Известный автор книг об эпохе Брежнева А. Шубин справедливо назвал советское общество живым обществом79. И хотя общую концепцию историка роста в советском обществе противоречий между составлявшими его слоями принимать категорически нельзя, само понимание советского общества как полного энергии роста, безусловно, полностью справедливо. Подтверждением позиции историка может служить положение во всех сферах общественной жизни СССР, но прежде всего, в духовной и социальной сферах. Именно здесь динамизм и успешность советского опыта сказались в наибольшей полноте. Социальная сфера вообще является важным элементом для понимания советского общества.

Ведь для социализма именно она, по большому счету, является его витриной. Только социализм начинает решать те социальные проблемы, которые человеческая история накапливала веками. В капиталистических странах к их решению приступили только тогда, когда поняли успешность советской модели и заразительность советского опыта для своих граждан. Насколько успешно шло решение социальных проблем в самом СССР на последнем этапе развития Красного проекта? В каких направлениях развивалась социальная политика кремлевского руководства в те годы? Какие изменения происходили в социальной структуре? Начать предлагаю с последнего вопроса.

Официально в советском обществе 1970-х годов признавалось существование только «двух дружественных классов» – рабочего класса и крестьянства. Традиционно декларировалась ведущая роль рабочего класса. Ведомое им крестьянство, как считалось, в корне отличалось от дореволюционного крестьянства. Для того, чтобы подчеркнуть это отличие, в научных и пропагандистских брошюрах принято было говорить о «колхозном крестьянстве». Помимо рабочих и крестьян также выделялась особая социальная прослойка – трудовая интеллигенция, которая формировалась за счет двух существовавших в СССР классов. Еще сохранявшийся в годы Сталина слой крестьян-единоличников и некооперированных кустарей в хрущевский период был сведен полностью на нет. Прежний официальный взгляд на структуру населения СССР в общих чертах отражал основные параметры социального развития страны, но был не пригоден для анализа отдельных новых явлений, в том числе негативных, протекавших в глубине советского общества, которые уже не вписывались в классический формационный подход советской общественной науки.

Ведущей тенденцией развития советского общества, во многом определявшей всю его структуру, на тот период являлось завершение начатого еще на рубеже XIX–XX веков процесса перехода от аграрного к индустриальному типу развития и начало перехода к постиндустриализму. Следствием этого стал стремительный рост городов и угасание сельской жизни. С конца 1960-х по середину 1980-х годов численность городского населения возросла примерно на 45 млн, а сельского – сократилась на 9,5 млн человек. За 25 лет (с 1960 по 1985 г.) почти 35 млн вчерашних жителей деревни окончательно перебираются в города. Миграция направлялась в большие города. В них направлялись потоки не только из деревни, но и из малых городов, многие из которых также переживают упадок. Возрастает с 3 до 23 количество городов-миллионеров, в которых к концу 1980-х годов проживала примерно четверть населения страны. Процесс урбанизации переходит на новую ступень, когда растут не просто города, а выстраиваются целые городские агломерации, объединявшие вокруг какого-либо крупного центра или нескольких центров множество средних и малых городов, а также прочих населенных пунктов в единую хозяйственную, культурно-бытовую и транспортную зону. Помимо Московской агломерации, в 1960-е – 1980-е годы складываются Ленинградская, Горьковская, Свердловская, Новосибирская и др.

Отражением происходящих миграционных потоков становится не только численный рост городских жителей, но и увеличение доли горожан в социальной структуре. В начале 1970-х годов рабочие составляли 57,4 % населения страны, 22,1 % – интеллигенция и служащие, 20,5 % – колхозное крестьянство. К середине 1980-х картина выглядела иначе: количество рабочих увеличилось до 61,8 %, интеллигенция и служащие составляли уже 26,2 %, в то время как удельный вес крестьянства упал до 12 %. Столь бурный переход от аграрной к городской цивилизации сопровождался разрушением прежних культурных и нравственных ориентиров, в то время как возникновение и укоренение новых требовало продолжительного времени и не поспевало за потребностями общества. Болезненный сам по себе, этот процесс накладывался на девальвацию официальной идеологии80. Это служило питательной средой роста бездуховности, а вслед за этим – различных антисоциальных форм поведения, таких как алкоголизм, хулиганство, преступность и др., несмотря на постоянные кампании по борьбе с пьянством, употребление алкоголя в стране поднялось по сравнению с 1960 годом в два раза, составив в среднем 17–18 л (в переводе на чистый спирт). На учете состояло около 2 млн алкоголиков. В одном только 1978 году свыше 6 млн человек попали в вытрезвители. Если в 1966 году число преступлений на 100 тыс. чел. составляло 380, то в 1978 году – уже 503.

Одним из позитивных последствий перехода к городскому обществу можно считать повышение образовательного уровня населения. В первой половине 1980-х годов около 40 % горожан имели высшее образование. Людям стало проще посещать театры, музеи, выставочные залы. Просмотр фильмов в кинотеатрах превращается в обыденное явление. Расширяется сеть клубов и обществ по интересам. На более высоком уровне в городах можно было организовать библиотечное дело. Преимущества городского образа жизни следует назвать среди важнейших причин усиления отмеченных выше миграционных процессов. Молодые люди, не сумевшие найти себе место в родных местах, желавшие повысить свой социальный статус и жить в более комфортабельных условиях, ежегодно устремлялись в города, преимущественно пополняя ряды рабочих, что позволяло директорам не очень-то заботиться о внедрении в производство новых технологий, в результате чего даже на рубеже 1970-1980-х годов до 40 % промышленных рабочих были заняты ручным и неквалифицированным трудом. Зато дети вчерашних выходцев из деревни стремились поступить в вуз и выбиться в категорию интеллигенции или служащих. Отдельные слои интеллигенции и служащих действительно хорошо оплачивались и в имущественном плане составляли верхнюю ступень советского общества, в связи с чем некоторые исследователи пишут о новом сословии или даже классе – номенклатуре. Выгодным в те годы становилось также трудоустройство в сфере снабжения и услуг. В условиях дефицита близость к источникам распределения и «блат» играли не менее важную роль, чем деньги, а иногда и большую. В городах идет процесс зарождения социальных групп, связанных с теневой экономикой.

Обезлюдение и старение советской деревни сокращали трудовые ресурсы в аграрном секторе – лишь немногим более десяти процентов выпускников сельских школ оставались трудиться в колхозах и совхозах, а около трети населения составляли люди пенсионного возраста. Такая демографическая ситуация отнюдь не способствовала успешному реформированию села. Сами реформы, проводившиеся в те годы, далеко не всегда соотносились с экономическим положение в деревне и, еще реже, с социально-психологическими особенностями сельских жителей.

Крайней противоречивостью, к примеру, отличалась кампания по укрупнению сел и деревень и ликвидации «неперспективных», к котором в середине 1970-х годов было отнесено примерно три четверти населенных пунктов в сельской местности (или 114 тыс. из 143 тыс.). Центральные усадьбы сельхозпредприятий, куда людей переселяли в дома городского типа, чаще всего оказывались своеобразными перевалочными пунктами на пути в город. Теряя связь с землей, лишаясь возможности вести личное приусадебное хозяйство, вчерашний крестьянин не видел смысла задерживаться в новых неблагоустроенных поселках с неразвитой инфраструктурой и спешил в крупные городские центры. Проблема, к счастью, была осознана, и в 1980 году от практики деления сел на перспективные и неперспективные отказались, а в некоторых районах даже началось обратное движение. В частности, в Московской области решено было вернуть к жизни 3,5 тыс. опустевших деревень. Но тут грянула горбачевская «катастройка», и русская деревня была ввергнута в еще большие бедствия.

