Мари явилась утром, из рассветного марева в саду, из бледного портала. Пригладила вечно растрёпанные волосы, чихнула и хмуро оглядела замок. Мари явилась из Морейнской военной академии, куда два года назад её отправили учиться. Серая курсантская форма непривычно смотрелась на девушке — в империи не привыкли к женщинам-воинам. Как не привыкли и к девушкам в брюках.

Впрочем, и в Академию Мари приняли только по личной просьбе Орланы — обычно женщин туда брали разве что за очень выдающиеся способности.

Явившись, Мари без предисловий потребовала, чтобы её проводили к телу отца. Посетовала на плохую погоду по дороге. Ей показали комнату, где до похорон оставили Ордена.

Полуподвальное помещение едва освещалось блёклым солнцем. Мари видела его не в первый раз — и жутковатую роспись стен — полукругом стояли фигуры в чёрных мантиях. И хоть краска местами пошла пятнами и облупилась, в сумраке комнаты они казались до жути реальными. Мари пару раз безрезультатно попыталась призвать белое пламя, но не смогла и от злости припомнила демонов. В магии она никогда не преуспевала.

Крошечная комната, накрытая магией, чтобы с телом Ордена ничего не случилось, была очень скудно обставлена — только у одной стены — каменный постамент, у соседней — стул, предназначенный для того, кто захочет побыть с покойным, попрощаться, да ещё окно под потолком, в которое не пролезет и ребёнок.

Руки Ордена уложили вдоль тела, глаза закрыли, а мантию и скорпиона оставили, и все перстни тоже. Он был одет так, как и перед смертью. Вот только изумруд в скорпионе выцвел, поблекла отчаянная белизна рубашки. В смерти он быстро состарился.

Мари потопталась в центре комнаты, крестя на груди руки. Неприкаянная и сердитая, как дальняя родственница, которую не пригласили на семейный праздник. Как будто собиралась не прощаться с отцом, а только убедиться, что он и вправду мёртв.

Орлана ждала у двери, завернувшись в накидку, но от утренней прохлады у неё всё равно норовили застучать зубы.

Мари обернулась и, увидев её, тут же отвела взгляд.

— Поговорим? — предложила императрица.

— Если хотите. — Мари дёрнула плечом. Во взъерошенных волосах, как раньше, горели серебристые искорки.

Она всегда обращалась к Орлане на «вы», хотя та не раз напоминала о родственных отношениях.

— Нет уж, — кривилась в таких случаях Мари.

Она приходилась Орлане двоюродной сестрой, а на деле выходило, что почти дочерью. Но никогда не смотрела в глаза.

После кровавого переворота Орлана была по горло загружена проблемами: с провинциями, с Эйрин, с личными сдающими нервами. Сам Орден быстро потерял интерес к дочери, и, в конечном счёте, получилось так, что за неё всегда отвечала Орлана. А Мари была ураганом, каждый день она выделывала что-то такое, что Орлана хваталась за голову и призывала в свидетели Вселенский Разум — что ничего более дикого уже не может произойти. А на следующий день Мари доказывала Вселенскому Разуму, что очень даже может.

Поначалу Орлана пыталась достучаться до Ордена, когда Мари за ухо к ней притащил лорд хаоса.

Олриск спокойно объяснил, что Мари — на спор или просто ради спортивного интереса — стянула из его личных покоев статуэтку матери-птицы, древнего божества. Спокойно объяснил Орлане, как важна для него именно эта статуэтка — память об умершем отце. Спокойно вручил Мари Орлане и ушёл, оставив их разбираться наедине.

— Это твоя дочь! — выговаривала императрица Ордену.

— Ну и что? — бормотал он, с головой уходя в очередную книгу. — Хочешь — отдаю даром. Ты же обожаешь трудновоспитуемых девчонок.

Для своих «развлечений» Мари выбирала исключительно самых влиятельных магов, как будто остальных считала недостойными внимания. Да и репертуар её отнюдь не ограничивался воровством. С небольшими перерывами в кабинет Орланы являлись лорд Свеин, чью беременную жену Мари до обморока напугала, затаившись в тёмном саду. Леди Аливера — её малолетнюю племянницу Мари увела с собой в лес, оставив леди почти до вечера в панике метаться по городу.

Однажды умудрилась насолить даже Каэде. Она вообще неясно, каким образом пробралась в его резиденцию, и принялась изрисовывать стены картинками похабного содержания, пока её за руки не поймала охрана. Потом были и другие случаи, которые Орлана и вовсе предпочитала забыть.

