Середина ноября. Ждали-ждали — дождались, наконец. После надоевшей до чёртиков слякоти да тьмы египетской вдруг мгновенно похолодало, и за какой-нибудь час высветлил измождённую сезонными трудами землю лёгкий снежок. И две ночи кряду выдались тихими да звёздными с морозцем под двадцать. А к пятнице отпустило. И вот это всё, если кто не знает, мёртвого поднять способно. Такого мёртвого, для которого слово «рыбалка» — не пустой звук. Да-да, бывали случаи, между прочим…
Для кого-то четыре часа да в ноябре — глубокая ночь. А для больного рыбалкой — шебутное, суетное утро. Ему дольше-то и не проспать нипочём. Да ему вообще в ночь перед рыбалкой не уснуть ладом — хоть три будильника заводи, а всё равно покоя не даст мысль, шилом то и дело тычущая в одно место: «Ой, не проспать бы!»
Так что Коля Шнурков предпочёл вообще не ложиться. И хотя комнатёнка у них одна на четверых, но никто в семье избыточным комфортом не избалован, а совсем наоборот. Девчонки носились вечером по двору допоздна, потом от пуза наелись жареной картошки с кетчупом — кетчуп, это ж такая штука, с которой всё вкусно — их и пушкой не разбудишь, ну а Зинке, гражданской как бы жене и непутёвой матери совместных детей, Колёк, скрепя сердце, выдал перед самым закрытием магазина деньгами. Ровно на чекушку. Уж она-то бы точно путалась всю ночь под ногами да канючила своё извечное, мешая сосредоточиться, а так дрыхнет тоже. Конечно, часов в шесть встанет, снова выпить захочет, но кормилец-поилец уже будет далеко.
И ночь за подготовкой к рыбалке прошла незаметно. Пока привязывал да перевязывал мормышки, менял истлевшие за лето лески, чинил ватные штаны, пришивал к брезентовому плащу недостающие пуговицы, ледобур правил бруском, негромко напевая себе под нос допотопную привязчивую мелодийку, глядь — а уж времени-то в обрез. Тогда как — чуть не самое важное — надо ещё термос чаю заварить, без еды день на морозе запросто выдюжишь, тем более если — клёв, а без кипяточка — тоска. Тем более если — не клёв.
Вышел из дому в четыре, а потом, нахохлившись, как ворона на пеньке, долго-долго сидел при дороге на своём обшарпанном, видавшем виды ящичке, покрываясь негустым мелким снежком, покуривая сигаретку да поминутно вертя головой вправо-влево. Влево — чтоб вовремя заметить приближающиеся фары и взволноваться: возьмут — не возьмут. Вдруг подскочат и пригласят: «Айда, Колёк, с нами за компанию!» А вправо — просто так. Мало ли…
Сидел минут тридцать в полном одиночестве, а потом стали подтягиваться другие такие же безлошадные. Кое-кто уж навеселе. Не рыбаки никакие — настоящий рыбак так безответственно ни за что не поступит, поскольку рыбалка и выпивка совершенно не сочетаются. Однако — открытие сезона. Праздник. А поскольку праздник, как ни крути, спортивный, то главное — участие. Отчего и массовость…
— Здорово, Колёк, давно сидишь?
— Да не, только что закурил. Здорово.
— Машины-то как, густо идут или реденько?
— Пока — никого. Только пара грейдеров.
— Рано ещё.
— Рановато. Но уже — вот-вот.
— Ага…
Вообще-то, все тут — так себе рыбачишки. Что кристально трезвые, вроде Коли, что загодя выпившие. Потому как рыбалка становится увлечением всё менее рентабельным. Дорогим удовольствием, иначе говоря. Впрочем, и в прежние времена она не была делом прибыльным, хотя в случае удачи некоторые рыбёшкой подторговывали, но на одну удачу даже в те далёкие времена приходилось в среднем три неудачи. Не меньше.
