Резолюция НУ: НО-3, НО-9. Копии т. Сталину, т. Молотову.
Рамзаю ответ: "Ваши NN 89, 90, 91, 87, 88 имеют значение Д." Голиков…"
Очень важная информация, которая, как видно из вскоре происшедших событий, помогла Сталину при его переговорах с Мацуокой о заключении сенсационного Пакта о ненападении с Японией.
И обратите внимание на резолюцию генерала Голикова.
Там же.
"…Документ N 143
РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА Вх. N 4293
НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ
ТОКИО, 15 марта 1941 года.
Я читал телеграмму Риббентропа к германскому послу Отт, которая по-немецки читается так:
"Я прошу Вас при этом всеми имеющимися в Вашем распоряжении средствами побудить Японию к немедленному наступлению на Сингапур".
Далее мне Отт заявил, что германский генштаб считает гарантию против возможного наступления Красной Армии на Маньчжурию необходимым условием перед началом военных действий против Сингапура.
N 93. РАМЗАЙ.
Перев[ели] Малинников и Фейгинова.
Резолюция НУ: НО-3, НО-9. Дать копии тт. Сталину, Молотову, НКО, НГШ…"
И снова донесение Зорге докладывается лично Сталину и, по списку - Молотову, Тимошенко, Жукову.
Другими словами, эта информация была допущена для оценки при принятии серьёзных военно-политических решений на самом верху.
Если кто думает, что доверием на таком высоком уровне пользовалось много разведчиков, то он, мягко говоря, ошибается.
Далеко не все донесения разведки ложатся на стол руководителя государства.
Далеко не все разведчикам доводилось информировать самых высоких лиц.
Для того, чтобы удостоиться такой чести, надо, чтобы тебе, во-первых, достаточно доверяли. Достаточно, потому что полностью и безоглядно в разведке не доверяют никому - и правильно делают. И, только во-вторых, чтобы твою информацию ценили настолько высоко или считали по настоящему интересной.
Донесения разведчика, сведения которого считают не надежными (и уж, тем более, считают его дезинформатором), руководителю государства не докладывают. Особенно тоталитарного государства.
А то, возьмет, к примеру, кровавый диктатор, и спросит у руководителя своей разведки: "Что это вы подсовываете мне ложные сведения? Может быть, вы не только на советскую разведку работаете?"
Кстати, когда живописно рассказывают о том, как Сталин топтал донесения Зорге и кричал про бордели и прочие цветистые детали, обычно скромно умалчивают о том, что эти самые донесения шли не в один адрес. Пусть даже тому же Сталину.
Эти донесения шли по списку всем руководителям самого верхнего звена. Всему военно-политическому руководству страны.
Теперь подумайте.
А кто, собственно, мог определять круг лиц, кому направлялись донесения Рихарда Зорге?
Известно, что направлял их начальник Разведывательного Управления РККА. В данном случае, генерал Голиков. Но он отправлял донесения Зорге по уже утверждённому списку рассылки.
Утверждал этот список, конечно же, не он. Кто это позволил бы ему отвлекать пустяками или вводить в заблуждение дезинформациями всех ключевых членов советского правительства? Кто бы позволил ему самостоятельно решать такие вещи? Такие вещи решают на том уровне, куда направляется эта информация. То есть, в правительстве. Там решается, что именно им нужно для их работы. А что им не нужно.
Утверждать такой список мог только человек, имеющий право решать, кто из членов правительства должен знать эту информацию. Человек, мягко говоря, рангом повыше начальника разведки.
Да и любого другого члена правительства.
Только что же это получается?
Получается, что этот человек одновременно делает две вещи.
Топает в гневе кавказскими сапожками.
И приказывает сообщать регулярно сведения из этого источника самой верхушке государства. Для учёта этой информации при принятии решений государственного масштаба.
Получается, что не совсем всё понятно с давно поющимися мантрами про недоверие Сталина к Рихарду Зорге.
Напомню ещё раз о словах Рихарда Зорге на допросе после своего ареста:
"…Москва полностью доверяла политическому чутью и политической сознательности моей разведгруппы…"
В другом месте "Тюремных записок" он сообщает:
"…Кроме того, когда возникала та или иная новая проблема, я мог сам принимать общее решение, важна она или нет для Советского Союза. По этому вопросу я получил из московского центра полную свободу действий. Более того, меня ни разу не критиковали за то, что я не разобрался или не изучил какую-нибудь вновь возникшую важную проблему или ситуацию. С момента пребывания в Китае я всегда получал хорошие отзывы Москвы…"
Или вот ещё, там же:
"…Наконец, благодаря исследованиям я мог вырабатывать собственные суждения о положении в экономике, политике и военной сфере, а не только просто получать необходимую информацию, аккуратно ее передавать. Многие мои радиограммы и письменные донесения содержали не только подлинную информацию, но и результаты анализа, проведенного на основе отрывочных сведений. Я всегда был предельно откровенен. Когда я считал, что моя точка зрения или политический анализ были правильны и необходимы, я без каких-либо колебаний передавал их в Москву. Москва также поощряла подобную практику. Мне даже неоднократно давали понять, что высоко оценивают мои аналитические способности…"
Там же.