— Пусть радуется, что ты с ней возишься. Я бы не стал долго мучиться. Я бы её убил, — отстранённо замечал Орден после каждой выходки Мари.

— Убил бы? — Орлана сжимала зубы, чтобы не заскрипеть ими. — Да у вас очевидно фамильное сходство.

Решение отправить Мари учиться созрело само собой. Альмарейнскую академию Орлана посчитала неподходящей — ей не хотелось портить отношения с ректором, а вот Морейнская — почему бы и нет. По крайней мере, бурлящая энергия Мари наконец-то сможет вылиться в полезное русло.

И тогда, после скорых проводов, в первый же тихий вечер Орлана ощутила, что значит — вздохнуть с облегчением.

— А потом выдадим её замуж, — решила она. — За кого? Пока не знаю. Аластар, подумайте. Нужен некрупный чиновник, который нам очень насолил.

— Возможно, кто-нибудь из Маара? — серьёзно осведомился Аластар.

— Боюсь, что в таком случае союзники Маара соберут убогие остатки своих армий, и тогда нам мало не покажется. Доведённые до отчаяния маги — это всё-таки страшно, не находите?

…Они прошли в малую гостиную, где из окна виднелся рассвет, стены остыли за ночь, но на столике между креслами уже стоял поднос с двумя чашками горячего чая. Орлана взяла одну, грея пальцы через тонкий фарфор. Мари показательно отвернулась.

Красивый профиль и волнистые тёмные волосы — Мари была похожа на Ордена, но ещё больше — на свою мать, и в душе Орланы это всегда вызывало лёгкую тоску по прошлому.

— Знаю, что ты уже всё для себя решила, — сказала она, когда молчание стало холоднее тумана. — Но всё-таки хочу, чтобы ты меня выслушала. — Она говорила, глядя на дергающийся уголок губ Мари. Той хотелось то ли заплакать, то ли засмеяться, то ли закричать, но она молчала, глядя в угол. — Я не убивала твоего отца.

— Что вы оправдываетесь! Я всё понимаю, — отрывисто бросила Мари. — Я бы на вашем месте его давно бы уже убила. Не знаю, чего вы вообще столько тянули.

Орлана смотрела на неё, ожидая встретиться взглядами — трудно было разговаривать с затылком. Но приходилось.

— Неужели ты считаешь, что я — настолько сильный маг, чтобы убить Ордена?

Мари фыркнула.

— Да я всегда знала, что вы только притворяетесь эдакой серой мышкой. А что, удобно. Но мне сказали, всё вышло по правилам дуэли, прицепиться тут не к чему, так что… — она развела руками. — У меня к вам нет претензий.

За время её учёбы в Морейне, Мари возвращалась в замок всего два раза — по две недели в летние каникулы. Город больше не стоял на голове от её проделок, и к Орлане никто не являлся, чтобы пожаловаться. Мари почти не выходила из своей комнаты, валялась на кровати и смотрела в потолок, и, судя по всему, откровенно скучала. И ещё ей, очевидно, было очень неуютно в замке.

— Взгляни на меня, — негромко, но твёрдо произнесла Орлана.

Мари нехотя обернулась. Серебристые искорки в её волосах почти потухли, и завитки тёмных волос почти расправились от утренней сырости, но жёсткая насмешливая улыбка застыла на губах. Орлане вдруг показалось, что перед ней — дядя, просто в новом обличии.

— Я не стала бы убивать Ордена, хотя бы потому что мне сейчас нужен такой сильный союзник, — сказала она.

— Но вы же постоянно ругались, — скривила губы Мари.

— Поверь мне, это не повод для убийства.

— Какая разница, верю я или нет, — буркнула Мари, снова отводя глаза. Орлана помолчала ещё немного и решила, что пора заканчивать беседу. Нехорошо было бы оставить сестру безо всяческих объяснений, а доказывать, убеждать… зачем?

— Похороны будут вечером, — произнесла Орлана вместо «до свидания», — а пока что можешь отдохнуть и привести себя в порядок.

Мари заметно дёрнула плечом — ещё чего не хватало! — но когда Орлана поднялась, вдруг подалась к ней.

— И как его похоронят?

Чего-то подобного Орлана и ждала — как завершающего аккорда в тревожной симфонии. Ордена — однажды совершившего непростительно преступление, изгнанного из столицы, нельзя было упокоить в отдельной комнате семейного склепа. Но и позволить закопать своего дядю, как бродягу, в общей яме, Орлана не могла.

— Я решу этот вопрос и сообщу тебе позже.

— Но вы же простили его! — зло выкрикнула Мари ей в спину. — Значит, можно в склепе.

Сдерживая тяжёлый вздох, Орлана не обернулась.

