Если рассуждать об обстоятельствах, определивших историческую судьбу и лицо Нью-Йорка в наибольшей мере, то это, конечно же, его география. Нью-Йорк в первую очередь – город-порт, причем порт всемирного значения. Со дня своего основания для миллионов эмигрантов из Старого света он виделся воротами в «дивный новый мир». Но не будем забывать, что меньше ста лет назад для путешественников не было иного способа попасть в Нью-Йорк, кроме как пересечь Атлантику на океанском лайнере. После пяти с лишним дней пути через водную пустыню выплывавший из-за горизонта Нью-Йорк казался им сказочным оазисом – если не миражом. В одной из глав своей книги «Одноэтажная Америка», написанной по впечатлениям от американского вояжа 1935 года, Илья Ильф и Евгений Петров так описывают встречу с ним:

«Берега еще не было видно, а нью-йоркские небоскребы уже подымались прямо из воды, как спокойные столбы дыма. Это поразительный контраст – после пустоты океана вдруг сразу самый большой город в мире. В солнечном дыму смутно блестели стальные грани стадвухэтажного «Импайр Стейт Билдинг». За кормой «Нормандии» кружились чайки. Четыре маленьких могучих буксира стали поворачивать непомерное тело корабля, подтягивая и подталкивая его к гавани. Слева по борту обозначалась небольшая зеленая статуя Свободы. Потом она почему-то оказалась справа. Нас поворачивали, и город поворачивался вокруг нас, показываясь нам то одной, то другой стороной. Наконец, он стал на свое место, невозможно большой, гремящий, еще совсем непонятный».

Первыми пассажирами судов, направлявшихся из Европы в Нью-Йорк, были тысячи и тысячи эмигрантов. Слава о мягком климате и плодородных почвах здешних мест быстро докатилась до Европы, но отнюдь не все переселенцы стремились в Америку за хлебом насущным. Кто-то мечтал свободно исповедовать свою религию, а кто-то бежал от чумы и войн; одни искали возможность разбогатеть, другие скрывались от долгов и тюрьмы. Словом, у всех были свои резоны начать жизнь с нуля, но всех этих людей объединяло одно: им было нечего терять. И эта решимость перебороть судьбу и добиться успеха, пусть даже ценой собственной жизни, определила дух Нью-Йорка на столетия вперед.

Если у Нью-Йорка и есть свой гений места, то это дух первенства. «Быстрее, дороже, выше, больше, ярче, сильнее, беспощаднее… Не отставай, не сдавайся! В жизни нет предела, кроме предела сил и отпущенного судьбою срока…» – слышалось эхом в топоте конок, в гудках многопалубных лайнеров, в гулких ударах молотов по клепкам стальных балок… Четыре века истории Нью-Йорка – это череда событий, масштабных и ординарных, каждое из которых, как уверенное движение руки скульптора, лепило его сегодняшний облик.

Борография

В наши дни Нью-Йорк состоит из пяти районов – Манхэттена, Бруклина, Бронкса, Квинса и Статен-Айленда. По-английски районы Нью-Йорка называются «boroughs» – буквально, «городские поселения», и это довольно точно отражает их статус внутри мегаполиса: каждый из них полуавтономен, имеет собственного мэра и «городскую» администрацию. Доходит до того, что многие ньюйоркцы в своих почтовых адресах в графе «город» пишут название своего района, потому что считают, что «Нью-Йорк» – это слишком расплывчато, примерно как «на деревню дедушке». И выходит «Bronx, NY» или «Brooklyn, NY». С Квинсом все еще запутаннее: из-за того, что Квинс как район был образован фактически в момент слияния с Нью-Йорком, а до этого существовал в виде множества самостоятельных маленьких городков, почтовые адреса в Квинсе по столетней инерции указывают в качестве населенного пункта не Queens (как должно быть по логике), а «Flushing, NY» или «Jamaica, NY» и так далее.

Коренные ньюйоркцы, за редким исключением, – искренние патриоты своих районов. Даже если движение вверх по социальной лестнице позволило им переехать в neighborhood побогаче, ньюйоркец, живущий, к примеру, в открыточном районе Морнингсайд Хайтс (Morningside Heights), непременно расскажет вам о том, что родился и провел детство в Южном Бронксе (South Bronx). Здесь не принято стесняться своих корней, особенно если всей своей биографией ты иллюстрируешь американскую мечту в действии.

Кстати, вполне возможно, что Фрэнк Синатра, один из главных патриотов Большого яблока, исполняя всем известные строчки «…it’s up to you New York, New York!», повторял «Нью-Йорк» дважды не для красоты и не в расчете на непонятливость публики, а как бы называя свой город полным именем – буквально, «город Нью-Йорк, расположенный в штате Нью-Йорк».

Манхэттен (Manhattan)

Манхэттен, самый густонаселенный и богатый из районов Нью-Йорка, со всех сторон окружен водой – стало быть, это настоящий остров, хотя из-за своих немалых размеров (19 км в длину и 5 км в ширину) он таковым не воспринимается. С востока его омывает Ист-Ривер, с запада – Гудзон, с юга – Гарлем-Ривер, а с севера – Нью-Йоркская бухта Атлантического океана. Интересно, что, несмотря на названия, East river и Harlem river – никакие не реки, а соленые приливноотливные проливы с очень сильными и постоянно меняющимися течениями. Практичные ньюйоркцы сейчас вовсю занимаются внедрением проекта, призванного использовать энергию движения воды в Ист-Ривер для выработки электричества: совсем скоро под водой установят 30 турбин, которые начнут вырабатывать свои первые киловатты уже в будущем году.

Во времена первых поселенцев Манхэттен был изрезан вдоль и поперек ручьями и речушками. Прибывшим сюда голландцам его ландшафт показался идеальным для построения Нового Амстердама – реплики Амстердама европейского, с его каналами, мостами и шлюзами. Но их планам не суждено было сбыться: ручьи были быстро замусорены, а кишевшие рыбой пруды безнадежно испорчены кожевенными мастерскими и скотобойнями, поэтому в какой-то момент большинство из них пришлось засыпать. К тому же они оказались ужасной помехой для осуществления Генерального плана развития Нью-Йорка, принятого в 1811 году. По плану новые районы города должны были строиться по сетке, в которую текущие как заблагорассудится речушки никак не вписывались.

Зато теперь, благодаря своему сетчатому устройству, Нью-Йорк выше 14-й улицы – один из самых понятных и простых для ориентирования городов мира. «С юга на север идут авеню, с востока на запад – стриты», – в этой строчке Маяковского по большому счету содержится вся информация, которую нужно знать о ландшафтной организации Манхэттена.

Пятая авеню – ось симметрии Манхэттена, его «нулевой меридиан»: все улицы к востоку от нее снабжены приставкой «East», а все к западу – «West». Номер дома показывает, насколько он удален от Пятой авеню: дома между Пятой и Шестой авеню имеют двузначные номера, между Шестой и Седьмой стоят дома под номерами от 100 до 199, потом 200 и 299 и так далее. Исключение – восток; здесь нумерация идет сначала с шагом в две авеню: дома под номерами от 1 до 99 стоят между Пятой и Парк авеню, под номерами от 100 до 199 в промежутке от Парк до Третьей авеню, а дальше уже по порядку. Поэтому если адрес звучит как «483 West 16th Street», можно прикинуть, что нужный вам дом находится в пятом квартале к западу от Пятой авеню – то есть между Девятой и Десятой авеню.

При всей структурированности манхэттенская сетка далека от идеала, если за идеал брать шахматную доску или тетрадный листочек в клеточку. Самая предсказуемая часть города – это мидтаун между 34-й и 59-й улицами, выше и ниже которого начинаются неожиданности: «именные» улицы в манхэттенском Даунтауне, авеню, сбивающиеся с цифр на названия к западу от Центрального парка и на буквы на нижнем Ист-Сайде, и кривой Бродвей, перерезающий Манхэттен под весьма странным углом. Ну, и мои искренние соболезнования всем, кто попытается отыскать Четвертую авеню между Третьей и Пятой: так вышло, что ее место занимают три «неформатных» авеню – Madison, Park и Lexington. А огрызочек Четвертой авеню длиной всего в шесть кварталов затерялся где-то в даунтауне, служа напоминанием о том, что не все в манхэттенской топографии так стройно и гладко, как кажется на первый взгляд. И чтобы окончательно взорвать вам мозг, сообщу по секрету, что на острове есть «Авеню 6½», о существовании которой знают далеко не все коренные манхэттенцы. Несмотря на несерьезное название (звучит, как платформа 9¾ из книг про Гарри Поттера, правда?), это самая настоящая авеню – только очень коротенькая и сугубо пешеходная. Буквально несколько лет назад ее организовали между Шестой и Седьмой авеню на участке от 51-й до 57-й улицы, соединив в сплошную пешеходную зону внутренние дворики, аркады и переулки.

Дома в Нью-Йорке нумеруются привычным для нас способом: четные по южной стороне, а нечетные – по северной, хотя и здесь случаются исключения. Для удобства навигации постарайтесь запомнить, что по четным улицам Манхэттена машины движутся на восток, а по нечетным – на запад. Это знание помогает быстрее сориентироваться, когда выскакиваешь из подземки на оживленном перекрестке, не понимая, где верх, где низ, где восток, где запад. Я запомнила так: «НЗ – Неприкосновенный Запас – Нечетные на Запад». Смотришь на табличку с номером улицы, затем – в какую сторону движутся машины, и стороны света тут же встают на свои места без карты и компаса.

Еще Манхэттен подарил миру множество смешных топонимов: названия многих городских микрорайонов по прихоти копирайтеров переродились в названия марок машин, ночных клубов, дорогих ресторанов и прочих гламурных заведений по всему миру. Взять, к примеру, Сохо, Нолиту или Трайбеку. Кто они, собственно, такие? Первое – название района к югу от улицы Хаустон (SOuth of HOuston), Nolita – акроним, означающая всего лишь NOrth of LIttle ITAly, а Трайбека – это и вовсе заурядный «треугольник за Канал-стрит» (TRiangle Behind CAnal).

Многочисленные мосты и тоннели собирают Нью-Йорк воедино вокруг Манхэттена, распухающего по рабочим дням до 13 миллионов человек, из которых лишь полтора живут здесь постоянно. Как муравейник, Манхэттен практически круглые сутки кишит людьми, спешащими по своим делам. У каждого своя тропа, свой выверенный маршрут, и то, что кажется на первый взгляд хаотичным броуновским движением, оказывается на поверку работой, подчиненной одной, общей для всех цели – доказать себе и всем вокруг: «я сумел не затеряться в столице мира, я добился успеха, а значит, я чего-то стою».