Теперь же понаедут на огромным чёрных джипах этакие «светофоры» в «фирменных» комбинезонах с подогревом, оснащённые мотобурами да эхолотами — куда там местным, авторитетным в прошлом знатокам рыбьих стоянок с их первобытными снастями, дыроватыми кожушками да испитыми, заискивающе глядящими на залётных ухарей рожами. И всё, похоже, к тому идёт, что скоро рыбалка любительская сделается исключительно забавой для богатых бездельников. Чем-то вроде «фристайла» или какого-нибудь «трофи-рейда», прости Господи. А нищему большинству останется, как всегда на Руси, одно лишь питие, пропади оно пропадом…
Впрочем, в нашем посёлке таких «навороченных» рыболовов пока нет, есть лишь стремящиеся когда-нибудь такими стать. У них, разумеется, свой собственный «выезд» в наличии, они изредка осчастливливают малоимущих безлошадных, вроде нашего Коли, но чаще, по мере роста цены на бензин и прочих эксплуатационных расходов, кооперируются друг с дружкой для совершения глубоких рейдов за рыбой порой аж в сопредельные области, а то и страны…
Между тем за горой обозначается свет фар. Ага, едет кто-то! И в такой ранний час, скорей всего, рыбаки. И сразу смолк, скомкался разговор. Но прошуршала мимо легковушка, и все сделали вид, будто никто на неё никаких надежд не возлагал вовсе.
— «Газелька» бы, так, может… — высказал Колёк общее сокровенное.
— Не-е, — поправили его, однако, — лучше «таблетку», чтоб два моста. Чтоб до самых лунок…
— Да, «таблетка» — самое то! — загалдели наперебой все.
— Ещё бы! — охотно согласился с временным коллективом Шнурков, который против «колхоза» — ни в жисть. — Да только выбирать-то нам. К тому ж до самых лунок пока — вряд ли. Лёд тонковат.
— Это — конечно…
И дальше продолжился рыбацкий разговор, только слегка сменив направление. До того наперебой хвастались давними личными рекордами, врали, само собой, нещадно, на отсутствующих в данный момент свидетелей ссылаясь, а теперь беседа пошла о том, как добирались в прежние времена на рыбалку, когда личного транспорта было не много, но всё же был, и за сотню вёрст по морозу да гололёду не страшились на мотоциклах с колясками гонять, причём хозяин транспортного средства насчёт какой-либо платы никогда не намекал даже, а по субботам да воскресеньям любое начальство шло навстречу работягам, да и само часто не чуралось компании. Если даже, допустим, автобуса своего на предприятии не имелось, то в пятницу всем коллективом готовили грузовик — забрасывали в кузов большой фанерный ящик с лавками, шофера-рыбаки сливали со своих баков сэкономленный якобы бензин, чтоб, значит, автобус или импровизированное «грузотакси» под пробку заправить. И не только своим в фанерном ящике места хватало, но и таких, ничейных бедолаг, сиротски кучкующихся по обочинам, всех до одного забирали. И плата была символическая — рубль. Туда и обратно. Независимо от расстояния. Но можешь и ничего не платить, если у тебя только-только — «для сугреву» после рыбалки.
— Мужики, слышь, — это Колёк тоже насмелился свою историю рассказать в тему, и его, что нечасто бывает, выслушали, почти не перебивая, — мне всего семь лет было, когда отец — а он, может, помнит кто, главным счетоводом в «обломках» трудился, я-то, дурак дураком, не в него пошёл — взял меня первый раз на зимнюю. Как сейчас помню: снарядили «Трумэна», бочку бензина в кузов закатили, рейс по тем временам да на «Трумэне» — ого, полный кузов немтырей — тогда в «обломках» много их работало — и мы с отцом возле бочки самой. И — на Куяш. Чебак там был в ту пору — во! И немтыри всю дорогу промеж себя: «Ча-бак, ча-бак!» Я ж переблевался весь, доехал пока, но зато рыбалка была-а!… С тех пор и заразился. Хотя с тех пор такой рыбалки, считай, не видал…
— Да-а, — согласились задумчиво мужики, — да-а…
А тут уже машины довольно плотно по трассе пошли, правда, долго ни одна не останавливалась, наконец, одну, причём как раз «таблетку», тормознули и, едва открылась дверца, все скопом в неё ринулись. Хотя до этого — вот смехота — солидно промеж себя рядили: туда поедем, а туда не поедем! Лишь Коля да ещё некоторые, всегда помнящие своё место в этой жизни, помалкивали на сей счёт, давным-давно и на всю оставшуюся жизнь решившие: «Куда повезут, туда и поедем. Лишь бы не слишком дорого».
Ринулись все скопом, и уж Коля испугаться успел, что он как самый застенчивый останется, а все до единого уедут, но тут, по счастью, некоторые сразу схлынули. Когда водило, приспустив стекло, проездной тариф огласил, а также запланированный маршрут. Маршрут никого не смутил, во всяком случае, ни один не попытался даже предлагать водителю свои варианты, тогда как тариф сразу заставил отшатнуться многих. Пьяненьких — так почти поголовно.
