Они смогли заговорить, только когда дом уснул. Кир закрыл вечно распахнутое кухонное окно. На москитной сетке повисли крупные капли дождя и пара брошенных ветром листьев. Они не зажигали ламп — сидели в свете ноутбука. По его экрану плавали мыльные пузыри, бились друг о друга резиновыми боками.

— Я не знаю, как это объяснить, — сказала Влада, стянув очки за дужку. — Меня не было. В этот раз — довольно долго. Я боюсь. Что если в следующий раз всё не вернётся назад?

У неё руки пахли ромашкой и мятой. Коротко остриженные ногти — ванилью, и ладони — болезненным шалфеем. Кир так и не выпустил её руки. Как будто это могло помочь. Всё равно однажды ему придётся выпустить, отвернуться на минуту, выйти из комнаты, и тогда она исчезнет.

— Ты же сам видишь! — Если бы не закрытые окна, её голос разбудил бы ласточек под крышей. — Есть то, что нам кажется. Иногда наступают моменты, когда меня ни для кого нет.

— Так не бывает, — упрямо повторил Кир. Не сосчитать, сколько раз он уже произносил это, мысленно и вслух. — Хочешь сказать, что если я сейчас не вижу Зарину, она перестаёт существовать?

— Бывает не-живая сущность в подвале старой школы, бывает ещё и не такое, — тихо, как будто даже хладнокровно заметила Влада. — Зарина существует, потому что существует для кого-то ещё, а не только для тебя. А мне страшно. Мне кажется, реальность рвётся подо мной.

Было тихо. Так тихо, как может быть только августовской ночью на окраине деревни. В окна смотрели тысячи звёзд. Таких ярких, что свет экрана не был для них серьёзной помехой.

Влада вырвала свои руки из его и прижала ко рту, как будто хотела согреть.

— Я не знаю, как это исправить.

— Как это вышло?

— Помнишь ту ночь, которую я не спала?

Она говорила так, будто та ночь была много лет назад, а не вчера. Влада убрала волосы с лица, пальцами зарылась в них, закрыла глаза.

— Той ночью я увидела провал в графиках. Я просто хотела попробовать. Мне стало интересно.

Была ночь, и были кровяные шарики, которые Влада нанизывала на тонкую леску, и в темноте кухни шарики становились невидимыми. Это — старая проверенная временем методика, её мог использовать даже новичок. Даже такая бездарность, как Влада. Она слышала шаги под окнами, сухую поступь не-жизни.

Так — она призвала тех, которые оказались ближе всего, и заставила их обойти дом вокруг, чтобы получить ответ на свой вопрос. Кровяные шарики сыпались на пол из уставших рук. На полу их было уже не отыскать.

Влада и не думала искать, потому что для этого нужно было опускаться на пол, лезть под стол, в темноту. Темнота сейчас была опасной. Так пожалуй останешься без руки или с царапиной во всё лицо — темнота всяких фокусов не прощает. Нет, безопаснее сидеть смирно, под голубоватым светом экрана.

На третьем круге у Влады судорогой свело ногу, было так больно, и она не могла даже разжать зубы, чтобы застонать. Кровяные шарики казались почти чёрными. Когда она закончила их собирать, уронила руки и голову на стол и лежала так, слушай приглушённое гудение ноутбука. Дышалось тяжело, и шаги всё ещё звучали.

Ничего не получалось. Всё-таки у неё слишком мало талантов и сил, чтобы задавать вопросы не-живым. Чертить извивающиеся графики — вот всё, на что она способна. Бездарность, правильно сделал профессор, что бросил её.

Только-только она пришла в себя, когда в кухню зашёл Кир.

— Эй. Тебе чего не спится?

Она промяукала что-то. Голова кружилась, как будто Владу укачало на аттракционе. Буфет — плита — стол — встревоженное белое пятно в темноте — это лицо Кира. Хорошо, что он не задержался надолго, ушёл, и Влада смогла опять уткнуться в стол. Не глядя она проползла пальцами к сведённой судорогой голени, попыталась размять каменные мышцы.

Круг не завершился. Реальность была надорвана в самом слабом месте, и уже истекала сукровицей крошечных перемен. Со скатерти исчезло пятно от раздавленной вишни. Звук дождя слышался совсем рядом, за раскрытым окном, хотя в той реальности дождь прошёл стороной. Реальность текуче менялась.