Бруклин (Brooklyn)

К востоку от Манхэттена, на правом берегу Ист-Ривер, раскинулись Бруклин и Квинс – районы, заслуживающие отдельного путеводителя. Это совершенно другие миры, со своим укладом жизни и течением времени. Те годы, когда ньюйоркцы смотрели на жителей Бруклина как на «недо-манхэттенцев», уже прошли; помните знаменитую фразу Саманты из «Секса в большом городе», которая, поежившись от предложения навестить подругу, перебравшуюся на другую сторону реки, ответила «It’s in Brooklyn. I don’t do borough»? (Это в Бруклине. Я на окраины не езжу.) Сейчас Бруклин – это по-настоящему модное место, и так считают не только сами бруклинцы (или «бруклиниты», как они себя называют). Самое наглядное подтверждение этому факту – цены на недвижимость.

В мозаике современного Нью-Йорка Бруклин воспринимается в первую очередь как родина хипстеров, оплот нью-йоркской богемы, актуального искусства и современной культуры.

Бруклинцы гордятся своим незаурядным архитектурным наследием и историей, которую делят с Нью-Йорком с 1898 года. Правда, некоторые бруклинцы считают присоединение их цветущего городка к Нью-Йорку досадной ошибкой, и хотя с тех пор прошло уже больше ста лет, продолжают называть эту позорную, по их мнению, страницу истории «The Great Mistake of 1898» («Великая ошибка 1898-го»). Это особенно забавно, если вспомнить, что голландский девиз Бруклина «Een Draght Mackt Maght» буквально переводится как «В единстве сила». Самым досадным они находят тот факт, что, будь сейчас Бруклин независимым, он со своими 2,5 миллионами жителей мог бы по праву считаться четвертым по численности населения городом США.

Бруклинский район Вильямсбург (Williamsburg) – место обитания одной из самых крупных общин ортодоксальных евреев-хасидов за пределами Израиля, а район Брайтон-Бич (Brighton Beach) – известный на весь мир анклав эмигрантов из бывшего СССР, на улицах которого русская речь звучит чаще английской. А еще Бруклин славится самым настоящим океанским пляжем: хоть он и расположен в черте города, здесь можно смело купаться, гулять с облаком сахарной ваты на палочке по дощатому променаду вдоль Атлантического океана, кататься на аттракционах в Coney Island Park и представлять, что вы на каникулах.

Квинс (Queens)

Квинс стоит особняком среди районов Нью-Йорка уже благодаря названию. Если помните, в поисках кандидатуры для монаршего брака сюда отправился наивный африканский принц из комедии «Поездка в Америку». Своим именем Квинс и впрямь обязан королеве: его назвали в честь Екатерины Браганса, португальской принцессы, ставшей женой короля Англии Карла II, во время правления которого Нью-Йорк перешел в руки англичан.

В наши дни этническое разнообразие Квинса фактически превратилось в его официальную идеологию. В микрорайон Астория (Astoria) ньюйоркцы едут за бразильским барбекю и самой аутентичной греческой кухней за пределами Эллады, во Флашинг (Flushing) – чтобы попариться в настоящей корейской бане, в Джексон Хайтс (Jackson Heights) – чтобы попробовать колумбийскую выпечку и индийские сладости, в Элмхерст (Elmhurst) – чтобы потанцевать сальсу и бачату.

Квинс – единственное место в Нью-Йорке, где в парках, помимо бейсбольных ромбов, можно встретить площадки для игры в bocce. А по данным последней переписи населения жители Квинса говорят на 138 языках. Произошло это потому, что во второй половине ХХ века Квинс был наиболее привлекательным районом для новой эмиграции. И сейчас это наиболее стремительно развивающийся боро Нью-Йорка, благодаря относительной (по сравнению с Манхэттеном) дешевизне жилья и хорошим возможностям для развития частного бизнеса.

Особняком в этом этническом карнавале стоит Лонг-Айленд-Сити (Long Island City): проезжая по манхэттенскому берегу Ист-Ривер, вы наверняка обратите внимание на огромную ретро-рекламу Pepsi-Cola – собственно, это и есть Лонг-Айленд-Сити, точнее, променад в парке Гэнтри-плаза (Gantry Plaza). Формально считающийся районом Квинса, он фактически превратился в посольство Манхэттена за рекой, привлекая молодых и состоятельных ньюйоркцев растущими как на дрожжах современными жилыми домами, обилием ресторанов и модных адресов, среди которых филиал музея MOMA «PS1» (22–25 Jackson Ave., Long Island City) и «Museum of the Moving Image» (36–01 35th Ave., Astoria). Но за все, в том числе и за бурное развитие, приходится платить, и Лонг-Айленд-Сити заплатил за свою джентрификацию сносом колоритнейшего квартала, мекки мирового граффити, 5POINTZ.

В Бруклин и Квинс идут несколько веток подземки, но сюда можно добраться и посуху: Манхэттен с Бруклином соединяют три моста через Ист-Ривер, а с Квинсом – два. Названия и последовательность трех первых ньюйоркцы запоминают, пользуясь простым мнемоническим приемом: первые буквы их названий складываются в название автоконцерна BMW – Brooklyn bridge, Manhattan bridge, Williamsburg bridge. В Квинс ведут мосты Queensboro и Triborough; последний был недавно переименован в RFK bridge в честь сенатора Роберта Фицджеральда Кеннеди, поэтому в сознании ньюйоркцев пока что существует под двумя именами.

Бронкс (Bronx)

К северу от Манхэттена лежит Бронкс – родина рэпа и хип-хопа. Из пяти нью-йоркских боро только Бронкс связан с материковой частью США. Назвали его в честь голландского фермера Йонаса Бронкса, который поселился здесь в 1636 году. Вплоть до ирландской и итальянской волн эмиграции этот район был совершенно сельским и пасторальным – с фермами, деревенскими домиками и заболоченными долинами. Сейчас Бронкс весьма неоднороден: Южный Бронкс по-прежнему состоит в основном из кварталов дотируемого государством жилья для малоимущих, в то время как Филдстон (Fieldston) и Спайтон Дайвил (Spuyten Duyvil) – районы роскошных частных особняков, многие из которых были построены в начале ХХ века, когда полоска Бронкса вдоль Гудзона была любимым местом дачного отдыха богатых горожан.

Сейчас население Бронкса – это в основном выходцы из Латинской Америки и с Кариб. Но именно здесь в районе Артур-авеню (Arthur Avenue) сохранился итальянский квартал с семейными ресторанами и крытым рынком, где продают лучшую в Нью-Йорке мортаделлу и домашние конноли. А манхэттенской «Маленькой Италии», которую мы знаем из фильмов про Аль Капоне, к сожалению, больше нет – ее место теперь занимает неофициальный Чайнатаун. Так что если вам захочется поймать уходящую натуру, пока итальянская диаспора окончательно не растворилась в плавильном котле Нью-Йорка, нужно срочно ехать сюда.

Из интересных мест нужно отдельно сказать о чудесном ботаническом саде (Bronx Botanical Garden, 2900 Southern Blvd, Bronx) и главном нью-йоркском зоопарке (Bronx Zoo, 2300 Southern Blvd, Bronx), в котором хоть раз побывал каждый местный школьник.

Статен-Айленд (Staten Island)

Пятый и самый малонаселенный район Нью-Йорка, Статен-Айленд, – пожалуй, самый пригородный по своему духу. Попасть в него можно, переплыв Нью-Йоркскую бухту на бесплатном желтом пароме Staten Island Ferry, который идет из Бэттери-парка (Battery Park) мимо острова Эллис-Айленд и статуи Свободы, или перебравшись на ту сторону по платному мосту Верразано-Нэрроуз (Verrazano-Narrows Bridge) – за поездку по нынешним временам придется отдать 15 долларов. Кстати, в название моста удивительным образом вкралась орфографическая ошибка – фамилия путешественника Verazzano пишется с двумя «z» и с одним «r», но, единожды ошибившись, название почему-то решили не исправлять.

Статен-Айленд – остров со своим особым, неторопливым очарованием, совершенно не похожий на то, каким Нью-Йорк предстает в кино. Ни оживленного движения, ни стоэтажных небоскребов в огнях. Здесь можно отлично погулять на природе, но из культурных достопримечательностей острова на ум приходит разве что музей живой истории Richmond Town (441 Clarke Ave, Staten Island), где переодетые в исторические костюмы энтузиасты «играют» в деревню середины XVII века.

Но жителей Статен-Айленда статус провинциального боро, видимо, не устраивал, и в результате серьезных усилий им удалось привлечь аж 1 миллиард долларов инвестиция для развития прибрежной части острова. Половина из миллиарда будет вложена в строительство парка с самым большим колесом обозрения в мире. Работы уже начались, и, возможно, в 2017 году у паромной переправы появится «чертово колесо» высотой в 192 метра, которое сможет одновременно «брать на борт» 1400 человек – по сравнению с ним London Eye покажется ярмарочной забавой. А пока любоваться красотами Нью-Йоркской бухты с высоты птичьего полета можно только с вертолета.

Штат Нью-Йорк

Спустя некоторое время после переезда в Нью-Йорк я обратила внимание, что в разговорах про то, где что находится и кто где побывал, очень часто проскакивают два слова – Upstate (верхняя часть штата) и реже Downstate (нижняя часть штата). Не будучи на тот момент сильна в географии штата, я решила посмотреть на карту, чтобы определить, где у него верх, а где низ и о чем, собственно, идет речь. Если и вы взглянете на карту, то поймете мое недоумение: как определить, где верх у фигуры, больше всего напоминающей бумеранг с тремя концами? Оказалось, что «верх» и «низ» в данном случае – понятия чисто умозрительные. Низом зовется, собственно, сам город Нью-Йорк и его ближайшие окрестности с апендиксом в виде Лонг-Айленда. Все остальное – а это примерно девять десятых площади штата, простирающегося вверх вплоть до канадской границы, – это верх, то есть Апстейт. Столица штата Нью-Йорк, как это ни странно, находится вовсе не в городе Нью-Йорке, а в городе Олбани, в трех часах езды на север.

Немного отвлекусь от темы и расскажу о том, что у всех штатов США есть не только официальные названия, но и «клички» – и Нью-Йорк не исключение. Прозвища встречаются как простые и очевидные – Флорида, к примеру, проходит как «Солнечный штат» (The Sunshine State), а Вермонт известен как «Штат зеленой горы» (The Green Mountain State), так и довольно странные, как, например, псевдоним штата Миссури – «Штат покажи-ка мне» (The Show Me State), или штата Северная Каролина – «Штат каблуков в смоле» (The Tar Heel State). Нью-Йорк не стал мелочиться и назвался скромно и лаконично «The Empire State» – то есть «Имперский штат». Историки могут спорить о происхождении этого прозвища, но никто не станет оспаривать его справедливость. Штат Нью-Йорк, с его обширной территорией, финансовой мощью и богатыми природными ресурсами – это, бесспорно, небольшая империя, даже внутри такого колоссального государства, как США.

