от франц. passe – прошлое.

Являясь одной из форм эскапизма , то есть бегства от реальности, окружающей и автора и его читателей, пассеистский дискурс предполагает перенесение действия литературного произведения в прошлое. Это определение в принципе верно, но недостаточно, поскольку позволяет при желании проводить по ведомству пассеизма и историческую прозу, и мемуарную, и дневниковую, и альтернативно-историческую фантастику, и любые сочинения биографического или историко-литературного характера. А это уже очевидная глупость, так как зачастую именно на материале прошлого, в исторических декорациях литература отвечает на наиболее злободневные вопросы своей эпохи, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы ощутить биение нерва современности в романах Юрия Давыдова «Бестселлер», Владимира Шарова «Воскрешение Лазаря», Алексея Иванова «Сердце Пармы», в исторических поэмах-хрониках Евгения Рейна или в пьесе Леонида Зорина «Медная бабушка».

Поэтому пассеистскими уместно называть лишь те книги, которые, по слову поэта, навевают своим читателям сон золотой , подменяя реконструкцию и/или исследование прошлого ностальгическими грезами о нем. На этом пути, разумеется, тоже могут быть удачи – достаточно вспомнить рожденные в года глухие «Путешествие дилетантов» и другие исторические фантазии Булата Окуджавы, противопоставлявшие брежневской реальности миф о благословенном пушкинском веке, или написанную тогда же книгу Василия Белова «Лад», рисующую идиллически бесконфликтный будто бы мир русской деревни в ее доколхозную пору.

На такие книги всегда есть спрос, временами ослабевающий, а временами и усиливающийся, – как это произошло, например, в 1990-е годы, когда пассеистский дискурс явился для многих и писателей, и читателей компенсаторной формой национального самоутверждения, снимающей или, по крайней мере, смягчающей чувство униженности, вызванное крахом социалистического эксперимента и развалом СССР. « Почти всем нам до сих пор до боли жалко того хорошего, полезного и правильного, да просто красивого, что было создано сталинизмом, оттепелью и застоем, когда они применяли средства из арсенала Добра », – пишет Вячеслав Рыбаков. И действительно, с середины 1990-х годов лавиной пошли книги, статьи, телепередачи, шоу-проекты, если не идеализирующие, то, по меньшей мере, поэтизирующие советскую эпоху. Говоря словами Бориса Дубина, « идеологический пассеизм интеллигенции и бытовой пассеизм массы – при поддержке большинства средств массовой информации, и прежде всего телевидения – сомкнулись », что предопределило и коммерческий успех историко-патриотической прозы, и появление агиографических повествований о жизни И. В. Сталина, Г. К. Жукова, Л. И. Брежнева, Ю. В. Андропова, и расцвет альтернативно-исторической фантастики, вызывающей, – по замечанию Бориса Витенберга, – « приятную и расслабляющую иллюзию, будто печальные события прошлого тем или иным образом можно было предотвратить ». Поэтому если «лакировщиков действительности» сейчас и днем с огнем не сыскать, то охотников «лакировать» и «позлащать» прошлое у нас по-прежнему тьма тьмущая.

См. АЛЬТЕРНАТИВНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОЗА; АУТИЗМ И КОММУНИКАТИВНОСТЬ; ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОЗА; ЭСКАПИЗМ В ЛИТЕРАТУРЕ