Глава первая

Не просто было Вильгельму не то что стать герцогом Нормандии, а даже элементарно выжить.

Единственный, но незаконнорожденный сын герцога Роберта Великолепного, или Дьявола, как кому угодно, Вильгельм рано остался без отца, и с малолетнего возраста, ощутил всю горечь, бремя, кровь и страх властителя.

Многие представители нормандской знати, не признали прав семилетнего Вильгельма на герцогскую корону. Однако и среди многочисленной нормандской династии не нашлось кандидатуры, которая устраивала бы абсолютно всех. Николас, сын Ричарда III (старший брат Роберта Великолепного), ещё ребёнком был определён для духовной карьеры и жил в монастыре Сен-Уан. Можер и Вильгельм де Талу, единокровные братья Роберта Великолепного, не обладали серьёзным влиянием и не могли заручиться поддержкой. Началась смута и война. Нормандия в эти годы, была слаба необычайно, но к её счастью, соседи, занятые своими собственными распрями, не обращали внимания на события в герцогстве.

Поддержку Вильгельму оказал только архиепископ Руана и граф Эврё Роберт, сын герцога Нормандии Ричарда I Бесстрашного. Воспользовавшись своей дружбой с королём Франции Генрихом I, Роберт д'Эврё повёз Вильгельма в Париж.

Сорокалетний король положил руку на плечо десятилетнего герцога.

– Священный долг каждого доблестного государя – защищать права своих вассалов!

И Генрих I признал и подтвердил права Вильгельма на титул герцога Нормандии. А Вильгельм, по давнему договору и сложившейся традиции, принёс вассальную присягу королю Франции.

Вроде бы всё более-менее нормализовалось, но в 1039 году умер архиепископ Руана и граф д'Эврё Роберт, и за влияние на одиннадцатилетнего герцога, началась жестокая борьба между герцогом Бретонским Аленом III, графом Гилбертом де Брион, и сенешалем (Сенешаль (или сенешалк, от лат. Senex и древнегерманск. Scalc – старший слуга) – в Европе одна из высших придворных должностей в X–XII веках) Нормандии Осборном де Крепоном.

1 октября 1040 года, в Вимутье, был отравлен Ален III Бретонский. В этом же году, убийца, посланный Раулем де Гасе (сын архиепископа Руана и графа д'Эврё Роберта), убил Гилберта графа де Брион. Был также убит и старый воспитатель герцога Вильгельма – Турольд.

Рауль де Гасе и его брат Ричард д'Эврё, воспользовались своим положением для личного обогащения, уничтожения своих врагов из рода Тосни и присвоения их владений.

В январе 1041 года, прямо в спальне герцога Вильгельма, на его глазах, Вильгельм де Монтгомери, брат могущественного вельможи Рожера де Монтгомери, с криком:

– Бей его! – набросился на сенешаля Осборна де Крепона и задушил его. А люди Монтгомери, устроили кровавую резню, убивая всех сторонников и соратников де Крепона.

Готье, дядя герцога Вильгельма, брат его матери Герлевы, схватил перепуганного мальчика, и скрылся, спасая его, в доме барона Губерта де Ри. И Готье, делал так не один раз, пряча малолетнего герцога в этом надёжном убежище, когда борьба за власть среди нормандской знати, достигала особого, кроваво- смертельного накала.

Усилились дяди Вильгельма – Можер стал архипископом Руана, а Вильгельм де Талу, графом Аркеза. Ги Бургунский, двоюродный брат герцога Вильгельма, и ещё один из предендентов на нормандскую корону (Ги был вторым сыном графа Бургундии Рено I и Адели (Юдит), дочери герцога Нормандии Ричарда II, благодаря чему имел права на Нормандию), получил ранее принадлежащие Гилберту де Брион замки Брион и Вернон, с титулом графа.

Хаос. Многие хозяйства были разорены, замки разрушены, поля вытоптаны, сады вырублены, а сервы и вилланы разбежались. Представители знати и простые рыцари, кто погиб, кто бежал. Казалось Нормандия, терзаемая внутренними распрями, междоусобицами, раздираемая на части, стояла на краю пропасти.

Но её соседи, слишком хорошо знали нормандскую ярость, и не спешили воспользоваться бедственным положением герцогства. Ричард д'Эврё сумел собрать войско, и проведя несколько успешных военных кампаний, осадил особо ретивых. Король Франции Генрих I, дважды во главе своей армии вторгался в Нормандию, но только ради поддержки Вильгельма, против набравших много власти нормандских вельмож, и чтобы устранить угрозу своим владениям со стороны постоянно воюющих нормандских феодалов.

 

Глава вторая

– Исповедую Тебе Господу Богу моему и Творцу, во Святой Троице Единому, славивому и поклоняемому Отцу, и Сыну, и Святому Духу, вся мои грехи, содеянные во все дни жизни моей, прости, Боже, прегрешения мои, вольные и невольные, в слове и деле…

Король Англии Эдуард, был очень набожен, и уделял много времени пропаганде христианских добродетелей и аскетизму. Просыпаясь задолго до рассвета, он молился, исповедуясь в грехах. В течение дня, он снова несколько раз молился. А вечером, перед сном, снова исповедовался Господу в содеяном.

Проведя более четверти века в изгнании, Эдуард совершенно не знал страну своих предков, где за это время, сформировалась новая, могущественная и влиятельная, англо-датская знать, среди которой, у Эдуарда, совершенно не было соратников или прочной опоры.

Первым в системе государственной власти, среди этой служилой англо-датской знати, был Годвин, эрл Уэссекса, тот, который в 1036 году, ослепил младшего брата нынешнего короля Англии. В 1045 году Годвин женил короля Эдуарда на своей дочери Эдите, обеспечил передачу своему сыну Свену графств Херефордшир, Оксфордшир, Глостершир, Герефордшир, Беркшир, Сомерсет, а второй сын Годвина, Гарольд, стал эрлом Восточной Англии, Эссекса и Бэкингемшира. В результате, владения семьи Годвина, охватывали почти половину территории страны.

Эдит, королева Англии, беснуясь, ходила по своим палатам, гневно выговаривая отцу и братьям:

– Этот слизняк, мой муж, не испытывает ко мне ничего! Я для него, словно не существую! Он только молиться и молиться, и никогда, вы слышите, никогда, не восходил на моё ложе! Ему уже более сорока лет, а он, девственник!

Годвин, и его сыновья – Свен, Гарольд, Тостиг, посмеивались, хотя, задумчивая морщинка и пробежала по лбу эрла Уэссекса. Все его планы, о том, чтобы продолжить править Англией, когда у Эдуарда и Эдит родиться сын, его внук, летели к чертя собачьим. И он подумал, а не обрюхатить ли ему самому свою дочь, истосковавшуюся без мужика? Или найти для этого кого-нибудь? Может своих сыновей? Ведь Леофрик, эрл Мерсии, и Сивард, эрл Нортумбрии, только спят и видят, как бы отодвинуть и уничтожить их семейство.

Свен сказал:

– Надо этого святошу, упечь в монастырь. Пусть там исповедуется и молиться. А то и по тихому… – и Свен провёл ладонью по горлу.

Гарольд поморщился.

– У Эдуарда значительная поддержка среди правителей на материке, ему благоволит сам папа римский, как раз благодаря его святости, религиозности, вере в добродетель и аскетизму.

А король Англии, в перерывах между молитвами и исповедью, пытался сопротивляться давлению магнатов, старался проводить собственную внутреннюю политику и создать себе социальную опору в стране. Для этого он активно привлекал к себе на королевскую службу выходцев из Нормандии и давал им должности, жаловал земли, а лицам духовного звания, аббатства и епископства.

Это вызвало крайнее недовольство англосаксонской знати, которая принялась кричать о нормандском засилии.

Пытался Эдуард, и опекашие его Годвин с сыновьями, проводить и внешнюю политику. Король Норвегии Магнус I, опираясь на давний договор с Хардекнудом, не оставлял своих претензий на престол Англии. И послы английского короля, отправились в Данию, ко двору короля Свена Эстридсена (сын Эстрид, сестры Кнуда Великого и ярла Ульфа. В 1039 году он был назначен наместником Дании, пока Хардекнуд правил в Англии. После смерти Хардекнуда, согласно договорённости, датская корона должна была достаться королю Норвегии Магнусу I. Но датская знать, рассудила по-другому, признав права Свена и провозгласила его королём Дании), где и заключили договор о совместной борьбе против Норвегии. Однако, в 1047 году, когда вероятность норвежского завоевания Дании стала реальной, Эдуард и Годвин отказались помочь своему союзнику военным флотом.

Но в следующем, 1048 году, флот англосаксов принял участие в войне императора Священной Римской империи Генриха III против графа Фландрии Болдуина V.

 

Глава третья

Он был сыном конунга Восточной Норвегии Сигурда Свиньи, и младшим единоутробным братом короля Норвегии Олафа II, погибшего при защите своих владений от Кнуда Великого. И он, когда ему было только 15 лет, участвовал в битве, в которой погиб его брат.

Спасаясь от мести приверженцев Кнуда Великого, он перебрался в Швецию, а оттуда, в далёкую Русь, поступив на службу к князю Ярославу, прозванному в дальнейшем Мудрым.

На службе у русского князя он повоевал с поляками, а в 1034 году, в возрасте 19 лет, отправился в ещё более далёкий, но сказочно-богатый город легенд и сказаний – Константинополь, где был принят в элитный отряд – Варяжскую гвардию – придворную стражу византийских императоров.

Но варяжская стража не только охраняла особу императоров, и ему довелось немало повоевать – ходил он в походы против пиратов к берегам Малой Азии, Сирии и Палестины, был в войске прославленного полководца Георгия Маниака на Сицилии, подавлял болгарское восстание Петра II Деляна, и лично убил болгарского царя, этого самого Петра Деляна, в битве. И после этого, в возрасте двадцати шести лет, стал командиром всей варяжской гвардии.

Власть византийских императоров была не прочна, и он, как командир варяжской гвардии, активно участвовал в трёх дворцовых переворотах, во время которых, пользуясь беспорядками и смутой, беспрепятственно обходил императорские дворцы, и забирал себе всё, что приглянется.

Все захваченные несметные сокровища, он тайно пересылал на хранение князю Ярославу Мудрому, ведь была там, на Руси, та, которая пленила его сердце – дочь князя Ярослава – прекрасная Елизавета (или Эллисив, в скандивских сагах). И ей, имея редкостный дар стихосложения, посвящал он свои висы, затем, подхваченные скальдами, широко распеваемые ими, по всему свету.

В 1043 году он вернулся на Русь, повоевал на стороне Руси с Византией, и тогда, могучий князь Ярослав, отдал за него свою дочь Елизавету.

Он был молод, богат, имел прекрасную жену, но родина – холодная, заснеженная, суровая, влекла его к себе.

– Лучше быть первым там, чем вторым здесь! – любил говорить он, и в 1045 году, взяв с собою жену, отправился покорять Норвегию, где брат его был королём, и где, как он думал, был уготован трон и для него.

Любовь, против этого не попрёшь, но именно Ярослав, Великий князь Киевский, настроил и поддержал его. Князю Киевскому, было лестно видеть свою дочь королевой Норвегии, а своего зятя, королём Норвегии и своим союзником, чем знать, что его дочь, жена, хоть и прославленного, но простого наёмника на его службе.

И он собрался в поход. А звали его Гаральд, а называли – Гаральд Смелый, Гаральд Суровый, Гаральд Грозный.

 

Глава четвёртая

В 1042 году, король Франции Генрих I, на правах сюзерена, посвятил герцога Нормандии Вильгельма II в рыцари. И уже с этого времени, в возрасте четырнадцати лет, Вильгельм начал бороться за возвращение себе всей полноты власти в герцогстве. Но его попытки, повсюду натыкались на сопротивление знати, которая в 1046 году подняла восстание. Возглавили мятеж граф Бриона и Вернона Ги Бургундский, виконт Котантена Нигель II де Сен-Совер и виконт Байё Райнульф I.

Вильгельм бежал из Нормандии, обратившись за помошью к королю Франции. Генрих I решил помочь своему вассалу. Свежи были ещё в памяти Генриха воспоминания, когда он, в своё время, потерпев поражение в борьбе за престол, был вынужден бежать в Нормандию. И где он, хоть и явился всего лишь с несколькими рыцарями, на шатающемся от усталости коне, голодный и без средств, был с почётом принят герцогом Робертом, отцом вот-этого вот мальчишки.

Король собрал свою немногочисленную армию, и соединившись с несколькими набранными Вильгельмом отрядами, в 1047 году вторгся в Нормандию.

Восставшие успели переправиться через реку Орн и оба войска сошлись в долине Дюн, к юго-востоку от Кана.

Старый Готье, воспитатель Вильгельма, проверяя, ладно ли сидит на молодом герцоге кольчуга, крепки ли завязки шлема, помогая сесть ему в седло, и дав в руки копьё и щит, говорил:

– Помни Гильом, больше всего на свете, наши нормандцы ценят отвагу и воинскую доблесть. Прояви себя сегодня, покажи себя, и тогда они пойдут за тобой хоть в адово пекло.

Вильгельм тронул пятками коня, и под удивлёнными взорами короля Франции и его свиты, выехал на поле, разделяющее оба войска.

– Я, волею Всевышнего, герцог Нормандии Вильгельм! И я вызываю на бой любого из вас! Найдётся ли среди вас тот, кто сможет противостоять мне? Мне, потомку Роллона?! Есть ли среди вас тот, кто примет мой вызов?

В войска восставших возникло замешательство. Никто из предводителей мятежа не принял вызов герцога, и тогда из их войска, выехал сильнейший боец, знаменитый во всей Нормандии и за её пределами, Хардес.

Сидя в седле могучего коня, под стать его огромной фигуры, Хардес, опытный в военном деле, направил копьё на герцога, и пошёл в бой.

– Роллон! – прокричал Вильгельм боевой клич своего рода, и понёсся на противника.

В густом клубе пыли оба всадника столкнулись, раздался лязг железа, чей-то вскрик, ржание коней, и вот, живой, целый и невридимый, герцог Вильгельм, победно потрясая копьём, показался перед воинами обеих армий. А позади него, лежал убитый, поверженный им, знаменитый силач и воин Хардес.

Этот поединок имел огромные последствия, и только улеглись волнения и обсуждения, как влиятельный барон Ральф II де Тосни, со своими людьми, держа копья вверх, перешёл на сторону герцога Нормандии.

Вильгельм и король Франции, пользуясь смятением противника, повели своих воинов в бой, и в короткое время армия мятежников была разбита, многие погибли при отступлении и были затоптаны конями, утонули в разлившейся реке Орн.

Победа в долине Дюн, стала поворотным пунктом для Вильгельма, в борьбе за утверждение своей власти в Нормандии.

 

Глава пятая

Король Англии Эдуард, прозванный за свою набожность и религиозность Исповедником, тоже решил побороться за всю полноту власти в стране. Момент был более чем благоприятным – эрл Мерсии Леофрик, и эрл Нортумбрии Сивард, были недовольны возвышением семейства Годвина, и высказали королю, свою полную поддержку и одобрение. Повод, не заставил себя долго ждать. В 1051 году, в Дувре, во владениях Годвина, были убиты несколько человек из свиты графа Булонского Евстахия II, мужа сестры короля Англии – Годгифы.

Эдуард послал эрлу Уэссекса гневное послание:

– Я, король Англии Эдуард, приказываю вам, Годвин, эрл Уэссекса, наказать жителей города Дувра, нарушивших обычаи гостеприимства, и посягнувших на жизнь, честь и достоинство наших друзей!

Евстахий II, являясь одним из ближайших родственником короля Англии, активно поддерживал его политику по привлечению в Англию людей с севера Франции, чтобы создать противовес набравшей много силы англо-датской аристократии. И люди, убитые в Дувре, были как раз из числа таких.

Понятное дело – Годвин отказался. Но в слух, в своём ответном послании королю Англии, он сказал другое:

– Эти люди, пострадавшие в вверенном мне городе Дувр, вели себя дерзко и вызывающе, обижали, оскорбляли и унижали жителей, словно захватчики, вошедшие в город. И месть жителей Дувра за все эти деяния, я считаю, полностью оправданной и обоснованной.

Тогда король Эдуард обвинил Годвина в государственной измене.

Началась война.

1 сентября 1051 года, Годвин с сыновьями, собрав войско, подошёл к городу Глостер, где в это время, со своей армией, значительно уступающей войску противника, находился король, и осадил его.

Но семейство Годвина, явно переоценило свои силы. На помощь королю пришли эрлы Мерсии и Нортумбрии. Годвин с семейством, был вынужден бежать из страны, а Эдит, дочь Годвина и жена короля Англии Эдуарда Исповедника, отправлена в монастырь.

Ни эрл Мерсии Леофрик, ни эрл Нортумбрии Сивард, после поражения Годвина, не смогли занять достойное место в системе управления Англией, не вошли в ближайшее окружение короля, не стали его советниками, так как Эдуард, в первую и основную очередь, доверял и опирался только на выходцев из Нормандии и севера Франции. Обширные владения семьи Годвина были распределены среди нормандских аристократов, они же заняли ведущие места при дворе.