— То, что я разрешила ему вернуться в столицу, не значит, что я его простила.

* * *

— Знаете, я хотела поговорить с Амиром, — сказала Орлана, почувствовав, как за её спиной возник Аластар. Она отстранённо наблюдала за приготовлениями к похоронам: никаких траурных флагов над городом, и стражники не сменили обычную форму на тёмные плащи. И только на развалинах храма мелькали фигуры. Правда, из сада было плохо видно.

— Вы не нашли его? — предположил Аластар.

— Нашла. В библиотеке конечно же. — Орлана смолчала о том, как в странном оцепенении поднимала с пола шахматы. Видно, со вчерашнего вечера никто из слуг не решился к ним притронуться. Она вспоминала позицию — особенно напрягать память не пришлось. И долго держала в руках чёрную пешку, а потом вдруг поняла, какой ход нужно сделать следующим. Чёрный король остался в безопасности, чёрная пешка замерла на предпоследней горизонтали. — Парень, кажется, был не в себе. Сидел в углу, бормотал что-то себе под нос. То ли молитву, то ли песню. Наверное, не спал всю ночь — одежда смята. Я не стала его тревожить. Может быть, потом.

Она умолчала о том, как всё-таки приблизилась к Амиру — нехорошо было бы оставить ребёнка в таком состоянии. Но только коснулась его плеча, как Амир дёрнулся и, извернувшись, ударил её по руке. Ударил по-настоящему, так что запястье саднило до сих пор. Орлана задумчиво потёрла его, разгоняя кровь.

Аластар кивнул, не отрывая взгляда от храма. Серые клочковатые тучи застелили небо над городом, и холод сковал землю, посыпал серебристыми искрами опавшие листья.

— Вы решили на счёт похорон Ордена? — Аластар сузил глаза, всматриваясь в туманные развалины храма.

— Я посоветовалась с лордом Лларом. Он подтвердил, что это не запрещено традициями. В касте хаоса, скажем, вообще всех мертвецов сжигают. С другой стороны, это и не выглядит слишком торжественно в глазах остальных каст.

Аластар обернулся и рассмотрел на её лице выражение сдержанной, хорошо спрятанной боли. Правда — за множеством слов, как и за их полным отсутствием, всегда пряталась тоска.

Так резко похолодало — за утро ветер оборвал с деревьев почти все листья, почти все птицы спрятались, а на дорожках из белого камня нет-нет, да и хрустел под ногами лёд.

Орлана поймала взгляд Аластара и попробовала улыбнуться. Её пальцы, как обычно, были холодными, и он попробовал их отогреть в своих ладонях. Орлана не сопротивлялась, давая молчаливое согласие на эту ласку. Здесь, в глубине сада их вряд ли кто смог бы их увидеть. Потом она притянула его руку и положила её себе на живот.

Аластар всё понял и коснулся губами её шеи, отведя в сторону прядь волос, которая выбилась из причёски.

— Пойдёмте в замок, вы тут замёрзнете.

Матушка Греиг так бы и дремала за стойкой, откинувшись на спинку любимого стула, но шум и гам среди гостей стал вдруг таким, что даже заставил её открыть глаза. Единственное существо, которому позволялось орать и махать кулаками в её таверне, была она сама, а всех несогласных матушка усмиряла быстро.

— Так, упыри, чего вы разорались, как потерпевшие? — Она вышла из-за стойки и с непоколебимостью боевого демона прошествовала в залу, одновременно закатывая рукава и расталкивая в стороны незанятые столы и стулья, которые попадались ей на пути. — Может, вы ещё и намылитесь тута кулачищи греть. Я вас…

Силы матушке было не занимать, поэтому она одной рукой ухватила за шиворот сразу двоих смутьянов, а второй — изворачивающегося, как червяк на сковороде, Нута.

— Твоего ж демона тебе в глотку, — громогласно пожурила она своего супруга.

— Матушка, обожди чуточку! — взмолился он, обмякнув в её руке. — Дядюшка Мыр пришёл и такое говорит, такое! Заслушаться можно. Вот мы и обсудили, значится.

— Да? — недоверчиво протянула Греиг и ещё раз тряхнула их как следует — для профилактики. — Да твой Мыр хлопнул вчерась самогона на конском навозе, вот и несёт всякое. А вы и рады уши поразвесить. А ну быстро метнулся на рынок за корнем дересля! С самого утра тебя не дозовёшься, а у меня все приправы кончились.

Помятый Мыр грустно обвис в другой ей руке.

