СПРАВКА

Генерал Проскуров И. И. приказал:

- Основательно продумать, как компенсировать отзыв Рамзая.

- Составить телеграмму и письмо Рамзаю с извинениями за задержку с заменой и изложением причин, по которым ему необходимо еще поработать в Токио.

- Рамзаю и другим членам его организации выдать единовременную денежную премию[79]…

…[79] Письмо Зорге в Центр от 04.06.39 г…"

То есть, в 1939 году Рихард Зорге снова просится домой. Сам просит замену.

Однако, как "основательно" не продумывали, "как компенсировать отзыв", придумать ничего не смогли.

Это косвенно подтверждает и уже приводимая мной докладная записка от 11 августа 1941 года за подписью генерала Колганова: "…Почти весь 1940 г. ИНСОН настаивает на возвращение в СССР…"

Так что, врёт, как всегда, г-н Резун, живописуя, как Центр заманивает Зорге в СССР, а тот всячески от этого уклоняется.

Теперь следующий документ.

"…Документ N 35

ГОСПОДИНУ ДИРЕКТОРУ.

Мы хотим указать на новую трудность при добывании интересующих нас сведений.

Во-первых, военный атташе долгое время отсутствовал и, кроме того, по возвращении организовал свое производство для наших целей еще менее интересное, чем прежде. Атташе занят сейчас, главным образом, пропагандой германских достижений в среде высокопоставленных японцев. После его возвращения активный интерес по сбору материалов о японцах пал до нуля. Он не пишет также более известных Вам докладов, а посылает только личные письма одному из доверенных людей в министерстве.

Перехожу к организационным вопросам.

1. Болезнь Фрица.

К сожалению, мы все должны признать тот факт, что Фриц страдает столь серьезной сердечной болезнью, что не приходится более рассчитывать на его выздоровление и, тем более, на возвращение им былой работоспособности. Лечащий врач заявил мне, что даже при полном изменении его образа жизни и работы он сомневается, чтобы Фриц прожил более двух лет. Для нас это обозначает, что если даже его выздоровление и в дальнейшем будет прогрессировать, он все же будет не в состоянии выполнять в старом объеме свою воздушную и легальную работу. Поэтому вопрос о его ассистенте должен быть поставлен в такой плоскости, чтобы последний мог его разгрузить не только на время болезни, но сумел бы по его указанию здесь твердо легализоваться и одновременно постепенно принять на себя всю работа Фрица. Необходимо, чтобы Фриц самое позднее в начале будущего года, после передачи своего легального дела и воздушной работы, мог бы поехать домой для серьезного лечения и отдыха.

В болезни Фрица, естественно, совершенно исключительную роль играет тот факт, что он работает здесь уже целых 5 лет. Вам должно быть ясно, что столь продолжительное время при существующих здесь условиях может подточить здоровье даже самого здорового человека. Не забывайте, что состояние его здесь очень тяжелое.

2. Вопрос о Жигало.

Жигало (Бранко Вукелич - В.Ч.) находится здесь 8 лет без перерыва. Это является здесь в смысле времени для иностранца максимумом. Для того чтобы не возбудить подозрения, он должен, в крайнем случае, съездить на родину в "отпуск". Сюда же следует добавить, что благодаря европейской войне Жигало лишился своей прекрасной легализации и должен сейчас подыскивать себе что-то новое, что может быть осуществлено только после поездки на родину. Так что мы предлагаем разрешить Жигало поездку в Европу.

Однако в любом случае мы за то, чтобы он непременно возвратился назад для создания здесь крепкой кристаллизационной точки для всех будущих работ. Жигало настолько хорошо здесь вжился, что просто было бы жаль его отсюда пересаживать. Разговор и чтение местного языка он освоил почти в совершенстве, а это весьма редкое явление.

3. Вопрос обо мне.