А Годвин, не собирался сдаваться без боя. Используя колоссальные денежные средства, он смог собрать флот, нанять достаточное количество людей, и уже летом 1052 года высадился на южном побережье Англии, где его с энтузиазмом встретило население, недовольное правлением чужаков – нормандцев.

Наспех собранный Эдуардом флот попытался атаковать Годвина, но бывший эрл Уэссекса, слишком хорошо знал о положении дел в стране, и бесстрашно направившись на своём корабле вперёд, обратился к морякам королевского флота с пламенной речью:

– Я эрл Уэссекса Годвин! Вы все меня знаете! Я служил Эдмунду Железнобокому, Кнуду Великому, Хардекнуду, Гарольду Заячья Лапа, и неоднократно водил вас в бой, сражался рядом с вами, бок о бок! Вы помните это?! Помните?!

Нестройный гул голосов долетел до слуха Годвина.

– А помните ли вы, что когда я управлял королевством, вам регулярно платили жалованье, вам хватало денег на женщин и выпивку, а семьи женатых, не знали нужды? Помните?

Поднялся ещё более сильный ропот.

– А что теперь? Что теперь, я вас спрашиваю? Наш король, только и делает, что молится и исповедуется, и ему, нет дела до вас! По его воле, повюду, заносчивые нормандцы, которые ходят в золоте и парче, а вы, вы, когда ели досыта и пили допьяна?! Когда?

Годвин добился своего – в результате мятежа, немногочисленных нормандцев и их стронников убили и выкинули за борт, а королевский флот перешёл на его сторону.

Пришла к нему и подмога. Его сын Гарольд, привёл корабли, набранные им в Ирландии. И их соединённый флот, беспрепятственно вошёл в Темзу и подошёл к Лондону.

Эдуарду Исповеднику, не удалось собрать армию, так как эрлы Мерсии и Нортумбрии, на этот раз отказались участвовать в междоусобной войне. Понятно, почему.

На созванном витенагемоте Годвин был оправдан, получил обратно все свои владения и титул эрла, а нормандцы были изгнаны из Англии.

 

Глава шестая

Гаральд щедро платил, и в Киеве, Смоленске, Новгороде, Ладоге, нанял большую и хорошую дружину. Воины охотно шли к нему, передавая из уст в уста, что мол Гаральд сказочно богат, что у него есть золотой слиток, такой огромный и тяжёлый, что его с трудом поднимают двенадцать самых сильных мужей. И конечно-же, их привлекала удачливость Гаральда, его опытность в военном деле, ведь он уже, при жизни, был героем многих саг и сказаний, и слава его гремела.

Купив и снарядив корабли, Гаральд отправился покорять Норвегию.

Пройдя море, они разбили свой лагерь возле города Бирка (местоположение этого города до сих пор не выяснено, но он упоминается в житии Святого Ансгара и в сочинениях Адама Бременского), крупного торгового центра всей Скандинавии. Крупного, это по меркам местных жителей, но им-то, варягам-викингам из дружины Гаральда, видевшим Константинополь, Багдад, Александрию, Киев, Новгород, этот город казался просто большим, разросшимся свинарником.

Гаральд, не теряя времени, быстро разослал своих агентов, из числа уроженцев Швеции, Норвегии, Дании, для сбора сведений об обстановке и расстановке сил.

Не дремали и осведомители Свена Эстридсена. (Он только что, потерпел сокрушительное поражение от короля Норвегии Магнуса, который трижды разбил его в морских сражениях, лишился короны Дании, и сейчас, искал любую помощь и поддержку, нуждаясь в них).

Свен укрылся в Швеции, в облюбованном им городе Дальбю.

– Я с миром, Гаральд!

Сказать, что Гаральд удивился, увидив на границе своего лагеря бывшего короля Дании, значит не сказать ничего. Но он не подал вида, и со спокойным выражением лица встал от костра, когда его воины, в спешке и суматохе разбирали оружие, в панике оглядывая окружавший их лагерь лес, ожидая внезапного нападения.

– Чего ты хочешь? – стараясь, чтобы голос не дрогнул, спросил Гаральд.

– Я с миром, Гаральд, – повторил Свен. – Я пришёл один, и если ты меня убьёшь сейчас, то все будут говорить, что ты совершил подлое и коварное убийство.

Гаральд поморщился. Убийство из засады, неожиданное, коварное нападение, как раз было в духе всех викингов от Швеции до Гренландии. Главное убить врага, и тем прославиться, и про тебя будут говорить, и может быть, даже сложат вису. Но дикое любопытство разбирало Гаральда. Зачем, пришёл к нему Свен Эстридсен? Что хочет сказать? Что предложит? И Гаральд жестом руки, пригласил гостя к костру.

Свен присел, кивком головы поблагодарил за протянутый ему серебряный кубок с дорогим, редкостным в этих местах, греческим вином, и сказал:

– У нас общий враг, Гаральд. Давай заключим соглашение в борьбе против Магнуса. Окажим друг другу поддержку.

– Зачем ты мне? Ты изгой, изганник, что у тебя есть такого, чего нет у меня?

Свен помедлил с ответом, отпив немного вина.

– Меня разбили, да… Я вынужден был бежать, это так… Но Дания, никогда не пойдёт за Магнусом, она отрыгнёт его, вот так, – и Свен издал горлом звук отрыжки. – Слишком разные нурманы в Норвегии и даны в Дании… Ютландия и Зеландия за меня, я знаю это, и скоро они восстанут, и Магнусу, никогда не укрепиться в Дании.

– Это всё?

– Нет. Дания моя, а Норвегию, мы завоюем, с тобой вместе. Для тебя. И я, никогда не буду претендовать на твои владения. Будем жить в мире и согласии… В союзе и дружбе… И тогда, да пусть содрогнуться земли и народы, те, куда сумеет дотянуться наш меч!

Последние слова Свена вызвали одобрительный гул дружинников Гаральда.

А Гаральд размышлял. Один враг, лучше двоих. И может действительно, в союзе с Свеном, вернуться в родную Норвегию, стать королём, а там… А там… Взять за горло и задушить этого чёртового Свена!

И Гаральд заключил договор скреплённый кровью, со Свеном Эстридсеном, о совместной борьбе против короля Норвегии Магнуса I. (Напомним, что Магнус был сыном, а Гаральд, младшим, единоутробным братом короля Норвегии Олафа II, правившего с 1015 по 1028 гг.).

 

Глава седьмая

После победы в долине Дюн, Вильгельм осадил замок Брион, оплот графа Ги Бургундского. И всё время, пока шла долгая, трёхгодичная осада Бриона, Вильгельм распространял свою власть по Нижней Нормандии. В начале 1050 года Брион сдался, и с мятежом было покончено, Ги Бургундский лишался всех своих владений в Нормандии и вынужден был покинуть герцогство.

Но уже в 1052 году началось новое восстание баронов в Верхней Нормандии, которое возглавил его дядя Вильгельм де Талу, граф Аркеза. Своего брата Вильгельма де Талу, поддерживал Можер, архиепископ Руана. Вильгельм де Талу был женат на сестре графа Ангерана II де Понтье, что увеличивало его влияние в Верхней Нормандии, в свою очередь, граф де Понтье, был женат на сестре Вильгельма, герцога Нормандии, Аделаиде (дочь герцога Роберта II от неизвестной наложницы, таким образом, единокровная сестра Вильгельма).

Господи, как всё сложно и запутанно!

И, на стороне мятежников, выступил давний союзник Вильгельма, король Франции Генрих I.

Всю свою жизнь, будучи вроде бы королём, но обладая маленьким и скромным доменом, будучи намного беднее многих своих вассалов, чьи земли были богаты и обширны, Генрих I провёл в походах, боролся с непокорными вассалами, осаждал их замки, пытался расширить свой домен, но постепенно проигрывая борьбу крупной и средней феодальной знати.

Встревожило Генриха I то, что в 1051 году герцог Нормандии женился на Матильде, дочери графа Фландрии Болдуина V, создав, таким образом, союз двух княжеств, крайне опасный для Франции.

– Щенок вырос, начал показывать зубы, пора надрать ему холку!

Генрих заключил договор с могущественным графом Анжуйским Жоффруа II Мартелом и объявил войну герцогу Нормандии.

Но и Вильгельм, герцог Нормандии, был уже не одинок. Вокруг него, собрались представители обедневшего, мелкопоместного рыцарства, желающие подёргать за жирное вымя магнатов и старую нормандскую знать. И все эти Клеры, Жиффары, Варенны, Мортимеры, Ревьеры, Биго, были безраздельно верны и преданны ему.

Пока Готье Жиффар, используя богатый опыт осады Бриона, осаждал Аркез, Вильгельм де Варенн, 26 октября 1053 года, у селения Сент-Обин, с небольшим отрядом, рискнул атаковать объединённое войско короля Франции и графа де Понтье, шедших к Аркезу с огромным обозом с припасами и продовольствием.

Под мелким, моросящим, затянувшимся осенним дождём, Варенн вывел свой отряд из леса, и мрачно оглядел растянувшееся войско врага и обоз.

– Втопчем их в грязь, воины! С нами Бог, и победа будет за нами!

Нормандцы Варенна, в стремительной атаке, почти полностью уничтожили врага. Граф де Понтье Ангеран II, получил смертельную рану и был затоптан конями. Король Франции Генрих I, бежал, с остатками своего войска.

Аркез капитулировал в конце этого же года. Вильгельм де Талу был лишён всех своих владений и уехал в графство Булонь. Архиепископ Руана Можер, низложен, и сослан на остров Гернси.

И это было последнее крупное восстание знати в Нормандии во время правления герцога Вильгельма. Позже он избавился и от других своих врагов – был обвинён в мятеже и сослан Вильгельм Варлонг, граф де Мортен, изгнан из Нормандии Вильгельм де Бюсак, граф д'Э.

В итоге Вильгельм навёл порядок в собственном герцогстве. Опираясь на сильную собственную власть, он не позволял своим вассалам строить замки без его согласия, а те, что были возведены в период его несовершеннолетия, приказал снести. Были наведены порядки в церковных делах, при чём Вильгельм, целиком и полностью поддерживал партию реформаторов церкви, чем снискал себе поддержку Гильдебранда и римских пап. Были введены строжайшие наказания за нарушение мира. Была создана разветвлённая структура администрации на местах, подчиняющаяся непосредственно ему, герцогу Нормандии Вильгельму II.

 

Глава восьмая

Эдуард, король Англии, молился и исповедовался, исповедовался и молился, и для него, большее время своего правления проведшего в часовне у алтаря, и ни разу, так и не посетившего спальных покоев своей жены, теперь остро встал вопрос престолонаследования.

У Эдмунда Железнобокого (сын короля Этельреда II Неразумного от первого брака, единокровный брат Эдуарда Исповедника), остался сын Эдуард, прозванный Изгнанником. Когда он был ещё маленьким, преданные англосаксонской династии люди спасли его от Кнуда Великого, и увезли на Русь, в Ладогу, оттуда в Киев, под защиту Великого князя Ярослава Мудрого, а из Киева он отправился в Венгрию, где жил и служил при дворе короля Андраша I Святого.

И выбор Эдуарда Исповедника, пал на него, Эдуарда Изгнанника, который всю жизнь прожил вдали от родины, был воспитан за границей, по чужим обычаям, и не имел никакой опоры в Англии.

В 1054 году в Германию был отправлен Элдред, епископ Вустерский, для переговоров с императором Генрихом III о беспрепятственном пропуске принца, наследника английского престола.

Переговоры завершились удачно, и в 1056 году, взяв с собою свою семью – жену Агату Киевскую (Происхождение Агаты, одна из неразрешённых загадок средневековой истории и генеалогии. Из англосаксонской хроники известно только, что Эдуард, в 1038–1043 годах находясь в Киеве, женился на Агате. Чья она дочь, какого рода, неизвестно) и детей – Эдгара Этелинга (про него речь пойдёт ниже), Маргариту (в будующем, Маргарита Святая, жена короля Шотландии Малькольма III) и Кристину (со временем ставшей настоятельницей аббатства Ромси в Хемпшире), отправился в Англию.

Но едва высадившись на английском побережье, Эдуард Изгнанник неожиданно скончался в феврале 1057 года.

Король Англии Эдуард Исповедник, на коленях, в часовне, днями и ночами напролёт, оплакивал его смерть:

– О, бедный мой племянник… На погибель, на смерть позвал я тебя сюда…

А Гарольд Годвинсон, удовлетворённо потирал руки.

Его отец, эрл Уэссекса Годвин, недолго наслаждался своей победой над королём Англии, и умер 15 апреля 1053 года. Старший брат Свен, изнасиловавший аббатису Леоминстерского монастыря Эадгифу, и сожительствующий с ней в течение года, был за это осуждён и изгнан из страны. В этом случае, король Англии Эдуард Исповедник поступил мудро, вынеся обсуждение преступления Свена Годвинсона не на витенагемот, а на собрание английской армии, которая осудила Свена, назвав человеком без чести. Свен Годвинсон бежал в Данию, и раскаявшись в совершённых грехах, босой и пеший, отправился в паломничество в Иерусалим. Но по пути, умер.

Так Гарольд стал первым в семье, унаследовав все владения отца и брата, и первым лицом в государстве, продолжая манипулировать королём Эдуардом Исповедником.

У Эдуарда Изгнанника был сын Эдгар Этелинг, но ему не было ещё и пяти лет, и Эдуард Исповедник, не хотел больше рисковать жизнью членов своей семьи. Он решил действовать по-другому. Тайно, он послал доверенного человека к Роберту, аббату монастыря Жюмьеж в Верхней Нормандии.

Роберт Жюмьежский был хорошо известен Эдуарду Исповеднику, так как находясь в изгнании в Нормандии, Эдуард много времени провёл в этой обители. А став королём Англии, пригласил с собой и аббата, которого сделал епископом Лондона и архиепископом Кентерберийским, примасом (главой) церкви в Англии. Но после победы Годвина и его сыновей в 1052 году, Роберт был изгнан из Англии, и вновь поселился в Жюмьежском монастыре.

Выслушав гонца короля Англии, аббат Роберт отправился к герцогу Нормандии Вильгельму.

– Если ты согласен, герцог, то милостивый и достопочтенный король Англии Эдуард, предлагает тебе быть его наследником, и принять корону Англии после его кончины.

Вильгельм, ни мгновения не раздумывая, принял предложение короля Англии.

 

Глава девятая

Магнус I, сразу же ощутил угрозу, исходящюю от его дяди, и не успел осуществиться договор Гаральда со Свеном Эстридсеном, как он послал к Гаральду своего человека.

Тосди Хромой, правая рука и доверенное лицо Магнуса, был хорошо известен в Норвегии и за её пределами как хороший воин и мудрый человек. И его с почётом приняли в лагере Гаральда.

– Магнус предлагает тебе встречу, чтобы обсудить все недорозумения, возникшие между вами.

Гаральд согласился.

Они встретились на широкой, открытой поляне, где невозможно было скрытно разместить лучников или воинов, на противоположных берегах узкого, но мощного речного потока. «Реку не перепрыгнуть и так быстро, вброд не перейти, течение снесёт» – отметил про себя Гаральд.

Они подошли, одетые одинаково – без доспехов, только в штанах, рубахах и сапогах, без оружия.

Ближайшие помощники Магнуса и Гаральда – Тосди Хромой и Торд Высокий, удостоверившись, что всё выполнено как было договорено, отошли подалее. Но у Гаральда, ставшего искусным в интригах на службе в Визании, был в сапоге припрятан узкий клинок, в локоть длиной, из хорошей, дамасской стали. Но и Магнус был не пальцем деланный, он знал, с кем встречается, и у него под рубахой, к спине, был прикреплён меч, рукоять которого была скрыта его волосами.

Их одежда и вид говорили о многом. У Магнуса была рубаха простая, из белёного домотканого полотна, подвязана кожаным ремешком, у Гаральда, шёлковая, с золочённой вышивкой, перепоясанная серебряным поясом. На челе короля Норвегии был простенький серебряный обруч, а за огромный торквес, висевший на груди Гаральда на массивной золотой цепи, можно было купить половину Норвегии. Перстни на его пальцах, играли в ярких лучах солнца разноцветьем каменьев.

И то, что Магнус являлся просителем, попросив об этой встрече, тоже говорило о многом.

Гаральд молчал, цепко и настороженно оглядывая племянника и окрестности.

– Приветсвую тебя… дядя… – начал Магнус первым. – Давно не виделись… (Они встречались при дворе Великого князя Киевского Ярослава Мудрого, оба, в роли изгнанников из родной страны).

– Да, давненько… – решил Гаральд поддержать разговор.

Магнус помедлил, а затем видимо решил брать быка за рога.

– Что может дать тебе Свен, разбитый и уничтоженный мною? Ему просто нужно твоё имя, чтобы привлечь некоторых в Норвегии на свою сторону. Он использует тебя, а после, выждав момент, прикончит.

– Многие пытались убить меня, и где они сейчас? Горят в аду! Тоже будет и со Свеном!

Магнус, разгадав замыслы дяди, помедлил, опустив голову.