"… К тому же по направлявшимся в наш адрес радиограммам с благодарностями можно было судить, от кого в высшем советском руководстве они исходили. Дело в том, что начальник четвертого управления мог выразить нам свое удовлетворение только тогда, когда получал от высшего руководства заключение, что те или иные донесения или материалы являются ценными или важными. После 1936 года мы получали много благодарностей и поздравлений, и нужно особо подчеркнуть, что все они были направлены от имени начальника управления…
…Во время событий на Халхин-Голе я высказал Москве мнение о неэффективности советской пропаганды. Согласно ответу из Центра, мое мнение было доложено руководящим органам, и были приняты соответствующие меры для улучшения положения. То же относится и к моим докладам по проблемам чисто Советского Союза. Мои доклады вызывали очень большой интерес среди военных и партийных руководителей, и они, выражая мне благодарность, одновременно просили и в дальнейшем направлять им подобную информацию…"
Господа историки.
Вы, когда хором заявляли о хвастовстве Рихарда Зорге, подумали о том, что эти объяснения он давал, имея перед глазами подборку радиообмена с Москвой, расшифрованного японцами, и представленного ему в качестве доказательства? Вы подумали о том, что и японцы видели эти сообщения? В частности, радиограммы из Москвы? И что Зорге, говоря всё это, понимал, что и японцам они знакомы?
Ну, а для себя можно сделать вывод о том, что там, в Москве, к Зорге могли относиться по-всякому. Но до него, как правило, негативные оценки его информации не доводились. Что разумно, конечно.
Конечно, далеко не всегда телеграммы из Москвы были похвальными и благостными. По совершенно понятной всем (кроме историков) причине.
Это была работа. Работа трудная и ответственная. Поэтому, как и в любой тяжёлой и сложной работе, были в ней успехи, но были и неудачи. Было взаимное непонимание, вызванное желанием начальства в Москве иметь совершенно невыполнимо точную картину событий. Но это, простите, не имеет никакого отношения к доверию или недоверию. Это чисто рабочие отношения. Вредящие делу, конечно, но совершенно рабочие.
Вот, например, Роберт Ваймант пишет:
"…По телеграмме, датированной 1 сентября 1939 года - днем, когда в Европе разразилась война, - можно себе представить, что Зорге предстояло пережить. Директор явно находился в раздраженном состоянии духа:
"Я вынужден констатировать, что содержание вашей информации о настоящей военной и политической ситуации за это лето ухудшилось. "Зеленые" [Япония] предприняли в последнее время значительные шаги для подготовки войны против "Красных" [СССР], однако мы не получаем тех ценных сведений, которые вы вполне могли бы получить от "Анны" [Отта]…
Я подчеркиваю, что вы должны делать больше, чтобы получать эту информацию, и радировать ее в приоритетном порядке. У вас достаточно опыта и хорошее положение в глазах "Анны"; я требую и ожидаю от вас сведений по важнейшим военным и политическим вопросам. Однако вы увиливаете и шлете менее важную информацию".
Далее в послании говорится, чтобы Зорге лучше использовал "Джо" (Мияги), "Мики" (Одай) и "Отто" (Одзаки) и предлагается платить им за каждое задание, которое они выполнили для группы.
"Подумайте над моим предложением и над важностью вашей работы: помните о величайшем доверии к вам Родины. Я ожидаю улучшения вашей работы. Радируйте ответ, когда получите это сообщение" (ГС 4-76)…"
Кстати, снова противоречие.
Тон телеграммы - мало информации. Мало… мало… Дай еще…
А чего, позвольте вас спросить, еще?
Дезинформации?
Если Москва не доверяет Зорге, то что же это получается?
В Москве считают, что Зорге шлет им мало дезинформации?
А что до интонации послания…
На самом деле, не было ничего особого в такого рода порицаниях. По крайней мере, не было претензий к правдивости идущей от Зорге информации.
Было обычное потребительское отношение. Мало… мало… Дай… еще… еще… мало…
Вообще-то, любой военный человек вам скажет, что разведывательной информации много не бывает.
