ОТ АВТОРА

Практика раскрытия, расследования и предупреждения преступлений всегда нуждалась в прочной научной основе. Значение криминалистической теории в разработке эффективных практических рекомендаций по криминалистической методике трудно переоценить. Однако система научных положений данного заключительного раздела криминалистики, на основе которых формируются частные методики расследования, в современном ее состоянии не может в полной мере удовлетворить возросшим потребностям следственной практики; она нуждается в новом импульсе своего развития.

В русле решения этой важной задачи криминалистики издано немало теоретических работ, посвященных проблемам криминалистической методики, авторы которых предприняли попытку обобщить накопленные в этой области знания научные положения и предложить ряд новых теоретических концепций и построений. Это в известной мере не могло положительным образом не сказаться на развитии криминалистической теории и совершенствовании существующих научно-практических рекомендаций по методике расследования отдельных видов преступлений.

Однако дух творческой дискуссии, ведущейся на страницах криминалистической литературы, оставляет желать лучшего.

Встречаются научные публикации, в которых противоположные взгляды по спорным вопросам либо игнорируются, либо опровергаются без должной научной аргументации, либо даже искажаются. Но ведь без подлинно научного спора невозможно постичь истину, послужить развитию криминалистической науки.

Все это побудило автора этих строк изложить свои взгляды на решение актуальных проблем криминалистической методики, привести новые аргументы в защиту ранее выдвинутых им научных положений.

Настоящая работа не рассчитана на освещение всех современных проблем криминалистической методики. В ней будут изложены взгляды автора только по неотложным дискуссионным вопросам, к которым относятся научные представления о системе общих положений криминалистической методики, понятии и структуре общего метода расследования преступлений, источниках информационного обеспечения его эффективности, криминалистической характеристике механизма преступления и ее роли в формировании частных криминалистических методик, а также о структуре частных методик расследования и основаниях их систематизации.

Стремление руководствоваться при разработке новых и рассмотрении уже существующих частно-методических рекомендаций передовыми взглядами по данным и другим проблемам криминалистической методики вполне естественно. Непременным условием для этого является дальнейшее развитие и обновление научных положений данного раздела криминалистической науки.

Автор не считает, что изложенные им в настоящей работе положения являются истиной в последней инстанции. Он с благодарностью примет конструктивную критику возможных его оппонентов и использует ее в дальнейшей работе.

Автор надеется на то, что данная работа окажется полезной для практических работников как органов следствия и дознания, адвокатуры и суда, так и для преподавателей и студентов юридических вузов и факультетов, и может быть использована в дальнейших научных изысканиях в области криминалистической методики.

Как известно, частные методики расследования преступлений разрабатываются в интересах следственной практики на основе определенной системы научных положений, формируемой из общих представлений о предмете криминалистической науки, ее заключительном разделе – криминалистической методике, а также из положений частных криминалистических теорий, относящихся к данному разделу.

Интерес к проблемам криминалистической методики в последние годы значительно возрос. Это объясняется прежде всего современными потребностями следственной практики в более эффективных научно-практических рекомендациях по раскрытию и расследованию преступлений и, как следствие, необходимостью совершенствования их теоретической основы. Некоторые теоретические положения, выдвинутые предшественниками, которые несомненно сыграли положительную роль в разрешении многих проблемных вопросов криминалистической методики, ныне нуждаются в развитии, обновлении либо замене на новые.

Представляется, что дальнейшее приращение знаний в области данного раздела криминалистики может быть достигнуто лишь через интерпретацию в ней соответствующих философских понятий всеобщего метода познания объективной действительности, о котором речь пойдет ниже.

Здесь же совершим экскурс в историю формирования общих положений криминалистической методики как отдельных частей их системы, отдавая дань признательности и глубокого уважения к тем отечественным ученым-криминалистам, которые стояли у истоков разработки теоретических основ данного раздела криминалистики.

Так, в первое послереволюционное десятилетие прошлого века, во время становления криминалистической методики как самостоятельного раздела криминалистики, И.Н. Якимов, исследуя особенности применения технических средств и тактических приемов при расследовании отдельных видов преступлений, заложил первые кирпичики в фундамент теоретической части криминалистической методики. Под сущностью данного раздела криминалистики он понимал использование в нем «всех способов, разработанных уголовной техникой и тактикой», чтобы достигнуть успеха в разрешении тех задач, которые ставит себе всякое уголовное расследование [1] .

Такое же представление о криминалистической методике характерно для первых учебников по криминалистике 1930-х гг. [2] .

Так, С.А. Голунский и Б.М. Шавер писали: «Являясь составной частью науки криминалистики, методика расследования отдельных видов преступлений… разрабатывает вопросы применения технических и тактических приемов при расследовании отдельных видов преступлений» [3] .

Как видно, в структуре криминалистической методики стали с известным постоянством выделять указанные выше положения, являющиеся общими для всех конкретных частных методик.

Б.М. Шавер, назвав эту часть криминалистической методики «основными положениями», включил в нее не только понятие криминалистической методики, которое сформулировал как «часть науки криминалистики, обобщающая опыт расследования отдельных видов преступлений, определяющая соответственно специфическим особенностям данной категории дел наиболее целесообразные приемы и методы их расследования» [4] , но и характеристику отдельных структурных элементов конкретных частных методик.

К структурным элементам частных методик им отнесены: 1) уяснение состава преступления; 2) первоначальные неотложные действия следователя; 3) обстоятельства, подлежащие выяснению и исследованию; 4) основные приемы и методы обнаружения и фиксации доказательств; 5) изучение личности обвиняемого и выявление мотивов преступления; 6) меры возмещения причиненного вреда и обеспечение конфискации имущества; 7) выявление обстоятельств, способствовавших совершению преступления [5] .

Формированию взглядов отечественных криминалистов на проблемы криминалистической методики способствовали и другие научные работы Б.М. Шавера. Так, в его статье «Об основных принципах частной методики расследования преступлений» сформулированы общие принципы, исходя из которых следует решать проблемы криминалистической методики [6] . В окончательной редакции эти принципы были сформулированы в его диссертационном исследовании в следующем виде: 1) освоение опыта расследования анализируемой категории дел, включая способы совершения преступлений; 2) установление обычного для данной категории дел местоположения следов преступления и методов их обнаружения, исследования и оценки; 3) определение данных, облегчающих установление круга лиц, среди которых может быть обнаружен преступник и выявлены свидетели; 4) указание способов анализа, сопоставления и изучения фактов и событий, пользуясь которыми можно было бы ближе всего подойти к установлению истины; 5) приспособление научных и специальных знаний для расследования данной категории дел; 6) приспособление для тех же целей уже известных приемов и методов криминалистики; 7) определение политической направленности следствия; 8) разработка форм и методов сочетания оперативно-розыскных и следственных действий; 9) определение процессуальных особенностей проверки и оформления доказательств, которые нужно учитывать при расследовании данной категории дел [7] .

А.Н. Колесниченко к положениям, общим для всех частных методик, отнес: 1) общую криминалистическую характеристику данного вида преступлений; 2) обстоятельства, подлежащие расследованию; 3) производство первоначальных следственных действий; 4) особенности построения следственных версий и производства последующих действий следователя; 5) деятельность следователя по предупреждению преступлений данного вида [8] .

В последующие годы общие положения криминалистической методики пополнились за счет включения в их систему правовых основ частных методик, общих вопросов организации расследования (взаимодействие следователя с оперативными работниками, использование помощи специалистов и общественности в процессе расследования) [9] .

На рубеже 1970 – 1980 гг. автор этих строк предпринял специальное теоретическое исследование проблем формирования частных криминалистических методик. К принципам разработки частных методик им отнесены: 1) принцип их зависимости от норм права: а) конституционного и международного права, международных договоров законодательства об ОРД, о борьбе с преступностью и прокурорском надзоре; б) отраслевого права (уголовно-процессуального, гражданского, административного и других отраслей права); в) иных нормативных и справочных материалов; 2) принцип зависимости частных методик от обобщенных данных практики: а) криминалистических характеристик отдельных видов преступлений; б) криминалистических характеристик расследования отдельных видов преступлений; 3) принцип зависимости частных методик от науки: а) общественных неправовых наук: философии, логики, этики, науки управления; б) отраслевых юридических наук (уголовного процесса, уголовного права, гражданского права и др.); в) специальных юридических наук (теории ОРД, судебной статистики, криминологии, юридической психологии и др.); г) естественных и технических наук; д) наук, развивающихся на стыке естественных и технических наук (бионики, биофизики, кибернетики и др.); е) экономических наук; ж) криминалистической науки.

В систему научных положений криминалистической методики помимо указанных выше принципов включена и некоторая система положений как основание построения частных методик [10] .

Успешная защита упомянутой диссертации и увидевшие свет публикации автора по данным проблемам криминалистической методики, к сожалению, не способствовали выработке единых взглядов ученых при их решении, о чем свидетельствуют дальнейшие работы известных криминалистов А.Н. Васильева, И.А. Возгрина, Р.С. Белкина и др.

Так, А.В. Васильев в систему теоретической части криминалистической методики включал: 1) понятие и предмет расследования отдельных видов преступлений; 2) направления расследования в первоначальный его период; 3) основные положения криминалистических характеристик отдельных видов преступлений; 4) общие черты первоначальных следственных и иных действий; 5) общие положения системы дальнейшего расследования; 6) особенности применения тактических приемов и научно-технических средств с учетом специфики расследования преступлений. В конкретные методики в качестве структурных элементов А.В. Васильев включил:

1) криминалистическую характеристику данного вида преступления;

2) первоначальные следственные и иные действия следователя;

3) систему дальнейшего расследования;

4) особенности применения тактических приемов и научно-технических средств [11] .

И.А. Возгрин представлял систему научных положений криминалистической методики в виде групп принципов: а) общих принципов, состоящих из исходных положений, определяющих предмет, структуру и значение криминалистической методики; б) частных принципов формирования и использования всех конкретных методик расследования; в) специальных принципов разработки, построения и использования методик расследования некоторых групп однородных преступлений [12] .

Р.С. Белкин, анализируя и систематизируя многочисленные предложения по содержанию и системе общих положений криминалистической методики, изложил свои взгляды на те исходные принципы, которые должны быть в них отражены. Это: 1) принцип законности при разработке частных методик; 2) принцип обусловленности частных методик знаниями о способах совершения преступлений, условиях, определяющих выбор способа и возникновение следов его применения, ошибках, допускаемых при расследовании конкретных видов преступлений, а также личности преступника; 3) принцип приспособляемости частных методик к конкретным условиям расследования; 4) принцип обусловленности частных методик решением задачи по определению путей и способов предупреждения аналогичных преступлений; 5) принцип обусловленности частных методик обобщенными данными следственной практики о путях и формах координации и тесного взаимодействия в работе следователя и оперативных работников, об использовании помощи населения и средств массовой информации при производстве расследования, эффективном использовании в целях установления истины специальных познаний [13] .

Как видно из вышеизложенного, основной тенденцией развития системы общих положений криминалистической методики являлось на протяжении многих десятков лет определение понятия данного раздела науки, формулирование исходных принципов, которым должны соответствовать частные методики, а также структурное построение последних. Об этом свидетельствует и определение криминалистической методики, данное В.А. Образцовым: «Криминалистическая методика расследования как раздел указанной науки представляет собой систему знания о понятии, сущности, содержании этой части криминалистики, а также о том, какие, на какой основе, в каких целях и путем реализации каких методов и другого научного инструментария создаются методические рекомендации, адресуемые следственной практике, каков их круг, структура и содержание» [14] .

Это определение В.А. Образцова Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин необоснованно сравнивают с определением частной методики расследования, данным Н.А. Селивановым [15] , который рассматривает ее в виде «обусловленной предметом доказывания системы взаимосвязанных и взаимообусловленных следственных действий, осуществляемых в наилучшей последовательности, в целях установления всех необходимых обстоятельств дела и доказывания, на основе планирования и следственных версий, с учетом типичных способов совершения преступления данного вида, следственных ситуаций и характерных для их расследования особенностей применения тактических приемов и научно-технических средств» [16] . Как нетрудно заметить, первое сравниваемое определение относится к криминалистической методике как разделу криминалистики, второе – к ее конечному продукту. При этом они считают возможным объединить указанные определения «в единое, но более объемное представление» [17] .

Не видят Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин различий и между предметом криминалистики в целом и предметом ее заключительного раздела.

Переходя к более объемному представлению «о криминалистической» методике они делают «особые уточнения:

1) криминалистическая методика как научный раздел имеет тот же предмет, что и криминалистика в целом, – исследование закономерностей четырех типов: механизма преступления, следообразования, установления следов и использования следов в доказывании по уголовному делу;

2) криминалистическая методика как научный продукт имеет другой предмет – закономерности деятельности по выявлению, расследованию, раскрытию преступлений и доказыванию по уголовному делу».

Давая оценку тому, что сделано в криминалистической методике на сегодняшний день предшественниками, указанные авторы поставили для себя предварительные условия – избрать для решения этой непростой задачи «такую схему сравнительного анализа, которая не выглядела бы некорректной по отношению к мнениям авторитетных и глубоко уважаемых нами ученых» и «решить, какие меры нужно принять для того, чтобы скрыть “до поры до времени” собственную позицию, которая определенным образом выходит за общепринятые рамки» [18] . Второе условие Ю.П. Гармаевым и А.Ф. Лубиным соблюдено с лихвою: их собственная позиция по проблемам криминалистической методики действительно далеко выходит «за общепринятые рамки» наших предшественников, несмотря на предпринятые ими меры по ее сокрытию «до поры до времени». Что же касается первого условия, то их обещание осталось невыполненным. Их «особые уточнения», мягко говоря, не корректны по отношению к научным взглядам наших предшественников.

Так, сформированное Р.С. Белкиным и ставшее общепринятым в науке определение предмета криминалистики сведено ими до уровня предмета одного ее раздела. Здесь следует напомнить читателю, что «криминалистика – наука о закономерностях механизма преступления, возникновения информации о преступлении и его участниках, собирания, исследования, оценки и использования доказательств и основанных на познании этих закономерностей специальных средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений» [19] .

В настоящей работе не ставится цель описания различных подходов в истории криминалистики к определению ее предмета, так как она посвящена лишь проблемам криминалистической методики. Отметим только, что представление о предмете криминалистики складывалось и уточнялось на протяжении многих десятков лет по мере развития самой науки и нередко в условиях ожесточенных научных баталий. Следует также принять во внимание, что в данной редакции определения предмета науки понятие судебного исследования шире понятия расследования, так как оно включает в себя и судебное разбирательство по уголовным делам, и те аспекты процесса экспертного исследования, которые не регламентируются законом. Уже только по этой причине нельзя ставить знак равенства между предметом криминалистической науки в целом и предметом криминалистической методики как ее научным разделом.

Помимо этого недопустимо, говоря о предмете науки, упускать из виду вторую его часть – специальные средства и методы судебного исследования и предотвращения преступлений, основанные на познании четырех видах закономерностей, некоторые из которых воспроизведены Ю.П. Гармаевым и А.Ф. Лубиным в искаженном виде. Так, «закономерности собирания, исследования, оценки и использования доказательств» они подменяют закономерностями установления следов и использования следов в доказывании. Но ведь субъект расследования собирает, исследует, оценивает и использует не следы преступления и преступника, а доказательства.

Как известно, следы преступления и преступника существуют в окружающей среде независимо от воли следователя, дознавателя и сами по себе не являются доказательствами. Доказательствами является достоверные сведения о них, собранные в установленном уголовно-процессуальным законом порядке – путем производства соответствующих следственных и иных процессуальных действий. Было бы странным полагать, что Ю.П. Гармаеву и А.Ф. Лубину не известно об этом.

В другом месте своей работы они справедливо считают весьма актуальными положения С.А. Шейфера о том, что следы есть результат «первичного отражения» события в окружающей среде. Они являются объективной основой уголовно-процессуального познания. Однако следы – это еще не доказательства. Чтобы стать таковыми, они должны быть восприняты субъектом доказывания с соблюдением надлежащей процедуры, отобраны в его сознании, преобразованы (перекодированы) им и в таком преобразованном виде закреплены в материалах дела [20] .

Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин правильно отмечают, что Р.С. Белкин категорически возражал против формирования отдельных и особых предметов криминалистической техники, тактики и методики. «Никакой специфики в предметах этих разделов по отношению к предмету криминалистики, – утверждал он, – не существует» [21] . Но следует ли из этого утверждения вывод о том, что предмет криминалистической методики тот же, что и криминалистика в целом? Разумеется, нет. Предмет криминалистической науки по своему содержанию в принципе охватывает теоретические положения и практические рекомендации всех разделов криминалистики, а не только ее заключительного раздела.

Нельзя разделить их позицию и о том, что под термином криминалистическая методика можно понимать как научный раздел криминалистики, так и научный продукт этого раздела. Научным продуктом криминалистической методики является ее теоретическая часть, а выходной продукцией, как известно, – частные криминалистические методики.

Парадоксальность их «особых уточнений» заключается также в том, что криминалистическая методика как раздел науки и «криминалистическая методика как научный продукт» имеют разные предметы. А между тем «научный продукт» криминалистической методики есть не что иное, как общие положения – первая структурная часть криминалистической методики как раздела криминалистики.

Видимо, по какой-то непонятной для нас причине Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин приложили недостаточно усилий, чтобы понять существенное различие между тремя существующими в науке группами определений криминалистической методики. К первой группе относятся те, в которых нет указания на систему научных положений. Вторую группу определений характеризует упоминание о научных положениях, но эти положения не выделяются как структурный элемент криминалистической методики. Третья группа определений имеет указание на систему научных положений, которые обусловливают структуру и содержание частных методик [22] .

Указанные авторы правы, когда пишут о том, что было бы предпочтительней, если бы криминалисты одинаково правильно оценивали современное состояние криминалистической методики [23] . Но эти критические слова в полной мере можно отнести и к их авторам.

Так, забыв о преемственности знаний и переходя к жесткой критике современного состояния общих положений криминалистической методики, Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин выдвинули идею о шести мифах, якобы существующих в теории криминалистики. Миф первый: «Рост криминализации автоматически (“естественно”) вызовет к жизни необходимые и действительно актуальные научные исследования в криминалистической методике». Миф второй: «Всякая криминалистическая методика “готова к употреблению” после ее опубликования». Миф третий: «Новая криминалистическая разработка будет немедленно и “честно” реализована практиками». Миф четвертый: «Криминалистика и ее раздел “Криминалистическая методика”, в частности, настолько укрепились и развились, что можно говорить о выходе на некоторый магистральный путь, на котором находится мировая криминалистика». Миф пятый: «Новая криминалистическая методика – это такая программа, которая естественным образом интегрирует все лучшее и передовое в криминалистической технике и криминалистической тактике». Миф шестой: «Структура и содержание конкретной методики расследования таково, что обеспечивает достижение целей правоохранительной деятельности» [24] .

Представляется, что данные мифы могут родиться только в воспаленном мозгу исследователя. Их невозможно приписать ни «старой», ни «новой» школам криминалистов. Трудно себе представить научную работу, в которой утверждалось бы, например, что «структура и содержание конкретной методики расследования таково, что “обеспечивает достижение целей правоохранительной деятельности”». Такая роль криминалистической методике в науке никогда не отводилась, так как достижение указанной цели возможно лишь усилиями ученых в области многих юридических наук.

Следует также иметь в виду, что нельзя отождествлять методологию (общие положения криминалистической методики) с частными методиками. Как правильно отмечал И.М. Лузгин, исследовавший методологические проблемы расследования, «она (методология. – С.Ч. ) не преследует цели разработать частные методики собирания, исследования и оценки доказательств, а изучает природу этой деятельности как процесса познания, закономерности установления истины по уголовному делу, систему методов познания, особенности доказательственной информации, исследует характер знаний, достигаемых расследованием…» [25] .

Частные методики – это продукт криминалистов-разработчиков, которые учитывают или не учитывают положения теории при формулировании практических рекомендаций, обосновывают или не обосновывают их эмпирическими данными. «Чтобы сформулировать новую конкретную методику расследования, нужно развернуть не только теоретические исследования, но и получить новые эмпирические знания. Однако в силу трудоемкости они проводятся поверхностно» [26] .

Анализ диссертационных исследований по методике расследования конкретных видов преступлений последних десятков лет свидетельствует о том, что диссертанты исследуют криминальную практику и деятельность по раскрытию и расследованию преступлений неудовлетворительно. Одной из причин такого положения является недостаточное использование ими теоретических достижений криминалистической методики. Поэтому разрабатываемые в рамках диссертаций частные методики страдают неконкретностью и сложностью поиска и восприятия изложенных в них рекомендаций. К сожалению, в диссертационных советах при обсуждении положений, выносимых на защиту, не несущих новизны в силу слабой научно-эмпирической обоснованности, не ставится надежный заслон. При таком подходе к решению проблем криминалистической методики обеспечить потребности следственной практики невозможно. Необходимо повысить требовательность при обсуждении диссертаций по методике расследования конкретных видов преступлений до такого уровня, чтобы апробированные теоретические достижения криминалистической методики находили полное воплощение при разработке частнометодических рекомендаций.

Поэтому вряд ли справедливо возлагать вину за отсутствие или несовершенство частных методик только на исследователей теоретических проблем криминалистической методики. По моей оценке, система научных положений методики расследования преступлений как раздела криминалистической науки по своему качественному состоянию в принципе отражает современные потребности практики создания частных криминалистических методик. Работы В.Н. Абрамина, В.П. Антипова, О.Я. Баева, Р.С. Белкина, А.Н. Васильева, И.А. Возгрина, А.К. Гаврилова, И.Ф. Герасимова, Л.Я. Драпкина, А.В. Дулова, Г.Г. Зуйкова, А.Н. Колесниченко, И.М. Лузгина, В.А. Образцова, И.Ф. Пантелеева, А.Р. Ратинова, Н.А. Селиванова, В.Г. Танасевича, А.А. Эйсмана, Н.П. Яблокова и других известных ученых-криминалистов заметно приблизили теоретические представления криминалистической методики к практической деятельности по раскрытию, расследованию и предупреждению отдельных видов преступлений.

Сказанное вовсе не означает, что существующая теоретическая система общих положений криминалистической методики лишена каких бы то ни было недостатков и все предлагаемые авторами положения достаточно адаптированы к соответствующему эмпирическому материалу, прошли проверку практикой и необходимую корректировку. Некоторые из них обозначены лишь в общих чертах [27] .

Данная моя оценка современного состояния системы научных положений криминалистической методики поддержана А.В. Шмониным, который изложил ее дословно в своей работе [28] .

Дальнейшее развитие теоретической части криминалистической методики будет связано с приведением входящих в нее научных положений в систему. Несмотря на то, что в определении понятия данного раздела криминалистики указывается на систему научных положений, на основе которых разрабатываются рекомендации по организации и осуществлению расследования и предотвращения отдельных видов преступлений [29] , пока нет достаточного основания говорить о факте существования такой системы – по крайней мере до тех пор, пока не будут точно определены ее структурные элементы и объяснены необходимые связи между ними. Только путем построения системы научных положений можно выявить ее достоинства и недостатки, составить представление о недостающих звеньях этой системы и степени ее адекватности по отношению к разрабатываемым комплексам криминалистических частнометодических рекомендаций. Наметившаяся в прошлом тенденция развития общих положений, связанная с определением предмета криминалистической методики, формулированием принципов, которым должны соответствовать частные криминалистические методики, а также с составлением представлений о структуре частных методик расследования, уже не может соответствовать требованиям сегодняшнего дня [30] .

К сожалению, разработка исходных принципов частных методик все еще остается проблемным вопросом криминалистики, который нужно решать безотлагательно. Однако не следует по старинке считать, что принципы частных методик являются единственным основанием систематизации научных положений криминалистической методики. Решение этой задачи связано с поиском более общего основания, чем исходные принципы.

Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин предлагают избрать в качестве «центрального понятия», стабилизирующего организацию системы научных положений криминалистической методики, цель этой системы. Целью провозглашается формирование системы доказательств. В этом, по их имению, заключается «принцип инвариантности, неизменности» данных понятий для последующих элементов системы общих положений криминалистической методики [31] . Структура теоретической части методик расследования, которая необоснованно названа ими базовой методикой, представляется этим авторам «как перечень этапов, соответствующих каждому из них задач и рекомендованных мероприятий» [32] . А вся система научных положений криминалистической методики отождествляется ими с представлениями о структуре частных методик расследования [33] .

Нетрудно заметить, что и в этом случае идет речь о принципах формирования частных методик расследования. Но ведь помимо принципов в систему научных положений входят, например, представления об истории развития криминалистической методики, о ее внутридисциплинарных связях и др. Поэтому провозглашаемая указанными авторами в качестве исходного понятия системы научных положений криминалистической методики цель этой системы (формирование системы доказательств) не может служить основанием ее организации.

Попутно заметим, что Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин необоснованно сужают цель любой конкретной частной методики до построения доказательственной системы. Между тем цель расследования по уголовному делу по своему содержанию может быть значительно шире: требуется не только сформулировать доказательственную базу относительно всех без исключений обстоятельств, подлежащих доказыванию, но и обеспечить законные права и интересы участников уголовного судопроизводства, предусмотренные УПК РФ, провести профилактическую работу по устранению обстоятельств, способствовавших совершению преступления, принять меры по обеспечению правосудия (выявить и задержать преступника, исключить возможность его уклонения от следствия и суда), обеспечить возмещение им ущерба в случае его причинения преступлением [34] , а также, при наличии оснований, конфискацию его имущества в порядке, предусмотренном ст. 104.1УК РФ.

По моему убеждению, неотложной задачей криминалистической методики является поиск другой исходной научной категории, способной выполнить системообразующую функцию в пределах ее теоретической части, в структуре которой нашли бы отражение и принципы формирования частных методик расследования. Иными словами, при построении системы научных положений криминалистической методики следует идти от понятия самой высокой степени абстракции, а не от его отдельных структурных частей. «Развитие научных знаний, – как правильно замечает А.В. Шмонин, – выражается главным образом в углублении понятия, в переходе от одних понятий (о данных предметах) к другим, фиксирующим более глубокую сущность предметов и таким образом представляющим более адекватное их отражение» [35] .

Поиск научного понятия, способного привести общие положения криминалистической методики в их систему, определяет современную тенденцию их развития. При этом предполагаемое понятие, которому отводится данная роль, непременно должно отражать соответствующую часть философского понятийно-категориального аппарата. Таким понятием является понятие общего метода расследования преступлений как результата объяснения философского всеобщего метода познания объективной действительности в криминалистической науке, сущность которого заключена в формуле «идти от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него – к практике».

В прошлом в криминалистической науке имели место неоднократные попытки сконструировать такую универсальную схему расследования, которая была бы пригодна для раскрытия любого преступления независимо от его разновидности. По мнению западного ученого-криминалиста А. Вейнгарта, такая схема предполагала установление некоторых групп признаков, которые могут характеризовать личность преступника. Путем последовательного уточнения этих признаков органы расследования должны прийти к раскрытию преступления [36] . Пионер советской криминалистики И.Н. Якимов, продолжая поиск путей решения проблемы разработки общего метода расследования, представлял расследование, состоящее из определенных этапов: обнаружение личности преступника; обнаружение объекта посягательства; установление существа преступления по его следам. В логической последовательности следственных действий, осуществляемых на данных этапах, заключался «общий метод раскрытия всякого преступления, вне зависимости от свойственных ему особенностей» [37] .