– Ладно, к чёрту Свена! Пусть катиться к дьяволу! Я предлагаю тебе Гаральд уговор! Разделим Норвегию, как было раньше, во времена, о которых поётся в былинах! Ты сядешь в стольном граде Нидаросе (современный город Тронхейм в Норвегии), и будешь управлять всеми нашими общими владениями. Я же, с войском, буду вести войны, расширяя эти самые наши владения! А когда меня сразят в битве, а это будет, ибо не намерен я прятаться в бою за спины других, ты станешь единым королём Норвегии! Как тебе, моё предложение?

Магнус говорил о разделении власти, существовавшей в давние времена, когда у народа было два вождя – один мирный, занимающийся внутренним устройством, другой военный, имеющий дружину и ведущий войны. И хотя не по духу было Гаральду-воину, считать коз и сколько собрали бонды (в скандинавских странах все свободные люди, имевшие своё хозяйство) урожая, но желанная Норвегия, стоит протянуть только руку, ВОТ ОНА. Это лучше, чем идти к ней, дальним путём, через союз с Данией. К тому же Гаральд, как говорили старые, седые викинги, обабился, и ему, желанно было, поселить свою жену, прекрасную Елизавету, будущую на сносях, в замке Нидароса, чем продолжать скитаться с нею, по воинским лагерям и дальним странам.

Гаральд всё это обдумал, и принял решение, с лёгкостью, присущей норманнам, меняя союзников на врагов, а врагов на союзников.

– Я согласен!

Не прошло и года после этого договора, как Магнус неожиданно умер 25 октября 1047 года, как говорили, свалившись с коня. Случайно, или приложил к этому руку Гаральд, поднаторевший в Византии в тайных убийствах, и привезший для этих целей немного яда или толковых исполнителей?

Перед смертью Магнус якобы утвердил, что назначает своими приемниками – в Дании – Свена Эстридсена, а в Норвегии – Гаральда.

Но Гаральд не согласился с таким разделом и начал войну с Данией, вернее, продолжил ту, которую вёл до него Магнус.

 

Глава десятая

Удача сама плыла в руки, в буквальном смысле этих слов.

Корабль Гарольда, эрла Уэсексса, попав в крепкую штормягу, потерпел крушение у берегов Нормандии.

Гарольд вёз дары герцогу Нормандии Вильгельму, как выкуп за своего брата Вульфнота.

Когда в 1052 году семейство Годвина победило, вернув себе все титулы, конфискованные земли и влияние на короля Англии, Эдуард Исповедник выговорил себе условия, что Годвины будут лояльны ему. Годвин, понимая, что хоть и не прямо, но за спиной короля стоят эрлы Нортумбрии и Мерсии, согласился, и в качестве надлежащего исполнения своих обязательств, был вынужден отдать королю в заложники своего сына, одиннадцатилетнего Вульфнота. Не имея возможности содержать заложника в Англии, боясь, что Годвинсоны отобьют его, Эдуард Исповедник отправил Вульфнота в Нормандию, так сказать на хранеие, герцогу Вильгельму.

И Гарольд, в 1064–1065 году, отправился в Нормандию, ради освобождения своего брата.

Но шторм… И его корабль разбило о скалы. Гарольд выжил, но по бытующему в то время праву – всё что попадает на землю, становиться собственностью владельца этих земель, – стал пленником Ги I, графа де Понтье.

Ги де Понтье унаследовал графство после гибели Ангерана II в битве у селения Сент-Обин (Некоторые хронисты говорят, что Ги, был младшим братом Ангерана II, другие, склоняются к мысли, что Ги, был его сыном), и по началу, поддерживал мятеж нормандских баронов против герцога Вильгельма. В 1054 году он присоединился к войску брата короля Франции Генриха I – Эда, но в одном из сражений, они были разбиты сторонником герцога Вильгельма – Рожером де Мортимером. Принц Эд и младший брат гафа де Поньте – Галеран, погибли, а сам Ги, стал пленником герцога Нормандии Вильгельма II.

Два года Ги был в плену, и за это время, признал сюзиринитет герцогов Нормандии и стал лояльным герцогу Вильгельму. И только после этого, Ги I граф де Понтье был освождён, и вернулся в свои владения.

Теперь могущественный Гарольд Годвинсон, эрл Уэсексса и фактический правитель Англии, стал пленником графа де Понтье, и Ги I, за огромный выкуп, передал своего пленника герцогу Нормандии.

Вильгельм, был на седьмом небе от счастья – удача, сама приплыла к нему в руки!

Он был любезным хозяином, и Гарольда повсюду окружали почёт и уважение приличиствующие его положению в обществе.

– Отведайте вот этого угощения, мой дорогой гость Гарольд! Прошу, выпейте вина, мне доставляют его из Италии! А как вам вот эта красотка? Если хотите, то вы можете взять её в свои покои. О-о-о, а как вам мои соколы из Исландии? Вот этих двоих, самых быстрых и юрких, я дарю вам! А завтра, мы отправимся на охоту, чтобы вы смогли оценить их в деле!

Но не только любезность скрывалась за показным добродушием Вильгельма. Он задумал план, который и намерен был осуществить.

Сколько Гарольд не писал домой, требяуя должный выкуп, чтобы освободить себя из плена, все его послания перехватывались герцогом Вильгельмом. Вильгельм готов был наплевать на крупную сумму денег, ради обретения желанного – короны Англии.

И он предолжил Гарольду сделку – принести клятву верности, ему, Вильгельму, герцогу Нормандии, в том, что Гарольд не будет припятствовать и поддержит его в обретении английской короны, когда умрёт нынешний король Англии Эдуард Исповедник.

– Когда-то, мы с Эдуардом жили под одной крышей, а ныне он предложил мне, стать его приемником и наследником.

Гарольд, скрепя сердце, согласился. «Кто знает, ведь этот Вильгельм, так не воздержан в еде и питье, ведёт активную политку за расширение своего герцогства, затевает бесконечные войны, а в битвах, не прячется за щитами других и всегда впереди. Ведь врагов у него, знатных и могущественных, более десятка, и может, Бог даст, он сгинет раньше Эдуарда Исповедника, и тогда эту клятву, я пошлю гореть в адское пекло! И к тому же, что значат простые слова? От них всегда можно отказаться» – вот такие мысли были у Гарольда, когда он принял решение.

Но он недооценил Вильгельма.

Вильгельм обставил всё это дело с все возможной пышностью, пригласив представителей всей нормандской знати и высшего духовенства. И клятву Гарольду надо было давать не просто на словах, а протянув руку над золотым ковчегом, где лежали собранные по всей Нормандии христианские святыни – перст Иоанна Крестителя, гвоздь, которым была пронзена на кресте рука Христа, волос из бороды Святого Петра. Все присутствующие понимали – страшная кара постигнет того, кто нарушит данную клятву.

Но Гарольд, ослеплённый гордыней своей, бестрепетно простёр руку, и произнёс слова клятвы.

И только после этого, без всякого выкупа, Гарольд был отпущен Вильгельмом домой.

А Вульфнот так и остался в плену, в заложниках у Вильгельма, как гарант верности Гарольда, и должен был быть освобождён, только после коронации Вильгельма королём Англии.

 

Глава одиннадцатая

Едва Гарольд вернулся в Англию, как тут же столкнулся с проблемами в Нортумбрии.

В 1056 году умер эрл Нортумбрии Сивард. Его сын Осберн, погиб в битве с шотландцами ещё в 1054 году. А младший сын Вальтеоф, был несовершеннолетним.

Воспользовавшись этим, Гарольд добился назначения витенагемотом эрлом Нортумбрии своего брата Тостига.

Но в Нортумбрии, северном графстве, которое было фактически полунезависимым, где в большинстве своём, осели гордые и воинственные датчане, породнившиеся со сводолюбивыми кельтами, издревле живущие по своим собственным законам, избегая, по мере сил, центрального руководства, Тостиг был и остался для всех, для местной знати и простого люда, южанином, чужаком, к тому же, представителем правящей Англией династии.

Тостиг, стараясь завоевать популярность в Нортумбрии, продолжил дело Сиварда, и провёл ряд успешных военных походов против Шотландии, участвовал со своим нортумбрийским войском в победоносной войне, которую вёл его брат Гарольд в Уэльсе, против валлийской державы Грифида ап Лливелина, заигрывал с нортумбрийской знатью, дав им ряд привелегий, устраивал в своём дворце пиры и турниры.

Но это ничего не дало. Попытка Тостига ввести в Нортумбрии административно-фискальную систему как в Уэссексе, рост налогов, ужесточение наказаний за преступления против общественного порядка и государственной власти, привели к восстанию Нортумбрии в октябре 1065 года.

Нортумбрийские тэны (слой военно-служилой знати в поздний англосаксонский период истории Британии(VIII-сер. XI вв). За свою службу тэны обеспечивались королём земельными владениями) захватили Йорк, убили наместника Тостига и объявили его лишённым титула эрла Нортумбрии. Себе в вожди, они избрали и пригласили эрла Моркара, младшего брата эрла Мерсии Эдвина (Эрл Мерсии Леофрик умер в 1057 году. Ему наследовал его сын Эльфгар. Но он недолго пробыл эрлом, умерев в 1062 году. И эрлом Мерсии стал старший сын Эльфгара – Эдвин).

Нортумбрия и Мерсия объединились!

У Гарольда ещё были силы, чтобы сразиться с восставшими и подавить мятеж, ведь за него был весь Уэссекс, его младшие братья – Гирт и Леофвин – были эрлами Восточной Англии и Кента, да и Тостиг имел ряд своих сторонников в Нортумбрии. Король Шотландии Малькольм III Великий Вождь, был его союзником, и мог бы поджечь Нортумбрию с севера. Но Гарольд, как никто другой стремившийся объединить страну и избежать гражданской войны, большого кровопролития, разорения, понятное дело, ослабивших бы Англию, пошёл мятежникам Нортумбрии навстречу.

28 октября 1065 года витенагемот принял решение о передаче Нортумбрии эрлу Моркару. Король Англии Эдуард Исповедник, уже давно отошедший от дел, утвердил это решение.

– Послушай брат мой, это вынужденная мера… Дай только срок, и мы согнём всех этих ублюдочных псов в бараний рог! Тостиг, брат мой, послушай…

Но Тостиг не хотел слушать Гарольда. Психанув, затаив обиду и злобу на старшего брата, он покинул страну.

И это привело, к роковым, непоправимым последствиям.

 

Глава двенадцатая

Теперь его называли Северной Молнией, Губителем датских островов.

Огнём, мечом и кровью насаждал свою власть Гаральд, не забывая и о распространении христианства в практически, всё ещё языческой Скандинавии.

Непокорных бондов, крупных ярлов (ярлы – владетели земли, первоначально – племенные вожди, позже наместники короля), всех, кто осмеливался сказать хоть слово против, безжалостно убивали. По всем его владениям, всюду, куда могла дотянуться его властная рука (Норвегия, часть современной Дании и Швеции), разлетались приказы Гаральда Сурового:

– Убить! Сжечь! Повесить! Сбростье этого упрямого пса со скалы! Вырезать всё его чёртового племя!

Датчане Свена Эстридсена терпели поражение за поражением. Почти каждый год, норвежские викинги, приплывая на своих драккарах, разоряли прибрежные области Дании, нередко заходя и вглубь страны.

В 1050 году, сам возглавив поход, Гаральд захватил и сжёг дотла, главный торговый город Дании – Хедебю.

В 1062 году, в крупном морском сражении, Гаральд разгромил флот Свена Эстридсена. Сам Свен, только чудом избежал гибели в этой битве.

Но семнадцать лет войн не дали никакого результата. Свен Эстридсен постоянно находил поддержку у датчан. Местная знать и бонды, стояли за него горой, и готовы были умирать за него. И в 1064 году Гаральд отказался от притензий на Данию и заключил мирный договор со Свеном. Они признавали друг друга законными правителями своих земель, и оставляли неизменными границы своих королевств.

В течение этих семнадцати лет, Гаральд вёл войны со Швецией, и жестоко подавлял восстания ярлов и бондов в самой Норвегии. В 1063 году, в сражении при Венерне (озеро в южной части Швеции), Гаральд разгромил объединённое войско шведского короля Стенкиля и союзных ему уппландцев из самой Норвегии.

В желании установить централизованную власть в своих владениях, такую, которую он видел в Византии и Киевской Руси, Гаральд, обеими руками опирался на поддержку церкви, которая, в свою очередь, всячески поддерживала его.

Все несогласные и непокорные ярлы и бонды, были либо убиты, либо изгнаны из страны, и теперь, христианство, окончательно закрепилось по всей Норвегии, и к началу 1066 года, пятидесятилетний Гаральд, стал действительно полновластным королём, создав централизованное государство. А от одного только его взгляда, впадали в трепет соседние страны.

Заботясь о процветании торговли, он в 1048 году, основал торговое поселение Викию (ныне Осло, столица Норвегии). Это поселения, находящееся на юге Норвегии, лежало на пересечении всех Балтийских торговых путей, и купцы из Польши, Венгрии, Германии, Дании, Византии, Руси и арабского Востока, стали здесь частыми гостями, приводя сюда свои корабли.

Что ещё нужно человеку для полного счастья? Прекрасная Елизавета Ярославовна, родила ему двух дочерей – Марию и Ингигерд. И хотя Елизавета была любима, и взял он её в жёны по-христианскому обряду, да и сам был ревностным христианином, не отказался Гаральд и от норманнского обычая, объявив своей второй женой Тору, дочь знатного норвежского ярла Торберга Арнасона. Тора родила Гаральду ещё двоих детей, мальчиков – Магнуса и Олафа.

Действительно, что ещё нужно человеку для полного счастья?

 

Глава тринадцатая

5 января 1066 года умер король Англии Эдуард Исповедник.

И крылья роковой мельницы, страшной и кровавой, завертелись быстрее, с каждым днём всё ускоряясь и ускоряясь.

Почти сразу после кончины Эдуарда Исповедника, англо-саксонско-датская знать, собравшись на витенгемоте, практически единогласно, провозгласила Гарольда Годвинсона королём Англии – Гарольдом II. И действительно, кому ещё передать кормило управления страны, как не ему, который до этого, целых двенадцать лет, стоял у руля и фактически правил Англией. И они и слышать ничего не хотели о клятве данной Гарольдом, о том, чтобы возвести на престол чужака-нормандца.

А сам Гарольд, вспоминал ли о своей клятве, когда возложил на главу корону Англии? Вряд ли. Сильно долго он был у власти, чтобы вот так, запросто, передать её в руки герцога Нормандии. Единодушный порыв всей знати Англии, в кои-то веки объеденившейся и выступившей единогласно, вдохнули в него надежду, что сообща они сумеют отразить вторжение нормандцев, если Вильгельм осмелиться напасть.

И он стал готовиться. По всей стране собирался флот, комплектовался командой, готовились снаряжения и припасы. Кузницы и мастерские оружейников, работали целыми днями напролёт, готовя оружие и доспехи. Были отданы приказы о подготовке крестьянского ополчения – фирда (фирд – армия, созываемая королём англосаксонской Британии из свободных землевладельцев, для защиты страны от внешнего нападения), собраны войска тэнов, воинственно потрясали оружием элитные отряды хускаралов. Сторожевые и дозорные посты, были выставлены по всему побережью.

Англия готовилась.

Готовился и герцог Нормандии, когда узнал о смерти Эдуарда Исповедника, и о вероломстве и клятвопреступлении Гарольда.

– Ах, он ничтожный! Ах, он предатель! Иуда! – сокрушался Вильгельм.

Нормандская знать и рыцари, возмущённые не менее герцога предательством Гарольда, как один высказались в его поддержку, и стали деятельно готовиться к военному походу. Сомневающихся, убедили на собрании нормандской аристократии в Лильбонне. Особенно пламенно выступал, призывая к походу на Англию, Вильям Фиц-Осберн, сын убитого в январе 1041 года Вильгельмом де Монтгомери Осберна де Крепона. Вот и сам глава клана Монтгомери, Рожер, сидит рядом, и тоже высказывается в поддержку прав герцога Вильгельма. Да и все остальные – Готье Жиффар, получивший от герцога, за верную службу сеньорию Лонгвиль, ходивший в паломничество в Сантьяго-де-Компостелу, и приведший оттуда герцогу Вильгельму великолепного коня, и Вильгельм де Варенн, и самый знатный, богатый и доблестный барон Нормандии Рожер де Бомон, и Ричард де Ревьер, и братья Ричард и Бодуэн Фиц-Гилберты, и Гуго де Грантмесниль, все поддерживают герцога и готовы идти за ним на Англию.

Оказала поддержку Вильгельму и высшее нормандское духовенство, и римская церковь, и сам папа Александр II.

Главной борьбой партии церковных реформаторов в Риме, была борьба за инвеституру, и с симонией (Выдача церковной должности светским лицом, например королём, за деньги или бесплатно. На синоде 1059–1060 гг. папа Николай II обозначил симонию как тройную ересь. Лицо, получившее церковную должность путём симонии, а не из Рима, из рук папы, следовало лишить сана), а Гарольд II, став королём Англии, самолично назначил архиепископом Кентерберийским, примасом церкви Англии, своего сторонника Стиганда, что означало разрыв со Святым Престолом.

