Совершенно случайно увидел недавно по телевидению двухсерийный фильм японского производства "Рихард Зорге".
О художественных его достоинствах распространяться не буду. А вот любопытный эпизод из фильма расскажу.
Сцена ареста Екатерины Максимовой. 1942 год. В каморку, где ютится жена Зорге, врываются сотрудники НКВД. Главный из них, воплощающий внешне все мыслимые пороки (вылитый "доктор Зло"), разражается короткой речью, логически обосновывающей факт ареста.
Примерно так:
"Рихард Зорге на Советский Союз не работал. В его личном деле ничего об этом нет. Там имеется только фотокопия его партийного билета члена НСДАП. Недавно его арестовали японцы. За шпионаж. Поскольку он на нас не работал, значит, шпионил он на немецкую разведку. Ты об этом не могла не знать. Раз знала и нам не сообщила, значит ты тоже работаешь на немцев. Собирайся."
И доктор Зло кровожадно ухмыльнулся.
Легенда о том, что после "отказа Зорге вернуться в СССР" Москва прервала с ним связь, не принимала от него и не направляла ему никаких сообщений, доведена здесь до своего логического предела. Или беспредела — поскольку это не просто заблуждение, а намеренная и явная неправда. С ясно просматриваемыми целями и задачами.
Как же в действительности обстояло дело с обменом информацией между Токио и Москвой? Вернее, если быть точным, Токио — Владивостоком (позывной — "Висбаден") — Москвой?
Все известные на сегодняшний день сообщения Рихарда Зорге привести здесь невозможно в силу большого объёма. Желающих ознакомиться отсылаю, опять-таки, к публикации А.Г. Фесюна.
Но вот о наиболее важных из них сказать необходимо.
С чего же начать?
Ну, вот, пожалуйста.
А. Г. Фесюн сообщает о таких донесениях Рихарда Зорге, полученных в Центре:
"…13 июня 1938 года генерал НКВД Г. С. Люшков[17] бежит, спасаясь от гибели, в Маньчжурию, где сдается японцам. Те перевозят его в Японию, где снимают общие показания, но, не считая себя достаточно компетентными для допросов человека такого уровня, просят о помощи Германию. В октябре-ноябре 1938 года в Токио прибыл полковник абвера. Люшков критиковал политику Сталина, рассказывал о своих антикоммунистических настроениях, о дислокации советских войск на Дальнем Востоке и на Украине, о кодах, применявшихся в военных сообщениях, и об оппозиционно настроенной группе армейских лиц в ДВО. Запись допросов составила несколько сотен страниц, и Зорге, сначала не придавший большого значения инциденту с перебежчиком, сфотографировал лишь половину отчета германского полковника. Москва же вдруг чрезвычайно заинтересовалась этими материалами, и Зорге переслал пленку в Центр в январе 1939 года. Однако основное содержание показаний Люшкова он радировал еще в конце лета 1938 г. Некоторые зарубежные исследователи[18] усматривают здесь связь с расстрелом 9 ноября 1938 года В. К. Блюхера, которого убрали тихо, без шума и помпезного процесса.
Зорге ненамеренно напоминал Сталину о Блюхере и раньше. Например, в Записке от 14 декабря 1937 г., говоря о недооценке японцами военной мощи СССР, он пишет:
"Ведутся, например, серьезные разговоры о том, что есть основания рассчитывать на сепаратистские настроения маршала Блюхера, а потому в результате первого решительного удара можно будет достигнуть с ним мира на благоприятных для Японии условиях"[19].
Эти сообщения могли сыграть свою, пусть косвенную, роль в судьбе маршала…"
Похоже, это действительно так.
То есть, конечно, не сами по себе донесения, а то, что случилось на Хасане в июле-августе 1938 года.
В разгромном приказе Наркома Обороны N 0040 от 4 сентября 1938 года, подводящем итоги боёв на Хасане, говорится буквально следующее:
"…Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями и о точном выполнении решений Советского правительства и приказов Наркома т. Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с.г. при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т. Блюхером т. Сталин вынужден был задать ему вопрос: 'Скажите, т. Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами. Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля…".Российский государственный военный архив, Ф. 4, оп. 11, д. 54, лл. 19–27.
Сомнения Сталина в том, что Блюхер не хочет по-настоящему воевать с японцами, которые он озвучил в том разговоре, подтверждают, казалось бы, маниакальную, ни на чём не основанную подозрительность Сталина. Однако, в свете информации Рихарда Зорге, которая конечно же была доложена Сталину, подозрения его были не такими уж беспочвенными.
Ведь Сталин, как получается из его слов, подозревает в этот момент Блюхера не в заговорах-шпионажах-троцкизмах. У него откуда-то появилось подозрение не в чём-то ином, а именно в том, что Блюхер не хочет воевать с японцами.
Конечно, были и поступки Блюхера, названные в приказе "странными". Это и его доклады в Москву, что всё идёт хорошо. В то время, когда по другим каналам оттуда же Сталин имел совершенно противоположную информацию. Это и невозможность связаться с Блюхером из Москвы при полностью исправных линиях связи, что создавало впечатление о том, что тот противится вмешательству в события руководству армии и страны. И комиссия эта пресловутая, с её выводом о том, что конфликт возник по вине наших пограничников. Ясно, что так это или нет, не дело военных заниматься такими вопросами. Их дело воевать. А если они лезут без спроса в огороды НКВД и НКИД, то говорить это может, в том числе, и о том, что видят они уже себя некоей властью. Правительством. Местным правительством.
