Если судить по статье Владимира Вигилянского, который одним из первых употребил это выражение в печати («Огонек», август. 1988), то гражданская война в литературе начиналась, как и положено, – не с идеологии или эстетики, а с вопросов собственности и власти.

Впервые за всю историю русской литературы почувствовав поддержку руководителей страны и получив собственные средства массовой информации («Московские новости» во главе с Егором Яковлевым, «Огонек» во главе с Виталием Коротичем, «Знамя» во главе с Григорием Баклановым), писатели и литературные журналисты демократической ориентации потребовали перераспределения всего, что в условиях социалистической экономики было в дефиците (позиций в издательских планах, бумаги, тиражей, государственных наград и премий). Справедливо ли, – спрашивал социолог С. Шведов, – что книги Анны Ахматовой, Исаака Бабеля, Михаила Булгакова, Осипа Мандельштама, Андрея Платонова, Марины Цветаевой издаются оскорбительно редко и оскорбительно малыми тиражами, тогда как « Ю. Бондарев за 5 лет с 1981 по 1985 годы издавался 50 раз (5 868 тыс. экз.), Г. Марков 32 раза (4 129 тыс.), П. Проскурин 21 раз (2 615 тыс.), С. Сартаков 15 раз (849 тыс.), Ю. Семенов 41 раз (3 675 тыс.), А. Чаковский 40 раз (3 901 тыс.) »? Справедливо ли, – спрашивали Наталья Ильина, Наталья Иванова, Поэль Карп, Татьяна Иванова, другие публицисты демократического лагеря, – что сращенность с догорбачевской партийно-советской верхушкой освобождает деятелей так называемой «секретарской литературы» от критики, давая им и « право писать плохо », и по собственному усмотрению вершить судьбы и писателей, и всей родной литературы в целом?

Начавшись как атака на «художественную серость» и административный диктат «секретарской литературы», гражданская война быстро переросла в открытое идеологическое противоборство « прорабов перестройки » (это выражение принадлежит Евгению Евтушенко) с ее либо открытыми, либо затаившимися врагами. Здесь были свои позиционные бои (выборы народных депутатов СССР, сражения за посты руководителя Московской писательской организации, главных редакторов «Литературной газеты» и журналов «Октябрь», «Вопросы литературы», попытки судебным порядком сохранить контроль Союза писателей СССР над журналом «Знамя»). Но главное содержание периода составил взаимоистребительный обмен полемическими ударами в надежде дискредитировать и, будь это возможно, репутационно уничтожить противника. Своей кульминации гражданская война в литературе достигла летом 1991 года, когда в печати появилось «Слово к народу», написанное Александром Прохановым и расцененное как идеологическое обеспечение ГКЧП, а тогдашние руководители Союза писателей СССР, хотя и не поддержали публично попытку государственного переворота, но и не отмежевались от нее столь же публично.

Впрочем, одержать сокрушительную победу, с тем чтобы, запретив проведение коммуно-патриотического съезда писателей РСФСР, взять под контроль все писательские организации страны, демократам не удалось. Союз писателей СССР раскололся на альтернативные по отношению друг к другу ассоциации, ни одна из которых не обладает прежним влиянием, и в литературе, в литературной печати утвердилась ситуация апартеида или, если угодно, вечного шаха. Гражданская война вошла в латентную фазу, лишь изредка перемежаемую партизанскими наскоками энтузиастов-патриотов, которым все еще кажется, что « рушится башня литературного либерализма, будто в нее врезался то ли прохановский заряд Гексогена, то ли лефортовская Лимонка, то ли стогоffский Камикадзе …» (Владимир Бондаренко).

См. АПАРТЕИД В ЛИТЕРАТУРЕ; ВОЙНЫ ЛИТЕРАТУРНЫЕ; КОНВЕРГЕНЦИЯ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПАТРИОТЫ И ДЕМОКРАТЫ В ЛИТЕРАТУРЕ; РАДИКАЛИЗМ В ЛИТЕРАТУРЕ