Всё высшее церковное духовенство Нормандии – престарелый архиепископ Руана, прославленный своим аскетизмом – Маврилий, и ближайший советник, главный помощник герцога Вильгельма в церковных делах, широко известный, завоевавший значительный авторитет в вопросах богословия, ломбардец по национальности, а ныне аббат основанного недавно в Кане монастыря Святого Стефана – Ланфранк, и ещё один итальянец, молодой, но уже тоже знаменитый – Ансельм из Аосты, и чуть поодаль, брат герцога, Одо, епископ Байё (После отъезда герцога Роберта Великолепного в паломничество по Святым Землям, его наложница, мать Вильгельма, Герлева, вышла замуж за виконта Герлуина де Контевилля. И от этого брака, у Вильгельма были едноутробные братья – Роберт, ставший в 1055 году графом де Мортен, Одо – с 1049 года – епископ Байё, и три единоутробных сестры), и епископ Эврё – Бодуэн, и Жоффруа де Монбрей, епископ Кутанса, и рядом с герцогом – Роберт Жюмьежский, согласно кивало головами, во всём соглашаясь с говорившими.

Слово взял самый молодой, Ансельм из Аосты:

– Несчастья учат нас смирению, само Святое Евангелие учит нас смирению, проповедует мир, но, в нём также сказано – Не мир принёс я вам, но меч! Мы все видели, как Гарольд клялся на Святых Мощах и целовал крест! И как мы теперь должны поступить с ним, с ним, отступившим от клятвы, которую давал он именем самого Господа Бога нашего?!

Папа Александр II отлучил короля Гарольда от церкви, призвал герцога Нормандии идти в Англию, чтобы восстановить на её землях Божественную справедливость, и объявил этот поход Священной войной, передав в дар герцогу Нормандии освящённое в Риме знамя Святого Креста. (Тесные связи связывали нынешнего папу Александра II с Нормандией. В годы своей молодости он учился здесь в школе Бекского монастыря, и учителем его был знаменитый учённый-богослов Ланфранк).

Поддержка папы, репутация Вильгельма, как отличного воина и полководца, обеспечило приток в его армию и большого количества рыцарей из Франции, Фландрии, Лотарингии, и других государств.

По всей Нормандии, быстро и спешно готовились к войне, запасая припасы, готовя и подковывая лошадей, подгоняли доспехи, ковали и точили мечи, впрок запасались копьями и стрелами.

Уже девятнадцать лет Гаральд был королём Норвегии. Он был богат, у него были любящие и любимые им жёны. У него были дети-наследники, которым он мог оставить, завоёванный с таким трудом престол. Ему уже перевалило за пятьдесят, и казалось он, достигнув всего, чего желал, пресытился жизнью. Но появления в Нидаросе Тостига, всё изменило.

– Вспомни договор между Магнусом и Хардекнудом! Если кто из них, умрёт без наследников, то другой унаследует все его владения. И Магнус и Хардекнуд мертвы, наследников у них нет… А ведь Хардекнуд, сын Кнуда Великого, был королём Англии! И разве Англия по праву не твоя, Гаральд? Разве она не принадлежит тебе?

Речи Тостига воспламенили воинственную душу Гаральда.

– Власть моего брата слаба! По всей Англии, недовольство, бунты, мятежи и восстания! Им нужна твёрдая, суровая рука! Нортумбрия за меня, я знаю! Ведь я так много для них сделал! Свергнем Гарольда, и ты станешь королём Норвегии и Англии, а же, приму из твоих рук титул эрла Нортумбрии… Подумай Гаральд, мы навеки прославим свои имена, и о наших походах и деяниях, будут слагать саги и петь висы!

Гаральд вскочил с трона, уже приняв решение. Срочно, по всей Норвегии и подвластным ему местностям, был объявлен сбор воинов. Было приказано спешно подновить корабли и строить новые. И суровые норвежские викинги, потянулись со всей страны, откликнувшись на призыв своего короля.

В эти летние месяцы 1066 года, на небе появилась комета, и её красно-кровавый хвост, предрекал большие страдания, голод, войны и смерть. Как говорили провидцы – Трое сойдутся в битве за корону Англии, и только одному из них суждено выжить.

Кому?

 

Глава первая

Бьёрн всё больше молчал, ограничиваясь простыми вопросами и ответами. Одо и Таннер, наоборот, на каждом привале трещали без умолку, стараясь развеять его печальные думы, рассказывая о Нормандии и Дании, о войне в Калабрии и о взятии Реджо, о захвате Мессины и о битвы под Энной, об осаде в Тройне и сражении при Черами, но этим нагоняли на Бьёрна ещё большую тоску.

«Подумать только, Роберт, друг детства, товарищ детских игр, герцог Апулии… А сопливый Рожер, граф…». Бьёрну вспоминалось, как либо во время их поездок на полуостров Котантен в поместье Отвилей, или когда многочисленное семейство Отвилей заезжало к ним в Бриан, маленький, сопливый, голозадый Рожер, постоянно путался под ногами, увязываясь всюду за ними. «Я сражался рядом с Вильгельмом, Дрого, Хэмфри, Готфридом Отвилями, когда Роберта ещё и в помине не было в Италии… А теперь он герцог… А я? Что я? У меня нет ничего… Ни дома, ни жены, ни детей… Ничего…». От таких мыслей, от воспоминаний о былом счастье, о потерянных навсегда Ламии и детях, хотелось просто, в голос, завыть волком.

На одном из привалов, дождавшись пока Таннер уляжется спать, Одо долго копошился в своей сумке, как-будто что-то выискивая, а потом посмотрел на Бьёрна, сидевшего напротив, и тихо спросил:

– Бьёрн, расскажи как погиб мой отец.

Бьёрн долго сидел молча. Он снова увидел перед собой бурный, пенящийся бурлящей пеной и вихрастыми волнами поток разлившейся реки, кружащиеся на ней водовороты, вырванные с корнем деревья и глыбы земли, быстро несущиеся по течению. Он видел, как лошадь Рейнольда Бриана, оступилась на скользких и мокрых камнях, как Рейнольд, до последнего боролся, стараясь выбраться и выжить, справиться с бурным течением, и как большая волна накрыла его. Он умер, как и подобает воину, спокойно, без паники и криков. До них долетело только жалобное ржание его тонущего коня.

Когда Бьёрн окончил свой рассказ, Одо сидел, привалившись спиной к большому дубу, глядя в ночное небо. Только пламя костра, блеск мерцающих в вышине звёзд, и свет стыдливо прячущейся за тучами луны, блестели в его глазах, заполненных слезами.

– Я его совсем не знал… Он уехал, почти сразу же после моего рождения… Дождался только, когда меня окрестили, заявил перед всем нашим селением, что я его сын и наследник Одо Бриан, и уехал… Мать мне ничего о нём не рассказывала. Может злилась на него, что он нас бросил, а может сетовала на себя, что не смогла его удержать… Но мне кажется, что она до сих пор его любит… Замуж она так больше и не вышла, и я замечал, как она, нет нет, да и поглянет на дорогу… Не едет ли там её муж… Мой отец…

Одо замолчал, украдкой отерев скатившуюся по щеке слезу.

После этой душевной исповеди, Бьёрн как-то по-другому посмотрел на брата. С сердечной теплотой, любовью и дружеским расположением. Он помнил слова Рейнольда о сварливой жене и сопливых детишках, и ему стало жаль Одо.

Подозрительно заворочался на своём месте и тяжело вздохнул Таннер, и Бьёрн не стал ничего говорить, а просто протянул над племенем костра руку, и крепко пожал плечо Одо. Держись, мол, не унывай.

 

Глава вторая

Маленькая, тихая обитель Святого архангела Михаила, что в Капуе, была потревожена громким топотом Бьёрна. Он бегал по монастырю, разыскивая отца.

Перепуганные монахи, из своих келий и из всех помещений, настороженно глядели на него, а также на валяющегося у ворот брата-привратника, на то, как двое норманнов помоложе, своими мечами загнали стражу монастыря в привратницкую и заперли их там.

В одном из переходов аббатства Бьёрн натолкнулся на необычайно толстого монаха, видимо евнуха, несшего в скрипторий (скрипторий – мастерская по переписке рукописей, приимущественно в монастырях) большую охапку пергаментных свитков. Схватив его за горло, Бьёрн прижал толстяка к стене, топча ногами рассыпавшиеся свитки.

– Барон де Бриан, где он?!

Монах, выпучив от страха глаза, только что-то мычал и блеял.

– Ты что, падла, не слышишь меня? Барон Олаф де Бриан, где он?!

Бьёрн посильнее сжал руку на горле монаха, лицо того побагровело, и толстяк судорожно вцепился в железные пальцы, закивав головой, понял, понял. Бьёрн разжал хватку.

– Барон Олаф Бриан? – тяжело дыша, потирая горло, другой рукой размазывая по лицу слёзы и сопли, источая начавшееся расползаться от него зловоние, так как он очень перепугался, монах, немного помолчал. – Барон Олаф Бриан? А-а-а! Старый норманн! Брат Власий! Он там!

Оттолкнув толстого монаха, Бьёрн побежал в указанном направлении. Откинув полотняный полог, он, с криком:

– Отец! – влетел в маленькую, узкую, полутёмную келью.

Маркус, читавший при свете лучины отцу Евангелие, не узнал в этом одноглазом здоровяке, сплошь заросшем длинными, седыми волосами, своего старшего брата.

Но старый барон, или теперь уже монах брат Власий, встрепенулся на своём ложе, на звук этого такого родного голоса, и поднял голову.

– Бьёрн, мальчик мой… Я знал, я верил, я молился… Знал… Знал… Верил…

А Бьёрн упав на колени, припал губами к негогда сильной, а теперь высохшей и горячей руке отца, покрывая её поцелуями и орошая слезами.

Олаф, протянув дрожащую второую руку, гладил волосы любимого сына, тоже плача и что-то шепча.

Маркус ревностно прикусив губу, наблюдал за этой сценой.

– Я так долго тебя искал, сынок, так долго ждал… Но я знал… Знал, надеялся, верил и молился. И Пресвятая Дева Мария, услышала мои молитвы…

 

Глава третья

Недолго длилось и это счастье. И хотя старому барону, при встрече с Бьёрном стало получше, но годы, старая душевная боль истрепавшая сердце, брали своё, и через пять дней он умер.

– Я так счастлив, Бьёрн, что перед смертью, Господь сподобил меня увидеть твой лик. Господи Иисусе, сыне Божий, благодарю тебя! – были его последними словами.

Бьёрн, этот много чего повидавший, закалённый в семи огнях воин, горько оплакивал смерть отца, без еды и питья стоя в часовне у гроба, шепча молитвы, которые знал.

А Маркус нашептывал:

– Милосердный Господь наш, прощает даже самых закоренелых грешников, если они покаялись и отдали Святой Матери церкви нашей всё своё имущество и достояние.

Бьёрн вскинулся и гневом полыхнули глаза его.

– Отец не был грешником!

Маркус замолчал и отшатнулся, но про себя подумал: «Ну да, ну да. Но и праведником его нельзя назвать. Уж я-то, знаю». Он хорошо нажился, когда отец завещал всё, что имел, церкви. Маркус присвоил себе некоторые из его земель и владений, и сейчас мог себя считать вполне состоятельным и обеспеченным. Эх, больше всего на свете, ему хотелось бы поселиться где-нибудь в маленькой, тихой обители, вдали от мирской суеты. Где-нибудь, высоко в горах. Где только добрые пастухи и пастушки пасут коз и овец, где трава, буйным цветом идёт в рост, где цветут благоуханные сады, и журчит, навевая приятные думы, ручеёк с прохладной водицей. Где покладистые поселяне, без обмана, честно и ревносто, приносят в обитель оброк, где тишина и божья благодать. Эх… А неугомонный и непоседливый Роберт, повсюду таскает его за собой, и вот, отпустил только, к умирающему отцу. После мук голода, пережитых в Тройне, Маркус изменился. Теперь он, при каждой возможности, набивал под завязку брюхо, едя за троих, и очень потолстел, отрастив изрядный живот. Но этого было ему мало, и в своих домах, Маркус повелел полностью заполнить кладовые едой, и недоверяя ключи от них никому, сам, каждый вечер, спускался туда, проверяя всё ли на месте, в избытке ли копчённых и сушённых окороков, никто не отлил ли масла из кувшинов, не отломил ли кусок, от гроздьями свисающих с потолка колбас, в достатке ли на леднике рыбы и битой птицы, не покусились ли эти вороватые слуги на бочки с вином, в достатке ли пшеницы, круп, зерна, гороха и всего остального. И сейчас, он очень переживал, что ему пришлось оставить свои кладовые без надлежащего присмотра. А вдруг их разорят? А вдруг, ненароком, что-то испортиться или пропадёт? От этих терзаний, Маркус не находил себе места.

После шума учинённого Бьёрном, Одо и Таннером в монастыре Святого архангела Михаила, сюда наведалась стража князя Капуанского. Увидев, что всё более-менее в порядке, воины удались, но сам князь Капуанский, узнав, кто появился в его владениях, пришёл в монастырь.

– Бьёрн, скорблю вместе с тобой. Твой отец был славным воином, преданным и верным моим вассалом. Твоя утрата, это и моя утрата, твоя боль, это и моя боль.

Бальзамом на душу, были эти слова Ричарда Дренго, и Бьёрн, в благодарственном поклоне склонил голову.

Ричард поднял чашу и отпил монастырского мёда за помин души барона Олафа Бриана.

– Предлагаю тебе, Бьёрн де Бриан, занять место твоего отца подле меня. Я дам тебе земли, замки, титул. Ты станешь знатен и богат и…

– Нет, – твёрдо ответил Бьёрн, хотя казалось бы, вот она, сама удача, то, о чём он не имея сожалел, идёт к нему. Стоит только протянуть руку и схватить её за хвост.

Князь Капуи вздрогнул, словно от удара. Он редко в последнее время слышал отказы, тем более, на такое щедрое предложение. Он со стуком поставил чашу на стол, и встал, поправляя свой алый плащ.

– Я редко кому делаю предложение дважды, но для тебя Бьёрн де Бриан, в память о твоём отце, сделаю исключение. Подумай хорошенько, а надумаешь, приходи.

А Бьёрн думал – может он совершил глупость, отказавшись от предложения Ричарда Дренго?

На следующий день, к нему вошёл Маркус.

– Герцог Апулии Роберт Отвиль, хочет тебя видеть.

Бьёрн посомневался, ехать или нет, но потом принял решение. Он захотел повидать своего старого друга. Быстро собравшись, он, Маркус, Одо, Таннер, отправились в Мельфи.

Отъезд Бьёрна, то, что он отверг его предложение, и так живо откликнулся на позыв Отвиля, ведь Роберт просто поманил, и Бьёрн прямо-таки кинулся к нему, вызвало обиду у князя Капуанского Ричарда Дренго.

 

Глава четвёртая

– Эк, поистрепала тебя жизнь. Досталось видать тебе, – сказал Роберт, оглядев Бьёрна – его длинные, косматые и седые волосы до плеч, седую бороду и усы, покрытое морщинами и шрамами лицо, повязку, закрывающую затянувшийся бельмом левый глаз, распахнутую на груди кожаную куртку, облезлую волчью шкуру, переброшенную через плечо, а на поясе, простой меч.

Роберт встал с трона и протянул Бьёрну руки. А Бьёрн, попросту не знал как себя вести. Это раньше Роберт был просто другом, а теперь он герцог, вон, целая принаряженная свита стоит за ним, и пялится на него. И он осторожно пожал протянутые руки Роберта.

– А давай как раньше! – и Роберт, видя смущение старого друга, желая помочь ему, распахнул объятия.

Бьёрн усмехнулся, и тоже развёл руки, и они, оба высокие, сильные, два могучих гиганта, начали как в детстве, давить один другого, пока кто-то не застонет и не запросит пощады.

Их лица покраснели, потом побагровели, затем начали бледнеть, на лбах и на лицах выступил пот, губы были крепко сжаты, казалось, весь большой зал замка в Мельфи задрожал от колоссального напряжения, исходившего от них двоих.

Но Роберт теперь был герцогом, и Бьёрн помнил об этом. Он слегка ослабил хватку, позволив Роберту оторвать себя от усыпанного соломой пола.

– Старешь, – хрипя, словно кузнечные мехи, отирая пот, с трудом восстанавливая дыхание, стараясь непоморщиться от боли в сдавленных рёбрах, проговорил Роберт. – Раньше, ты, почти всегда, побеждал.

Бьёрн тоже тяжело дыша, лишь пожал плечами, слушая, как свита Роберта восхищенно переговаривается, дивясь силе своего сорокадевятилетнего герцога.

– Сколько же тебя не было? – спросил Роберт.

Если бы Бьёрн мог считать, он ответил бы – двадцать четыре года, а так он, просто неопределённо, пожал плечами.