Атлантика на западе, озера Онтарио и Эри на севере, горные хребты Адирондак и Кэтскиллз (Adirondacks и Catskills), полоски красивейших Пальчиковых озер (Finger Lakes), эдаких материковых фьордов, оставленных за собой ледником два миллиона лет назад, признанное чудо света Ниагарский водопад (Niagara Falls), бесконечные пляжи, персиковые сады и виноградники Лонг-Айленда, горячие источники Саратоги (Saratoga Springs) и пещеры Хоу (Howe Caverns) с подземной рекой, лавандовые поля и сосновые леса… Красот, и правда, хватит на целую империю.

Природа благословила эти края плодородными почвами и приличным климатом. Само собой, ньюйоркцы привыкли жаловаться на ветреные снежные зимы и удушающе-жаркое лето, но, если уж быть справедливыми, чудесная длинная осень и ранняя теплая весна сторицей компенсируют неудобства от двух других сезонов. В Апстейте по сей день сильны традиции сельского хозяйства, и в последние десятилетия, когда государство стало целенаправленно помогать фермерам держаться на плаву, масштабы их деятельности могут оценить все, кто хоть раз попадал на нью-йоркские городские рынки – здесь всегда потрясающий выбор сезонных овощей и фруктов, свежайшей местной рыбы, меда, хлеба и домашних копченостей.

Но в первую очередь штат Нью-Йорк славится своими бескрайними яблочными садами – недаром § 84 свода законов штата Нью-Йорк назначил яблоко официальным фруктом штата, а яблочный маффин – его официальным блюдом. Да и сам город с начала ХХ века носит смешное прозвище «Большое яблоко», хотя никто до конца не уверен, чему именно он им обязан – яблочным ли садам в окрестностях или тому, что Нью-Йорк испокон веков воспринимался американцами как самое большое яблоко на развесистом древе американской нации. Ну, как бы то ни было, даже если вы совершенно равнодушны к яблокам, непременно попробуйте краснобокие и пронзительно душистые яблоки сорта McIntosh; для меня в их хрусткой кисловатой мякоти сконцентрировался образ Нью-Йорка, если город и любовь к нему возможно передать посредством вкусовых рецепторов.

Надеюсь, из моего эмоционального, но не перегруженного фактами краткого представления штата вам удалось извлечь одну важную мысль: здесь есть что посмотреть. Остаться ли в городе, или совершить паломничество на Ниагару, или проваляться неделю на песочке Файер-Айленда (Fire Island) – решать вам. Все зависит только от сезона, количества свободного времени и настроения.

Главное, что отличает Нью-Йорк от европейских, да и многих американских городов, – это отсутствие четко очерченного исторического центра. В Бостоне исторический центр, или даунтаун, как говорят в Америке, – это Бикон-хилл, а в Вашингтоне – район Джорджтауна, все просто и понятно. Но если вы спросите у прохожего на Манхэттене: «Где тут у вас даунтаун?», вас уверенным движением руки направят вниз, восприняв ваш вопрос буквально – в смысле «в какую мне сторону идти, чтобы попасть в нижнюю часть острова?». Да, Манхэттен действительно рос с юга на север, то есть снизу вверх, но говорить, что внизу находится центр, а вверху – периферия, мягко говоря, неверно. Компактного исторического центра у Нью-Йорка нет, потому что история буквально размазана по городу: у каждого района своя персональная история, вплетенная в общий нарратив.

В процессе разрастания города вверх, по мере возникновения локальных центров менялись значимость, престиж и статус районов. Если скульптура «Атакующий бык» стоит на Уолл-Стрит, а Музей Метрополитан – на 82-й улице, если вокзал Гранд Сентрал находится в Мидтауне, а Колумбийский университет – в Морнингсайд Хайтс, выше 110-й улицы, то где же тогда центр? А его просто нет.

Каждый из пяти официальных нью-йоркских боро дробится и распадается на множество neigh-borhoods – исторически сложившихся районов. Матрица нью-йоркских neighborhoods не закреплена официально и существует лишь в коллективном разуме горожан. К тому же не совсем понятно, как правильнее перевести слово «neigh-borhood» на русский язык. Кто-то называет их кварталами, кто-то районами, но в первом случае создается ложное впечатление, будто каждый из них умещается в рамки квартала – от угла до угла, а во втором есть риск начать путаться между районами неформальными и официальными. И все же второй вариант мне ближе, тем более что, разбираясь с географией, я ничтоже сумняшеся пользовалась английской калькой «боро». Так что пусть будут районы.

Так вот, районы Нью-Йорка определяет либо их этнический состав (Chinatown, Williamsburg, Astoria), либо главенствующий вид деятельности (Garment District, Diamond District, Financial District), либо его основные достопримечательности (Museum Mile, Theater District). Что же касается названий районов, то здесь все еще сложнее: они тоже нигде не закреплены, поэтому невозможно привести их исчерпывающий список, указав их четкие границы и GPS-координаты. Взять, к примеру, район Мидтаун (Midtown): если с верхней границей еще более или менее понятно – считается, что это Центральный парк, – то в качестве его нижнего предела вам назовут и 34-ю, и 23-ю, и даже 14-ю улицу. И все при этом будут правы. И ладно бы границы! Внутри самого Мидтауна выделяют более 20 (!) neighborhoods, жители которых могут с пеной у рта спорить, где кончается один и начинается другой, так, будто речь идет не об условном делении, а о пределах личных шести соток.

Всего в Нью-Йорке – по самым скромным подсчетам – выделяют до 400 районов, так что рассказ обо всех потребовал бы усилий, сопоставимых с составлением Британской энциклопедии.

Этнические районы

Исторические районы

Исторические дома Нью-Йорка

Старинных домов с оригинальными интерьерами в Нью-Йорке, к сожалению, осталось не так уж много. Американцы по сути своей несентиментальная нация, так что покосившиеся деревянные домишки посреди большого города с астрономически дорогой землей могли сохраниться только чудом. Но, к счастью, чудеса случаются. Благодаря им до нас дошел особнях семьи Тредвел (Tredwell), превращенный в музей купеческого быта Merchant’s House (29 East Fourth St.).

Дом, построенный в 1832 году в районе престижной Бонд-стрит (Bond Street) для богатого торговца скобяными изделиями, находился в собственности одной семьи на протяжении почти ста лет. Когда в 1933 году умерла последняя наследница семьи Тредвелл, дом собирались продать со всей обстановкой, но стараниями одного из богатых родственников он был превращен в музей. «Дом купца» буквально застыл где-то в середине XIX века, представляя собой роскошный пример неоклассических интерьеров и федерального стиля в архитектуре, а также давая хорошее представление о типичном быте и укладе жизни состоятельных ньюйоркцев того времени.

Второй Манхэттенский дом, в котором непременно нужно побывать в пандан с «Домом купца», это The Tenement Museum (Visitor Center, 103 Orchard St.) в Бауэри. Здесь вы увидите, «как жила другая половина». И даже не половина, а две трети населения, потому что к началу ХХ века 2,3 миллиона ньюйоркцев (то есть где-то ⅔ его жителей) снимали квартиры в таких же доходных домах.

Доходные дома в Нижнем Ист-Сайде – это зачастую переделанные под «коммуналки» дома преуспевающих семей, перехавших на север Манхэттена в первой половине XIX века, но какие-то из них были построены специально под сдачу, как и пятиэтажный кирпичный дом на 97 Orchard Street.

Когда историки впервые оказались внутри, они обнаружили настоящую капсулу времени: дом стоял нетронутым с начала века. В 1988 году силами двух энтузиастов здесь открылся музей, демонстрирующий быт нью-йоркского рабочего класса второй половины XIX – начала XX века – в большинстве своем недавних эмигрантов из Германии, Польши, России и Ирландии. Тематические экскурсии по разным квартирам дома и окрестным улочкам ведут волонтеры – настоящие фанаты своего дела, которые перенесут вас в швейную мастерскую в крошечной квартире еврейского портного, расскажут, что готовили по праздникам польские хозяйки, чем торговала лавка на первом этаже и каково это было – жить в доме с одним уличным туалетом на 70 семей.

Особняк Моррис-Жумель (The Morris-Jumel Mansion, 65 Jumel Terrace) – настоящая жемчужина Гарлема, находящаяся в стороне от туристических троп. Помимо того, что это самый старый жилой дом на Манхэттене, это еще и важный памятник времен Войны за независимость. Британский полковник Роберт Моррис построил себе летнюю резиденцию в 1765 году, но особняк недолго служил своим первым хозяевам: так как они поддерживали англичан, то были вынуждены уехать в Англию, оставив свой дом осенью 1776 года. Джордж Вашингтон немедленно устроил здесь свой штаб, так как благодаря стратегическому расположению из дома на холме был виден весь Манхэттен и обе реки – Гудзон и Гарлем. Когда войска Вашингтона оттеснили с Манхэттена, сюда въехал штаб англичан. После войны поместье купил француз Стефан Жумель – бывший плантатор, бежавший с Гаити из-за восстания рабов. Его жена Элайза занималась интерьерами дома и декорировала восьмиугольную гостиную и салон, которые сохранились до наших дней.

Благодаря тому, что история дома связана с именем Джорджа Вашингтона, в 1904 году здесь устроили музей, но, кроме оплота революции, это еще и интересный образец колониального декора и быта американской аристократии. Так считала, судя по всему, и английская королева Елизавета II, посетившая музей в рамках своего американского турне в 1976 году.

Сравнение Нью-Йорка с каменными джунглями до того навязло в зубах, что я решила узнать, кто же первым вбросил в оборот эту цветистую метафору. Один фразеологический словарь русского языка перевел стрелки на О. Генри – причем без ссылок на конкретное произведение. Я было заподозрила Маяковского, но потом – о чудо! – киноцитатник выдал автора нетленки: никакой это не Маяковский и тем более не О. Генри, а Тарзан – точнее, сценарист фильма «Приключения Тарзана в Нью-Йорке», вышедшего на экраны США в 1942 году. По сюжету Тарзан и Джейн летят над Нью-Йорком на самолете, и главный герой, глядя на ощетинившийся небоскребами город, задумчиво произносит: «Каменные джунгли…»

Зрители были от этой фразы в восторге, хотя в американском фольклоре она укоренилась не так основательно, как в русском, что, пожалуй, объяснимо: в советском прокате фильм появился лишь через 10 лет после премьеры, в 1952 году, зато посмотрели его целых 39,7 миллиона зрителей – то есть каждый пятый житель СССР. В 50-е годы отношения между СССР и США были довольно натянутыми, что усугублялось гонкой вооружений и открытым конфликтом идеологий. Американцы в глазах советских людей делились на «Мистеров Твистеров» и угнетаемый ими рабочий люд. Поэтому сравнение с джунглями пришлось тогдашним зрителям очень даже по душе: каменные бездушные джунгли, где человек человеку волк (или тигр), где сильный ест слабого, а природе – в лице стихийного парня Тарзана – не осталось места. К тому же не будем забывать, что фильм был снят на черно-белую пленку, на которой городской ландшафт всегда выглядит довольно уныло и безрадостно. В любом случае метафора закрепилась, и Нью-Йорк в сознании людей, составлявших о нем представление по черно-белым фильмам и романам Драйзера, превратился в каменные джунгли, в которых люди-букашки копошатся под кронами гигантских небоскребов, не видя солнечного света.