Кир взял её за запястья и повернул руки ладонями к себе. На них не было порезов. Впрочем, он бы заметил ещё утром — если бы были. Влада скривила губы.

— Думаешь, чтобы их позвать, я до сих пор режу руки, как на третьем курсе? Я теперь поумнела, у меня другие методы.

Она повернулась к буфету, открыла ящик, который на памяти Кира перестали открывать, наверное, с бабушкиных времён, но он вышел тихо, без скрипа. Среди забытых безделушек она быстро отыскала тонкий пластиковый футляр и положила его на стол между собой и Киром.

Футляр легко открылся, оттуда выпала иголка, похожая на волосок. Тонкая, даже непонятно, как вставить в неё нитку. Влада наблюдала.

— Перерыла весь Интернет, обзвонила полгорода. Нашла в одном медицинском магазине, взяла последнюю. — Она уже улыбалась. Так говорить мог бы огородник, демонстрируя богатый урожай. — Тут чем тоньше, тем лучше.

Она снова показала ему ладони.

— Совсем не оставляет следов. И здесь очень темно — это помогает. В городе не бывает так темно.

Кир поспешно затолкал иглу обратно в футляр. Не хватало ещё потерять.

— Прекращала бы ты свои эксперименты.

Улыбка потихоньку сползла с лица Влады — она вспомнила, о чём они говорят, сидя вдвоём на тёмной кухне. Может быть, её расстраивало, что следующей конференции для неё может не быть — не рассказать о своём потрясающем открытии.

— Что мы будем делать? — спросил Кир, прогоняя навязчивое ощущение конца света.

В такую ночь реальность могла бы показаться сломанной и безо всяких кровяных шариков. Влада зарывалась пальцами в волосы и сосредоточенно молчала, как будто даже сейчас считала неограниченные пределы, которыми была исписана вся её диссертация.

— Знаешь, как уходят друзья? — произнесла наконец Влада. — Сначала это незаметно. Они всего лишь немного отстраняются. Например, их больше не волнует, куда я пропала на целую неделю. Потом — они отказываются от встреч, не подходят к телефону, или подходят, но: «Извини, я был так занят, и я и сейчас занят, перезвоню позже». И не перезванивают, конечно. Примерно через полгода ты узнаёшь из третьих рук, скажем, о том, что твоя подруга вышла замуж, а когда-то хороший приятель уехал из страны.

Кир и хотел бы улыбнуться, да не улыбалось.

— Нужно относиться к этому легче. Кто-то уходит, кто-то приходит.

Влада обернулась к нему, черты её лица истончились в голубоватом свете. Она подняла со стола очки, нервным движением надела.

— Да. До тех пор, пока не уходят все. А когда ты ни для кого не существуешь, может быть, ты в самом деле перестаёшь существовать?

Стёкла очков блестели, как волчьи глаза, но её настоящих глаз теперь не было видно.

— Я не знаю, как это происходило раньше. Но по крайней мере, когда я пыталась зашить надорванную реальность, я поняла, что это так. Мне даже интересно, что получится. Исчезну я до конца или нет. Она отталкивает меня, понимаешь?

— Так. — Кир поднялся, упираясь в столешницу кулаками. — Утром мы едем в город, ловим твоего профессора и рассказываем всё ему. Если он не знает, что с этим делать, то никто не знает.

Влада красноречиво вздохнула.

— Он в Мёртвой долине, я же говорила. И будет там ещё неделю, не меньше.

— Но есть же и другие преподаватели.

— Ты шутишь? Август — мёртвый сезон в институте. Они же не дураки в свой законный отпуск на работе торчать. На кафедре сейчас даже лаборантка, наверное, не появляется.

Кир выдохнул и тяжело опустился обратно на табурет.

— А ты что предлагаешь?

— Я? — Голос Влады неуверенно вздрогнул. — Я попробую сама всё исправить. Я же кое-что могу, правда?

В коридорной лампе припадочно билась муха.

Кир чувствовал, что Влада не спит. Она тихо лежала у него под боком, тепло дышала в плечо, но он всё равно знал, что Влада не спит. Так же, как и он, прислушивается к жужжанию неугомонной мухи.