Вместе с тем суждения некоторых современных авторов, что исход русского крестьянства в города явился исключительно следствием действий советского режима, уделявшего приоритетное внимание тяжелой промышленности и проводившего политику «раскрестьянивания», явно грешат упрощенчеством. Не отрицая специфики и болезненности протекавших в этой сфере процессов, вызванных неумелыми мероприятиями властей, невозможно все же не увидеть, что абсолютно аналогичный этап массовой аграрной миграции в промышленные и культурные центры в своем развитии проходили все индустриальные страны: будь то на Востоке, или на Западе Европы81. Учитывая эти и другие явления, в том числе рост интеллигенции, людей, занятых в сфере услуг, прослойки менеджеров и «белых воротничков» и др., можно утверждать, что социальная структура, сложившаяся в СССР, в своих основных параметрах в целом соответствовала социальной структуре раннего постиндустриального общества и могла служить базой дальнейшего поступательного развития страны. Но для этого требовалось более оперативно реагировать на присущие данному этапу развития общества противоречия и активнее преодолевать закостеневшие общественные отношения, характерные для периода мобилизационно-индустриального рывка 1930—1950-х годов.

В целом позитивные результаты, достигнутые в экономике, а кроме того, сам по себе факт исключительного по протяженности мирного развития страны, позволили советскому руководству уделять гораздо большее внимание, чем когда бы то ни было прежде, социальной сфере. Несмотря на невозможность в одночасье переломить сложившуюся практику прежних лет и отказаться от остаточного принципа финансирования социальной сферы, решение назревших здесь проблем постепенно начинает восприниматься в качестве приоритетного направления всей внутренней политики. В основу проводимого в социальной сфере курса в конце 1960-х – начале 1980-х годов была положена задача максимального повышения материального уровня советских граждан. Базой ее поступательного решения служил стабильный рост национального дохода в его абсолютных показателях, который позволял все большие средства выделять не только на цели развития, но и на цели потребления (см. таблицу).

Таблица 2.

Использованный национальный доход (в сопоставимых ценах 1973 г., млрд руб.)

Два важных фактора – устойчивый рост национального дохода и опережающее увеличение фонда потребления – позволили в течение полутора-двух десятилетий добиться кардинальных перемен. Средняя заработная плата рабочих и служащих с 97 руб. в 1965 году увеличилась до 190 руб. в 1985 году, а с учетом выплат льгот из общественных фондов потребления – до 269 руб. в месяц. Еще быстрее росла оплата труда колхозников: с 51 руб. в 1965 году она увеличилась до 153 руб. в 1985 году, а с учетом выплат льгот из общественных фондов потребления – до 223 руб. в месяц. Помимо зарплат на протяжении всего рассматриваемого периода шло увеличение пенсий, выплат женщинам-матерям, размеров льгот и скидок различным категориям населения. В целом реальные доходы населения за 1970-е годы возросли на 46 %, сумма вкладов населения в сберкассы только в одной девятой пятилетке увеличилась в 2,6 раза и продолжала расти.

В отличие от стран Запада, важной особенностью социального развития СССР стали более высокие темпы роста доходов в менее обеспеченных семьях. Если в 1965 году только 4 % граждан имели доход свыше 100 руб. в месяц на члена семьи, то в 1975 году – уже 37 %, а еще через десять лет, в 1985 году, – более 60 %. Результатом этого стало выравнивание уровня жизни различных слоев советского общества. Условно говоря, ощутимое большинство советских трудящихся составляли своеобразный средний класс, уровень потребления которого все еще не дотягивал до уровня потребления среднего класса на Западе, но имел отчетливую тенденцию к сближению с ним. Вместе с тем проводившаяся в Советском Союзе линия на механическое повышение денежных доходов населения вела к некоторым негативным последствиям. В частности, имевшая место уравниловка в оплате девальвировала материальные стимулы к повышению квалификации и производительности труда. Так, если в 1950-е годы квалифицированный рабочий в день зарплаты получал в 3–4 раза больше неквалифицированного, то через три десятилетия разница в оплате во многом нивелировалась и могла составлять 1,5–2 раза и даже меньше. Чтобы хоть как-то заинтересовать рабочих повышать свой профессиональный уровень, более активно участвовать в производственном процессе, совершенствовалась система поощрений. Проблему пытались решить за счет введения районных коэффициентов, новых тарифных ставок и должностных окладов, усиления действенности премирования, поощрительных доплат и надбавок.

Следует учесть, что увеличение доходов в 1970-х – начале 1980-х годов шло на фоне относительной стабилизации цен. Ощутимо росли только цены на «товары повышенного спроса» (к которым относились ковры, мебель, бытовая техника, автомобили, ювелирные изделия и т. д.), а также на некоторые импортные товары. Так, болезненно население реагировало на многократное повышение цен на кофе, которое объяснялось «неурожаем в Африке на кофе и какао-бобы». Подорожание товаров повышенного спроса вызывало цепную реакцию изменения цен и на некоторые другие товары, а также цен на черном рынке, но в целом цены росли крайне медленно, а на некоторые виды товаров и услуг они поддерживались на неизменном уровне. Очень дешево обходились населению лекарства, в том числе многие импортные препараты. Особенно щадящими цены в СССР сохранялись на продовольствие, которые были ниже мировых в 2–3 и более раз. Плата за жилье и коммунальные услуги также была относительно невелика – на них в среднем шло около 3 % месячного бюджета семьи. Тем самым, средняя семья из трех человек, чтобы иметь крышу над головой и нормально питаться, вполне могла уложиться в 150 руб. в месяц.

Повышение доходов и относительная стабильность цен объективно способствовали изменению структуры потребительского спроса населения, что некоторыми авторами было названо «потребительской революцией». Этот термин представляется не вполне корректным, правильнее говорить о революции потребления, для которой был характерен растущий спрос на товары длительного пользования. Если в середине 1960-х годов цветных телевизоров в СССР практически не производилось, то в середине 1980-х годов их продавалось в среднем более 4 млн штук в год. За тот же период продажа населению магнитофонов увеличилась в 10 раз, холодильников в три раза, пылесосов в 5 раз, мотоциклов почти в 2 раза. Особенно резко возрос спрос на легковые автомобили – за двадцать лет их продажа увеличилась в 25 раз.

Советские руководители к последствиям революции потребления оказались не готовы. Изменение структуры спроса и его взлет усугубляли существующие диспропорции в торговле, порождали хронический дефицит. Широко распространились разного рода коррупционные явления. Особенно желаемые товары приходилось «доставать из-под полы», «по знакомству», «покупать с рук» на черном рынке. По имеющимся подсчетам, таким образом постоянно или периодически переплачивало за покупки примерно 80 % населения. Особенно часто к услугам теневых торговцев прибегали люди с достатком выше среднего, что, собственно, и понятно. На такие престижные товары, как ковры, хрусталь, мебель, автомобили и др., стали формировать специальные очереди. Подобные списки могли создаваться профкомами на предприятиях. Часто они организовывались на неформальных основаниях самими покупателями непосредственно при магазинах. В таких очередях нужно было периодически отмечаться, чтобы не оказаться вычеркнутым и не потерять возможность купить необходимую вещь. Поскольку номер очереди в таком списке также мог служить своеобразным товаром, возникал определенный слой дельцов, промышлявших вокруг магазинов. Положительный сам по себе факт роста денежных доходов в сочетании с невозможностью без дополнительных хлопот приобрести требуемую вещь превращался в фактор социального напряжения. К сожалению, большинство людей не могло понять, что такого рода явления конечно же можно назвать трудностями, но трудностями роста, и постепенно они будет преодолены: за свою историю Россия преодолевала и не такое!