Но даже если оставить в стороне этическую сторону сравнения Нью-Йорка с джунглями – а где, скажите на милость, нынче сильный не жрет слабого? – остается большой вопрос, настолько ли город суров и сер, как представлялось Тарзану. Действительно ли небоскребы, запатентованное изобретение ньюйоркцев, заставляют человека чувствовать себя дрожащей тварью?

Понимая, что наверняка найдутся те, кто согласится с такой трактовкой, расскажу случай из жизни: когда мои родители, архитекторы с 35-летним стажем, впервые попали в Нью-Йорк, их главный вопрос звучал так: «Почему же нам так бессовестно врали?» Дело в том, что им, студентами советского архитектурного вуза, все пять лет преподаватели внушали, что Нью-Йорк – город, не пригодный для жизни, что небоскребы – это символ подавления человека капиталом, что сетка застройки Манхэттена – триумф практицизма над естественным развитием городской среды, а также намекали, что люди, живущие среди каменных махин, через одного страдают расстройствами психики.

Большинство из тех, кто транслировал эту точку зрения студентам, почерпнули ее из книг, которые трудно заподозрить в неангажированности. Роскошь составить собственное мнение, к сожалению, была для большинства из них недоступна. Даже слово «небоскребы» имело в СССР устойчивые негативные коннотации, поэтому для многоэтажных сооружений, возводимых по эту сторону баррикад, использовали слово «высотки». Но, увидев собственными глазами нью-йоркский деловой центр, который на тот момент уже, к сожалению, лишился башен-близнецов, и пройдясь по Пятой авеню с величественными небоскребами эпохи ар-деко, мои родители были вынуждены признать, что «каменные джунгли» – не более чем миф.

Лично у меня никогда не возникало ощущения подавленности рядом со зданиями, выстрелившими на сотню этажей ввысь: пропорции манхэттенских улиц, вдоль которых сосредоточены нью-йоркские высотки, таковы, что солнечный свет доходит даже до нижних этажей зданий, множась в стеклянных фасадах и металлических фризах; мастерство архитекторов нью-йоркских небоскребов дает человеку возможность почувствовать себя без пяти минут атлантом, которому по плечу свернуть горы и достроить вавилонскую башню.

Само по себе строительство небоскребов стало возможным благодаря скалистым почвам Манхэттена. Гуляя по Центральному парку, вы будете на каждом шагу натыкаться на живописные гранитные и базальтовые глыбы; по сравнению с тем, что лежит под асфальтом манхэттенских улиц, эти валуны – мелкая галька. Фундаменты высоток порой забуриваются в камень на глубину 20–25 метров. Кстати, и по сей день любые работы, связанные с прокладкой коммуникаций или рытьем котлованов на Манхэттене, – натуральная лотерея. Если на месте работ грунт, то считайте, что вам крупно повезло. А если ковш экскаватора ударится в породу, то работы растянутся на месяцы и подорожают в десятки раз.

В конце XIX века развитие инженерной мысли расширило инструментарий архитекторов за счет стальных каркасных конструкций и пассажирских лифтов, и идея приращения полезной площади зданий за счет увеличения числа этажей сделалась безумно соблазнительной. Рост цен на землю и стремительная урбанизация тоже сделали свое дело. Но первые небоскребы были не чета нынешним: на заре небоскребостроения любое здание выше 10 этажей казалось гигантским, и еще 100 лет назад любой из спальных районов Москвы считался бы высотным.

Небоскреб под лупой

Нью-йоркские небоскребы – особенно те из них, что были построены в первой половине XX века, – примечательны не только своей высотой, но и интерьерами. Чтобы убедиться в этом, загляните хотя бы в пару из них: даже если в здании располагаются офисы и официальных экскурсий не предлагают, вам никто не запретит зайти в фойе и оценить внутреннее убранство общественной зоны. Помимо образцово-ардекошного Chrysler Building (405 Lexington Avenue at 42th St.) с фойе, декорированным красным марокканским мрамором и плафонами, воспевающими индустриализацию США, нужно непременно оценить величие и размах внутренних залов Rockefeller Center (30 Rockefeller Plaza), футуризм лобби Hearst Building, перестроенного Норманом Фостером (951–969 Eighth Ave. at 47th St.) – где еще вы увидите диагональные эскалаторы? – а также сводчатый потолок из модных в 30-е годы алюминиевых панелей на первом этаже здания General Electric Building (570 Lexington Ave. at 51st St.), ну и, конечно же, величественные залы Woolworth Building – одного из самых роскошных небоскребов Нью-Йорка (233 Broadway).

Ньюйоркцы гордятся своими гигантами и при первой же возможности ведут гостей полюбоваться панорамами города со смотровых площадок. Взгляд на город с высоты птичьего полета – верный способ поддаться очарованию места, архитектуры и самого воздуха, к тому же это просто необходимо для того, чтобы заработал «внутренний навигатор», стороны света встали на свои места и появились какие-то топографические ориентиры. Плюс у вас появится возможность оценить реальный масштаб и расстояния и отказаться от идеи сугубо пеших перемещений, которая возникает иной раз у тех, кому Манхэттен на карте показался милым уютненьким островком.

На мой взгляд, идеальная смотровая площадка – Top of the Rock на крыше Рокфеллер-центра (Rockefeller Center, 30 Rockefeller Plaza), а вовсе не на Импайр Стейт Билдинг (Empire State Building, 350 5th Ave.), куда стремится наивный турист. Дело в том, что, в отличие от Импайр, на Рокфеллер-центре все три уровня смотровых площадок огорожены прозрачным стеклом, в то время как с террас Импайра Нью-Йорком придется любоваться через подобие крупной сетки-рабицы – инновационного решения образца 40-х годов прошлого века. Плюс, чтобы попасть на Рокфеллер, не нужно стоять в многочасовых очередях – билеты продаются на определенное время и стоят, простите за прозу, в два раза дешевле. К тому же с площадки Рокфеллер-центра вам откроются виды на зеленое море Центрального парка, обе реки и, собственно, сам Импайр Стейт Билдинг – только со стороны. Один совет: если вы не любитель пыльной сувенирной продукции, не покупайте бумажную карту-схему нью-йоркских горизонтов, а скачайте ее вкупе с аудиотуром в AppStore за 1,99 долларов. И еще: всем своим гостям я рекомендую покупать комбинированный билет Rockefeller-MOMA (45 долларов), по которому можно посетить и смотровую площадку, и Музей современного искусства (MOMA), находящийся в паре кварталов от Рокфеллера, причем не обязательно в один и тот же день.

Видали виды

Мой личный фаворит среди видовых точек Нью-Йорка – променад на Бруклин-Хайтс, с прогулки по которому началось и мое знакомство с Нью-Йорком, и эта книга. Далее в рейтинге – панорама, открывающаяся с Бруклинского моста, – с одной стороны на Нью-Йоркскую бухту, а с другой – на мосты через Ист-Ривер. К сожалению, уже несколько лет его реставрируют по частям, и неизвестно, когда закончится эта строительная эпопея, но даже несмотря на то, что местами прогулочная дорожка забита с обеих сторон фанерными щитами, стоит потратить время и дойти до свободной части – таких перспектив не открывается больше ниоткуда в городе.

В теплое время года мои симпатии смещаются на Верхний Ист-Сайд, на крышу Музея Метрополитан. Любители искусства с мая по октябрь приходят на крышу, чтобы оценить сезонную инсталляцию очередного современного художника, но пасторальные виды на кущи Центрального парка, особняки Пятой авеню и 59-й улицы под бокальчик просекко из roof bar’а могут сделать счастливым даже человека, сникающего от одного слова «культура».

Поесть и выпить с Манхэттеном «вприглядку» можно в единственном вращающемся ресторане Нью-Йорка The View на крыше гостиницы Marriott Marquis в районе Таймс-Сквер (Times Square). Скажу честно: антураж и еда мне до боли напомнили ресторан «Седьмое небо» на Останкинской телебашне – то есть на гастрономические откровения даже не рассчитывайте. И тем не менее в ресторан практически невозможно попасть без предварительного бронирования. Но на этот случай есть lounge, где за бутылкой вина и сырной тарелкой можно скоротать час, за который The View делает полный оборот вокруг своей оси.

Le Bain – бар на крыше отеля The Standard (848 Washington St.) – заведение, любимое модной тусовкой за первостатейные виды на устье Гудзона и парк Хай-Лайн. Это, пожалуй, лучшее место на Манхэттене, чтобы засветиться с одноименным коктейлем. Бар позиционирует себя как «дискотека в пентхаусе», но клубные ритмы – не основной повод сюда забраться, хотя искусственная трава, розовая мягкая мебель и плетеные кресла явно пришли сюда из тех лет, когда клуб «Studio 54» был живее всех живых.

А для тех, кому и небо не предел, лучше всего снять свою личную «смотровую площадку» – как вариант, в вертолетной компании Liberty Helicopters (Down-town Heliport, 6 East River Piers № 212). Самый популярный тур – The Big Apple – облетает за 15 минут все самый знаковые места Нью-Йорка: среди них и статуя Свободы, которой можно в буквальном смысле заглянуть в глаза, и шпиль Chrysler Building, и авианосец Intrepid, и Вашингтонский мост. При всем скепсисе к «туристическим» развлечениям, вынуждена признать: вертолет – это вам не карета в Центральном парке. Единственный побочный эффект: воспарив над действительностью, хочется сделать что-то экстраординарное. Поэтому не удивляйтесь, если от переполняющей вас радости вы внезапно сделаете предложение своей девушке – а она согласится. Но на такой случай в Liberty Helicopters есть опция «венчание в воздухе».