Данные общие схемы расследования не нашли поддержки у советских ученых-криминалистов. Уже в первом учебнике по криминалистике его авторы отмечали, что «схема расследования может быть дана лишь применительно к отдельным видам преступлений, что и делают частные методики расследования. В типовой схеме можно дать только перечень общих приемов расследования» [38] . В дальнейшем в учебнике по криминалистике 1939 г. С.А. Голунский и Б.М. Шавер общие приемы расследования свели к лаконичной формуле «идти от метода совершения преступления к методу его раскрытия» [39] .

Оценивая неудачные попытки создать универсальный метод расследования, не зависящий от особенностей конкретных преступлений, Р.С. Белкин писал, что они «не могли увенчаться успехом потому, что такая степень обобщения неминуемо превращала подобные рекомендации в абстракцию, бесполезную для практики» [40] .

В дальнейшем, по мере развития науки, правило «идти от метода совершения преступления к методу его раскрытия» криминалисты стали употреблять в смысле общего пути установления истины по уголовным делам, понимая под общим путем познания истины общий метод ее постижения, хотя и не называли его универсальным методом расследования преступлений [41] . Таким образом акцент в решении данной проблемы сместился с общего принципа формирования частных криминалистических методик на общую характеристику пути установления истины при расследовании по уголовным делам.

При этом к решению проблемы общего метода расследования оказалось возможным подойти совсем с другой стороны, чем это делали А. Вейнгарт, И.Н. Якимов и другие ученые-криминалисты. Р.С. Белкин, заявляя о факте существования общего (универсального) метода расследования преступлений, понимал под этим методом путь максимально возможной адаптации частной криминалистической методики к обстоятельствам конкретного акта расследования, систему правил такой адаптации, помогающую следователю полнее использовать рекомендации криминалистической науки в области организации и осуществления расследования. Этот метод, в его представлении, играет роль некоего руководящего начала при применении типовых частных криминалистических методик к отдельному случаю расследования [42] .

В развернутом виде понятие данного метода может быть выражено следующим определением: идти от восприятия и оценки исходной информации о событии, требующем расследования, и связанных с ним обстоятельствах к выбору в соответствующей частной криминалистической методике типовых комплексов частнометодических рекомендаций, а затем – к их адаптации к обстоятельствам и условиям конкретного акта расследования и реализации в процессе доказывания по уголовному делу [43] .

В этой формуле отражены три ступени познавательного цикла, т.е. общий путь познания истины при расследовании преступлений. Схематически данную формулу процесса познания можно представить в следующем виде.

Поступающая в распоряжение следователя из различных источников информация о событии, требующем расследования, воспринимается и оценивается им; в частности, определяется, к какому типу относится поступившая информация.

Попутно следует отметить, что типы исходных данных выражают то общее, что объединяет исходные данные по уголовным делам независимо от их разновидности и является структурным элементом всех частных криминалистических методик. Имеются различные классификации типов исходной информации. Так, А.Н. Колесниченко называет три типа исходной информации, различающейся по объему данных о событии и его участниках: 1) имеются данные о характере события и его участниках; 2) имеются данные о характере события, но нет сведений о преступниках; 3) отсутствуют сведения (или они недостаточны для однозначного вывода) о характере события и его участниках [44] . Имеется и ряд других классификаций [45] .

Далее предметом внимания следователя являются тип исходной информации, нашедший отражение в структуре соответствующей частной криминалистической методики, и рассчитанные на него типичные комплексы практических рекомендаций (следственные версии, задачи следствия, способы их решения и др.), которые подлежат адаптации к обстоятельствам и условиям данного акта расследования.

Адаптации соответствующей части методики расследования предшествует восприятие и оценка следователем сложившихся по делу условий и обстоятельств, т.е. той обстановки, в которой предстоит вести расследование по уголовному делу. Адаптация типичных комплексов частнометодических рекомендаций заключается в их корректировке с учетом реальных условий расследования (особенностей обстоятельств расследуемого преступления, возможности использовать специальные знания, организовать взаимодействие с органами дознания и т.д.).

Реализация разработанного индивидуального плана расследования обеспечивает получение дополнительной доказательственной и вспомогательной информации, которая в очередной раз подлежит восприятию и оценке следователем.

Таким образом, в процессе расследования указанный познавательный цикл повторяется энное количество раз вплоть до полного устранения информационной неопределенности по делу. Частной криминалистической методике в этом познавательном цикле отводится роль абстракции, отражающей типичное в расследовании сходных преступлений и помогающей следователю эффективно организовать и осуществить расследование по уголовному делу.

Понятие указанного метода способно привести общие положения криминалистической методики в систему еще и потому, что оно является общим по отношению к традиционным понятиям методики расследования (следственной версии, планированию расследования, тактическому решению, тактической комбинации, криминалистической характеристике механизма преступления и др.). В принципе, понятие общего метода расследования объединяет все уже известные понятия заключительного раздела криминалистики. Исключение составляют только представления о понятии, истории развития криминалистической методики, структуре этого раздела, его внутридисциплинарных связях, задачах и значении, а также о систематизации частных методик расследования и правилах их адаптации. Эти положения составляют первую часть системы научных положений криминалистической методики. Вторая ее часть – положения, раскрывающие понятие общего метода расследования, его структуру и источники информационного обеспечения. В этом контексте частные методики расследования выполняют роль одного из источников информационного обеспечения эффективности применения общего метода расследования. Чем выше уровень разработанности используемых при расследовании преступлений частных криминалистических методик, тем выше уровень эффективности применения указанного метода.

Здесь следует обратить внимание на одно важное обстоятельство: исследователи, пытаясь глубже понять логику планирования расследования по уголовному делу, стали относить к планированию элементы, явно выходящие за его пределы. Так, в систему планирования в качестве ее структурных элементов В.И. Рохлин включил работу по получению первоначальной информации [46] , С.В. Кузьмин – уяснение следственной ситуации [47] , А.Н. Васильев – выполнение следственных действий [48] , Н.П. Яблоков – контроль исполнения и корректировки плана расследования [49] .

Все эти элементы, как и планирование в целом, относятся к понятию общего метода расследования преступлений. Уместно отметить, что под планированием расследования следует понимать «сопутствующий всему предварительному следствию по делу мыслительный процесс уяснения следователем стоящих перед ним задач расследования и определения оптимальных путей и наиболее эффективных способов их решения» [50] .

Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин, специально занимающиеся поиском универсального понятия в целях решения проблемы создания частных методик расследования, правильно обращают внимание на то, что «явной ошибкой» было бы игнорирование «универсальных» теоретических и методологических достижений и что создание конкретной методики предполагает наличие «некоей… общей модели деятельности по выявлению, расследованию, раскрытию и доказыванию по уголовному делу» [51] . Они не отвергают и выдвинутого Б.М. Шавером положения – руководствоваться принципом «от метода совершения преступления – к методу его раскрытия» в смысле общего пути установления истины по делу [52] .

Однако данные идеи по непонятной причине были подменены ими идеей формулирования системы доказательств как цели общих положений криминалистической методики [53] .

По моему убеждению, объяснение в криминалистической методике универсального (общего) метода расследования на основе представления о всеобщем пути познания объективной действительности, заключенного в формуле «от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него – к практике», – это и есть теоретическое и методологическое достижение криминалистической науки, игнорирование которого, говоря словами Ю.П. Гармаева и А.Ф. Лубина, является «явной ошибкой».

Упомянутые здесь авторы высказали свое мнение относительно общего метода расследования. Проводя сравнительный анализ элементов данного метода, общих положений криминалистической методики, а также структуры частных методик, они заметили «явное смешение совершенно различных понятий: 1) предмета криминалистической методики как научного раздела и предмета деятельности в ходе реализации конкретной методики расследования преступлений; 2) структуры общих положений и структуры базовой (в нашем понимании) методики; 3) структуры базовой и конкретных методик» [54] . Такой вывод можно было сделать только в результате смешения представлений об указанных понятиях. Подтверждением этому является, в частности, их предложение именовать теоретическую часть криминалистической методики «некоей общей (универсальной)» методикой «высокого уровня обобщения», или «базовой методикой» [55] , вместо терминов «основные положения» (Б.М. Шавер), «общие положения» (А.Н. Колесниченко), «научные основы» (И.А. Возгрин), «система научных положений» (Р.С. Белкин), которые являются по сути одинаковыми. «Многозначность слов (полисемия), – замечает А.В. Шмонин, – нередко приводит к смешению понятий и, следовательно, к ошибкам в рассуждениях. Поэтому необходимо точно установить значение слов с тем, чтобы употреблять их в строго определенном смысле» [56] .

Данное странное предложение Ю.П. Гармаева и А.Ф. Лубина к тому же не отличается новизной. А.М. Ларин уже более десятка лет тому назад ошибочно, на мой взгляд, назвал общие положения криминалистической методики «общей методикой расследования» [57] .

Еще более странным является утверждение этих авторов утверждение о том, что «базовая методика в той или иной мере является отображением базовой (общей, типовой) криминалистической характеристики преступной деятельности» [58] . В другом месте указанной работы по данному поводу заявлено уже бескомпромиссно: «Базовая методика расследования преступлений существует как “зеркальное” отражение базовой же криминалистической модели преступления» [59] .

Под методикой вообще понимается совокупность методов практического выполнения чего-либо [60] . Поэтому теоретическая часть, на основе которой разрабатываются частные методики расследования, не может быть названа базовой методикой. Под последней понимают такую методику, которая содержит общие рекомендации по отношению к расследованию преступлений одной группы или даже одного или нескольких родов [61] .

Что же касается другого указанного выше утверждения, то следует отметить, что теоретическая часть криминалистической методики, названная «базовой методикой», не может быть отображением «базовой (общей, типовой) криминалистической характеристики преступной деятельности». Во-первых, употребляемый термин «криминалистическая характеристика преступной деятельности» не имеет права на существование, так как преступная деятельность, как криминологическое понятие, может быть представлена криминологической характеристикой, но не криминалистической. Видимо, указанные авторы имели в виду криминалистическую характеристику механизма преступлений определенного вида. Но и последняя не может быть отображаемым объектом по отношению к отображающему объекту – общим положениям криминалистической методики. На основе криминалистической характеристики разрабатываются, как известно, только типичные следственные версии и системы типичных доказательственных фактов, которые должны излагаться в соответствующих частных методиках расследования, но они не исчерпывают их структуру и содержание.

Далее, прежде чем сформулировать выводы по рассматриваемой проблеме, еще раз отметим, что понятие общего метода расследования с философских позиций представляет собой абстракцию, позволяющую привести общие положения криминалистической методики в систему, которая адекватно отражала бы роль частных криминалистических методик в решении задач уголовного судопроизводства при расследовании преступлений. Формулирование данного понятия – сложный процесс, который основывается на философской интерпретации понятия всеобщего метода познания объективной действительности в криминалистической методике. Этот процесс в определенной мере отягощен неудачными попытками предшественников сформулировать универсальную схему расследования по косвенным уликам (И.Н. Якимов), группе признаков, характеризующих личность преступника (А. Вейнгарт), законам логического мышления (А. Ничефоро, Е. Аннушат) и ставшей популярной среди научной общественности констатацией С.А. Голунского и Б.М. Шавера: никаких шаблонных методов и способов, которые можно было бы механически применять при расследовании различных дел, нет. Не только методика расследования отдельных категорий дел, но и методика расследования каждого конкретного дела отличаются целым рядом индивидуальных особенностей.

Р.С. Белкин, говоря о факте существования общего метода расследования, не зависящего от категорий преступлений и играющего роль некоего руководящего начала при применении частных криминалистических методик, предостерегал от возможных обвинений в догматизме, формализме и приверженности к мертворожденным схемам. Так, А.В. Шмонин, исследуя проблемы общих положений криминалистической методики, утверждает, что попытки идти по пути разработки общего метода расследования не могут привести к положительным результатам. «Невозможно, – пишет он, – однотипно расследовать убийство и, например, незаконное предпринимательство. Можно предположить, что существуют общие принципы и положения организации расследования преступлений, но отсутствуют общие методы расследования таких преступлений. В то же время попытки определить общие положения, а иногда и принципы методики расследования преступлений как «общий метод», «универсальный метод», «базовый метод» ничего, кроме путаницы, в науку и практику не вносят» [62] .

Данное утверждение ничего общего не имеет с тем посильным вкладом, который внесен отечественными учеными-криминалистами в развитие идеи универсального метода расследования преступлений. А.В. Шмонин прав, когда утверждает, что методики расследования отдельных видов преступлений и даже методики расследования единичных преступлений одного и того же вида отличаются по содержанию, а принципы организации расследования являются общими по любому уголовному делу. Но в этом утверждении нет ничего оригинального: оно давно стало аксиомой и отмечается всеми учеными-криминалистами, независимо от их взглядов на дальнейшее развитие общих положений криминалистической методики. Речь идет о другом – об общем пути познания истины в деятельности по расследованию преступлений.

К сожалению, негативной позиции по отношению к понятию общего метода расследования придерживаются и другие авторы. Например, М.В. Субботина пишет: «Мы полностью согласны с Н.П. Яблоковым, что невозможно сформулировать единый метод расследования всех преступлений; он никогда не будет работать на практике. На наш взгляд, – пишет далее автор, – это глубокое заблуждение, что одним и тем же методом можно расследовать, например, убийство и контрабанду. Большое разнообразие видов преступлений и способов их совершения влечет необходимость разработки значительно различающихся между собой по решаемым в ходе расследования задачам и, следовательно, содержанию криминалистических методик, что исключает возможность формирования единой модели процесса расследования» [63] . М.В. Субботина, так же, как Н.П. Яблоков и А.В. Шмонин, не видит разницы между частными методиками расследования, которые, в самом деле, не могут быть одинаковыми по содержанию, и общим путем познания истины, играющим роль некоего руководящего начала при применении частных методик расследования. Названные авторы, находясь в плену заблуждений относительно понятия общего метода расследования, не смогли разглядеть в нем частное по отношению к общему – к понятию всеобщего метода познания объективной действительности, понять структуру познавательного цикла, которая едина в любой деятельности, в том числе в расследовании любого преступления. Субъект преступления во всех случаях переходит от живого созерцания (первой ступени познания) к абстрактному мышлению (второй ступени познания), а от него – к практике (третьей ступени познавательного цикла), т.е. к осуществлению плана конкретного акта расследования.

Учитывая упомянутые выше публикации, в которых категорически отрицается факт существования общего метода расследования преступлений, я неоднократно излагал свою точку зрения на страницах криминалистической литературы о понятии, структуре и значении данного метода для криминалистической теории и практики борьбы с преступностью [64] .

А.В. Шмонин, не видя «реальных возможностей разработать общую схему расследования применительно ко всем преступлениям (общий метод расследования)» [65] , но стремясь внести свою лепту в разработку системы научных положений криминалистической методики, предлагает включить в нее определение: «а) структуры и (или) организации системы методики расследования преступлений; б) свойств компонентов и подсистем, а также самой системы методики расследования преступлений; в) функций системы; г) генезиса системы, т.е. способов развития системы методики расследования преступлений» [66] ).

К сожалению, данный автор не сформировал определение элементов указанной системы, что исключает возможность оценить достоинство его предложения.

На основании вышеизложенного можно сформулировать следующие выводы.

1. Одним из системообразующих понятий теоретической части криминалистической методики является понятие общего метода расследования преступлений.

2. Система научных положений криминалистической методики состоит из двух частей: а) положений, раскрывающих понятие, предмет и историю развития криминалистической методики как раздела криминалистики, структуру данного раздела, его внутридисциплинарные связи, задачи и значение, а также основания систематизации типовых методик расследования и правила их адаптации; б) положений, раскрывающих понятие общего метода расследования преступлений, его структуру и источники информационного обеспечения.

3. Основным источником информационного обеспечения общего метода расследования является та или иная частная криминалистическая методика, содержание и структура которой базируется на определенных принципах.

4. Содержание частных криминалистических методик основывается на следующих принципах их разработки: обусловленность наукой; связь с правом; единство с криминальной практикой и практикой борьбы с преступностью, а также на следующих принципах их построения: обусловленность предметом доказывания; периодизация этапов процесса расследования; типизация исходной информации в соответствии с этапами процесса расследования; типизация следственных версий; типизация планов расследования; формирование систем типичных доказательственных фактов в рамках первоначальных и последующих следственных действий.

5. Разнообразие типовых планов расследования должно определяться разнообразием типов исходной информации и типичных следственных версий; разнообразие тактических комбинаций (операций) внутри типовых планов расследования должно определяться разнообразием тактико-криминалистических задач расследования.

6. Содержание указанных выше принципов представляет собой описание существенных и необходимых связей частных методик расследования с источниками их разработки и построения.

Например, описание связей частных методик с криминальной практикой предполагает наличие в системе научных положений теоретических знаний и эмпирических фактов относительно криминалистических характеристик механизмов преступлений определенных видов.

Очевидно, данные выводы основываются на диалектическом принципе системного подхода к научному исследованию любого объекта, который включает в себя следующие элементы: 1) системно-исторический (рассмотрение криминалистической методики как заключительного раздела криминалистики с точки зрения ее становления и развития); 2) системно-структурный (определение структурных элементов криминалистической методики в целом и ее теоретической части); 3) системно-функциональный (рассмотрение функциональных связей между структурными элементами); 4) системно-коммуникационный (объяснение связей криминалистической методики с ее источниками, связей ее системы научных положений со структурой и содержанием частных методик, а также с общим методом расследования преступлений как методом практической деятельности следователя).

В общеупотребительном смысле под планом понимается «заранее намеченная система деятельности, предусматривающая порядок, последовательность и срок исполнения работ» [67] . В криминалистике планирование расследования рассматривается в качестве метода организации расследования по уголовному делу [68] . Организующая функция планирования заключается в уяснении следователем «стоящих перед ним задач расследования и определении оптимальных путей и наиболее эффективных способов их решения» [69] . При этом осуществление планирования считается возможным при наличии определенных условий [70] , которыми, по мнению Р.С. Белкина, являются: наличие исходной (хотя бы минимальной) информации; оценка сложившейся в момент планирования следственной ситуации и прогнозирование ее будущих изменений в результате планирования действий; учет реальных возможностей, средств и методов достижения планируемой цели [71] . Эти условия планирования в дальнейшем стали относить к содержанию (элементам) планирования расследования. Так, Р.С. Белкин, прогнозируя перспективы развития понятийного и классификационного аппарата учения о планировании судебного исследования, пришел к выводу: систему элементов планирования должны составлять: «1) анализ исходной информации; 2) выдвижение версий и определение задач расследования; 3) определение путей и способов решения поставленных задач; 4) составление письменного плана и иной документации по планированию расследования; 5) контроль исполнения и корректировка плана расследования» [72] .

Таким образом, в криминалистической науке обозначилась тенденция, согласно которой условия (логическую основу) планирования авторы стали включать в перечень элементов, составляющих содержание планирования расследования [73] .

Совершенно очевидно, что отход от первоначального представления о содержании планирования, когда существовали самостоятельные понятия «условия планирования» и «элементы планирования», а к последним относили только постановку задач расследования и выбор путей и способов их решения, был теоретически необоснованным. По моему мнению, это могло произойти из-за отсутствия научного представления о понятии более высокого уровня абстракции, объединяющем оба указанных выше понятия.

По моему убеждению, таким понятием является общий метод расследования, к которому в науке сложилось неоднозначное отношение ученых. Некоторые, известные в ученом мире, авторы, вопреки аргументам о факте его объективного существования отстаивают мнение о невозможности создания общего метода расследования преступлений [74] – несмотря на то, что современное решение этой проблемы не имеет ничего общего с идеей более чем полувековой давности о разработке единой схемы расследования в смысле определения оптимального набора и последовательности осуществления следственных действий в целях раскрытия преступлений (А. Ничефоро, Е. Аннушат, А. Вейнгарт, И. Якимов, В. Громов и др.). Выводы отдаленного прошлого давно уже отвергнуты самим развитием криминалистической науки, которое показало, что при решении проблемы общего метода расследования преступлений следует идти другим путем – исходить из философского понимания процесса познания объективной действительности, которое заключается в формуле: «от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него – к практике».

В моих публикациях по данной проблеме последовательно отстаивается мнение о факте объективного существования общего (универсального) метода расследования преступлений и о том, что он действительно применяется следователем, дознавателем при расследовании по любому уголовному делу, независимо от того, осознает он это или нет. Иначе говоря, субъекты расследования практически во всех без исключения случаях пользуются этим методом, его познавательными возможностями, но так же, как и многие ученые-криминалисты, не подозревают о его существовании. В этом отношении, говоря словами B.Г. Коломацкого, они находятся в положении известного героя Мольера, который всю жизнь говорил прозой, по невежеству не подозревая об этом [75] .

В 2010 г. ответом на мои публикации по данной проблеме стала критического содержания статья О.В. Челышевой и Д.Н. Лозовского «К вопросу об общем методе расследования преступлений», опубликованная в журнале «Вестник криминалистики» [76] .

Прежде чем сделать пояснения к критикуемым авторами статьи положениям с целью усиления их аргументации, следует высказать мое искреннее удовлетворение тем обстоятельством, что они включились в научную дискуссию по проблеме указанного метода, предложили свое видение ее разрешения и в ряде моментов поддержали саму идею.

Так, О.В. Челышева и Д.Н. Лозовский согласились с моей критикой в адрес тех авторов (М.В. Субботиной, А.В. Шмонина и др.), которые не видят разницы между частными методиками расследования (они действительно не могут быть одинаковыми по содержанию) и общим путем познания истины (общим методом расследования), играющим роль некоего руководящего начала при применении частных методик расследования [77] . В то же время они не поддерживают идею о включении частной криминалистической методики в структуру общего метода расследования преступлений на том основании, что «если нет частной методики расследования (что нередко бывает. – С.Ч. ), то невозможно применить и “общий метод” расследования» [78] . Иными словами, О.В. Челышева и Д.Н. Лозовский полагают, что «общий метод может применяться только, если в отношении преступлений определенного вида в криминалистике разработана соответствующая частная методика» [79] .

Это недоразумение вызвано, видимо, тем, что авторы не учитывают, что речь идет не только о самом понятии, но и о его сущности. Например, когда в понятие методики расследования отдельных видов преступлений включают в качестве первого структурного элемента систему научных положений, это не означает, что она уже существует. То же самое можно говорить о закономерностях механизма преступления, которые включены в понятие предмета криминалистической науки, но в теоретическом плане их разработка все еще не завершена. Однако криминалистическая наука на то и существует, чтобы, помимо всего прочего, разрабатывать частные методики, выполняющие в структуре общего метода расследования роль специфических абстракций.

Наряду со сказанным следует учитывать и то, что помимо сущностного (научного) определения понятия общего метода расследования преступлений допустимо, с философской точки зрения, определение понятия данного метода на эмпирическом уровне.

В таком случае в структуре общего метода расследования роль указанных абстракций выполняет профессиональный опыт субъекта расследования, его знания типичных способов совершения отдельных видов преступлений, следовой картины, которая создается в окружающей среде, типичного круга лиц, среди которых может находиться преступник, и т.п.

Аналогичная роль в структуре общего метода отводится опыту планирования расследования, осуществления тактических операций и производства отдельных следственных и розыскных действий.

Такой многоаспектный подход к формулированию понятия данного метода оправдан необходимостью: во-первых, вооружить субъекта расследования не только научным, но и сугубо эмпирическим определением – для тех случаев, когда вообще отсутствуют по какой-то причине разработки по методике расследования конкретных видов преступлений либо они есть в наличии, но являются малоэффективными; во-вторых, показать зависимость эффективности общего метода расследования от частных криминалистических методик как выходной продукции криминалистической науки.

Исходя из этих соображений, эмпирическое определение понятия общего метода расследования может быть представлено в следующем виде: это обусловленная всеобщим методом познания система познавательных приемов, применяемых субъектом доказывания при расследовании любого преступления, которая сводится к формуле: идти от восприятия информации о преступлении, его участниках и внешних условиях расследования к криминалистическому анализу сложившейся ситуации, осуществляемого на основе криминалистически значимых сведений о данном виде преступлений и благоприятных условиях их расследования, и от его результатов – к разработке и реализации на основе приобретенного следственного опыта плана расследования.

Вышеизложенное свидетельствует о том, что общий метод расследования, как метод практической деятельности, применяется во всех случаях, независимо от того, находятся частные методики в распоряжении следователя или нет. Однако одной из служебных функций криминалистики является разработка научно обоснованных частных методико-криминалистических рекомендаций, которые являются источником информационного обеспечения эффективности применения указанного метода. Данное обстоятельство предполагает формулирование определения понятия общего метода расследования преступлений на сущностном (научном) уровне.

Несостоятельность критики указанных авторов по поводу факта существования общего метода расследования в том виде, как он мне представляется, проявляется также в том, что частные криминалистические методики, по их мнению, не содержат в своей структуре «типового плана расследования», о котором мною указано в определении понятия данного метода. «Как правило, в качестве структурной части (частных методик. – С.Ч. ), – пишут они, – предлагаются типичные следственные ситуации и типовые программы действий следователя. Вряд ли можно отождествлять программу и план расследования» [80] .

Отвечая на эту критику, прежде напомним уважаемым авторам о том, что в частных криминалистических методиках в рамках начального и последующего этапов расследования, наряду со следственными ситуациями, задачами следствия, следственными версиями, выделяются в качестве структурного элемента особенности планирования расследования. В этой части методик излагаются типовые планы расследования, многообразие которых должно соответствовать разнообразию типов исходной информации, типичных задач следствия, типичных следственных версий. Следует отметить, что уже при формировании криминалистической методики, как раздела науки, в структуре частных методик различали составление плана расследования. Так, В.И. Громов, предлагая типовую схему построения методики расследования, рекомендовал «дать образцы методики расследования отдельных видов общественно опасных деяний путем построения примерных планов расследования по этим делам» [81] . В дальнейшем в структуре частных методик неизменно различали планирование расследования [82] . В этой части методик излагаются советы типизированного характера, отражающие типичное в разработке планов расследования. При расследовании по конкретному уголовному делу субъект доказывания выбирает в соответствующей частной методике из всего многообразия типовых планов тот план, который соответствует сложившейся по делу следственной ситуации.

Казалось бы, такое решение этого вопроса вполне доступно для понимания любого читателя. Однако, О.В. Челышевой и Д.Н. Лозовскому «не понятно, о каком “типовом плане” расследования идет речь», поэтому им пришелся по вкусу термин «типовые программы действий следователя».

С таким утверждением авторов вряд ли можно согласиться, хотя бы потому, что действия следователя программного (алгоритмического) характера выполняют функцию плана [83] , являются составной его частью.

Развивая критику в указанном плане, О.В. Челышева и Д.Н. Лозовский, видимо, ошиблись, высказав мысль о том, что «вполне правильно говорить об адаптации плана к обстоятельствам и условиям конкретного преступления. Адаптировать что-либо – значит приспособить» [84] .

А далее, противореча самим себе, они пишут: «Частная же методика расследования (как в целом, так и отдельные ее элементы) не адаптируются к конкретному случаю...» [85] .

