вскачь, но я упрямо поднимался. Мне хотелось заорать и ворваться туда, снося все на своем пути. Так намного легче, чем красться, вслушиваясь в собственные мысли. Но остатки здравого смысла не позволяли потерять голову.

Я подошел к квартире. Гнилостный, сырой запах проник в мои ноздри и усилил тошноту. Стараясь не шуметь, я выставил руку с ножом вперед, а шваброй слегка толкнул дверь.

«Как гребаный Дон Кихот, сражающийся с мельницами! Видел бы меня кто-нибудь сейчас – в тапочках, в халате и в позе мушкетера, тыкающим в дверь шваброй, словно шпагой…»

Эта мысль меня рассмешила. И чем больше я старался не издавать никаких звуков, тем смешнее мне становилось. Я всхлипывал, стиснув зубы, осознавая, что это начало истерики.

Заходить внутрь я не планировал, хотел лишь стукнуть в дверь и высказать пару ласковых, что немедленно и сделал. От удара дверь распахнулась, и скрип разлетелся по всему подъезду, подпрыгивая дилэем по перилам. Из квартиры пахну́ло сильнее. Я скривился и попятился назад, боясь выпустить из поля зрения черную дыру дверного проема… И вдруг страх ледяным потоком прокатился по мне от макушки до пят, оставляя за собой покалывание вдоль позвоночника. В темном подъезде раздался тихий всхлип ребенка. Кровь отхлынула от моего лица и пальцев. Судорожно сжав рукоятку ножа, я замер. Вспышки молнии освещали стены сквозь окошки лестничных площадок, а гром заглушал все остальные звуки. Но вот грохот прекратился. Еле слышный всхлип повторился, и страх нахлынул с новой силой, делая меня еще медленнее, еще слабее.

Где-то рядом плакал ребенок – не грудной младенец, но очень юный. Звук исходил не из квартиры, перед которой я стоял, а откуда-то сверху. Я медленно поднялся еще на несколько ступенек вверх, оставляя за спиной открытую дверь; не она сейчас меня пугала. Звук становился яснее и уже не казался призрачным. Крадучись, держась подальше от перил, я сделал еще несколько шагов. Сердце от страха увеличилось в объеме и начало колотиться о ребра.

Я был на два этажа выше своей квартиры и понимал, что обратно бежать уже не один пролет. Фонарик почти сдох, а глаза никак не привыкали к темноте, поскольку вспышки молний слишком ярко освещали загаженные стены подъезда. Во мраке угадывались лишь очертания дверей, которые я видел впервые за годы жизни в этом доме.

«Одна из этих квартир – того парня, что выбросился из окна», – проскользнула мысль.

И снова всхлип, теперь уже настолько близко, что я остановился. В этот же момент яркая вспышка заполонила все белесым светом, на мгновение разогнав темноту вокруг. Через секунду подъезд вновь погрузился во мрак, но я успел увидеть, что в паре метров от меня, в углу между входными дверями лицом к стене стоял ребенок. За пару секунд я рассмотрел его полностью. Возможно, это был и не человек, потому что выглядел он до уродства неестественно: большая лысая голова, истощенное голое тело, скрюченные плечи и спина, торчащие суставы и ребра… При коротком туловище и слишком высокой талии его конечности были длиннее, чем у обычного человека. Тонкие, как лапша, руки заканчивались слишком массивными кистями, а колени касались друг друга и придавали ногам форму буквы «икс». Он стоял в углу, словно наказанное дитя, и плакал. Я же оцепенел настолько, что не мог даже вдохнуть. И в голове бегущей строкой снова промелькнула кровавая надпись на старом зеркале.

Всхлипы прекратились. Он заметил меня. И его голова медленно начала поворачиваться в мою сторону. Не став дожидаться, когда он полностью обернется, я как ужаленный подпрыгнул на месте и, не замечая ступенек, слетел вниз на свой этаж. Не помня себя, вбежал в квартиру и захлопнул дверь, суетливо закрывая ее на все замки. В глазах потемнело. Я рухнул на пол. Все тело пульсировало, руки и ноги обессилели. К горлу резко подкатило, и меня вырвало прямо на ботинки.

02:10

Ночь только начинается.