Я уже сообщал Вам, что до тех пор пока продолжается европейская война, я, само собой разумеется, останусь на своем посту, конечно, если это Вам желательно. Но так как по мнению здешних немцев война скоро кончится, то я все чаще вынужден отвечать на вопрос своих высокопоставленных друзей-немцев, а также иностранцев, что я, собственно, думаю в будущем делать. Учитывая, что вообще не так-то просто в один прекрасный день исчезнуть, не вызвав подозрения своих немецких друзей, я считаю весьма целесообразным, чтобы Вы мне сообщили, чего Вы ожидаете от меня по окончании войны. Это значит, что я хотел бы, господин директор, чтобы Вы мне ответили на следующие вопросы: могу ли я рассчитывать сразу же по окончании войны вернуться в Центр, где бы я мог, наконец, остаться и закончить раз и навсегда свое цыганское существование. Не забывайте пожалуйста, что мне уже между делом стукнуло 45 лет, что из них на службе у Вашей фирмы я провел свыше 11 лет за границей, а перед тем на службе у другой фирмы я провел еще 5 лет в путешествиях. Наступает уже время дать мне с моим опытом осесть на какой-нибудь работе в Центре. Если же Вы не в состоянии сейчас дать мне твердое обещание, что по окончании войны я сразу же смогу уехать домой, то я прошу Вас указать мне срок скажем например, три месяца или в крайнем случае полгода после окончания войны, после которых наступит конец. Я должен знать эту общую границу времени, ибо очень часто мне задают вопрос о моих дальнейших планах как газета, представителем которой я являюсь, так и посол и другие вышеупомянутые друзья. Газета хочет это знать, чтобы заблаговременно позаботиться о преемнике, издательство, на которое я работаю, хочет знать, когда я закончу для них книгу. А посольство, наконец, хочет об этом знать, так как оно и в будущем надеется работать со мной, т. к. придает моей работе большое значение. Чем известнее и солиднее мне удастся здесь легализоваться, тем труднее становится мне делать уклончивые ответы на вопросы о моих будущих планах по окончании войны, мои ответы должны быть уклончивыми, так как я вынужден отказываться от любой связи, выходящей за пределы ограниченного времени, чтобы наиболее незаметно суметь в один прекрасный день исчезнуть из поля зрения всех моих легализационных связей.

На всякий случай прошу Вас указать мне твердый срок времени моего пребывания здесь, а именно: смогу ли я уехать сразу же как кончится война или я должен рассчитывать еще на несколько месяцев. При сем прошу не забывать, что я тоже живу здесь безвыездно в течение 7 лет и что я ни разу как другие "порядочные иностранцы" не выезжал отсюда через каждые 3-4 года в отпуск, что этот факт, наряду с моей бесперспективностью на будущее может произвести как на иностранцев, так и на немцев дурное впечатление и даже показаться подозрительным.

Заключительные замечания.

Все эти организационные вопросы должны были когда-нибудь быть поставлены. Со своей стороны, господин директор, Вы должны дать на них ответ. Тем самым, что в связи с болезнью Фрица вопрос обновления здешнего персонала стал необычайно актуальный, не менее важное практическое значение принимает быстрый ответ на все вопросы, касающиеся Жигало и меня. Мы здесь можем гордиться, что сравнительно немного надоедали Вам с организационными вопросами, а посему надеемся на быстрый ответ.

Остаемся, правда несколько ослабленные здоровьем, тем не менее Ваши верные сотрудники.

Рамзай.

Добавление.

После наступившего у Фрица некоторого улучшения, вновь имели место два серьезных приступа. Чем реже Вы получаете от нас телеграммы, тем хуже его дела. В будущем Вы можете руководствоваться этим масштабом. Поэтому мы убедительно просим по возможности ускорить отправку ассистента. Мы не знаем, не постигнет ли Фрица мгновенная катастрофа или не будет ли он вынужден на целые недели оставить работу. Может также случиться, что будет необходимо положить его в больницу, тогда вообще исключена какая бы то ни была возможность работ. В настоящее время он лежит дома в постели и при нашей помощи может кое-что делать из постели. Жалкое состояние, но что же делать.

Сердечный привет, особенно от Фрица.

Ваш Рамзай[81]…

…[81] Письмо Зорге в Центр от 22.07.40 г…"

И снова Резун, как всегда, все переврал.

Зорге не умоляет здесь униженно перестать его считать невозвращенцем и разрешить ему вернуться незапятнанным.