В целях устранения этого противоречия следует отметить, что типовые планы являются структурной частью типовой методики, они рассчитаны на благоприятные условия расследования и не отражают всех особенностей обстоятельств расследуемого аналогичного события. Именно по этой причине выбранный типовой план расследования, в зависимости от типа наличной информации, подлежит адаптации к условиям и обстоятельствам конкретного случая. Так что и по этому вопросу критика указанных авторов не достигает цели. Не достигает она цели и тогда, когда О.В. Челышева и Д.Н. Лозовский сомневаются в правильности моей трактовки всеобщего пути познания объективной действительности в виде формулы «от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него – к практике» применительно к процессу расследования преступлений. Признавая, что «данная формула применима к любому реально существующему процессу познания окружающей действительности» и что «в деятельности следователя присутствуют все перечисленные составляющие, т.е. и «живое созерцание...», и «абстрактное мышление...», и «практика...», в то же время указанные ученые совершенно необоснованно утверждают: «Однако из этого вовсе не следует, что данные составляющие представляют собой общий метод расследования. Фактически автор представляет процесс планирования расследования преступлений, который достаточно хорошо изучен и описан в криминалистической литературе» [86] .

В том-то и состоит проблема, что в науке криминалистики наметилась ошибочная тенденция расширительного толкования понятия планирования расследования; к планированию стали относить элементы, которые выходят за рамки этого понятия. И это произошло из-за отсутствия теоретических представлений о понятии более высокой степени абстракции, каким является понятие общего метода расследования преступлений.

Представляется также неверным утверждение указанных авторов о том, что «С.Н. Чурилов слишком вольно трактует предложенную В.И. Лениным формулу: “от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него – к практике”. Данная формула была предложена в философии применительно к процессу познания окружающей действительности в смысле выявления и понимания объективных закономерностей явлений и процессов, а не применительно к выявлению конкретных фактов (курсив мой. – С.Ч. ). В процессе же расследования преступлений, – пишут они далее, – следователь не устанавливает никаких закономерностей, а получает сведения о совокупности конкретных фактов...» [87] .

Позвольте, уважаемые ученые, осведомиться, каким же образом можно выявить и понять закономерности чего-либо без установления конкретных фактов, характеризующих единичное явление и представляющих собой единицу информации в массе сходных явлений? Без установления конкретных фактов немыслимо установление закономерностей. Действительно, следователь не устанавливает закономерности в процессе расследования по уголовному делу (это удел исследователей), а собирает доказательства.

Не менее абсурдно, на мой взгляд, утверждение авторов о том, что В.И. Ленин рассматривал «практику» лишь как критерий истинности знания, поэтому с помощью следственной практики можно проверить только истинность теоретических положений и рекомендаций, излагаемых в частных методиках [88] . И тут же, опровергая это утверждение, они пишут: «В этом смысле вся следственная деятельность, независимо от того, получает ли следователь первичную информацию, составляет ли план расследования или же реализует его, должна рассматриваться в качестве “практики”» [89] .

Внимательный читатель заметит, насколько непоследовательны в своих суждениях О.В. Челышева и Д.Н. Лозовский, когда они не приемлют предложенное мною понятие общего метода и теоретически необоснованно растворяют его в понятии планирования расследования.

О.В. Челышева и Д.П. Лозовский возражают против моего мнения о том, что «понятие общего метода расследования выполняет интеграционную роль по отношению к взаимодействующим с ним частным понятиям: криминалистической характеристике механизма преступления определенного вида, следственной ситуации, следственной версии, планированию расследования, тактическому решению, тактической комбинации, частной криминалистической методике и др.» [90] . «Единственное, что объединяет данные разноплановые категории, – пишут они, – это то, что все они выполняют функцию оптимизации расследования преступлений, являются категориями криминалистической науки, частью ее предмета» [91] . К этому следовало бы добавить: все указанные выше частные понятия выполняют указанную функцию в рамках понятия общего метода расследования, которое также является категорией криминалистической науки, но только большей степени абстракции по отношению к ним.

Парадокс суждений указанных авторов по данной проблеме состоит в том, что сами они признают: «Для того чтобы сформулировать определение любого понятия, его необходимо вначале подвести под более общее понятие (каким является в данном случае понятие общего метода расследования (прим. мое. – С.Ч. ), а затем указать признаки, отличающие от иных понятий, подпадающих под это понятие» [92] .

О таких признаках понятия общего метода расследования уже говорилось достаточно много на страницах криминалистической литературы [93] .

Попал под огонь необоснованной критики и мой учитель, Р.С. Белкин, который, по мнению О.В. Челышевой и Д.Н. Лозовского, предложил неудачную формулу общего метода расследования преступлений – «от способа совершения преступления – к методу его раскрытия». Следует заметить, что эту формулу в виде общего правила предложили первыми C.А. Голунский и Б.М. Шавер [94] . В дальнейшем об универсальности этого правила писал Г.Г. Зуйков: «Широко распространенная схема – от способа совершения преступления к способу его раскрытия – вполне приемлема как определение пути познания истины по конкретному делу» [95] .

В представлении Р.С. Белкина, «общий метод расследования преступлений – это путь максимально возможной адаптации частной криминалистической методики к обстоятельствам конкретного акта расследования, система правил такой адаптации, помогающая следователю полнее использовать рекомендации криминалистической науки в области организации и осуществления расследования. Формула «от способа совершения к методу его раскрытия» «в лаконичной форме выражает суть этого метода, хотя, как и всякая подобная формула, нуждается в комментариях» [96] .

Объявив данную формулу «слишком упрощенной с позиции современных достижений науки», О.В. Челышева и Д.Н. Лозовский предложили свою формулу: «От сведений об элементах преступной деятельности – к выбору способов получения недостающей информации» [97] . Эта формула возведена ими в ранг принципа, который, по их мнению, «условно можно назвать общим методом расследования» [98] .

Нежизнеспособность данной формулы видна, как говорится, невооруженным глазом. В ней нет указания на применение выбранных способов получения недостающей информации, т.е. на третью ступень познавательного цикла – практику.

«В сущности, весь процесс расследования, – писал Р.С. Белкин, – состоит из перемежающихся актов анализа имеющейся информации, выбора соответствующих приемов и средств работы с доказательствами и их применения» [99] (курсив мой. – С.Ч. ).

Дух непоследовательности в суждениях указанных ученых по поводу общего метода расследования характерен для всей указанной их статьи. Рассматривая свою формулу «от сведений об элементах преступной деятельности – к выбору способов получения недостающей информации» в качестве принципа при разработке конкретных методов расследования, они называют его условно общим методом расследования. «Условность терминологического обозначения указанного принципа в качестве общего метода расследования состоит в том, – пишут они, – что он практически неприменим вне частных методов расследования преступлений» [100] . По этому поводу следует заметить: если общий метод неприменим вне частных по отношению к нему методов, он не имеет «права» на существование ни фактически, ни условно.

Далее в указанном сочинении следует жизнеутверждающая для общего метода расследования преступлений фраза: «Научная целесообразность определения понятия общего метода расследования и выявления его содержания состоит в том, что его использование позволит авторам (разработчикам частных методов расследования преступлений) наметить общее содержание собственной разработки, путем сопоставления с понятием и содержанием общего метода расследования определить, может ли указанная разработка быть рекомендована в качестве частного метода расследования преступлений» [101] .

По поводу данной фразы следует сказать, что в криминалистической науке уже разработаны и применяются такие, например, частные методы, как метод матрицирования, ситуационный и версионный методы, метод планирования и др.

Извращая суть моих и моего учителя представлений об общем методе расследования преступлений, О.В. Челышева и Д.Н. Лозовский безапелляционно заявляют: «Поиск же в любом аспекте деятельности по расследованию преступлений (планировании, выдвижении и проверке версий, тактической комбинации и т.п.) элементов «живого созерцания», «абстрактного мышления» и «практики» представляется нецелесообразным, поскольку фактически ничего не добавляет к уже известной сущности и разработанным рекомендациям по выполнению этих элементов следственной деятельности» [102] .

Эти слова были бы правильными и они сделали бы честь их авторам, если бы в философии не был разработан всеобщий путь познания объективной действительности и не существовали бы такие философские категории, как общее, частное и особенное. Притом формула «от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него – к практике», выражая указанный путь познания, должна быть спроецирована на предметную область криминалистической методики, т.е. объяснена в этой предметной области знания и наполнена соответствующим криминалистическим содержанием.

Представляется, что введение в научный оборот понятия общего метода расследования преступлений, сформулированного на основе указанной философской формулы, следует оценить как достижение криминалистической науки, результат творческого развития ее теоретической мысли.

Планирование расследования занимает в структуре общего метода строго определенное место и не может аннексировать другие, несвойственные ему, элементы – например, восприятие и криминалистический анализ наличной информации о характере расследуемого события и его участниках, формулирование первоочередных задач следствия, построение и проверка следственных версий и др.

Для того чтобы составить представление о том месте, которое занимают частные криминалистические методики в структуре общего метода расследования, следует напомнить читателю определение данного понятия и его структурные элементы. Выше было определено, что общий метод расследования – это обусловленная всеобщим методом познания объективной действительности система познавательных приемов, заключающаяся в формуле: идти от восприятия и оценки исходной информации о событии, требующем расследования, и связанных с ним обстоятельствах к выбору в соответствующей частной криминалистической методике типовых комплексов частнометодических рекомендаций, а затем к их адаптации к обстоятельствам и условиям конкретного акта расследования и реализации в процессе доказывания по уголовному делу.

Из этого определения следует, что общий метод расследования, выражаясь словами Р.С. Белкина, играет роль некоего руководящего начала при применении частных криминалистических методик к отдельному случаю расследования. Понятие данного метода можно рассматривать в теории криминалистики в качестве фундаментального понятия, которое является определяющим в системе понятий, выражающих деятельность по расследованию преступлений. Оно является абстракцией, формулирующейся на основе исследования этой деятельности, взаимосвязи данных, характеризующих криминальную практику, практику доказывания и частные криминалистические методики.

Структурно общий метод расследования можно представить в следующем виде: 1) восприятие информации о событии, требующем расследования, и связанных с ним обстоятельствах и определение смыслового значения (восприятие и оценка информационно-процессуального компонента следственной ситуации); 2) выбор в соответствующей частной криминалистической методике типовых комплексов частнометодических рекомендаций и их адаптация к особенностям и условиям расследования (с учетом) восприятия и оценки состояния производства по делу и других компонентов следственной ситуации в целях разработки индивидуального плана расследования; 3) реализация индивидуального плана расследования (результата адаптации частных методик) в целях доказывания и решения других задач уголовного судопроизводства, сопровождаемого контролем за изменением следственной ситуации.

Эта система познавательных приемов подчинена общим закономерностям процесса познания объективной действительности, которые в общем виде представлены в формуле «от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него – к практике». В этой формуле заключены три ступени познавательного цикла, требующие интерпретации в учении об общем методе расследования.

Так, живое созерцание в ходе расследования как первая ступень процесса познания объективной реальности протекает, например, при осмотре места происшествия, изучении материалов дела, в которых информация о преступлении, преступниках и других обстоятельствах представлена в словесном, закодированном виде, наблюдении за условиями, в которых предстоит или приходится вести расследование.

Вторая ступень познавательного цикла при расследовании по уголовному делу заключается в восхождении субъекта расследования от живого созерцания к абстрактному мышлению. При этом его абстрактное мышление на эмпирическом уровне протекает на основе приобретенных им профессиональных знаний и опыта раскрытия и расследования данного вида преступления. Однако опыт одного субъекта расследования всегда не завершен. Поэтому на этом уровне модель действий следователя может оказаться в силу различных причин (незначительного профессионального опыта, отсутствия осознания общего пути познания истины по уголовному делу и др.) недостаточно эффективной. Предпосылкой эффективного воздействия на сложившуюся следственную ситуацию является переход субъекта познания к научно-эмпирическим обобщениям, заключенным в частных криминалистических методиках.

Только таким образом можно выбрать адекватный сложившейся по делу следственной ситуации комплекс научно-практических рекомендаций по методике раскрытия и расследования преступлений определенной категории.

Во избежание возможного обвинения в концептуальном заблуждении автора этих строк, инициировании создания очередного мифа, имеющего отношение к формированию частных криминалистических методик, заметим, что в данном случае идет речь о таких методиках, которые заключают в себе передовой коллективный опыт раскрытия и расследования определенных видов преступлений и как конечная «продукция» криминалистической методики соответствуют потребностям следственной практики. Разумеется, в следственных органах работали в прошлом и работают в настоящее время отдельные профессионалы, которым по плечу раскрытие преступлений на основе собственного приобретенного опыта. Но ведь их опыт и вся следственная практика в целом подлежат изучению и обобщению в целях создания частных криминалистических методик. В этом заключается одна из первостепенных научных задач криминалистики.

Вторая ступень познавательного цикла связана не только с выбором, но и с адаптацией комплексов частнометодических рекомендаций с учетом тех обстоятельств и условий расследования, которые сложились по уголовному делу.

Адаптация соответствующей части типовой методики имеет целью разработку адекватного сложившейся ситуации индивидуального плана расследования.

Реализация в процессе доказывания индивидуального плана расследования сопряжена со следственной практикой – третьей ступенью познавательного цикла.

В указанных выше структурных элементах общего метода расследования заключен познавательный цикл, который повторяется на всем протяжении расследования «энное» количество раз, вплоть до полного устранения информационной неопределенности по делу. Повторяемость данного познавательного цикла – неотъемлемое свойство общего метода расследования.

Таким образом, криминалистическое содержание общего пути познания истины (общего метода расследования) состоит, в частности, в том, что частные криминалистические методики находятся под его руководящим началом при их применении к единичному случаю расследования определенного вида преступления.

С другой стороны, эффективность функционирования общего метода расследования зависит от наличия эффективных частных криминалистических методик. В действительности таких методик может и не быть. В таком случае эффективность функционирования общего метода расследования будет существенно снижена, особенно при отрицательном действии субъективных факторов (недостаточных знаниях и профессиональном опыте субъекта расследование, невладении им указанным методом и др.).

При этом нет противоречия между объективностью существования общего метода расследования и субъективностью владения этим методом. Субъективность в данном случае означает, что общий метод расследования функционирует не безлично, а при непосредственном участии человека, «который отражает объективный мир не пассивно, не безразлично, а активно – деятельностно, целенаправленно, когда само это отражение определенным образом переживается субъектом, по-особому преломляется в его чувствах и мыслях» [103] .

Проблемы формирования частных методик расследования остаются до последнего времени насущной задачей криминалистической науки, так как все еще не выработано единство взглядов ни на принципы их разработки, ни на принципы их структурного построения.

Выше, при осуществлении экскурса в историю развития общих положений криминалистической методики, уже говорилось о работах авторов, внесших существенный научный вклад в разработку указанных принципов. Отдельные из них и в настоящее время не потеряли своего научного значения. Тем не менее решение данных проблем все еще находится в неудовлетворительном состоянии. Это обстоятельство побуждает современных ученых-криминалистов провести сравнительный анализ научных позиций в целях определения возможных перспектив «модернизации многих приведенных в упадок “традиционных” и создания опережающих методик», переосмыслить и преобразовать «общие положения» криминалистической методики «в теоретические начала формирования базовой и конкретных методик расследования преступлений» [104] . «Эта цель кажется, – по мнению Ю.П. Гармаева и А.Ф. Лубина, – весьма конкретной... и, по-видимому, в случае ее достижения результат будет ближе к прикладному аспекту» [105] .

Указанные авторы, не ставя своей задачей сформировать еще одну частную теорию (или учение) в криминалистике, критикуют некоторых криминалистов, которые, по их мнению, после формулирования ряда теоретических положений уже расценивают свой результат не иначе как «теория» и «учение», забывая, что речь идет о системе основных идей в той или иной отрасли знания, форме научного знания, дающей целостное представление о закономерностях и существенных связях действительности. Но ведь формой научного знания, уважаемые ученые, являются теория и учение; и если в них дано целостное представление о закономерностях и существенных связях действительности, то есть основание говорить о развитом учении.

В контексте указанной критики Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин язвительно замечают: «Что касается “учения”, то, возможно, только после кончины автора его потомки причислят ученого мужа к славной когорте носителей оригинального мировоззрения» [106] . Они пишут, что в последние годы теорий и учений появилось довольно много. И это действительно так. Примером могут служить докторские диссертации «Криминалистическое учение о фиксации доказательственной информации» (Н.Н. Лысов, 1995 г.), «Криминалистическое учение об общем методе расследования преступлений» (С.Н. Чурилов, 1995 г.), «Криминалистическое учение о холодном оружии» (А.С. Подшибякин, 1997 г.), «Теоретические основы криминалистического учения о механизме преступления» (А.М. Кустов, 1997 г.) и др. Однако вряд ли кому-то из указанных ученых пришло в голову считать себя автором завершенного учения. В указанных работах содержатся лишь исходные положения, положившие начало разработке теории, учения. Учение, как правило, формируется усилиями многих ученых-криминалистов. Например, наиболее разработанное в науке учение о криминалистической идентификации создавалось С.М. Потаповым [107] , А.И. Винбергом [108] , Б.М. Комаринцем [109] , В.Я. Колдиным [110] и др. Поэтому можно только мечтать о том, что «после кончины автора его потомки причислят ученого мужа к славной когорте носителей оригинального мировоззрения».

Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин позиционируют свое отношение не только к авторам разрабатываемых теорий и учений, но и к принципам формирования частных криминалистических методик и к общим положениям заключительного раздела криминалистики вообще. «Общие положения» и принципы они подменили «базовой методикой» или «базовой моделью методики расследования преступления» и говорят о ее универсальности – «чистой структуре».

Для упорядочения анализа структуры «базовой методики» указанными авторами выбрана концептуальная система принципов криминалистической методики, предложенная И.А. Возгриным, который по степени общности поделил принципы на три группы. К первой группе им отнесены общие принципы: историзма, системности общих положений криминалистической методики, единства теории и практики. Вторую группу составляют частные принципы формирования и использования всех методик расследования преступлений: соблюдения законности, реализации этических норм и принципов морали, психологической обоснованности; эффективности, конкретности, оптимальной реализации положений криминалистической техники и тактики в методиках расследования, этапности методик, их ситуационности и многовариантности, однотипности их конструкции. В третью группу включены специальные принципы разработки, построения и использования некоторых видов методик расследования: общего подхода к раскрытию групп однородных преступлений, общности обстоятельств, подлежащих установлению, комплексности данных частных методик [111] .

Оценивая указанные принципы, Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин с определенной долей сарказма пишут: «Этот автор (И.А. Возгрин. – С.Ч. ) более отчетлив и последователен в своих положениях. Тем понятней становится, что большинство перечисленных в обеих группах принципов не имеют прямого отношения к решению проблем формирования базовой и конкретных методик. Быть может, исключением являются принципы «этапности» и «однотипности конструкции» [112] . По моему мнению, и эти положения не могут быть возведены в ранг принципов формирования традиционных частных методик расследования.

К принципам разработки и построения частных методик можно отнести только те положения, в которых имеются указания на зависимость их содержания и структуры от источников формирования. По этой причине не все изложенные в криминалистической литературе положения, имеющие отношение к данной проблеме, являются принципами. Например, нет оснований считать принципами разработки частных методик предъявляемые к ним общие требования законности, самостоятельности, целостности, научности, конкретности. Нельзя отнести к принципам разработки методик расследования и упомянутые в литературе требования оперативности расследования, привлечения общественности к участию в раскрытии преступлений, оптимального набора и последовательности следственных действий.

Не может быть рассмотрена в качестве принципа разработки частных методик и одна какая-то причина их зависимости от конкретного источника при наличии других причин. Не является, например, принципом разработки методик расследования их обусловленность этическими нормами и принципами морали, данными психологии, так как данная связь отражает только часть общей связи частных методик с наукой. Дробление общей связи на составные части и предложения принять единичные зависимости (при наличии общего источника формирования частных методик) в качестве самостоятельных принципов означают принижение роли принципа как средства объяснения научного факта.

Исчерпывающий перечень источников криминалистических частнометодических рекомендаций составляют право, следственная практика и наука [113] . Положения, отражающие общую зависимость частных методик от этих источников, образуют закрытую систему принципов их разработки, каждый из которых имеет свою совокупность обусловленностей, составляющих их содержание. Содержательная сторона данных принципов и выступает в роли руководящего начала при разработке частных методик.

Упомянутые принципы объединяют в своих рамках следующие подсистемы частных зависимостей.

Принцип зависимости содержания частных методик расследования от права включает в свое содержание обусловленность частных методик расследования: 1) нормами Конституционного и международного права, международными договорами, законодательством об ОРД, о борьбе с преступностью и прокурорском надзоре; 2) нормами отраслевого права (уголовного, уголовно-процессуального, гражданского, административного и других отраслей права); 3) иными нормативными и справочными материалами.

Принцип зависимости содержания частных методик расследования от практики структурно состоит из их обусловленности: 1) обобщенными данными практики совершения и сокрытия преступлений в виде криминалистических характеристик механизмов отдельных видов, категорий преступлений и 2) обобщенными данными практики раскрытия, расследования и предупреждения отдельных видов, категорий преступлений в виде соответствующих криминалистических характеристик.

Принцип зависимости содержания частных методик расследования от науки состоит из их обусловленности положениями: 1) общественных неправовых наук: философии, логики, этики, науки управления; 2) отраслевых юридических наук (уголовного права, уголовного процесса, гражданского права и др.); 3) специальных юридических наук (теории ОРД, судебной статистики, криминологии, юридической психологии, судебной медицины, судебной психиатрии, судебной бухгалтерии и др.); 4) естественных наук (физики, химии, биологии и др.); 5) экономических наук (теории экономического анализа, финансов, кредита, аудита и др.); 6) технических наук (кибернетики, квантовой механики и др.); 7) наук, развивающихся на стыке естественных и технических наук (бионики, биофизики и др.); 8) криминалистической науки.

Указанные выше подсистемы зависимостей выражают закономерности разработки частных методик расследования и представляют их целостную систему. Содержание этих закономерностей автором рассмотрены в его предыдущей работе лишь в общих чертах и поэтому является предметов дальнейшего научного исследования [114] .

В систему научных положений заключительного раздела криминалистики помимо указанных выше принципов разработки частных методик входит и некоторая система научных положений как основания их структурного построения, которая представляет собой результат отражения принципов обусловленности частнометодических рекомендаций правом, практикой и наукой. Этот результат выступает в частных методиках в виде комплексов научно-практических рекомендаций. В этом смысле частные методики расследования представляют собой системы элементов взаимосвязанных и взаимоопределяемых. Они обладает структурой, в соответствии с которой элементы систем располагаются в определенной последовательности, образуя подсистемы методико-криминалистических рекомендаций и их обоснований.

К сожалению, и по вопросу о структуре частных методик расследования все еще не достигнуто среди ученых-криминалистов единого понимания.

Основополагающим структурным элементом частных методик является частный предмет доказывания, представляющий собой результат объяснения общего перечня обстоятельств, указанных в ст. 73 УПК РФ, с учетом уголовно-правовой характеристики конкретного вида преступлений и некоторых положений Общей части УК РФ. Следует иметь в виду, что частный предмет доказывания образуют только те обстоятельства, от которых зависит правильное разрешение дела по существу как на предварительном следствии, так и в суде.

Доказательственные факты в предмет доказывания не включаются; они рассматриваются лишь как средство доказывания уголовно-релевантных обстоятельств, и им отводится в структуре частных методик иное место (об этом будет сказано ниже).

Достойно сожаления, что до последнего времени все еще встречаются среди ученых, как уголовно-процессуального, так и криминалистического профиля, приверженцы давней идеи понимать под предметом доказывания по уголовному делу все то, что подлежит познанию в процессе расследования и в суде. То есть и уголовно-релевантные обстоятельства, которые необходимо установить для разрешения дела по существу, и доказательственные факты – средство их доказывания [115] . Так, А.В. Шмонин пишет: «Поскольку понятия “обстоятельства” и “факты” соотносятся как общее и целое, нет необходимости, называя обстоятельства, упоминать и о фактах, так как они охватываются обстоятельствами» [116] . По существу такого же мнения по этому вопросу придерживается и Н.П. Кузнецов [117] .

В опровержение этой позиции указанных авторов я приводил на страницах криминалистической литературы свои аргументы [118] , которые разделяют другие авторы. Так, Л.Т. Ульянова отмечает: «В предмет доказывания включаются не любые обстоятельства, а только имеющие уголовно-правовой и уголовно-процессуальный смысл, позволяющие разрешить уголовное дело по существу» [119] ; «Использование фактических данных по любому делу – не цель доказывания, а средство для установления обстоятельств, входящих в предмет доказывания. Включением доказательственных фактов в предмет доказывания по существу стирается грань между целью доказывания и средствами ее достижения» [120] . Такого же мнения по данному вопросу придерживаются И.Б. Михайловская [121] , П.А. Лупинская [122] .

Здесь уместно отметить, что при данном разграничении понятий «предмет доказывания» и «доказательственные факты» важно не допускать крайности, которая заключается в том, что «факты объективной реальности могут существовать или не существовать. Поэтому, – пишет Л.Т. Ульянова, – они не подлежат доказыванию» [123] . Данное утверждение исключает возможность собирания доказательств и, как следствие, – осуществление процесса доказывания по уголовному делу. Представляется, при решении этого вопроса следует исходить из того, что любые следы преступления и преступника, появляющиеся в окружающей среде, – это факты, т.е. вполне реальные явления, существующие независимо от сознания и воли субъекта расследования. Однако для того чтобы они получили в уголовном деле статус доказательственных фактов, необходимо собрать сведения об их наличии, присущих им свойствах и причине их возникновения. А это возможно лишь путем доказывания. Действительно, следы преступления и преступника могут существовать или по той или иной причине не существовать. Но это уже другой вопрос, который имеет отношение к понятию полноты отражения отражаемого, к закономерностям исчезновения «отпечатков» события. Кроме того, объективная возможность обнаружения следов, имеющих связь с расследуемым событием, реализуется через субъективное, присущее субъекту доказывания. При этом следует иметь в виду, что в данном случае должна идти речь о доказывании фактов, т.е. изменений в окружающей среде (их наличия, свойств и причинности), а не доказательственных фактов. Доказательственные факты – это результат процесса собирания сведений о фактах, находящихся в причинно-следственной связи с расследуемым событием.

Неоднозначное определение понятия и структуры частного предмета доказывания дезориентирует как обучающихся юридических вузов и факультетов, практических работников органов предварительного следствия и дознания, так и суды, сдерживает раскрытие истинного значения предмета доказывания в решении целого ряда конкретных задач криминалистики. Например, представление о предмете доказывания как о доказательственных фактах и одновременно об обстоятельствах, подлежащих доказыванию в конечном счете, явилось неоправданной теоретической предпосылкой для его включения в криминалистическую характеристику преступления в качестве его ядра [124] . Правильное же понимание сущности частного предмета доказывания исключает такую возможность. И не только потому, что предмет доказывания и криминалистическая характеристика – понятия разного порядка, но еще и потому, что обобщенные данные эмпирического характера относительно отдельных обстоятельств, составляющих предмет доказывания, не исчерпывают содержания криминалистической характеристики преступления.

Указанные принципиальные расхождения авторов во взглядах при определении сущности предмета доказывания и его роли в теоретическом осмыслении криминалистической характеристики ограничивают исследователей в разработке последней в ее прикладном аспекте.