Он хотел бы узнать, который час, но для этого требовалось потянуться к телефону и потревожить Владу. Небо — чёрное, усеянное проростками звёзд — смотрело в комнату. Через неплотно захлопнутую дверь пробивалась лента жёлтого света.

— Она уже давно плачет, — глухо сказала Влада. — Не могу понять, где.

Она поднялась и медленно измерила шагами комнату, похожая на Командора — напряжённая и вся обращённая в чувство. Может, даже волосы на коротко стриженом затылке становились дыбом.

Кир тоже прислушался. Сначала он ничего не услышал, но чем сильнее пытался услышать, тем отчётливее становились странные, квакающие звуки. Это и правда были всхлипы, но глухие, как будто шли из подземелья.

Влада аккуратно открыла дверь и прислушалась. Всхлипы как будто бы стали громче. Она пошла вниз по лестнице, не забывая переступать через скрипучие ступеньки.

Кир спустился следом за Владой. Изнутри его подтачивало нехорошее ощущение. Всхлипы можно было бы списать на Зарину, но он её хорошо знал, и к тому же внизу плач сделался слышнее. И шёл он не из родительской спальни, наоборот — тонкая ниточка звука тянулась со стороны крыльца.

Погреба в доме не было. Он располагался на летней веранде. Второй, который глубже и холоднее, вырыли в сарае ещё до войны, и теперь изнутри он порос белым пушком плесени. Им почти не пользовались.

Влада боялась обоих, она боялась холода, темноты, высоты, замкнутых пространств и подвалов, и вообще было неясно, как она при таких страхах умудряется звать не-живых, чтобы те рвали ткани реальности.

Влада остановилась возле двери, ведущей на крыльцо. Эту дверь редко запирали, как и любую другую, и впервые за всю жизнь Кир посчитал это неправильным. Он отодвинул Владу в сторону и защёлкнул шпингалет. На старую железку надежды мало — но так всё равно лучше, чем ничего.

— Все окна закрыты?

— Вроде бы да, — пожала плечами Влада. Она кусала ноготь на большом пальце. Не боялась — просто обдумывала варианты. — Только не зажигай свет. Я сейчас посмотрю.

Окно в зале выходило прямиком на будку Командора. Влада коленями встала на подлокотник кресла и отодвинула штору.

Двор и кусочек палисадника были залиты молочным сиянием — как будто сюда мог дотянуться свет железнодорожных фонарей. Мощёный дикими камнями двор тонул в тумане, как в болоте. Цепь Командора делала красивое пике, и её конец терялся в темноте будки.

Кир взял Владу за плечо и отодвинул её от окна.

— Это сущность из школы?

— Похоже. Я других здесь не видела.

Она сползла с кресла, на ходу одёргивая шорты.

— Я уведу её завтра, это не проблема. Но меня беспокоит эта нехорошая тенденция. Какого… сущность опять притащилась к дому? Я её не звала. Боюсь, что…

Влада побродила по тёмной гостиной, сама как привидение. Эфирно-молочные искорки зажигались и погасали в зеркальной стенке буфета.

— Почему она плачет? — вполголоса спросил Кир. Он не боялся разбудить родителей — те крепко спят за двумя стенами. Но то, что ходило снаружи дома, заставляло его понижать голос, хотя вряд ли могло подслушать.

— Я понятия не имею.

— Я думал, они рассказывают тебе.

Влада остановилась. Стёкла очков опять стали похожи на глаза волка — оранжевые огни горели, как два маленьких пожара.

— Для любого исследования нужно время. Когда биолог приходил в лес, звери не бегут к нему и не становятся в очередь.

За ночь входная дверь отсырела, и Влада долго пыталась открыть её — навалилась плечом, потом — всем телом. Наконец открыла. Между балками крыльца висела огромная паутина, вся усыпанная каплями воды. Влада опустилась на сырую ступеньку, чтобы завязать шнурки.

В кухне звенели посудой родители, они всегда вставали рано. И то ли этот шум разбудил Зарину, то ли она ощутила своим звериным чутьём, что от неё хотят сбежать, но в одной ночной рубашке скатилась по лестнице, скрипя всеми ступенями сразу.

— Эй, вы куда? Мы же договорились вместе!

Кир обернулся к ней, собираясь рассказать, что всё получилось сложнее, и поход придётся отложить, но Влада его опередила.

