Двадцать четвертое сентября. Служа другим, расточаю себя

– Это ненаучно, – согласилась Вета, разглядывая блики в чашке с чаем.

Щелк – выключили свет. Без мерного гула холодильника стало непривычно тихо.

«Десять вечера, – отметила она машинально, она всегда определяла время по этому щелчку, – пора по кроватям».

Вета услышала, как Антон садится на стул напротив, схватилась за горячий бок кружки.

– А что научно? – монотонно протянула она. – Научно – ставить эксперимент с контролем. Ты считаешь, я должна обращать внимание, например, на Арта и абсолютно забыть, например, про Аню? И посмотреть, как быстро она помрет? Это будет научно?

Антон многозначительно хмыкнул.

– Научно, – согласилась Вета сама с собой. – Но я так не сделаю.

Он повозил кружку по столу. Когда глаза привыкали к полумраку, заливавшему комнату, становилось спокойнее. Редкие фонари вдоль трассы тянулись ожерельем до темного горизонта.

– Так ты долго не продержишься, – повторил Антон фразу, с которой и начал разговор. Он, видимо, готовил ее и долго выверял, потому что повторял раз от разу, как единственный аргумент. – Ты и так еле жива. Ты вся бледно-синяя, я удивляюсь, как еще шевелишься. В таком состоянии долго не протянуть.

– И что делать? – задала Вета резонный вопрос. Больше всего в эти одинаковые серые дни она боялась забыть кого-нибудь, упустить, просто из-за того, что слипаются глаза и в руках не держится даже карандаш. И утром услышать страшную новость.

Она тогда часто-часто задавала себе этот вопрос: «что делать?» – и засыпала, не успев даже придумать мало-мальски приличный ответ.

Он рубанул ладонью воздух.

– Нужно понять… механизм действия. Не знаю, как это назвать. И вместо того, чтобы тратить силы, пытаясь обхватить все, нанести один точечный удар.

– Точечный удар, – усмехнулась Вета. – Пускай его ваши военные нанесут. Тоже небось шарятся, как слепые кутята. Ловят этих сущностей, которых сами же наплодили.

– Ну, это был несчастный случай, – примирительно проговорил Антон.

Она не специально уводила разговор в сторону, просто думать не было сил, а на языке остались только слова, уже придуманные или услышанные в сводках по радио. Говорили, что скоро испытания закончатся. Сейчас – просто небольшие технические неполадки, но вообще-то все под контролем Говорили. Весь сентябрь твердили одно и то же, пока от вечерних новостей у Веты не начало сводить ноющей болью зубы, и она выключала радио, не слушая возмущений Антона.

Затянувшаяся неизвестность давила на нервы. Даже до школы иногда доносились мерные удары и гул, будто ветер гулял в исполинских трубах. От него в окнах звенели стекла. Тогда Вета обрывалась на полуслове и отчаянно вглядывалась в окно, за которым эпилептически тряслись клены. Дети тоже оборачивались и тоже смотрели, стихали даже шепотки на задних партах. И не было в этом городе ничего страшнее их общей беспомощной тревоги.

Антон поскреб пальцами в затылке. На сером фоне окна Вета видела его сгорбленный силуэт над чашкой.

– Просто ты не знаешь. Надо узнать.

– Предлагаю: вызови Лилию на допрос, – усмехнулась Вета. – У вас тут разрешены пытки? Боюсь, без пыток она ничего не скажет.

Мигнули фонари над трассой – так бывало часто, они иногда даже гасли на пару минут. Но без фонарей становилось совсем плохо. Тогда в темноте терялись привычные очертания предметов, и от беспомощности хотелось забиться в угол и зажмуриться, что есть сил. Человек – такое все-таки слабое существо. А новый человек?

Вета прижала холодные ладони к пылающим щекам.

– Тебе сами дети ничего не рассказывали? – спросил Антон, оторвавшись от созерцания темноты перед собой.

– Ты же знаешь, что нет. Мне кажется, они и сами ничего не знают. Так только, ощущают краем сознания, примерно как я.

Они вместе пытались создать иллюзию дружного класса. Когда закончился конкурс стенгазет, стали собираться по совершенно идиотским делам: пололи клумбы, помогали в библиотеке, разбирали архивы Жаннетты. Работали обычно только несколько девочек и Валера, который мялся, краснел и потел каждый раз, когда Вета на него оборачивалась. Вера Орлова наблюдала за трудами остальных свысока, забравшись то на подоконник с ногами, то на невысокую изгородь клумбы. Арт с Марком и Ииро, если того раньше не хватала за плечо Вета, носились по школе и вокруг школы, за что ни один и ни два раза уже были отловлены и отруганы Лилией.