Для ньюйоркцев, большинство из которых могут только мечтать о собственном доме с лужайкой, парки и скверы служат единственной заменой личному клочку земли: они позволяют худо-бедно ориентироваться в смене времен года, выгуливать детей и собак и отдыхать взглядом на зеленых листьях. Насколько эта замена адекватна, сказать сложно: если душа просит вскопать грядку или разбить клумбу, то от парка проку мало, зато тем, кому необходимо хоть изредка наслаждаться видом деревьев и цветов, дышать воздухом и валяться на травке, в Нью-Йорке есть куда пойти.

Центральный парк (Central Park)

Центральный парк – самый старый из пейзажных парков в США – был заложен в 1851 году. Гуляя по нему, думаешь, что эти холмы, лужайки, пруды и перелески создала сама природа, а люди лишь красиво расставили скамейки. На самом деле, чтобы устроить на этом месте парк, пришлось расселить несколько деревень, а для прокладки четырех поперечных улиц потребовалось взорвать тысячи кубометров каменных глыб. Но парк такого масштаба был необходим Нью-Йорку так же, как Лондону – Гайд-парк, а Парижу – Булонский лес, ведь без него на Манхэттене было бы просто нечем дышать.

Центральный парк сразу же стал любимым местом прогулок горожан, им он остается и поныне. Это один из стержней, на которые нанизаны пласты Нью-Йорка старого и современного. По его вязовым аллеям сто лет назад прогуливались дамы в кринолинах и джентльмены в льняных костюмах, а теперь под звуки бумбокса здесь отплясывают колоритные личности на роликах, а мимо несутся обтянутые лайкрой велосипедисты.

Большая заслуга ландшафтных дизайнеров парка Фредрика Ольмстеда и Кальверта Во (Frederick Law Olmsted и Calvert Vaux) в том, что они организовали внутри него три независимых схемы движения для пешеходов, велосипедистов и конных экипажей, которые до сих пор катают по парку туристов. Почему-то считается, что прогулка в карете по Центральному парку – обязательный пункт программы с условным названием «Пока не сыграл в ящик», наряду с катанием на венецианской гондоле и африканским сафари. Я не разделяю подобных сантиментов. По-моему, во сто крат романтичнее прокатиться на лодке по озеру с незатейливым именем The Lake или устроить пикник среди кедров на Cedar Hill, или прогуляться по дикой, но симпатичной «чаще» под названием The Ramble.

Не буду оригинальна, если скажу, что самое лучшее время года в Центральном парке – это весна, когда здесь не цветут разве что чугунные ограды. Вслед за нарциссами, беспардонно вылезающими пучками посреди газонов, и лиловыми крокусами вспыхивают ядовито-желтые форзиции, вскоре после которых распускаются магнолии. В это время Центральный парк превращается в место паломничества туристов и горожан, а Инстаграм ломится от селфи с цветами saucer magnolia величиной с приличное блюдце. Чтобы в полной мере прочувствовать волшебство момента, берите напрокат велосипед или присоединяйтесь к двухчасовой велосипедной экскурсии с гидом. И отриньте соблазн снять велорикшу: ребята с крепкими икрами чаще всего оказываются никакими экскурсоводами. Лучше скачайте себе на телефон бесплатное приложение Central Park App и, отслеживая свои перемещения по карте, включайте соответствующие разделы аудио-тура. Вашими экскурсоводами будут самые звездные ньюйоркцы – Скарлетт Йохансон, Вупи Голдберг и Мэтью Бродерик.

После прогулки – неважно, велосипедной или пешей – просто необходимо почтить визитом ресторан Boathouse на берегу The Lake. Их тартар из тунца безупречен и сам по себе, но с видом на озерцо он становится просто волшебным. Или, как вариант, можно купить бутерброд в кафе Le Pain Quotidien и разделить его с воробьями-попрошайками на Овечьем лугу (Sheep Meadow) неподалеку – кстати, до войны на этом лугу действительно паслись овцы, которых потом перевезли в бруклинский Проспект-парк (Prospect Park).

Детей без колебаний ведите в зоопарк Central Park Zoo. В отличие от большинства маленьких зоопарков, он вызывает не жалость, а восторг и умиление – сродни тем, которые испытывают взрослые, когда смотрят мультфильм «Мадагаскар» – его герои живут по сюжету именно в вольерах Central Park Zoo. Здесь есть и снежные барсы, и белые медведи, и красные панды, и японские макаки, но главные звезды зоопарка и любимцы детей – морские львы, превращающие свои кормления в настоящие шоу.

А взрослым я советую всеми правдами и неправдами попасть хотя бы раз на спектакль фестиваля Shakespeare in the Park, проходящего в открытом театре Delacorte Theater каждый август. Чтобы получить бесплатный билет, нужно брать спальник и занимать очередь еще до рассвета (это при том, что раздача билетов начинается лишь в полдень). Можно купить билет с рук у предприимчивых личностей, ошивающихся поблизости. Но удовольствие от спектакля, разыгранного первоклассными актерами в теплой августовской ночи, стоит потраченных часов ожидания или, как во втором случае, денег.

И если вы полюбите Центральный парк так, как его любят истинные ньюйоркцы, вам, возможно, захочется не только оставить немного парка себе на память, но и сделать так, чтобы Центральный парк вас не забывал. Обратите внимание: на многих скамейках есть неприметные медные таблички с именами или сентиментальными фразами. Так вот, подобную табличку можно заказать через офис парка, заплатив ни много ни мало 10 тысяч долларов, зато на табличке можно написать, что бог на душу положит: от «здесь был Вася» до формулы бинома Ньютона.

Бруклинский ботанический сад

(Brooklyn Botanical Garden)

Если цветением магнолий лучше всего любоваться в Центральном парке, то цветение сакуры – это звездный час Бруклинского ботанического сада. Фестиваль цветения вишни Sakura matsuri собирает не только любителей природы, но и всю японскую диаспору Нью-Йорка. Проводимый в последние выходные апреля праздник сакуры сопровождается всяческими увеселениями в японском вкусе: шоу барабанщиков таико, чайными церемониями и разодетыми в пух и прах косплеерами. Поэтому, если хотите сойти за своих, захватите увесистую зеркалку и кружевной зонтик.

К сожалению, точные даты цветения, как и другие природные явления, предсказать практически невозможно. Хорошо, если сакура цветет во время фестиваля, но случается, что пик ее цветения приходится на неделю до или после него. А ведь все мы знаем, что красота цветов сакуры крайне недолговечна; легкий порыв ветра – и облака сахарной ваты осыпаются на землю. Так что ориентируйтесь не на даты фестиваля, а на информацию на сайте Ботанического сада. В разделе «plants in bloom» можно в режиме реального времени отслеживать, что цветет в данный конкретный момент, что уже отцвело, а что еще только на подходе.

В саду растет более 200 вишневых деревьев сорока видов и сортов. Японский сад с прудами, кишащими декоративными карпами, и вишневая эспланада – главные очаги цветения. Плакучие вишни «хиган» с крошечными бледно-розовыми цветочками, ярко-розовые «окаме» и феерические махровые вишни «канзан» настолько совершенны в своей красоте, что руки с камерой, отчаянно пытающейся остановить мгновение, в изнеможении опускаются. Но самое трогательное зрелище ждет вас даже не в садах, а в оранжерее бонсаев, где среди карликов-долгожителей синхронно со своими старшими сестрами зацветает маленькая вишенка-бонсаи, подтверждая тем самым свою сопричастность к большому круговороту природных явлений.

Кстати, в наступающем году Бруклинский ботанический сад будет праздновать столетие своего японского «сада холмов, прудов и островов» – самого старинного из такого рода садов в Америке. Созданный японским ландшафтным дизайнером Такео Шиота (Takeo Shiota), он обладает всеми главными признаками японского сада (деревянные мостики, каменные фонари, синтоистский алтарь, ворота-тории) и в то же время позволяет не только статично созерцать пейзаж, но и наслаждаться им, прохаживаясь по саду, на европейский манер.

Прогулку по Бруклинскому ботаническому саду я настоятельно рекомендую совместить с посещением Бруклинского музея (Brooklyn Museum, 200 Eastern Pkwy, Brooklyn). Его коллекция насчитывает около полутора миллионов экспонатов, и в любом другом городе он был бы первым и главным, а в Нью-Йорке этому выдающемуся музею всегда суждено быть в тени своего большого брата, музея Метрополитан. Кстати, в музее продается комбинированный билет «Art and Garden», позволяющий посмотреть сад и музей в один день. Советую начать с музея, пообедать в гурманском музейном ресторане Saul и идти гулять в сады; и даже если вы не попадете на цветение сакуры, у вас в любом случае останется ощущение счастливо прожитого дня.

Добраться до Бруклинского ботанического сада и Музея можно на 2-й и 3-й линиях метро, доехав до остановки Eastern Parkway/Brooklyn Museum.

Парк Хай-Лайн (High Line)

Проект парка Хай-Лайн изначально был настолько амбициозным и дорогостоящим, что его реализация откладывалась много лет. Потребовалась воля (и деньги) мэра Блумберга вкупе с энтузиазмом комитета «Друзей Хай-Лайна», чтобы сдвинуть его с мертвой точки. Но когда в 2009 году на месте надземной железной дороги открылась первая часть парка, ньюйоркцы по уши влюбились в этот урбанистический оазис и стали считать дни до открытия следующего участка.

Железная дорога на стальных опорах, шедшая параллельно берегу Гудзона от Спринг-стрит (Spring St.) до 34-й улицы, заработала в 1934 году, но после появления скоростных шоссе эра железнодорожных перевозок безвозвратно ушла, и последний состав, груженый мороженой индейкой, прошел по рельсам Хай-Лайна в 1980 году. Его южную часть от Спринг-стрит до Гансеворт-стрит (Gansevoort St.) все-таки снесли, а оставшаяся часть осталась стоять, зарастая травой и раздражая всех своей громоздкой ненужностью. Казалось, что только сумасшедшие могут всерьез относиться к проекту преобразования Хай-Лайна в городской парк – на манер парижского Променад Планте (Promenade Plantée), разбитого на месте заброшенной железнодорожной ветки. Но в роли предводителя сумасшедших выступил сам Блумберг, и ему не стали перечить.

Проект архитектурного бюро Diller Scofidio + Renfro и совершенно гениального голландского ландшафтного дизайнера Пита Удольфа (Piet Oudolf) совместил в себе главное: уважение к доблестному рабочему прошлому Хай-Лайна и любование природой, зародившейся на нем без спроса в годы одичания. Растения-аборигены – кустарники, травы и даже деревья, размножившиеся самосевом на бывшем железнодорожном полотне, – стали прообразом нынешнего парка: там, где полотно дороги сужалось до узкого просвета между домами, разрастались кусты и небольшие деревья, а там, где «железка» стояла, открытая всем ветрам, выживали лишь самые низкорослые и неприхотливые травки. Вот и сейчас между рельсов тут и там видны простые кочковатые клумбы, заросли ивняка, яркие щетки эхинацеи, низкорослые яблоньки, черноплодная рябина и березки.