— Да ладно, пусть идёт, — с тайной обречённостью бросила она. — Только одевайся быстрее. Лучше идти, пока солнце не совсем встало.

Зарина бросилась наверх, путаясь ногами в ступеньках. Лестница предсмертно застонала. Влада уже завязала шнурки и сидела теперь, опустив голову и руки на колени.

Когда стоны затихли, она поднялась и вынула из кармана шортов коротенькую пластиковую пробирку. Привстав на цыпочки, принялась одну за другой стряхивать в неё капли с паутины.

— Иди сюда. Ну, не бойся. Иди, иди.

Её руки в алом свете восхода виделись Киру почти прозрачными, как фарфор. И на ладонях ему чудились чёрные пятна — следы от тонкой иголки.

Влада не спала вторую ночь, но сейчас она не выглядела больной и уставшей. Разве что чуть заторможенной: не сразу отвечала и могла долго смотреть в одну точку. Как только все капли оказались внутри пробирки, Влада с силой вдавила пробку и спрятала пробирку в карман.

— Вода — это она? — спросил Кир, просто что бы не потонуть в молчании.

— Вода — это вода. Но должно быть что-то материальное. Так легче. Мне легче поверить, а ей — понять, чего я от неё хочу, — отозвалась Влада и зашагала к будке Командора.

Прочти она тут хоть целую лекцию, понятнее не стало бы. То, что было отточенным инструментарием её науки, часто казалось скорее набором языческих обрядов.

Пёс выбрался, осторожно ступая, одёргивая лапы от влажного камня. Подошёл, лизнул Владе руку и полез обратно в будку. Это не было похоже на него. Обычно только и приходилось, что спасать от его лап одежду — будет прыгать, оставлять грязные отпечатки.

Вернулась Зарина, на ходу застёгивая ветровку, и втроём они вышли на улицу. Соседский дом стоял тихо, в своём личном клубке тумана. Молчала даже железная дорогая за лесополосой. Заразившись общим немногословием, мало говорила и Зарина.

Мало говорила и медленно шла — плелась в трёх шагах позади, недовольная теперь, как будто из дома её вытаскивали силой.

— Холодно. Почему так холодно? Я так плохо спала ночью. Я, кажется, вообще не спала, — ворчала она вполголоса.

Кир замечал иногда, как Влада закрывает глаза и трёт уголки, и спотыкается, потому что дорога застыла волнами грязи, разбилась на две глубокие колеи. Нужно было оставаться дома. До вечера плачущая сущность всё равно не проявит себя, а Влада совсем без сил, она может позабыть что-то или напутать. Не сделать бы хуже этим походом.

Они снова прошли мимо зарослей кукурузы на спортивной площадке.

— А вон в том кабинете был пожар. — Зарина показала на окна.

Влада даже не обернулась. Она встала на предпоследней ступеньке — шагнула и замерла, как будто задумалась. Полукруг солнца плавал в тумане, словно и не собирался подниматься выше.

Глядя ей вслед, Кир решил, что сегодня всё равно увезёт её в город. Как бы там ни было, вызвонит отпускных профессоров. Сюда не доедет даже «скорая». Мало ли что случится. Мало ли…

— Здравствуй, — сказала Влада в голос. — Мы пришли с миром.

Школьные коридоры впитали её голос, как пересохшие губы впитывают влагу. Кир не стал спрашивать, зачем на этот раз такие предосторожности, он и сам ощутил неприятные покалывания в пальцах. Он никогда не был слишком чувствителен, но силу такого уровня смог бы ощутить каждый. И Зарина обхватила себя за плечи. Кажется, она готова была поверить.

То, что жило внутри школы, разрослось и протянуло щупальца-побеги из подвала по этажу.

— Я тут постою, — выдала Зарина, когда Влада подошла к лестнице в столовую. — Там грязно, наверное, а я в босоножках.

Влада достала из кармана брелок — пластиковую летучую мышь с хищным оскалом, потёртую и без одной лапы. Протянула её Зарине.

— Возьми. Даже если останешься тут, всё равно возьми. На всякий случай.

Зарина отшатнулась от подарка, сделала лицо оскорблённой невинности.

— Это что ещё?

— Защита. Ну, амулет. Пока я жива, я тебя защищаю через неё. Но только с возвратом. — Влада сделала вид, что улыбается.

