от лат. exhibere – выставлять .
В медицинском смысле эксгибиционизмом называют достижение полового удовлетворения путем демонстрации половых органов лицам противоположного пола вне ситуации половой близости. В милицейском – разновидность бытового хулиганства, влекущую за собой либо административное наказание, либо отправку на принудительное лечение. Применительно же к литературе и искусству об эксгибиционизме говорят, когда сталкиваются со стремлением того или иного автора либо беззастенчиво демонстрировать устройство своих половых органов, либо живописать физиологические отправления собственного организма, либо приковывать читательское внимание к отталкивающим чертам своей психики, к своим скверным мыслям и заведомо дурным поступкам. В этом плане эксгибиционизм противоположен не только вуайеризму, то есть подглядыванию, но и нарциссизму, ибо художник нарциссического типа хотел бы очаровывать публику своей неземной красотой, величием своих мыслей и своими немыслимыми добродетелями, а эксгибиционисты, напротив, стремятся шокировать читателей, оскорбить их вкус, их представления о стыде и чести.
В мировой культуре это явление не новость, если вспомнить, например, как подробен был Жан Жак Руссо в рассказе о своих анатомических дефектах и связанных с ними физиологических затруднениях. Примеры шокирующего самообнажения встречаются и в литературе Серебряного века, так что правомерно говорить об интеллектуальном эксгибиционизме Василия Розанова или об этических провокациях Александра Тинякова, насытившего свои стихи уймой саморазоблачительных признаний и скандальных заявлений.
Эксгибиционизм как один из наиболее эффектных и эффективных способов реализации шоковой стратегии прошел сквозь весь ХХ век, но пика своего достиг все-таки ближе к его завершению, когда искусство, – по словам художницы Ирины Вальдрон, – слишком многие стали понимать как « балансирование между эксгибиционизмом и страхом разоблачения ». Примеров, ранее бывших единичными, к нашим дням скопилось столько, что впору произнести: тенденция, однако. В один ряд выстраиваются и проза Эдуарда Лимонова, начиная с романа «Это я, Эдичка», и сенсационный «Дневник» Юрия Нагибина, и рассказы Игоря Яркевича с «говорящими» названиями «Как я занимался онанизмом», «Как я обосрался», и мемуарные «Записки скандалиста» Виктора Топорова, и стихи Ярослава Могутина, который, – по характеристике Дмитрия Волчека, – «подобно Чарлзу Буковски, протоколирует каждый свой шаг, упиваясь собственной порочностью, – и этот шквал самолюбования провоцирует читателя, вызывая страстное желание донести в полицию, немедленно заняться мастурбацией или же зарыдать от того, что жизнь прошла напрасн о».
Разумеется, мотивация у авторов, предающихся эксгибиционизму, различна. Одни стремятся к скандалу как таковому, небезосновательно видя в нем высокорезультативное орудие самопиара – подобно критику Дмитрию Ольшанскому, простившемуся со своим либеральным прошлым статьей «Как я стал черносотенцем». Другие – как прозаики Роман Сенчин, Ирина Денежкина и следующие за ними «новые реалисты» – полагают, что, говоря гадости о себе, они получают своего рода право говорить ужасающую правду и обо всех остальных людях, включая своих родных и близких. А третьи снова и снова разрушают табу, атакуя твердыни конвециальной морали, понятой ими как « заговор лицемеров », – подобно Семёну Файбисовичу, который в романе «История любви» не только расцветил яркими подробностями свои сексуальные отношения с женой, тещей и многочисленными «подружками», но и счел необходимым сообщить публике самую страшную тайну: « Рост моего инструмента в рабочем состоянии несколько ниже среднего (если экстраполировать сравнения в нерабочем состоянии). К тому же меня смущала его форма (после истории с Моникой Левински ее можно назвать клинтообразной). Так что к тридцати шести годам после двух-трех дюжин партнерш только в последний из этих годов я все еще не понял, достоинство это или недостаток ».
Что же касается общей оценки эксгибиционистского дискурса в искусстве, то она, как и многое другое, зависит от личной позиции оценивающего. Как всегда будут те, кому избыточность публичного самооголения кажется свидетельством злокозненной порчи литературы и общественных нравов, так всегда найдутся и те, кто – подобно германскому профессору-слависту Игорю П. Смирнову, – напротив, будет настаивать на том, что эксгибиционизм – в природе человека, ибо « соматически человек – извращенное животное, а эксгибиционизм, возможно, обнажает не только тайные части тела, но и самое перверсност ь».
См. ДНЕВНИК; ИСКРЕННОСТЬ, НОВАЯ ИСКРЕННОСТЬ; НАРЦИССИЗМ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПРАВДИВОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; РОЗАНОВЩИНА; ТАБУ В ЛИТЕРАТУРЕ; ШОК В ЛИТЕРАТУРЕ