Многое изменилось за эти двадцать четыре года в Южной Италии. Бьёрн видел, как разросся Мельфи, какая стала вокруг богатая обстановка, как сверкают достатком и роскошью все присутствующие в зале. Раньше здесь были одни воины, суровые нормандцы, а сейчас, возле Роберта – разряженные дамы, напомаженные и накудренные лангобарды, сверкающая доспехами нормандская знать. Особо выделялись женоподобные, со странными манерами, коротко подстриженые, с наголо выбритыми подбородками, одетые в короткие штанишки до колен, а на ногах, смешные ботинки с загнутыми носками – певцы-трубадуры. По всему залу резвились и дурачились шуты, и десятки слуг, готовы были исполнить любое желание герцога и его близких. Хотя, Бьёрн слышал, что не всё сейчас так ладно в герцогстве Апулийском.

Был пост, но Роберт не хотел потчевать старого друга постной похлёбкой, тушёной капустой и горохом, а взяв его под локоть, провёл в свои покои, где верный и расторопный слуга, быстро накрыл маленький стол, поставив несколько приготовленных в сметане зайцев с имбирным соусом, запечённую на углях рыбу, пару зажаренных каплунов, хлеб и кувшин с вином.

Жестом радушного хозяина Роберт пригласил Бьёрна к столу, отослал слугу, и сам налил в позолоченные бокалы вина.

– Давай за то, что ты вернулся.

Они выпили, поели, и Роберт, откинувшись на спинку деревянного кресла, сказал:

– Рассскажи, что с тобой приключилось за эти годы.

За последнее время часто пришлось Бьёрну рассказывать про свою жизнь, и он, ставший немногословным, старался быть краток, но всё равно, его рассказ, затянулся надолго.

Роберт, то удивлённо цокал языком, то в восхищении подавал свой корпус вперёд, то хлопал себя по коленке.

– М-да, поиграла судьба с тобой, поносило тебя по свету, многое тебе пришлось пережить и повидать, не каждому такое по плечу. Рад, что ты выбрался из всех передряг, и сейчас, живой, сидишь рядом со мной.

Роберт немного помедлил, отпил вина, а затем продолжил:

– Ты нужен мне Бьёрн. Нужен! Мне нужен человек, действительно верный и преданный… Друг! Настоящий друг, на которого я могу положиться и которому я могу доверять. Ты же наверняка наслышан, что сейчас у нас тут твориться…

И Роберт начал свой рассказ…

 

Глава пятая

Гнойник назревал давно, болел и сочился слизью, и прорвал, стоило только Роберту отправиться на Сицилию и увязнуть под Палермо – в Апулии и Калабрии восстали бароны.

Причин для мятежа было множество – то, что он запретил нормандцам грабить и брать поборы на дорогах, то, что после смерти Готфрида Отвиля, он отдал Лорителло сыну Готфрида – Роберту, хотя и обещал эти владения лишённому наследства сыну Хэмфри – Абеляру. Но главным было то, что паршивые греки, щедро снабжали восставших деньгами и оружием, возя всё это через Адриатику от Пэрена, герцога Диррахия.

Возглавили восстание его, Роберта, племянники – сыновья Хэмфри – Абеляр и Герман, и сыновья его сестры Беатрисы – Готфрид де Конверсано и Роберт де Монтескальозо. Примкнул к ним и барон Жоселин, властитель Мольфетты.

Не дремал и Имоген, ведь именно он сотворил этот мятеж, через своих агентов постоянно нашептывая недовольным в уши, что мол, Роберт, незаконно является герцогом Апулии, что корона по праву принадлежит сыновьям Хэмфри Отвиля, что все лакомые куски из завоёванных земель Роберт забирает себе, насаждает новые порядки, и не даёт никому жить по законам отцов.

Благодаря Имогену росло и недовольство среди ближайшего окружения Роберта. Особенно возмущался Руссель де Бейль.

– Я отличился под Черами! Именно мне, Рожер Отвиль, обязан полной победой над сарацинами! И что-же? Графом и владетелем Черами стал Серло Отвиль! Отвили, повсюду одни Отвили! Жизни от них не стало, они всё забирают себе!

И Рожер Криспин, Руссель де Бейль, повелись на посулы византийцев, и забрав с собою много нормандцев и воинов из Южной Италии, перешли на службу Византийской империи.

Князь Капуи Ричард Дренго, никогда не упускавший возможности по мелкому нагадить Отвилям, переманил к себе Готфрида Риделя, посулив ему титул герцога Гаэты, этой древней морской республики, оспаривающей звание хозяйки морей у Амальфи, Пизы и Генуи.

Пока Роберт был на Сицилии, восставшие ворвались в Мельфи, не захватив однако замка, только разграбив и разорив город. Они влетели в дом тяжело больного Джефроя Сфондрати, вытащили старика из постели, и босого, почти нагого, под крики и улюлюканье, провели по улицам, а затем, подвесив за ноги, сбросили с башни.

На Ансальдо ди Патти напали на дороге, и только благодаря тому, что у него был эскорт в две сотни воинов, ему удалось уйти.

Южная Италия снова запылала в пламени междоусобной войны. Тут ещё греки перешли в наступление и захватили Бриндизи, Таранто, и ряд других городов.

Роберт прибыв с Сицилии, сразу же круто взялся за дело, разбив мятежников в двух сражениях, отбил ряд своих, захваченных мятежной падалью, городов и замков, но восстание, благодаря поддержке Византии, не затухало. Мятежники засели в своих хорошо укреплённых замках, и мелкими набегами тревожили его владения.

– Теперь ты понимаешь, как нужен мне? Я дам тебе феод, дам титул, дам золото и воинов, и вместе, мы принудим этих сосунков хлебать дерьмо! Согнём их, в бараний рог!

Роберт разгорячившись, шарахнул кулаком по столу.

– Ублюдочные твари! Скоты!

Второй раз, за короткое время, фортуна выказывала Бьёрну своё расположение. Вот оно, то, чего он был лишён все годы своих скитаний, всё, чего хотел, когда более двадцати лет назад отправился в Южную Италию. Феод, замок, земли, титул, золото и воины… Чего ещё можно желать? Но Бьёрн очень изменился за эти годы.

– Нет, Роберт, я обещал отцу, что вернусь в Бриан… Понимаешь…

Роберт откинулся на спинку кресла, и прищурив глаза, посмотрел на Бьёрна.

– Я слышал, что ты ответил отказом Дренго, но не думал, что отклонишь и моё предложение. Что ж, ты мне не вассал, клятвой не связан, и вправе поступать так, как посчитаешь нужным. Прощай, Бьёрн.

 

Глава шестая

Сердце сжалось и затрепетало в груди, когда Бьёрн, выехав из леса, стал на вершине холма, смотря на раскинувшийся внизу Бриан. Он прикрыл глаза, словно яркое солнце, отражающееся от искрящегося снега, ослепило его, тайком смахнув набежавшие слёзы. А потом, гикнув, радостно крича, послал коня в галоп.

Одо и Таннер, радуясь весёлости Бьёрна, тоже крича и смеясь, помчались за ним.

Снег скрипел, комьями вылетая из-под копыт коней, в ясное, морозное небо подымались струйки дыма из очагов, далеко разносился перезвон из кузницы, а на поляне, мальчишка собирающий хворост, испуганно шмыганул в овраг, увидя несущихся всадников.

– Это моя земля! – сдерживая коня, радостно прокричал Бьёрн, глядя на разбегающееся бекающее стадо. – Моя! Моя! Скоро Рождество, которое мы отпразднуем здесь! Дома! Я обещаю вам, вдоволь жирной свинины, баранины и пива! Пива столько, что в нём можно утонуть как в море! Ха-ха-ха! Ютч-хей-саа-саа! Вперёд, за мной!

Сервы, испуганно выглядывая из своих хижин, осматривали троих всадников. А Бьёрн, с любопытством оглядывал свои владения, вспоминая то, что уже успел подзабыть, видя, как разрослось селение, что сервы не голодают, и живут в относительном достатке.

Одо, тронув плечо Бьёрна, показал на спешащего к замку всадника.

– Чему ты удивляешься? Мой брат Жоффруа, хороший хозяин. Смотри, как всё здесь ухоженно, видно, что он радеет и старается. И дозорная служба у него хорошо поставлена, надо же всё это защищать и оберегать от непрошенных гостей.

– А мы, прошенные гости? – спросил Одо, глядя на двоих воинов, стоящих возле кузницы, и настороженно их оглядывающих.

Бьёрн нахмурился и ничего на это не ответил.

Подъехав к замку, Бьёрн увидел, что Жоффруа не сидел без дела. Стена замка была новой, ещё выше прежней, из хорошо подогнанных дубовых бревён. Вокруг неё был выкопан глубокий и широкий ров. К воротам, над которыми нависали две башенки, вёл узкий подъёмный мост, а поверху стены была сооружена крытая галерея.

И вот, когда они подъехали к мосту, ворота раскрылись, и им на встречу вышли с десяток вооружённых и окольчуженных воинов. Двое бывших у кузницы, встали позади Бьёрна, Одо и Таннера, замкнув кольцо окружения.

– Кто вы и чего хотите? – спросил один из стоявших на мосту, такой же высокий как и Бьёрн, может, чуть поуже в плечах.

– Ха! Я владетель этих земель, барон Бьёрн де Бриан! А это ты, маленький Готфри? Мама всегда называла тебя на франкский манер – Жоффруа. Неужели ты не узнал меня? Ну, ещё бы, столько лет прошло.

Бьёрн спешился и вступил на мост.

– Ну, Готфри, иди сюда, давай обнимемся!

Жоффруа Отвиль, насуплено, с гневом и злобой, смотрел на приближающегося, непонятно откуда свалившегося старшего брата. Он то думал, что Бьёрн уже давно сгинул в дальних странах, отец осел в Италии, и Бриан принадлежит теперь только ему.

Стоявший рядом с ним Рольф Мурена, наполовину вытащил из ножен меч.

– Неужели ты позволишь ему, отобрать у тебя всё?!

– Он мой старший брат, – тихо промолвил Жоффруа.

Питер Фламандец шептал в другое ухо:

– Их всего трое, нападём, и сбросим их тела в прорубь, на корм рыбам.

За спиной Жоффруа было полтора десятка воинов, его вассалов, его армия, его отряд, который он кормил и содержал, и которые жили здесь же, в замке.

«Позволишь, отобрать всё? Их всего трое. Нападём… Убём… Позволишь, отобрать у тебя всё? Позволишь? Позволишь?» – звучало и крутилось в голове Жоффруа Отвиля.

– Нет. Не здесь и не сейчас, – ответил он своим воинам, и стараясь выдавить на своих губах улыбку, пошёл к брату.

 

Глава седьмая

Остроносая, костлявая, с тонкими и бледными губами жена Жоффруа, встала из-за стола, и прошла в угол, где села за прялку, надменно-призрительными, ледяными глазами глядя на пирующих вот уже третий день мужчин. Особо гневом и ненавистью сверкали её глаза, когда она смотрела на троих незваных чужаков. Она, именно она, надоумила своего простака мужа как от них избавиться. «Одноглазый чёрт, так и зыркает по сторонам, так и зыркает. Осматривается, думает, что это всё теперь его. Хрен, тебе! Сатана, исчадие ада, хрен тебе!».

Вслед за ней встали и две её младшие дочери, и хоть им жутко хотелось остаться среди мужчин, они, под строгим взором матери, покорно поднялись в свою спальню.

За столом осталась только старшая дочь Жоффруа, высокая, в отца, и такая же носатая и костлявая как мать. Одо диву давался, что нашёл в ней, в этой надменной, худющей гордячке, её муж, молодой, красивый рыцарь, с длинными белокурами волосами и ясно-голубыми глазами? То ли дело, резвая толстушка-хохутушка, жена Рольфа Мурены, которая под косым взглядом своего мужа, что-то шепчет Таннеру, потрясая перед ним своей обширной, выпирающей из платья грудью. Или вон та, поселянка, приглашённая прислуживать господам за столом, губатенькая, с румяными, словно персик щёчками, вся такая сбитая и хорошенькая. Одо уже пару раз порывался встать из-за стола и утащить её на сеновал, но, то новая здравица, то перемена блюд, то занимательный рассказ кого-нибудь из присутствующих, то его с Таннером рассказы о Сицилии, удерживали его на месте.

Сейчас как раз говорил Гуго из Орбека.

– А вы слышали, как прославился Рожер Биго? Я знаю его! Его отец, Роберт Ле-Биго, был обедневшим, безземельным рыцарем, и сам Рожер Биго, будучи очень беден, решил отправиться в Италию, к Отвилям. Но его отъезду воспротивился его сеньор, Вильгельм Варлонг, граф де Мортен. Рожер подчинился, и даже вступил в ряды заговорщиков, во главе которых стоял граф де Мортен, и которые замышляли недоброе, против нашего герцога Вильгельма. Но когда ему стало больше известно о заговоре, когда он узнал имена всех злоумышленников, он отправился к герцогу, и со спокойной душой и чистой совестью сдал их всех! Заговорщики были жестоко наказаны, граф де Мортен изгнан, а Рожер Биго, обласкан нашим герцогом, получил доступ к его двору, и теперь он, богатый, знатный и влиятельный сеньор! А, каково? Как вам этот плут, этот проныра, Рожер Биго?

Немногословный, скупой на слова Бьёрн, всё же произвёл на всех впечатление и вызвал восхищение, когда рассказывал об Африке, об обычаях и быте туарегов и берберов, о своей службе у Абдуллаха ибн Ясина, о сарацинской Испании.

Захмелевший Рольф Мурена, слушая Бьёрна, глядя на него, думал: «Жаль, если бы мы познакомились при других обстоятельствах, то стали бы друзьями. Нравятся мне такие люди! А так… Ничего не поделаешь…».

Сидели здесь же и четверо сыновей Жоффруа, высокие, как и все Брианы, старшему из которых, было уже более двадцати лет.

Мяса, пива и всего остального было вдоволь, на дворе мела пурга, завывая в трубе очага, и казалось, что нет на свете ничего лучше, как сидеть здесь, в тепле, пить и есть, смеятся и веселиться, рассказывать и слушать рассказы других. Но Одо, не терял бдительности. Он видел, как все дни пира, сидит, опустив голову, ничего почти не ест, а только пьёт, мрачный Жоффруа Бриан. Как Питер Фламандец, бросает на них свои злобные взгляды. Как рыцари Жоффруа, нет нет, да и положат руку на рукоять ножей и мечей, как они посматривают на стоявшие у стены копья. Одо ничего не говорил о своих подозрениях Бьёрну и Таннеру, но заметил, что вчера Таннер спал, положа свой топор под голову, и держа руку на рукояти. А Бьёрн, вообще не ложился, просидев всю ночь в углу, не выпуская из рук меч.

Скрипнув, отворилась дверь, и в сопровождении двух стражников, оставленных Жоффруа Брианом на стенах и у ворот, вошли трое, впустив в зал холодный ветер. Один из вошедших, старший, отряхивая с шапки и с плеч снег, снимая сосульки с усов и бороды, выйдя вперёд, поклонился всем присутствующим.

– Его милость герцог Нормандии Вильгельм, прослышал о возвращении барона Бьёрна Бриана из дальних стран, и хочет лицезреть его.

«Быстро, однако, весть о моём возвращении докатилась до герцога. Быстро…» – подумал Бьёрн, вставая из-за стола, и кланяясь в ответ посланнику герцога.

– Бог даст, завтра метель утихнет, и поедем. А теперь, прошу к столу.

 

Глава восьмая

Покрытые белым и пушистым снегом поля и леса Нормандии, ярко посверкивающие под лучами солнца, скованные льдом реки, мороз, щиплющий щёки, уши, руки, скрип снега, хороший, радующийся пути и простору, пофыркивающий конь, всё это было просто прекрасно. Бьёрн, сидя в седле и покачиваясь в такт движения коня, вспомнил жару в Африке, и усмехнулся. Трое посланников герцога ехали поодаль, поотстали и Одо с Таннером, и никто не мешал Бьёрну наслаждаться окружающей красотой природы, и хоть немного, но радоваться жизни.

– Бьёрн! – окликнул его Одо.

Бьёрн нехотя обернулся. Трое посланников герцога вообще остановились и спешились.

– Вы поезжайте, у Руди захромал конь, мы догоним! – прокричал старший.

Бьёрн кивнул головой, и тронул пятками своего коня.

Дорога проходила через лес, с обеих сторон стянутая его тесниной. На кустарнике, росшем у обочины, висела хорошая, подбитая беличьим мехом шапка. Но Бьёрн, Одо и Таннер, были опытными воинами и не клюнули на такую уловку. Когда засвистели первые стрелы, они уже соскочили с сёдел, и спрятались среди деревьев. Дико заржала, упала на землю и забилась лошадь, которой стрела угодила в шею.

Засада была устроена грамотно, среди зарослей колючего терновника, и прежде чем добраться до атакующих, надо было продраться через кусты.

Таннер заметил одного лучника, и метнул топор, с хряском вошедший противнику в голову.

Бьёрн успел укрыться за деревом, куда впилась очередная стрела, и тут же выскочив, разрубил одного лучника от плеча до пояса.