— Бери, — подтвердил Кир. Ему хотелось поскорее расквитаться с заброшенной школой и уехать. Мысленно он уже вёл машину по дороге в город. Это долгий путь, но если выехать до обеда, к вечеру они будут на месте.

Зарина перевела взгляд с одного на другого, а потом — на пластиковую летучую мышь, которая так и скалилась с Владиной ладони.

— Вы меня разыгрываете, да? Сговорились что ли? Ну раз хотите, то я спущусь. Только чур без идиотских шуток.

— Возьми, — повторил Кир твёрже.

Она схватила летучую мышь и быстро сунула в карман платья. Хмурая, как это утро, сжала мышь в кулаке, так и не вынимая из кармана. Но больше не спорила — как будто щёлкнул внутри выключатель.

Дверь в столовую была как раскрытый рот. И хоть Кир помнил, что они захлопнули дверь, когда уходили — Влада никогда не пренебрегала элементарными правилами безопасности, — он почему-то ничуть не удивился, что дверь открыта. Нижние ступеньки заволокло чёрной пылью, похожей на плесень.

— Надеюсь, никто не прихватил с собой фонарик? — полушёпотом спросила Влада. — Подобное их очень злит.

Никто — это, конечно, Зарина. Кир знал правила и без подсказок. Но Зарина просто не думала о таком, когда собиралась, а теперь морщилась: надо было и правда взять.

— Мы туда полезем?

Влада не ответила и вошла в столовую первая, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. На ходу она вынула из кармана пробирку и канула в темноту, как в воду. Зарина шагнула следом, ведя по стене ладонью.

— Закрой двери, — попросила Влада из темноты.

Кир вошёл и потянул дверь за пыльную ручку. Глаза так и не привыкли к темноте. Когда-то на пятом курсе института он сказал Владе: «Всё, я больше с таким не связываюсь». В запале сказал, когда сущность брошенного склада не выпускала их целую ночь, водила кругами по одним и тем же коридорам. Влада тогда ничего не ответила, но звать его с собой перестала. А Кир долго думал, как бы сказать, что погорячился и согласен идти с ней куда угодно, но так и не придумал.

В темноте что-то ударилось, зашуршало и притихло. Столовая казалась безразмерной, хотя — он помнил — в лучшие времена тут с трудом помещались четыре класса.

— Выходи, — сказала Влада в голос. С хлопком открылась пробирка.

Пальцам стало холодно, и потянуло плесенью.

— Плачь здесь, — сказала Влада.

Он вспомнил квакающие ночные звуки, и опять их услышал. Рядом судорожно вздохнула Зарина.

— Оставайся здесь, — сказала Влада. — Я тебя запираю.

Теперь её голос звучал издалека. По стенам и полу шлёпали эфемерные шаги. Что-то метнулось у самых ног, обдав холодом ещё раз. Остро запахло кровью.

Слова у Влады всегда были один и те же, она придумала их, начитавшись красивых романов. Как объясняла она сама — не важно, что именно говорить, кое-какие профессора любят загибать трёхэтажные конструкции, кто-то читает любимые стихи. Важно, чтобы звучали нужные интонации. Бесплотные призраки — единственные, с кем Влада говорила командирским тоном.

— Прекратите уже! — крикнула Зарина, но сорвалась на хрип.

Кир пошёл на её голос, но под пальцами было пусто. Он развернулся, собираясь найти стену, но стены тоже не было. На мгновение сделалось отчаянно страшно — как будто весь мир скукожился до размеров старой столовой, а столовая выросла до размеров целого мира, и ничего больше не осталось.

— Замри, — сказала Влада, и теперь было неясно, к кому она обращается.

Мир вернулся на место. Под ладонью Кир ощутил стену с чешуйками облупившейся краски, и провёл по ней рукой, желая убедиться в надёжности мира. Ему в плечо ткнулась холодным лбом Зарина.

Солнце так и не поднялось. Когда Кир вышел на крыльцо, солнце всё ещё плавало в болоте тумана. Он обернулся и подал руку Владе: на последних ступеньках лестницы её заметно покачивало. Влада схватилась за него, царапнув ногтями по ладони.

Зарина уже стояла на тропинке, отряхивая выпачканное в побелке платье. Она взлетела по лестнице быстрее всех. Кукуруза лениво шевелила длинными шершавыми листьями.