Да ещё и на фоне всего этого Блюхер совершает действия, которые действительно могут спровоцировать Японию на полномасштабную войну. Я имею в виду объявленную им мобилизацию 12 возрастов. На что он, конечно же, не имел никакого права.
Понятное дело, всё это могло иметь и совершенно иные объяснения.
Доклады? А мы что, не знаем начальников, которые втирают очки вышестоящим?
Не могли его найти по звонку из Москвы? Ну не знаю. При нашей с вами действительности мы знали и чиновника повыше рангом — не маршала какого-нибудь, а целого Президента Российской Федерации, которого не могли разбудить в самолёте. Когда того у трапа ждал президент дружественной страны. При том, что склонность у обоих была одинаковая, Блюхер был, конечно же, в менее выигрышном положении. Не доложишь же Сталину, да даже и Ворошилову, что легендарный маршал отдыхает и разбудить его невозможно.
Комиссия? Так ведь любезное это дело — поставить очередной фитиль опальному уже фактически Ежову. Поскольку погранцы находились в его подчинении. Глядишь, потом Клим, поругав для порядку, тишком и похвалит — утёр нос соседям.
Так что, объяснять поступки Блюхера можно по-разному.
Если бы не информация Рихарда Зорге о надеждах японцев на его сепаратизм. Получается, что интонацию реплики Сталина вполне можно объяснить именно ею. Получается так.
Во всяком случае, далековато это от сталинской паранойи на почве подозрительности, о которой мы так привыкли слышать.
И последнее.
Я понимаю, что есть люди, которые поспешат назвать донесение Зорге доносом. Но пишу-то я не для них, а для людей, умеющих и любящих думать.
В чём сущность работы разведчика за границей? Разведчик должен информировать свою страну обо всём, что связано с её безопасностью. Связано с безопасностью страны то, что вероятный противник строит определённые планы в отношении одного из высших военных чинов государства? И ещё вопрос. Оклеветал ли Зорге Блюхера? Конечно, нет. Ведь он ничего о нём не выдумал. Он передал своему правительству виды на Блюхера со стороны вероятного противника.
И, наконец, главный вопрос.
Что явилось основанием для такого странного мнения японских военных о советском маршале, командующем Дальневосточным фронтом? Вопреки устоявшемуся мнению о некоторой чудаковатости и непонятности самурайского народа, мы должны совершенно чётко себе представлять, что люди это были серьёзные. Предельно серьёзные.
Японская разведка, имевшая признанную и заслуженную славу ещё со времён русско-японской войны, качеств своих никак не растеряла. Наоборот, профессионализм её вырос со временем ещё больше.
Японцы знали о советских войсках на Дальнем Востоке всё. На всех уровнях. Вплоть до самых высоких. Это можно увидеть из тех же донесений Рихарда Зорге, который имел доступ к тем материалам, которыми делилась с абвером японская разведка.
И эти серьёзные люди имели свои виды на Маршала Советского Союза Блюхера. На то, что сумеют сыграть на его сепаратизме.
На основании чего?
Думайте.
Кстати, к этим донесениям примыкает такой вот интересный факт, упомянутый Рихардом Зорге в "Тюремных записках":
"…Кажется, в начале 1938 года, незадолго до удаления маршала Тухачевского, среди нацистов в Токио шли разговоры о том, как бы скрытно организовать сейчас в СССР внутренний распад. В связи с этим упоминались имена Тухачевского и военного атташе в Лондоне Путны. Эта мысль широко распространилась среди членов нацистской партии и ее особенно пропагандировали нацисты, только что вернувшиеся из Германии. Я также слышал от них, что Союз контрреволюционеров в Германии имел связь с Путной, а тот — с Тухачевским…"
Конечно, это ошибка. Не начало 1938, а начало 1937 года — если "незадолго до удаления маршала Тухачевского".
Другой, но очень важный вопрос — сообщал ли Зорге об этих разговорах среди нацистов в Москву?
Как, скажем, сообщал о надеждах японцев, связанных с Блюхером.
Донесения такого на сегодняшний день не известно.
Однако, Зорге был сугубо добросовестен в своей работе. И докладывал о любых мелочах, интересовавших советское руководство. Вряд ли он мог не сообщить в Центр о таких важных сведениях.
Если это так, то здесь когда-нибудь можно будет найти еще один нюанс в деле Тухачевского.
Это, впрочем, догадка.
Но даже и без учёта версии по Тухачевскому. Как думаете, насколько высоко (или низко) оценило советское руководство информацию Зорге по Люшкову и Блюхеру?
Вот как об этом выразился Роберт Ваймант:
"…Отчет, предназначенный для адмирала Канариса, составил несколько сот страниц. Шолль позволил Зорге прочесть копию, направленную в посольство, и тот, проявив большую изобретательность, смог сфотографировать половину него. Материалы были должным образом отосланы в Москву на микропленке в январе 1939 года. В результате русские узнали, как Япония и Германия оценивают их военные возможности на Дальнем Востоке, а также состояние морали в их рядах. Что еще более важно, Красная Армия смогла определить недостатки в своей обороне, выкорчевать инакомыслящих и предположить направление наиболее вероятного удара японцев.
"Освещение" побега Люшкова со стороны Зорге оказалось неоценимым, когда Советский Союз схлестнулся с японскими силами при Номонхане, городке на границе между Маньчжоу-го и Монголией[113] (на реке Халхин-Гол — В.Ч.) в мае 1939 года. Локальная, но яростная война (известная в Японии под названием "Номонханский инцидент") шла все лето и закончилась полной победой русских.