В этом плане далеко небезобидным для науки и практики является высказывание в печати мнения о том, что предмет доказывания по каждому уголовному «единичен по существу и неповторим» [125] . Так ли это на самом деле? Действительно, сходные преступления в каждом конкретном случае неповторимы в силу разнообразных причин: характеристики предмета преступного посягательства, свойств субъекта преступления, выбранного им способа совершения преступления и др. Но является ли многообразие обстоятельств, характеризующих преступление на уровне единичного явления, основанием для безоговорочного утверждения о факте существования индивидуального предмета доказывания? По моему мнению, при всей привлекательности суждения о том, что предмет доказывания по определенному делу индивидуален, как индивидуально лицо, совершившее преступление, да и само это преступление, его нельзя принять без определенных пояснений.

Если за основу определения частного предмета доказывания принять не только обстоятельства, перечисленные в ст. 73 УПК РФ, и соответствующие нормы материального права, но и все многообразие обстоятельств, характеризующих преступление как частный случай, то может сложиться мнение о неизбежном размывании представлений о конечной цели доказывания при расследовании сходных преступлений. Признание факта существования индивидуального предмета доказывания без специальных пояснений означает на деле утрату целенаправленности предусмотренных УПК способов собирания доказательств по уголовному делу.

Диалектика общего, особенного и единичного в данном случае представляется в том, что помимо общего предмета доказывания, установленного в ст. 73 УПК РФ, существует частный предмет доказывания, под которым понимается совокупность уголовно-релевантных обстоятельств, детерминированных обстоятельствами, содержащимися в указанной статье УПК, и конкретным составом преступления, которые требуется доказать при расследовании по уголовному делу. То есть по отношению к общему предмету доказывания совокупность указанных обстоятельств носит частный (особенный) характер. При этом по форме частный предмет доказывания является общим в расследовании сходных преступлений. Данное положение означает, что при расследовании преступлений одного и того же вида требуется доказать в конечном счете одни и те же обстоятельства.

Что же касается философской категории единичного, то оно может быть объяснено в контексте представления о его соотношении с частным предметом доказывания. Но каким образом? На мой взгляд, при разрешении этого вопроса, имеющего теоретическое и практическое значение, следует исходить из философского понимания соотношения парных категорий – формы и содержания отдельной вещи.

Возьмем для примера в качестве вещи орудие преступления – пистолет системы Макарова. Пистолеты этой системы заводского изготовления имеют одну и ту же форму. Форма одна, а пистолетов этой формы может быть бесконечное множество, которые будут отличаться друг от друга индивидуальными свойствами, имеющими криминалистическое значение, приобретенными при изготовлении, эксплуатации, ремонте и т.д. Каждому пистолету указанной системы присущи неповторимые по своей совокупности черты.

Данное умозаключение по аналогии может быть применимо к частному предмету доказывания, который по форме (совокупности обстоятельств) при расследовании сходных преступлений, обусловленных единым их составом, является постоянным. Однако содержание подлежащих доказыванию обстоятельств в различных случаях будет единичным. Например, при установлении основного состава кражи время, место и способ совершения данного преступления носят индивидуальный характер. То же самое можно сказать о предмете кражи, размере имущественного вреда и других обстоятельств, подлежащих доказыванию. Но является ли это основанием для однозначного утверждения о том, что при расследовании предмет доказывания по определенному делу индивидуален? Разумеется, нет. Частный предмет доказывания, так же, как и общий предмет доказывания, состоит из определенного набора обстоятельств (события, времени, места, способа совершения преступления и др.) без раскрытия их содержания. Именно в таком виде должен излагаться частный предмет доказывания в типовых методиках расследования преступлений конкретного вида. Заранее определить в частных методиках содержание подлежащих доказыванию обстоятельств невозможно. Оно (содержание) устанавливается в процессе доказывания по уголовному делу в каждом конкретном случае.

Возникает и другой вопрос: излагать в типовых методиках расследования частные предметы доказывания в расчете на конкретные составы преступления или же на отдельные статьи Особенной части УК, в которых имеются квалифицированные составы? Если исходить при решении данного вопроса из логики доказывания при расследовании по уголовному делу, то станет понятно, что следователь в начале расследования во многих случаях не располагает доказательственной информацией, достаточной для правильной квалификации содеянного. По этой причине целесообразно разрабатывать частные предметы доказывания с учетом как основного состава, так и квалифицированных составов, содержащихся в конкретной статье Особенной части уголовного закона, но только с обязательным указанием на факт наличия либо отсутствия признаков квалифицированных составов.

Ниже, в целях иллюстрации данной точки зрения, изложим частный предмет доказывания по уголовным делам о краже, факт совершения которой установлен.

При расследовании кражи подлежат доказыванию следующие обстоятельства:

событие кражи – факт тайного (незаметного для собственника и посторонних лиц) хищения чужого имущества, совершенного с корыстной целью и причинившего ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества; время, место, способ совершения кражи (какие действия осуществлены, с применением каких орудий и средств), обстановка, в которой совершена кража;

наличие (отсутствие) факта совершения кражи с незаконным проникновением в помещение либо иное хранилище, из одежды, сумки или другой ручной клади, находившейся при потерпевшем, незаконным проникновением в жилище, из нефтепровода, газопровода;

предмет кражи (вещи, деньги, ценные бумаги, материалы, вещества, другие объекты материального мира, обладающие стоимостью и включаемые в отношения собственности);

владелец похищенного; его имущественное положение;

характер и размер ущерба, причиненного кражей: а) стоимость похищенного имущества на момент совершения кражи; б) наличие (отсутствие) факта причинения значительного ущерба, т.е. ущерба, существенно повлиявшего на имущественное состояние потерпевшего, с учетом его материального положения (размера дохода, наличия лиц, находящихся на иждивении, значимости утраченного имущества для собственника и т.п.), но не менее двух тысяч пятисот рублей; наличие (отсутствие) факта совершения кражи в особо крупном размере, т.е. кражи имущества, стоимость которого превышает один миллион рублей; размер ущерба, подлежащего возмещению потерпевшему в случае изменения цен; наличие (отсутствие) факта причинения потерпевшему сопутствующего имущественного вреда (повреждение сумки, разрушение входной двери жилища и т.п.); характер и размер такого вреда; наличие (отсутствие) факта завышения потерпевшим размера и стоимости похищенного имущества;

субъект кражи: лицо, не обладающее никакими правомочиями по распоряжению, управлению, доставке или хранению похищенного имущества; его социально-демографические данные;

виновность обвиняемого: наличие факта вменяемости; наличие факта достижения 14-летнего возраста на момент совершения кражи (в отношении лиц, не достигших к моменту совершения кражи возраста восемнадцати лет, дополнительно подлежат установлению обстоятельства, предусмотренные ст. 421 УПК РФ); наличие прямого умысла на совершение кражи и факта осознания субъектом кражи тайного и безвозмездного изъятия имущества в свою пользу или пользу других лиц;

мотив кражи;

наличие (отсутствие) соучастников кражи (организатора, подстрекателя, пособника); при наличии таковых – совершенные ими действия;

наличие (отсутствие) факта совершения кражи группой лиц по предварительному сговору; при его наличии – роль каждого соисполнителя в совершении кражи;

наличие (отсутствие) факта совершения кражи организованной группой; при его наличии – характер и состав группы, степень ее организованности, распределение ролей между ее членами, роль каждого в совершении кражи;

наличие (отсутствие) обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание; при их наличии – характер этих обстоятельств; обстоятельства, положительно и отрицательно характеризующие личность обвиняемого;

отсутствие обстоятельств, исключающих противоправность и наказуемость деяния;

наличие (отсутствие) обстоятельств, которые могут повлечь освобождение субъекта кражи от уголовной ответственности и наказания;

наличие (отсутствие) обстоятельств, способствовавших совершению кражи;

наличие (отсутствие) обстоятельств, подтверждающих, что имущество, подлежащее конфискации в соответствии со ст. 104.1 УК РФ, получено в результате совершения кражи или является доходами от похищенного имущества либо использовалось или предназначалось для использования в качестве орудия преступления либо для финансирования терроризма, организованной группы, незаконного вооруженного формирования, преступного сообщества (преступной организации).

При установлении конкретного состава кражи указанные выше обстоятельства по своему содержанию приобретают индивидуальный характер. Так, при установлении основного состава кражи должно быть доказано: например, место кражи (кража совершена в г. Москве в первом вагоне электропоезда на станции метро «Войковская» из сумки, находившейся при потерпевшей); соучастие (кража совершена единолично, факт отсутствия организатора, подстрекателя, пособника); предмет кражи (деньги в сумме 1000 рублей и мобильный телефон стоимостью 1200 рублей); мотив кражи (желание улучшить свое материальное положение путем совершения мелких краж); и т. п.

При определении частного предмета доказывания с указанием на наличие либо отсутствие обстоятельств учитываются соответствующие обстоятельства, изложенные в ст. 73 УПК, а также квалифицирующие обстоятельства конкретной статьи Особенной части уголовного закона.

При установлении при расследовании по уголовному делу определенного состава преступления частный предмет доказывания конкретизируется, оставаясь по форме единым для расследования сходных преступлений.

Представляется, данный подход к определению в типовых методиках расследования частных предметов доказывания, с точки зрения следственной практики и технологии их изложения в учебниках и практических руководствах по криминалистике, является вполне логичным и целесообразным.

Среди ученых-криминалистов нет единства мнений относительно первого структурного элемента частных криминалистических методик. До введения в научный оборот термина «криминалистическая характеристика преступления» авторы отводили в структуре частных методик важную роль обстоятельствам, подлежащим доказыванию [126] , а после его введения, помимо особенностей предмета доказывания, стали включать и криминалистическую характеристику [127] . В дальнейшем, когда необоснованно прижилась в науке идея о поглощении криминалистической характеристикой преступления предмета доказывания [128] , в структуре частных методик неизменно в качестве первого структурного элемента стали рассматривать только криминалистическую характеристику [129] . Находясь под влиянием указанной идеи, автор этих строк, будучи начинающим исследователем, также включил в структуру частных методик только криминалистическую характеристику преступления [130] . По мере дальнейшего исследования проблемы построения частных методик расследования данная позиция была мною пересмотрена. Оказалось, что нет достаточных оснований включать криминалистическую характеристику преступления в структуру частных методик. Ее место должен занять частный предмет доказывания [131] .

А.В. Шмонин, поддерживая данную точку зрения, правильно замечает: «Частная криминалистическая методика не может включать в качестве структурного элемента криминалистическую характеристику преступлений … такую характеристику скорее надо рассматривать как основу частных криминалистических методик, но не ее элемент» [132] . И действительно, содержание криминалистической характеристики преступления составляют обобщенные данные практики подготовки, совершения и сокрытия умышленных преступлений конкретного вида, которые, не являясь частнометодическими рекомендациями, могут служить лишь обоснованием этих рекомендаций. В структуре частной методики важна не сама криминалистическая характеристика, а результат ее использования в акте криминалистического анализа типичной следственной ситуации. Результатом этого анализа являются типичные следственные версии. Другая роль криминалистической характеристики заключается в определении на ее основе типичного для конкретной категории уголовных дел перечня доказательственных фактов. И типичные доказательственные факты, и типичные следственные версии неизменно включаются в частные методики. Первые определяют задачи типичных следственных действий, вторые – направления расследования.

Отсюда напрашивается вывод о ненужности включения криминалистической характеристики преступления в структуру частных методик.

Данное решение этого вопроса обусловлено еще и тем обстоятельством, что криминалистическая характеристика не поглощает предмет доказывания. Эти понятия разного порядка, несмотря на их неразрывную связь. Они не дублируют друг друга и имеют самостоятельное значение при построении частных методик [133] .

Таким образом, в качестве первого, основополагающего структурного элемента типовых методик расследования оправданно считать частный предмет доказывания, который служит для субъекта расследования своеобразным ориентиром, определяет одну из задач уголовного судопроизводства – установление истины по уголовному делу.

А.В. Шмонин на основании проведенного им специального теоретического исследования видит предмет доказывания в выдвинутой им гипотезе пространственной структуры частных методик на четвертом месте после следственной ситуации, построения следственных версий, планирования расследования и тактических комплексов [134] . При этом он пишет: «Следуя научной преемственности развития знаний о структуре частных криминалистических методик, исходным состоянием расследования или, иначе говоря, “входом” в систему расследования является следственная ситуация, которая предопределяет средства (в широком смысле) преобразования такой ситуации в предмет доказывания, т.е. “выход” из такой системы». Система частной методики представлена им «в виде триады: следственные ситуации – тактические средства – предмет доказывания» [135] .

Разумеется, в этом утверждении А.В. Шмонина нет и намека на преемственность развития знаний о структуре частных методик.

Как отмечено выше, частный предмет доказывания включали или не включали в структуру методик. Но ему никогда не отводили последнее место в этой структуре. Обстоятельства уголовно-правового значения «пространственно» занимают в частных методиках первое место. Они не могут быть результатом «преобразования ситуации». Результатом расследования, в процессе которого «преобразуются ситуации», являются доказательства, относящиеся к обстоятельствам, образующим частный предмет доказывания.

В другом месте указанной работы А.В. Шмонин высказывает по данному вопросу уже правильное мнение: «Предмет доказывания (обстоятельства, подлежащие доказыванию) предлагается рассматривать в качестве элемента системы частных криминалистических методик, как «исходящий» объект, цель расследования» [136] , если не брать во внимание ряд допущенных в этой фразе неточностей. Во-первых, предмет доказывания может рассматриваться как элемент системы лишь частной методики, но не системы частных методик. Вопрос о построении системы частных методик относится, как известно, к проблеме их систематизации. Во-вторых, установление обстоятельств, образующих частный предмет доказывания, не исчерпывает всей цели расследования по уголовному делу. Цель расследования заключается в решении всех задач уголовного судопроизводства, а не какой-то одной из них.

Говоря о частном предмете доказывания как о структурном элементе типовых методик расследования, следует определить его понятие. А.В. Шмонин предлагает понимать под частным предметом доказывания «абстрактное научное понятие об информационной модели обстоятельств расследуемого события, определяемое нормами уголовно-процессуального законодательства, конкретизированное уголовным законом, а в ряде случаев – нормами других отраслей права» [137] .

С данным определением понятия частного предмета доказывания трудно согласиться, так как оно изобилует целым рядом неточностей и не раскрывает содержание определяемого понятия. Например, словосочетание «абстрактное научное понятие» употреблено некорректно, так как понятие во всех случаях является абстракцией, тем более если оно научное. Кроме того, это понятие включает в себя «информационную модель обстоятельств расследуемого события». Трудно понять, что обозначает этот термин, который ранее, насколько мне известно, никем из авторов не употреблялся. Во всяком случае «информационная модель обстоятельств расследуемого события» не выражает содержание понятия частного предмета доказывания. Непонятно также, каким образом данное понятие «определяется нормами уголовно-процессуального законодательства». Ведь частный предмет доказывания формируется только на основе общей уголовно-процессуальной формулы предмета доказывания, заключенной в ст. 73 УПК РФ. А Уголовно-процессуальный кодекс, как известно, является одним из источников уголовно-процессуального права и не представляет всего уголовно-процессуального законодательства. По А.В. Шмонину, само «понятие об информационной модели обстоятельств расследуемого события» может быть конкретизировано уголовным законом и даже в ряде случаев – нормами других отраслей права. На самом же деле при определении понятия частного предмета доказывания следует учитывать, что он формируется, как отмечено выше, на основе общего предмета доказывания (ст. 73 УПК РФ) и приобретает уголовно-правовое содержание за счет анализа не всего уголовного закона, а конкретной статьи его Особенной части.

С моей точки зрения, частный предмет доказывания – это подлежащие установлению при расследовании сходных преступлений уголовно-релевантные обстоятельства, взятые в совокупности, которые обусловлены юридическими элементами, общими для расследования всех преступлений, а также уголовно-правовыми признаками соответствующих норм Особенной и Общей частей уголовного закона и других отраслей права.

Дальнейшее построение частных криминалистических методик определяется делением процесса расследования на начальный и последующий этапы.

Одним из факторов, детерминирующих построение частных криминалистических методик, является общий метод расследования преступлений как метод практической деятельности следователя. Для того чтобы объяснить сущность данной детерминанты, необходимо прежде всего составить эмпирические представления об указанном методе, сознательно абстрагируясь от научного представления о нем. В научном смысле понятие общего метода расследования включает в свою структуру частные криминалистические методики как конечную продукцию заключительного раздела криминалистики. Исходя из этого посыла, сущностное определение понятия общего метода расследования преступлений может быть представлено в следующем виде: это обусловленная всеобщим методом познания система познавательных приемов, применяемых субъектом доказывания при расследовании любого преступления, которая сводится к формуле: идти от восприятия и оценки исходной информации о событии, требующем расследования, и связанных с ним обстоятельствах к выбору в соответствующей частной криминалистической методике типовых комплексов частнометодических рекомендаций, а затем – к их адаптации к обстоятельствам и условиям конкретного акта расследования и реализации в процессе доказывания по уголовному делу [138] . На эмпирическом же уровне представлений в понятие данного метода вместо частной методики включается профессиональный опыт следователя: его знания криминальной практики совершения определенных видов преступлений; умения и навыки организации и раскрытия преступлений и др.

В каком же виде может быть представлен общий метод расследования на эмпирическом уровне? Ответ на этот вопрос имеет важное значение для описания результата отражательного процесса структуры общего метода в структуре частных криминалистических методик.

Представляется, что эмпирическое определение понятия общего метода расследования преступлений может быть следующим: это обусловленная всеобщим методом познания объективной действительности система познавательных приемов, применяемых субъектом доказывания при расследовании любого преступления, которая сводится к формуле: идти от восприятия информации о преступлении, его участниках и внешних условиях расследования к криминалистическому анализу сложившейся ситуации, осуществляемому на основе криминалистически значимых сведений о данном виде преступлений и благоприятных условиях их расследования, и от его результатов – к разработке и реализации на основе приобретенного следственного опыта плана расследования.

Данная система познавательных приемов подчинена общим закономерностям процесса познания объективной действительности, которые в общем виде представлены в формуле «от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него – к практике».

Живое созерцание в ходе расследования как первая ступень процесса познания объективной реальности протекает, например, при непосредственном исследовании материальной обстановки места происшествия, изучении протоколов следственных действий и других материалов, содержащихся в уголовном деле, наблюдении за условиями, в которых протекает процесс доказывания.

Живое созерцание непосредственно связано с чувственно-рациональным восприятием информации, поступающей в распоряжение следователя из различных источников и формирующей информационный элемент следственной ситуации, в которой предстоит вести расследование. Оценка следственной ситуации связана с гносеологией – процессом познания. Закономерности познания и оценки следственной ситуации носят информационно-психологический и одновременно информационно-познавательный характер.

Для того чтобы адекватно оценить следственную ситуацию по конкретному делу, ее необходимо изучить со всех сторон, во всем ее многокомпонентном составе, т.е. составить представление о характере и объеме поступившей информации относительно отдельных обстоятельств, образующих предмет доказывания, а также состоянии и условиях расследования.

Учитывая то обстоятельство, что частная криминалистическая методика представляет собой типизированную систему комплексов практических рекомендаций по организации и осуществлению раскрытия, расследования и предупреждения конкретного вида преступлений, в качестве ее структурного элемента можно определить типы исходной информации как результат обобщения воспринимаемой следователем информации путем живого созерцания при расследовании единичных преступлений определенного вида.

При этом следует иметь в виду, что поскольку типизация следственных ситуаций возможна только по ее информационному элементу, в частных криминалистических методиках излагаются в качестве структурного элемента только типы исходной информации применительно к начальному и последующему этапам расследования. Информационные данные о других элементах следственной ситуации (психологическом, процессуально-тактическом, организационно-техническом и материальном), формирующие условия расследования, типизации не поддаются. По этой причине частные методики разрабатываются в расчете на благоприятные условия расследования. При отсутствии таковых при расследовании по уголовному делу соответствующая частная криминалистическая методика подлежит адаптации к особенностям тех условий, которые сложились на данное время процесса доказывания.

Следующим элементом структуры общего метода расследования на эмпирическом уровне рассматривается криминалистический анализ возникшей по делу следственной ситуации, который осуществляется на основе профессионального следственного опыта. Результатом такого анализа являются уголовно-процессуальные и криминалистические задачи, которые нужно решить в данном акте расследования, а также следственные версии и тактические планы их проверки. При разработке частных криминалистических методик криминалистический анализ следственной ситуации осуществляется на типичном уровне, поэтому его результатом являются типичные задачи расследования, типичные следственные версии и типичные планы их исследования. Следовательно, в отражательном процессе при разработке частных криминалистических методик участвует и второй структурный элемент общего метода расследования – криминалистический анализ следственной ситуации, связанный с абстрактным мышлением следователя.

Третьим структурным элементом общего метода расследования является реализация плана конкретного акта расследования, т.е. практика следователя, в ходе которой он получает дополнительную информацию в целях решения задач уголовного судопроизводства. Возникает вопрос, каким образом отражается данный элемент общего метода в частных криминалистических методиках? Представляется, решение этого вопроса напрямую связано с определением периодизации этапов процесса расследования.

К сожалению, до последнего времени в криминалистике не сложилось единообразного мнения по данному вопросу. Вызывает решительное возражение идея отдельных авторов связать окончание начального этапа расследования с моментом предъявления лицу обвинения [139] , так как осуществление комплекса первоначальных следственных и розыскных действий и оперативно-розыскных мероприятий, направленных на решение задачи по раскрытию преступления, не во всех случаях приводит к ее решению. Она может решаться, как это нередко бывает, и на последующем этапе с учетом собранной по делу доказательственной и вспомогательной информации. Точно определить время, когда лицу будет предъявлено обвинение после возбуждения уголовного дела, невозможно; оно по определенной причине может быть предъявлено в течение десяти суток с момента его задержания, а может и через год, если личность преступника не будет установлена.

По этой причине периодизация этапов процесса расследования должна определяться различием содержания комплексов следственных и иных действий, направленных на решение задач расследования. Последующий этап расследования целесообразно открывать описанием типичного перечня и особенностей тактики последующих (за первоначальными) следственных действий [140] независимо от того, решена задача по раскрытию преступления или не решена. Если решена, дается описание комплекса следственных и иных действий, направленных на решение других задач расследования. Если не решена, излагается иной комплекс дальнейших действий следователя с учетом той доказательственной и ориентирующей информации, которая была получена на начальном этапе расследования.

Данная периодизация этапов процесса расследования, отражающая реалии следственной практики, положена в основу структурного деления частных криминалистических методик на два этапа – начальный и последующий.

Непосредственно практика расследования выражается в собирании доказательств путем производства следственных действий, осуществляемых на указанных этапах.

Как видно, общий метод расследования как метод практической деятельности в полном объеме находит отображение в структуре частных криминалистических методик, которая состоит из начального и последующего этапов расследования, для которых характерна единая подструктура: характеристика типов исходной информации, типичные задачи расследования, типичные следственные версии, типовые планы расследования, тактика следственных действий.

Построение частных криминалистических методик в полном соответствии со структурой общего метода расследования преступлений обеспечивает максимальную приближенность их к практической деятельности следователя и, следовательно, практическую полезность.

Что касается сущностного (научного) определения понятия общего метода расследования, то следует отметить, что он несет на себе печать выполнения криминалистической методикой возложенной на нее служебной функции – повышения эффективности расследования преступлений. Отражение общего метода расследования преступлений в структуре частных криминалистических методик делает их наиболее адаптированными к следственной практике и тем самым превращает их в информационный источник повышения эффективности применения общего метода расследования. Задача криминалистической методики заключается в том, чтобы частные методики были эффективными не только по их построению, но и по содержанию.

В середине 60-х гг. XX столетия было введено в научный оборот понятие «криминалистическая характеристика преступления» (Л.А. Сергеев, А.Н. Колесниченко) для обозначения обобщенных данных следственной практики. С тех пор в криминалистической науке стали активно разрабатывать данное понятие как в теоретическом аспекте, так и в прикладном, отводя его практической части важную роль в раскрытии преступлений. В дальнейшем криминалистические характеристики преступлений определенных видов стали неизменно включать в частные методики расследования в качестве первого структурного элемента взамен предмета доказывания.

Пройдет более трех десятков лет, и создатель общей теории криминалистики Р.С. Белкин заявит о том, что криминалистическая характеристика преступления как научная категория не оправдала возлагаемых на нее надежд, изжила себя и из реальности, которой она представлялась в течение нескольких десятилетий, превратилась в криминалистический фантом [141] . Данное утверждение произвело сильное впечатление на отечественных ученых-криминалистов разных поколений и вызвало у многих из них противоположную ответную реакцию. Видные теоретики криминалистики (О.Я. Баев, Е.П. Ищенко, В.Г. Коломацкий, Н.П. Яблоков и др.) сочли необходимым выступить на страницах литературы в защиту данного криминалистического понятия. Однако остаются вопросы, насколько указанное утверждение Р.С. Белкина соответствует действительности и какая причина побудила общепризнанного лидера российской криминалистической науки высказать негативное отношение к указанному теоретическому понятию.

Представляется, что отказ Р.С. Белкина от понятия криминалистической характеристики преступления может быть вызван прежде всего тем, что прикладная часть этого понятия оказалась, по его мнению, смесью уголовно-правовых, криминологических и криминалистических сведений. В монографиях, учебниках, научных статьях по частным методикам расследования криминалистическим элементом существующих характеристик можно считать лишь описание способов совершения и сокрытия преступления и оставляемые ими следы [142] .

К сожалению, данное отношение к существующим криминалистическим характеристикам в значительной степени соответствует действительности. По этой причине они не оправдывают отводимого им назначения и дискредитируют само это понятие.

Об упадке концепции криминалистической характеристики пишут и другие ученые [143] .

Можно констатировать, что в рамках рассматриваемого понятия пока нет удовлетворительного решения многих ключевых вопросов: о сущности криминалистической характеристики и ее соотношении с предметом доказывания и предметом расследования, механизмом преступления и криминалистической классификацией преступлений. Не поддаются положительному решению вопросы о структуре криминалистической характеристики и ее значении в формировании частных криминалистических методик.

Р.С. Белкину, причастному к исследованию понятия криминалистической характеристики преступления, нужно было обладать известным мужеством ученого, чтобы признать факт неприемлемости данной теоретической категории в языке криминалистической науки. Обобщенные данные следственной практики, как показало время, нуждаются в обозначении не этим понятием, которое является призрачным, а другим – адекватным понятием.

В.Ф. Ермолович, специально занимавшийся научным исследованием криминалистической характеристики преступления, абсолютно прав, когда отмечает, что «ошибки и неточности в определении криминалистических понятий далеко не безобидны. Вначале они могут показаться “чисто теоретическими”, далекими от жизни. Лишь позднее обнаруживается нанесенный ими практический вред» [144] .

Ошибочное представление о понятии, сущности, значении данной криминалистической категории привело, в частности, к «изгнанию» из частных методик расследования предмета доказывания и включению в них далеких от совершенства прикладных криминалистических характеристик [145] .

По этой же причине обобщенные данные о механизме преступления, соответствующие предмету криминалистики, стали рассматривать как часть криминалистической характеристики [146] или придавать этим понятиям самостоятельное криминалистическое значение [147] .

Практическое значение обобщенных данных практики, составляющих содержание криминалистических характеристик, никто из авторов не оспаривает. Сомнения вызывают лишь рассуждения о существовании в языке криминалистической науки криминалистической характеристики преступления как научного понятия.

