В классе начались таинственные исчезновения вещей.
То перчатки пропадут, то деньги, один раз пропали часы «Победа», потом авторучка с настоящим золотым пером.
Каждая кража была для класса событием. О том, что в классе появился вор, знали все: и ребята, и учителя, и даже сам директор. Но как поймать этого вора, никто не знал. Соберутся, поговорят, пошумят и… успокоятся до следующего печального происшествия.
Школа выносить сор из избы не хотела. К тому же школа считалась в районе показательной. Надеялись, что все обойдется, образуется, забудется, поймет наконец малолетний воришка, что плохо он поступает, станет ему стыдно, признается – и дело с концом.
Не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы не один случай.
В тот день, когда исчезла авторучка у Юры Троицкого, в классе было особое волнение. Эту авторучку с золотым пером купила Юре мама незадолго до его дня рождения, но подарить так и не успела: маму сбила на улице машина.
Юра берег ручку. Берег, как каждый человек бережет память о матери. И вот она исчезла.
Понятно, что Юра места себе не находил. За один день побледнел и осунулся, и тогда его друг Вася Романов сказал ребятам: «Костьми лягу, а вора найду».
И Вася начал действовать.
В классе знали, что он мечтает стать следователем. И именно потому, что он мечтал стать следователем, я узнал эту историю.
Будущий следователь успел перечитать, кажется, все детективные романы – от Семенова до Сименона. Все приключенческие фильмы он смотрел раза по три, никак не меньше.
И, несомненно, Вася Романов имел свое твердое представление, как ловят опасных преступников. Думаю, что у него был свой «дедуктивный» метод.
Доктором Ватсоном стали сразу три его товарища, в которых он был уверен как в себе.
Все вместе они разработали план операции, получившей кодовое название «Хамелеон».
Не берусь описывать в деталях эту операцию, скажу только, что задумали и выполнили ее вполне успешно. Вор был пойман в тот самый момент, когда в раздевалке вытаскивал из чужой куртки кошелек с деньгами.
Вором оказался Генка Козловский.
– Взять с поличным! – приказал Вася. Кошелек отобрали и повели Генку за школу.
– Бить будете? Да? Бить будете? – повторял, всхлипывая, Генка.
– Нет, шоколадом накормим. Ребята зашли за угол и остановились.
Капало с крыш. Ярко светило солнце. Один из участников операции, поплевав на ладони, широко размахнулся.
– Постой! – остановил Вася. – Не марай рук. Вот что, – повернулся он к оторопевшему, съежившемуся от страха Генке. – Завтра пойдешь к директору и скажешь, что ты – вор. А потом в классе то же самое повторишь всем нашим. Понял?
– Понял…
– А если не скажешь, скажем мы.
– Я скажу, – залепетал Генка. – Я скажу… Но только не завтра. Через две недели скажу.
– Это еще почему? – удивился Вася.
– Я завтра не могу. Честное слово, не могу.
Генка говорил и видел, что ребята не верят ему. И тогда он решился на то, на что ему труднее всего было решиться: он сказал правду. А правда была горькой.
– Отца в больницу положат – вот тогда и скажу. А сейчас, если узнает, что из школы исключают, помрет…
Ребята переглянулись. Они не знали, что Генкин отец тяжело болен.
– Ну ладно, – согласился Вася. – Давай через две недели.
Они побрели прочь, а Генка остался. Когда Вася оглянулся, то увидел, что Генка так и стоит на прежнем месте, низко опустив голову, и он вернулся.
– А что с отцом-то сейчас? Почему в больницу?
– Водка… – заплакал Генка. – Пил здорово. И лопнуло у него что-то в сердце. Пил ужасно как…
– Ладно, давай через две недели.
Вася махнул рукой и пошел было, но снова остановился и спросил:
– А что ж ты раньше про отца-то молчал?
– Стыдно, – признался Генка. – Стыдно было говорить. Ведь не от болезни, от водки…
И тогда операция «Хамелеон» получила неожиданное продолжение. Вечером ребята встретились и пошли к Генкиному дому. Постучали в дверь, вызвали товарища.
– Ты с ворованными вещами что делал? – спросил Вася.
– С какими вещами? Вещей я не брал, – удивился Генка. – Что хотите делайте, не брал. Только деньги. Я их матери подкладывал. Помочь решил.
– А вещей, значит, не брал? И авторучку Юркину, может, тоже не брал?
– Не брал.
– Врешь! Ты один вор, больше некому…
– Проклят буду, не брал. Я же знаю, что это за авторучка! Это ему от матери.
На другое утро Вася объявил в классе, что завтра в школу придет настоящий работник уголовного розыска, его сосед. И будто бы этот сосед раскрывает любые преступления, даже самые запутанные. Уж кто-кто, а он найдет ту авторучку, поскольку обещал Васе и даже дал честное слово.
В большую перемену ребята не отходили от Васи. Он рассказывал все новые и новые случаи из практики своего соседа. Будь здесь сам сосед, он наверняка чрезвычайно удивился бы своим успехам.
Юра Троицкий особенно волновался и, хоть до начала урока оставалось еще минут пять, побрел в класс, открыл дверь и вдруг заметил, как от его парты метнулся Борис Лебедев.
Юра подошел к своей парте. Рядом с его портфелем лежала авторучка с золотым пером.
Так вот кто украл ручку. Зачем же он это сделал, Борис Лебедев? И почему теперь решил подкинуть ручку? Испугался или совесть в нем заговорила?
…Мне хочется верить, что в Борисе заговорила совесть. Хочется верить, что он понял: воровство – не просто преступление, а величайшая подлость, потому что вор всегда приносит горе.
Мы наказываем воров строго. Но, наказывая, пытаемся внимательно заглянуть вглубь: понять человека, разобраться, почему он стал вором, и выяснить, что есть в нем, в его душе, в его характере хорошего, на чем можно строить его будущую судьбу. Наказать человека укравшего несложно. Куда труднее, чтобы он не украл вторично.
Я уже говорил, что людям всегда хочется побыстрее, или, как говорим мы, оперативно, устранить зло. Но, действуя решительно и быстро, надо одновременно поступать умно и тактично. В борьбе со злом нельзя забывать, что человек, может быть, именно сейчас живет особенно плохо и больше всего на свете ему нужна помощь. Помощь, о которой он не всегда решается и даже стесняется попросить. И очень важно, чтобы у людей, совершивших дурное, заговорила совесть. Важно разбудить именно ее, совесть, а не страх. Особенно об этом нужно помнить, когда речь идет о подростках.
Память детства мы проносим через всю жизнь. Хорошее помним, не забываем и плохое. Помним друзей и врагов, улыбки, подножки, первые удивления, предательство…
Острота детского видения так сильна, что незначительная беда воспринимается как трагедия. Небольшой успех вызывает ликование, а несправедливость – потрясение…
С годами человек делается менее уязвимым. Но память детских лет не тускнеет. Есть вещи, которые не забываются даже тогда, когда мальчишки становятся взрослыми.