Выставив копья, прикрывшись щитами, на них галопом неслись псевдопосланники герцога Вильгельма. Одо присел, и выставил копьё, которое вошло в грудь лошади. Конь заржал, взвился на дыбы, и упал, подмяв под себя седока. Едва, едва Одо успел прикрыться щитом, от обрушившегося на него удара, который нанёс старший.

Атакуя мечом, на Бьёрна напал Питер Фламандец, слева, из-за деревьев, подходил Рольф Мурена.

– Вечно от вас одни неприятности. Чего вам было просто не остановиться и не взять шапку, получить по паре стрел и тихо отправиться в мир иной. Одни проблемы от вас, – хрипя, приноравливаясь для удара, ворчал Мурена.

Бьёрн, двумя могучими ударами разнёс в щепки щит Питера Фламандца, отбил его меч, и что есть силы, саданул своим щитом тому в голову.

– Псы! Иди сюда, посмотрим, так же ты владеешь мечом, как треплешь языком!

Таннер сошёлся в поединке с Гуго из Орбека, и с ещё одним молодым воином, имени которого он не запомнил.

Одо вертелся среди хрипящих, бьющих копытами коней, избегая ударов всадников, сам стараясь нанести удар. Вот ему удалось воткнуть копьё в бедро одному, и ударить щитом в морду коня другого. Пока противник пытался справиться с взбесившимся от боли конём, Одо пробил врагу живот, и закричав от натуги, поднял того с седла и бросил на землю.

Таннер разрубил голову молодому рыцарю, и сейчас они с Гуго из Орбека крутились вокруг его тела, по вязкому месиву, тающего от горячей крови снега.

Бьёрн отбил все атаки Мурены, и ударом под ноги, поверг противника на колени, приставив ему к горлу меч.

Таннер чуть не лишился головы, но отшатнувшись, смог произвести удар, отрубив Гуго из Орбека руку по локоть.

Они трое, тяжело дыша, взмокшие от пота, дико озирались, выискивая ещё, притаившихся врагов, но поле боя было пусто. Только трупы людей и лошадей, хрипы и стоны раненных, и густая, дымащаяся кровь, густо покрывшая, истоптанный ногами и копытами, такой до недавнего белый, искрящийся снег.

Завозился, приходя в себя, Питер Фламандец. Бьёрн, мечом поднял голову Рольфа Мурены, и спросил:

– Кто это? – указывая на старшего, выдававшего себя за посланника герцога Вильгельма, теперь лежащего на земле, зажимая страшную рану на бедре, откуда толчками выплёскивались тёмная артериальная кровь.

Мурена судорожно сглотнул ставший в горле ком.

– Роберт из Орбека, отец Гуго.

– Таннер, что там наш друг Гуго?

– Стонет, падла.

Таннер устало присел, привалившись спиной к дереву, а Одо трясло от осознания того, что только что, они чудом избежали смерти, и что ни один из них даже не ранен. Ведь против них были не поселяне, не умеющие держать меч, и не молодёжь, толком не обученная, а хорошие, матёрые, опытные воины.

– Одо, что там двое других?

Одо, стараясь не шататься и не трястись, пошёл посмотреть на своих недавних противников.

– Один готов, второй доходит. Уже беседует с Богом.

Тот, которого придавил конь, да так не удачно, что поломал ноги и раздавил грудь, действительно умирал, глаза его закатились, он был бледен и весь в поту, а изо рта его шла кровь.

– Тащите всех выживших скотов сюда. Таннер, захвати верёвку.

– Что ты собираешься сделать, Бьёрн де Бриан, – собрав всё своё мужество, спросил Рольф Мурена.

– Я? Я владелец этих мест, хозяин этих земель, и вправе казнить или миловать здесь любого. Герцогский суд и Божественная справедливость на моей стороне. Вы преступники, посягнувшие на жизнь барона Нормандии, владетеля и хозяина этих земель, как я должен поступить с вами?

Бьёрн быстро подобрал лежащий на земле меч Мурены и приставил его к животу, попытавшегося встать Питера Фламандца.

– Лежи гнида тихо, не испытывай судьбу раньше срока.

– Я воин, Бьёрн де Бриан, – тихо начал говорить Мурена, – рыцарь… Позволь умереть мне достойно…

– Достойно? Воин, говоришь, рыцарь?.. Мы преломили один хлеб, сидели за одним столом, ели от одного куска, а ты хотел меня подло убить из засады! Ладно, мой брат, подлец… Жадный, ублюдочный пёс… Ему воздастся, за все грехи и преступления его, но ты, ты, который просит достойной смерти, ещё смеешь называть себя рыцарем?! Червь!

Кровая пелена застилала глаза Бьёрна, а гнев и бешенство туманили разум.

– Ты прав… Я не буду вас убивать… Сегодня я добрый. Одо, Таннер, стащите с них сапоги.

И когда Одо и Таннер навалилившись на тела оставшихся в живых врагов, стащили с них сапоги, Бьёрн, быстрыми и ловками ударами перерезал всем сухожилия на ногах.

– Этой штуке я научился у византийцев. Теперь вы никогда не сможете ходить, а только ползать, как и положено червям. Уходим.

И они оставили их, стонущих, кричащих, плачущих от боли, забрав всё оружие и лошадей.

 

Глава девятая

– Может их действительно надо было просто убить? – ни к кому не обращаясь, проговорил Одо.

Таннер сидел в седле опустив голову, ни на кого не глядя.

А Бьёрн?.. Раскаивался ли он в содеянном?.. Сожалел ли, что так жестоко поступил с врагами? Не знаю. Жестокось не порождает ничего доброго, но такое было время, такие были люди, и может быть, не было у них жалости и сострадания в душе, не было у них привычки рвать на голове волосы, а просто принимать всё так – что сделано, то сделано.

Бьёрн, вновь погружённый в свои печальные думы, размышлял. «Что за проклятие лежит на мне? Почему я нигде не могу быть счастлив? Почему мотаюсь по свету, не находя приюта? Почему даже родной брат захотел меня убить? Чем провинился я перед тобой, Господи?!».

У Жоффруа осталось мало воинов, и двух дозорных из поселян, Бьёрн, несмотря на тишину предрассветных сумерек, скрип снега, кажущуюся свою грузность, снял быстро и бесшумно, просто слегка придушив.

Жоффруа Бриан прекрасно понимал, что слухи о возвращении Бьёрна, а затем и о его исчезновении (а в том, что Бьёрн будет убит и тело его исчезнет, Жоффруа не сомневался), разлетятся быстро и достигнут герцога Вильгельма. А посему, Жоффруа решил заручиться поддержкой сильных мира сего, и нагрузив две телеги припасами и дарами, оставив замок на своего сына, отправился в Кан, ко двору Вильгельма, где у него, среди окружения герцога, было много друзей и сторонников.

Надсадно скрипя, опустился подъёмный мост, отворились ворота, и из замка выехала кавалькада всадников.

Бьёрн, не ожидавший такой удачи, встал на стременах своего коня, и прокричал:

– Жоффруа! Иди сюда, подлец, поговорим!

Жоффруа вздрогнул от этого окрика, как-то сжался и присел в седле. Он было поворотил коня к замку, чтобы скрыться за его стенами, но на узком мосту, забитом всадниками и телегами, это сделать было невозможно. Тогда Жоффруа, дико, испугано закричал:

– Убейте его! Убейте!

А Бьёрн, хотел действительно, просто, поговорить с братом, и задать вопрос – Почему? хотя и знал на него ответ. Но крики Жоффруа, вызвали у него гнев, ненависть и досаду.

Налетевшего на него рыцаря, он, перебросив меч с правой руки в левую, рубанул по шлему и тот стал заваливаться назад. Второго, он сшиб на землю передними копытами коня. Хороший конь, подарок графов Тулузских, Бьёрн сам обучал его!

Одо метнул копьё, и пробил кого-то насквозь. Но атакующего его молодого и красивого нормандца, зятя Жоффруа, Одо пожалел, просто ударом сбросив с седла, и тот полетел в ров.

Таннер, своей огромной и грозной секирой развалил голову одному врагу, а второго встретил ударом по щиту.

В миг, между противоборствующими сторонами образовался завал из поверженных тел людей и лошадей. Но Бьёрну, послав коня в прыжок, удалось его преодолеть, и он добрался до брата.

– Жоффруа, подлец! – проорал он, и Жоффруа, в страхе и панике, ткнул Бьёрна копьём в лицо.

Бьёрн отшатнулся, и задыхаясь от гнева, который кровавой пеленой застилал глаза, ударил его мечом. Родная кровь младшего брата брызгнула ему в лицо.

Жоффруа вскрикнул, выронил копьё и щит, и припал к шее коня.

Бьёрн хотел выволочь его из седла, утащить подальше отсюда, и задать свой вопрос. Но на защиту отца кинулся один из его сыновей, и Бьёрн вздрогнул от удара по шлему. Кровь горячей струйкой побежала по лбу. И тогда он, ослепший от крови и оглохший от удара, рубанул своего племянника, отсёкши тому руку.

Жоффруа удалось поворотить коня, и расталкивая сгрудившихся на мосту людей, броситься к замку.

– Стой, Жоффруа, стой!

Но брат его, склонившись к шее коня, уже добрался до ворот.

Бьёрн дико и страшно закричал, и выхватив притороченный к седлу дротик, метнул в спину брата. Но не попал. Его дротик, проткнул тело жены Жоффруа, намертво прибив её к воротам.

Со стены начал бить лучник. Получил стрелу в ногу Таннер. Одо потерял коня, которому пробили грудь копьём. И Бьёрн, готовый взвыть от отчаяния, прокричал:

– Уходим! Уходим!

Одо, прикрывшись щитом, прикрывал отход, а Бьёрн поддерживал раненного Таннера.

 

Глава десятая

Уже давно рассвело, когда они остановились в одном из оврагов.

– Что ты собираешься делать? Чтобы захватить Бриан, надо нанимать людей. Я уверен, многие пойдут за тобой, да и герцог, когда обо всём узнает, будет на твоей стороне, – сказал Одо, обрабатывая и перевязывая рану Таннера.

Бьёрн закрыв глаза, ничком лежал на земле, и долго, очень долго, не отвечал Одо.

– Нет… Нет. Я не буду бороться за Бриан. Я ухожу, Одо.

– Куда?

– В монастырь.

– Нет, Бьёрн, нет, послушай!

– Страшный рок, какое-то ужасное проклятие, лежит на мне… Всюду где я не появлюсь, к чему не прикоснусь, всюду, кровь и смерть… Дети, Ламия… Не успел приехать к отцу, как он умер…

– Он был стар!

– А Жоффруа, его сын, его жена? А десятки людей, погибших в нашей войне с Жоффруа?! Я часто задаю себе вопрос – почему я не сдох тогда в пустыне? Почему не погиб раньше, в десятках сражений? Почему Господь, спас мою никчемную жизнь? Уберёг меня от смерти… Для чего?.. Почему?.. Зачем?.. А может это происки дьявола? Может он давно уже завладел моей душой, и теперь, проклятия, кровь и смерть обрушиваются на людей, которые рядом со мной? Я хочу умереть, Одо! Умереть! Но сначала я должен искупить свои грехи, ведь пролить кровь своего рода, самое страшное злодеяние… Искупить… Служением Богу…

– Они будут мстить тебе, – сквозь зубы, морщась от боли, когда Одо особенно сильно сжал края раны, сказал Таннер, возвращая своими словами Бьёрна от мыслей возвышенных, духовных, к простому земному бытию.

– Их право… Жоффруа хороший хозяин, вы сами видели, как он поднял и благоустроил Бриан. У него жена… Была… Есть дети. Ему есть, кому всё это оставить. А я? У меня нет ничего! Ни жены, ни наследников! К чёрту! Я ухожу!

Одо было подошёл, чтобы осмотреть рану Бьёрна на голове, но тот, отмахнулся от него.

– Я если ты убил Жоффруа? – спросил Таннер.

– Нет. Я ударил не сильно. Оставил ему метку на лбу.

– Как и его сын тебе, оставил метку, давай посмотрю.

– К чёрту! А мальчишку жаль… Я оставил его калекой на всю жизнь… Пролил родную кровь… И я должен уйти… По всему выходит, что моя жизнь уже прожита, и стоит забиться в какой-нибудь уголок, где я буду дожидаться смерти…

Одо смотрел, как Бьёрн, твёрдой походкой подошёл к коню, погладил его, поправил попону и седло, как он взял в руки копьё и щит, и подумал: «Какой на хрен из тебя монах? Ты воин! Хороший воин! И пока не совершил предначертанное тебе судьбой, будешь жить. Не за стенами монастыря, а в битвах, на поле ратной славы, твоя жизнь и твоё призвание». Одо сам удивился этим своим мыслям. Раньше, он не замечал за собой дара пророчества.

 

Глава первая

Три сотни кораблей, 10 тысяч воинов, шли вслед за драккаром короля Норвегии Гаральда Сурового. На носу драккара Гаральда возвышалась блестящая в лучах солнца, полностью отлитая из чистого серебра, голова морского дракона, а паруса – огромнейшие полотнища драгоценного шёлка.

Поначалу плохих знамений было слишком много. И кроваво-красная хвостатая звезда, висевшая на небосводе как раз на закатной стороне, куда им предстояло плыть. И огромный чёрный ворон, как-то севший на корму драккара Гаральда. И то, что перед самым отплытием, внезапно и неожиданно умер молодой ярл Ульм Тощий, сын Хакона Беззубого. И зловещие пророчества какой-то безумной старухи, живущей на скалистом острове посреди моря, и встретившей корабли мрачными песнями о смерти и гибели.

Но Гаральд плевал на знамения, он был весел и беспечен, словно к нему вернулась молодость.

– Красная звезда предвещает гибель землям, лежащим на закате! Она нам указывает путь, и, идя ей вслед, мы покорим Англию, и все земли лежащие за ней!

– Ворон, ха, экая невидаль! Мы все приняли веру Христову, это да, но вспомните, что ворон, это тотем древнего бога Одина, всегда покровительствовавшего нашему народу!

– Вы видели, как умер Ульм Тощий? С улыбкой! Словно от радости, в предчуствии того, что мы победим!

– Что для вас, воины, слова выжившей из ума старухи? Кто боится, может возвращаться домой, и дрожать от страха там, спрятавшись под юбкой жены!

И чтобы развеять сомнения самых недоверчивых, Гаральд взял с собою в плавание свою жену, королеву Норвегии Эллисив, обеих дочерей – Марию и Ингергерд, и младшего сына от Торы Торбергсдоттир – Олафа, оставив править Норвегией старшего сына Магнуса.

Все пророчества и знамения, постепенно забылись, когда они вышли в море. И бескрайние просторы, и шум волн, и ясные, солнечные дни, и крепкий, солённый, попутный ветер, всё это предвещало успех их делу, и викинги приободрились.

Гаральд стоял у мачты своего драккара, нежно прижимая к себе любимую жену, гордо глядел на свой флот, свою армию, шедшую за ним, вслушиваясь в песни, которые викинги затягивали то на одном, то на другом корабле, избавленные, при попутном ветре, от тяжёлого ворочания вёслами.

 

Глава вторая

Как и было уговорено с Тостигом они пришли к Оркнейским островам.

Эти острова, а также Шетландские, Гебридские, Фарерские острова, и север Шотландии – Кейтнесс и Сазерленд (все названия современные), ещё в 875 году были завоёваны и покорены конунгом Норвегии Харальдом Прекрасноволосым, и составляя графство Оркни, формально подчинялись королям Норвегии. Лет десять назад, сюда приходил с войском сын Гаральда, Магнус, и местное, коренное население – орки, и осевшие здесь викинги-норвежцы, подтвердили верность королю Норвегии. Ярлы Оркнейских островов – Паль и Эрленд Торфиннсоны, сыновья уже покойного, самого могущественного ярла, Торфинна Сигурдссона, тепло и радушно приняли Гаральда, его супругу и дочерей. Воинам Гаральда, по распоряжению ярлов, были предоставлены дома для жилья и вдоволь доставлено еды и пива.

Здесь к ним и присоединился Тостиг, приведя с собой несколько сотен шотландских воинов. Ярлы Паль и Эрленд, как и положено вассалам, тоже засобирались в поход на Англию, и спешно собирали своё войско.

– Не густо, – не громко сказал Торд Высокий, оглядев ряды пополнения.

А хёдвинг (племенной вождь у германских и скандинавских народов) Ойстен Орре, брат второй жены Гаральда Торы Торбергсдоттир, и нареченный жених его дочери Марии, отвернувшись, презрительно сплюнул, даже несмотря на то, что состоял в родстве с ярлами Оркнейских островов. Мать ярлов, Ингибьёрг Финнсдоттир, была его двоюродной сестрой, и соответственно ярлы, были его племянниками. А ещё их бабка, Бергьют Хальвдансдоттир, мать Ингибьёрг Финнсдоттир, приходилась племянницей Гаральду. Вот такой вот узкий семейный кружок.