Но Вета всех их помнила, ни одного не выпускала их памяти – ни на секунду, и смерти прекратились. Правда ночами снилась путаница из лиц и имен, и в шесть утра она радовалась, что уже можно вставать.

Они придумали эту любовь, они в нее почти уже поверили.

– Как же со всем этим справлялась Жаннетта?

– Я думаю, примерно так же, – дернула плечом Вета. – Мне говорят, она чуть ли не ночевала в школе.

Иногда проговаривалась Роза, иногда Вета слышала, о чем шепчутся за ее спиной математичка с литераторшей. Она уже ничему не удивлялась – не было сил. Неверной рукой заполняла очередные бланки для Лилии. Слова лились потоком, почти не оседая в сознании.

«Да они же просто нашли ее, чтобы потом все шишки получила».

«Не получится, ничего не получится. Жалко девчонку».

– Я думаю, они поначалу не просто так выделывались. И даже не для того, чтобы я ушла, – сказала Вета, отпивая остывшего чаю. – Хотя, может, и прикрывались этим. На самом деле они хотели, чтобы я обратила на них побольше внимания. Чтобы думала о них, понимаешь? Чтобы по ночам не спала и думала. Жить они хотели, вот что.

– А остальные классы?

– Ну, за компанию.

Мысль получилась такая простая и легкая, что Вета даже удивилась, как не нашла ее раньше. Хотя что уж тут удивительного. По дороге в школу думаешь о том, как бы сдать тематические планы. По дороге обратно – как бы проверить все тетради до того, как выключат свет.

– Мне страшно, – призналась она. – Очень страшно. Очень тревожно.

Фигура Антона распрямилась. Он с шумом подвинулся на стуле ближе, приобнял ее за плечи. Ладонь, такая же теплая, как остывающий чай, скользнула по ее шее, пальцы зарылись в волосы.

– Все нормально, – сказал он неуверенно. – Мы на правильном пути. Еще немного, и все решится.

Почти так же говорили в утренней сводке новостей, которые Вета слушала в автобусе, а потом – за трехминутную пешую прогулку до школы – по уличным репродукторам.

«Ситуация взята под контроль. Испытания идут по плану. Пожары в восточной части города успешно потушены, среди мирного населения жертв нет. Погорельцам будет предоставлено временное жилье».

Они боялись паники, потому что, если запаникуют жители закрытого города, паника прорвется наружу, а это будет очень страшно, хоть Вета и не бралась объяснить, почему.

Она высвободилась из его пальцев и опустилась щекой на прохладную клеенку.

– Спать, – шепнула Вета. – Пойдем спать.

Март завел привычку курить прямо в кабинете, и Антона это несказанно бесило, хоть раньше – до появления Марта – он и сам позволял себе такую вольность. Еще Март научился закидывать ноги на стол, и удовольствия от этого получал столько, что хватило бы на пару первых брачных ночей.

Антон молча сталкивал его ноги со своих бумаг, тихо зверея от перспективы лицезреть подошвы его ботинок, с мелкими камешками, набившимся в рельеф. Март теперь говорил неторопливо и приглушенно – ну почти как Роберт, и хитро поглядывал на собеседника, когда тот сжимал зубы в бессильном приступе ярости из-за этих бесконечных пауз в разговоре.

Март теперь раскрывал преступления одно за другим, и повадился ходить в архив. Не столько для того, чтобы поднять старые дела, сколько чтобы вот так же закинуть ноги на стол девушки-архивариуса и, листая пожелтевшие страницы поднятого дела, невзначай рассказать ей о том, как вчера дал наводку операм на очередного убийцу.

Еще он теперь открывал все окна, даже когда утром по проспекту гулял ледяной ветер. Даже если дождь заливал за подоконник, дотягивался сырыми пальцами до важных документов на столе.

– Темновато у вас тут, – говорил Март и открывал окна.

Антон мысленно раздражался, но приходилось соглашаться – и правда, темно. Не спасала даже лампа под потолком, хотя не так давно он лично вкручивал новую, самую сильную. Впрочем, открытое окно тоже мало спасало.

«Темновато» стало его любимым словом. Март часто тянул Антона покурить на улице, тот раздраженно махал руками. Он и так не успевал, ничего не успевал, голова была пустая и как будто набитая ватой. В мыслях путались свои дела и дети Веты. Куда было ему стремиться к уровню раскрытия Марта! Откуда что взялось – тоже не было времени думать.

Сегодня он потребовал у томной девушки-архивариуса папку с делом Игоря и изучал ее все утро. Приходил Март, вещал что-то, махал на Антона, зажимающего уши руками, и уходил. К обеду решение пришло само собой. Не самое лучшее, но единственное и более-менее сносное. Оставалось только поднять телефонную трубку.