Внимательное изучение работ Р.С. Белкина, в которых он отрицает понятие криминалистической характеристики преступления, и анализ современного состояния его теоретической разработки убеждает нас в необходимости признания факта неприемлемости в языке криминалистики данной научной категории. По существу, этот факт признают и другие авторы. Так, А.Ф. Лубин, специально исследовавший в криминалистическом плане механизм преступной деятельности, пришел к выводу, что закономерности механизма образуют в совокупности криминалистическую характеристику преступной деятельности [148] . О.В. Челышева правильно уточняет, что криминалистическую характеристику составляют «сведения о закономерностях механизма преступления» [149] . О том, что каждый типичный механизм преступления должен иметь свою характеристику, пишут А.М. Кустов [150] и С.А. Назаров [151] .

Не возражая против такого подхода, следует отметить, что для любой науки, в том числе и для криминалистики, является малопродуктивным разобщение достигнутых знаний о ее предмете. Справедливости ради важно напомнить, что уже более двух десятков лет тому назад А.А. Шнайдер обратил внимание на то, что содержание криминалистической характеристики не должно выходить за пределы предмета криминалистики, т.е. должно соответствовать описанию закономерностей механизма преступления [152] . Что касается автора этих строк, то, начиная с 1990 г., он в своих работах придерживался именно такой идеи [153] .

В нашем представлении, структура понятия предмета криминалистики предполагает разработку криминалистических характеристик, выражающих закономерности механизмов преступлений и содержательную сторону их отражения в окружающей среде. Нельзя включать сведения о механизме преступления в криминалистическую характеристику в качестве ее структурного элемента или придавать данным понятиям самостоятельное значение [154] .

В связи с этим О.В. Челышева справедливо отмечает: «Предложение отождествить криминалистическую характеристику конкретных видов и групп преступлений с характеристикой механизма данных преступлений не содержит ничего принципиально нового, оно лишь приводит подход к категории криминалистической характеристики в соответствие с далеко ушедшими вперед общетеоретическими положениями криминалистики» [155] . И действительно, топтание на месте при решении этой проблемы не может привести к позитивным сдвигам в науке.

По-другому обстоит дело, когда авторы пытаются определить и описать структурные элементы механизма преступления данного вида и, следовательно, его криминалистической характеристики. О.В. Челышева при решении этого вопроса приходит к выводу: «Значит, элементами характеристики может быть не что иное, как элементы преступления» [156] . Но какие элементы преступления она имеет в виду, остается не ясно. Ведь под элементами преступления можно понимать совокупности сведений, из которых одни образуют уголовно-правовую характеристику преступления, другие – криминалистическую.

В данном случае автор сама допускает ошибку, за которую пытается критиковать Р.С. Белкина, когда он якобы назвал способ совершения преступления криминалистическим элементом [157] .

Представляется, что новые возможности в криминалистическом анализе механизма преступления заложены в выдвинутом В.Я. Колдиным около двадцати лет тому назад положении о том, что в структуру информационно-познавательной деятельности по расследованию преступлений должны быть включены, в частности, «уголовно-релевантные (т.е. содержащие информацию о предмете уголовного расследования) события, процессы, факты; механизм их отражения в окружающей среде» [158] .

Далее автор этого положения поясняет, что «сами уголовно-релевантные события, процессы и факты исследуются как предмет познания. Механизм отражения этих событий и процессов в окружающей среде исследуется как канал информации, обусловливающий формирование сведений об исследуемых процессах» [159] .

Конструктивность этого положения видится прежде всего в том, что оно направлено на установление причинных связей между структурой механизма преступления, результатами его отражения в виде типичных комплексов следов, типичными доказательственными фактами как средством доказывания и частным предметом доказывания. При установлении причинных связей между указанными объектами науки криминалистическая характеристика механизма преступления определенного вида должна содержать обобщенные сведения относительно всех без исключения уголовно-релевантных обстоятельств, которые, с одной стороны, участвуют в акте отражения механизма конкретного вида преступления прямо или опосредованно, а с другой – подлежат доказыванию при расследовании сходных преступлений.

При исследовании причинных связей между структурными элементами механизма преступления определенного вида важно исходить из устоявшегося в криминологии понятия механизма преступного поведения, под которым понимается «связь и взаимодействие внешних факторов объективной действительности и внутренних, психических процессов и состояний, детерминирующих решение совершить преступление, направляющих и контролирующих его исполнение» [160] . Данное определение можно взять за основу при решении рассматриваемой криминалистической проблемы.

Исходя из понимания механизма преступления как сложной динамической системы, целесообразно выделить в структуре этого понятия три основных причинно-следственных звена, согласующихся с этапами подготовки, совершения и сокрытия умышленного преступления.

Первым структурным элементом механизма преступления являются причинно-обусловленные действия, орудия и средства по приготовлению к преступлению как проявление волевого акта индивида. В акте отражения они действуют непосредственно как причина по отношению к результатам отражения (следствию). При этом содержание и направленность действий по приготовлению к преступлению определяются как внешними (объективными) факторами, так и взаимодействующими с ними субъективными факторами. В приведенной причинно-следственной цепочке способ подготовки к преступлению выступает в качестве причины по отношению к результату его отражения в окружающей среде и одновременно следствием по отношению к процессу взаимодействия субъективных и объективных факторов.

В данных причинно-следственных звеньях существуют однозначно-динамические (жесткие) связи, присущие единичному преступлению. Вероятностно-статистические связи в отличие от жестких связей подчиняются закономерностям, которые относятся уже к множеству сходных явлений, процессов, фактов и проявляют себя в них как средняя многочисленных случайных отклонений.

Вторая причинно-следственная цепочка в структуре механизма преступления отражается в способе достижения преступного результата и следах его применения. Первое звено этой причинной цепочки характеризуется сложным взаимодействием факторов личностного и объективного характера, определяющим развитие механизма преступления. В этом звене взаимодействие личностных свойств и качеств субъекта и сложившейся объективной ситуации в момент совершения преступления ведет к корректировке и непосредственному применению преступником ранее выбранного способа действий, включая орудия и средства совершения преступления.

Второе звено этой же причинной цепочки выражает причинно-следственную связь между результатами отражения способа действий преступника и обстановкой совершения преступления, с одной стороны, и примененным субъектом способом – с другой. В данную причинную связь включаются также действия преступника по сокрытию преступления и результаты отражения этих действий в окружающей среде, но с обязательным условием, что система действий преступника во времени и в пространстве объединяется единым преступным замыслом.

Третью причинную цепочку в развитии механизма преступления составляют способ его сокрытия и информационная сторона преступления в виде следов-отражений. Данная причинная связь выделяется при условии: в структуру способа совершения преступления не включается способ его сокрытия в связи с отсутствием единого преступного замысла, охватывающего собой обе эти стадии преступной деятельности, и наличия разрыва во времени их осуществления.

В данной причинной цепочке первое причинно-следственное звено характеризуется отношениями, существующими между взаимодействующими объективными и субъективными факторами и способом сокрытия преступления. Второе звено относится к отношениям между способом сокрытия преступления и признаками его применения.

Изложенное выше подводит к следующим выводам:

1) механизм единичного преступления включает в себя три причинно-следственные цепочки, относящиеся к трем стадиям преступной деятельности – подготовке, совершению и сокрытию умышленного преступления;

2) каждая причинно-следственная цепочка состоит из двух звеньев: первое характеризует связь между системой детерминирующих факторов и способом действий (бездействия) преступника; второе – зависимость между комплексом следов, с одной стороны, и способом действий (бездействия) преступника и обстановкой, в которой он применялся, – с другой.

Сведения об указанных элементах механизма преступления и причинно-следственных связях между ними с точки зрения накопления и обобщения эмпирических данных о механизмах преступления определенного вида следует рассматривать в качестве «единицы» криминалистически значимой информации. В статистической же совокупности разнообразных механизмов сходных преступлений проявляются его закономерности, имеющие причинное объяснение, которые не сводятся к причинно-следственным связям единичных преступлений. В механизме единичного преступления причинно-следственные связи носят индивидуальный характер, а в массе сходных преступлений причинные зависимости приобретают количественную устойчивость. Закономерности механизма сходных преступлений и единичного преступления несут в себе криминалистические знания, лежащие на разных уровнях, так как в статистике знание о совокупности не есть одновременно знание об индивидуальном явлении, входящем в нее. Закономерности механизма сходных преступлений, выражающие общие причины и общие следствия, проявляются в механизме единичного преступления, но не во всех деталях и не с полной достоверностью, а с определенной степенью вероятности. Закономерности механизма аналогичных преступлений не заменяют закономерностей, проявляющихся в единичном преступлении, на их основе только строятся версии о наличии фактов, группы фактов и причинных связях между ними, объясняющих событие в целом или отдельные связанные с ним обстоятельства.

Схематически связи и отношения, возникающие внутри механизма преступления, можно представить в следующем виде.

Указанные связи и отношения между элементами механизма преступления в массе аналогичных явлений подчиняются закономерностям: 1) формирования и реализации способов подготовки, совершения и сокрытия преступления; 2) возникновения и развития связей и отношений между другими уголовно-релевантными обстоятельствами: субъектом преступления, его действиями и обстановкой и др.; 3) формирования поведения и действий субъекта преступного посягательства, а также лиц, оказавшихся случайными участниками события до, во время и после совершения преступления [161] .

Как видно из изложенного, отражательной способностью обладают как элементы преступления, которые имеют уголовно-правовое значение и образуют предмет доказывания, так и другие явления (события), которые предшествуют преступлению, сопутствуют ему и следуют за ним. Результаты отражения и уголовно-релевантных элементов преступления, и связанных с ним явлений есть информация об обстоятельствах, от которых зависит правильное разрешение уголовного дела по существу. После надлежащей процессуальной процедуры данная информация составляет содержание доказательств. Эти рассуждения подводят к выводу о том, что обобщенные данные о механизме преступления определенного вида, составляющие содержание его закономерностей, играют в криминалистической методике двоякую роль: на основе общих причин и общих следствий как научно-эмпирических фактов представляется возможность разработать не только типичные следственные версии, но и типичные перечни доказательственных фактов – процессуальное средство установления обстоятельств, образующих соответствующий частный предмет доказывания.

Подчеркивая обоснованность утверждения Р.С. Белкина об отсутствии понятия криминалистической характеристики преступления как научной категории, следует определить, какие понятия выражают информация о механизме единичного преступления и информация о механизмах массы сходных преступлений. Очевидно, информация первого порядка выражает понятие механизма преступления на уровне единичного явления, а информация второго порядка – закономерности механизма преступления определенного вида на уровне репрезентативной совокупности аналогичных явлений и их содержание. Что же касается применяемого ныне некорректного термина «криминалистическая характеристика преступления», под которой понимается описание его характерных, отличительных черт, то его употребление должно связываться только с обобщенными данными о механизме преступления определенного вида как научного понятия, являющегося частью предмета криминалистической науки. При этом данное понятие должно включать в себя представление как о закономерностях механизма преступления, так и об их содержательной части.Представляется, что в предмет криминалистики входит описание не только закономерностей механизма преступления, но и их содержания. Такой же подход следует распространить и на другие группы закономерностей, включаемых в предмет этой науки.Исходя из вышеизложенного, следует констатировать, что разработка криминалистической характеристики механизма преступления в научном и прикладном аспектах неразрывно связана с объяснением смысла и значения данного термина.Сперва на протяжении нескольких десятков лет криминалисты оперировали термином «криминалистическая характеристика преступления». Когда стал очевиден тот факт, что криминалистическая характеристика не оправдывает возлагаемые на нее надежды, взамен этого термина был предложен новый термин – «криминалистическая характеристика механизма преступления».Мою статью «Криминалистическое понятие, ставшее неприемлемым», опубликованную в журнале «Вестник криминалистики» (Вып. 3 (19). – М.: Спарк, 2006. С. 43 – 49), ответственный редактор А.Г. Филиппов сопроводил «Заметками на полях» критического содержания (Там же. С. 62, 63). В связи с этим хотелось бы пояснить некоторые положении, сформулированные в указанной статье, привести дополнительные аргументы в защиту своей позиции.Как известно, используемые в науке термины должны однозначно выражать понятия в их теоретическом и прикладном аспектах, т.е. введенные в научный оборот термины должны заменять подразумеваемое содержание точным смыслом. Применявшийся ранее термин «криминалистическая характеристика преступления» по мере развития теории уже не удовлетворяет полностью возрастающие потребности количественного и качественного повышения эффективности процесса накопления, обработки и передачи информации о преступлении, имеющей криминалистическое значение.Следует также иметь в виду, что существование любого термина и обозначаемого им понятия не должно быть изолированным от понятия предмета криминалистической науки, от общего предмета изучения. Только в этом случае термин и понятие приобретают свой смысл и значение.Происходящий в науке процесс уточнения указанного выше термина является необходимым, так как он отражает развитие соответствующей теории. Этот процесс, как мы видим, протекает в обстановке творческой дискуссии. Происходит определенная дифференциация данного термина по признаку его подчиненности термину, выражающему понятие предмета криминалистической науки, в определении которого имеется указание на изучаемые этой наукой закономерности механизма преступления. Поэтому новый термин «криминалистическая характеристика механизма преступления» правильнее и полнее выражает обозначаемое им понятие и содержание его прикладной части – обобщенных данных криминальной практики.Кроме того, процесс уточнения термина «криминалистическая характеристика преступления» связан с рассмотрением его коммуникативных связей с терминами уголовно-правовой науки. Известно, что понятие «преступление» – категория прежде всего уголовно-правовая. Определяя преступность какого-либо деяния, законодатель руководствуется именно данным понятием, под которым понимается виновно совершенное общественно опасное деяние (действия или бездействие), запрещенное уголовным кодексом под угрозой наказания. Указанные признаки характеризуют преступление со стороны его внешних связей с другими социальными явлениями. С внутренней же стороны преступление характеризуется составом преступления. Состав показывает, из чего состоит преступление. «Благодаря составу преступления существует возможность не только описать преступление в законе, но и воспринимать совершенное деяние в качестве преступления» [162] . То есть понятия «преступление» и «состав преступления» находятся в определенном соотношении. Но в отношении какого из этих терминов разрабатывается наукой уголовного права уголовно-правовая характеристика? Очевидно, что в отношении состава преступления, который является сущностью преступления, ее ядром [163] .Данное представление в уголовно-правовой науке о соотношении понятия преступления и понятия его состава позволяет сделать по крайней мере два важных вывода. Во-первых, с научной точки зрения совершенно необоснованно наряду с уголовно-правовым понятием «преступление» формулировать еще и криминалистическое понятие этого социального явления. А значит, нет оснований употреблять термин «криминалистическая характеристика преступления». Во-вторых, следует разрабатывать криминалистическую характеристику только того, из чего состоит преступление как явление действительности. В уголовно-правовом отношении преступление состоит из его состава: объекта, субъекта, объективной и субъективной стороны. А в криминалистическом смысле преступление образует его механизм, т.е. элементы, участвующие в акте отражения, взятые в их связи и обусловленности. Следовательно, обобщенные данные о механизме преступления определенного вида нужно именовать термином «криминалистическая характеристика механизма преступления», т.е. преступления, указанного в Особенной части уголовного кодекса. Представляется некорректным и термин «закономерности механизма преступной деятельности », предлагаемый вместо термина «криминалистическая характеристика преступления». Употребление в данном термине слов « преступная деятельность » не дает четких представлений о совокупности свойств указанного объекта, характеризуемого в криминалистическом его аспекте. Следует вести речь не о преступной деятельности вообще, а о преступлении конкретного вида или конкретной его разновидности. Что же касается сочетания слов «закономерности механизма», то они выражают содержание криминалистической характеристики. Можно определить словосочетания «криминалистическая характеристика механизма преступления» и «закономерности механизма преступления» как термины, выражающие одно и то же понятие. В принципе это же понятие выражают и термины «типовая криминалистическая модель преступления», «типовой механизм преступления». Но следует иметь в виду: не может быть информационной модели преступной деятельности . Речь может идти об информационной модели механизма преступления . Причем – преступления не как единичного явления, а как определенного вида преступления, предусмотренного уголовным законом. Иногда в литературе пишут о соотношении криминалистической характеристики и механизма преступления как о конкурирующих между собой [164] или как о совпадающих криминалистических понятиях [165] . На самом деле эти понятия разнопланового характера, они не совпадают, хотя и связаны между собой. Понятие «механизм преступления» отражает преступление на уровне единичного явления, а понятие «криминалистическая характеристика» относится к массе преступлений одного вида или его разновидности. Сведения о механизме единичного преступления являются единицей информации по отношению к криминалистической характеристике механизма сходных с ним преступлений.Другой вопрос, имеющий важное теоретическое и практическое значение, связан с осознанием возможностей применения криминалистических характеристик при разработке частных методик расследования.Следует признать, что возможности современных криминалистических характеристик в указанном выше смысле весьма ограничены. Это связано, в частности, с тем, что криминалистическая характеристика, «разработанная без учета специфических особенностей конкретного, достаточно узкого региона, – пишет А.Г. Филиппов, – имеет лишь ориентировочное значение. Кроме того, применительно даже к одному региону эти особенности очень быстро изменяются в связи с изменением в экономике, законодательстве, политике и т.д.; появляются новые виды преступлений, новые способы их совершения и сокрытия, изменяется контингент преступников. Следовательно, – делает вывод автор, – типовые криминалистические характеристики должны быть строго конкретными не только по месту, но и по времени: уже через год-два они могут оказаться устаревшими» [166] . Видимо, в этом заключается одна из причин того, что криминалистические характеристики, разрабатываемые в рамках диссертационных исследований на основе результатов обобщения материалов, в лучшем случае, нескольких сотен архивных уголовных дел, без учета их региональности, мало полезны для практики. На их базе невозможно кардинально улучшить уже существующие частные криминалистические методики или разработать новые. Содержащиеся в них рекомендации излагаются без достаточного научно-эмпирического обоснования.Есть ли выход из сложившегося положения? Думается, есть. На мой взгляд, дальнейшее развитие научных представлений о понятии криминалистической характеристики механизма преступления возможно при реализации принципа наличия всей совокупности обобщенной информации о сходных преступлениях. Систематизированное и полное накопление эмпирического материала создает возможность построить при разработке криминалистических характеристик систему общих причинно-следственных связей, в принципе верно отражающих сущность криминальной практики. Представляется, что решение этой задачи возможно в рамках криминалистической регистрации преступлений и лиц, их совершивших, осуществляемой информационными центрами органов внутренних дел.Необходимость в глубоких аналитических исследованиях криминальной практики в целях разработки научно обоснованных криминалистических характеристик назрела давно. Но для проведения этой масштабной и трудоемкой работы требуются и совершенная теория криминалистической характеристики, включающая в себя представления о методах исследования и обобщения криминальной практики, и подготовка специалистов, способных применять эти методы и обеспечивать получение того, что практически нужно пользователям для разработки частных методик и для раскрытия преступлений, и финансовое и материальное обеспечение. Если же продолжать довольствоваться ущербными по своей сути криминалистическими характеристиками, которые излагаются в современных учебниках, учебных пособиях по криминалистике, и незаслуженно воспевать их практическую значимость, то это и впредь не будет служить борьбе с преступностью.Следует также отметить, что прикладные разработки в виде конгломератов уголовно-правовых, криминологических и частично криминалистических сведений незаслуженно прочно обосновались в частных методиках в качестве первого структурного элемента. При этом им придается дидактическое значение.Знание подлинно научных криминалистических характеристик действительно необходимо обучающемуся и практическому работнику. Но какое диалектическое значение могут иметь сведения, не относящиеся к криминалистическим знаниям, и каким образом они могут раскрыть криминалистическую сущность преступления определенного вида при изложении их в сжатом виде на одной или двух страницах текста? Создание видимости благополучия в тандеме криминалистической методики и практики борьбы с преступностью не способствует развитию криминалистической науки и выполнению ею своей служебной функции.Парадоксальность сложившегося положения заключается, в частности, и в том, что при разработке частных методик их структура и содержание зачастую определяются на основе дискуссионных, не прошедших проверки практикой положений, выдвигаемых авторитетными учеными-криминалистами. Именно так случилось, например, после выхода в свет известной журнальной статьи «Модное увлечение или новое слово в науке?», в которой говорится о поглощении криминалистической характеристикой предмета доказывания. Несмотря на дискуссионный характер этого положения, разработчики частных методик расследования с завидной легкостью стали включать криминалистическую характеристику в структуру методик вместо предмета доказывания. Чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с учебниками по криминалистике, изданными после публикации указанной статьи.Думается, вряд ли найдется криминалист, которые станет отрицать дидактическую полезность криминалистической характеристики при подготовке юристов уголовно-правовой специализации. Но не лучше ли будет в дидактических целях изложить в частных методиках одновременно с комплексами рекомендаций и их научно-эмпирические обоснования, чтобы было видно, например, на каком основании построена система типичных следственных версий или приведены перечни доказательственных фактов. «Голое» изложение криминалистической характеристики, без ее увязки с типичными следственными версиями и доказательственными фактами, не раскрывает ее истинного предназначения.

Следует обратить внимание и на то обстоятельство, что в теории методики расследования почему-то однобоко показывается роль криминалистической характеристики при формировании частных методик. Ведь на ее основе можно разрабатывать не только типичные следственные версии, но и типичные доказательственные факты. Данное утверждение подтверждается, в частности, тем, что криминалистическая характеристика включает в свое содержание обобщенные данные о способах подготовки, совершения и сокрытия умышленных преступлений и следах их применения, т.е. о фактах. Сведения о фактах, полученные в процессе расследования процессуальным путем, приобретают статус доказательственных фактов. Отсюда следует вывод: зная типичную следовую картину как следствие применения типичного способа совершения преступления, сведения о которой содержатся в криминалистической характеристике данного вида преступлений, можно и нужно определить перечни доказательственных фактов, которые служат целью производства соответствующих следственных действий при расследовании по уголовному делу.

Изложение в типовой методике расследования частного предмета доказывания (обстоятельств, подлежащих доказыванию в конечном счете) и типичных доказательственных фактов позволяет получить целостное представление о частном предмете расследования. Предложение авторов использовать вместо понятия «предмет расследования» понятие «обстоятельства, подлежащие установлению» размывает границы между обстоятельствами, имеющими уголовно-правовое значение, и доказательственными фактами – средством доказывания этих обстоятельств. Кроме того, использование понятия «обстоятельства, подлежащие установлению» приводит к смешению обстоятельств, подлежащих доказыванию, с доказательственными фактами, так как первое и второе именуется обстоятельствами, подлежащими установлению. А.В. Шмонин, проводя ревизию общих положений криминалистической методики с целью их совершенствования, пришел по этому вопросу к ошибочному выводу: «Поскольку понятия “обстоятельства” и “факты” соотносятся как общее и целое, нет необходимости, называя обстоятельства, упоминать и о фактах, так как они охватываются обстоятельствами» [167] .

Данное разъяснение по вопросу о смысле и значении термина «криминалистическая характеристика механизма преступления», возможно, в какой-то степени развеет сомнения в его научной целесообразности.

Как видно из вышеизложенного, правильное определение структуры и содержания частного предмета доказывания при расследовании сходных преступлений имеет важное значение для установления характера исследуемого события и связанных с ним отдельных обстоятельств, определения задач, направлений и средств расследования. Однако остается проблемным вопрос, имеются ли основания для включения частного предмета доказывания в структуру частных криминалистических методик. Ведь с включением в систему научных положений криминалистической методики понятия криминалистической характеристики механизма преступления практическую его часть стали неизменно включать в частные методики расследования в качестве первого самостоятельного элемента [168] . Это стало возможно в связи с тем, что в криминалистической науке возобладала точка зрения тех ученых, которые высказались за поглощение криминалистической характеристикой предмета доказывания. Будучи поглощенным этим понятием, предмет доказывания утратил свое самостоятельное значение в структуре частных криминалистических методик.

В связи с этим в науке возникла парадоксальная ситуация: разработчики криминалистической характеристики ввиду несовершенства ее теоретической модели и, соответственно, метода собирания эмпирического материала были не в состоянии сформировать ее таким образом, чтобы она включала в себя весь перечень обстоятельств, подлежащих доказыванию по конкретному виду преступления. По этой причине структура частных криминалистических методик, лишившись предмета доказывания – своего основополагающего элемента, – по существу не приобрела ничего взамен. Как отмечалось выше, криминалистические характеристики по содержанию на поверку оказались набором уголовно-правовых, криминологических и некоторых криминалистически значимых сведений, между которыми авторы пытались установить вероятностно-статистические связи. Практическое значение таких криминалистических характеристик сводилось в лучшем случае к разработке в частных методиках расследования типичных следственных версий об ограниченном круге обстоятельств, подлежащих доказыванию. Таким образом, ученые-криминалисты, разрабатывая сложную теоретическую концепцию криминалистической характеристики, выдвинули ошибочные положения о поглощении криминалистической характеристикой предмета доказывания и о ее месте в структуре частной методики расследования.

Именно это обстоятельство сыграло негативную роль в практике создания разработок по методике расследования преступлений. С одной стороны, в частную методику в качестве первого структурного элемента включается криминалистическая характеристика, которая не оправдала своего назначения, с другой – из частных методик исчезает предмет доказывания. Опыт создания теоретических концепций показывает, что любые теоретические новации лишь тогда могут быть включены в научный оборот в качестве факта, когда их истинность будет подтверждена практикой. Только так можно очистить науку от сомнительных теоретических построений, которые порою сильно завладевают умами начинающих исследователей. В данном случае от авторов, предложивших в теоретическом плане решение проблемы криминалистической характеристики, требовалось проверить, действительно ли можно сформировать криминалистическую характеристику, которая включала бы в себя весь перечень обстоятельств, подлежащих доказыванию. Нужно было удостовериться и в истинной роли криминалистической характеристики в структуре частной методики на примере разработки конкретных комплексов научно-практических рекомендаций.

В связи с этим следует безоговорочно согласиться с мнением Р.С. Белкина о необходимости признать, что попытки создать криминалистические характеристики, соответствующие той роли, которая им отводилась, потерпели неудачу, и поддержать обращенный к научной общественности его призыв вернуться при построении частных методик к оправдавшему себя в прошлом перечню обстоятельств, подлежащих доказыванию [169] .

Правильность этого решения подтверждается следующими рассуждениями. Криминалистическая характеристика механизма преступления, оказывая влияние на содержание частной криминалистической методики, сама по себе не может рассматриваться в качестве ее самостоятельного структурного элемента. Как уже отмечалось, роль криминалистической характеристики в формировании частной методики двояка. Во-первых, когда установлены закономерные связи между элементами криминалистической характеристики и когда они выражены в количественных показателях, данные, выражающие эти связи, служат основанием для разработки типичных следственных версий. Во-вторых, криминалистическая характеристика выступает в качестве содержательной основы логического анализа следственных версий на типовом уровне, результатом которого являются представления о типичных следах, их комплексах, объектах-носителях следов и системе доказательственных фактов.

Изложенное выше позволяет заключить, что обобщенные сведения о подготовке, совершении и сокрытии конкретного вида преступления, составляющие содержание криминалистической характеристики, сами по себе не являются частнометодическими рекомендациями, адресованными практике, они могут быть рассмотрены только в качестве научно-эмпирического обоснования этих рекомендаций. В структуре частной методики расследования важно наличие результата использования криминалистической характеристики в акте криминалистического анализа информационного компонента типичных следственных ситуаций. Результатом этого анализа являются типичные следственные версии и типичные перечни доказательственных фактов. В частных методиках расследования вся мыслительная деятельность, связанная с криминалистическим анализом следственной ситуации, формулированием версий, определением первоочередных задач следствия и перечня доказательственных фактов, разработкой разноуровневых тактических комбинаций, осуществляется на типовом уровне.