Сколько бы этой информации не было, потребитель всегда будет требовать еще. И это вполне объяснимо, если учесть, что никакая информация, в итоге, никогда не дает полной, исчерпывающей картины. А начальство всегда хочет иметь именно полную картину. Которую почти никогда невозможно написать вовремя.
Поэтому, когда иногда читаешь, какую обиду наносило Рихарду Зорге недоверие Москвы, понимаешь, что это - художественное обрамление сказки о злом Сталине и добром Зорге. Которую старательно и не без вдохновения рассказывают нам на ночь. Или, говоря взрослым языком, стараются немножко поманипулировать нашим сознанием. Из самых лучших побуждений, конечно. Чтобы победить глубоко сидящий в нас тоталитаризм.
Когда же я упомянул о том, что в Москве к Зорге могли относиться по-всякому, имел в виду вот что.
Впрочем, об этом лучше послушать мнение профессионала.
Из справки М.И. Сироткина.
"…Во второй половине 1937 года принимается решение об отзыве "Рамзая" и ликвидации всей резидентуры. Это решение через несколько месяцев все же отменяется. Руководство Центра не может не сознавать, что "Рамзай" доставляет много ценных сведений ‹…›
Резидентура сохраняется, но уже с сомнительным грифом "политически неполноценной", "вероятно вскрытой противником и работающей под его контролем".
Весьма характерен элемент двойственности в отношении Центра к резидентуре. Информационные материалы, поступающие от "Рамзая", получают в большинстве случаев высокую оценку, но когда по заданию руководства составляются "справки о личном составе и деятельности резидентуры", то исполнители-авторы этих справок не решаются отказаться от наложенного на резидентуру штампа "политического недоверия" и, вопреки здравой логике, не считаясь с реальными результатами деятельности резидентуры, подводят под этот штамп свои выводы и заключения. При этом, за отсутствием каких-либо убедительных обоснований для таких доводов, каждый раз используются все те же ссылки на выводы и заключения по шанхайскому провалу, утверждение Покладока (от 1937 г.) о "несомненности дезинформации" и прочие домыслы и предположения из предыдущих справок…"
Замечательно, М.И. Сироткин. Хорошо сказал про руководителей Зорге, павших жертвами политических репрессий. О том же Покладоке, тоже и сейчас непременно присутствующем в списке "жертв".
Есть ведь во всей этой коллизии ещё одна сторона вопроса. Ещё одна двойственность. То, что постоянно педалируется одна сторона - Зорге не доверяли из-за его репрессированных руководителей, не отменяет существования и ее второй стороны. Эти репрессированные руководители сами не доверяли Зорге. Речь идёт о тех, кто был после Берзина. Особенно это касается Гендина и его команды.
Да, это недоверие они высказывали на самом верху. Только после их низвержения эти обвинения могли принимать совсем другую окраску. Более выгодную для Зорге.
В данном случае мы видим радиограмму, подписанную, судя по дате (1 сентября 1939 года), Проскуровым.
О котором всегда упоминается с сочувствием. Герой Советского Союза, и прочее, прочее…
Но вот, приходит сменщик генерала Проскурова. Принимает дела. Знакомится с документами. И видит вот это. Такое "вредительское" отношение бывшего начальника РУ Проскурова к агенту, только что давшему ценнейшую информацию по Люшкову и Халхин-Голу.
Что это, как не бонус в копилку доверия-недоверия к Зорге?
Поэтому, позволительно, я думаю, представить себе ситуацию следующим образом.
То, что руководители разведки докладывали Сталину о неполном доверии Зорге, вовсе еще не значит, что Сталин был с ними согласен (а это обычно подразумевается).
Почему? А очень просто.
Если бы Сталин во всём был безоговорочно согласен с руководителями военной разведки, он бы их не расстреливал, грубо говоря.
И ещё.
Если бы Сталин был согласен с ними безоговорочно, он не стал бы запрашивать на него из Разведывательного Управления его дело.
Вспомним ещё раз:
Ю. Георгиев.
"…Ветеран советской военной разведки, генерал-майор в отставке М. Иванов, который молодым офицером пришел в 1940 г. в центральный аппарат РУ и работал в его Восточном отделе, пишет в своих воспоминаниях, что в одну из ночей (это было в 1940 г.) по указанию Поскребышева личное дело Зорге было доставлено Сталину для просмотра. ("Азия и Африка сегодня", N 2, 2000, с. 48.) Это означает, что Сталин точно знал, кто скрывался под псевдонимом Рамзай…"
Можно, конечно, привычно подумать, что Сталин запросил его дело для того, чтобы решить, каким именно зверским способом расстрелять Рихарда Зорге.