Мое состояние ухудшилось: невозможная слабость, головокружение, виски и затылок раскалываются, а глаза готовы вылезти из орбит. Носоглотка забита. Тело ломит, словно на нем нет живого места. Выкручивает ноги и руки. Скорее всего, у меня высокая температура, но градусника нет, так что можно лишь догадываться. Тошнота то подкатывает, то чуть отступает, но не уходит уже несколько часов. Не могу отключиться, постоянно подхожу к двери и прислушиваюсь. Вот уже почти час, как не было никаких звуков сверху, но я не могу расслабиться, так как чувствую, что он за дверью, и волосы от этого встают дыбом. К счастью, не видел его лица, иначе, думаю, мне было бы еще хуже. Я слишком впечатлителен; мне достаточно было увидеть его со спины, чтобы отныне не уснуть спокойно.

За окном бушует стихия. Ветер и дождь сошли с ума, а молния и гром бьют так часто, что я уже перестал вздрагивать и привык к ним. Пес зарылся где-то под диваном и не показывает носа, но это и к лучшему: мне сейчас совсем не до него.

Десять минут назад случилось самое неуместное, что могло произойти в такой момент: опять отключилось электричество. Все как по писаному: через дорогу большое дерево упало прямо на какие-то провода, видимо, пострадала наша линия. Во всяком случае, дело не в моей квартире и даже не во всем доме – в целом районе нет света. В темноте не разглядеть даже верхушки домов – все слилось в сплошное черное месиво из мусора и дождя.

2:47

Сижу на кухне. Нашел две свечи, одна стоит рядом, вторая – на журнальном столике в зале. Боюсь ходить по квартире. Хочется в туалет, но пока терплю: нет желания идти в ванную.

3:00

Пришло смс.

Я не спеша вышел в зал и заглянул в мобильный телефон. Новое сообщение с того же номера:

«Ну, как тебе в темноте?»

Я не хотел отвечать, у меня не было сил ни писать, ни думать.

«Теперь ты можешь понять меня. Я все это время в кромешной тьме. Но скоро…»

Я не отвечал.

«Совсем скоро мы встретимся».

Я держал телефон в руке, но смотрел сквозь него. Все мои мысли были у входной двери. Я все еще чувствовал за ней присутствие Курносика. Я представлял, как он стоит там и просто ждет.

И снова смс:

«Так скучаю по тебе. Мы давно не виделись, но время настало, и я приду к тебе сегодня».

Как только я дочитал последнее сообщение, телефон зазвонил. Я вздрогнул и выронил его из рук. Звонок прекратился, но через секунду зазвонил снова.

– Да. Слушаю, – произнес я осипшим голосом.

Мне ответил женский шепот:

– Я приду, как только догорят эти две свечи. – И гудки.

Глядя в пустоту, чувствуя, что надвигается что-то необратимое, я окончательно убедился, что это была Она. Теперь я не мог спутать и поверил. Свеча наполовину сгорела, а значит, до нашей встречи осталось не больше двух часов.

Я встал с дивана и успел сделать только шаг, как кто-то позвонил в дверь: отрывистый звонок – и тишина. Взял свечу, еле справляясь с головокружением и мощным сердцебиением, подошел к входной двери и приложил к ней ухо. За дверью кто-то был, доносилось шаркание и кряхтение. Я посмотрел в глазок, хотя в темноте это не имело смысла.

– Кто там?

В ответ – снова резкий звонок в дверь. Оглушительно громкий, словно в барабанную перепонку резко воткнули иглу.

– Что тебе нужно? – выкрикнул я, еле совладав со страхом. Рядом с замочной скважиной раздался заливистый детский смех.

Я отдернулся от двери и застыл. Смех и шлепки босых ног отдалялись – Курносик побежал наверх.

Прямо над моей головой заскрипела дверь в сорок седьмую квартиру, и топот продолжился уже в ней.

Он бегал по комнатам, не останавливаясь, словно бешеный, сорвавшийся с цепи зверь: зал, кухня, ванная, спальня… А я стоял в коридоре и, запрокинув голову, следил за его перемещениями. Шаги в квартире прекратились, и вновь послышались приближающиеся шлепки по ступенькам. Перед моей дверью он остановился. Теперь я слышал дыхание – тяжелое и сиплое, словно старый человек пробежал кросс и решил отдышаться. Я ждал звонка, но раздался удар в дверь – сильный, словно стукнули всем телом. И снова отдаляющиеся шаги в сопровождении диких воплей. Такие звуки издают дети, когда играют в догонялки. Взрослый идиотским голосом кричит: «Догоню, догоню!» – а ребенок начинает пищать, выражая одновременно испуг и блаженство.