Благодаря отчетам Зорге о подробностях сведений от сбежавшего Люшкова, советское командование было в курсе японской оценки военных возможностей СССР. Это, по мнению прокурора, расследовавшего дело Зорге, дало русским громадное преимущество в сражениях при Номонхане. "Я уверен, что это являлось одной из самых удачных операций, проведенных Зорге для Москвы за восемь лет его пребывания в Японии", — заявлял много лет спустя Ёсикава Мицусада[114]…"
Далее.
Из публикации А. Фесюна:
"…Документ N 96
РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА Вх. N 2442
…МОСКВА НАЧАЛЬНИКУ РУ РККА
Острова, 11 февраля 1938 года.
Дирксен во время прощального визита к бельгийскому посланнику слышал от него следующее:
Европа и в первую очередь Англия, проходит через процесс коренного изменения позиции в отношении СССР после чистки (?).
Англия все более и более начинает смотреть на СССР, как первостепенного общего врага.
Предполагается сближение Германии с Англией и Францией с оставлением для Японии задачи нападения на СССР, чему все были бы рады.
N 36 Фриц[131].
Документ N 97
РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА Вх. N 2442
…Продолжение. Английский посол сказал ему, что лучший способ будущего германского посредничества в японо — китайском конфликте — это совместные действия с Великобританией, которая использует свое влияние на Китай, в то время как Германия должна использовать свое влияние на Японию, с тем, чтобы они пришли к соглашению. Он высказался против СССР, обвиняя его в усилении влияния на Китай и в попытках вызвать продолжение войны. Японцы должны сосредоточить внимание на войне против СССР.
N 37 Фриц[132]…"
Обратите внимание.
Зорге представляет важные сведения о возможном сближении Германии с Англией и Францией. Но ведь это и есть те самые доводы, которые подтолкнули вскоре Сталина к заключению пакта Молотова — Риббентропа.
То есть, Сталин эти мысли вполне разделял. Или, что не менее вероятно, сами эти мысли и возникли у него под влиянием таких вот сообщений.
Снова А. Фесюн:
"…Документ N 103
РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА Вх. N 11731
…[Резолюция: НО-13. Надо решительно улучшить прием радиотелеграмм с Владивостоком. Ценнейшие данные пропадают из-за скверной работы радио. 11/8.]
[перевод]
ОСТРОВА, 6 августа 1938 года.
ОТТ выразил свое недовольство действиями японцев в районе ЧАНКУФЫН без… (1–2 слова искажены). Он слышал также, что причина отставки КОЙСО связывается с пограничным инцидентом, так как КОЙСО был против этого инцидента во время войны в Китае.
ОТТ и ШОЛЛЬ полагают, что урок для японской армии на севере… (3–4 слова искажены)… отказаться… (2–3 слова искажены)… пограничное столкновение не… (3–4 слова искажены) быть готовым к другим неожиданным нападениям японцев… (3–4 слова искажены) и СЛАВЯНКА для борьбы… (1–2 слова искажены)… в районе КУФЫН…"
Это период боев у озера Хасан.
Обратим внимание на мнение руководства военной разведки, что от Зорге поступают "ценнейшие данные".
Кто-то там что-то говорил о недоверии к Зорге из-за его "невозвращения"?
Ну-ну.
Там же.
"…Документ N 116
РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА Вх. N 3433
МОСКВА, НАЧАЛЬНИКУ 5 УПРАВЛЕНИЯ PKKA
ОСТРОВА, 31 мая 1939 года.
Майор Шолл узнал, что японцы намерены увеличить свой воздушный флот в течение 3 лет в 5 раз. Японский генеральный штаб сообщил немецкому послу Отт, чтобы он предпринял меры к тому, чтобы переговоры по заключению военного пакта не пришли к разрыву, т. к. генштаб все еще надеется на заключение договора, несмотря на последнюю оговорку, сделанную Хиранума. Сам Отт считает, что до тех пор, пока против этого вопроса выступают Хиранума и морские круги, включая круги, близко стоящие к императору и экономические круги, из переговоров ничего не выйдет. Японцы хотят избежать неприятностей с Англией и Америкой. Прибывшие в Токио немцы-фашисты, близкостоящие к Герингу, говорили о том, что дальнейшее продвижение Германии будет производиться в Европу.
Данциг будет захвачен в сентябре 1939 года.
В этом же году Германия отберет у Польши старую немецкую территорию и отбросит Польшу на юго-восток Европы в Румынию и Украину. Германия не имеет прямых интересов на Украине. В случае войны Германия с целью получения сырья захватит и Украину. Прибывший с визитом в Токио германский военный атташе в Москве генерал Костеринг сказал военному атташе в Токио, что главным и первым противником в настоящее время является Польша и уже после — вторым — Украина…"
Что тоже могло учитываться Сталиным при принятии решения о заключении Пакта.
Кстати, обратите внимание на точность донесения по Польше.
Эта информация, конечно, должна была впоследствии приниматься во внимание при оценке Москвой деятельности Рихарда Зорге.
И одновременно обратите внимание на неточность (а попросту дезу) по намерениям Германии в отношении Украины. В 1939 году.
Могли подобные опасения в отношении Украины иметь значение для Сталина в свете будущего Пакта?
Если да, то о каком недоверии к Зорге может идти речь?
Там же.
"…Документ N 126Р А М З А Й[155]…"
РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА Вх. N 3141, 3143, 3144
МОСКВА. НАЧАЛЬНИКУ 5 УПРАВЛЕНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ
ОСТРОВА, 6 марта.
