«Был, — говорил святитель Григорий Двоеслов, — монах, который, разболевшись к смерти, поведал своему родному брату, что в келлии им скрыто золото. Нужно заметить, что монастырь, в котором он жил, был общежительный и устав его был таков, чтобы у братий все было общее и никто не имел права что-либо считать своим и тем более утаивать.

После о поступке инока узнали и другие монахи, а затем как начальнику сказано было и мне. Чтобы инок почувствовал тяжесть своего греха и раскаялся в нем, я запретил братиям навещать его. А после его смерти, чтобы на будущее время отвлечь других от подобного греха, повелел похоронить его вне монастырского кладбища и на его могилу бросить утаенное им золото. Все было исполнено.

Но вот прошло тридцать дней после его смерти, и мне стало чрезвычайно жаль его. Думая, что в загробном мире он страдает, я стал изыскивать средства, чтобы облегчить его участь, и остановился на следующем. Призвав эконома, я повелел ему отслужить по умершем тридцать заупокойных литургий и заповедал также всем творить общую молитву о нем.

Такое распоряжение было для усопшего чрезвычайно благотворно. В самый день, когда была совершена о нем последняя, тридцатая, литургия, он явился своему родному брату и сказал:

— Доселе, брат, я жестоко и страшно страдал, теперь же мне хорошо и я нахожусь во свете.

Брат умершего передал о своем видении инокам, и все они убедились, что покойный был избавлен от муки ради спасительной, принесенной за него жертвы».

Прот. В. Гурьев. Пролог