Таковы мои взгляды по вопросу о роли криминалистической характеристики механизма преступления в построении частных криминалистических методик и ее месте в их структуре. Частному предмету доказывания отводится, таким образом, основополагающее место в типовых методиках расследования, он рассматривается в их структуре в качестве первого самостоятельного элемента.

Отводя данное место в типовых методиках расследования частному предмету доказывания, необходимо определить значение перечня типичных доказательственных фактов – второго структурного элемента предмета расследования – в системе частнометодических звеньев. Но прежде необходимо ответить на вопрос: каким образом определить совокупность доказательственных фактов, которые должны быть установлены в целях правильного разрешения дела? В криминалистическом аспекте отправным моментом при определении перечня обстоятельств, подлежащих установлению по делу, является сложившаяся на данный момент расследования следственная ситуация, та доказательственная и вспомогательная информация о характере исследуемого события, которая находится в распоряжении следователя. При дефиците информации о характере расследуемого события следователь определяет предмет расследования, исходя из общих типичных версий о квалификации содеянного. Так, при обнаружении на проезжей части дороги трупа с признаками насильственной смерти следователь принимает к проверке следственные версии о дорожно-транспортном преступлении, несчастном случае, инсценировке убийства под дорожно-транспортное происшествие и т.д. В целях проверки этих версий проводится осмотр места происшествия, допрос свидетелей-очевидцев, назначаются различные судебные экспертизы, проводятся другие следственные действия. В связи с этим будет правильно включить в предмет расследования уголовно-релевантные обстоятельства, относящиеся к смежным составам преступлений. Уже за счет этого предмет расследования по конкретному уголовному делу приобретает индивидуальность, хотя предмет доказывания во всех случаях по делам данной категории остается неизменным.

Аналогично решается вопрос о предмете расследования при отсутствии информационных оснований для однозначного вывода об отдельных обстоятельствах расследуемого преступления: участниках события, мотиве преступного посягательства, форме вины и др. При таких условиях следователь при определении обстоятельств, подлежащих доказыванию, исходит из частных версий соответственно об участниках события, мотиве преступления, форме вины и т.д. Например, в условиях информационной неопределенности по делам об убийстве проверяются версии о мотиве преступления: убийство совершено из ревности или корыстных побуждений, или мести и т.д. В связи с этим требуется установить доказательственные факты, на основе которых делается окончательный вывод о мотиве убийства. Таким образом, частные следственные версии наряду с общими версиями, обусловленными объемом и характером собранной по делу доказательственной и вспомогательной (ориентирующей) информации, детерминируют криминалистическое содержание предмета расследования по уголовному делу. Ситуационная обусловленность криминалистического содержания предмета расследования тесно связана с другим основанием определения совокупности доказательственных фактов – криминалистической характеристикой механизма аналогичных преступлений. Именно на основе последней осуществляется в ходе расследования криминалистический анализ сложившейся по уголовному делу следственной ситуации (точнее, ее информационного компонента), результатом которого являются общие и частные версии, а затем определяется и перечень доказательственных фактов, подлежащих установлению.

Возвращаясь к спорному вопросу о том, поглощает или не поглощает криминалистическая характеристика частный предмет доказывания, следует дать отрицательный ответ. Как показывает вышеизложенное, в содержание криминалистической характеристики включаются следы, их комплексы и предметы-носители следов, но не доказательственные факты их наличия в окружающей среде и тем более не доказательственные факты, характеризующие их причинно-следственные связи с отдельными обстоятельствами преступного события. И те, и другие факты составляют доказательственную часть предмета расследования и в отличие от следов и их объектов-носителей относятся к области доказывания; следы и их объекты-носители – область противоправной деятельности. В функционально-логическом плане криминалистическая характеристика выполняет через посредство следственных версий роль причины по отношению к перечню доказательственных фактов.

Отталкиваясь от понятий общего и частного предмета доказывания и вышеуказанных представлений о предмете расследования преступлений, авторы разработок по отдельным частным криминалистическим методикам имеют практическую возможность определить на основе криминалистической характеристики механизма преступления доказательственную часть предмета расследования.

В криминалистических характеристиках данные о следах сходных преступлений, их комплексах, характерных местонахождениях и причинно-следственных связях с обстоятельствами преступного события могут быть представлены в обобщенном, типизированном виде. Организационной базой типизации указанных криминалистически значимых объектов являются изучение и обобщение достаточно репрезентативного массива аналогичных уголовных дел, например, о краже, мошенничестве, изнасиловании и т.д. Именно в типизированном виде предмет расследования может быть использован в структуре той или иной частной криминалистической методики. И.Ф. Герасимов, признавая факт существования типовых перечней обстоятельств, подлежащих установлению, писал: «Определение круга обстоятельств, подлежащих установлению и исследованию применительно к категории дел… основывается, с одной стороны, на элементах состава преступления и предмете доказывания, т.е. на законе, а с другой – на сведениях, содержащихся в криминалистической характеристике» [170] .

Отвечая на вопрос, какое место занимает в структуре частных методик типичный перечень доказательственных фактов, можно дать следующий ответ.

С учетом того, что перечень доказательственных фактов по делу определяется на основе результатов логического анализа выдвинутых для проверки следственных версий, в частных методиках типичному перечню доказательственных фактов можно отвести место следом за изложением совокупности типичных следственных версий. Однако этот перечень не может рассматриваться в качестве самостоятельного структурного элемента частных методик. Изложение совокупности типичных следственных версий следует сопровождать описанием типичных доказательственных фактов. «Голое» изложение типичных версий достигает только цели определения направлений расследования. Типичные версии нужно излагать в увязке с типичной совокупностью доказательственных фактов на основе соответствующей криминалистической характеристики.

Говоря о месте предмета расследования в структуре частных методик, следует иметь в виду, что субъект расследования, исходя из типа исходной информации о характере события, выдвигает не одну, а несколько следственных версий. Например, при дефиците информации по делам о кражах товарно-материальных ценностей следователь выдвигает и проверяет версии о краже и о присвоении или растрате имущества, инсценированных под кражу. В связи с этим напрашивается вопрос: нужно ли в таких случаях излагать в частных методиках частные предметы доказывания по количеству общих (о характере события) следственных версий? На этот вопрос следует дать отрицательный ответ. В частной методике излагается только тот предмет доказывания, имя которого соответствует имени частной методики расследования. То есть в методике расследования, например, кражи излагается предмет доказывания по делам о краже, а в методике расследования присвоения или растраты дается описание перечня обстоятельств, которые необходимо доказать по делам о присвоении или растрате.

Неизбежен и другой вопрос: надо ли излагать в частных методиках перечни доказательственных фактов по количеству общих и частных версий, и если надо, то в каком виде? На первую часть этого вопроса следует ответить утвердительно. Однако перечень доказательственных фактов будет определяться особенностями общих версий. В расчете на частный предмет доказывания, имя которого соответствует названию типовой методики, приводится «позитивный» типичный перечень доказательственных фактов. Для приведенного выше примера именно этот перечень является средством установления обстоятельств, образующих предмет доказывания по делам о кражах. Применительно к другим общим версиям этот перечень доказательственных фактов носит, условно говоря, «негативный» характер. В расчете на следственную версию о присвоении или растрате, инсценированных под кражу, излагается перечень доказательственных фактов, указывающих на инсценировку. По-другому решается этот вопрос, если речь идет о частных методиках расследования присвоения или растраты. В таких методиках излагаются в позитивном плане соответствующие перечни доказательственных фактов.

Такой подход к решению указанного вопроса кажется вполне логичным и отвечает требованиям практики. Так, при получении сообщения о краже следователь осуществляет осмотр места происшествия, в ходе которого проверяет обе указанные выше версии. В случае обнаружения признаков инсценировки иного события под кражу субъект расследования в дальнейшем пользуется частными методиками расследования присвоения или растраты. При отсутствии таковых признаков и при наличии признаков кражи следователь, естественно, пользуется методикой расследования краж.

Говоря о структуре частных криминалистических методик, следует иметь в виду и то обстоятельство, что при разработке различных типичных тактических комбинаций следственные и иные действия могут повторяться. Это создает трудности технологического характера при их изложении в практических разработках по методике расследования преступлений, делает последние громоздкими. Авторы практических пособий и учебников по криминалистике во избежание данного недостатка вынуждены выделить в структуре частной методики раздел об особенностях планирования расследования, в котором излагаются состав и последовательность следственных и иных действий и факторы, влияющие на их изменение. То же самое делается при описании простых тактических комбинаций, осуществляемых в рамках отдельных следственных действий. По этой причине представляется правильным предложение выделить в частной методике в качестве структурных элементов исходные типичные следственные ситуации и особенности планирования первоначальных и затем последующих следственных и иных действий, а также особенности тактики их осуществления. Причем в разделе «особенности планирования расследования» на начальном и последующем его этапах излагаются цели и задачи расследования, а также сложные тактические комбинации (типовые программы расследования). А в раздел «тактика отдельных следственных действий» при изложении тактики конкретного следственного действия включается определенная часть типичного перечня доказательственных фактов. Тактика отдельных оперативно-розыскных мероприятий не излагается, приводится только их перечень с указанием вопросов, которые могут быть решены их проведением в сочетании со следственными и розыскными действиями.

Иное решение этого вопроса возможно при использовании ПЭВМ в разработке типовых планов расследования. Об этом пойдет речь ниже.

С вопросом о структуре частной методики связана проблема оснований построения и систематизации тактических комбинаций в рамках отдельных этапов расследования и следственных действий. В существующих частных криминалистических методиках говорится преимущественно о процессуальной процедуре и общих положениях тактики производства следственных действий без учета их особенностей, связанных с расследованием конкретной категории преступлений. Изменение этого положения является неотложной задачей научной разработки частных методик.

Для решения этой проблемы необходимы следующие предпосылки: 1) разработка учения о криминалистической характеристике деятельности по раскрытию и расследованию преступлений; 2) определение объектов типизации эмпирических данных, относящихся к данной области; 3) совершенствование учения о тактической комбинации; 4) накопление эмпирического материала и его обобщение в плане выявления особенностей тактики следователя, характерных для конкретных категорий уголовных дел.

Вопрос разработки тактических комбинаций в частных криминалистических методиках ученые справедливо связывают с повышением эффективности расследования преступлений. Отдельные аспекты этой проблемы уже рассмотрены [171] . Ей посвящен межвузовский сборник научных трудов [172] . Однако работа в этом направлении еще далека от завершения. Это побуждает автора настоящего пособия обобщить накопленные в этом плане теоретические знания и сделать на этот счет ряд предложений.

Обычно под тактической комбинацией (по терминологии отдельных ученых – тактической операцией) понимается комплекс следственных и иных действий, согласованно осуществляемых следователем и органами дознания и объединенных решением конкретной важной промежуточной задачи расследования. При этом называются следующие основные признаки тактической комбинации: 1) сочетание следственных, розыскных и других процессуальных действий, организационных и обеспечивающих мероприятий, оперативно-розыскных мер, обусловленное единой целью, носящей промежуточный характер; 2) объединение одной целью действий следователя, работников органов дознания, специалистов, экспертов, представителей общественности при сохранении за следователем руководящей роли в осуществлении тактической комбинации. На этом основании в структуре тактической комбинации обычно различают следующие элементы: а) тактическая цель и тактические задачи; б) сочетание следственных и иных действий; в) субъекты реализации тактической комбинации согласно отведенной им роли; г) время и место осуществления ими действий в рамках тактической комбинации [173] .

Такой подход к определению понятия и структуры тактической комбинации не вызывает принципиальных возражений. Однако остается невыясненным вопрос: что считать основанием разработки и систематизации типичных тактических комбинаций в частных методиках? В связи с этим заслуживают внимания следующие идеи:

1) тактическая комбинация испытывает на себе влияние уголовно-процессуальных и криминалистических задач расследования, криминалистической характеристики механизма преступлений и следственной ситуации [174] ;

2) в основе разработки тактических комбинаций лежат некоторые идеи декомпозиционного планирования, связанные с расчленением основной задачи на несколько взаимосвязанных подзадач и использованием криминалистической характеристики с учетом следственной ситуации и этапа расследования [175] ;

3) основаниями группировки розыскных тактических комбинаций являются:

состав участников розыска: а) следователь (группа следователей); б) следователь и оперативный работник органа внутренних дел; в) оперативный работник;

время реализации тактической комбинации: а) в период расследования после получения сведений о том, что преступник скрылся; б) после приостановления производства по делу в связи с неустановлением местонахождения преступника;

средства осуществления тактической комбинации: а) с помощью процессуальных средств; б) с помощью следственных, оперативно-розыскных и иных мероприятий; в) с помощью только оперативно-розыскных мероприятий;

масштаб осуществления розыска: а) в наиболее вероятных местах нахождения преступника; б) во всех местах, в том числе в местах маловероятного появления преступника.

Вариантность тактических комбинаций определяется следующими факторами: а) возможностями, которыми располагает разыскиваемый (наличие документов, денег, родственных связей и т.д.); б) следственной ситуацией: временем, прошедшим с момента уклонения преступника от следствия до начала его розыска; характером и объемом информации о преступнике и обстоятельствах его уклонения от следствия; в) наличием возможности объединения наличных сил и средств в целях осуществления розыска преступника (использование бригадного метода розыска, помощи органов дознания, возможностей общественности, печати, радио, телевидения); г) знаниями следователем уловок, наиболее часто применяемых преступниками, наличием у следователя достаточного профессионального опыта по проведению розыскных тактических комбинаций [176] ;

4) комбинационность действий следователя определяется также с учетом типичных условий расследования (обстоятельств, благоприятствующих расследованию, и негативных факторов) [177] ;

5) «очередность осуществления действий, составляющих данную тактическую комбинацию, может быть разнообразной. Некоторые из них объединяются или осуществляются параллельно» [178] ;

6) «алгоритмы в расследовании и розыске преступников могут быть лишь факультативными средствами познания, дополнительными элементами рациональной организации труда, техники применения знаний, средствами анализа, упорядочения, систематизации материалов, сведений, фактов, обстоятельств, но не самим доказыванием. Доказывание (его мыслительная сторона) является исключительно творческим процессом» [179] ;

7) различные совокупности следственных и иных действий, осуществляемых в определенной последовательности в зависимости от следственной ситуации по делам о хищениях, следует отнести к тактическим комбинациям по оказанию психологического воздействия на лиц, препятствующих установлению истины [180] .

Указанные положения не содержат единых критериев разработки и построения систем тактических комбинаций в частных методиках расследования. В связи с этим представляет интерес следующая позиция. Исходную информацию о преступлении нужно типизировать с учетом стадии его развития и способа действий преступника, объем и содержание которой обусловливает своеобразие типичной тактической комбинации. При определении содержания тактической комбинации важно исходить из понимания ее как комплекса следственных, розыскных, организационных и иных мероприятий, проводимых следователем с помощью работников органов дознания, других государственных органов или представителей общественности по единому плану для решения одной или нескольких важных задач в ходе расследования по уголовному делу. При этом необходимо составлять несколько вариантов тактической комбинации на случай возможных изменений обстановки и действий преступников, что позволяет свести к минимуму риск ее срыва.

В тактической комбинации «задержание» выделяются следующие стадии:

1) подготовка к задержанию (к тактической комбинации), включающая:

а) определение задач;

б) составление плана комбинации;

в) ознакомление участников комбинации с планом ее осуществления и местом проведения;

г) проведение подготовительных организационно-технических мероприятий;

д) наблюдение за преступниками в целях выбора момента для задержания;

2) реализация комбинации;

3) фиксация хода и результатов задержания (тактической комбинации) [181] .

В указанных положениях обнаруживается стремление расширить научно-эмпирическую базу разработки тактических комбинаций за счет криминалистической характеристики деятельности по расследованию преступлений. Наметившаяся тенденция четко прослеживается в следующих взглядах:

общность способов решения задач расследования является предпосылкой для разработки тактических комбинаций;

изучение виктимологических данных возможно в рамках автономной тактической комбинации, основные параметры и границы применения которой определяют следующие факторы: 1) уголовно-правовая характеристика: 2) следственные ситуации; 3) структура изучаемого объекта; 4) комплекс применяемых при расследовании познавательных процедур [182] ;

выделение общих, повторяющихся действий «является основой для разработки алгоритмов, создания схем, которые обеспечивают оптимальные варианты действий для достижения целей в данной профессиональной деятельности» [183] ;

необходимо вести разработку разновариантных способов решения стоящих перед следователем задач и прогнозирование результатов их применения с учетом возможных вариантов поведения противодействующей стороны. В условиях тактического риска выбирается тот вариант способа действий, который является наименее рискованным и достаточно эффективным. В целях оптимизации выбранной программы действий и дальнейшего снижения степени риска важно разработать резервные (подстраховывающие) варианты действий на случай неудачного осуществления основного тактического решения и наступления вредных последствий. Они должны уменьшить или полностью устранить вредные последствия и в конечном счете обеспечить достижение поставленной цели [184] .

Из приведенных выше положений можно сделать вывод: научно-эмпирической базой разработки и систематизации тактических комбинаций в частных методиках расследования являются криминалистические характеристики деятельности по раскрытию и расследованию конкретных категорий преступлений и криминалистические характеристики механизма их совершения. Роль обобщенных данных криминальной практики в разработке частнометодических рекомендаций сводится к определению системы типичных версий и типового перечня доказательственных фактов, т.е. тех элементов, которые относятся к логической структуре принятия тактического решения. Именно эти элементы имеют детерминирующее значение по отношению к содержанию и системе типовых тактических комбинаций. Аналогичную роль выполняют в частных методиках типичные следственные ситуации и криминалистические цели и задачи расследования, составляющие содержание криминалистической характеристики деятельности по расследованию преступлений.

Все указанные выше элементы относятся к структуре процесса разработки типовых тактических комбинаций, в которой каждый из них, находясь по вертикали в причинно-следственной связи, выполняет свою, присущую только ему функциональную роль. Ближайшими структурными звеньями в этом логическом процессе по отношению к тактическим комбинациям, причинно определяющими их содержание и систему, являются тактические цели и тактические задачи. Разнообразие последних обусловлено соответствующим разнообразием предшествующих им логических структурных звеньев, из которых ведущим звеном являются типичные следственные ситуации в рамках конкретного этапа расследования.

При этом следует иметь в виду, что указанные структурные элементы не могут быть бесконечно разнообразными: их количество должно удовлетворять требованию существенного отличия друг от друга тактических комбинаций как по составу, так и по содержанию осуществляемых действий. В противном случае пришлось бы иметь дело с бессистемной их совокупностью, лишенной практического смысла.

При разработке системы тактических комбинаций следует исходить из всех элементов следственной ситуации, выступающих в качестве объектов типизации эмпирических данных, а именно: 1) типа исходных данных, т.е. наличия доказательственной и ориентирующей информации о событии и его участниках, источников доказательств и материалов, в которых они содержатся; 2) наличия возможности массированного применения имеющихся следственных сил и средств; 3) наличия возможности изоляции друг от друга проходящих по делу лиц; 4) наличия условий организационно-технического и материального характера для эффективного применения рекомендаций криминалистики; 5) наличия противодействия следствию со стороны лиц, заинтересованных в исходе дела; 6) наличия возможности взаимодействия следователя с органами дознания, использования специальных знаний и помощи общественности.

Очевидно, не все перечисленные элементы, характеризующие следственную ситуацию, имеют самостоятельное значение для систематизации тактических комбинаций (некоторые из них могут сочетаться с другими), но во всех случаях остаются в этом качестве элементы, обозначенные п. «1», «2», «5» и «6».

В связи с проблемой систематизации тактических комбинаций в криминалистической литературе ставится вопрос: можно ли разработать тактическую комбинацию, рассчитанную на конкретный этап расследования либо даже на все расследование по делу? Однозначного ответа на данный вопрос нет. Допускается возможность разработки тактической комбинации по делу в целом [185] , расширении объема задачи тактической комбинации до общих целей расследования [186] . Если занять эту позицию, то «любой набор следственных действий, состав которых потенциально обеспечивает достижение целей расследования, можно признать тактической операцией. Смысл сочетания действий вуалируется, становятся непонятными критерии, с учетом которых определяется очередность, последовательность выполнения действий тактической операции» [187] . Даже криминалистические комплексы методических рекомендаций, составной частью которых являются тактические операции, не охватывают этапы предварительного следствия, так как они как блоки следственных и иных действий предназначены для проверки конкретных следственных версий [188] .

И действительно, каким образом отдельная тактическая комбинация может охватить все производство по делу или отдельный его этап, если она обусловлена конкретной тактической целью, занимающей в общей системе целей строго определенное место?! Лишь ситуационно обусловленное множество тактических комбинаций может претендовать на такую роль.

«Для группы разнородных задач, имеющих существенные различия в методах решения, разработать единый алгоритм невозможно» [189] . В то же время «нижний» предел алгоритмирования определяется «возможностью дальнейшего деления каждого “шага” (каждой операции) на составные части, на еще более детальные “шаги”» [190] . Строго говоря, непосредственное влияние на содержание и систему тактических комбинаций оказывают не тактические цели, а тактические задачи, так как последние несут в себе представление о цели тактического воздействия и в то же время объединяют в тактическую комбинацию действия, которые необходимо осуществить для достижения этой цели наиболее эффективным образом – с наименьшими трудовыми и временны ми затратами, с заданными количественными и качественными показателями.

Можно утверждать, что установленные уголовно-процессуальным законом общие задачи судопроизводства, представляющие в совокупности цель расследования по делу, являются вершиной пирамиды связанных между собой задач. В частных криминалистических методиках применительно к конкретной типичной следственной ситуации каждая из общих задач расчленяется на отдельные уголовно-процессуальные задачи в соответствии с перечнем обстоятельств, относящихся к предмету доказывания: установление события преступления, его участников и т.д. В свою очередь, в зависимости от объема и содержания доказательственной информации, имеющейся в материалах дела, эти задачи делятся на задачи получения, например, ориентирующей информации и использования ее при собирании доказательств. В основании всей иерархической пирамиды таких задач следствия лежат отдельные задачи исполнения. Причем все задачи в иерархической системе связаны между собой прямыми и обратными связями как по горизонтали, так и по вертикали. Эти задачи – уголовно-процессуальные.

Однако не все задачи, решаемые в процессе расследования, входят в эту систему. Большую группу образуют тактико-криминалистические задачи. Они формулируются при расследовании преступлений, вытекают из конкретных ситуаций, определяются различными неблагоприятными для следствия обстоятельствами. Решение такого рода задач обусловлено, например, необходимостью предупредить возникновение неблагоприятной ситуации либо изменить создавшуюся ситуацию в благоприятную для следствия сторону и таким образом создать выгодные условия для решения уголовно-процессуальных задач. Отдельные тактико-криминалистические задачи нашли законодательное закрепление в нормах Уголовно-процессуального кодекса, и их решение по любому уголовному делу стало обязательным. К таким задачам относятся: собирание информации о лицах, предметах перед предъявлением их для опознания; выяснение взаимоотношений допрашиваемых лиц в начале очной ставки и др.

Большинство же тактико-криминалистических задач, выработанных практикой доказывания, носит рекомендательный характер и решается в соответствии с возникшей следственной ситуацией. Так, если акт документальной ревизии поступил в распоряжение следователя без документов, подтверждающих выводы ревизора о причине недостачи материальных ценностей, подлежит решению следующая тактическая задача: изъятие таких документов до их фальсификации или уничтожения заинтересованными в исходе дела лицами. В ситуации, когда необходимо проверить алиби лица, подозреваемого в совершении преступления, ставится задача: исключение его контактов с лицами, которых он может сделать соучастниками сокрытия истины.

Таким образом, задачи следствия делятся: 1) по источнику возникновения – на уголовно-процессуальные и криминалистические; 2) по логическому признаку и взаимному расположению в иерархической пирамиде – на общие и частные; 3) по признаку правовой регламентации – на правовые и неправовые (криминалистические).

Тактическое решение, как отмечено выше, определяется тактико-криминалистической задачей; оно принимается потому, что в ходе расследования по делу возникают или могут возникнуть обстоятельства, которые затрудняют решение общих уголовно-процессуальных задач. С другой стороны, от решения тактико-криминалистических задач зависит результат решения конкретной уголовно-процессуальной задачи.

Методологической основой классификации задач следствия и решений следователя по указанным выше признакам являются их взаимосвязь и взаимоподчиненность в иерархической системе. Логической основой классификации по этим признакам является членение общих задач и общих решений на частные. По такому принципу членения различаются общие задачи и общие решения, тактико-криминалистические задачи и тактические решения следователя. Взаимосвязь и взаимообусловленность признаков классификации задач и решений предопределяют ее системный характер.

Наши современники, ученые-криминалисты, дают оценку существующим частным методикам расследования преступлений и тем научным положениям, на основе которых они формируются. При этом констатируется состояние упадка криминалистической методики как синтезирующего раздела криминалистики [191] . Выход из этого положения им видится в разработке так называемых базовых методик расследования преступлений, объединенных в одну группу или даже в один род. Так, М.В. Субботина утверждает, что «невозможно знать все методики расследования отдельных видов (не говоря уже о подвидах) преступлений», поэтому «базовые методики расследования преступлений позволят существенно упростить работу следователей и дознавателей при наличии дефицита информации о совершенном преступлении» [192] .

В связи с этим ставится вопрос об определении структуры базовых методик. М.В. Субботина считает, что базовые методики должны включать: 1) теоретическое обоснование формирования конкретной базовой методики; 2) базовую криминалистическую характеристику преступлений; 3) рекомендации по раскрытию и расследованию данного рода преступлений на всех этапах: первоначальном, последующем и заключительном, с использованием ситуационного подхода на каждом этапе [193] .

По мнению С.Ю. Косарева, структура «групповых» (или базовых) методик состоит из: 1) вопросов теории и современного состояния борьбы с рассматриваемыми преступлениями; 2) криминалистической характеристики данной группы преступлений с описанием особенностей предмета расследования при расследовании преступлений этой группы; 3) вопросов организации и планирования расследования и др. [194] .

Придавая криминалистической методике, по выражению А.С. Шаталова, свойства «массовости, детерминированности и результативности» [195] , упомянутые авторы надеются на успешное решение ее проблем.

Но возможно ли, следуя данным путем, придать новый импульс развитию криминалистической методики и повысить уровень «вооруженности» следователя научно-практическими рекомендациями по раскрытию и расследованию преступлений? По моему мнению, на этот вопрос не следует торопиться давать положительный ответ.

Начнем с исследования вопроса о практическом значении базовой криминалистической характеристики преступлений, включаемой авторами в базовую методику расследования на правах самостоятельного структурного элемента, и зададимся вопросом, действительно ли она имеет практический выход по сравнению с криминалистической характеристикой механизма преступления конкретного вида. Ответ на этот вопрос может быть следующим: чем выше степень общности криминалистически значимых сведений о механизме преступлений, тем менее «практична» соответствующая криминалистическая характеристика и, следовательно, базовая методика расследования. Если на основе криминалистической характеристики механизма конкретного вида преступления при формировании традиционных частных криминалистических методик разрабатываются типичные следственные версии и типичные доказательственные факты, подлежащие установлению при производстве типичных следственных действий [196] , то трудно себе представить, что можно разработать полезного для практики на основе базовой криминалистической характеристики, в которой отсутствует криминалистическое описание механизмов конкретных видов преступлений, составляющих их группу или род. А при наличии такового можно говорить только о сумме видовых криминалистических характеристик, которые, как известно, используются напрямую при расследовании соответствующих сходных преступлений, а также при разработке традиционных частных криминалистических методик.