Адмирал Венекер прибыл в Японию для принятия должности военно-морского атташе в аппарате ВАТ. В дальнейшем Венекер будет проходить под именем Пауль. Он мне сообщил, что в отношении дальнейших европейских событий имеются два основных плана:
Первый — начать решительное наступление в начале этого года с целью прорвать западный Фронт или через Бельгию, или около бельгийской границы, развивая наступление в направлении французского, бельгийского и голландского побережья. Полагается что побережье абсолютно необходимо для одержания победы над Англией.
Принимая во внимание, что побережье Голландии слабо укреплено Англией, (поэтому) побережье французское, бельгийское и голландское должно быть захвачено. Наибольшая опасность этого плана состоит в том, что Америка вступит в войну в момент, когда операции будут разворачиваться на территориях Бельгии и Голландии.
Второй план заключается в том, чтобы, "сохраняя спокойствие", сосредоточить все силы на укреплении своей экономической независимости совместно с СССР и остаться экономически сильной.
Но Венекер считает, что первый план предпочитается Гитлером и Риббентропом и поэтому, вероятнее всего, (что) будет осуществлен первый план.
Риббентроп настойчиво добивается того, чтобы предупредить присоединение США к войне против Германии. Он посылает много видных людей в США и также ставит специальные задачи перед послом Отт и Венекером для работы в Японии. Отт и Венекер должны добиваться такой политики со стороны Японии, что Америка всегда должна быть в опасении, что японцы используют присоединение США к войне для продвижения на юг Тихого океана. Таким образом, чтобы США не будучи уверенными относительно движения японцев в случае присоединения США к войне, будут все дольше воздерживаться от включения в войну против Германии.
Венекер был принят зам. начальника морского штаба Японии, с которым откровенно обменялись мнением относительно этой политики, которую моряки понимают лучше других в японских кругах. N 31, 32, 33.
Остановимся на словах Зорге о планах Гитлера в отношении Франции.
Производят они двоякое впечатление.
С одной стороны, Зорге указывает, что у руководства Германии есть два плана.
Первый. Германия нападет на Францию.
Второй. Германия не нападет на Францию.
Эти сведения, конечно, никакой ценности для Москвы, представлять не могли. Потому что и без разведки было ясно, что одно из двух — либо нападут, либо — нет.
Очень возможно, что намного более полную информацию о планах Гитлера в отношении Франции Сталин мог иметь из других источников. Непосредственно из Германии, например.
Однако, сведения о том, что Гитлер склоняется в пользу плана нападения, и, самое главное, угаданное источником Зорге направление главного удара немцев, должны были произвести впечатление на советское руководство. Постфактум, когда выяснилось, что немцы ударили именно через Бельгию.
Там же.
"…Документ N 141РАМЗАЙ
РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА Вх. N 4030, 4031, 4032
НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ
ТОКИО. 10 марта 1941 года.
Принц Коноэ лично заявил Отт, что он сильно одобряет поездку Мацуока в Германию, но он указал, что некоторые японские круги стараются удержать Мацуока от этой поездки, опасаясь, что германские руководители могут слишком сильно повлиять на Мацуока. Коноэ видит главную цель поездки Мацуока в следующем:
1. Усиление энтузиазма перед пактом 3-х держав, который быстро ослабевает в Японии после поражении Италии и в связи с задержкой германского вторжения в Англию. Проанглийские и проамериканские круги усиленно работают над тем, чтобы удержать Японию от более тесных взаимоотношений с Германией.
2. Мацуока должен через личные беседы с Гитлером и другими выяснить действительные намерения Германии относительно Англии: будет ли она воевать с Англией или нет. Руководители Японии продолжают опасаться возможности англо-германского компромисса в случае, если немцы не смогут вторгнуться на острова. В случае такого компромисса Япония должна быть осторожна в отношении своей экспансии на юг.
5. Что касается СССР, Мацуока имеет больше полномочий для самостоятельных действий. Коноэ не верит, что Мацуока сможет заключить с Советским Союзом пакт о ненападении, но он все же надеется, что кое-что в этом направлении Мацуока сможет сделать. Коноэ надеется также получить от Советского правительства разрешение на пропуск через Сибирь немецких военных материалов, заказанных Японией. Наконец он надеется достигнуть с СССР соглашения о прекращении сотрудничества с чунцинским правительством.
Мацуока посетит сначала Берлин, затем Рим, Виши, Москву, затем вернется в Берлин и снова посетит Москву.NN 89, 90, 91.
Резолюция НУ: НО-3, НО-9. Копии т. Сталину, т. Молотову.Д." Голиков…"
Рамзаю ответ: "Ваши NN 89, 90, 91, 87, 88 имеют значение
Очень важная информация, которая, как видно из вскоре происшедших событий, помогла Сталину при его переговорах с Мацуокой о заключении сенсационного Пакта о ненападении с Японией.
И обратите внимание на резолюцию генерала Голикова.
Там же.
"…Документ N 143
РАСШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА Вх. N 4293
НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ
ТОКИО, 15 марта 1941 года.
Я читал телеграмму Риббентропа к германскому послу Отт, которая по-немецки читается так:
"Я прошу Вас при этом всеми имеющимися в Вашем распоряжении средствами побудить Японию к немедленному наступлению на Сингапур".
Далее мне Отт заявил, что германский генштаб считает гарантию против возможного наступления Красной Армии на Маньчжурию необходимым условием перед началом военных действий против Сингапура.