– Пятая школа? Завуча по воспитательной работе пригласите к телефону.

На то, что Лилия и сегодня сбежала из школы посреди рабочего дня, Вета обратила внимание, только заметив яркое пятно на аллее парка. Цветастая шаль. Странно, обычно Лилия бросала ее у себя в кабинете.

Вета отвернулась от окна и вернулась к тетрадкам – на сегодня работы у нее было более чем достаточно. Какой-то умник из девятого «А» сдал пустой лист вместо контрольной. Поставить что ли двойки в столбик всем, кто ничего не сдал? Но придут же потом, станут возмущаться.

Она и сама прекрасно понимала, как легко на нее надавить. «Ну натяните на четверочку. Ну что вам, жалко, что ли?» Лилия кривилась: «Я бы за такое вообще два поставила, а Елизавета Николаевна слишком добрая к вам, балбесам!» Но не подзывала ее для разговора наедине, не приглашала в кабинет. Странно.

На самом деле у Веты просто не осталось сил. Она готова была лепить пятерки всем без разбору, чтобы только ее оставили в покое. Дали пару минут поглядеть мимо пространства, посидеть в полной тишине.

Но к десяти приходила Роза, и начиналось: «Вы не хотели бы печения? Вкусное. А чаю? Чаю налить? Я сегодня уже поливала цветы, не помните? Ох уж эти ненормальные дети, набросали бумажек на пол».

– Когда все это кончится? – спрашивала Вета у пустоглазого манекена и даже сама не могла объяснить, что это «все». И сколько ей еще ждать: до каникул, до пенсии, до смерти? Правильно сказал Антон, ей так долго не продержаться, ей уже сейчас хочется выть на звонок, вместе с ним или даже вместо.

Когда скрипнула дверь, Вета внутренне сжалась, предполагая еще одну бестолковую беседу с Розой или куда хуже – проблемы у своих восьмиклассников. Вот прибежали решать. Но тот, кто огибая парты, шел к подсобке, ступал тяжело и мерно, полностью осознавая все свое величие, и страшная мысль – «директор» – вдруг оказалась правдой.

Он вошел и без приглашений устроился на стуле Розы. Когда Вета училась в школе, она никогда не боялась ни кого из школьной «верхушки». Вся из себя примерная и с белыми лентами в косичках, ее тетради посылали на выставки, а рефераты – на конкурсы. Она вообще не понимала, чего так тряслись одноклассники.

Сейчас она ощутила острую необходимость слиться со стулом, только чтобы он ее не видел.

– Ну, вот вы уже месяц работаете у нас, – произнес он спокойно, складывая руки на округлом животе. – Как, нравится?

Вета захрипела, не в силах ничего ответить. Пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоиться, вытереть щеки и поднять голову.

– Да, – выдала она бодро, так что позавидовал безглазый манекен – ее верный союзник и друг.

– Это очень хорошо. И я вами доволен, даже очень. Конечно, не все сразу пошло гладко, но у кого без проблем? У всех проблемы.

«Если он напомнит про увольнение – вцеплюсь ему в горло», – решила Вета совершенно хладнокровно. Пусть отцепляет потом, как хочет, она вцепиться и выместит на нем весь страх, всю обиду.

– У нас очень хорошая школа, – завел директор привычную песню.

«И дети хорошие», – мысленно вставила Вета, прикрывая глаза.

– И дети хорошие. Почти все из привилегированных семей. Думаю, вы со всеми со временем подружитесь. А коллектив вам как?

– Хорошо, – отозвалась Вета ему в тон. Если ее и занимало что-то в этом сидящем перед ней обрюзгшем мужчине в дорогом костюме, то всего одно: зачем он сюда вообще явился? Какого демона? С каких это благословений?

– Вот видите, – выдохнул он так, словно Вета отказывалась пить горькое лекарство, а хорошие умные взрослые ее все-таки заставили. – И все у вас получается. Завучи вас хвалят. Говорят, вы со всем справляетесь.

Она даже благодарить не стала – так топорно и обыденно звучали похвалы. Не до конца же дня сидеть перед ним с приоткрытым от удивления ртом и молчать, на пару с манекеном.

– Лилия Аркадьевна тоже вот хвалила вас. – Он покрутил большими пальцами. Руки удобно умещались на животе.

Вета припомнила жестокий взгляд завуча из-под бровей и сглотнула.

– А я думаю, мы вам в этом месяце премию выпишем. Ну вам же нужно обустраиваться, купите себе что-нибудь домой. И зайдите к секретарю, там талоны на бесплатное питание в столовой получите.