Зорге в июле 1940 года, как и до этого, в июне 1939 года, совершенно обоснованно указывает, что такая долгая беспрерывная работа дает ему право вернуться домой сразу же после конца войны.

Вот его собственные слова, не искорёженные интерпретаторами:

"…На всякий случай прошу Вас указать мне твердый срок времени моего пребывания здесь, а именно: смогу ли я уехать сразу же как кончится война или я должен рассчитывать еще на несколько месяцев…"

Зная эгоистичное и потребительское отношение к его работе Москвы ("дай еще информацию… дай… дай…"), он совершенно резонно полагал, что московское начальство может и после окончания войны (как и в 1939 году) оставить его работать в Японии. Отсюда и его просьба.

И не было никакой радиограммы "когда каждая секунда в эфире" "с перечислением заслуг". Было письмо, направленное курьером. И не было никакого "перечисления заслуг". Было напоминание о том, как долго они работают без смены.

Резун есть Резун.

А вот как прокомментировал Р. Ваймант отношение Москвы к этому письму Рихарда Зорге:

"…Директор отложил это письмо в сторону вместе с другими посланиями Зорге на ту же тему. Никаких действий не было предпринято. Четвертое Управление могло быть недовольно Зорге, однако у него явно не было квалифицированных агентов, способных занять его место…"

Какое место? Какая квалификация? Какое "недовольство"?

Речь в данном случае идет не о недовольстве. Речь идет о том, что, московское начальство, не доверяя Зорге, считало его двойным агентом, заваливавшим Москву дезинформацией.

Так какая нужна квалификация, чтобы давать пусть и не такую броскую, как Зорге, но ПРАВДИВУЮ информацию?

Отвечая на аргумент господина Вайманта, можно вспомнить (и напомнить) простейшую истину. Лучше один малоквалифицированный, но честный источник. Чем десяток сверхквалифицированных, но заведомо ложных.

Зачем потребителю нужна информация, пусть и по важным вопросам, но сфабрикованная чужими разведслужбами?

Нет, по большому счёту от дезинформации, если руководству известно, что это дезинформация, тоже может быть польза. По характеру дезинформации можно определить направления усилий вражеской разведки. Это тоже иногда бывает очень полезно.

Но для этого, во первых, совсем необязательно, чтобы дезинформатор был "квалифицированным". Достаточно того простого факта, чтобы он просто был.

Во вторых, нигде из документов не прослеживается, чтобы информация Зорге рассматривалась именно под таким углом.

Третье.

А откуда господину Вайманту известно, что у Москвы "явно" не было равнозначной агентуры в Токио?

Только потому, что мы сегодня ничего об этом не знаем?

Мне попалось как-то на глаза одно очень любопытное и точное наблюдение.

Наиболее успешные разведчики чаще всего остаются в тени для широкой публики. Те имена, что связаны с известными нам историями, принадлежат разведчикам раскрытым. Раскрытым не историками. Раскрытым спецслужбами противника. Провалившимся, попросту говоря.

Те, что работали успешно и не были разоблачены, неизвестны нам и до сего дня.

Это соображение является, конечно, общим. И не является доказательством. Но у него имеется и одно интересное дополнение, подтверждающее его.

Состоит оно в том, что разведка НКВД, судя по всему, довольно скоро смогла получить доступ к материалам японского следствия по делу Рихарда Зорге.

Об этом мы с вами еще поговорим в одной из следующих глав.

Теперь самое время обратиться к мнению А. Фесюна, ещё раз остановившемся на причинах недоверия к Рихарду Зорге:

"…Волна репрессий не обошла и Разведуправление Генштаба, равно как и его агентов за рубежом. Начальники управлений, отделов и отделений назначались и исчезали в какой-то безумной чехарде, успевая поименоваться лишь "исполняющими обязанности". Для вновь появлявшихся руководителей фигура Зорге была уже совершенно не конкретной, абстрактной, а в свете наличествовавших обвинительных документов еще и весьма подозрительной. В японском отделении Восточного отдела ГРУ сложились как бы две группы, первая из которых скорее не доверяла Зорге (Покладок, Рогов, Воронцов), а вторая - скорее верила (Кисленко, Сироткин, Зайцев)[20]. Как уже говорилось, во второй половине 1937 года принимается решение об отзыве Рамзая и ликвидации всей резидентуры. Это решение через несколько месяцев все же отменяется. Отмены добился и. о. нач. Разведуправления С. Г. Гендин, переведенный на эту должность из НКВД. Он смог если не защитить, то сохранить резидентуру Зорге, несмотря на сильные подозрения, что сведения, передаваемые ею,- дезинформация. Резидентура сохраняется, но уже с сомнительным грифом "политически неполноценной", "вероятно вскрытой противником и работающей под его контролем". Записки Гендина руководству теперь начинаются так:

ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

Сов. секретно

Представляю донесение нашего источникам близкого к немецким кругам в Токио. Источник не пользуется полным нашим доверием, однако некоторые его данные заслуживают внимания…"

И здесь - вопросы.

Если Гендин сам считал информацию Зорге подозрительной, зачем он должен был выгораживать его?

Интересы дела?

Но какие могут быть интересы дела, если сам Гендин не доверял Зорге?

Здесь ведь надо помнить вот что. Защищая Зорге, Гендин рисковал не своей карьерой - он рисковал своей жизнью. Надо же себе представлять атмосферу того времени.

И что, Гендин поставил на карту свою собственную жизнь из-за незнакомого ему нелегала, которому он, по его собственному признанию, сам не совсем доверял?

Это - первое.

А второе - и вовсе непонятно.

Как-то так укоренилось как общеизвестныё факт, что Зорге в Москве были предъявлены какие-то обвинения, в силу которых он был вызван в Москву, где его собирались арестовать.

Теперь вопрос.

Кто выдвинул эти обвинения? И кто их снял (по мнению А.Г. Фесюна - по настоянию Гендина, по другим утверждениям - Проскурова)?

Из всех возможных источников обвинений возможны только три:

1. Сталин;

2. Руководство НКВД;

3. Руководство военной разведки.

В первом случае Зорге не смогло бы спасти ничьё и никакое заступничество.

Как, кстати, не могло бы его спасти и пребывание в далёкой Японии. Достали бы в любом случае. Это, я думаю, очевидно.

Значит, обвинение выдвигал не Сталин.

Во втором случае, снова возвращаемся к вопросу мотивов, которые двигали самоубийственной самоотверженностью Гендина.

Пока нет убедительного объяснения этому обстоятельству, версия с выдвижением обвинений Рихарду Зорге со стороны НКВД остаётся под большим вопросом.

К тому же, в этом случае, остается непонятным, как мог вообще Наркомат Обороны, который представлял в данный момент Гендин, снять БЕЗ РАССМОТРЕНИЯ обвинения, выдвинутые НКВД? Обвинения настолько серьёзные, что за ними должен был последовать арест и, возможно, расстрел?

Если они действительно были выдвинуты. То есть, другими словами, были официально сформулированы. Если на Зорге действительно был какой-то обвинительный материал, или он проходил по какому-то следственному делу как шпион или враг народа, скажем.

Впрочем, все эти вопросы ныне следует считать вполне риторическими.

Все эти долгое время существовавшие представления сегодня можно благополучно полагать полётом фантазии освободительного воображения.

Чему имеется прямое доказательство.

Но, прежде, чем изложить его, хочу нескромно поделиться с читателями своими мыслями на этот счёт, существовавшими у меня и до знакомства с этим самым доказательством.

Соображения эти таковы.

НКВД и Разведывательное Управление Генштаба суть организации конкурирующие. Конкурентность их взаимоотношений сознательно культивировал Сталин. И не только с позиций "разделяй и властвуй". Но и исходя из соображений пользы дела. Чья разведка успела первой - ей и самые сладкие пряники.

Таким образом, конкуренция эта заставляла каждую из служб работать эффективнее.

Но, одновременно с этим, для того, чтобы ни одна из них не имела возможности ставить другой палки в колёса, не мешала конкуренту нормально служить на пользу государству, был установлен такой порядок, при котором агентура одного ведомства была категорически неизвестна ведомству другому.