Хай-Лайн, помимо прочего, отличный пример продуманного отношения к природе, которое демонстрирует, что экологичный (или, по-американски, «зеленый») modus operandi выгоден в том числе и с материальной точки зрения. Плодородный слой грунта функционирует по принципу «зеленой кровли»: он удерживает максимальное количество дождевой воды и перераспределяет ее внутри себя, позволяя таким образом сократить до минимума дополнительный полив. Вся трава, которую состригают по окончании сезона вегетации, идет в компост – им потом удобряют сад. От волонтеров, которые составляют костяк сезонных рабочих парка, нет отбоя, а парковые службы и рады принимать их любезную помощь.

В сентября 2014 года открылась третья и последняя часть Хай-Лайна: парк теперь тянется до 30-й улицы и делает петлю вокруг вагонного депо Хадсон-Ярдс (Hudson Yards), встречаясь лицом к лицу с Гудзоном. Хай-Лайн – без преувеличение одно из главных «чудес» современного Нью-Йорка, диковинная и очень точная иллюстрация взаимоотношений человека со своим наследием и природой в эпоху постмодерна. Туристы, само собой, составляют львиную долю посетителей парка, но за время своего существования парк органично вписался в жизнь районов Митпэкинг и Челси. По утрам парк заполняют бегуны, а в обед сюда приходят работники близлежащих офисов, чтобы, сидя на просмоленной шпале (или в удобном шезлонге), съесть заслуженный бутерброд и перезагрузить мозг. Вокруг Хай-Лайна вырос целый лес интересных зданий, подробнее о которых можно узнать в главе, посвященной новой архитектуре вокруг Хай-Лайна.

И напоследок совет: все, что нужно для идеального пикника (а это самый правильный вариант трапезы на Хай-Лайне), вы найдете в пассаже Челси Маркет (Chelsea Market, 75 Ninth Ave.) – фудхолле, разместившемся в реконструированном здании бывшего кондитерского завода Nabisco. Здание Челси Маркет относится примерно к тому же времени, что и эстакада Хай-Лайна, а среди его нынешних заведений есть эталонная пекарня Amy’s Bread, рыбная лавка Lobster Place (с самыми дешевыми и вкусными лобстерами навынос) и сыроедческий ресторан One Lucky Duck.

Парк у Бруклинского моста

(Brooklyn Bridge Park)

Сейчас кажется удивительным, что еще недавно этого парка не было вовсе; на его месте лежали в руинах бетонные пирсы, торчали остовы ангаров и остатки всего того, что раньше было Бруклинским грузовым терминалом. Весь этот неприглядный пост-индастриал, каким-то странным образом продолжавший комфортно существовать прямо напротив манхэттенского причала Саус-Стрит-Сипорт (South Street Seaport) и отравлять виды жителям многомилионных особняков на Бруклин-Хайтс, был последним напоминанием о разрухе и запустении Нью-Йорка 70-х. Зато теперь разбитый на его месте парк может служить эталоном городского парка, в котором есть место для всех – детей, людей с ограниченными возможностями, бегунов, велосипедистов, собак, любителей роликов, закатов, романтических прогулок, кино и живой музыки и, самое главное, бруклинцев. Для них парк у воды стал долгожданным подарком.

Сюда проще всего (и интереснее) добраться, перейдя Бруклинский мост пешком с Манхэттенского берега или доплыв до пристани Fulton Ferry Landing на кораблике East River Ferry. Если идти по мосту и смотреть на Бруклин, слева вы увидите северную часть парка (это район Dumbo, акроним непереводимого «down under Manhattan bridge overpass») – идеальное место для прогулки с детьми. Здесь внутри стеклянного павильона, построенного по проекту архитектора Жана Нувеля (Jean Nouvel), крутится столетняя карусель «Jane’s Carousel», есть живописный спуск к воде, тропинки в камышах и отличная детская площадка – и все это на фоне живописных руин старинных Табачных складов. По правую сторону от моста Бруклинский парк продолжается вдоль шести пирсов разной степени освоенности.

Пирс № 1, самый ближний к мосту, открылся для посетителей первым, и уже несколько лет каждый вечер зрители занимают места на ступенях амфитеатра, где крутят кино под названием «Закат в Нью-Йоркской бухте». Архитекторы из бюро Michael Van Valkenburgh Associates поколдовали над плоскими пирсами, создав искусственные (но довольно натуральные на вид) холмы, лужайки с перекатами, рощицы и даже солончак. Когда березки и кусты подрастут, пейзаж приобретет еще большее сходство с естественным, но птицы, пчелы и бабочки уже оценили этот прибрежный оазис.

Пирс № 2 не стали как-то особенно озеленять, а превратили его в спортивный комплекс с роликовым катком, площадками для игры в бочче и баскетбольными площадками наподобие Челси Пирс (Chelsea Piers) на Гудзоне. Между первым и вторым пирсами летом работает небольшой открытый бассейн, где можно освежиться в жару.

Лужайки Пирса № 3 оградили от шума шоссе Brooklyn-Queens Expressway искусственным холмом, а Пирс № 4 пришлось разобрать, зато на его месте устроили маленький песчаный пляж, где можно подышать воздухом или спустить на воду каяк или весельную лодку. На Пирсе № 5 – огромное футбольное поле, столы для пикников с грилями и оборудованные места для рыбалки.

На Пирсе № 6 между зеленой зоной и Атлантик-авеню (Atlantic Avenue), возможно, появятся две жилых высотки, которые обречены стать самым модным бруклинским кварталом: парк стоимостью 55 миллионов долларов под окнами – бонус посильнее парковочного места в подвале. К тому же на Пирсе № 6 уже открылась пристань, с которой все лето по выходным курсирует бесплатный паром на Говернорс-Айленд (Governor’s Island), о котором я сейчас тоже расскажу.

Через все шесть пирсов проходит велодорожка, а благодаря недавно открывшимся поблизости пунктам проката CitiBike каждый теперь может устроить здесь совершенно спонтанную велосипедную прогулку. Парк растет, все шесть пирсов продолжают благоустраивать; главный плюс Бруклин Бридж Парка – в его огромном потенциале для воплощения самых смелых идей.

Говернорс-Айленд, или Губернаторский остров

(Governor’s Island)

Прелесть Губернаторского острова в том, что он позволяет ньюйоркцам сбежать из Нью-Йорка, никуда при этом не уезжая. Когда я впервые попала сюда в 2010 году, остров все еще напоминал город-призрак: пустые бараки, открытые всем ветрам, пара вагончиков с мороженым, стайки юных хипстеров с широко распахнутыми глазами и пронизывающий атлантический ветер, за считаные минуты покрывавший кожу тонкой пленочкой соли.

Дело в том, что Губернаторский остров лишь незадолго до этого избавился от статуса режимного объекта: до 1966 года на острове располагалась военная база, затем – гарнизон Береговой охраны США, в котором постоянно квартировали 3500 человек. Потом гарнизон закрыли в рамках кампании по сокращению расходов, и в 2003 году продали остров Нью-Йорку за символическую сумму. В том же году с островом открыли регулярное паромное сообщение, и сюда потянулись первые горожане с детьми, собаками и корзинами для пикников.

Губернаторский остров – парк сезонный. Как и все летние развлечения, он работает с мая до конца сентября, после чего жизнь здесь замирает. Постоянного населения на острове сейчас не больше тысячи человек, включая персонал исторического Форта Джей (Fort Jay) и круглой крепости Касл Уильямс (Castle Williams). Еще здесь функционируют городская органическая ферма GrowNYC и New York Harbor School – школа для старшеклассников с программами по морской биологии, кораблестроению и мореходному делу. Зато летом буквально каждые выходные на Губернаторском острове проходят гастрономические фестивали, концерты, перформансы и выставки.

Фестиваль искусств FIGMENT оставляет после себя на все лето забавные временные павильоны по проектам молодых архитекторов и интерактивные скульптуры.

На одну заветную ночь остров предоставляет свои лужайки фанатам ночевок на свежем воздухе: им разрешают устроиться на ночлег в палатке при условии, что они догребут до берегов Губернаторского острова на собственном каяке или лодке. Происходящее при этом очень напоминает сцены из фильмов Уэса Андерсона (Wes Anderson), в которых горожане притворяются опытными туристами, отойдя на два километра от дома с полным запасом провианта и теплым спальником, но для манхэттенцев, которые считают день без горячей воды реальным экстримом, даже такое художественное допущение – большой прорыв.

Остров не перестает работать над собой: в мае 2015 года здесь открылась первая часть регулярного парка, разработанного ландшафтными дизайнерами из студии West 8 (кстати, они же разрабатывали проект «Новой Голландии» в Санкт-Петербурге). Вторая часть, предполагающая создание четырех насыпных холмов, пока что в работе: по идее дизайнеров, они разнообразят ландшафт и напомнят о том, как выглядел Манхэттен в доколониальный период своей истории. Холмы будут защищать островитян от ветра и служить смотровыми площадками, с которых будут открываться необычные виды на Манхэттен и статую Свободы. Девелопмент затронет и здания острова: часть бараков готовятся переоборудовать под спа с открытыми бассейнами, а другие превратят в кампус для иностранных студентов.

На остров стоит сплавать хотя бы ради короткой морской прогулки, во время которой даже самого сухопутного волка не успеет одолеть морская болезнь, ну и ради того, чтобы поваляться на воздухе в забавном арт-гамаке и побродить по живописным руинам старинного форта.

Уэйв-Хилл, Бронкс (Wave Hill)

Должна признаться: к Уэйв-Хиллу (Wave Hill) я испытываю сентиментальные чувства, позволительные человеку, долгое время считавшему его своим личным садом. Но это отнюдь не означает, что мое восторженное отношение ни на чем не основано. Уэйв-Хилл примечателен в первую очередь тем, что о нем знают лишь единицы, и они тоже не спешат делиться своим знанием с первым встречным. За оградой поместья Уэйв-Хилл скрывается, пожалуй, самый элегантный ботанический сад Нью-Йорка: одиннадцать гектаров – с лесом, пейзажный парком, идеальными газонами, прудами и перголами, вековыми дубами и липами, с викторианскими оранжереями и старинными особняками – раскинулись на скалистом берегу Гудзона, уходящего за горизонт на севере и подныривающего под Вашингтонский мост на юге.