К рубежу 1970-1980-х годов советская плановая экономика наконец наладила массовый выпуск телевизоров, транзисторов, мебели, ковров, холодильников, костюмов, обуви и других товаров народного потребления. Но их качество уже не удовлетворяло возросшие запросы людей. Происходило затоваривание недавно еще дефицитной продукции, полки складов и магазинов были переполнены товарами, которые население уже не желало брать, в то время как неповоротливая легкая промышленность не могла быстро и в должном объеме учитывать изменения в спросе. Складывалась парадоксальная ситуация – при видимом изобилии товаров дефицит не только не смягчался, а, наоборот, возрастал. Не менее, если не более глубокие последствия революция потребления имела в сфере социальной психологии, где она привела к явлению, которое можно условно назвать «бунт потребительства» – воистину, перефразировав слова классика, тупой и бесчеловечный.

Как отмечается в социологической литературе, «бытовые и культурные потребности населения начали обгонять имеющиеся у государства возможности»82. В некоторых (прежде всего наиболее зажиточных) слоях населения появлялась жажда обладать не столько качественными, сколько модными вещами преимущественно импортного производства. Люди, в остальном вполне добропорядочные, славные, рассудительные, словно теряли голову и тратили немалое время и энергию на «добывание» (как это тогда называлось) американских джинсов, немецкой обуви, финских пуховых курток, японской бытовой техники, французских духов и проч. Обладание ими показывало определенный статус их владельца, было престижно. Борьба с вещизмом становится одним из основных компонентов официальной советской пропаганды тех лет, на высшем партийно-государственном уровне неоднократно принимались решения о повышении качества выпускаемой отечественной продукции, но без понимания корней проблемы избавиться от нее было сложно. Психология мещанина и обывателя становилась массовой.

Серьезные сдвиги происходят в решении продовольственного вопроса, хотя ликвидировать дефицит на некоторые продукты питания в те годы так и не удалось. Сегодня критики советского общества злорадно припоминают т. н. «колбасные поезда», когда жители малых городов ездили отовариться в крупные районные центры или столицу за дефицитными на местах продуктами. Действительно, Москва, где снабжение было гораздо лучшим, в конце 1970-х годов становится центром «товарного паломничества» жителей Рязани, Владимира, Тулы и других близ расположенных городов, но надо понимать природу этого явления. Люди устремлялись в Москву совсем не потому, что в своих населенных пунктах умирали с голода. Они стремились (поскольку появилось много дополнительных денег) разнообразить свое повседневное меню. При этом они еще стремились и сэкономить – на колхозных рынках, например, никакого дефицита ни мяса, ни каких иных продуктов питания никогда не наблюдалось. Просто продукты там стоили дороже – в 2–3 раза. Но ведь и качество у них было выше! Сегодня уже никого не удивляет, что за более качественные товары нужно платить больше. А иногда речь идет даже не о качестве. Например, одно и то же китайское тряпье на барахолке стоит 50 рублей, а в фирменном бутике – 500. И ведь никто не ропщет – достают деньги и платят. А вот в советское время люди еще не привыкли, что нужно платить не только за товар, но и за его качество. В общем-то, отсюда и миф о советском дефиците. Один мой зарубежный коллега прямо признался, что у них-то понимают его природу, но написать правду, написать, что советское общество давно перестало быть дефицитным, не могут – идеологическая цензура.

Дефицит продуктов питания если где и оставался, то только в государственной торговле. Но каждый ученый, каждый живший в те годы человек подтвердит, что помимо государственного существовали и другие формы снабжения населения: профсоюзы, кооперация, рыночная торговля. Наконец, существовал черный рынок. Следует прямо признать, что если бы у население не было денег, то он просто бы не существовал. И если огромное количество покупало на нем американские джинсы за 200 рублей и диски «Битлз» за 70 рублей – значит, у них такие возможности были, и отдавали они не последние, обрекая своих малых детей и престарелых родителей на голодную смерть! Проблемы, конечно, были. Но, несмотря на них, производство и реализация сельхозпродукции в стране неуклонно возрастали. Общий объем розничного товарооборота государственной и кооперативной торговли (включая сюда общественное питание) в середине 1980-х годов был в 3,2 раза выше, чем в начале 1960-х годов. При этом очень важно учитывать, что особенно быстрыми темпами увеличивалась продажа наиболее ценных продуктов питания, таких как мясо и мясопродукты, молоко и молочные продукты, яйца, фрукты, овощи и т. д., тогда как потребление картофеля и хлебных изделий в рационе постепенно сокращалось, что свидетельствовало о значительном улучшении структуры потребления продовольственных продуктов. И вот вам зримый результат: по данным Организации ООН в области сельского хозяйства и продовольствия (FAO), в середине 1980-х годов СССР входил в десятку стран мира с наилучшим типом питания.

Не сразу, но решался остро стоявший еще с 1920-х годов и резко усугубившийся в военное время жилищный вопрос. На этапе последних советских пятилеток каждый год свои жилищные условия улучшали 10–11 млн человек. При этом повышалось и качество жилья. Если в 1975 году доля домов, построенных по новым типовым проектам улучшенной планировки, составляла 36 %, то в 1985 году – примерно половину. Если в прошлом во многих домах отсутствовали элементарные бытовые удобства, то в середине 1980-х годов уже примерно в 90 % квартир имелись канализация и центральное отопление, в 70–80 % – горячая вода, ванны, газ. Если в конце 1960-х годов средняя площадь квартиры равнялась 45,8 кв. м, то в середине 1980-х годов —56,8 кв. м; на одного городского жителя в 1960 году приходилось 8,9 кв. м жилья, а в 1985 году – уже 14,1. Преимущественно жилищное строительство осуществлялось за счет государства. Из этого источника финансировалось возведение около 70 % жилья. Вместе с тем рост денежных доходов населения позволил повысить роль жилищно-строительных кооперативов, расширились возможности строительства индивидуальных домов на сбережения жителей села. Значимый вклад в решение жилищной проблемы вносили промышленные предприятия и колхозы, за счет жилищного строительства стремившиеся решить проблему привлечения и закрепления кадров.

Возрастают объемы и качество медицинского и санаторного обслуживания. В 1985 году по сравнению с 1970 годом на 10 тыс. человек городского населения число врачей увеличилось на 37 %, для сельчан этот показатель оказался еще внушительней – 76 %. Улучшалась оснащенность лечебно-профилактических учреждений новейшим медицинским оборудованием, лечебной и диагностической аппаратурой, инструментами. Число больничных коек на 10 тыс. человек со 109 в 1970 году возросло до 130 в 1985 году. Полностью удалось победить такие страшные болезни, как чума, тиф, оспа, малярия. Страна впервые в мировой практике приступила к решению важной социальной задачи – полностью обеспечить и городских, и сельских жителей всеми видами высококвалифицированной медицинской помощи, добиться всеобщей диспансеризации населения с целью раннего выявления и предупреждения заболеваний. Резко увеличилось количество людей, получивших возможность отдохнуть и поправить здоровье в санаториях и учреждениях отдыха. Если в 1960 году смогло воспользоваться путевками всего 6,7 млн человек, то в 1985 году – почти 50 млн. При этом большинство людей получало льготные путевки – либо бесплатно, либо за полцены (остальную часть стоимости вносили профсоюзы). На рубеже 1970—1980-х годов большую популярность получил так называемый семейный отдых, когда отпуск по профсоюзным путевкам проводили целыми семьями.