Он снова поднялся на этаж выше. Теперь, бегая по злосчастной квартире, Курносик сносил все на своем пути. Были слышны глухие удары вперемежку со звяканьем металла. Затем в зале грохнулось что-то тяжелое, на кухне на пол снова полетели кастрюли…

Я сел на диван и закрыл уши ладонями. Эта истеричная игра сводила меня с ума. Я не знал, что делать, но сидеть и слушать все это было невозможно. Незаметно для себя начал раскачиваться. Мне захотелось оказаться в детстве, в своей люльке, и чтобы на мой крик пришла мама и взяла меня на руки, защищая от кошмаров, притаившихся в темной спальне. Захотелось уснуть в кровати вместе с мамой и папой, прямо между ними, при свете тусклого ночника в виде свечи на тумбочке.

4:47

Меня сильно знобит. Все так же кружится голова и тошнит. Свечи почти догорели. Остались маленькие огарки с расплавленными краями. Света становится все меньше, хотя ночь еще не на исходе.

Почему-то не могу смотреть на стены – плывет картинка. Несколько раз было ощущение, что потолок стал ниже и все вокруг ходит волнами. Но я уже научился с этим бороться: достаточно зажмуриться и тряхнуть головой. Это больно, но на некоторое время помогает.

Курносик притих. Он все еще наверху, но пока только ходит иногда. А если и подбегал к моей двери, то не звонил и не стучал.

Днем я бы выбежал к чертовой матери из квартиры, несмотря на дождь, и не вернулся бы сюда никогда. Но сейчас глубокая ночь, и за дверью – он. К тому же мне некуда идти и некому звонить.

Сижу на диване. Тусклый свет пляшет по журнальному столику, почти не освещая ничего вокруг. Скоро догорят свечи, и я останусь в полной темноте.

5:00

Вспомнил, что хотелось в туалет. Взяв себя в руки и запахнув халат, я направился в ванную комнату. Мне стоило больших усилий пройти по темному коридору, не оглядываясь. Сзади был дверной проем в зал, где недавно кричала жуткая девочка из сомнительного сна. Сбоку входная дверь, за которой играл Курносик, а прямо передо мной – ванная, над которой я нашел труп старухи соседки. Куда ни глянь, любое направление имело свою кошмарную историю в моей памяти.

С горем пополам я справился с задачей, постоянно оглядываясь на дверь. Тихонько выйдя из ванной, снова проверил внутренние замки. Они были закрыты. Я сделал шаг в сторону зала и увидел в дверном проеме Пса – темный силуэт на фоне тусклого, мерцающего света догорающей свечи. Мои нервы были на пределе, и я вскрикнул:

– Господи! Пес, что ты вдруг появился?!

Собака не сдвинулась с места. Она стояла как вкопанная, широко расставив лапы, и казалась еще более коренастой.

– Ну что? Иди сюда! – Я с трудом улыбнулся; высохшая кожа вокруг рта потрескалась.

Собака стояла неподвижно. Я вытянул руку вперед и шагнул к ней. Пес зарычал. Я резко убрал руку.

– Ты с ума сошел? Это же я!

Пес зарычал громче, предупреждая меня, что настроен серьезно. Я остановился.

Свеча горела слишком тускло, чтобы можно было увидеть глаза собаки, но на помощь снова пришла молния. Сначала я не понял, что с животным не так. Присмотревшись внимательнее, я не поверил своим глазам: голова собаки была перевернута, как будто ей сломали шею и закрепили голову вверх тормашками. Лоб и глаза были внизу, верхняя губа отвисла, обнажив клыки и десны, а уши почти касались пола, свисая по бокам. Стены снова поплыли волнами, а потолок стал медленно опускаться. Я вновь крепко зажмурился, тряхнул головой и открыл глаза. Картинка стала мутной, словно зрачки покрыла пелена. Пес все так же тихо рычал, приподняв загривок, и его перевернутая морда была направлена в мою сторону. Черные глаза смотрели на меня не отрываясь.