Удаленность от проторенных туристических троп уберегла этот сад от бешеных толп, с которыми, в силу небольших размеров и общей деликатности, он бы вряд ли совладал. Но находится он не так далеко, как кажется: за какие-то полчаса электричка Metro North, следующая в направлении Поукипси (Poughkeepsie), доставит вас от вокзала Гранд Сентрал (Grand Central) до станции Ривердейл (Riverdale), а оттуда парковый шаттл бесплатно подвезет к воротам.

Железная дорога пришла в эти края в 1851 году, и строительный бум не заставил себя ждать: состоятельные ньюйоркцы хотели непременно обзавестись дачей у реки. До 1960 года поместье Уэйв-Хилл находилось в частной собственности, так что вход простым гражданам сюда был заказан. Особняк сдавали как дачу, и поэтому тут в разное время жил будущий президент США Теодор Рузвельт и писатель Марк Твен.

Уэйв-Хилл прекрасен тем, что год за годом он остается неизменным – и в этом его отличие от большинства модных и современных парков Нью-Йорка. Подгнившие бревна живописной ограды заменяются на новые – точно такой же формы и толщины, выгоревшие до самой бледной бирюзы металлические рамы оранжерей перекрашивают в тот же нежнейший оттенок, а на месте погибшей гигантской мимозы появляется саженец, который через пару десятков лет превратится в точно такую же рискидистую мимозу.

По лужайкам расставлены лаконичные кресла голландского дизайнера Герита Ритвельда (Gerrit Rietveld) – те, что в оригинале были красно-сине-желтыми, но для Уэйв-Хилла их переосмыслили в сером, и уже около 20 лет эти стулья – самый узнаваемый атрибут парка. Стулья, кстати, безумно удобные, испытайте на собственной спине, так что самый лучший сувенир из Уэйв-Хилла – это чертеж такого стула (он продается в сувенирной лавке). Долгими зимними вечерами, остругивая и пиля доски на подмосковной даче, вы будете вспоминать ботанический сад на Гудзоне.

В Уэйв-Хилле, как и в Центральном парке, поздняя весна, балансирующая на границе с летом, просто гипнотически хороша. Хочется лечь под деревьями и следить, как от фарфоровых цветков, матово-белых снаружи и розовых внутри, лениво, как в замедленной съемке, отделяются лепестки и падают, вальсируя в воздухе, на траву, и так до бесконечности. Общество лягушек в состоянии перманентного дзена, гордые кошки, не откликающиеся на «кис-кис», двадцать сортов лаванды, альпийские горки, оранжереи с орхидеями и увитые вистерией беседки, просекко на террасе музейного кафе, вечерние концерты на лужайках… – есть тысяча и одна причина приехать сюда и ни одной, чтобы этого не сделать. Если у вас есть свободные полдня в Нью-Йорке, садитесь на электричку и приезжайте в Уэйв-Хилл, где за 8 долларов вам дадут возможность прогуляться по райскому саду.

Кто-то любит Нью-Йорк за сногсшибательный шопинг, сверхъестественные бродвейские шоу, самые вкусные в мире рестораны и жителей, с которыми не соскучишься, а кто-то (среди них, признаюсь, и я) любит его за неповторимую городскую среду, в которой традиции передового дизайна укоренились задолго до появления в обиходной речи слова «дизайн».

Сергея Довлатов очень точно подметил впечатление, которое Нью-Йорк производит на человека, чье восприятие прекрасного и соразмерного сформировалось под влиянием стройных линий петербургских проспектов, мостов и регулярных парков. И все же, несмотря на то, что мы с писателем оба выросли в городе на Неве, лично мне какофония разновеликих и разно-прекрасных зданий Нью-Йорка кажется проявлением какой-то высшей гармонии, которая возникает спонтанно, как возникают в природе живописные нагромождения камней, перекаты холмов и россыпи звезд.

Мне давно хотелось составить краткий маршрутный лист урбаниста, некий список объектов и пространств, определяющих лицо современного Нью-Йорка и дающих представление о векторе его развития. Ну и заодно дать более или менее развернутый ответ на извечный вопрос моих эстетически-озабоченных друзей: «Что тут у вас новенького? Куда бежать? Что смотреть?» Проблема в том, что выдающиеся здания и пространства попадаются в Нью-Йорке на каждом шагу. При этом большинство из них заняли прочное место в путеводителях (коим эта книга, напомню, не является), поэтому я не стала включать в свой список очевидные пункты, которые есть в любом уважающем себя гиде – здание вокзала Гранд Сентрал (Grand Central), исторические кварталы Бруклина, «улитке» музея Гуггенхайма и т. п. Я просто составила перечень самых интересных с точки зрения современной архитектуры зданий, парков и публичных пространств, которым можно воспользоваться как шведским столом, выбрав из разнообразия мест те, что интересны лично вам.

Музеи

Музей Библиотека Моргана (Morgan Library Museum), 1924 г. Реконструкция Ренцо Пьяно (Renzo Piano) – 2006 г.

Адрес: 29 East 36th  St.

Бывшую резиденцию банкира Пиерпонта Моргана (Pierpont Morgan), а ныне музей его имени стоит посетить ради потрясающей библиотеки в ренессансном стиле, драгоценной коллекции манускриптов, инкунабул и ассирийских цилиндрических печатей, ну и, конечно, ради того, чтобы побывать в личном кабинете банкира, украшенном картинами Мемлинга и Перуджино. Но для поклонников современной архитектуры будет небезынтересно взглянуть на новый корпус и атриум музея, построенные в 2006 году по проекту притц-керовского лауреата, архитектора Ренцо Пьяно. Атриум из стекла и стали перекрыл внутренний двор музея, прибавил ему выставочных площадей, света и воздуха и перенес Моргановскую библиотеку в двадцать первый век. Кстати, в Morgan Library один из лучших музейных магазинов Нью-Йорка, в котором есть соблазн провести едва ли не больше времени, чем в самом музее.

Музей-мастерская Исаму Ногучи (Isamu Noguchi) (The Noguchi Museum), 1985 г.

Адрес: 9–01 33rd Road, Queens.

Музей-мастерская скульптора Исаму Ногучи, открывшийся в 1985 году, новым можно назвать с большой натяжкой, но, по моему убеждению, это один из самых недооцененных музеев Нью-Йорка. Он расположен на территории бывшего завода фотогравюр в Квинсе – районе, куда несколько лет назад не ступала нога праздного туриста. Здание музея необычной треугольной формы занимает целый квартал: обратившийся к городу стенами из красного кирпича, он скрывает внутри за собой чудесный сад в японском стиле – с ручьями, соснами и одинокой скамейкой. Скульптуры Ногучи расставлены по залам так, как их рассположил в свое время сам мастер, чье присутствие ощущается здесь в какой-то сверхъестественной мере: он много лет снимал мастерскую напротив бывшего завода, а когда земля была выставлена на продажу, решил купить ее и организовать музей имени себя. В порядке эксперимента можете попробовать дойти сюда с Манхэттана пешком через мост Квинсборо, как это делал сам Ногучи каждый день, пока был жив. В магазине музея продаются культовые предметы мебели и бумажные лампы по дизайну скульптура.

Музей дизайна Cooper Hewitt (Cooper Hewitt National Design Museum), реконструкция – 2014 г.

Адрес: 2 East 91 St.

Один из красивейших особняков Пятой авеню Andrew Carnegie Mansion приютил Музей дизайна в 1970 году, когда тот вышел из-под патронажа Куперовского института (Cooper Union) и вошел в систему Смитсониевских музеев (Smithsonian Insitution). Тематика выставок музея варьируется от деконструктивизма в моде до современной керамики и мебели ар-нуво. Удивительным образом классический интерьер особняка прекрасно работает с любыми экспонатами: он создает интересный контрапункт с экспозициями современной тематики и выступает естественным фоном для выставок исторических.

В прошлом году наконец-то завершилась многолетняя реконструкция музея, ставшая плодом совместных усилий 13 архитектурных фирм: после нее он прирос площадями и обзавелся передовой системой интерактивного документирования посещения посредством «цифровой ручки», которую выдают при входе каждому посетителю; технология – подарок музею от фонда Блумберга. Единственной частью музея, пока что недоступной для посетителей, остался сад. Здесь тоже обещают сделать что-то чудесное, но что бы это ни было, лучшего места для поцелуев украдкой в Нью-Йорке не сыскать.

Национальный мемориал и музей 11 сентября (The National September 11 Memorial) – 2011 г. Авторы проекта – Дэниел Либескинд и Майкл Арад (Daniel Libeskind, Michael Arad).

Адрес: 180 Greenwich St.

Ньюйоркцы долго спорили, как лучше всего увековечить память о событиях 11 сентября 2001 года, когда под обломками башен близнецов Всемирного Торгового центра погибли три тысячи человек. Разработку концепции и генерального плана комплекса на месте «Ground Zero» поручили Дэниелу Либескинду. Непосредственной разработкой архитектуры «Национального мемориала и музея 11 сентября» занимался архитектор Майкл Арад. Мемориальный комплекс открылся 11 сентября 2011 года; по сути, это парк с двумя бассейнами, заглубленный на 9 метров ниже уровня земли: на месте бассейнов когда-то стояли две башни Всемирного торгового центра. Бассейны из черного мрамора напоминают черные дыры, бездонные колодцы, по стенкам которых непрерывным потоком струится вода. Мемориал – хороший пример того, как настоящая архитектура – лаконичная и существующая не ради себя самой – способна донести до человека ощущение трагизма жизни и вместе с ним надежду на вечное возрождение.

Новый музей современного искусства (New Museum of Contemporary Art) – 2007 г. Архитектурное бюро SANAA.

Адрес: 235 Bowery St.

Когда японский архитектурный дуэт Казуо Седжима и Рюэ Нишизава (Kazuyo Sejima and Ryue Nishizawa) из бюро SANAA получил заказ на проектирование Нового музея современного искусства, на дворе был 2002 год. Район Бауэри в то время не только не был точкой притяжения для состоятельной богемной публики, коей является сейчас, но и вообще не котировался ни по каким критериям. Тогда в Бауэри не было ничего, кроме сомнительных кабаков, гостиниц с клопами и китайских закусочных. Выросший на месте парковки на пересечении с Prince St. музей принял правила игры этого сурового района: со стороны он выглядит как семь поставленных друг на друга контейнеров.

К сожалению, Новый музей не может похвастаться стабильным качеством выставок, но сюда, безусловно, стоит прийти, чтобы поучиться искусству интегрирования зданий в среду: первый этаж музея фактически принадлежит улице, от которой его отделяет лишь стекло, а серый цемент тротуара плавно перетекает в полированный цементный пол музейного зала. Но здание дискретно только на уровне первого этажа; выше стекла едва различимы за фасадами из алюминиевой сетки, но сдвижка между «контейнерами» обеспечивает хорошее естественное освещение галерей на четырех нижних этажах. На пятом – аудитория, на шестом – офисы, на седьмом так называемая sky room – остекленное пространство с террасами, выходящими на два фасада здания. Оно, к сожалению, открыто для посетителей только в субботу и воскресенье – именно в эти дни сюда и приходите.