Решенность многих социальных вопросов способствовала некоторой общей стабилизации в стране. По данным историка Л. Алексеевой, к концу брежневского периода в СССР участились сообщения о забастовках83. В действительности динамика социальных конфликтов в послевоенном советском обществе развивалась иначе. Как показывают раскрытые в последние годы советские архивы, вслед за крайне беспокойным периодом 1956–1964 годов, в дальнейшем наступает стабилизация, количество массовых выступлений ощутимо идет на спад. Конечно, и в эти годы социальное недовольство давало о себе знать. Чаще всего оно проявлялось в форме национальных и трудовых конфликтов, коллективных писем в органы печати и властные структуры, а также «антисоветских разговоров» – как в документах правоохранительных органов называли бытовую критику отдельных сторон советской действительности. Случались и неприятные эксцессы в период выборных кампаний, когда в избирательные урны опускали листовки либо испорченные бюллетени, покрытые различного рода надписями в адрес властей. Редко социальные конфликты приобретали коллективный характер. Они были отмечены в Киеве, Крыму, Ярославле, Днепропетровске, Архангельске и др., а также в столицах закавказских и прибалтийских республик. В ЦК внимательно следили за ситуацией, хотя местные партийные функционеры пытались скрыть ее от руководящих органов КПСС84.

Вместе с тем, как показывает новейшее исследование В. Козлова, власти постепенно отказываются от излишней жестокости в отношении участников массовых выступлений, характерной для хрущевского времени. Случаи применения оружия против населения практически сходят на нет, падает количество осужденных за участия в волнениях 85 . Главным орудием предотвращения недовольства становится совершенствование трудового законодательства и повышение благосостояние простых людей.

Процессы, протекавшие в СССР в 1964–1985 годах, не могли не сказаться на ситуации в духовной сфере. Среди исследователей до сих пор не существует единой точки зрения на ситуацию в советской культуре тех лет. Часть историков и культурологов полагает, что в отличие от экономики и политической сферы, происходившее в культуре никоем образом не укладывается в понятие «застой». Другие, наоборот, считают, что тенденции распада и деградации, начавшиеся в идеологии и культуре, потом постепенно начали распространяться на все сферы жизни в СССР. Очевидно, что истина может быть найдена при учете всех полярных оценок. И действительно, духовная жизнь советского общества тех лет вовсе не выглядит как совершенно застывшая, мертвая зона, где не возникает никакой борьбы, разномыслия и господствует полное единообразие.

Наоборот, творческий поиск нового, духовная неудовлетворенность в этот период отечественной истории по сравнению с предшествующим десятилетием заметно обостряются. В то же время нельзя не признать, что именно в области идеологии, массового сознания начинают созревать те мысли, идеи, настроения, которые окажутся смертельно опасными для прежнего уклада жизни, культурных и нравственных ценностей, ориентиров общественного развития, станут благодатной почвой для грядущей перестройки и либеральных реформ. При этом следует иметь в виду, что трудности и деструктивные моменты в духовной сфере и общественном климате в те годы не были, конечно, всеобъемлющими и проступали далеко не сразу, и что в целом поступательное развитие культуры в нашей стране продолжалось.

Особенно впечатляющие успехи в конце 1960-х – начале 1980-х годов были достигнуты советской наукой, прежде всего в области физико-математических и естественно-научных знаний. Завоеванные в те годы советскими учеными передовые позиции и сегодня, по прошествии уже более двух десятилетий непрерывных реформ и перестроек, позволяют России оставаться в почетном клубе наиболее развитых в научном отношении держав. Прежде всего, заметно улучшилась материальная база науки: доля расходов на нее в национальном доходе в 1970 году составляла 4 %, а в 1985 году – уже 5 %. За те же годы количество научно-исследовательских институтов увеличилось с 2078 до 2607, а количество научных работников возросло с 928 тыс. до 1491 тыс. В свою очередь, развитие НТР стало важным фактором, способствовавшим подъему советской экономики.

Одной из ключевых задач, которые стояли перед советской прикладной наукой, было обеспечение энергетических потребностей страны. В русле реализации этой задачи ученые внесли большой вклад в разработку новых энергоресурсов в труднодоступных районах Севера, также был разработан принципиально новый метод изготовления многослойных труб для газопроводов огромной протяженности. Быстрыми темпами прогрессировала ядерная энергетика. В СССР строятся новые атомные реакторы для исследовательских целей, открываются новые АЭС, спускаются на воду новые, существенно более мощные атомные ледоколы. Эта работа велась под научным руководством академика А. Александрова. Позитивные сдвиги намечаются в биологии. Так, специалистами Института биологической химии им. М. Шемякина удалось получить искусственные гены и найти подходы к изменению наследственности растений и живых организмов. Создаются новые мощные телескопы, построенный в эти годы советский радиотелескоп РАТАН становится самым мощным в мире.

Флагманом советской науки того времени по-прежнему оставалась советская космонавтика. Достижения советской космонавтики и сегодня во многом являются непревзойденной вершиной человеческой мысли. Технологические наработки тех лет по сей день лежат в основе большинства осуществляемых в мире программ освоения космического пространства. В технологической гонке с США Советский Союз избрал более перспективный путь развития своей космической отрасли. Не сумев создать ничего подобного советским ракетоносителям, американцы в середине 1970-х годов отказались от разработок одноразовых ракет «Аполлон» и перешли к созданию многоразовых космических кораблей («челноков»). В эти же годы СССР, продолжая совершенствование своих ракетоносителей, главное внимание уделил мирному созданию околоземных пилотируемых станций. Советские орбитальные станции должны были стать космической рабочей площадкой и одновременно научной лабораторией, положить начало колонизации космоса человеком. В основе этой программы лежало предвидение К. Циолковского о том, что человечество перешагнет планетарный уровень развития и превратится в космическую расу только тогда, когда человек начнет жить и работать непосредственно в космосе.

В результате в области создания околоземных многомодульных станций СССР обогнал США и прочие страны как минимум на 30 лет, в то время как запуски американских «челноков» не привели к серьезному технологическому прорыву в освоении космоса, кроме того, их запуски стоили в несколько раз дороже, чем советских одноразовых ракетоносителей. Когда же СССР в середине 1980-х годов был освоен отечественный космический корабль многоразового использования «Буран» с ракетоносителем «Энергия», то выяснилось, что и в этом компоненте Советский Союз является лидером, поскольку грузоподъемность советского «челнока» оказалась в несколько раз выше, чем у американских, при более экономичных затратах на каждую единицу выводимого в космос груза.

Важной вехой в развитии советской и мировой пилотируемой космонавтики становится 18 марта 1965 года. В этот день советский космонавт А. Леонов впервые в мире совершил выход из корабля в открытое космическое пространство. Было продолжено освоение планет Солнечной системы. 3 февраля 1966 года впервые в истории была осуществлена мягкая посадка спускаемого корабля на Луну и телепередача с ее поверхности на землю. Через полтора года, 18 октября 1967 года, советский спускаемый аппарат впервые в истории совершил плавный спуск и посадку на Венеру, и земные ученые смогли получить ценнейшую информацию о планете. Заметным событием, открывавшим широкие перспективы в развитии космических технологий, становится произведенная Советским Союзом 30 октября того же года первая в истории автоматическая стыковка двух искусственных спутников Земли «Космос-186» и «Космос-188». И, наконец, 16 января 1969 года на околоземной орбите заработала первая экспериментальная космическая станция, на борту которой трудился экипаж в составе В. Шаталова, Б. Волынова, А. Елисеева, Е. Хрунова. В 1970 году началась новая важная страница в освоении Луны – на поверхность спутника земли был высажен первый лунный самоходный аппарат. С этого времени русское слово «луноход» вошло во все языки народов планеты Земля. В 1975 году советский корабль «Союз» совершил стыковку с американским кораблем «Аполлон».