— Ну, оборзели! Со своего брата-рыбака — драть! Да за эти деньги можно в магазине отовариться рыбой, притом хорошей, и ещё на бутылку останется!
— Точно, братан, и сопли морозить не надо!
— Да вы хоть знаете, почём овёс нынче? Да я же с вас — только за горючку, амортизация — уж ладно! — попытался объясниться водило.
— Сам ты амортизация — революции на вас нет, олигархи сраные!
— Да мы из принципа с тобой не поедем, верно, мужики?!
— Пра-льна! Мы лучше на эти бабки…
Сгоряча обиженный владелец транспортного средства даже схватился было за монтировку — «олигархом» да ещё «сраным» обозвали — такой базар хоть кого из себя выведет — но когда отхлынули от машины и смирные помалкивавшие либо бурчавшие что-то неразборчивое про себя, мужик одумался, обиду проглотил — дуракам разве докажешь что-нибудь — разрешил посадку, следя за тем, чтобы ящиками, ледобурами и прочими предметами внутренность «таблетки» не слишком попортили. И все желающие разместились. Правда, тесновато вышло, но зато бензин окупится наверняка.
Тронулись, а водило ещё долго не мог успокоиться, бубнил, впрочем, тоже неразборчиво:
— Кому-то, едри иху мать, футбольные клубы да яхты, а ты за них тут терпи от ханыг всяких…
Коляну, по правде сказать, тариф тоже показался чрезмерным. Он за текущей ценой бензина всегда следил, потому что сам водилой работал на маленьком допотопном грузовичке и в прежние времена горючку помаленьку подворовывал, продавал, но чаще его за этот бензин на рыбалку брали. Теперь уж давно прежней лафы нет, начальство такой контроль наладило, что не то чтобы украсть, а наоборот совсем — взяли нормативы от балды и за перерасход каждый месяц вычитают. А Шнурков по привычке продолжает на каждой попадающейся на дороге заправке ценники сравнивать.
И, в общем, выходило, что хозяин «таблетки» в результате поездки на рыбалку некоторый навар всё же поимеет. Но, сделав этот умственный расчёт, Коля даже не подумал «барыгу» осуждать — времена такие, каждый крутиться вынужден, и все водительские, по крайней мере, «навары» — штука крайне ненадёжная, ибо водитель, пожалуй, как никто, ежедневно под богом ходит, в один миг всё заработанное годами может прахом пойти. Да ещё в пожизненной кабале очутишься, а то и на зону загремишь.
Осуждать не подумал — вздохнул только. И ещё весь день время от времени вздыхал по тому же поводу, как синьор Тыква из сказки, читанной когда-то давным-давно, в другой жизни. А что, в другой жизни Коля тоже книжки читал, как все нормальные дети, он и своих детей одно время заставлять пытался, да безуспешно…
Колёк при посадке в транспортное средство нарочно в самый угол забился и правильно сделал. Поскольку те, которые оказались сидящими как бы кружком возле дверей, сразу же принялись в «свару» резаться. По самой малой ставке, чтобы только время убить. Но он уж по опыту знал, что оно всегда с малого начинается, а под конец уже у всех рожи красные, как после парилки, орут, хоть уши затыкай, может, потому оно и «сварой» называется, продуваются, что называется, «до без штанов». И не до рыбалки потом, и платить за проезд нечем.
Но, видно, у водителя тоже опыт подобного сорта имелся. Он сразу остановился, едва карты по рукам пошли. И невозмутимо так:
— Ребята, извините, но, коли вы играть, — деньги вперёд. Иначе не повезу.
Кое-кто, конечно, опять хотел было возмутиться. Однако довольно вяло. Видать, все шебутные раньше отсеялись. Да и — справедливое же требование. Не чрезмерное, по крайней мере. А на благородство полагаться — дураков нет.