— Правду говорит! — с двойным усердием заголосил Нут, напуганный перспективой тащиться на рынок. — Вот видит небо, чтоб мне к демонам провалиться прям через этот пол. Мыру Лотон рассказал, а сам он утром ещё встретил приятеля, который в самом Илле живёт, а ведь он почти совсем не пьёт.

— Да? — с привычным сомнением протянула матушка, всё-таки разжимая пальцы. Все трое с грохотом свалились на стулья. — Ну глядите, последний раз на веру вашу брехню беру!

Все знали, что очень уж она любила свеженькие сплетни, и даже лишнюю рюмку готова была налить, лишь бы послушать что-нибудь новое. В своём углу застенчиво прокашлялся дядюшка Мыр.

— Матушка, мне бы чарочку, а то горло пересохло — смерть. Слова сказать не возможно.

Греиг подозрительно покосилась на него, но за чарочкой сходила и бухнула перед Мыром на стол, расплескав едва ли не половину.

— Пей, упырь окаянный, и смотри, чтобы твои россказни мне по душе пришлись, а то… — Она сунула ему в лицо необъятный кулак.

Мыр икнул, но самогон выпил сразу же, даже не подавился.

— Слушайте! — взвыл он в почти религиозном экстазе враз окрепшим голосом. — Правду режу, вот тебе чтоб меня Вселенский Разум на куски разорвал прям тут. Мне сказал Лотон, а ему приятель из Илле говорил, а ему двоюродный брат, который аж в самом Морейне живёт. — Увидев, как лицо матушки снова начинает наливаться краской, он торопливо перешёл к сути. — В самой столице дело было. В императорском замке такие дела случились — ни в жизнь бы не поверил, если бы от кого другого узнал.

Чуя, как рассказчик опять начинает вдаваться в ненужные подробности, матушка кашлянула и слегка притопнула ногой, заставив зазвенеть кружки и мутные рюмки на столе.

— Так о чём я… — стушевался Мыр. — А! Битва магов была страшная. Да такая жуткая, что птицы все подальше в леса улетели, а небо почернело, и даже трава пожелтела и вся, как ни на есть, легла к земле. Лотон не врёт, брат его приятеля сам своими глазами видел! Вот этими глазищами!

Он привстал из-за стола, разгорячившись, тыча двумя пальцами в глаза себе. Матушка презрительно хмыкнула.

— Чего ты брешешь-то? Все знают, что некому там драться. Все особо сильные маги давно померли. Кому там сражаться-то? Разве что Орден этот остался. И всё.

— А тут и есть самое, что ни на есть, любопытное, — изошёл на хрип Мыр, вытаращив на слушателей глаза. — Императрица сама своего дядюшку и порешила.

На Мыра уже давно оглядывались из-за соседних столов, а теперь и вовсе обернулись, кое-кто даже стул поближе передвинул, боясь пропустить хоть одно слово. Почуяв всеобщее внимание, Мыр приосанился, расправил костлявые плечи и даже попытался выпятить грудь, но выпятился почему-то только живот.

— Из самых достоверных источников слышал. Как императрица, значится, со своим дядюшкой-то поругалась, так вся столица это слышала! Говорят, аж земля дрожала, да небо чёрными тучами затянулось. Какая ведь была битва! Кто случайно мимо проходил — и те померли, так жутко им стало.

— Да что ты брешешь, как сивый мерин, — уже неуверенно, скорее ради приличия возразила матушка Греиг. — Все ж знают, что императрица — паршивенький маг. Не то, что её дядя.

— Правду говорю, — возопил Мыр, стуча кулачонками себя в ссохшуюся грудь. — Маг она, только всё время, значится, тихонько сидела, чтобы никто не заподозрил. Ну а то вдруг её какие злодеи схватят, а она бац — и разбросает их всех, как ребёнков.

Матушка усиленно тёрла подбородок, соображая, могло ли так быть, или всё-таки врёт упырь окаянный. Вокруг уверенно загалдели, мол, а ведь и правду говорит, могло такое быть. Где-то в углу нашёлся даже мужичок, лично знакомый с одним магом из Альмарейна, который давно уже догадывался о всех тайнах императрицы.

— А ведь и правда, — припомнил кто-то. — Её ведь уже убили, когда переворот случился. А она возьми и восстань из мёртвых. Разве ж кто кроме великого мага такое может?

Долго ещё таверна гудела, обсуждая новость, долго судили, за какие такие провинности императрица порешила своего кровного дядюшку, да так и договорились, что не им, простым смертным, в дела великих магов лезть. И каждый сам себе думал, что только он вот-вот дойдёт мыслями до простой и светлой мысли, и поймёт, наконец, что же такое сотворилось в столице.