N 93. РАМЗАЙ.
Перев[ели] Малинников и Фейгинова.
Резолюция НУ: НО-3, НО-9. Дать копии тт. Сталину, Молотову, НКО, НГШ…"
И снова донесение Зорге докладывается лично Сталину и, по списку — Молотову, Тимошенко, Жукову.
Другими словами, эта информация была допущена для оценки при принятии серьёзных военно-политических решений на самом верху.
Если кто думает, что доверием на таком высоком уровне пользовалось много разведчиков, то он, мягко говоря, ошибается.
Далеко не все донесения разведки ложатся на стол руководителя государства.
Далеко не все разведчикам доводилось информировать самых высоких лиц.
Для того, чтобы удостоиться такой чести, надо, чтобы тебе, во-первых, достаточно доверяли. Достаточно, потому что полностью и безоглядно в разведке не доверяют никому — и правильно делают. И, только во-вторых, чтобы твою информацию ценили настолько высоко или считали по настоящему интересной.
Донесения разведчика, сведения которого считают не надежными (и уж, тем более, считают его дезинформатором), руководителю государства не докладывают. Особенно тоталитарного государства.
А то, возьмет, к примеру, кровавый диктатор, и спросит у руководителя своей разведки: "Что это вы подсовываете мне ложные сведения? Может быть, вы не только на советскую разведку работаете?"
Кстати, когда живописно рассказывают о том, как Сталин топтал донесения Зорге и кричал про бордели и прочие цветистые детали, обычно скромно умалчивают о том, что эти самые донесения шли не в один адрес. Пусть даже тому же Сталину.
Эти донесения шли по списку всем руководителям самого верхнего звена. Всему военно-политическому руководству страны.
Теперь подумайте.
А кто, собственно, мог определять круг лиц, кому направлялись донесения Рихарда Зорге?
Известно, что направлял их начальник Разведывательного Управления РККА. В данном случае, генерал Голиков. Но он отправлял донесения Зорге по уже утверждённому списку рассылки.
Утверждал этот список, конечно же, не он. Кто это позволил бы ему отвлекать пустяками или вводить в заблуждение дезинформациями всех ключевых членов советского правительства? Кто бы позволил ему самостоятельно решать такие вещи? Такие вещи решают на том уровне, куда направляется эта информация. То есть, в правительстве. Там решается, что именно им нужно для их работы. А что им не нужно.
Утверждать такой список мог только человек, имеющий право решать, кто из членов правительства должен знать эту информацию. Человек, мягко говоря, рангом повыше начальника разведки.
Да и любого другого члена правительства.
Только что же это получается?
Получается, что этот человек одновременно делает две вещи.
Топает в гневе кавказскими сапожками.
И приказывает сообщать регулярно сведения из этого источника самой верхушке государства. Для учёта этой информации при принятии решений государственного масштаба.
Получается, что не совсем всё понятно с давно поющимися мантрами про недоверие Сталина к Рихарду Зорге.
Напомню ещё раз о словах Рихарда Зорге на допросе после своего ареста:
"…Москва полностью доверяла политическому чутью и политической сознательности моей разведгруппы…"
В другом месте "Тюремных записок" он сообщает:
"…Кроме того, когда возникала та или иная новая проблема, я мог сам принимать общее решение, важна она или нет для Советского Союза. По этому вопросу я получил из московского центра полную свободу действий. Более того, меня ни разу не критиковали за то, что я не разобрался или не изучил какую-нибудь вновь возникшую важную проблему или ситуацию. С момента пребывания в Китае я всегда получал хорошие отзывы Москвы…"
Или вот ещё, там же:
"…Наконец, благодаря исследованиям я мог вырабатывать собственные суждения о положении в экономике, политике и военной сфере, а не только просто получать необходимую информацию, аккуратно ее передавать. Многие мои радиограммы и письменные донесения содержали не только подлинную информацию, но и результаты анализа, проведенного на основе отрывочных сведений. Я всегда был предельно откровенен. Когда я считал, что моя точка зрения или политический анализ были правильны и необходимы, я без каких-либо колебаний передавал их в Москву. Москва также поощряла подобную практику. Мне даже неоднократно давали понять, что высоко оценивают мои аналитические способности…"
Там же.
"… К тому же по направлявшимся в наш адрес радиограммам с благодарностями можно было судить, от кого в высшем советском руководстве они исходили. Дело в том, что начальник четвертого управления мог выразить нам свое удовлетворение только тогда, когда получал от высшего руководства заключение, что те или иные донесения или материалы являются ценными или важными. После 1936 года мы получали много благодарностей и поздравлений, и нужно особо подчеркнуть, что все они были направлены от имени начальника управления…
…Во время событий на Халхин-Голе я высказал Москве мнение о неэффективности советской пропаганды. Согласно ответу из Центра, мое мнение было доложено руководящим органам, и были приняты соответствующие меры для улучшения положения. То же относится и к моим докладам по проблемам чисто Советского Союза. Мои доклады вызывали очень большой интерес среди военных и партийных руководителей, и они, выражая мне благодарность, одновременно просили и в дальнейшем направлять им подобную информацию…"
Господа историки.
Вы, когда хором заявляли о хвастовстве Рихарда Зорге, подумали о том, что эти объяснения он давал, имея перед глазами подборку радиообмена с Москвой, расшифрованного японцами, и представленного ему в качестве доказательства? Вы подумали о том, что и японцы видели эти сообщения? В частности, радиограммы из Москвы? И что Зорге, говоря всё это, понимал, что и японцам они знакомы?