Определенная специфика в эти годы существовала в области развития гуманитарного знания и общественно-научных дисциплин. В эти годы ученых обществоведов начинают шире привлекать к участию в работе над важными политическими документами, а также к подготовке долгосрочных комплексных программ развития. Период своего ренессанса переживает в СССР прикладная социология, но теоретическая социология продолжает обслуживать узкопартийные интересы. Столь же противоречивые тенденции определяют в эти годы лицо советской экономической науки. С одной стороны, ученые экономисты внесли свой вклад в создание и обоснование новой генеральной схемы развития и размещения отраслей народного хозяйства, участвовали в выработке других грандиозных проектов этого времени. С другой стороны, тогдашние экономисты-академики А. Аганбегян, Г. Арбатов и другие развитие теоретической мысли в экономической науке направляли либо в русло апологетики экономических достижений «развитого социализма», либо по пути «критики» западного экономического опыта капиталистических держав.

Сложный путь прошла в конце 1960-х – начале 1980-х годов философия. Сохранявшийся идеологический контроль серьезно мешал оживлению философских исследований. Многие работы по философии, выходившие в эти годы, по-прежнему представляли собой, по существу, набор идеологических штампов и призваны были обслуживать текущую политическую конъюнктуру. Другим признаком кризиса философии становилось замыкание авторов на «внутренних» проблемах своей науки, когда философские вопросы ставились, так сказать, «в чистом виде», без их взаимоувязки с окружающей действительностью, в сугубо схоластическом ключе. В то же время в эти годы весомый вклад в развитие философского знания внесли такие крупные философы, как Э. Ильенков, М. Лифшиц,

В. Асмус и др. В большинстве своем эти авторы развивали философскую традицию марксизма-ленинизма, творчески осваивая и преобразовывая его. Вместе с тем в это же время в нашей стране происходит становление альтернативных философских взглядов.

Так, в эти годы получает большую известность немарксистская концепция развития человеческого общества, автором которой являлся видный отечественный ученый Л. Гумилев. Его книга 1979 года «Этногенез и биосфера земли» сразу же получила большой резонанс. Парадокс, связанный с этой книгой, заключался в том, что вплоть до перестройки она издана так и не была, но обзоры и отзывы на нее свободно печатались в советской печати (такое случалось с работами зарубежных, но не советских авторов). Суть гумилевской концепции сводилась к затушевыванию им социальных факторов в истории, на их место автор выдвигал безличную биохимическую энергию – пассионарность, которую Гумилев и провозглашал, в противовес официальным обществоведам, движущей силой исторического развития. Парадоксально (на первый взгляд), но на Западе появление немарксистских философских систем радости не вызвало. Гумилева, как это можно судить по работам такого американского исследователя русской науки, как Лорен Грэхэм, считали представителем нового русского консерватизма. Поэтому концепция цивилизаций Гумилева у этого автора оценивается как «умозрительная и лишенная научного обоснования»86.

Под решающим воздействием господствующих идеологических установок продолжала развиваться историческая наука. Показательным в этом отношении является судьба так называемого «нового направления» историков, изучавших историю Великой Октябрьской социалистической революции, ее предпосылок, специфики империализма в России, становление отечественного рабочего класса. По всем этим вопросам сторонники «нового направления» пытались дать свои недогматические ответы, хотя и в общем русле марксизма-ленинизма. К историкам «нового направления» принадлежали такие исследователи, как П. Волобуев, К. Тарновский, Ю. Кирьянов и др. Выводы историков «нового направления» неизбежно вели к пересмотру устоявшихся взглядов по вопросам о характере аграрных отношений, зрелости империализма, многоукладности, ведущей роли рабочего класса на всех этапах революции, роли русского государства (самодержавия) в экономике страны и многим другим, составлявшим ядро официальной концепции Октября.

С критикой историков «нового направления» выступили многие видные ученые, среди них И. Ковальченко, Л. Милов,

B. Бовыкин. Сама по себе эта критика также содержала много, в научном отношении, новаторских по тому времени идей. Однако ход научной дискуссии был прерван вмешательством партийных органов. Под давлением отдела науки и учебных заведений ЦК КПСС (возглавлявшимся фронтовым другом Брежнева

C. Трапезниковым) «новое направление» подверглось критике и было свернуто, а выводы его сторонников признаны не только ошибочными, но и чуждыми. В те же годы была запрещена публикация истории коллективизации, подготовленная авторским коллективом во главе с видным исследователем аграрных отношений В. Даниловым, подвергнута критике работа А. Некрича, в которой в духе доклада Хрущёва на XX съезде освещалась политика советского руководства в начале Великой Отечественной войны. Впрочем, хотя критика и в данном случае была с сильным идеологическим подтекстом, о научной концепции нельзя не сказать, что она была ложной, с гнилой либеральной серцевиной.

В то же время советской исторической наукой были достигнуты и значительные результаты. Одним из ее достижений становится выход многотомных «Истории КПСС», «Истории СССР с древнейших времен до наших дней», «Истории Второй мировой войны». Выходят энциклопедические издания по истории революции, Гражданской и Великой Отечественной войн, завершается работа над 30-томной Большой Советской Энциклопедией. Больших успехов достигли советские историки в изучении древней и новой истории России. В эти годы продолжается плодотворное творчество таких известных отечественных историков, как Б. Рыбаков, В. Янин, Н. Дружинин, А. Преображенский и др. По истории революции и советского общества выходят работы И. Минца, М. Кима, Ю. Полякова, В. Старцева, Ю. Кораблева и др. Работы историков этих лет не были лишены недостатков, связанных с отмеченной выше политизацией исторического знания, излишней лакировкой значимых событий прошлого. В то же время историческая наука продолжает оставаться полем серьезных дискуссий. С новой интересной концепцией происхождения Руси и первых веков отечественной истории выступил крупный научный историк, уже при жизни признанный классиком А. Кузьмин. Свое новаторское видение вопросов древней истории Руси предложил ленинградский историк И. Фроянов – так же, как и Кузьмин, замечательный человек и патриот.

Культурная жизнь страны по-прежнему отличалась динамизмом и многообразием. Советское искусство продолжало оказывать свое воздействие на жизнь общества, пользоваться авторитетом во всем мире. В 1965 году М. Шолохов становится лауреатом Нобелевской премии. Мировой славы и признания добились мастера советского балета М. Лиепа, Е. Максимова, В. Васильев и др. Зрительской симпатией и любовью пользовались фильмы советских кинорежиссеров С. Бондарчука, Ю. Озерова, Л. Гайдая и др. Среди художников большую известность в эти годы получают А. Шилов, И. Глазунов и др.