Я шагнул назад. Пес, последний оплот моего одиночества, готов был напасть на меня в любую секунду. Никогда еще я не был настолько уязвим.

«Может ли кто-нибудь понять, как мне страшно? Может ли кто-нибудь помочь мне сейчас?» Я сполз по стене на корточки. Огромная пропасть из ужаса возникла между мной и миром, и в этой пустоте я потерялся.

Стены снова поплыли перед глазами. Я попытался успокоить сердцебиение размеренным дыханием, и, не в силах больше справляться с эмоциями, зарыдал.

Мне не было жаль себя, просто физические и душевные силы покидали меня. Даже после Ее гибели я не испытывал такой смертельной усталости.

Не знаю, сколько прошло времени. Мой мобильный телефон в гостиной, а разглядеть время на часах над телевизором не получалось – слишком темно. К тому же для этого нужно было подойти ближе к дверному проему, в котором неподвижно стоял зверь, теперь не имевший ничего общего с той собакой, которую я нес на руках, защищая от дождя.

Огонек свечи заплясал на стенах. Не прошло и минуты, как квартира погрузилась в темноту. Я сидел на корточках в коридоре, опираясь о стену. Справа от меня была ванная, слева – входная дверь. Я слышал дождь, рычание собаки и свое дыхание. Все мое тело было мокрым, по лицу ручьями стекал пот, капая с подбородка на пол, а я просто ждал, когда все это прекратится. Ждал рассвета.

В подъезде раздались шаркающие шаги. Они медленно приблизились и стихли перед моей дверью. Я повернул голову и уставился в темноту. В дверь позвонили. Сердце снова заколотилось. Звонок повторился, но я молчал. Подождав немного, кто-то за дверью снова нажал на звонок, но более настойчиво, несколько раз подряд.

– Кто там? – срывающимся голосом спросил я.

– Доброй ночи.

– Кто это? – выпалил я быстро. От спазма мой голос снова казался ниже.

– Это я. Можете открыть на минуточку?

Я вскочил на ноги. Все мое тело напряглось. Это был голос соседки из сорок седьмой квартиры. Голос старухи, чей труп я видел своими глазами пять дней назад! Мои глаза забегали по еле заметным контурам стен коридора.

– Вы из какой квартиры? – в надежде ошибиться в своих догадках, бросил я.

– Неужели не узнали? – Она рассмеялась безобидным старушечьим хохотком. – Я живу прямо над вами. Откройте, пожалуйста.

Я еще дальше отпрянул от двери и прижался к стене.

– Вы… Вы не можете быть из сорок седьмой!

– Ну как же, я там давно живу. Задолго до того, как вы переехали сюда со своей супругой. Кстати, недавно общалась с ней. Такая милая девочка! Надо же, почему вы раньше не познакомили нас?

– Вы не могли с ней познакомиться!!! – Пот градом стекал по моему лицу.

– Ну почему же? Как видите, познакомились. Несчастная девочка, как она скучает по вас… Мы с ней о вас только и говорим. Ну, знаете, женщины любят посплетничать! – Она снова засмеялась.

В который раз я зажмурил глаза и через боль энергично потряс головой.

«Я не должен все это слушать. Это такой же бред, как и плывущие стены».

– Вовсе не бред, я ваша соседка! – Она словно подслушала мои мысли. – Кстати, как вам пирожки?

В голове промелькнули тушки кошек, развешанных на бельевой веревке над ванной.

– Я видел вас в воскресенье!!! Вы не можете быть сейчас здесь!!! – закричал я.

– Ой, мне так неловко… Я была совсем не в форме. У меня был непростой день тогда. Но сейчас все в порядке, я словно порхаю! – Она зашаркала по площадке в ритме вальса, напевая «раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…»

– Хватит!!! – Я заорал и стукнул кулаком по двери. – Хватит сводить меня с ума!!! Что вы от меня хотите?!

Старуха смеялась и продолжала танцевать за дверью:

– Раз-два-три, раз-два-три… Обожаю вальс! А вы любите? Раз-два-три…

– Чего вы все хотите от меня?! – Я сбавил тон и прижался лбом к двери.