Без всякого энтузиазма в карманы полезли. Расплатились. И, что характерно, участников игры сразу меньше сделалось. И водитель, заметив это, довольно ухмыльнулся, но не сказал ничего. Только наверняка похвалил себя молча. И Колёк его тоже похвалил. Сам он азартной игры всю жизнь сторонился, детям строго-настрого запретил даже приближаться к игровым автоматам, хотя вот если б выиграть вдруг миллион, как бы зажили они!… Нет, про это даже думать нельзя, довольно и рыбалки…
А на трассе уже сплошной поток машин. Гуще, чем в рабочий день. И сплошь рыбаки. Или — почти. А всё ноем, плохо жить-де стало, наш народный бензин-де разные сволочи присвоили и дерут три шкуры! Впрочем, сволочи бензин и всё остальное присвоили-таки, тут ничего не возразишь, они же рыбёшку по всем водоёмам повыловили, а потом ещё давай путёвками на рыбалку, которая всегда бесплатной была, без зазрения совести торговать. Якобы не повыловили, но совсем даже наоборот, зарыбили, так что плати, рыбачок-дурачок, а — нет, можешь бесплатно на бережку посидеть. Пока…
Доехали, однако, часа за два — как раз едва-едва брезжить начинало — до озера Сунгуль — одного из последних водоёмов, где арендаторы сравнительно честные — рыбу вычерпали, так хоть деньги с малоимущего любителя не вымогают. Между тем когда-то в Сунгуле лещ водился в изобилии, и по первому льду даже самые бестолковые, вроде Коли Шнуркова, другой раз имели шанс отличиться. Но с тех пор озеро не только электротралом тщательно процедили, оставив в нём единичные экземпляры товарной рыбы да сорную мелочь, а кроме того, зловредного ротана занесли. Впрочем, если б не зловредный, так теперь даже того ничтожного смысла у любительского лова не осталось…
Приехали — спешились. Только картёжники остались в машине кон доигрывать. Они б и вовсе не вылезли, если б водило, которому ведь тоже порыбачить охота, их не повыгонял на мороз. А на высоком обрывистом берегу народу — будто партизанская бригада Ковпака в полном составе собралась в рейд! И на льду светится огнями целый палаточный город. В прежние, опять же, времена такого количества бездельников не было. И — гул голосов, табачный дым коромыслом, стук-бряк снаряжения. Одни потихоньку сползают с обрыва на лёд, другие только примериваются, а кое-кто уже благополучно спустился и поспешает туда, к людям, которые притаились под брезентовыми да пластиковыми куполами и, небось, таскают рыбу почём зря, а если не таскают, то всё равно обладают важнейшей информацией, относительно того, что и как.
А утречко-то какое!… С высокого бугра озеро — как на ладони. Причудливо обнимает свои многочисленные островки и острова, манящие на них поселиться подобно Робинзону и дожить до глубокой старости, кормясь охотой, рыбалкой да всяческим собирательством, геройски отстреливаясь от непрошеных гостей до последнего патрона, занимаясь в свободное от насущных забот время шаманизмом и философскими размышлениями. Противоположный берег тоже высокий, там и сям из тёмного векового леса высовываются причудливые каменные динозавры, и хотя б на миг да посещает живую романтичную душу несусветная мысль, будто наконец-то несчастные рыболовы-любители после сорокалетних скитаний в космической пустыне открыли для себя эту девственную планету, которой им теперь до конца жизни хватит…
Колян знал это озеро как свои пять пальцев. То есть точно знал, где надо рыбачить. И поэтому рассчитывал на успех. По крайней мере, в сравнении с теми, кто попал на Сунгуль впервые. Однако для начала он, как и все, дотащился по едва припорошенному снегом льду до палаток, которые стояли в правильном месте, узнал, что ночью клёва не было, слегка про себя порадовался данному обстоятельству. Ибо оно уже само по себе повышало шансы новой смены — должна же эта рыба когда-то питаться, — хотя никаких гарантий, разумеется, не давало. Многие, этими же соображениями воодушевлённые, прямо среди палаток и остались лунки сверлить, мол, не было ночью — днём подойдёт лещ. Но опытный Шнурков ещё дальше двинул. За остров, где примерно такая же глубина, а рыба должна быть уже потому, что здесь нету. Мало ведь её, на все глубокие места попросту не хватает. А раньше хватало.
Пока дотащился — взмок. Тяжко идти по молодому льду, скользко. А навалит сугробов — ещё хуже станет. Правда, будет тогда уже глухая пора, и до самой весны — ни души. Дотащился, а за островом — тоже палатки. Конечно, разве сыщешь теперь укромное место, тем более в субботу. Но больше Колёк никуда не пошёл. В конце концов, удача, если захочет, где угодно тебя найдёт, а не захочет, так не угонишься.