Ну, а для себя можно сделать вывод о том, что там, в Москве, к Зорге могли относиться по-всякому. Но до него, как правило, негативные оценки его информации не доводились. Что разумно, конечно.
Конечно, далеко не всегда телеграммы из Москвы были похвальными и благостными. По совершенно понятной всем (кроме историков) причине.
Это была работа. Работа трудная и ответственная. Поэтому, как и в любой тяжёлой и сложной работе, были в ней успехи, но были и неудачи. Было взаимное непонимание, вызванное желанием начальства в Москве иметь совершенно невыполнимо точную картину событий. Но это, простите, не имеет никакого отношения к доверию или недоверию. Это чисто рабочие отношения. Вредящие делу, конечно, но совершенно рабочие.
Вот, например, Роберт Ваймант пишет:
"…По телеграмме, датированной 1 сентября 1939 года — днем, когда в Европе разразилась война, — можно себе представить, что Зорге предстояло пережить. Директор явно находился в раздраженном состоянии духа:
"Я вынужден констатировать, что содержание вашей информации о настоящей военной и политической ситуации за это лето ухудшилось. "Зеленые" [Япония] предприняли в последнее время значительные шаги для подготовки войны против "Красных" [СССР], однако мы не получаем тех ценных сведений, которые вы вполне могли бы получить от "Анны" [Отта]…
Я подчеркиваю, что вы должны делать больше, чтобы получать эту информацию, и радировать ее в приоритетном порядке. У вас достаточно опыта и хорошее положение в глазах "Анны"; я требую и ожидаю от вас сведений по важнейшим военным и политическим вопросам. Однако вы увиливаете и шлете менее важную информацию".
Далее в послании говорится, чтобы Зорге лучше использовал "Джо" (Мияги), "Мики" (Одай) и "Отто" (Одзаки) и предлагается платить им за каждое задание, которое они выполнили для группы.
"Подумайте над моим предложением и над важностью вашей работы: помните о величайшем доверии к вам Родины. Я ожидаю улучшения вашей работы. Радируйте ответ, когда получите это сообщение" (ГС 4-76)…"
Кстати, снова противоречие.
Тон телеграммы — мало информации. Мало… мало… Дай еще…
А чего, позвольте вас спросить, еще?
Дезинформации?
Если Москва не доверяет Зорге, то что же это получается?
В Москве считают, что Зорге шлет им мало дезинформации?
А что до интонации послания…
На самом деле, не было ничего особого в такого рода порицаниях. По крайней мере, не было претензий к правдивости идущей от Зорге информации.
Было обычное потребительское отношение. Мало… мало… Дай… еще… еще… мало…
Вообще-то, любой военный человек вам скажет, что разведывательной информации много не бывает.
Сколько бы этой информации не было, потребитель всегда будет требовать еще. И это вполне объяснимо, если учесть, что никакая информация, в итоге, никогда не дает полной, исчерпывающей картины. А начальство всегда хочет иметь именно полную картину. Которую почти никогда невозможно написать вовремя.
Поэтому, когда иногда читаешь, какую обиду наносило Рихарду Зорге недоверие Москвы, понимаешь, что это — художественное обрамление сказки о злом Сталине и добром Зорге. Которую старательно и не без вдохновения рассказывают нам на ночь. Или, говоря взрослым языком, стараются немножко поманипулировать нашим сознанием. Из самых лучших побуждений, конечно. Чтобы победить глубоко сидящий в нас тоталитаризм.
Когда же я упомянул о том, что в Москве к Зорге могли относиться по-всякому, имел в виду вот что.
Впрочем, об этом лучше послушать мнение профессионала.
Из справки М.И. Сироткина.
"…Во второй половине 1937 года принимается решение об отзыве "Рамзая" и ликвидации всей резидентуры. Это решение через несколько месяцев все же отменяется. Руководство Центра не может не сознавать, что "Рамзай" доставляет много ценных сведений ‹…›
Резидентура сохраняется, но уже с сомнительным грифом "политически неполноценной", "вероятно вскрытой противником и работающей под его контролем".
Весьма характерен элемент двойственности в отношении Центра к резидентуре. Информационные материалы, поступающие от "Рамзая", получают в большинстве случаев высокую оценку, но когда по заданию руководства составляются "справки о личном составе и деятельности резидентуры", то исполнители-авторы этих справок не решаются отказаться от наложенного на резидентуру штампа "политического недоверия" и, вопреки здравой логике, не считаясь с реальными результатами деятельности резидентуры, подводят под этот штамп свои выводы и заключения. При этом, за отсутствием каких-либо убедительных обоснований для таких доводов, каждый раз используются все те же ссылки на выводы и заключения по шанхайскому провалу, утверждение Покладока (от 1937 г.) о "несомненности дезинформации" и прочие домыслы и предположения из предыдущих справок…"
Замечательно, М.И. Сироткин. Хорошо сказал про руководителей Зорге, павших жертвами политических репрессий. О том же Покладоке, тоже и сейчас непременно присутствующем в списке "жертв".
Есть ведь во всей этой коллизии ещё одна сторона вопроса. Ещё одна двойственность. То, что постоянно педалируется одна сторона — Зорге не доверяли из-за его репрессированных руководителей, не отменяет существования и ее второй стороны. Эти репрессированные руководители сами не доверяли Зорге. Речь идёт о тех, кто был после Берзина. Особенно это касается Гендина и его команды.