– Ой… – Она остановилась. – Надо же, даже нет одышки! Прекрасный вальс!.. Так как вам пирожки?

– Господи, что творится? Что творится? – Мои слова больше были похожи на стон. – Что происходит?

– А разве что-то происходит? Разве что-то плохое? – улыбаясь, воскликнула она.

«Господи, что со мной?» – Мысли сталкивались друг с дружкой, бегая в истерике по лабиринтам уставшего мозга.

– Вы думаете, ОН знает, что с вами происходит? – Она залилась смехом. – Не стоит так льстить себе, молодой человек. ОН и понятия не имеет о вашем существовании. ОН есть любовь, только и всего! Ваша любовь и есть ваш Бог! Вот я, например, люблю вальс! – И снова зашаркала тапочками по кафельному полу. – Раз-два-три, раз-два-три… Так что открывайте дверь и включайте музыку! Давайте танцевать! Раз-два-три, раз-два-три… Сегодня праздник! Вы знаете об этом?

Я стоял, опершись о дверь кулаками.

Она продолжала:

– Сегодня ночь начала встреч! Надеюсь, вы подготовились к этому, юноша!

Я истерично рассмеялся:

– И вот наконец-то мы встретились!

– Не мы, а вы! Я лишь танцую вальс! Ваша суженая будет с минуты на минуту, а вы не впускаете гостей… Ай-яй-яй, неужели вам кто-то испортил настроение? – Она остановилась и прильнула к двери – ее голос стал слышен отчетливее. – Это он вам испортил его?

– Кто «он»? – Выдавил я из себя.

– Ай-ай-ай, плохой мальчик! Пожалуйста, не обижайтесь на него, ему лишь бы поиграться! Он так это любит!

– Кто «он»? – повторил я.

– Курносик. Он все-таки играл с вами… Ну, надо же, стоит мне отлучиться из дома на несколько дней, как этот дрянной мальчишка ссорится с соседями!

Я снова засмеялся в голос, бормоча под нос:

– «Отлучиться на несколько дней», какая интересная версия…

– Меня не было меньше недели, но теперь я дома. – Она с облегчением выдохнула. – Теперь я буду приходить к вам в гости, приносить пирожки! Могу научить вас вальсу! Вы от меня так просто не отделаетесь. – И снова смех, не агрессивный, не злорадный. Она искренне радовалась своему присутствию здесь и, очевидно, совершенно не осознавала, что уже мертва.

– Нет, спасибо, не нужно вальса и пирожков. Оставьте меня в покое, пожалуйста, – спокойно, почти хладнокровно произнес я.

– Бедный мальчик… Он и вас напугал? Вот же беспокойный, ай-ай-ай… Не стоит его бояться, он милый. С ним просто нужно играть. – Она слегка толкнула дверь. – Ну, так что? Открывайте гостям! Сколько можно на пороге говорить?

В проеме не было собаки, и я, оглядевшись, медленно побрел в комнату, оставив соседку наедине с самой собой. Заглянул в гостиную – никого. Лишь почувствовал, что здесь очень прохладно. Я плотнее запахнул халат и перешел в зал. Первое, что бросилось в глаза, – это тюль, который развевался на ветру. Я оскалился, но глаза испуганно ощупывали темные, плавающие стены.

Оглядываясь, чтобы не пропустить появление собаки, я подошел к окну и закрыл почему-то открывшуюся форточку. Подоконник был мокрым от дождя, на полу лежали несколько листьев и мелких веток.

В дверь снова позвонили, и на фоне относительной тишины каждый перелив дверного звонка казался шприцем, безжалостно вливающим в мои вены большую дозу адреналина.

– Я не открою!!! – крикнул я. – Хватит звонить!!!

Старушка за дверью засмеялась:

– Если мы нашли дорогу домой, неужели мы не найдем возможности зайти к вам для ночных встреч? Вы такой смешной и упрямый молодой человек! Ох, мужчины… Ищешь пути к вам, а вы лишь сопротивляетесь, ай-ай-ай…

– Уходите, прошу вас!!! – Я все еще пытался не поддаваться истерике.

– Надо же, как холодно у вас в квартире, молодой человек.

– Открылась форточка, – тихо пробубнил я, пытаясь успокоиться. – Просто открылась форточка.

– Вот гаденыш, нашел-таки путь! Вот сорванец!