Слегка отдышался, давай лунки сверлить. Десять штук наделал, благо, лёд тонкий, а толстый уже не провернуть, впрочем, оно и не надо. Кормушку с намолотыми сухарями в каждую опустил. И только потом, с чувством честно исполненной важной работы, позволил себе чайком побаловаться. А уж потом…
Целый день, только раз отвлёкшись на немудрящую еду, бегал Никола от лунки к лунке. Когда в девять утра активный клёв не начался, думалось, что с десяти пойдёт. Когда с десяти не пошло, значит, — с одиннадцати. А когда к двум часа дня у него в ящике бренчало лишь около десятка ничтожных окуньков да два тоже незавидных ротана, он потерял надежду. Хотя носиться от лунки к лунке не перестал, более того, ещё две дырки просверлил. И в четыре часа у него таки клюнуло.
— Багор! — истошно завопил Колёк на всё озеро. — Баго-о-р!!!
И прибежали к нему человек пять с баграми. Это такое дело — никто даже не помыслит в помощи отказать. Потому как — будто сам поймал. Оказалось — там был не лещ. Лещ бы, скорей всего, не один пришёл. Зато общими усилиями здоровенного судака выволокли. Сразу и взвесили — кило восемьсот. Стало быть, иногда эти хапуги впрямь какую-то рыбу, помимо «головёшек», взамен выловленной запускают, ведь судаков здесь прежде не водилось. Хищник зубастый даже в ящик не поместился, пришлось его на льду оставить. Хотя, конечно, при желании можно было б втолкать. Но зачем? Пусть смотрят, завидуют. Не больно-то часто завидуют люди Коле. Можно сказать — никогда.
И хотя поклёвок больше не было, уходить со льда, когда время пришло, очень не хотелось. Так что Колёк чуть на свою «таблетку» не опоздал. Тем более что по пути к берегу приходилось поминутно останавливаться да делиться опытом — как удалось этот вызывающе торчащий из ящика хвост отловить, благодаря каким мормышке и насадке, посредством каких передовых приёмов лова. И верилось уже, что лещей в озере не осталось ни одного, однако по дороге к берегу пришлось убедиться в обратном. Потому что встретился также окончивший промысел давний приятель Виталька Воробьёв, можно сказать, человек похожей личной судьбы и рыбак до того ушлый, но более всего везучий, что тягаться с ним Шнурков давно не помышлял даже.
— О, Шнурок, и ты здесь!
— А как же! Здорово, Воробей.
— Привет. А ты нынче — не промах! Вон какого судачину скрал — килограмма полтора.
— Кило восемьсот, мужики вешали… А — случайность! Да ты-то, небось, тоже не пустой? — Ох, до чего же хотелось Коле, чтоб Воробей опроверг его предположение! Чтоб хоть сегодня праздник не испортил.
— «Фанеры» пол-ящика. Крупных — ни одного.
— Ну ты — как всегда. Я на всём озере ни у кого подлещика не видал. Предъяви-ка…
— Гляди.
— Чёрт. Не такая уж и «фанера» — граммов по триста-четыреста каждый. Нюх у тебя на них…
— А без нюха в нашем деле — сам знаешь…
Добрались до берега чуть не самыми последними. На них сразу орать начали. Впрочем, беззлобно. Потому как не сильно припозднились. Некоторых иногда по часу и больше ждут. Не оставлять же за сто километров от дома, притом в большинстве случаев без копейки. Наоборот, на бугор, отшлифованный сотнями ног, взобраться помогли — конец жерди подали.
А далее Коля в свою «таблетку» загрузился, Виталик же — в чёрный, огромный, как автобус, джип. Можно не сомневаться — халява. Эти крутые ребята с эхолотами бывалыми рыбаками чаще всего не пренебрегают, стараются использовать и такое средство для достижения успеха. А Воробей, что ж, конечно, — авторитет!… Интересно, компания-то его — с рыбой?…
Что же до Колиной компании, то ничего сравнимого с его судаком ни у кого не было. И то — бальзам на душу. Ещё какой. Отчего обратная дорога с заездом в деревню насчёт спиртного и последующими бесчисленными остановками насчёт «отлить» показалась не особо утомительной, хотя Колёк участия в застолье на колёсах не принимал. Однако вовсе не солидарность с хозяином машины, только болезненно морщившимся, но безропотно останавливавшимся по первому требованию, проявлял, а просто не любил с рыбалки пьяным являться, как некоторые, любил уж дома, с чувством, с толком и непременно свежую ушицу чтоб… Да ещё, бывает, некоторые напьются, растеряют всё…
— Колёк!
