Увидев однажды в цветном иностранном фильме жирафа, четырёхлетний Коля заболел. Вечером у него сделался сильный жар, мальчик бредил, метался в постели, и родители всю ночь от него не отходили. «Жираф, жираф, — стонал Коля в беспамятстве, — хочу жирафа!»

Утром обеспокоенные родители вызвали участкового педиатра, но к приходу пожилой врачихи всю болезнь вдруг как рукой сняло. Она старательно осмотрела ребёнка, прослушала, но ничего не обнаружила. Даже признаков пресловутого ОРЗ, которое, по старинке, видимо, упорно называла гриппом и ангиной. «С маленькими детьми такое иногда бывает», — только и смогла сказать она на прощанье.

Конечно, родители готовились к тому, что вечером болезнь может снова вернуться, так тоже бывает, и это всем известно, однако — нет. И через несколько дней тревоги бессонной ночи почти забылись. Они бы забылись совсем, если бы Колюня то и дело не напоминал постоянными, скоро надоевшими и отцу, и матери, вопросами о жирафах. Он интересовался, где проживают эти не похожие ни на кого животные, что кушают, чем занимаются в свободное от кушанья время, водятся ли жирафы на Луне, в океане и на полюсе. Родители сперва отвечали на вопросы старательно, мобилизуя для этого всю свою эрудицию и даже порой заглядывая в справочную литературу, а потом враз разозлились: «Да отвяжись ты, наконец, со своим дурацким жирафом, несносный ребёнок!»

И Коля отвязался. Но, как оказалось, не надолго. Потому что вскоре они всей семьёй отправились жарить шашлыки «на природе», где отец сразу взялся мангал раздувать, а мать с сыном аппетиту пока нагулять решили. И там неподалёку стояла такая причудливо кривая берёза, на которую малыш вдруг дико уставился, будто это, по меньшей мере, баобаб. Или — жираф.

— Жираф? — молвил он тихо, но предельно отчётливо, показывая на берёзу пальчиком.

— Опять?! — сурово одёрнула сына мать и вдруг больно-больно — до слёз — прикусила себе язык.

А когда она слёзы сморгнула, то абсолютно явственно сама увидела настоящего живого жирафа, непринуждённо пасущегося в среднерусском березняке. От такой фантастической нелепости женщина даже громко охнула.

Чуткое животное мгновенно обернулось на голос, перестало жевать. На краткий миг оно замерло неподвижно, а потом грациозно метнулось в чащу, треща сучьями. Так что когда деморализованная женщина вновь обрела способность соображать, всё уже стихло, и даже потревоженные ветки качаться перестали. «Наваждение какое-то!» — подумала рассеянно она, что, однако, утешило слабо.

— Мама, мама, ты видела?! — истошно кричал сын.

— Видела, видела, — буркнула мать и скорей потащила Колю прочь от сомнительного места.

Когда Колюня поделился с отцом своей радостью от встречи с любимым представителем фауны, отец сказал: «Да-да!» и, добродушно улыбаясь, подмигнул жене. Но той было не до улыбочек. Она лишь промолчала да слегка потупилась.

Она ничего не стала говорить мужу и сама постепенно успокоилась. Включились, должно быть, некие предохранительные механизмы женского мозга, и уже через пару дней Колина мама ничуть не сомневалась, что всё виденное в лесу ей попросту померещилось. И она также перестала терзаться беспокойством за ребёнка — в его возрасте и должны посещать человека несуразные фантазии. Видать, к тому же творческая личность растёт.

Может, если бы в тот знаменательный момент мать раздувала мангал, а отец, наоборот, сыном занимался, то уж мужчина-то не отмахнулся бы так запросто от увиденного собственными глазами неопровержимого факта. Потому что знаменитую формулу: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда» мужчина придумать не мог. Только — женщина. Хотя если, опять же, факты доказывают обратное, то это какие-то неправильные факты…

Между тем через пару дней в местной газете появилась заметка корреспондента Цезаря Пенкина-старшего следующего содержания.