Казалось бы, дальнейший шаг на пути придания практической полезности криминалистическим характеристикам будет связан с криминалистической классификацией преступлений и прежде всего с их делением по способу совершения. Разумеется, криминалистическая характеристика, например, убийств, объединенных в группу преступлений, будет носить неконкретный характер по сравнению с криминалистической характеристикой убийства матерью новорожденного ребенка. Такое же качество приобретает базовая криминалистическая характеристика всех видов хищения чужого имущества по сравнению с криминалистической характеристикой, например, краж. Переход к разработке криминалистических характеристик в соответствии с делением преступлений не по видам, а по способам их совершения связан с повышением степени их конкретности. Так, криминалистическая характеристика квартирных краж по сравнению с криминалистической характеристикой всех разновидностей краж (в том числе карманных, у следующих поездом пассажиров и т.д.) более конкретна и практична.

М.В. Субботина, излагая дополнительные доводы в защиту выдвинутой ею концепции базовой методики, ссылается на одну из нескольких логических цепочек, сформированных по результатам изучения базовой криминалистической характеристики хищений чужого имущества, которая сводится к следующему: «Применение насилия при совершении хищения чужого имущества с использованием различных орудий → в вечернее время (68,75%) в помещении (62,5%) → в отношении неопределенных потерпевших (88,9%), которые не могут оказать сопротивление (64,3%: дети – 28,8%, женщины – 71,2%) → группой лиц (98,15%), чаще всего бандой – 54,5%, состоящей только из взрослых (45,8%), мужчин (75%), ранее судимых за аналогичные преступления (81,25%) → похищают чаще всего деньги (54%)» [197] .

Как нетрудно заметить, данные результаты базовой криминалистической характеристики в силу их высокой степени общности имеют весьма ограниченное практическое значение для раскрытия грабежей, разбоев по сравнению с видовыми криминалистическими характеристиками. А к раскрытию краж они вообще не имеют никакого отношения, так как кражи совершаются, как известно, тайно для собственника имущества и окружающих лиц.

В связи с этим возникает вопрос: что же мы выигрываем, разрабатывая базовые криминалистические характеристики, которые по уровню конкретизации существенно уступают видовым криминалистическим характеристикам? Ровным счетом ничего.

Приведенный М.В. Субботиной довод о том, что основная причина низкой эффективности криминалистической методики «заключается именно в неоправданно большом количестве частнометодических рекомендаций по расследованию преступлений» [198] , не выдерживает критики, как не может выдержать критики и следующее ее утверждение: «Тщательное изучение пусть и чрезвычайно важных, с точки зрения науки и практики, но все-таки частных методик расследования отдельных видов преступлений предполагает узкую специализацию ученого-криминалиста, не соответствующую специализации следователя» [199] . Надуманность данного аргумента совершенно очевидна. Представляется, что именно разработка базовых методик расследования ведет к дискредитации криминалистической методики, снижению ее качественного состояния. И не только из-за базовых криминалистических характеристик. Не выше по своей практической значимости и общие рекомендации по раскрытию и расследованию группы (рода) преступлений, которые оказываются малоэффективными особенно в тех случаях, когда расследуемое событие и связанные с ним обстоятельства не укладываются в «прокрустово ложе» количественных показателей базовой криминалистической характеристики.

М.В. Субботина полагает, что при расследовании хищений чужого имущества применяется единый базовый метод независимо от способа совершения хищения. Исключение делается только для хищения путем растраты или присвоения и хищения предметов, представляющих особую ценность, при расследовании которых базовый метод оказывается негодным. «Анализ практики расследования грабежей, разбоев и мошенничества, а также 10-летний опыт следователя (М.В. Субботиной. – С.Ч. ) показал, что при их расследовании применяется один метод». «Это обусловлено тем, – пишет она далее, – что при расследовании преступлений, объединенных в один род, возникают одинаковые следственные ситуации; алгоритмы действий следователя (курсив мой. – С.Ч. ) в таких ситуациях тоже, как правило, повторяются. В ходе расследования этих преступлений следователь взаимодействует с одними и теми же службами органов внутренних дел, проводит одни и те же следственные действия, тактика которых имеет лишь небольшие особенности, использует одни и те же специальные знания» [200] .

Следует не согласиться с тем, что алгоритмы действий следователя при расследовании указанных видов хищений чужого имущества являются одинаковыми. Не требуется многолетнего опыта следователя, чтобы понять, что методика расследования, например, квартирной кражи существенно отличается от методики расследования мошенничества по составу следственных действий, их последовательности и тактике производства.

Здесь уместно напомнить, что в истории развития криминалистической науки были неоднократные попытки разработать универсальную схему расследования преступлений по составу и последовательности производства следственных действий, имеющих задачей раскрытие преступлений независимо от их разновидности (Е. Аннушат, А. Вейнгарт, И.Н. Якимов, М.Е. Евгеньев и др.). Однако общие схемы расследования, имеющие указанную задачу, не нашли поддержки у советских ученых-криминалистов, которые отмечали: «Схема расследования может быть дана лишь применительно к отдельным видам преступлений, что и делают частные методики расследования» [201] . При этом следует уточнить, что невозможно сформулировать в указанном смысле единый метод расследования не только всех без исключения преступлений, но и их отдельных групп (родов). Речь об универсальном методе расследования может идти только в одном смысле – в смысле определения общего пути познания истины по любому уголовному делу, основанному на результатах объяснения в криминалистической методике всеобщего метода познания объективной действительности [202] .

Не имеют, на мой взгляд, большого практического значения и методики расследования преступлений, совершаемых не вообще, а в определенном месте (например, в местах лишения свободы, в районах чрезвычайного положения, вооруженного конфликта) по сравнению с традиционными частными криминалистическими методиками, разрабатываемыми с учетом особенностей условий расследования. Так, С.В. Маликов отмечает, что непосредственно на организацию и методику расследования преступлений в районах вооруженного конфликта воздействуют следующие основные негативные факторы объективного характера: «Быстрое изменение оперативной обстановки; частая передислокация воинских частей и подразделений; гибель, ранение и пленение свидетелей, потерпевших, подозреваемых в ходе боевых действий; изменение обстановки места происшествия в результате бомбардировки, артиллерийского или минометного обстрела, захвата противником; минирование мест происшествия, обстрелы снайперов, засады на коммуникациях и др.» [203] .

При расследовании любого вида преступлений в указанных условиях требуется соответствующая к ним адаптация, которая, по мнению С.В. Маликова, заключается в использовании новейших технологий в области фиксации доказательств, расширении и укреплении экспертной базы, совершенствовании форм и методов взаимодействия следователя с другими правоохранительными органами, улучшении качественных характеристик и надежности средств связи и транспорта и др. [204] .

Данные организационные меры носят в значительной степени общий характер для расследования преступлений в районах вооруженного конфликта: дезертирства, членовредительства, утраты военного имущества и др. По этой причине нет оснований для описания указанных условий расследования в каждой частной криминалистической методике.

Что же касается родовых или групповых криминалистических характеристик преступлений, совершаемых не вообще, а в условиях определенного места – местах лишения свободы, в районах вооруженного конфликта, на туристических маршрутах и т.п., то и они не имеют практического смысла в силу их высокой степени общности.

Исходя из вышесказанного, можно прийти к выводу о малоэффективности родовых криминалистических характеристик преступлений, так как они не могут выполнять тех функций, которыми обладают криминалистические характеристики отдельных видов и разновидностей преступлений, разрабатываемых на основе криминалистических классификаций преступлений. Следовательно, базовые криминалистические методики не могут вывести криминалистическую методику на новый, более высокий уровень развития.

Я глубоко убежден в том, что в основе системы частных криминалистических методик должна лежать криминалистическая классификация преступлений прежде всего по способу их совершения. Это, как утверждал Р.С. Белкин, «основная криминалистическая классификация преступлений и, в сущности, определяющая среди всех других подобных классификаций, ибо признаки, по которым преступление классифицируется применительно к иным элементам состава преступления, как правило, отражаются в способе совершения и сокрытия преступления или в особенности его применения» [205] . Однако нет оснований при систематизации частных методик отказываться от уголовно-правовой классификации преступлений. Уголовно-правовая классификация преступлений является основой для их криминалистической классификации. Так, криминалистическая классификация преступлений по способу их совершения основывается на уголовно-правовой классификации преступлений по их виду. «Без уголовно-правовой классификации, – писал Р.С. Белкин, – совокупность частных криминалистических методик утратила бы признаки системы, проследить связи между методиками оказалось бы невозможным из-за отсутствия оснований их группировки» [206] .

Идея базовой методики расследования имеет и других сторонников. Так, Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин полагают, что «создание конкретной методики предполагает наличие некоей общей (универсальной) методики или общей модели деятельности по выявлению, расследованию, раскрытию и доказыванию по уголовному делу» [207] . При этом они задаются вопросом: «Каким должен быть характер связей и отношений между общей методикой (высокого уровня обобщения) и частной методикой, посвященной одному виду преступления, входящему в класс, “обслуживаемый общей методикой”?» [208] . Представляется, что ответ на данный вопрос лежит в плоскости вышеизложенной мною аргументации.

Указанные авторы апробировали идею базовой методики путем практического создания методики расследования должностных преступлений в таможенных органах. В качестве информационной основы формируемых рекомендаций данной методики ими принята краткая криминалистическая характеристика должностных преступлений в таможенных органах. А целью этой методики объявлено формирование системы доказательств, необходимых для принятия решений по любому уголовному делу данной категории [209] . При этом они считают абсурдным разрабатывать частные методики на основе криминалистической классификации преступлений, например, методику расследования мошенничества в сфере ВЭД или методику расследования незаконного оборота огнестрельного оружия во внешнеторговой сфере [210] .

В разработанной Ю.П. Гармаевым и А.Ф. Лубиным базовой методике не излагается предмет доказывания. Да он и не может быть разработан применительно ко всем должностным преступлениям, совершенным в сфере таможенных органов, в силу существенных различий в их уголовно-правовых характеристиках. Спрашивается: относительно каких же обстоятельств следует собирать доказательства? Этот вопрос при разработке базовых криминалистических методик остается без ответа. О частном предмете доказывания может идти речь только при разработке методик расследования отдельных видов преступлений и их разновидностей, в структуре которых он должен занимать первое место.

А.В. Шмонин солидарен со мною в том, что «частная криминалистическая методика не может включать в качестве структурного элемента криминалистическую характеристику преступлений» [211] . Она является лишь информационной основой для разработки типичных следственных версий и типичных доказательственных фактов, которые обязательно включаются в конкретную частную методику расследования. Только в этом аспекте криминалистическая характеристика выполняет свою служебную функцию при разработке частных методик. Что же касается базовой криминалистической характеристики, то она по своему значению при разработке типичных версий и доказательственных фактов не может конкурировать с видовой криминалистической характеристикой в силу высокой степени общности эмпирических данных.

Итак, на основе вышеизложенного можно сделать вывод о том, что идея создания базовых методик не может быть признана перспективной для развития криминалистической методики. Основной тенденцией поднятия ее авторитета в глазах практических работников должен оставаться прежний путь – путь создания более совершенных частных (типовых) криминалистических методик и по содержанию, и по структуре.

Дальнейшее совершенствование частных методик расследования может быть предпринято на основе более глубокого и всестороннего описания их связей с правом, практикой и наукой, а также со структурой общего метода расследования преступлений. Типичные планы расследования структурно и по содержанию могут быть усовершенствованы за счет создания дерева тактико-криминалистических целей и задач и разработки на их основе значительного разнообразия тактических комбинаций и операций.

Технические возможности для реализации данной идеи имеются. Разработка частных методик расследования на компьютерной основе позволяет создать множество разноуровневых тактических комбинаций, поиск которых следователем на автоматизированном рабочем месте может осуществляться за считанные секунды.

Представляется, что совершенствование частных криминалистических методик возможно и за счет освобождения их от рекомендаций, носящих общий характер.

Так, к общим вопросам всех без исключения частных методик расследования относятся организация взаимодействия следователя с органами дознания, использование специальных знаний и помощи общественности в раскрытии преступлений, применение бригадного метода расследования, использование данных криминалистической регистрации и др. К общим вопросам частных методик расследования преступлений против собственности относятся, например, возмещение ущерба, обеспечение гражданского иска в уголовном деле.

Решение этой проблемы предполагает выделение в системе криминалистической методики самостоятельного структурного звена – общих вопросов расследования преступлений независимо от их вида, а также родов и групп преступлений.

Эта позиция принципиально иная по сравнению с идеей создания базовых методик расследования родов или групп преступлений. Она предполагает наличие трехзвенной структуры криминалистической методики как раздела науки.

Полагаю, что во втором звене, следом за общими положениями, должны излагаться общие вопросы расследования, охватываемые понятиями «организация расследования» и «решение некоторых типичных задач следствия» (возмещение ущерба, проведение предупредительной (профилактической) работы, обеспечение законных прав и интересов участников уголовного судопроизводства, преодоление круговой поруки и противодействия следствию, обеспечение явки подозреваемого, обвиняемого по вызову следователя и в суд, производство розыска и др.).

И.П. Можаева и В.В. Степанов относят к организации расследования преступлений и другие вопросы. Например, использование в уголовном судопроизводстве данных, полученных оперативно-розыскным путем, построение и проверку следственных версий, планирование расследования и все другие вопросы, которые, по их мнению, не относятся к криминалистической тактике и должны излагаться в новом, самостоятельном разделе криминалистики – «организация расследования преступлений» [212] . Эта позиция указанных авторов основана на взглядах А.Г. Филиппова на проблему совершенствования системы криминалистики [213] .

Представляется, что еще бо льшую системность криминалистика в целом приобретет в том случае, если общие вопросы организации расследования, а также вопросы решения некоторых типичных задач следствия будут рассмотрены непосредственно в криминалистической методике расследования между общими положениями и системой частных методик расследования.

Таким образом, вопросы организации расследования, которые традиционно рассматривались в криминалистической тактике, получают законную «прописку» непосредственно в заключительном разделе криминалистики. Такое же место в криминалистической методике отводится и вопросам решения типичных задач следствия (например, исследования алиби, разоблачения инсценировки и др.).

Изложенные выше идеи, разумеется, не исчерпывают всех вопросов, относящихся к проблеме систематизации типовых методик расследования преступлений. Дальнейшее их исследование в теоретическом и прикладном аспекте, несомненно, будет способствовать развитию криминалистической методики как раздела криминалистической науки.

Антипов В.П. Планирование расследования нераскрытых преступлений. – М., 2002.

Бахин В.П. Криминалистическая характеристика преступлений как элемент расследования // Вестник криминалистики. – Вып. 1. – М.: Спарк, 2000.

Белкин Р.С. История отечественной криминалистики. – М., 1999.

Белкин Р.С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. – М., 2001.

Белкин Р.С. Криминалистика: проблемы, тенденции, перспективы. – М., 1988.

Белкин Р.С. Курс криминалистики: В 3 т. Т. 3. Криминалистические средства, приемы и рекомендации. – М., 1997.

Белкин Р.С. Курс криминалистики: В 3 т. Т. 1. Общая теория криминалистики. – М., 1997.

Белкин Р.С. Понятие, ставшее «криминалистическим пережитком» // Российское законодательство и юридические науки в современных условиях: состояние, проблемы, перспективы. – Тула, 2000.

Белкин Р., Быховский И., Дулов А. Модное увлечение или новое слово в науке? // Соц. законность. – 1987. – № 9.

Вандышев В.В. Тактическая операция по изучению личности жертвы насильственного преступления // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Васильев А.Н. О криминалистической классификации преступлений // Методика расследования преступлений. – М., 1976.

Васильев А.Н. Проблемы методики расследования отдельных видов преступлений. – М., 1978.

Васильев А.Н. Проблемы методики расследования отдельных видов преступлений // Соц. законность. – 1975. – № 4.

Васильев А.Н., Мудьюгин Г.Н., Якубович Н.А. Планирование расследования преступлений. – М., 1957.

Вейнгарт А. Уголовная тактика: Руководство к расследованию преступлений. – 1910.

Винберг А.И. Криминалистическая экспертиза письма. – М., 1940.

Возгрин И.А. Научные основы криминалистической методики расследования преступлений: Курс лекций в 4 ч. – СПб., 1992. – Ч. 1.

Возгрин И.А. Научные основы криминалистической методики расследования преступлений. Курс лекций в 4 ч. – СПб., 1993. – Ч. IV.

Ворошилин Е.В. Еще раз к вопросу о соотношении состава преступления и преступления // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Материалы 5-й Международ. науч.-практ. конф. 24 – 25 января 2008 г. – М., 2008.

Востриков А.В. Теория познания диалектического материализма. – М., 1965.

Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Проблемы создания криминалистических методик расследования преступлений: Теория и практика. – СПб., 2006.

Герасимов И.Ф. Общие положения методики расследования преступлений // Криминалистика. – М.: Высшая школа, 1994.

Герасимов И.Ф. Тактические операции как форма взаимодействия органов предварительного следствия и дознания // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Гладких Ю.Т., Филиппов А.Г., Шамсеева Л.И. Тактическая операция «задержание» по делам о спекуляции // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Голунский С.А., Шавер Б.М. Криминалистика. Методика расследования отдельных видов преступлений. – М., 1939.

Диссертации советских криминалистов // Советская криминалистика на службе следствия. – Вып. 8. – М., 1956.

Драпкин Л.Я. Ситуации тактического риска и эффективность расследования // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Драпкин Л.Я. Тактические операции расследования преступлений и особенностей их проведения по делам о хищениях // Профилактика и расследование посягательств на социалистическую собственность. – Горький, 1976. – Вып. 5.

Дулов А.В. Основы расследовании преступлений, совершенных должностными лицами. – Мн., 1985.

Дулов А.В. Тактические операции при расследовании преступлений. – Мн., 1979.

Ермолович В.Ф. Криминалистическая характеристика преступлений. – Мн., 2001.

Захаров Г.К. Три тезиса о криминалистической характеристике преступления // Вестник криминалистики. – Вып. 3 (19). – М.: Спарк, 2006.

Зуйков Г.Г. Понятие, сущность и общие положения методики расследования отдельных видов преступлений // Криминалистика. – Т. 2. – М.: ВШ МВД СССР, 1970.

Ищенко Е.П. К вопросу о понятии и структуре тактической операции // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Кагин Е.К. Роль следственной ситуации в повышении эффективности розыска // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Карагодин В.Н. Тактические операции в деятельности по расследованию и преодолению способа сокрытия преступления // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Кобликов А.С. Советский уголовный кодекс. Книга первая. – М., 1982.

Колдин В.Я. Предмет, методология и система криминалистики // Криминалистика социалистических стран. – М., 1986.

Колесниченко А.Н. Актуальные проблемы методики расследования преступлений // Вопросы государства и права. – М., 1970.

Колесниченко А.Н. Научные и правовые основы расследования отдельных видов преступлений: Автореф. дисс. … докт. юрид. наук. – Харьков, 1967.

Колесниченко А.Н. Общие положения методики расследования отдельных видов преступлений. – Харьков, 1976.

Комаринец Б.М. Криминалистическая идентификация огнестрельного оружия по стреляным гильзам (1945).

Комментарий к уголовно-процессуальному кодексу РФ (постатейный) / под ред. А.А. Чекалина. – М., 2006.

Коновалов Е.Ф. Тактическая операция, ее сущность и место в системе розыска // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Косарев С.Ю. Криминалистические методики расследования преступлений (становление и перспективы развития). – СПб., 2005.

Криминалистика социалистических стран. – М., 1986.

Криминалистика. Часть I / под ред. А.И. Винберга и С.П. Митричева. – М., 1950.

Криминалистика. – Кн. 2. Методика расследования отдельных видов преступлений. – М., 1936.

Криминалистика: Руководство по уголовной технике и тактике. – М., 1925.

Криминалистика: Учебник для слушателей правовых вузов. – М., 1935.

Кудрявцев В.Н. Природа преступного поведения и его механизм // Механизм преступного поведения. – М., 1981.

Кузьмин С.В. Об этапах и содержании планирования расследования преступлений // Вестник криминалистики. – Вып. 2 (26). – М.: Спарк, 2008.

Кустов А.М. Теоретические основы криминалистического учения о механизме преступления. – М., 1997.

Ларин А.М. Криминалистика и паракриминалистика. – М., 1996.

Лубин А.Ф. Методология криминалистического исследования механизма преступной деятельности: Автореф. дисс. … докт. юрид. наук. – Н.Новгород, 1997.

Лузгин И.М. Методологические проблемы расследования. – М., 1973.

Лузгин И.М. Некоторые аспекты криминалистической характеристики и место в ней данных о сокрытии преступлений // Криминалистическая характеристика преступлений. – М., 1984.

Маликов С.В. Военно-полевая криминалистика. – М., 2008.

Миньковский Г.М. Понятие предмета доказывания // Теория доказательств в советском уголовном процессе. – М., 1973.

Михайловская И.Б. Настольная книга судьи по доказыванию в уголовном процессе. – М., 2006.

Можаева И.П., Степанов В.В. Организация расследования преступлений // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (21). – М.: Спарк, 2007.

Назаров С.А. О соотношении криминалистической характеристики и механизма преступления // Вестник криминалистики. – 2004. – Вып. 2 (10).

Образцов В.А. Криминалистика как область научного знания // Криминалистическое обеспечение предварительного расследования. – М., 1992.

Образцов В.А. Криминалистика. – М., 1994.

Образцов В.А. О некоторых перспективах интеграции и дифференциации знаний в криминалистике // Актуальные проблемы советской криминалистики. – М., 1980.

Образцов В.А. Общие положения криминалистической методики расследования // Криминалистика. – М., 1999.

Образцов В.А. Общие положения криминалистической методики расследования // Криминалистика: Учебник / под ред. В.А. Образцова. – М., 1995.

Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – М., 1995.

Онучин А.П. Вопросы ситуативности методики и тактических операций при расследовании преступлений // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Потапов С.М. Принципы криминалистической идентификации // Сов. государство и право. – 1940. – № 1.

Рохлин В.И. Планирование расследования. – Л., 1980.

Самыгин Л.Д., Форкер А. Опыт создания алгоритмов расследования преступлений // Криминалистика социалистических стран. – М., 1986.

Селиванов Н.А. Комментарий к статье «Модное увлечение или новое слово в науке?» // Соц. законность. – 1987. – № 9.

Селиванов Н.А. Советская криминалистика: система понятий. – М., 1982.

Сорокотягин И.Н., Шмидт А.А. Использование специальных познаний в криминалистическом комплексе «Установление неопознанного трупа или его частей» // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. – М., 1955.

Субботина М.В. Базовая методика расследования преступлений: суть и значение // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (21). – М.: Спарк, 2007.

Субботина М.В. Расследование преступления на базе криминалистической методики // Роль и значение деятельности Р.С. Белкина в становлении современной криминалистики / Материалы Международной научной конференции (к 80-летию со дня рождения Р.С. Белкина). – М., 2002.

Субботина М.В. Структура базовой методики расследования преступлений // Вестник криминалистики. – Вып. 2 (18). – М.: Спарк, 2006.

Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Тер-Акопов А.А. Преступление и проблемы нефизической причинности в уголовном праве. – М., 2003.

Трубачев А.Д. Использование специальных познаний при производстве тактической операции в процессе выявления и расследования хищений // Применение специальных познаний в борьбе в преступностью. – Свердловск, 1986.

Трубачев А.Д. Тактические операции по оказанию психологического воздействия на лиц, препятствующих установлению истины по делам о хищениях // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

Уголовно-процессуальное право Российской Федерации / под ред. П.А. Лупинской. – М., 2004.

Ульянова Л.Т. Предмет доказывания и доказательства в уголовном процессе России. – М., 2008.

Филиппов А.Г. Еще раз к вопросу о системе криминалистики // Вестник криминалистики. – Вып. 2. – М.: Спарк, 2001.

Филиппов А.Г. Заметки на полях (о статьях Г.К. Захарова и С.Н. Чурилова) // Вестник криминалистики. – Вып. 3 (19). – М.: Спарк, 2006.

Филиппов А.Г. О программе специального курса «Организация расследования преступлений» // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (21). – М.: Спарк, 2007.

Хлюпин Н.И. Тактические операции в структуре методики расследования отдельных видов и групп преступлений. – Свердловск, 1980.

Хмыров А.А. Криминалистическая характеристика преступлений как фактор, определяющий методику расследования и пути косвенного доказывания // Методика расследования преступлений (общие положения). – М., 1976.

Чурилов С.Н. В чем смысл и значение термина «криминалистическая характеристика механизма преступления»? // Вестник криминалистики. – Вып. 2 (26). – М.: Спарк, 2008.

Чурилов С.Н. Криминалистическая методика: история и современность. – М., 2002.

Чурилов С.Н. Криминалистическое учение об общем методе расследования преступлений: Дисс. … докт. юрид. наук. – М., 1995.

Чурилов С.Н. Методика расследования преступлений: Общие положения. – М.: Юстицинформ, 2009.

Чурилов С.Н. Общие положения методики расследования преступлений. – М., 1990.

Чурилов С.Н. Общий метод расследования преступлений. – М.: Союз, 1998.

Чурилов С.Н. Общий метод расследования преступлений: иллюзия или реальность? // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (29). – М.: Спарк, 2009.

Чурилов С.Н. Предмет расследования преступления: проблемы, пути решения. – М., 2002.

Чурилов С.Н. Принципы разработки и построения частных криминалистических методик: Дисс. … канд. юрид. наук. – М, 1982.

Чурилов С.Н. Тенденции развития общих положений криминалистической методики // Вестник криминалистики. – Вып. 30. – М.: Спарк, 2009.

Чурилов С.Н. Шаг вперед или два назад? (о путях развития российской криминалистической науки) // Право и жизнь. – 2000. – № 25.

Шавер Б.М. Об основных принципах частной методики расследования преступлений // Соц. законность. – 1938. – № 1.

Шавер Б.М. Основные положения методики расследования отдельных видов преступлений // Криминалистика. – Ч. 2. – М., 1952.

Шаталов А.С. Криминалистические алгоритмы и программы. Теория. Проблемы. Прикладные аспекты. – М., 2000.

Шиканов В.И. Теоретические основы тактических операций в расследовании преступлений. – Иркутск, 1983.

Шиканов В.И. Теория тактической операции следователя (перспективы развития) // Алгоритмы и организация решения следственных задач. – Иркутск, 1982.

Шмонин А.В. Методика расследования преступлений. – М., 2006.

Шнайдер А.А. Криминалистическая характеристика подделки документов // Криминалистическая характеристика преступления. – М., 1984.

Шурухнов Н.Е., Зуев Е.И. Криминалистическая характеристика преступлений // Криминалистика: Актуальные проблемы. – М., 1988.

Эйсман А.А. О содержании понятия криминалистической характеристики преступления // Криминалистическая характеристика преступлений. – М., 1984.

Яблоков Н.П. Криминалистика: Учебник для вузов. – М., 1997.

Яблоков Н.П. Научные основы методики расследования // Криминалистика. – М., 1996.

Якимов И.Н. Криминалистика. Уголовная тактика. – М., 1929.