— А? — Коля думал, что ещё какие-то подробности относительно поимки судака интересуют, так пожалуйста, у него секретов нет.
— Судака-то ты взял, конечно, отменного, слов нет. А за Зинку свою не боишься? Пока ты на рыбалке мёрзнешь, она, поди-ка, греется с каким-нибудь, а? — Самая банальная рыбацкая подначка, потому что рыбаки — люди в основном простые, изысканного юмора ждать от них особо не приходится.
— Ну прям! — Колёк и вовсе прост. — Да кому она такая страшная-то нужна?!
— Га-а-а! — дружно. Однако и невольно переглянулись со значением шутники, мол, надо же, всё прекрасно понимает, а ничего, терпит такое чучело на своей жилплощади. Тем более что Зинка, это всем известно, ещё и поддаёт крепко, если же работает, так поломойкой, да и то редко и не долго. До первой пьянки, в общем. Конечно, никто из шутников такого ни в жисть не допустил бы.
А Коля тоже посмеялся. Правда, лишь для компании. Поскольку в течение дня впрямь «ненаглядную» свою несколько раз с тревогой вспоминал. Только даже самой незначительной ревности в этой его тревоге не было. Зато о деньгах, припрятанных среди детских вещей — была. Если Зинка найдёт — пиши пропало. Всё спустит. До копейки. И хоть её убей.
И — как в воду глядел. Только на порог — дочки-погодки навстречу. Рассказывать наперебой, как день прошёл. Но и без того ясно. В комнате бардак, воздух характерно смрадный, на столе останки гнуснейшей попойки. И Зинка на постели в своих бахилах ничком. И тонюсенькие ножонки с синими венами их бахил торчат, юбка грязно-жёлтая задралась, один рваный панталон на всеобщее обозрение выставлен. «Эротика», блин. Так сердце и зашлось. Так у двери и сел на ящик. Хотелось взять и убежать куда-нибудь. Но куда убежишь.
Сунулся всё же на всякий случай в шифоньер. Вдруг что-нибудь осталось. Да где там. У кого одолжиться? Хоть на чекушку. Уж не до ушицы. А то голова лопнет. Или «движок» стуканёт. Такое дело. И не переодеваясь, двинул Шнурков к Воробью. Человеку, как говорилось уже, похожей судьбы. А тот в аккурат после рыбалки изнутри греется. Насчёт денег руками развёл, мол, капиталами у них, как полагается, жена заведует, но за стол таки пригласил. Всё ж не вконец «забурел», как с Ингой своей связался.
И понемногу Колёк успокоился. Удавиться, что ли, теперь? Сам виноват — лучше прятать надо. Конечно, придётся теперь выкручиваться до получки как-то, но не впервой же. А главное, картошки в погребе навалом. И хорошо ещё, что детям зимнюю одёжку на прошлой неделе справить успел, а то б точно — вешаться.
Кроме того, и Виталик, чтобы приободрить приятеля, поделился — то есть выболтал по пьяному делу страшную семейную тайну — погуливает Инга-то. Так что тоже, друган…
Впрочем, «друган» эту «страшную тайну» уж давно знал, но молчал по известным причинам.
И так мужички, сбегав ещё за одной, подчистую опустошили Виталину заначку, расчувствовались, а когда откуда-то нарисовалась лахудра Инга, пьющая, надо признать, умеренно, оба рыдали друг у друга на груди. И радость от удачной рыбалки позабыли совсем.
Конечно, она Шнуркова сразу шуганула. И тот, вылетев пулей, не слышал уже, как Витаха перед нею лебезил. Мол, смотри, какой я тебе рыбки наимал, мол, это всё Шнурок-провокатор виноват, он водки приволок, а я и не хотел, но у него, понимаешь, горе…
А Колёк вернулся домой, нажарил дочкам опять же картошки — эти сволочи, по счастью, кетчуп не тронули — собрал в мешок из-под сахара жалкие Зинины пожитки и, когда она слегка оклемалась да полезла обниматься, выпнул её в подъезд. Ничего, не подохнет. Повоет маленько под дверью да и пойдёт к кому-нибудь. Подружек такого же сорта по посёлку хватает. Не впервой бомжевать-то.