Дверь в столовую захлопнули и подпёрли старой скамейкой. Если и полезет кто — для начала сломает ноги на тёмной лестнице. Чёрную пыль со ступенек разносил ветер.

— Мы уезжаем в город, — произнёс Кир, чтобы она знала.

Влада зажмурилась и села на деревянную ступеньку.

— Голова, — пожаловалась она, разжимая сцепленные у лба пальцы. — Ты что-то говорил?

Зарина вертела в руках пластиковую летучую мышь, рассматривала её со всех сторон и, наверное, не знала, как можно полагаться на такой амулет. Нет, чтобы рунный кинжал с собой носить или, например, пулю, вынутую из чьего-нибудь сердца. Она вручила мышонка Киру.

— Пойду я, — произнесла Зарина безо всякого выражения.

— Нет, мы вместе пришли, вместе и уйдём. — Остановил её Кир.

Сущность уже была заперта, да и вообще вряд ли представляла из себя хоть какую-то опасность, но правила есть правила, ими не стоит пренебрегать. Если уходить по одному, есть вероятность, что последний уйти не сможет.

Кир помог Владе подняться и снова посмотрел на восток: солнце замерло, подоткнутое ветвями дальних яблонь. Похоже, день будет хмурый.

Чтобы не делать крюк, они навели шороху в зарослях кукурузы и нашли удобную дыру в заборе. Кир помнил, она была тут всю жизнь. Может быть, забор сразу строили — с дырой. По косому и узкому переулку вышли на главную улицу, единственную, залитую асфальтом.

— Раз уж мы здесь, я собиралась в магазин, — сообщила Зарина и ускорила шаг, разом оторвавшись.

В центре села столпились аптека, продуктовый и хозтоварный. Она подёргала железную дверь продуктового, но безрезультатно. Зарина в недоумении огляделась. Время работы было выведено прямо на дверях белой краской.

— Эй, написано, что с семи работают, а сейчас сколько?

Кир тряхнул рукой, возвращая сползшие часы на запястье.

— Без десяти семь.

— Такого быть не может, мы вышли — было без двадцати седьмого. Пока дошли, пока лазили по подвалам… Они у тебя встали.

Она подёргала дверь снова. Окна всех магазинов вокруг были пустыми и тёмными. Влада высвободила руку из руки Кира и обошла магазин полукругом, высматривая что-то за стёклами. Аптека и хозтовары открывались только в девять, и темнота в их окнах ровным счётом ничего не значила. Но голос её изменился — рыбёшкой скользнула тревожная льдисто-хрусткая нотка

— Идёмте отсюда, — сказала Влада.

— Да подождите, может, откроют скоро. — Зарина в расстройстве всплеснула руками.

— Идёмте, — повторила Влада, отступая от магазина, как будто изнутри тёмных окон на неё таращилось жуткое существо.

Теперь Зарина послушалась.

Асфальтовая дорога была здесь всего одна, и если долго идти по ней — упрёшься в железнодорожный переезд. Его охраняли высокие тополя. Кир понял, чего не хватало в окружающей реальности — он не слышал стука поездов.

Всю дорогу к дому из-за заборов не тявкнула ни одна собака. Никто не выгонял со двора гусей. Одиноко торчала ива на берегу пруда, где любили заседать рыбаки — сегодня к ней никто не пришёл.

Дойдя до знака переезда, Влада посмотрела на восток. Солнце не поднялось от веток яблонь ни на палец. Она смяла в руке пластиковую летучую мышь.

— Наверное, я навредила реальности гораздо больше, чем думала.

Она села прямо в туманную траву, поджав под себя ноги. Из кармана шортов появился маленький футляр — волосок иголки поймал на себя лучик света.

— Вы что делаете? — выдавила из себя Зарина. — Может, уже хватит? Ладно, ладно, я вам верю. И в эти сущности ваши, и в амулеты, пиши уже свою диссертацию, о чём хочешь. Можно мне пойти домой?

Влада помолчала, проводя остриём иголки по ладони, как будто рисовала.

— Не надо. Не могу предсказать, что из этого выйдет. Вдруг доломаем реальность и там. Давайте лучше подождём. Есть надежда, что всё исправиться само собой.

Киру ничего осталось, как только опуститься на корточки рядом с ней. Влада ни на кого не смотрела, она всё водила иголкой по ладони, не оставляя следов. Как будто примеривалась.