– Какой путь? Кто нашел?!

– Курносик уже у вас, он не впервые через окно приходит! Не вы первый, не вы последний, – ухмыльнулась старуха. – Теперь он сам не уйдет. Откройте дверь, со мной он будет спокоен, а иначе начнет играть с вами. Не думаю, что вы к этому готовы!

– Никого здесь нет! Никакого Курносика!

– Вы ошибаетесь.

Я посмотрел по сторонам:

– Никакого Курносика! Прекратите!

Старуха замолчала, а я остановился посреди темного зала, расслышав сквозь шум дождя за окном знакомые всхлипы прямо у себя за спиной.

Мельчайшие волоски встали дыбом на моих руках. Я застыл на месте.

Это был Курносик, здесь, в моей квартире. Как и в первый раз, он был ко мне спиной, только теперь в углу рядом с телевизором, и плакал, неуверенно стоя на своих тощих ножках с торчащими суставами. Он напоминал уродливую куклу, которую подергивал за ниточки невидимый кукловод.

Я сделал шаг назад и задел ногой журнальный столик. Курносик сразу прекратил хныкать и затих. А я продолжал пятиться, понимая, что скоро начнется игра. В подъезде снова раздался хохот соседки, но на сей раз с явственными нотками издевки и маниакального ликования. Она смеялась во весь голос, от всей отсутствующей в ее мертвом теле души. Напускное добродушие испарилось, обнажив злорадство живого трупа, который остервенело дергал ручку двери и назойливо звонил. Я больше не мог контролировать себя и, издав неестественный, глухой вопль, больше похожий на рвотный позыв, метнулся назад. Споткнувшись о журнальный столик, я упал, ударился головой о подлокотник дивана, вскочил и, задыхаясь от ужаса, вбежал в спальню, захлопнув за собой дверь. Не раздумывая, я вцепился в двухстворчатый шифоньер и потащил его на себя сантиметр за сантиметром, закрывая им дверь. Дотащив его до середины, забежал с другой стороны и рывком полностью перекрыл им проход. Обессиленный, я рухнул на пол, и слезы вновь хлынули из глаз. Я закричал что есть мочи, не думая о том, что меня слышит весь дом и что на самом деле было бы неплохо, если бы меня все-таки услышали. Крик сам рвался из груди. Я вдруг перестал узнавать самого себя. Утопая в слезах, я почувствовал, что свободен, что дошел до черты и дальше нет смысла держаться. Я понял, что прикоснулся к миру, где все не так, где нет правил и где все, что я знал, не имеет значения. Где ужас наступает не от последствий, а от предвкушения. Я вдруг осознал, что мир – это зеркало, в котором мы видим только себя и то, что позади нас. И небо, и города, и люди вокруг – это всего лишь отражение, гигантское, но хрупкое зеркало, в котором детально можно разглядеть свое существование, все, чего ты достиг и заслужил, все, что отражается в нем. И люди, которые нам встречаются, беды, которые происходят с нами, – это не что иное, как отражение личного мира. Это доказательство того, что все твое будущее – всего лишь твое настоящее, выросшее из твоего прошлого. Оглянись по сторонам! Сейчас ты смотришь в зеркало, ибо твой мир – это ты сам и то, что произошло с тобой.

Мое зеркало дало трещину. В нем стали исчезать люди. В нем пасмурное небо и однотипные будни. В нем все больше и больше пустых событий, не делающих мою жизнь ярче. В нем я не вижу человека, которого любил, люблю и буду любить всегда. Именно таким я сделал свой мир и, затерявшись в этом зазеркалье, я искал другое отражение, в котором хотел найти иную жизнь, но я заглянул не в то зеркало двадцать второго сентября. Оно было старое, позеленевшее от плесени, с надписью: «Курносик». И сейчас я вижу чужую жизнь, которая давно сгнила и, словно зараза, проникла в мою, сожрав ее изнутри. Есть ли еще шанс что-то исправить? А может, просто разбить его на мелкие осколки?

Я громко смеялся и плакал одновременно – уже не от страха, а оттого, что все свои тридцать три года не понимал простой истины, не видел ничего дальше собственного носа. И только когда мое зеркало вздулось и пошло трещинами, я вдруг понял, куда смотрю.