Есть такой старый-престарый анекдот: на страшную каторгу в Нерчинские рудники, куда Николай I загнал участников декабрьского восстания в Петербурге – вспомним пушкинские строки «Во глубине сибирских руд / Храните гордое терпенье», – прибыл из Петербурга же новый каторжник.

Естественно, его сразу обступили декабристы, дворяне из самых лучших семей России. Обступили и забросали вопросами.

И первый вопрос, конечно, был – по делу ли он 14 декабря 1825 года, когда они, декабристы, вывели на Сенатскую площадь полки и потребовали от царя отмены крепостного права и, как мы сказали бы сейчас, либерализации всего царского режима.

Итак, первый вопрос:

– Вы по делу 14 декабря?

И неожиданный ответ:

– Нет, я по делу 24 декабря.

Всеобщее ликование. Радостные возгласы: «Удивительно!», «Стало быть, мы не напрасно вышли на площадь!», «Волнения продолжались!», «Наше дело не погибло!»

– Вы ведь по делу восстания на Сенатской?

– Нет, я по делу ограбления на Сенной. Там богатый ювелирный магазин. А что было на Сенатской?

Я часто вспоминаю этот анекдот. Ведь при советской власти в тюрьму и в ГУЛАГ попадали не только диссиденты, но и другие люди, не имевшие прямого отношения к диссидентству. Тем не менее, выйдя на свободу, большинство позиционировало себя как непримиримых борцов с режимом. Уж очень велико было искушение.

Посему я, человек не сильно сентиментальный, всегда стараюсь понять, по какому делу этот человек пострадал: по делу 14 декабря или по делу 24 декабря?