— Мир — то, что нам кажется. Когда мы были в подвале, в темноте, в безвременьи, нам показалось, что весь мир такой, крошечный, тёмный и пустой. Вот он — получите, распишитесь.

— Так куда все делись? — Зарина потрясла головой, не желая понимать.

— Никуда. В нашем куске реальности просто никого нет. Тёмная комната, понимаешь?

Они помолчали.

— Так, всё, мне надоело, — сказала Зарина и решительно зашагала по вихляющей грунтовой дороге к дому. Отсюда он не был виден, только крыша блестела вдалеке. Зарина развернулась и крикнула издалека: — Сегодня же уеду, поняли?

Влада шумно выдохнула. До этого она держала на лице выражение полного безразличия, а теперь заметно погрустнела. Сказала, глядя вдаль:

— Чёрт. Прости. Я не думала, что всё так будет.

— Перестань уже извиняться. Я знаю, ты не со зла. Ты делала такое раньше?

Влада совсем отвернулась, показав ему коротко стриженный затылок.

— Пару раз. Помнишь контрольную по специальности на пятом курсе? Её не потеряли, я просто вырезала из реальности ту часть, где я её сдавала. Получилось, что и я вроде бы ни при чём, и контрольной нет. Хотя лучше бы я учила, правда… Но такого ещё не было. На этот раз я отмахнула здоровенный кусок. Нельзя было так делать.

Холодно не было — ветер, который обычно гулял по полям, здесь не существовал. Но идти им всё равно — некуда. Кир не сомневался, что дома по обе стороны дороги — такие же декорации, как и тополя. Картинки, нарисованные воображением, целые снаружи, пустые изнутри.

Вернулась Зарина, развела дрожащими руками.

— Там ничего нет. Только поля. А крыша вроде бы блестит. Но когда подходишь — ничего нет.

— Если не вернётся, я разрежу её снова, — пообещала Влада, как будто бросилась проклятьем. — Пусть мне придётся отпирать школу. А вы останетесь снаружи, чтобы не потерять и этот мир. Какой бы он ни был, он всё-таки получше, чем абсолютная пустота.

— Пустота? — полушёпотом выдохнула Зарина. Её рука дёрнулась, собираясь ущипнуть другую, но замерла.

— Не знаю, до чего может дойти. — Влада дёрнула головой.

Она встала и потёрла онемевшую ногу. С прошлой ночи Влада иногда прихрамывала. Обычные судороги такими не бывают — они не оставляют после себя ощущение чужой воли в своих мышцах. Нечего так часто общаться с не-жизнью, почаще бы разговаривать с людьми.

Но она говорила с призраками в заброшенной школе, с вареньем в большом тазу, с голубым экраном ноутбука, а с людьми — так, не срасталось.

— Стой, — потребовал Кир, тоже вскакивая.

— Нет, я это сделала, я должна исправить.

Он схватил Владу за руку и чуть не вскрикнул от неожиданности — в руке она всё ещё прятала иглу. Место укола обдало отчаянным холодом. Влада запоздало шарахнулась в сторону.

— Ты что наделал!

На ладони следов не осталось, но Влада присела и поворошила мокрую от росы осоку в том месте, где стояла секунду назад. В траве Кир ничего не увидел, она, наверное, тоже, потому что разочарованно зашипела.

— Наверное, уже впитался в землю. Будем надеяться, что здесь нет сущностей, и к тебе никто не привяжется.

— Что? Я ничего не видела, — пробормотала Зарина.

— Кровяной шарик. — Влада выпрямилась. — Всё, я иду в школу.

— Подожди, — сказал Кир уже спокойнее. Он всмотрелся в окна ближайшего дома. На выбеленном углу — табличка с номером восемнадцать. У ворот — кривенький лебедь из покрышки, побитая дождями клумба и вездесущее абрикосовое дерево, с веток которой только что вспорхнула птица.

А потом в окнах дома зажёгся свет. Тут же их плечи окатил сырой порыв ветра.

Влада судорожно выдохнула и зашарила по карманам — искала футляр для иголки и заодно прятала глаза. Правую ногу она ставила неестественно, старалась не особенно часто опираться на неё. Зарина оглядывалась, будто видела улицу в первый раз. Ещё секунда — и вдалеке застучал по стыкам поезд.