Якимов И.Н. Практическое руководство к расследованию преступлений. – М., 1924.

Примечания

1

См.: Криминалистика: Руководство по уголовной технике и тактике. – М., 1925; Якимов И.Н . Криминалистика. Уголовная тактика. – М., 1929.

2

См.: Криминалистика. – М., 1935; Криминалистика. – Кн. 2. Методика расследования отдельных видов преступлений. – М., 1936; Голунский С.А., Шавер Б.М . Криминалистика. Методика расследования отдельных видов преступлений. – М., 1939.

3

Голунский С.А., Шавер Б.М . Указ. соч. – С. 3, 4.

4

Там же.

5

См.: Шавер Б.М. Основные положения методики расследования отдельных видов преступлений // Криминалистика. – М., 1952. – Ч. 2.

6

См.: Шавер Б.М. Об основных принципах частной методики расследования преступлений // Соц. законность. – 1938. – № 1.

7

См.: Диссертации советских криминалистов // Советская криминалистика на службе следствия. – М., 1956. – Вып. 8. – С. 107, 108.

8

См.: Колесниченко А.Н. Научные и правовые основы расследования отдельных видов преступлений: Автореф. дисс. … докт. юрид. наук. – Харьков, 1967. – С. 10.

9

См.: Зуйков Г.Г. Понятие, сущность и общие положения методики расследования отдельных видов преступлений // Криминалистика. – М.: ВШ МВД СССР, 1970. – Т. 2. – С. 241 – 252; Колесниченко А.Н. Актуальные проблемы методики расследования преступлений // Вопросы государства и права. – М., 1970. – С. 333.

10

См.: Чурилов С.Н. Принципы разработки и построения частных криминалистических методик: Дисс. … канд. юрид. наук. – М., 1982.

11

См.: Васильев А.Н. Проблемы методики расследования отдельных видов преступлений. – М., 2002. – С. 32.

12

См.: Возгрин И.А. Научные основы криминалистической методики расследования преступлений: Курс лекций: В 4 ч. – СПб., 1992. – Ч. 1.

13

См.: Белкин Р.С. Курс криминалистики. В 3 т. Т.1: Общая теория криминалистики. – М.: Юристь, 1997. – С. 306, 307.

14

Образцов В.А. Общие положения криминалистической методики расследования // Криминалистика: Учебник / Под ред. В.А. Образцова. – М., 1995. – С. 375.

15

См.: Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Проблемы создания криминалистических методик расследования преступлений: Теория и практика. – СПб., 2006. – С. 34 – 37.

16

Селиванов Н.А. Советская криминалистика: система понятий. – М., 1982. – С. 112.

17

См.: Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Указ. соч. – С. 37.

18

Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Указ. соч. – С. 30.

19

Белкин Р.С. Указ. соч. С.112.

20

См.: Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф . Указ. соч. – С. 93, 94.

21

Белкин Р.С. Указ. соч. – С. 304, 305.

22

См.: Чурилов С.Н. Криминалистическая методика: история и современность. – М., 2002. – С. 22.

23

См.: Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф . Указ. соч. – С. 39.

24

См.: Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф . Указ. соч. – С. 45 – 48.

25

Лузгин И.М . Методологические проблемы расследования. – М., 1973. – С. 7, 8.

26

Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Указ. соч. – С. 38.

27

См.: Чурилов С.Н. Возникновение и развитие криминалистической методики как самостоятельного раздела отечественной криминалистики // Право и жизнь. – 2000. – № 31.

28

См.: Шмонин А.В . Методика расследования преступлений. – М.: Юстицинформ, 2006. – С. 90.

29

См.: Белкин Р.С. Курс криминалистики: В 3 т. – Т. 3. Криминалистические средства, приемы и рекомендации. – М., 1997. – С. 299.

30

А.В. Шмонин правильно отмечает, что «проводимые исследования проблем методики расследования преступлений не всегда имеют под собой единую системную, а значит, и научную основу». См.: Методика расследования преступлений. – М.: Юстицинформ, 2006. – С. 91.

31

См.: Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Указ. соч. – С. 87.

32

См.: Там же. – С. 98.

33

См.: Там же. – С. 100.

34

См.: Васильев А.Н . Проблемы методики расследования отдельных видов преступлений. – М., 1978. – С. 65; Антипов В.П. Планирование расследования нераскрытых преступлений. – М., 2002. – С. 34, 35.

35

Шмонин А.В . Указ. соч. – С. 99, 100.

36

См.: Вейнгарт А. Уголовная тактика: руководство к расследованию преступлений. – 1910.

37

Якимов И.Н. Практическое руководство к расследованию преступлений. – М., 1924. – С. 171.

38

Криминалистика: Учебник для слушателей правовых вузов. – М., 1935. – С. 135.

39

См.: Голунский С.А., Шавер Б.М. Криминалистика. – М., 1939. – С. 11.

40

Белкин Р.С. Курс криминалистики. – Т. 1. – М., 1997. – С. 299.

41

См.: Зуйков Г.Г . Криминалистическое понятие и значение способа совершения преступления // Труды ВШ МООП СССР. – 1967. – Вып. 15. – С. 70.

42

См.: Белкин Р.С. Курс криминалистики. – Т. 3. – М., 1997. – С. 429, 430.

43

См.: Чурилов С.Н. Тенденции развития общих положений криминалистической методики // Вестник криминалистики. – Вып. 30. – М.: Спарк, 2009. – С. 7.

44

См.: Колесниченко А.Н. Научные и правовые основы расследования отдельных видов преступлений: Дисс. … докт. юрид. наук. – Харьков, 1967. – С. 446 – 453.

45

См., напр.: Васильев А.Н. Проблемы методики расследования отдельных видов преступлений // Соц. законность. – 1975. – № 4; Хмыров А.А . Криминалистическая характеристика преступлений как фактор, определяющий методику расследования и пути косвенного доказывания // Методика расследования преступлений (общие положения). – М., 1976. – С. 105, 106.

46

См.: Рохлин В.И. Планирование расследования. – Л., 1980. – С. 7.

47

См.: Кузьмин С.В. Об этапах и содержании планирования расследования преступлений // Вестник криминалистики. – Вып. 2 (26). – М.: Спарк, 2008. – С. 91.

48

См.: Васильев А.Н., Мудьюгин Г.Н., Якубович Н.А. Планирование расследования преступлений. – М., 1957. – С. 10.

49

См.: Яблоков Н.П. Криминалистика: Учеб. для вузов. – М., 1997. – С. 113, 114.

50

Антипов В.П . Указ. соч. – С. 4.

51

Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Указ. соч. – С. 53, 85.

52

См.: Там же. – С. 55.

53

См.: Там же. – С. 87.

54

Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Указ. соч. – С. 81.

55

См.: Там же. – С. 53, 54.

56

Шмонин А.В . Указ. соч. – С. 102.

57

См.: Ларин А.М. Криминалистика и паракриминалистика. – М., 1996. – С. 34.

58

Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Указ. соч. – С. 62, 95, 96.

59

См.: Там же. – С. 95, 96.

60

См.: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – М., 1995. – С. 346.

61

См., напр.: Субботина М.В. Базовая методика расследования преступлений: суть и значение // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (21). – М.: Спарк, 2007. – С. 15 – 17.

62

Шмонин А.В. Указ. соч. – М., 2006. – С. 152.

63

Субботина М.В. Базовая методика расследования: суть и значение // Вестник криминалистики. – М., 2007. – Вып. 1 (21). – С. 15.

64

См., напр.: Чурилов С.Н. Общий метод расследования преступлений: иллюзия или реальность? // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (29). – М.: Спарк, 2009.

65

Шмонин А.В . Указ. соч. – С. 79.

66

Там же. – С. 107.

67

Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – М., 1995. – С. 511.

68

См.: Белкин Р.С. Курс криминалистики: В 3 т. – Т. 2. – М., 1997. – С. 376.

69

Антипов В.П. Планирование расследования в проблемных ситуациях. – М., 1983. – С. 9. См. также: Дубровицкая Л.П., Лузгин И.М. Планирование расследования. – М., 1972. – С. 3.

70

Об условиях планирования расследования упоминается во многих работах прошлых лет. См., напр.: Васильев А.Н., Мудьюгин Г.Н., Якубович Н.А. Планирование расследования преступлений. – М., 1957. – С. 14, 15; Драпкин Л.Я. Основы теории следственных ситуаций. – Свердловск, 1987.

71

См.: Белкин Р.С. Указ. соч. – С. 381.

72

Белкин Р.С . Указ. соч. – С. 383.

73

См. также: Сергеев Л.А., Соя-Серко Л.А., Якубович Н.А. Планирование расследования, 1975. – С. 15; Баев О.Я. Криминалистическая тактика и уголовно-процессуальный закон: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. – Мн., 1975. – С. 13.

74

См.: Субботина М.В. Базовая методика расследования: суть и значение // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (21). – М., 2007. – С. 15; Шмонин А.В. Указ. соч. – С. 152.

75

См.: Коломацкий В.Г. Учение о криминалистическом анализе // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (29). – М.: Спарк, 2009. – С. 31.

76

См.: Челышева О.В., Лозовский Д.Н . Указ. соч. // Вестник криминалистики. – Вып. 4 (32). – М.: Спарк, 2009. – С. 35 – 39.

77

См.: Чурилов С.Н. Общий метод расследования преступлений: иллюзия или реальность? // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (29). – 2009. – С. 21.

78

См.: Челышева О.В., Лозовский Д.Н . Указ. соч. – С. 35, 36.

79

См.: Там же.

80

Челышева О.В., Лозовский Д.Н . Указ. соч. – С. 36.

81

Громов В.И . Методика расследования преступлений. – М., 1929. – С. 15.

82

См.: Тарасов-Родионов П.И. Предварительное следствие. – М., 1948. – С. 64; Пантелеев И.Ф. Методика расследования преступлений. – М., 1975. – С. 3; Лузгин И.М. Криминалистика. – М., 1976. – С. 383; Белкин Р.С . Курс криминалистики: В 3 т. – Т. 2. – М., 1997. – С. 383.

83

См.: Белкин Р.С. Курс криминалистики. – Т. 2. – М., 1997. – С. 380 – 385.

84

Челышева О.В., Лозовский Д.Н. Указ. соч. – С. 36.

85

Там же.

86

Челышева О.В., Лозовский Д.Н . Указ. соч. – С. 37.

87

Челышева О.В., Лозовский Д.Н . Указ. соч. – С. 37.

88

См.: Там же.

89

Там же.

90

Чурилов С.Н. Общий метод расследования: иллюзия или реальность // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (29). – М., 2009. – С. 23.

91

Челышева О.В., Лозовский Д.Н. Указ. соч. – С. 37.

92

Там же. – С. 38.

93

См., напр.: Чурилов С.Н. Методика расследования преступлений: Общие положения. – М., 2009. – С. 54 – 73.

94

См.: Голунский С.А., Шавер Б.М. Криминалистика. – М., 1939. – С 11.

95

Зуйков Г.Г. Криминалистическое понятие и значение способа совершения преступления // Труды ВШ МООП СССР. – Вып. 15. – С. 70.

96

Белкин Р.С. Курс криминалистики. – Т. 3. – М., 1997. – С. 429, 430.

97

Челышева О.В., Лозовский Д.Н . Указ. соч. – С. 39.

98

Там же.

99

Белкин Р.С. Указ. соч. – С. 430.

100

Челышева О.В., Лозовский Д.Н. Указ. соч. – С. 39.

101

Там же.

102

Челышева О.В., Лозовский Д.Н . Указ. соч. – С. 38.

103

Востриков А.В. Теория познания диалектического материализма. – М., 1965. – С. 101.

104

См.: Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Указ. соч. – С. 52, 53.

105

Там же. – С. 50.

106

Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Указ. соч. – С. 52, 53.

107

См.: Потапов С.М. Принципы криминалистической идентификации // Сов. государство и право. – 1940. – № 1.

108

См.: Винберг А.И. Криминалистическая экспертиза письма. – М., 1940.

109

Комаринец Б.М. Криминалистическая идентификация огнестрельного оружия по стреляным гильзам (1945).

110

См.: Цикл работ по проблемам криминалистической идентификации (1951 – 1986 гг.)

111

См.: Возгрин И.А. Научные основы криминалистической методики расследования преступлений: Курс лекций. – Ч. 1. – СПб., 1992.

112

Там же. – С. 84.

113

См.: Белкин Р.С. Курс криминалистики. – Т. 3. – М., 1997. – С. 342 – 354.

114

См.: Чурилов С.Н. Методика расследования преступлений: Общие положения. – М.: Юстицинформ, 2009. – С. 18 – 28.

115

См.: Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. – М., 1955; Кобликов А.С. Советский уголовный процесс. Книга первая. – М., 1982. – С. 120.

116

Шмонин А.В. Методика расследования преступлений. – М., 2006. – С. 176, 177.

117

См.: Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РФ (постатейный) / под ред. А.А. Чекалина. – М., 2006. – С. 239.

118

См., например Чурилов С.Н. Предмет расследования преступления: проблемы, пути решения. – М., 2002. – С. 7 – 14.

119

Ульянова Л.Т. Предмет доказывания и доказательства в уголовном процессе России. – М., 2008. – С. 43.

120

Там же. – С. 47.

121

См.: Михайловская И.Б. Настольная книга судьи по доказыванию в уголовном процессе. – М., 2006. – С. 77.

122

См.: Уголовно-процессуальное право Российской Федерации / под ред. П.А. Лупинской. – М., 2004. – С. 222.

123

Ульянова Л.Т. Указ. соч. – С. 40.

124

См.: Белкин Р., Быховский И., Дулов А. Модное увлечение или новое слово в науке? // Соц. законность. – 1987. – № 9.

125

Ульянова Л.Т. Указ. соч. – С. 49.

126

См.: Шавер Б.М. Основные положения методики расследования отдельных видов преступлений // Криминалистика. – Ч. II. – М., 1952; Криминалистика. – Ч. I / Под ред. А.И. Винберга и С.П. Митричева. – М., 1950.

127

См.: Колесниченко А.Н. Научные и правовые основы расследования отдельных видов преступлений. – Харьков, 1967; Образцов В.А. Общие положения криминалистической методики расследования // Криминалистика. – М., 1999; Яблоков Н.П. Научные основы методики расследования // Криминалистика. – М., 1996.

128

См.: Эйсман А.А. О содержании понятия криминалистической характеристики преступления // Криминалистическая характеристика преступлений. – М., 1984. – С. 99; Белкин Р., Быховский И., Дулов А. Модное увлечение или новое слово в науке? // Соц. законность. – 1987. – № 9. – С. 56.

129

См.: Васильев А.Н. О криминалистической классификации преступлений // Методика расследования преступлений. – М., 1976; Субботина М.В. Расследование преступления на базе криминалистической методики // Роль и значение деятельности Р.С. Белкина в становлении современной криминалистики / Материалы Международной научной конференции (к 80-летию со дня рождения Р.С. Белкина). – М., 2002.

130

См.: Чурилов С.Н. Принципы разработки и построения частных криминалистических методик: Дисс. … канд. юрид. наук. – М., 1982.

131

См.: Чурилов С.Н. Предмет расследования преступления: проблемы, пути решения. – М., 2002. – С. 63 – 67.

132

Шмонин А.В. Методика расследования преступлений. – М., 2006. – С. 129.

133

См.: Лузгин И.М. Некоторые аспекты криминалистической характеристики и место в ней данных о сокрытии преступлений // Криминалистическая характеристика преступлений. – М., 1984. – С. 26, 27; Селиванов Н.А. Комментарий к статье «Модное увлечение или новое слово в науке?» // Соц. законность. – 1987. – № 9. – С. 58; Ермолович В.Ф. Криминалистическая характеристика преступлений. – Мн., 2001. – С. 251.

134

См.: Шмонин А.В. Указ соч. – С. 128.

135

Там же. – С. 129, 131.

136

Шмонин А.В. Указ. соч. – С. 130, 131.

137

Там же. – С. 131.

138

См.: Чурилов С.Н . Тенденции развития общих положений криминалистической методики // Вестник криминалистики. – Вып. 30. – М.: Спарк, 2009. – С. 7.

139

См.: Шмонин А.В. Методика расследования преступлений. – М., 2006. – С. 137.

140

См.: Белкин Р.С. Курс криминалистики: В 3 т. – Т. 3. Криминалистические средства, приемы и рекомендации. – М., 1997. – С. 337.

141

См.: Белкин Р.С. История отечественной криминалистики. – М., 1999. – С. 274, 275; Он же. Понятие, ставшее «криминалистическим пережитком» // Российское законодательство и юридические науки в современных условиях: состояние, проблемы, перспективы. – Тула, 2000. – С. 3 – 10.

142

См.: Белкин Р.С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. – М., 2001. – С. 223.

143

См.: Лубин А.Ф. Методология криминалистического исследования механизма преступной деятельности: Автореф. дисс. ... докт. юрид. наук. – Н.-Новгород, 1997. – С. 19; Бахин В.П. Криминалистическая характеристика преступлений как элемент расследования // Вестник криминалистики. – 2000. – Вып. 1. – С. 18; Ермолович В.Ф. Криминалистическая характеристика преступлений. – Мн., 2001. – С. 13.

144

Ермолович В.Ф. Указ. соч. – С. 13.

145

См.: Чурилов С.Н. Шаг вперед или два шага назад? (о путях развития российской криминалистической науки) // Право и жизнь. – 2000. – № 25. – С. 97 – 106.

146

См.: Шурухнов Н.Е., Зуев Е.И. Криминалистическая характеристика преступлений // Криминалистика: Актуальные проблемы. – М., 1988. – С. 121; Ермолович В.Ф. Указ. соч. – С. 27, 35.

147

См.: Образцов В.А. Криминалистика. – М., 1994. – С. 40.

148

См.: Лубин А.Ф. Механизм преступной деятельности. Методология криминалистического исследования. – Н.-Новгород, 1997. – С. 97.

149

См.: Челышева О.В. Указ. соч. – С. 13.

150

См.: Кустов А.М. Теоретические основы криминалистического учения о механизме преступления. – М., 1997.

151

См.: Назаров С.А. О соотношении криминалистической характеристики и механизма преступления // Вестник криминалистики. – 2004. – Вып. 2 (10). – С. 19.

152

См.: Шнайдер А.А. Криминалистическая характеристика подделки документов // Криминалистическая характеристика преступления. – М., 1984. – С. 102.

153

См.: Чурилов С.Н. Общие положения методики расследования преступлений. – М,, 1990. – С. 75 – 85; Он же. Проблемы общего метода расследования преступлений. – М., 1993. – С. 93; Он же. Общий метод расследования преступлений. – М., 1998. – С. 135.

154

См.: Чурилов С.Н. Криминалистическая методика: история и современность. – М., 2002. – С. 167. Самостоятельное значение данным понятиям придается, например, в работах: Криминалистика социалистических стран. – М., 1986. – С. 122, 333; Образцов В.А. Криминалистика как область научного знания // Криминалистическое обеспечение предварительного расследовавши. – М., 1992. – С. 15 – 19; Он же. Криминалистика. – М., 1994. – С. 40. Сведения о механизме преступления включает в криминалистическую характеристику В.Ф. Ермолович (см.: Указ. соч.).

155

Челышева О.В. Указ. соч. – С. 14.

156

Там же. – С. 15.

157

См.: Там же. – С. 14.

158

Колдин В.Я. Предмет, методология и система криминалистики // Криминалистика социалистических стран. – М., 1986. – С. 8.

159

Колдин В.Я. Указ. соч. – С. 8.

160

Кудрявцев В.Н. Природа преступного поведения и его механизм // Механизм преступного поведения. – М., 1981. – С. 7.

161

См.: Образцов В.А. О некоторых перспективах интеграции и дифференциации знаний в криминалистике // Актуальные проблемы советской криминалистики. – М., 1980. – С. 20.

162

См.: Тер-Акопов А.А. Преступление и проблемы нефизической причинности в уголовном праве. – М., 2003. – С. 25.

163

См.: Ворошилин Е.В. Еще раз к вопросу о соотношении состава преступления и преступления // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Материалы 5-й Международ. науч.-практ. конф. 24 – 25 января 2008 г. – М., 2008. – С. 158.

164

См.: Захаров Г.К. Три тезиса о криминалистической характеристике преступления // Вестник криминалистики. – Вып. 3 (19). – М.: Спарк, 2006. – С. 39.

165

См.: Филиппов А.Г. Заметки на полях (о статьях Г.К. Захарова и С.Н. Чурилова) // Вестник криминалистики. – Вып 3 (19). – М.: Спарк, 2006. – С. 53.

166

Филиппов А.Г. Указ. соч. – С. 51.

167

Шмонин А.В. Методика расследования преступлений. – М., 2006. – С. 176, 177.

168

Колесниченко А.Н. Общие положения методики расследования отдельных видов преступлений. – Харьков, 1976. – С. 19; Возгрин И.А. Научные основы криминалистической методики расследования преступлений: Курс лекций. – СПб., 1993. – Ч. IV. – С. 21; Образцов В.А. Криминалистика. – М., 1995. – С. 378.

169

Белкин Р.С. История отечественной криминалистики. – М.: Норма, 1999. – С. 274, 275.

170

Герасимов И.Ф. Общие положения методики расследования преступлений // Криминалистика. – М.: Высш. школа, 1994. – С. 328.

171

Шиканов В.И. Теоретические основы тактических операций в расследовании преступлений. – Иркутск, 1983; Белкин Р.С. Криминалистика: проблемы, тенденции, перспективы. – М., 1988; Хлюпин Н.И. Тактические операции в структуре методики расследования отдельных видов и групп преступлений. – Свердловск, 1980; Дулов А.В. Тактические операции при расследовании преступлений. – Мн., 1979; Он же. Основы расследования преступлений, совершенных должностными лицами. – Мн., 1985.

172

Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986.

173

Герасимов И.Ф. Тактические операции как форма взаимодействия органов предварительного следствия и дознания // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 4 – 6.

174

Шиканов В.И . Теория тактической операции следователя (перспективы развития) // Алгоритмы и организация решения следственных задач. – Иркутск, 1982; Ищенко Е.П. К вопросу о понятии и структуре тактической операции // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 45.

175

Драпкин Л.Я. Тактические операции расследования преступлений и особенности их проведения по делам о хищениях // Профилактика и расследование посягательств на социалистическую собственность. – Горький, 1976. – Вып. 5. – С. 74.

176

Коновалов Е.Ф. Тактическая операция, ее сущность и место в системе розыска // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 63 – 69.

177

Онучин А.П. Вопросы ситуативности методики и тактических операций при расследовании преступлений // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 28, 29; Трубачев А.Д. Использование специальных познаний при производстве тактической операции в процессе выявления и расследования хищений // Применение специальных познаний в борьбе с преступностью. – Свердловск, 1986. – С. 46.

178

Карагодин В.Н . Тактические операции в деятельности по расследованию и преодолению способа сокрытия преступления // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 60.

179

Кагин Е.К. Роль следственной ситуации в повышении эффективности розыска // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 73.

180

Трубачев А.Д. Тактические операции по оказанию психологического воздействия на лиц, препятствующих установлению истины по делам о хищениях // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 76 – 83.

181

Гладких Ю.Т., Филиппов А.Г., Шамсеева Л.И. Тактическая операция «задержание» по делам о спекуляции // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 84 – 91.

182

Вандышев В.В. Тактическая операция по изучению личности жертвы насильственного преступления // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 125, 126.

183

Дулов А.В. Тактические операции при расследовании преступлений. – Мн., 1979. – С. 13.

184

Драпкин Л.Я. Ситуации тактического риска и эффективность расследования // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 10 – 21.

185

Хлюпин Н.И. Тактические операции в структуре методики расследования отдельных видов и групп преступлений. – Свердловск, 1980.

186

Шиканов В.И. Теория тактической операции следователя (перспективы развития) // Алгоритмы и организация решения следственных задач. – Иркутск, 1982. – С. 64.

187

Онучин А.П. Вопросы ситуативности методики и тактических операций при расследовании преступлений // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 28.

188

Сорокотягин И.Н., Шмидт А.А. Использование специальных познаний в криминалистическом комплексе «установление неопознанного трупа или его частей» // Тактические операции и эффективность расследования. – Свердловск, 1986. – С. 99.

189

Самыгин Л.Д., Форкер А. Опыт создания алгоритмов расследования преступлений // Криминалистика социалистических стран. – М., 1986. – С. 211.

190

Там же. – С. 212.

191

См.: Бахин В.П. Криминалистическая характеристика преступлений как элемент расследования // Вестник криминалистики. – Вып. 1. – М.: Спарк, 2000. – С. 16; Шаталов А.С. Криминалистические алгоритмы и программы. Теория. Проблемы. Прикладные аспекты. – М., 2000. – С. 8; Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Проблемы создания криминалистических методик расследования преступлений: Теория и практика. – СПб., 2006. – С. 30 – 48; Субботина М.В. Базовая методика расследования преступлений: суть и значение // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (21). – М.: Спарк, 2007. – С. 17; и др.

192

Субботина М.В . Там же.

193

Субботина М.В . Структура базовой методики расследования преступлений // Вестник криминалистики. – Вып. 2 (18). – М.: Спарк, 2006. – С. 6.

194

См.: Косарев С.Ю. Криминалистические методики расследования преступлений (становление и перспективы развития). – СПб., 2005. – С. 242 – 243.

195

См.: Шаталов А.С. Указ. соч. – С. 8.

196

См.: Чурилов С.Н. В чем смысл и значение термина «криминалистическая характеристика механизма преступления»? // Вестник криминалистики. – Вып. 2 (26). – М.: Спарк, 2008. – С. 19; Белкин Р.С. Курс криминалистики: В 3 т. – Т. 3. Криминалистические средства, приемы и рекомендации. – М., 1997. – С. 316.

197

Субботина М.В . Указ. соч. – С. 16.

198

Там же. – С. 17.

199

Там же.

200

Субботина М.В. Указ. соч. – С. 16,17.

201

Криминалистика: Учебник для слушателей правовых вузов. – М., 1935. – С. 135.

202

См.: Чурилов С.Н . Криминалистическое учение об общем методе расследования преступлений: Дисс. … докт. юрид. наук. – М., 1995; Он же . Общий метод расследования преступлений. – М.: Союз, 1998; Он же . Общий метод расследования преступлений: иллюзия или реальность? // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (29). – М.: Спарк, 2009. – С. 19 – 24.

203

Маликов С.В . Военно-полевая криминалистика. – М., 2008. – С. 23.

204

Маликов С.В . Указ. соч. – С. 23.

205

Белкин Р.С. Указ. соч. – С. 327.

206

Белкин Р.С. Указ. соч. – С. 327.

207

Гармаев Ю.П., Лубин А.Ф. Указ. соч. – С. 53.

208

Там же. – С. 54.

209

Там же. – С. 220.

210

Там же. – С. 221.

211

Шмонин А.В. Указ. соч. – С. 129.

212

См.: Можаева И.П ., Степанов В.В . Организация расследования преступлений // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (21). – М.: Спарк, 2007. – С. 36 – 40.

213

См.: Филиппов А.Г. Еще раз к вопросу о системе криминалистики // Вестник криминалистики. – Вып. 2. – М.: Спарк, 2001. – С. 43 – 52; Он же . О программе специального курса «Организация расследования преступлений» // Вестник криминалистики. – Вып. 1 (21). – М.: Спарк, 2007. – С. 30, 31.