Потому что иного объяснения не приходит в голову. Не приходит в голову, например, что Сталин не вполне доверял мнению разведначальства. Иначе, расстрелять Зорге можно было бы, вполне опираясь на их мнение. Не утруждая себя чтением факультативной литературы.
На самом деле, запрос дела и личное ознакомление с ним свидетельствует о внутреннем несогласии (или, как минимум, сомнении) с трафаретным ярлыком, повешенным на Зорге.
Такие действия руководитель обычно предпринимает, если не удовлетворен полностью позицией докладывающих ему лиц. Если не доверяет, по каким-то причинам, их мнению.
Потому что, само собой разумеется, что запрос на эти дела вызван отнюдь не любопытством. Он вызван стремлением составить собственное мнение. Стремлением разобраться самому.
Значит, мнение начальников разведки его в чем-то не удовлетворяло. Значит, что-то он хотел понять сам.
Можно, конечно, представить дело таким образом, что Сталин запрашивал личное дело Зорге из-за недоверия к нему. Но, во-первых, для этого ему достаточно было бы этого самого отрицательного мнения, которое ему докладывали. И зачем тогда в это мнение углубляться дальше? Во вторых, это плохо согласуется с тем обстоятельством, что руководители военной разведки, не доверяя Рихарду Зорге, вынуждены были докладывать его сообщения лично Сталину. Значит, имели на то его прямое указание.
Ещё раз повторю. Доклад отдельно взятого сообщения разведчика главе государства - событие далеко не рядовое.
Это, извините, свидетельство особого доверия на самом верху.
Конечно, сказанное мной вовсе не означает, что Сталин так же безоговорочно "верил" Рихарду Зорге. Сталин до конца не верил никому.
Но, как минимум, он допускал донесения "Рамзая" в круг информации, подлежащей сопоставлению с другими источниками. А это уже, само по себе, очень немало.
Это значит, что Рихарду Зорге Сталин доверял ничуть не меньше других советских разведчиков.
Ю. Георгиев привёл замечательные данные по этому поводу:
"…Любопытные заявления советских военачальников, касающиеся оценок Сталиным роли Зорге в начале Отечественной войны, приводит в своих мемуарных записках генерал-майор в отставке М. Иванов: "У Сталина тогда (после 22 июня 1941 г. - Ю. Г.), по всей видимости, мнение о Зорге переменилось. Уже после начала войны, по словам Голикова, он дважды спрашивал его: "А что пишет ваш немец из Токио?" В свою очередь бывший начальник политотдела РУ ГШ РККА, бригадный комиссар И. И. Ильичев позже в конфиденциальной беседе со мной говорил: "И. В. Сталин как-то в присутствии маршала А. В. Василевского сказал, что в Японии военная разведка имеет разведчика, цена которого равна корпусу и даже армии". ("Азия и Африка сегодня", N 4, 2000, с. 27, 29.)…"
Можно, конечно, возразить мне, что здесь приводится мнение Сталина после 22 июня. Что здесь прямым текстом сказано о том, что у Сталина после этой даты "по всей видимости, мнение о Зорге переменилось".
Только интересно получается. После 22 июня приводятся слова Сталина. А до 22 июня приводятся толкования мнения Сталина.
Нет уж господа.
"Переменилось" - это именно "по всей видимости". Потому что такого вывода о перемене мнения Сталина о Зорге ПОСЛЕ начала войны недостаточно. Для того, чтобы делать такой вывод, необходимо сравнить его с мнением Сталина ДО начала войны.
А этого мнения, высказанного Сталиным прямым текстом, ни Иванов, ни кто-то другой не приводил. Не считая замечательного "свидетельства" Гордиевского. Ну и умозаключений последующих исследователей.
Сначала надо понять, как относился к нему Сталин до 22 июня.
"Инсоном"-то Зорге стал, как минимум, 20 июня.
Итак, давайте попробуем обобщить известные нам факты и документы, говорящие об отношении Москвы к Рихарду Зорге.
Безусловно, аресты в руководстве военной разведки неизбежно ставили под подозрение Рихарда Зорге. Не в том легковесном смысле, что-де он был любимчиком Берзина или кого-то еще из других руководителей.
А в том смысле, что "разоблаченные враги народа", будучи "шпионами", неизбежно должны были засветить перед закордонными спецслужбами группу Рихарда Зорге.
А, учитывая, что Зорге по прежнему продолжал свою работу, логично было предположить работу его группы "под контролем".