– Спасибо, – все-таки выдавила из себя Вета, хоть и звучало все это как невразумительное бульканье.

Директор встал, поправляя полы пиджака, хоть, судя по виду, они никогда бы не смогли запахнуться.

– Работайте-работайте, – позволил он и важно вышел, даже не прикрыв за собой двери.

Двери и в подсобку и в кабинет биологии так и остались распахнутыми, поэтому Вета услышала нервные шепотки за порогом. Она насторожилась – урок все-таки, не перемена, – но голоса тут же стихли, и Вета вернулась к тетрадкам. Однако беспокойство никуда не делось. Она обернулась к окну, пытаясь вспомнить, какой сейчас урок у ее класса. Какой же?

Клены роняли последние листья. Вечная хмарь над городом то разражалась дождем, то сушила лужи ветром.

«Физкультура», – вспомнила Вета, отбивая карандашом по столу нечеткую дробь. Кажется, они до сих пор бегают по старому кладбищу, в спортзал вроде бы рано перемещаться, хотя… она привстала со стула, пытаясь разглядеть, что происходит за окнами спортзала.

И скрипнула дверь. Торопливые шаги не одной пары ног разрушили тишину пустующего кабинета. Скрипнул ножками по полу пододвинутый стул, голоса шикнули друг на друга, и в дверном проеме Вета увидела осторожно выглянувшую Алису.

– А! Какой у вас сейчас урок? – спросила она, как будто Алиса каждый полчаса заглядывала в подсобку с таким видом, будто собиралась стащить засохшие печенья Розы.

– Физкультура, – несмело проговорила та. Из-за ее плеча высунулась Алейд, встрепанная, как застигнутая дождем пичуга.

«Все-таки в зале», – с облегчением подумала Вета, рассматривая легонькие футболки и шорты девочек.

– А у нас, Елизавета Николаевна, чрезвычайное происшествие, – протараторила Алиса, как будто долго готовилась и боялась забыть.

Сердце ухнуло вниз.

– Там это, – с вымученным вздохом добавила Алейд, – Валера упал и ногу сломал. Кажется.

Последнее слово она договаривала, глядя в живот подскочившей на месте Вете.

Оказалось, она даже не знала, где вход в этот демонов спортзал. Не со стороны аллеи – точно, Вета, растревожив каблуками все лужи, оббежала его вокруг, пока Алейд и Алиса пытались за ней поспеть.

Там была полутемная лестница, закуток со скомканной баскетбольной сеткой и пара дверей в раздевалки с такими дырами в местах ручек, что Вета даже представлять боялась, сколько визга и писка слышится здесь на переменах.

«Без сменной обуви в зал не заходить», – гласила облупившаяся надпись над дверью. А Вета зашла, и ее туфли оставляли влажные следы на мокром крашеном полу.

Посреди баскетбольной площадки с одним мячом на всех радостно возились Арт, Марк и Ииро. Обшарив зал взглядом, Вета заметила еще парочку девочек, устроившихся в углу на длинных лавках, и дверь, которая наверняка вела в комнатушку типа ее подсобки.

Был бы зал чуть-чуть поменьше или класс ее хоть немного больше, может, и не так сиротливо и жалко выглядела бы вопящая баскетбольная команда из трех игроков. Навстречу Вете вышла учительница физкультуры в синем спортивном костюме и с кучей физкультурных прибамбасов на шее.

– Я ему говорю – не лезь на высокий турник. Только раз отвернулась. – Виновато развела руками, отчего закачался весь арсенал прибамбасов, начиная от свистка и заканчивая каким-то особенно продвинутым секундомером.

«Обычное школьное происшествие», – саму себя убеждала Вета, шагая следом за ней к потайной двери. Со стороны команды послышалось нестройное «здрасти!», она рассеянно кивнула в ответ.

«Темнота». В комнатке были окна, но оба подоконника оказались завалены хламом, претензионно-изумрудные шторы свисали флагами поверженных государств и окончательно загораживали тусклый уличный свет.

На отдельном стульчике сидел виноватый Валера, неуклюже выставив вперед ногу. Скоро выяснилось, что не сломал, я всего лишь вывихнул, но врача уже вызвали, а школьной медсестры вечно нет на месте. Вета села рядом с ним – дожидаться «скорой», а учительница физкультуры ушла спасать остатки урока. В дверной проем Вета видела ее бедра, обтянутые трико цвета морской волны, и как мальчишки смотрят ей вслед. Как и положено тринадцатилетним.

– Ну что, – сказала она красному от смущения Валере. – Мрак какой-то, да?

– Темновато, – подтвердил он, по привычке бормоча себе в воротник футболки.