Развитие советского искусства в еще большей мере, чем развитие науки, в этот период определялось многообразием стилей, направлений, мировоззренческих ориентиров. Значительный вклад в развитие отечественной литературы внесли писатели «почвенного» направления, продолжающие в своем творчестве классическую линию в русской литературе, размышляющие на страницах своих книг о судьбах России, о глубинном смысле жизни человека, утверждающие необходимость возрождения традиционных нравственных ценностей: С. Залыгин, В. Распутин, Ф. Абрамов, Ю. Бондарев, В. Шукшин, В. Белов и целый ряд других самобытных, крупных писателей. Важным событием в литературной жизни этих лет становится выход новаторского по форме и философского по содержанию романа-эссе В. Чивилихина «Память», в котором автор через личное восприятие истории анализирует прошлое и настоящее России. Столь же значимыми для литературной и общественной жизни страны стали исторические романы В. Пикуля. На эти годы приходится и творчество выдающего русского поэта Н. Рубцова. Стихотворения Рубцова «Тихая моя Родина», «Русский огонек», «Видения на холме» и многие другие проникнуты искренней любовью к Родине, лиричны и глубоки. Рано ушедший из жизни, поэт словно предвидел нелегкое будущее своей страны, которую уже вскоре будут ждать новые испытания:

В то же время конец 1960-х – начало 1980-х годов становится временем развития совсем другой литературы, культуры совсем иной нравственной направленности. Именно в развитии искусства, прежде всего литературы, сказалось зарождение новой генерации представителей интеллигенции, настроенной враждебно-ернически по отношению к существующему в СССР общественному строю и его ценностям. В центре внимания художников этой формации остается маленький человек, с его особым, замкнутым мирком. Мятущийся, не находящий места, но не способный бросить открытый вызов, этот человек глубоко несчастен. Между ним и действительностью – пропасть. Отчужденность рождает в этом человеке непонимание, непонимание – злость ко всему окружающему и тайный протест против чужого благополучия. Нередко творческие искания отдельных деятелей культуры приводили их к вполне определенной политической позиции неприятия не только советского образа жизни, стремлению через свое творчество бросить ему вызов, но и к отрицанию традиционных русских жизненных устоев. Концентрированным выражением этих настроений становится фраза лирического героя одного из написанных уже в эмиграции произведений Абрама Терца (А. Синявского): «Россия – сука».

Своеобразным гимном художественного «протеста исподтишка», в котором звучит нежелание молчать и мириться с окружающим заснувшим миром, становится стихотворение А. Галича «Старательский вальсок», написанное им на самом излете хрущевской «оттепели» и предварявшее эпоху брежневского «застоя»:

Любопытной особенностью «второй», «оборотной» культуры становится вовлеченность в ее орбиту не только открытых противников режима, но и людей, обласканных властью, имеющих признание и высокий социальный статус. Близки к идеям «альтернативного искусства» были А. Вознесенский, Р. Рождественский, Е. Евтушенко, сатирик М. Жванецкий, многие другие мэтры официальной советской культуры. На рубеже, отделяющем официоз от нелегальности, например, продолжает свое развитие бардовская песня. Не только Галич, но и такие известные поэты-исполнители, как В. Высоцкий, Ю. Ким, Б. Окуджава и др., становятся настоящими героями т. н. «магнитофонной революции». Записи их песен, часто критически, а то и предвзято изображающие советскую действительность, распространялись среди населения на магнитофонных записях, слушались, переписывались, обсуждались. В этом же ряду стоит участие некоторых крупных представителей официальной культуры в деятельности самиздата или близких к нему по духу изданий. В частности, в подготовке нашумевшего альманаха «Метрополь» помимо никому неизвестных авторов приняли участие В. Аксенов, Ф. Искандер, А. Битов, Б. Ахмадулина и др.

Стремления к альтернативности распространились не только среди литераторов. Живопись, кино, театр, эстрада – здесь тоже авторы стремились осмыслить свое критическое отношение к происходящему и выразить свои мысли в художественной форме. Влияние культурного инакомыслия распространяется и на молодежную среду. Здесь это особенно наглядно проявилось в росте популярности на волне «магнитофонной революции» среди определенной части молодежи джаза и рока. С середины 1960-х годов в стране начинают распространяться записи «Битлз», «Роллинг стоунз» и др. западных рок-групп. Увлечение западной музыкой чаще всего не ограничивалось эстетическими пристрастиями, влияло на стиль жизни, поведение, образ мышления. Постепенно в подражание западным возникают советские рок-группы: «Машина времени» А. Макаревича, «Аквариум» Б. Гребенщикова, «Звуки Му» П. Мамонова. В дальнейшем к ним присоединяются «ДДТ», «Воскресенье», «Алиса», «Кино», «Круиз» и др. Советский рок становится важным элементом культурного андеграунда – т. е. культуры, балансирующей на тонкой грани не разрешенного официально и официально запрещенного. Духовный мир творцов и потребителей этой «духовной реформации» постарался выразить в одной из своих песен лидер «Алисы» К. Кинчев:

Между различными направлениями в культуре и идеологии шли серьезные, иногда непримиримые дискуссии, потому что разные группы интеллигенции по-разному понимали возможные пути развития страны. Но власть пыталась пресечь проявления как реформистских, так и традиционалистских настроений среди интеллигенции и молодежи. В 1965 году были приговорены к 7 годам лагерей и 5 годам ссылки писатели А. Синявский и Ю. Даниэль. В 1970 году с поста редактора журнала «Новый мир» вторично был уволен А. Твардовский, сторонник либерализации культурной жизни. Его увольнение сопровождалось мощной критической кампанией в прессе, означавшей стремление власти вернуться к прежним методам руководства культурной жизнью. Как и в первые послевоенные годы, удар наносился и по «правым», и по «левым» – в том же 1970 году разгрому подвергся журнал «Молодая гвардия», занимавший патриотические, почвеннические позиции, а в следующем 1971 году удар пришелся по журналу «Октябрь», в те годы стоявшему на позициях, которые ряд авторов называют «неонародничеством» или даже «неосталинизмом». Объективно, в отличие от либералов, консерваторы могли стать союзниками власти в борьбе за сохранение единства страны и ее дальнейшее поступательное развитие. Однако, как свидетельствует немецкий историк Д. Кречмар, «Молодая гвардия» с 1967 года разрабатывала свою программу замены официальной марксистской идеологии моделью общества и культуры в русском национальном духе87. Партийными олигархами это умственное течение в конце концов было признано еще более опасным, чем насквозь прозападное диссидентство. В 1974 году из страны был выслан Солженицын, одним из первых поднявший тему репрессий на страницах своих произведений, были лишены советского гражданства, как «духовные перерожденцы», виолончелист М. Ростропович и певица Г. Вишневская. Оказались на чужбине кинорежиссер А. Тарковский, поэт И. Бродский, скульптор Э. Неизвестный, стал «невозвращенцем» режиссер Ю. Любимов и другие деятели культуры.

Нараставшая конфронтационность в отношениях между властью и определенной частью интеллигенции, а также внутри самой интеллигенции, являлась симптомом неблагополучия в развитии духовной сферы в СССР. Большое количество людей, рожденных уже после революции, воспитанных при новом режиме, многое получивших от существовавшей в стране власти, тем не менее превращались в непримиримых противников советского строя, советского мироустройства и образа жизни. Более того, часть интеллигенции готова была отвергнуть весь исторический путь, проделанный Россией за многие столетия ее существования, а в качестве морального кумира выбирала себе ценности, которыми жил западный мир. С другой стороны, официальная культура, несмотря на видимые успехи, все больше теряла свое влияние на людей, все больше отдалялась от реальной жизни, превращалась в декорацию, призванную скрыть существовавшие в обществе проблемы и противоречия. Противоречия культурного развития, так же как и противоречия в прочих сферах жизни советского общества, не носили фатального характера, но для их преодоления требовалась воля и новые, действенные механизмы взаимодействия между государством и его гражданами.

Конец 1960-х – начало 1980-х годов – это новый рубеж в развитии Русской православной церкви. Размышляя на исходе XX столетия над судьбами страны, в то время видный церковный деятель митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев) писал: «Имперско-бюрократический период советской истории являет нам зрелище удивительное и противоречивое. Он сочетает в себе расцвет экономической, военной и политической мощи СССР с полной идеологической деградацией коммунистической доктрины, ее редкостным мировоззренческим бессилием»88. Плачевное положение «коммунистического официоза» и «глухое брожение» в обществе, по его словам, вызвало «инстинктивный поиск утраченных святынь». Естественным становится разворот к православию. Этому способствовала и политическая обстановка: уход в политическое небытие Н. Хрущёва ознаменовал завершение очередного периода гонений на церковь, хотя власти по-прежнему пытались контролировать ее деятельность, в том числе посредством прокуратуры и органов государственной безопасности.