Конечно, окажись Зорге в 1937 году в СССР, неизвестно, что с ним могло случиться. Вполне мог последовать арест. На волне, так сказать, общего поветрия.
Однако, по-моему, ошибкой является общее мнение о том, что эти обстоятельства автоматически распространяются и на 1938 - 1941 годы.
Здесь все несколько сложнее.
Хотя бы потому, что обвинение, выдвинутое "врагом народа", уже само по себе должно было быть подозрительным. Это, как минимум.
Давайте, не будем торопиться.
В том смысле, что далеко не все документы того времени до сих пор доступны.
Потому что, для понимания ситуации явно недостает еще каких-то документов. Откуда можно было бы понять, что заставило советское руководство все-таки не свернуть работу резидентуры Рихарда Зорге. И не просто не свернуть. А относиться к ней с повышенным вниманием.
Несмотря на известные подозрения.
Потому что очевидно, что должны были существовать и другие соображения. Уравновешивающие подозрения с другой, "положительной", так сказать, стороны.
Только вот документы об этом на сегодняшний день в обозримом доступе отсутствуют.
Попробуем поэтому восстановить этот пробел на логическом уровне.
Вот представьте себе.
Сталину из Разведупра докладывают о недоверии Рихарду Зорге. Сталин зачем-то запрашивает дело на него. Конечно, в этом деле находятся не только его биография - родился - женился… Не только его характеристики. Там обязательно должно иметься самое главное - его собщения.
Итак, Сталин кладет себе на стол его дело. Открывает его. И читает там все те донесения, что я перечислил выше.
Думаю, на отношение к Рихарду Зорге советского руководства должно было повлиять впечатление от его информации по "делу Люшкова", а также в отношении маршала Блюхера. И, повторю осторожно, какой-то (возможной) информации по Тухачевскому. По крайней мере, нельзя просто так отмахнуться от того места в "Тюремных записках", где он вспоминает о слухах о нем и о Путне.
Или информации Зорге 1938 года о возможном сближении Германии с Англией и Францией, с которой Сталин, видимо, был согласен. Поскольку это было одной из причин заключения Пакта Молотова - Риббентропа.
Или его донесения от 31 мая 1939 года о намерениях Германии в отношении Польши.
Или его донесения от 6 марта 1940 года о намерениях Германии в отношении Франции.
Или его мартовского донесения 1941 года о миссии японского министра иностранных дел Мацуоки, позволившая Сталину заключить Пакт о ненападении с Японией.
Немецкие военные шифровальные коды, судя по всему, добытые, все-таки им.
Принимая во внимание эти соображения (это только то, что мы знаем), неудивительно, что информация Рихарда Зорге была вотребована на самом верху, до самого Сталина включительно.
Что касается недоверия к нему.
Ясно одно.
Все оставшиеся (конечно же) подозрения в адрес Рихарда Зорге не являлись, как это ни странно звучит, какими-то из ряда вон выходящими. В сравненнии с отношением к другим разведчикам, скажем.
Еще раз приглашаю посмотреть приводимою мной в начале данного очерка докладную записку от 11 августа 1941 года за подписью генерала Колганова.
Казалось бы, убойный материал.
Вот он перечисляет причины, почему руководство военной разведки относится к донесениям Рихарда Зорге настороженно.
А дальше?
А дальше он излагает, на каких принципах должна строиться работа с группой Рихарда Зорге.
Вот они.
"…Информацию ИНСОНА необходимо всегда сопоставлять с данными других источников и общим переживаемым моментом международного положения, а также тщательно ее анализировать и критически к ней относиться…"
И все.
Но простите.
Это же самый обычный принцип оценки разведывательной информации.
Поступившей от ЛЮБОГО источника.
Как тогда, так и сейчас. Сегодня.
Это же элементарно.
Ни одному источнику нельзя доверять безусловно. Тем более, основывать единственно на его донесениях важнейшие меры государственного значения.
Потому что любой, самый преданный своей стране разведчик может быть просто обманут чужой контрразведкой. Которая, в случае его раскрытия (о котором он не будет догадываться) может просто переиграть его, подсунув ему, незаметно для него, дезинформацию.
Это еще по самому лестному для разведчику сценарию.
Поэтому, перепроверка из других источников (чем больше, тем лучше) - это вообще азбука разведывательной работы.
Анализировать, критически относиться - тоже обязательно для всех.
Но есть, есть ко всему сказанному одно серьёзное возражение.
Если Сталин доверял Рихарду Зорге не меньше, чем другим разведчикам, почему же тогда он не попытался обменять его после ареста?
Да, действительно. Сталин Рихарда Зорге не обменял.
Возразить здесь нечего. Это было.