Да, это недоверие они высказывали на самом верху. Только после их низвержения эти обвинения могли принимать совсем другую окраску. Более выгодную для Зорге.
В данном случае мы видим радиограмму, подписанную, судя по дате (1 сентября 1939 года), Проскуровым.
О котором всегда упоминается с сочувствием. Герой Советского Союза, и прочее, прочее…
Но вот, приходит сменщик генерала Проскурова. Принимает дела. Знакомится с документами. И видит вот это. Такое "вредительское" отношение бывшего начальника РУ Проскурова к агенту, только что давшему ценнейшую информацию по Люшкову и Халхин-Голу.
Что это, как не бонус в копилку доверия-недоверия к Зорге?
Поэтому, позволительно, я думаю, представить себе ситуацию следующим образом.
То, что руководители разведки докладывали Сталину о неполном доверии Зорге, вовсе еще не значит, что Сталин был с ними согласен (а это обычно подразумевается).
Почему? А очень просто.
Если бы Сталин во всём был безоговорочно согласен с руководителями военной разведки, он бы их не расстреливал, грубо говоря.
И ещё.
Если бы Сталин был согласен с ними безоговорочно, он не стал бы запрашивать на него из Разведывательного Управления его дело.
Вспомним ещё раз:
Ю. Георгиев.
"…Ветеран советской военной разведки, генерал-майор в отставке М. Иванов, который молодым офицером пришел в 1940 г. в центральный аппарат РУ и работал в его Восточном отделе, пишет в своих воспоминаниях, что в одну из ночей (это было в 1940 г.) по указанию Поскребышева личное дело Зорге было доставлено Сталину для просмотра. ("Азия и Африка сегодня", N 2, 2000, с. 48.) Это означает, что Сталин точно знал, кто скрывался под псевдонимом Рамзай…"
Можно, конечно, привычно подумать, что Сталин запросил его дело для того, чтобы решить, каким именно зверским способом расстрелять Рихарда Зорге.
Потому что иного объяснения не приходит в голову. Не приходит в голову, например, что Сталин не вполне доверял мнению разведначальства. Иначе, расстрелять Зорге можно было бы, вполне опираясь на их мнение. Не утруждая себя чтением факультативной литературы.
На самом деле, запрос дела и личное ознакомление с ним свидетельствует о внутреннем несогласии (или, как минимум, сомнении) с трафаретным ярлыком, повешенным на Зорге.
Такие действия руководитель обычно предпринимает, если не удовлетворен полностью позицией докладывающих ему лиц. Если не доверяет, по каким-то причинам, их мнению.
Потому что, само собой разумеется, что запрос на эти дела вызван отнюдь не любопытством. Он вызван стремлением составить собственное мнение. Стремлением разобраться самому.
Значит, мнение начальников разведки его в чем-то не удовлетворяло. Значит, что-то он хотел понять сам.
Можно, конечно, представить дело таким образом, что Сталин запрашивал личное дело Зорге из-за недоверия к нему. Но, во-первых, для этого ему достаточно было бы этого самого отрицательного мнения, которое ему докладывали. И зачем тогда в это мнение углубляться дальше? Во вторых, это плохо согласуется с тем обстоятельством, что руководители военной разведки, не доверяя Рихарду Зорге, вынуждены были докладывать его сообщения лично Сталину. Значит, имели на то его прямое указание.
Ещё раз повторю. Доклад отдельно взятого сообщения разведчика главе государства — событие далеко не рядовое.
Это, извините, свидетельство особого доверия на самом верху.
Конечно, сказанное мной вовсе не означает, что Сталин так же безоговорочно "верил" Рихарду Зорге. Сталин до конца не верил никому.
Но, как минимум, он допускал донесения "Рамзая" в круг информации, подлежащей сопоставлению с другими источниками. А это уже, само по себе, очень немало.
Это значит, что Рихарду Зорге Сталин доверял ничуть не меньше других советских разведчиков.
Ю. Георгиев привёл замечательные данные по этому поводу:
"…Любопытные заявления советских военачальников, касающиеся оценок Сталиным роли Зорге в начале Отечественной войны, приводит в своих мемуарных записках генерал-майор в отставке М. Иванов: "У Сталина тогда (после 22 июня 1941 г. — Ю. Г.), по всей видимости, мнение о Зорге переменилось. Уже после начала войны, по словам Голикова, он дважды спрашивал его: "А что пишет ваш немец из Токио?" В свою очередь бывший начальник политотдела РУ ГШ РККА, бригадный комиссар И. И. Ильичев позже в конфиденциальной беседе со мной говорил: "И. В. Сталин как-то в присутствии маршала А. В. Василевского сказал, что в Японии военная разведка имеет разведчика, цена которого равна корпусу и даже армии". ("Азия и Африка сегодня", N 4, 2000, с. 27, 29.)…"
Можно, конечно, возразить мне, что здесь приводится мнение Сталина после 22 июня. Что здесь прямым текстом сказано о том, что у Сталина после этой даты "по всей видимости, мнение о Зорге переменилось".
Только интересно получается. После 22 июня приводятся слова Сталина. А до 22 июня приводятся толкования мнения Сталина.
Нет уж господа.
"Переменилось" — это именно "по всей видимости". Потому что такого вывода о перемене мнения Сталина о Зорге ПОСЛЕ начала войны недостаточно. Для того, чтобы делать такой вывод, необходимо сравнить его с мнением Сталина ДО начала войны.