Новое здание Музея американского искусства Уитни (Whitney Museum of American Art), 2015 г. Архитектор – Ренцо Пьяно (Renzo Piano).

Адрес: 99 Gansevoort St.

Выбрав Ренцо Пьяно в качестве главного архитектора нового здания Музея Уитни в Митпэкинге, совет попечителей ничем не рисковал: на счету притцеровского лауреата более 20 реализованных проектов по всему миру, включая реконструкцию музея Morgan Library в Нью-Йорке. Задачей-минимум было создать новый дом для 22 тысяч единиц хранения музейной коллекции, задачей-максимум – построить эффектное здание, которое не потеряется на фоне культового парка Хай-Лайн, благодаря которому район Митпэкинг и попал в разряд модных в 2009 году. Музей втиснулся между 11-й Авеню и южным входом на Хай-Лайн; такое удачное расположение непременно нужно было обернуть в свою пользу, и Пьяно это мастерски сделал, вынеся на городской фасад музея стальные лестницы, перефразирующие тему пожарных лестниц Нью-Йорка, и террасы, с которых открываются захватывающие виды на реку и Хай-Лайн.

Музей был задуман не просто как учреждение искусства, но и как публичное и образовательное пространство, в котором вас всегда ждут – даже если вы хотите полистать журналы в музейном магазине, пообедать в ресторане Untitled или заглянуть в зал бесплатных экспозиций. А музейщики не могут нарадоваться на великолепные реставрационные мастерские, в которых можно будет восстанавливать арт-объекты из коллекции, не вынося их за пределы музея.

На данный момент Уитни, на мой взгляд, – самый передовой музей Нью-Йорка и просто образцовое выставочное пространство. Скажу больше: его нужно посетить, даже если ваше пребывание в Нью-Йорке ограничено двумя часами.

Общественные пространства

Галерея Спероне Вестуотер (Sperone Westwater Gallery), 2010. Архитектор Норман Фостер (Norman Foster + Partners).

Адрес: 257 Bowery St.

Буквально в одном квартале от New Museum находится второй полюс арт-сцены района Бауэри – новое здание галереи Спероне Вестуотер, построенное по проекту притцкеровского лауреата, английского архитектора – или, как его называют, «стархитектора» – Нормана Фостера. Такая концентрация объектов искусства на квадратный километр района объясняется тем, что при всей своей маргинальности он всегда был прибежищем художников. Здесь, на углу Спринг и Бауэри (Spring St. & Bowery), была мастерская Роя Лихтенштейна (Roy Lichtenstein), здесь снимал студию Марк Ротко (Mark Rothko), а рядом на Брум стрит (Broome St.) жил Кит Харинг (Keith Haring).

Фостеру с коллегами по бюро удалось выстроить на маленьком пятачке земли восьмиэтажное здание, примечательное в первую очередь своим грузовым лифтом, одновременно выступающим в качестве мобильного выставочного зала. Скользящий вверх-вниз красный куб лифта выглядит совершенно завораживающе, если наблюдать за ними с улицы. Удивительно, как с помощью такого экстравагантного приема Фостеру удалось решить непосильную задачу организации перемещения объемных произведений искусства в здании, выстроенном на пятачке в 230 квадратных метров. Особенно круто этот лифт смотрится из лобби первого этажа – вы не понимаете, что к чему, пока красный потолок не начинает медленно воспарять наверх.

Здание в Бауэри открылось к 35-летию галереи, давно завоевавшей репутацию одного из самых авторитетных арт-дилеров американского и европейского авангарда. Она стабильно «угощает» ньюйоркцев отборными выставками, а с некоторых пор демонстрирует их в первоклассном выставочном пространстве – причем, в отличие от музеев, совершенно бесплатно.

Новый корпус колледжа Купер Юнион (Cooper Union), 2009 г. Архитектор Том Мэйн (Thom Mayne), студия Morphosis.

Адрес: 41 Cooper Square.

Третья архитектурная жемчужина Бауэри, новый девятиэтажный учебный корпус колледжа Купер Юнион получил в свое время неоднозначные оценки критиков. Кому-то не понравился тектонический разлом на фасаде, кому-то – чрезмерная монументальность, но студентам, что здесь учатся, новый дом по душе: внутреннее пространство, лихо закрученное витками лестниц, террасы, антресольные этажи, «небесные мостки» и внешняя оболочка здания из перфорированной стали – все это выглядит очень «стильно, модно, молодежно», если не сказать авангардно. Но в идеале именно такой и должна быть среда, в которой занимаются студенты факультетов искусств, инженерии и архитектуры, которые раньше существовали обособленно в разных зданиях. Главный лифт колледжа иллюстрирует постулат о том, что хорошей архитектуре под силу влиять на жизнь людей, можно демонстрировать главный лифт колледжа: он останавливается только на первом, пятом и восьмом этажах, соответственно, у студентов нет выбора – приходится больше ходить по лестницам – и общаться.

По своей идеологии новый корпус Купер Юнион вообще обскакал общественные здания Нью-Йорка на добрых 50 лет. Ему был присвоен золотой стандарт LEED за лидерство в области энергетического и экологического проектирования. Перечисление критериев исключительности займет не одну страницу – среди них есть излучающие потолочные панели отопления и кондиционирования, зеленая крыша, преимущественное использование естественного освещения и т. п. Проблема в том, что, будучи образовательным учреждением, Купер Юнион не предусматривает посещения любопытствующих персон. Чтобы все-таки попасть внутрь, советую посетить какую-нибудь из выставок в фойе или попроситься внутрь, назвавшись потенциальным студентом.

Пункт продажи театральных билетов TKTS (TKTS Booth), 2008 г. Архитектор – Choi Ropiha (Чои Ропиа), при поддержке Perkins East-man и PKSB Architects.

Адрес: Duffy Square (северное продолжение Times Square).

Зачастую проектам билетных касс, автобусных остановок и подземных переходов уделяют ровно столько внимания, сколько требуется для того, чтобы эти прозаичные объекты каждодневного использования выполняли свои утилитарные функции. Но не в Нью-Йорке. Проект начался как международный конкурс на перестройку касс TKTS, исторически обеспечивавших ньюйоркцев дешевыми билетами на бродвейские шоу. Австралийский архитектор Чои Ропиа предложил воспользоваться сбоем в сетке городских улиц и переосмыслить треугольник, образовавшийся на пересечении Бродвея и Седьмой авеню, как театр под открытым небом.

Таймс-сквер действительно завораживает бегущими информационными строками, десятками светящихся рекламных щитов, театральных афиш и постоянным броуновским движением народных масс – в любое время дня и ночи. Таймс-сквер – это театр, и создание зрительного зала, из которого можно понаблюдать за «спектаклем» было решением, которое практически витало в воздухе, но талантливый архитектор смог его уловить и материализовать. Стеклянные ступени ярко-алого фирменного цвета TKTS поднимаются, образуя в самой высокой части навес над кассовым павильоном. Павильон и лестница – две независимые структуры, причем последняя полностью состоит из несущих стеклянных панелей. Ступени с LED-подсветкой к тому же еще и подогреваются теплом геотермальной станции, расположенной под павильоном. Простое оказывается на поверку сложным, но лаконичность и функциональность всегда требуют немного больше усилий, чем декоративная банальность.

Театр коллектива Signature Theatre Company в здании MiMA, 2012 г. Архитектор – Фрэнк Гери (Frank Gehry) и H3 Hardy Collaboration Architecture.

Адрес: 450 West 42nd  St.

Драматический театр Signature Theatre Company – одна из самых современных театральных площадок Нью-Йорка – расположен в основании высотки MiMA (эта аббревиатура расшифровывается как Middle Manhattan) в районе Хеллс Китчен (Hell’s Kitchen). В новом театре три сцены, самая большая из которых вмещает 300 зрителей. Внутри залы отделаны наползающими друг на друга панелями из фанеры неправильной формы, с тем чтобы улучшить их акустические свойства. Фанера – основной отделочный материал помещений театра – при всей демократичности не выглядит дешево. По меркам Фрэнка Гери, проект получился визуально сдержанным и даже несколько академичным, но академичность – это не так уж и плохо, когда речь идет о репертуарном театре. Коллектив Signature Theatre Company известен тем, что ставит не отдельные спектакли различных драматургов, а представляет зрителям целый корпус работ того или иного автора в течение театрального сезона, чтобы донести авторское высказывание во всей полноте. При этом билеты на все спектакли продаются по единой цене в 25 долларов – чем не повод познакомиться поближе с американской драматургией и архитектурой?

Зал камерной музыки Alice Tully Hall, Линкольн-центр (Lincoln Center for Performing Arts), 2009 г. Архитектура – Diller Scofidio + Renfro.

Адрес: 1941 Broadway.

Центр искусств Линкольн-центр (Lincoln Center) на Верхнем Вест-Сайде знаком всякому любителю музыки в первую очередь потому, что среди прочего является домом Метрополитан оперы, театра балета и филармонии. Но если музыкальные события мирового масштаба здесь происходят чуть ли не каждый день, то никаких откровений по части архитектуры и дизайна от Линкольн-центра никто не ждет: модернизм 60-х, казавшийся таким актуальным полвека назад, уже изрядно пообносился. Тем неожиданнее оказался результат реконструкции части здания музыкальной академии Джуллиард (The Julliard School), выходящей фасадом на Бродвей и вмещающей в себя зал камерной музыки Элис Талли Холл (Alice Tully Hall).

Фантазия архитекторов обратила угол здания в нос многопалубного корабля, причем лобби «круизника» предстает перед прохожими во всей своей соблазнительной многомерности. Модный прием интегрирования интерьеров с уличной средой превращает все, что происходит в холле за стеклянными стенами, в своего рода перформанс. А если посмотреть внимательнее, то в стеклянном кубе на уровне второго этажа можно увидеть занятия танцевального класса. Самое удивительное, что глобального изменения внешнего вида здания удалось добиться, не затронув его оригинальные конструкции. Архитекторы из бюро Diller Scofidio + Renfro в шутку окрестили этот проект «архитектурой 18 дюймов» – именно такое расстояние разделяет несущий каркас и новую оболочку здания. Переход между старой и новой частью по фасаду 65-й улицы получился совершенно незаметным, что и немудрено: архитекторы настояли на покупке итальянского травертина из той же части карьера (замороженной последние 40 лет), в которой добывали камень для старого здания, построенного в 1969 году.