Большое значение в жизни церкви сыграл поместный собор. состоявшийся в мае – июне 1971 года в Троице-Сергиевой лавре. Как считается историками РПЦ, он открыл новый этап развития церкви в СССР89. Созыв собора был связан с необходимостью избрания преемника умершему в апреле 1970 года патриарху Алексию. Из всех соборов послереволюционной поры он был самым представительным. На соборе присутствовали главы шести и представители пяти автокефальных, а также главы всех трех автономных православных церквей, а кроме того, руководители ряда межхристианских объединений (ВСЦ, ХМК, КЕЦ и др.). С докладом «Жизнь и деятельность Русской православной церкви» выступил патриарший местоблюститель митрополит Пимен (Извеков). Кроме того, участники собора заслушали содоклад митрополита Никодима (Ротова) об экуменическом движении и митрополита Алексия (Ридигера) о миротворческой деятельности РПЦ. На соборе был затронут вопрос взаимоотношений с государством, которые были признаны в целом позитивными. Собор избрал новым патриархом митрополита Пимена (Извекова). К важнейшим результатам собора может быть также отнесен обнародованный на нем документ («деяние») «об отмене клятв (проклятий) на старые обряды и на придерживающихся их», что означало признание необоснованности решений соборов 1656 и 1667 годов, обвинивших старообрядцев в ереси. Отныне Московским патриархатом «православность старых обрядов и спасительность употребления их» официально признавалась.

Особое место на соборе было уделено острым внутрицерковным проблемам. Повышенное внимание к ним обуславливалось положением церкви в годы хрущевского реформаторства, когда за счет давления извне, возрождения духа «обновленчества» 1920-х годов пытались навязать церкви постоянную череду преобразований, подорвать ее единство и авторитет. Приверженцы всякого рода модернизационных предложений (например, сокращения или упрощения церковной службы) поддержки собора не получили. Но и консервативные силы в церкви, недоброжелательно относившиеся к идее обновления православия, также оказались в меньшинстве. В документах собора было подчеркнуто, что «церковь – это живой благодатный организм» и что задачи церковнослужителей – не декларирование верности старине, а «сообразование правил и традиций церковных с нуждами церкви и потребностями времени». Линия на осторожные преобразования, находящиеся под полным контролем высших церковных иерархов, была продолжена и в дальнейшем. В церковной печати подвергались критике как противники реформ, так и экстремистски настроенные модернисты. «Нам думается, – заявлял в 1973 году от имени руководства РПЦ митрополит Ювеналий (Поярков), – что и консервативная, и экстремистская позиция опасны для церкви». Напрашивается очевидная аналогия с настроениями высшего партийного руководства СССР в пользу стиля «консервативного реформирования», когда существовавшие крайности отсекались, а имеющие противоречия развивались подспудно.

Вместе с тем в церковной жизни после собора 1971 года наметились и важные позитивные перемены, связанные с более бережным отношениям к традициям. Трудно переоценить, в частности, значимость возврата от активно насаждавшейся в 1960-е годы модернизаторами пропаганды «разумной» веры к традиционной для русского православия вере «сердечной». «…Веру мы не доказываем, а показываем», – отмечалось в этой связи в одном из выпусков Журнала Московской патриархии за 1974 год. Кроме того, идет возрождение духовных традиций, связанных с верой в возможность «опытного соединения с Богом» в состоянии религиозного вдохновения. Большой отклик в церковной среде получают работы византийского богослова Григория Палама, противостоявшего рационалистскому походу к догматам веры. Активно печатались труды его последователей, в частности одного из последних великих философов русского религиозного возрождения В.Н. Лосского (1903–1958), перу которого принадлежит пространный «Очерк мистического богословия восточной церкви», другие фундаментальные работы.

Послесоборный период развития РПЦ оказался отмечен активизацией не только духовных исканий, но и укреплением ее положения в советском обществе. В 1975 году были приняты поправки к закону 1929 года о религиозных объединениях. Изменения в законе, с одной стороны, показывали сохранявшееся желание советского руководства вмешиваться в деятельность церкви, но, с другой стороны, повышалось правовое положение церкви, которая теперь фактически приближалась к статусу юридического лица. Это позволяет церкви наконец приступить к решению важных для нее вопросов обеспечения культовой деятельности необходимой атрибутикой. Так, в 1980 году в поселке Софрино патриарх торжественно открывает завод с современным оборудованием и технологиями. С его помощью церковь смогла наладить производство крайне необходимой для нее продукции: свечей, подсвечников, лампад, облачений и т. д. Но поскольку в прежние годы все местные небольшие свечные заводики были властями закрыты, то новый завод сразу не смог решить всех проблем верующих: целые приходы, а то и целые епархии продолжали испытывать острую потребность во многих предметах православного обихода90.

Растет число верующих, что вынуждены были признавать даже советские социологи. Согласно их данным, в начале 1960-х годов среди городского населения верующих было 10–15 %, среди сельчан – 15–25 %, но уже в 1970-е годы количество верующих в городах составило 20 %, и еще около 10 % горожан определяло себя как «колеблющиеся». К церкви потянулась молодежь, в том числе школьники. Растет число священнослужителей, намечается процесс открытия новых церквей. Расширяется издательская деятельность. В 1979 году в Издательском отделе Московской патриархии был создан киноотдел, целью которого являлся выпуск репортажей и коротких документальных фильмов о различных сторонах жизни и деятельности церкви. К руководству епархиями приходят новые энергичные иерархи из послевоенного поколения, в частности, Хризостом (Мартишкин), Иоанн (Снычев) и др.

В конце 1960-х – начале 1980-х годов возрастает международная активность РПЦ. В 1972 году патриарх Пимен посетил глав ряда православных церквей, среди них Александрийской, Антиохской, Иерусалимской и целого ряда других. В последующие годы визиты продолжились. На встречах глав православных церквей обсуждались вопросы церковной и международной жизни. Позитивно развивались прямые контакты с древними восточными церквями. Патриарх нанес визиты главам армянской, эфиопской и других церквей данной вероисповедной ориентации. С другой стороны, из-за позиции Ватикана по вопросу об унии ослаб диалог с католиками. Противоречивые оценки и в те годы, и в наши дни вызывает экуменическая деятельность РПЦ в рамках Всемирного совета церквей, особенно активизировавшаяся в тот период, как считается, по инициативе митрополита Никодима (Ротова). В 1975 году на V генеральной ассамблее ВСЦ сразу пять представителей Московской патриархии были избраны в состав ЦК ВСЦ, один из них стал членом Исполкома ВСЦ. Митрополит Никодим (Ротов) занял один из шести президентских постов, после его смерти в 1978 году этот пост перешел главе Грузинской православной церкви католикосу Илии II.

Ощутимую поддержку РПЦ оказывала миротворческой деятельности Советского государства. Ее представители участвовали во всех конференциях советских сторонником мира, проходивших в 1970–1980 годах. На работавшей в январе 1985 года Всесоюзной конференции сторонников мира патриарх Пимен, митрополиты Филарет (Вахромеев) и Ювеналий (Поярков) вошли в состав Советского комитета защиты мира (СКЗМ). В 1983 году была образована Общественная комиссия СКЗМ по связям с религиозными кругами, выступающими за мир. Ее председателем стал митрополит Филарет (Вахромеев). Иерархи РПЦ участвовали в деятельности 10 обществ дружбы с народами зарубежных стран. Митрополит Алексий (Ридигер) входил в Совет общества «Родина», задачей которого являлась работа по укреплению сотрудничества и взаимопонимания с соотечественниками за рубежом.