А этого мнения, высказанного Сталиным прямым текстом, ни Иванов, ни кто-то другой не приводил. Не считая замечательного "свидетельства" Гордиевского. Ну и умозаключений последующих исследователей.
Сначала надо понять, как относился к нему Сталин до 22 июня.
"Инсоном"-то Зорге стал, как минимум, 20 июня.
Итак, давайте попробуем обобщить известные нам факты и документы, говорящие об отношении Москвы к Рихарду Зорге.
Безусловно, аресты в руководстве военной разведки неизбежно ставили под подозрение Рихарда Зорге. Не в том легковесном смысле, что-де он был любимчиком Берзина или кого-то еще из других руководителей.
А в том смысле, что "разоблаченные враги народа", будучи "шпионами", неизбежно должны были засветить перед закордонными спецслужбами группу Рихарда Зорге.
А, учитывая, что Зорге по прежнему продолжал свою работу, логично было предположить работу его группы "под контролем".
Конечно, окажись Зорге в 1937 году в СССР, неизвестно, что с ним могло случиться. Вполне мог последовать арест. На волне, так сказать, общего поветрия.
Однако, по-моему, ошибкой является общее мнение о том, что эти обстоятельства автоматически распространяются и на 1938 — 1941 годы.
Здесь все несколько сложнее.
Хотя бы потому, что обвинение, выдвинутое "врагом народа", уже само по себе должно было быть подозрительным. Это, как минимум.
Давайте, не будем торопиться.
В том смысле, что далеко не все документы того времени до сих пор доступны.
Потому что, для понимания ситуации явно недостает еще каких-то документов. Откуда можно было бы понять, что заставило советское руководство все-таки не свернуть работу резидентуры Рихарда Зорге. И не просто не свернуть. А относиться к ней с повышенным вниманием.
Несмотря на известные подозрения.
Потому что очевидно, что должны были существовать и другие соображения. Уравновешивающие подозрения с другой, "положительной", так сказать, стороны.
Только вот документы об этом на сегодняшний день в обозримом доступе отсутствуют.
Попробуем поэтому восстановить этот пробел на логическом уровне.
Вот представьте себе.
Сталину из Разведупра докладывают о недоверии Рихарду Зорге. Сталин зачем-то запрашивает дело на него. Конечно, в этом деле находятся не только его биография — родился — женился… Не только его характеристики. Там обязательно должно иметься самое главное — его собщения.
Итак, Сталин кладет себе на стол его дело. Открывает его. И читает там все те донесения, что я перечислил выше.
Думаю, на отношение к Рихарду Зорге советского руководства должно было повлиять впечатление от его информации по "делу Люшкова", а также в отношении маршала Блюхера. И, повторю осторожно, какой-то (возможной) информации по Тухачевскому. По крайней мере, нельзя просто так отмахнуться от того места в "Тюремных записках", где он вспоминает о слухах о нем и о Путне.
Или информации Зорге 1938 года о возможном сближении Германии с Англией и Францией, с которой Сталин, видимо, был согласен. Поскольку это было одной из причин заключения Пакта Молотова — Риббентропа.
Или его донесения от 31 мая 1939 года о намерениях Германии в отношении Польши.
Или его донесения от 6 марта 1940 года о намерениях Германии в отношении Франции.
Или его мартовского донесения 1941 года о миссии японского министра иностранных дел Мацуоки, позволившая Сталину заключить Пакт о ненападении с Японией.
Немецкие военные шифровальные коды, судя по всему, добытые, все-таки им.
Принимая во внимание эти соображения (это только то, что мы знаем), неудивительно, что информация Рихарда Зорге была вотребована на самом верху, до самого Сталина включительно.
Что касается недоверия к нему.
Ясно одно.
Все оставшиеся (конечно же) подозрения в адрес Рихарда Зорге не являлись, как это ни странно звучит, какими-то из ряда вон выходящими. В сравненнии с отношением к другим разведчикам, скажем.
Еще раз приглашаю посмотреть приводимою мной в начале данного очерка докладную записку от 11 августа 1941 года за подписью генерала Колганова.
Казалось бы, убойный материал.
Вот он перечисляет причины, почему руководство военной разведки относится к донесениям Рихарда Зорге настороженно.
А дальше?
А дальше он излагает, на каких принципах должна строиться работа с группой Рихарда Зорге.
Вот они.
"…Информацию ИНСОНА необходимо всегда сопоставлять с данными других источников и общим переживаемым моментом международного положения, а также тщательно ее анализировать и критически к ней относиться…"
И все.
Но простите.
Это же самый обычный принцип оценки разведывательной информации.
Поступившей от ЛЮБОГО источника.
Как тогда, так и сейчас. Сегодня.
Это же элементарно.
Ни одному источнику нельзя доверять безусловно. Тем более, основывать единственно на его донесениях важнейшие меры государственного значения.
Потому что любой, самый преданный своей стране разведчик может быть просто обманут чужой контрразведкой. Которая, в случае его раскрытия (о котором он не будет догадываться) может просто переиграть его, подсунув ему, незаметно для него, дезинформацию.
Это еще по самому лестному для разведчику сценарию.
Поэтому, перепроверка из других источников (чем больше, тем лучше) — это вообще азбука разведывательной работы.
Анализировать, критически относиться — тоже обязательно для всех.
Но есть, есть ко всему сказанному одно серьёзное возражение.
Если Сталин доверял Рихарду Зорге не меньше, чем другим разведчикам, почему же тогда он не попытался обменять его после ареста?
Да, действительно. Сталин Рихарда Зорге не обменял.
Возразить здесь нечего. Это было.