Это, кстати, не изобретение Сталина.

Это обычная практика спецслужб всего мира.

Так вот.

С конца 1929 года Рихард Зорге для ОГПУ (а затем НКВД) должен был попросту исчезнуть. "Убыл в распоряжение ЦК ВКП(б)" - и всё.

Вся его деятельность на поприще разведки стала для ОГПУ - НКВД с этого момента неизвестной. С этого момента вся информация о нём, в том числе, и негативного характера, должна была оседать строго в одном ведомстве - Разведывательном Управлении Генштаба (знаю, что так он назывался с 1935 года, знаю, что само РУ называлось и подчинялось РККА в разные годы по-разному, но предпочитаю называть этот орган для простоты именно так).

В Разведывательном Управлении для этого имелись свои люди, которые занимались чистотой рядов своей службы.

В стенах же НКВД имя Зорге могло всплыть, например, на допросе очередного "врага народа". Пример этого мы видели в справке Колганова. Там упоминалось, что полковник Петров присутствовал на допросе в НКВД офицера РУ Сироткина, который "признался", что выдал японской разведке, среди прочих, и резидентуру Зорге.

Но простите, получается, что Рихард Зорге здесь фигурирует не как предатель. Он здесь оказывается в роли жертвы предательства.

Да, конечно.

После таких признаний группа Зорге неизбежно попадала под подозрение, как "работающая под контролем" враждебных спецслужб.

У Разведуправления после таких признаний могло быть недоверие к информации Зорге. Могли быть сомнения, подозрения. Потому что они работали с этой самой информацией. И обязаны были иметь своё мнение по поводу её достоверности.

Но у НКВД-то, простите, какие претензии к Зорге? И, главное, откуда?

Поэтому, когда я то и дело слышу истории о том, что НКВД в чём-то там подозревал Рихарда Зорге (и, соответственно, собирался с ним расправиться), всё мне становится ясным. Очередной горячий и искренний, но совершенно гуманитарный лепет.

И ещё один штрих ко всей этой коллизии. В процессе этого лепета, как правило забывается, что ситуация, возникшая в 1937 году и описанная в справке Колганова, тогда же и закончилась. К 1941 году прошло четыре года. Всё это время от Зорге шла информация. Разная информация. От пустой и малоценной до сверхважной.

Но за все эти годы в Москве не получили ни одной шифровки, которую можно было бы расценить как инспирированную японской контрразведкой.

Период кануна войны и взаимоотношения с немецкой разведкой я здесь пока специально не трогаю - о тамошней ситуации пойдёт речь впереди, обстоятельно и специально.

В Москве не могли не понимать, что никто так долго в такое горячее время не будет держать "про запас" раскрытую разведгруппу противника. Если бы она действительно была раскрыта, её за это время обязательно должны были попытаться хоть раз использовать.

А её совершенно очевидно не использовали. Это можно утверждать совершенно определённо, потому что её работу всё это время рассматривали в Москве под лупой.

Поэтому с течением времени должны были усиливаться и сомнения по поводу показаний того же Сироткина. А не мог ли "враг народа" всё это специально выдумать? Ну, хотя бы для того, чтобы бросить тень на нормально работающую резидентуру?

Не могли, также в Разведупре (хотя бы в силу ведомственного антагонизма) исключать и того, что данные Сироткиным показания являются служебным ляпом НКВД. Вызванным излишним усердием в выбивании из него показаний.

Обратите внимание.

В "Справке Сироткина", приведённой А. Фесюном, упоминалось о том, что в Разведупре было две группы сотрудников. Одни скорее доверяли Зорге. Другие Зорге скорее не доверяли. Иными словами, сомневались.

Сомневались, заметьте. Но не недоверяли огульно.

Это же, я думаю, вполне могли понимать и на самом верху. Прекрасно представляя, какими методами добывались обычно такие показания. Поскольку сами поощряли применение таких методов.

Теперь обещанное доказательство.

Состоит оно всего в одном, но весьма красноречивом документе, также опубликованном в работе А.Фесюна.

Целиком этот документ мы подробно разберём несколько позже. А сейчас отрывок из него:

"…Документ N 181