Представители Московского патриархии принимают активное участие в международных форумах общественных организаций в защиту мира. В частности, по ее инициативе начали созываться

Всемирные межцерковные конференции сторонников мира. Первая такая конференция «Религиозные деятели за прочный мир, разоружение и справедливые отношения между народами» прошла в 1977 году в Москве. В ее работе приняли участие около 650 представителей из 107 государств. Вторая конференция – «Религиозные деятели за спасение священного дара жизни от ядерной катастрофы» – состоялась в 1982 году. Местом ее проведения являлась также Москва. На нее собралось 590 посланцев различных конфессий из 90 стран мира. На сессии Генеральной ассамблеи ООН в июне 1982 года патриарх Пимен выступил с докладом об итогах этой конференции, что стало важным событием международной жизни.

Новое оживление различных сторон религиозно-церковной и общественно-просветительской деятельности РПЦ приходится на начало 1980-х годов. В эти годы начинается подготовка к празднованию 1000-летия Крещения Руси, что заставило государство несколько смягчить антицерковные ограничения. В 1981 году уменьшились налоги на доходы священнослужителей, которые прежде рассматривались как налоги на частно-предпринимательскую деятельность, а теперь – как налоги на свободные профессии. Если прежде они равнялись 81 %, то после снижения составили 69 %. В 1980 году церкви наконец было дано разрешение открыть завод и мастерские церковной утвари в Софрине, а Издательский отдел Московской патриархии из нескольких тесных помещений Новодевичьего монастыря, где он ютился долгие годы, переехал в благоустроенное современное здание.

В мае 1983 года Советом министров СССР Московской патриархии был передан московский Свято-Данилов монастырь для создания в нем духовно-административного центра. На его восстановление было запланировано затратить 20 млн руб., в действительности расходы значительно превысили эту сумму и составили около 100 млн руб. В период церковного оживления начала 1980-х годов происходит канонизация новых святых, устанавливаются новые церковные праздники (Собор Костромских святых, Собор Смоленских святых, Собор Сибирских святых, Собор Белорусских святых и некоторые другие), вводятся новые церковные награды (ордена Андрея Первозванного, Св. Ольги и Св. Даниила). Возрастает интерес к церкви со стороны общественности.

Высокие достижения духовной жизни СССР в конце 1960-х – начале 1980-х годов во многом были обусловлены состоянием отечественной системы образования. В этот период советская школа становится самой массовой и демократической в мире: в СССР система образования давала одинаково качественное образование и детям из семей представителей высшей номенклатуры, и детям рядовых советских граждан, благодаря чему формировалась единая для всех социальных слоев культурная среда. Новому уровню задач, решаемых школой, способствовал начатый в середине 1960-х годов переход ко всеобщему среднему образованию. Он был завершен в течение нескольких лет, и в Конституции 1977 года закреплялось право граждан на получение бесплатного среднего образования. Большинство юношей и девушек получало полное среднее образование, закончив десятилетнюю школу. Кроме того, для желающих получить среднее образование совместно с выбранной профессией существовала развитая сеть профессионально-технических училищ, техникумов и других специализированных учебных заведений.

Как и во всем советском обществе, в системе образования накапливались болезненные противоречия. Одно из них было связано с тем, что в прежние годы десятилетка традиционно нацеливала своих выпускников на продолжение обучения в высшей школе. После того как десятилетняя форма обучения сделалась общей, количество желающих получить высшее образование резко увеличилось. Но вузы могли принять не более четверти вчерашних выпускников, в то время как остальная их масса должна была после окончания школы идти работать. Тем самым назрела потребность готовить учащихся к трудовой деятельности не только в специальных учебных заведениях, но и в общеобразовательной школе. С 1970-х годов начинается политика по усилению в школах профориентации и налаживанию профподготовки. Заканчивая школу, выпускники теперь имели на руках не только аттестат о получении среднего образования, но и какую-либо специальность. Однако отладить механизм трудового воспитания школьников и подготовки их к будущей трудовой деятельности оказалось чрезвычайно непросто.

Немалые трудности порождал сам переход ко всеобщему среднему образованию, нередко они выходили далеко за пределы сферы образования и затрагивали все общество. Так, на рубеже 1970-1980-х годов в СССР возникла ситуация, которую современные социологи иногда называют «проблемой избыточных знаний»: выпускники десятых классов, как правило, имели высокую, качественную подготовку, но промышленность, транспорт, сельское хозяйство, сфера услуг, куда должно было устремляться значительная часть выпускников, испытывали потребность в работниках, занятых прежде всего малоквалифицированным, ручным трудом, как правило, тяжелым и монотонным. В развитых капиталистических странах эта проблема решалась просто – созданием двухкоридорной школы: по одному образовательному стандарту готовились представители будущей элиты, по другому, существенно облегченному, – будущие наемные работники. В СССР такой путь был невозможен, но другого найти не удалось – не хватило исторического времени, «катостройка» была уже не за горами.

Возникавшие в системе образования трудности пытались преодолевать, прежде всего, совершенствуя систему образования и воспитания, приближая школу к потребностям жизни. Именно в эти годы разворачивается деятельность талантливых педагогов-новаторов В. Шаталова, Е. Ильиной, Ш. Амонашвили и др. Улучшалась материальная база системы образования. Так, в условиях развития НТР проводилась планомерная политика обеспечения школ техническими средствами обучения. С 1978 года вводятся бесплатные учебники. Весомые перемены происходят и в деятельности высшей школы. Увеличивается количество вузов, в том числе университетов – к 1985 году их число достигает 69. Институты и университеты готовили кадры для всех отраслей народного хозяйства. Большое внимание уделялось развитию вузов, обучавших специалистов для работы в техникумах, школах и детских дошкольных учреждениях.

В начале 1980-х годов начинается новый этап совершенствования отечественной средней и высшей школы. Июльский (1983 г.) Пленум ЦК КПСС принимает решение о проведении широкомасштабной школьной реформы, целью которой должно было стать создание непрерывной системы образования и переподготовки кадров – в мировой педагогической практике это был первый подобный опыт. В 1984 году принимается соответствующий закон, поставивший школьную реформу на практические рельсы. Реформа отечественной системы образования должна была стать ответом советского руководства на отставание страны в области НТР, но после начала «горбачевской катостройки» внимание к ней поугасло из-за более злободневных политических проблем, порожденных самой «катостройкой».

Несмотря на имевшиеся трудности и недостатки, к 1985 году советская система образования достигла выдающихся результатов. В стране действовало около 140 тыс. общеобразовательных школ, 7,8 тыс. средних профессионально-технических училищ, 4,5 тыс. средних специальных учебных заведений, 894 высших учебных заведения. К середине 1980-х годов в стране проживало 164,3 млн человек, имевших высшее и среднее образование, в том числе 30,9 млн – среднее специальное и 20,8 млн – законченное высшее образование. По сравнению с 1970 годом число лиц, получивших высшее образование, увеличилось в 2,5 раза, среднеспециальное – в 2,3 раза, среднее общее – в 2,8 раза. В СССР, в отличие от прочих ведущих стран мира, все виды образования предоставлялись бесплатно, за счет общественных фондов потребления. Качество образования в СССР также находилось на одном из самых высоких уровней, и советские специалисты могли найти работу по своей специальности не только у себя дома, в социалистических или развивающихся странах «третьего мира», но и в любом передовом индустриально-развитом государстве.