Тостиг ощутил это презрительное отношение к себе, а он этого терпеть не мог, и гордо подбоченясь, сказал:

– Это ничего, в Нортумбрии, я подниму тысячи воинов! Весь север встанет за мной! Король Альбы (современная Шотландия) Малькольм (Малькольм III Великий Вождь, король Альбы (Шотландии) в 1058–1093 г.г.), поддержит нас, и приведёт своих воинов! Вот посмотришь, Гаральд!

– Посмотрим, – ответил Гаральд, подумав, а не пора ли избавиться от Тостига? Но решил, что тот ещё ему нужен, как человек, хорошо знающий север Англии, и имеющий там, хоть какую-нибудь, хоть незначительную, но поддержку и малое, но влияние.

Гаральд, вместе с женой и дочерьми, посетили прекрасный кафедральный собор, возведённый во времена Торфинна Сигурдссона, и являющийся резиденцией епископа, осмотрев его. Ярлы Паль и Эрленд, были горды тем, что в их столице – Биргисхераде, есть столь величественное сооружение. Но на Гаральда и Елизавету Ярославовну, видевших соборы Святой Софии в Константинополе, Киеве, Новгороде, а также множество других, поистине прекрасных храмов в Византии и на Руси, собор в Биргисхераде не произвёл впечатления. Они, конечно же, как и положено христианам, отслушали в соборе мессу, и пошли в отведённые им покои.

Елизавета, хоть на улицах было много народа, тесно и нежно прижималась к мужу, а король Норвегии Гаральд, прозванный Суровым и Грозным, ласково гладил её по голове.

Как не кичился Гаральд, как не был весел и беспечен, он всё же оставил жену и дочерей здесь, на постоянно продуваемых сильными ветрами Оркнейских островах.

– Элисив, любовь моя! Как только всё закончиться, я пришлю за тобой корабль… Нет! Сам приду за тобой, и привезу в Лондон! Я сделаю тебя, королевой Норвегии и Англии! Самой величественной и могущественной королевой на свете! Помнишь, радость моя, как я обещал это тебе и твоему отцу?!

Елизавета Ярославовна ничего на это не ответила, а только плача, гладила лицо любимого мужа. Ах, неужели ей нужны все эти короны и королевства? Для неё главное, что её любимый Гаральд, был всегда подле неё. Только это ей нужно. В этом и состоит её женское счастье.

 

Глава третья

Астрологи предсказывают беды и большую кровь… Гарольд, король Англии, усталый, так как сегодня ему пришлось целый день провести в зале совета, поднялся на дворцовую башню, и печальным взором глядел на страшную, кроваво-красную, хвостатую звезду. Он только начал править, у него есть пять сыновей – Годвин, Эдвин, Магнус, и близнецы – Гарольд и Ульф, ему есть кому оставить по наследству престол Англии. Так откуда взялась эта грусть и печаль в его душе? Он ещё не стар, ему всего сорок четыре года, за ним стоит вся Англия, в кои-то веки, объединившаяся перед лицом надвигающийся опасности. Армия собрана, флот курсирует в проливе, с целью уничтожить корабли герцога Нормандии. У них боевые корабли, а у Вильгельма, транспортные, предназначенные для перевозки людей, лошадей, припасов и снаряжения. Так неужели он не победит? Не разобьёт этого ничтожного герцога Нормандии, кинувшего ему вызов, позарившегося на корону Англии?

– Разобью! Уничтожу! Проведу, скованного цепью, по Лондону! По всей Англии! Чтобы все видели, что бывает с теми, кто осмеливается кидать мне вызов!

Так откуда ж взялась эта грусть и печаль?

Прошёл только месяц, как он вступил на престол, когда в Англии, среди бела дня, внезапно наступила кромешная тьма, продолжавшаяся почти полдня. Многие думали, что уже наступил конец всему человеческому роду. Потом, страшная буря, бушевавшая несколько дней, ужасный и сильный ветер, огромные валы волн, с оглушительным грохотом, бьющиеся о прибрежные скалы. Теперь вот, эта красная звезда, свет которой, с каждым вечером, становится всё более зловещим. Люди шептались, передавая слова одного столетнего старца, что её появление, её красный хвост – горе для тысяч матерей.

В этот год хлеба поспели рано, и призванные ещё зимой фирдманы, бросившие свои поля и отары овец, да и многие тэны, ворчали, что надо поторопиться с уборкой урожая, иначе, пойдут дожди и всё сгниёт, и тогда стране грозит голод.

Тут ещё было то обстоятельство, что призванные воины кормились за счёт местного населения, и это, не доставляло, ну никакой радости жителям тех областей, где расположилась армия.

Нельзя сказать, что и появление норвежского флота у берегов Англии, застало Гарольда врасплох. Ведь невозможно скрыть приготовление и сбор, такого огромного войска, хоть король Норвегии и повелел распространять слухи, что он мол, дескать, идёт к Оркнейским островам, так, просто, развеятся и проветриться.

– Ага, с десятью тысячами викингов на борту!

Через своих шпионов и купцов, Гарольд прекрасно знал, что является целью Гаральда.

Вроде бы всё было готово… Войско и флот собраны, припасы запасены, стратегия согласована, Англия готова к отражению вторжений, так откуда же всё-таки взялась эта грусть и печаль?

«Что теперь предпринять? Позволить Гаральду высадиться на севере, а самому здесь, на юге, ждать Вильгельма? Нет. Эрлы Мерсии и Нортумбрии, братья Эдвин и Моркар, не устоят одни, перед дикими викингами Гаральда. Да и хорош я буду как король, верховный правитель, если брошу северные области своей земли на растерзание врагу. Я договорился с Эдвином и Моркаром, что им надо дождаться подхода моего королевского войска, а потом, мы сообща, атакуем норвежцев, и сбросим их в море!»

– Вроде, всё так, всё понятно, мне надо идти на север, на соединение с войсками северян. Так чего же я сомневаюсь? И откуда взялись, эти грусть и печаль, терзающие душу и сдавившие сердце?

 

Глава четвёртая

Тостиг привёл их к удобному для высадки, и что самое главное, совершенно безлюдному месту в устье рек Трент и Уз. По отработанной веками привычке, норвежские викинги быстро высадились на берег, готовые встретить врага. Корабли были вытащены на сушу, и часть отрядов тут же принялась рубить лес, для сооружения небольшой крепости – для обороны, хранения припасов и защиты кораблей. Отсюда, всего в дне пути на север, лежал Йорк, столица Нортумбрии, вожделенная цель Тостига.

Оставив большой отряд под командованием своего сына Олафа в крепости, Гаральд повёл свою армию на Йорк. Он решил захватить этот большой город, укрепиться там, и уже оттуда, развивать наступление на юг, на Лондон.

Хоть и было договорено с Гарольдом, что эрлам севера надо дождаться войска короля, они решили действовать по-своему.

– Враг разоряет наши земли! Сжигает дома и убивает людей! Неужели мы будем сидеть, и ждать подхода войск Гарольда? Дадим бой норвежцам! Сомнём их! Пустим им кровь! Всех их положим на нашей земле!

И Моркар и Эдвин, с армией, практически равной войску Гаральда, расположились около Йорка, возле селения Гейт-Фулфорд, намереваясь тут дать им бой.

20 сентября 1066 года эта битва и произошла.

Хускаралы северных эрлов, активно и яростно набросились, атакуя, на передовые отряды Гаральда, убили многих, а остальных загнали в болота.

Гаральд услышал шум начавшейся битвы, и быстро сооринтировавшись, ввёл в бой новые отряды викингов, и в ходе кровопролитной контратаки, норвежцам удалось потеснить хускаралов к центру позиций англосаксов.

Гаральд был одним из лучших военачальников своего времени, мудрым и опытным, и быстро перестроил свои войска в одну линию от реки Уза до глубокого оврага, заполненного водой. И около реки, он находился сам, со своими норвежцами, а возле оврага, были отряды с Оркнейских островов и шотландцы Тостига.

Англосаксы, перейдя в новую атаку, начали теснить викингов у оврага, тогда Гаральд, улыбаясь, развернул строй своего войска, и прижал англосаксов к этому самому оврагу, отрезав им все пути к отступлению. Началось жестокое избиение отчаянно сопротивляющихся, англосаксов.

Павших было так много, что викинги переходили по их телам глубокий и широкий овраг, не замочив ног.

– И это всё? – когда битва стихла, спросил Гаральд, воткнув остриё своего огромного, двуручного меча в землю, и устало отирая с лица кровь.

Пошатываясь, всё ещё опьянённые битвой, к нему подошли Ойстен Орре, Торд Высокий, и другие ярлы и военачальники норвежцев.

– А Тостигу и оркнейским ярлам, удалось выжить, – отбросив чью-то руку и присаживаясь на залитую кровью траву, сказал Торд Высокий. – Вот они, бредут сюда.

Подошёл Тостиг, его соратник Копси, и Паль и Эрленд Торфиннсоны, в сопровождении своих приближённых и телохранителей.

– Мы победили, Гаральд! Север Англии, наш! – Тостиг едва не выкрикнул – Мой! но вовремя прикусил себе язык.

– Теперь надо идти дальше! На Йорк!

– Большой и богатый город! Там столько добычи!

И глаза обеих оркнейских ярлов загорелись от предвкушения её.

Но Гаральд и Тостиг одновременно поморщились. Они оба считали эти земли уже своими, и не хотели их разорения.

– Да, идём на Йорк! – и Гаральд простёр руку в сторону виднеющихся невдалеке стен Йорка.

– Жаль, что Моркар и Эдвин сумели уйти, придётся нам ещё повозиться, с этими эрлами.

И только Торд Высокий, печальным взором оглядывая место битвы, над которым уже кружилось воронье, сказал:

– Мы победили, это да, но и потеряли мы многих. А впереди, ещё много сражений и битв. И если англы, будут так дико сражаться повсюду, то к Лондону, прийдешь ты один, Гаральд.

 

Глава пятая

Осаждать и штурмовать Йорк не потребовалось, так как благодаря Тостигу, его сторонникам внутри города (всё-таки не обманул, пёс, и дейтвительно у него в Нортумбрии оказались люди, на которых он мог опереться), Йорк сдался, получив от Гаральда заверение, что не будет подвергнут грабежу и разорению. Горожане быстро и честно собрали между собой выкуп, выплатили его, и по условиям договора, обязаны были снабдить норвежцев едой, одеждой, другими припасами, сдать всё оружие, дать заложников, и впустить в город Тостига с его воинами.

Гаральд, давно собирающийся избавиться от Тостига, подивился тому провидению, которое не дало ему этого сделать, ещё раз убедившись, что его соратник, всё же, пока, может быть ему полезен.

Тостиг с триумфом, радостный и довольный, въехал в Йорк. Рядом с ним, со своими викингами, ехал и Гаральд, ловя настороженные взгляды горожан, и выискивая глазами тех, кто может быть, смеётся на ним. Гаральд был очень высок, и от этого, не любил ездить верхом, так как его ноги, низко болтались под брюхом коня. Но Тостигу, ублюдку, всенепременно нужно было появиться в городе верхом. И чтобы не получилось так, что Тостиг один въедет в город, и чтобы не плестись рядом с его конём, как какой-то вассал, ещё чего люди подумают, Гаральд был вынужден взгромоздиться в седло. Много родичей и знакомых жителей Йорка полегло под Фулфордом, но гнева, злобы и насмешек не было. Был один только страх.

Йорк действительно был большим городом, большим, чем любой другой в Норвегии. А Тостиг, улыбаясь, говорил:

– Это что, Гаральд! Ты ещё не видел Лондон! Он в несколько раз больше и богаче Йорка!

– Я видел – Константинополь, Новгород, Киев, Антиохию, Иерусалим, Мессину, и по сравнению с этими городами, ваши города, лишь бедные и убогие деревушки! – гордо сказал король Норвегии.

На что Тостиг, обидчиво поджал губы. «Ну и валил бы, отсюда, куда подальше. В Константинополь, Киев, куда там ещё? А-а-а! К чертям собачим! Убирайся, к дьяволу, в свою Норвегию!».

Йорк был основан в 71 году, когда римский IX легион покорил племя бригантов, и соорудил на их землях небольшую деревянную крепость, на плоской возвышенности над рекой Уза, назвав её Эборак. В 415 году Эборак был захвачен англами, переименовавшими его в Эофорвик, и сделавши столицей основанного ими королевства Нортумбрия. Но был он издавна известен и викингам, которые захватили его в 866 году, переименовав в Йорвик. (Так этот город, то Эофорвик, то Йорвик, именовался и в 1066 году. Йорк, это уже немного более позднее название). При викингах Йорвик стал важным торговым портом в их владениях, крупным пунктом их торговли в Северной Европе. Последним правителем независимого Йорвика и королём Нортумбрии был Эйрик Кровавая Секира, погибший в 954 году в ходе похода в Ирландию. И теперь, среди жителей Йорвика, было много потомков тех викингов, которые пришли на эти земли пару веков тому назад. Но они сейчас, ставши больше англами, чем данами и нурманами, с опаской поглядывали на викингов Гаральда и шотландцев Тостига.

Оставив Тостига устраиваться в замке правителей Нортумбрии, Гаральд прошёл в церковь, где встал под благословение дрожащей от страха руки архиепископа Йоркского Элдреда (того самого, который в 1054 году ездил ко двору императора Священной Римской империи Генриха III, договариваться о беспрепятственном проезде в Англию наследника английского престола Эдуарда Изганника). Гаральд подивился страху архиепископа, а ведь он слышал, что этот священник, сам водил войска в битвы в войне против Уэльса. «А может это от того, что этот брюхатый коротышка, руководил церемонией коронации Гарольда и сам, вот этой рукой, которой сейчас благословляет меня, помазал моего противника на царство? Ха, ничтожество».

 

Глава шестая

Прошло всего несколько дней, им даже не дали вдоволь насладиться победой, как разведчики принесли весть, что к Йорку приближается армия короля Англии Гарольда II.

Гарольд спешил, его армия шагала днём и ночью, делая лишь короткие привалы, но всё-же он остановился в основанном им монастыре в Уолтхэме, где горячо помолился у Чёрного Креста – одной из величайших святынь христианской Англии. Здесь же он и получил известие о разгроме северных эрлов у Фулфорда. Отчаянию Гарольда не было придела. Сидя в седле, он молотил кулаками по луке, пытался скрыть слёзы от своего окружения, приговаривая:

– Не дождались! Не смогли!

Одно утешало, то, что в часовне Уолтхэма, ему было видение, предсказывающее победу в предстоящей битве. И эта новость, быстро разлетелась среди всех его воинов.

Гаральд быстро собирал своих викингов, разбредшихся по окрестностям, расслабившихся, никак не ожидавших такого скорого нового похода и битвы.

Это было даже хорошо, что Гарольд сам пришёл сюда. Не надо будет гоняться за ним по всей Англии. И в норвежском войске ощущался духовный подъём и ликование.

– Разбили тех, разобъём и этих!

– Англы, они англы и есть, что на севере, что на юге!

– Перебьём их, и тогда вся Англия наша!

Но и Гарольд, и Гаральд, были осторожны. Они оба понимали, что тому, кто победит в предстоящем сражении, ещё предстоит схлестнуться с нормандцами Вильгельма. И сейчас надо полностью разгромить врага, и постараться избежать больших потерь. Поберечь воинов, сохранить их, для схватки с Вильгельмом.

Собрав свою армию, Гаральд повёл её на восток от Йорка, навстречу войскам Гарольда.

Они сошлись, 25 сентября 1066 года, у Стамфордского моста, перекинутого через реку Дервент.

Гаральд не стал занимать позиции у самого моста, давая возможность армии Гарольда перейти на свой берег. Он выжидал. Пойдёт ли Гарольд через мост, на битву, или не рискнёт, будет ждать? Если пойдёт, перейдёт реку, то тогда можно будеть прижать его к реке и уничтожить.

Королю Англии ждать было некогда, ведь со дня на день, может начаться вторжение в Англию нормандцев, и все его силы, и он сам, нужны там, на юге. Надо как можно скорее покончить с норвежцами Гаральда. Один оставшихся в живых враг, завсегда лучше, чем два. И он послал своих воинов через мост.

Гаральд многому научился за годы своей службы на Руси и в Византии, да и за годы своей жизни, почти всё время проведённой в походах и битвах, и поэтому, снача построил своих воинов в одну линию, затем оттянул оба фланга назад, и сомкнул, образовав таким образом кольцо или каре, с равной плотностью воинов повсюду. Воинам первого ряда он приказал упереть копья в землю н направить наконечники на уровень груди всадников, воинам второго ряда, нацелить копья в грудь лошадям. И это было вынужденная мера – сперва оборона, так как войска англосаксонского короля превосходило их в численности – у него было около 5 тысяч, у англосаксов 10 тысяч воинов, и у англов была кавалерия, с которой приходилось считаться. Сам Гаральд, не нашёл в Йорке нужного количества лошадей, чтобы посадить часть своих викингов на коней. Да и какой из викинга конный воин?

К Гаральду, стоявшему в середине строя, в окружении своих телохранителей и лучников, подошёл Торд Высокий.

– Я пойду, Гаральд, туда, к мосту. Надо показать этим скотам, как умеют сражаться норвежцы.

– Ты погибнешь!

– Мы все, когда-нибудь, рано или поздно умрём. Я, пойду.

Гаральд склонил голову, прощаясь с хорошим другом и верным соратником.

Бой одного-единственного норвежского воина, против всей армии короля Англии, зафиксирован в Англосаксонской хронике. Уже позже, спустя лет сто, последующие хронисты записали, что этот викинг, своим топором, убил 40 англосаксов, пока его не закололи копьём из-под моста.

 

Глава седьмая

Славная смерть Торда Высокого, сбила кураж с англосаксов и вдохновила викингов, на не менее славные подвиги.

Гарольд увидел Гаральда, высокая фигура которого, в блистящем серебром шлеме и длинном голубом плаще, возвышалась над всеми его воинами. И на миг, их взгляды встретились. Король Норвегии тоже поглядел на короля Англии, который перейдя через мост, поднялся на небольшой холм.

Досадно было Гарольду, что его родной брат, находится в стане врага. И он отправил к норвежскому войску два десятка эрлов и тэнов.

– Эрл Тостиг! Эрл Тостиг! – выкрикивали они, опасаясь в любой момент нарваться на стрелу.

Тостиг раздвинул строй воинов и вышел вперёд.

– Что вам надо?

Знатный саксонский воин с седой бородой, начал говорить:

– Твой брат король, повелел сказать, что обещает тебе, если ты оставишь вражеские ряды – полное прощение и треть королевства в совместном правлении.

Тостиг колебался. Не так это надо было делать, не так! Если он сейчас и согласиться на предложение брата, то как он покинет войско норвежцев, когда, вот он, рядом, стоит, призрительно улыбающийся Ойстен Орре, а за спиной, подкручивающий ус король Гаральд.

Тостиг принял решение, и проявил твёрдость духа и верность данному слову.

– А что мой брат обещает моему союзнику, королю Норвегии?

Седобородый тэн, немного помедлил с ответом.

– Могилу, в семь футов доброй английской земли.

– Или даже больше, ведь норвежский король, очень высокого роста! – прибавил со смехом молодой, белозубый рыцарь.

В воздухе мелькнул брошенный топор, попавший ему прямо в белые зубы, и молодой рыцарь, вскинув руки, свалился с седла. Нога его застряла в стремени, и испуганный жеребец потащил труп по полю.

– Скажите моему брату, что я Тостиг, сын Годвина, эрл Нортумбрии, не предам Гаральда, сына Сигурда, короля Норвегии!

– Тебе же хуже! – крикнул кто-то из английских рыцарей, и они поворотили коней, укрываясь за щитами от начавших лететь стрел.

Гаральд был прославленным поэтом. Его висы распевали на пирах в Киеве и в далёкой Сицилии. И он запел:

Одобрительным рёвом, встретило норвежское войско, песню своего конунга.

А у англосаксов, в ответ запела труба, и они пошли в атаку, и натолкнулись на стену щитов и копий. Неся огромные потери, они нигде не смогли проломить её, и вынуждены были отступить. Норвежцы, победными криками, провожали отходящего врага.

Король Англии быстро перестроил своё войско, и вновь бросил его в атаку. Лязг, стук, крики, стоны, хрипы, ржание коней, свист стрел, отчаянная мольба о помощи умирающего, и радостный возглас победителя, все эти звуки, высоко взлетели в небеса, над полем битвы у Стамфордского моста.

Был момент в битве, когда викинги, по приказу Гаральда, сделали только один шаг вперёд, чтобы отбросить уж сильно насевшего врага, и англосаксы, не выдержав их натиска, бросились бежать.

Но Гарольд изменил тактику, разделил своё войско на несколько отрядов, и если викинги впереди отбросили его воинов, то на флангах, два других отряда, медленно, но верно прогрызали стену врага. И тут же, видя бегство своих воинов, Гарольд бросил в бой резерв, который с новой силой атаковал немного продвинувшихся норвежцев.

А Гаральд ждал подкреплений. Ещё перед битвой он отправил гонца к сыну, чтобы тот, не мешкая, оставив в крепости для охраны кораблей только больных и раненых, шёл сюда со всем своим отрядом.

 

Глава восьмая

Битва не затихала ни на миг.

Солнце перевалило за полдень, воины изнывали от жажды и усталости, раненные не покидали поле боя, а тех кто упал, затаптывали ногами. Земля промокла от пропитавшей её крови.

Сила натолкнулась на силу, упорство на упорство, желание победить, на такое же стремление к победе. Гарольд с ужасом осознавал, что избежать больших потерь не удалось. Дикое, отчаянное и яростное упорство викингов, их воинские умения, и уже несколько тысяч трупов его англосаксов, устлали своими телами поле битвы.

Но редел и строй норвежцев. Их ощетинившийся копьями ёж, всё более и более сжимался под ударами англичан.

Когда же наступит перелом в битве? Или им всем, предстоит полечь, на этом месте? Король Англии с трудом удерживал себя, чтобы не кинуться в гущу сечи, со своим последним резервом.

И тут, в одном месте, англосаксам удалось пробить брешь в стене викингов, и Гаральд, со своим огромным и ужасным двуручным мечом, ринулся туда, нанося огромные опустошения в ряды англичан. Вдохновлённые его отвагой и поддержкой, викинги пошли вперёд и восстановили строй.

Но, в этот миг, одна единственная предательская стрела, вонзилась в горло прославленного конунга Норвегии Гаральда Сурового, и он упал, захлёбываясь собственной кровью. Над ним склонился Ойстен Орре, и услышал только хрип умирающего короля. Что он силился сказать? Что шептал? Имя любимой жены, или строки своей последней висы?

Отчаяние овладело викингами. Дикое, безумное отчаяние. Хоть и христиане, но больше язычники в душе, они теперь не помышляли о своей дальнейшей жизни, после гибели своего конунга. Как они вернутся домой, как будут смотреть в глаза другим, как они смогут жить после этого?

К месту битвы подошёл 3 тысячный отряд Эйстена Тетерева.

– Поздно! Поздно! Поздно! – закричал Ойстен Орре, закрывая умершему королю глаза и укрывая его тело плащом. – Поздно!

Воины Эйстена Тетерева, так быстро спешили от кораблей к месту битвы, бегом преодолев много миль, что были до предела вымотаны и едва ли способны к бою. Но узнав о гибели Гаральда, они с дикими, яростными и ужасными криками, набросились на врага. Желая уже не победить, нет, а погибнуть в этой битве, лечь на этом поле костьми, рядом со своим королём.

И всё остальное войско норвежцев, уже не думая о победе, а только о славной смерти, отбросили щиты и сняли кольчуги, с отчаянной яростью, голой грудью, кидаясь на топоры, мечи и копья англосаксов.

Одним из первых погиб Ойстен Орре. Пал Эйстен Тетерев. Тостига изрубили мечами на куски. Один за другим, славной смертью погибали все главные герои среди викингов, прославленные воины, участвовавшие до этого в десятках и сотнях битв и сражений, но сейчас желающие только умереть.

Тела их падали одно на другое, рядом с телом Гаральда, и они умирали с улыбкой на устах, крепко сжимая в руках оружие.

Англосаксы с ужасом глядели на обезумевших викингов, и дрожащими от страха и паники руками, убивали их.

Когда всё было кончено, Гарольд, на хрипящем от запахов крови и испражнений коне, медленно объезжал поле битвы, дивясь мужеству, упорству, призрению к смерти среди викингов. Ни одного пленного не подарила ему эта битва. Даже раненные викинги, просили товарища убить их, или сами кидались на мечи и копья.

Его усталые, обессиленные воины, валились тут же, на покрытую кровью землю и на тела павших, и засыпали.

Он слез с коня, когда ему криками дали знать, что найдено тело Тостига. Опустившись на колени, шепча молитвы, со слезами на глазах, король Англии склонился над страшно изрубленным телом брата.

 

Глава девятая

Только поздним утром следующего дня, с трудом подняв своё войско, Гарольд подошёл к крепости, где заперлись сын Гаральда – Олаф и ярлы с Оркнейских островов – Паль и Эрленд Торфиннсоны, со своими воинами.

Предстояла новая битва, и то, что эти несколько сотен викингов, будут яростно и отчаянно сопротивляться, не вызывала у Гарольда сомнений. И ещё около тысячи его воинов, ляжет здесь, штурмуя эту крепость. А ему сейчас дорог каждый из них. Гаральд разбит, но и потери среди его войска ужасающие, почти половина его армии погибла в битве у Стамфордского моста. А впереди ещё, схватка с герцогом Нормандии.

Но Олаф, сын Гаральда, полная противоположность своего отца, прозванный впоследствии Тихим, за то, что последующие после гибели отца 27 лет своего правления Норвегией, ни провёл ни одной войны, решил пойти на переговоры с королём Англии.

Он бесстрашно вышел из крепости и попросил провести его к Гарольду.

– Позволь нам только забрать тело отца, и мы уйдём, и обещаю тебе, даю свою клятву и слово, что более никогда, ни я, ни мой брат Магнус, ни наши дети, не посягнут на твои земли. В противном случае, мы будем обороняться, а после, когда последние из нас останутся в живых, сожжём всё – крепость, корабли, захваченную добычу!

– Мальчишка! – сорокачетырёхлетний Гарольд встал с золочённого стульчика, и с гневом подошёл к шестнадцатилетнему новому королю Норвегии. – Неужели ты думаешь, что мы страшимся какой-то жалкой кучки вшивых и больных викингов? Да мы, не успеет солнце дойти до полудня, сотрём вас с лица земли! Неужели ты думаешь, что мне нужна добыча, награбленная вами? Это вам, викигнам, вечно нужно золото, серебро, добыча, это за ней вы пришли на мою землю, чтобы грабить, жечь, убивать, а теперь валяетесь вон там! Славная пища для воронья и лесного зверя!

Говоря так, крича на Олафа, гордо стоящего перед ним не отводя взгляда, Гарольд кривил душой. Он не хотел рисковать жизнями своих воинов, корабли викингов, стали бы славным усилением для его флота, а добыча награбленная ими, пошла бы на плату наёмникам, тем же ирландцам, валлийцам и шотландцам, которых Гарольд подумывал нанять после страшных потерь в битвах при Фулфорде и у Стамфордского моста.

– Я всё сказал, Гарольд, король Англии. Решение за тобой, – ответил на этот выпад Олаф, и с вызовом сложил на груди руки.

– Убить, сосунка!

– Распять на берегу, чтобы далеко виден был. Чтобы другие псы из его рода-племени, помнили и чтобы навеки забыли дорогу к нам!

– На корм рыбам его, пусть плывёт в свою Норвегию!

Гневно выкрикивала свита Гарольда за его спиной.

Долго и испытывающее Гарольд глядел в лицо мальчишки, но не видел там ни тени страха, ни капли сомнения. Он готов был умереть, этот новоявленный король Норвегии, а викинги за его спиной, выполнят всё, что он обещал.

– Хорошо. Бери с собой десяток людей, и иди ищи тело своего отца. Он всё-таки был королём, отважным и славным воином, и достоин быть погребённым с честью. А потом, садитесь на корабли, сколько вас там влезет, остальные оставите, и убирайтесь.

– И помни, ты обещал и поклялся, – добавил Гарольд уже тише, в спину Олафа.

Тот обернулся, на миг, гневом сверкнули глаза его, но он склонил голову, подтверждая слова своей клятвы.

 

Глава десятая

С Гаральдом, к берегам Англии, пришло более чем 300 кораблей. Олаф, и остатки норвежского войска, загрузились только на 24, оставив остальные корбли англосаксаксам. Они, подняв паруса, взяли курс на север. На одном из кораблей, в полной воинском облачении, с мечом в руках и с короной на голове, лежало тело бывшего короля Норвегии. Его везли на Оркнейские острова, чтобы его любящая супруга Елизавета Ярославовна, могла оплакать своего мужа. Горестным был этот путь, для волею судьбы и случая, оставшихся в живых викингов.

А на Оркнейских островах, в тот же день, 25 сентября, в тот же час, когда погиб Гаральд, быстро и внезапно, скончалась его любимая двадцатилетняя дочь Мария.

Елизавета выплакала глаза, гладила волосы мужа, целовала его лицо, когда ей доставили его тело. Два гроба стояли рядом – мужа и дочери, что ещё может быть горестнее и печальнее для жены и матери?

Елизавета вспоминала, как она, маленькой, шестилетней девчонкой, впервые увидела этого высокого и красивого, старшего её на десять лет юношу, когда он пришёл наниматься на службу к её отцу. Вспоминала первые встречи, как он первый раз прикоснулся к её руке… Помнила она и те Висы Радости, все все, которые Гаральд посвящал ей, находясь на службе в Византии. Как Гарольд тепло целовал её и поднял на руки, когда у них родилась Мария. Помнила и то, как ей было больно, когда Гаральд взял вторую жену – Тору Торбергсдоттир. Как ей было больно и неприятно, но она смирилась, из-за любви к Гаральду. Вспоминала она год за годом, всю свою жизнь, прожитую рядом с Гаральдом. То как крепла и росла красавица Мария, как она и Гаральд любили её. Помнила она каждую морщинку на лице мужа, каждый его шрам и каждую родинку на теле. Всё помнила она, и сейчас, стоя у гроба, безутешно плакала…

Дальнейшая судьба Елизаветы Ярославовны неизвестна. Как и то, где и как был погребён Гаральд. Известно только, что Олаф Тихий перезимовал на Оркнейских островах, и весной 1067 года вернулся к родным берегам Норвегии. Магнус добровольно разделил с ним королевство, и Олаф стал конунгом Восточной Норвегии, а Магнус – Северной.

Вторая дочь Гаральда и Елизаветы – Ингигерда, в 1070 году была выдана замуж за Олафа Свенсона, сына короля Дании Свена II Эстридсена. В 1087 году Олаф Свенсон стал королём Дании Олафом I. А после его загадочной смерти 18 августа 1095 года (Некоторые историки предполагают, что Олаф сам убил себя или был принесён в жертву для искупления грехов Дании. Так как в годы его правления, неурожай и страшный голод терзали Данию, и он получил прозвище Олаф Голод. Место его захорения не известно. Предполагают, что его тело было разрублено на куски и развезено по разным частям страны), в 1096 году, вышла замуж за принца Швеции – Филиппа, ставшего в 1105 году королём Швеции. От второго брака детей у Ингигерды не было, а от первого, была дочь Ульфхильд, судьба которой тоже не известна.

 

Глава первая

Лучшим даром для герцога Вильгельма стал хорошо оснащённый корабль. И графы, бароны, высшие прелаты церкви, наперегонки, стараясь перещеголять один другого, строили за свои средства корабли и преподносили их ему в дар. Так граф Ричард д'Эврё, слишком старый для того чтобы самому отправиться в поход, дал Вильгельму денег и снарядил 80 кораблей. Рожер де Бомон, тоже отказавшийся участвовать в походе из-за своих преклонных годов – 51 год всё-таки, подарил Вильгельму 60 кораблей и отправил в войско своего сына Роберта. Рожер де Мортемер дал 60 кораблей. Готье Жиффар – 30 кораблей и привёл отряд из 100 рыцарей. Брат Вильгельма Роберт де Мортен – 120 кораблей. Виконт Авранша Гуго – 60 кораблей. Даже супруга Вильгельма Матильда, подарила ему отличный корабль, построенный на её родине во Фландрии и названный «Мора». На его носу возвышалась позолоченная фигура отрока, трубящего в рог из слоновой кости, а на мачте был подвешан большой фонарь, защищённый от ветра дорогими венецианскими стёклами. Его-то Вильгельм и сделал флагманом своего флота. (Не странно ли то, что нормандцы на юге, в Италии, забыли искусство строительства кораблей, а на севере о нём прекрасно помнили? Но так говорят хронисты о деяниях норманнов, будем и мы, в дальнейшем, осторожно, прислушиваться к ним).

К концу лета всё было готово. Корабли построены, воины собраны, припасы запасены, и казалось, все помыслы Вильгельма должны были быть сосредоточены на предстоящем вторжении в Англию. Но это было не так.

Вильгельм, только с маленькой группой особо доверенных лиц, покинул лагерь, и углубившись в раскинувшийся на побережье сосновый лес, остановился на одной из дорог, явно кого-то поджидая.

Вскоре раздался стук копыт, и на дороге показались пять рыцарей, ехавших на в край замученных, усталых конях. Один из них, Рожер де Биго, покрытый дорожной пылью, с пятнами крови на кольчуге и плаще, спешился и опустился перед герцогом на одно колено.

– Горестные вести, господин, мы разбиты…

– Дьявол! – выкрикнул Вильгельм. – Он становится всё более опасным! Расскажи, как всё произошло.

Ещё в 1051–1063 годах, выдержав тяжёлую войну с целой коалицией, куда входили король Франции Генрих I, граф Блуа Тибо III, герцог Аквитании Гильом VII, граф Пентьевра Эон I, граф Анжуйский Жоффруа II Мартел, и победив в ней, вернее, смерть в 1060 году короля Франции Генриха I и графа Анжу Жоффруа II, позволила ему победить, Вильгельм присоединил к своим владениям графство Мэн. Особенно памятна, для всех, была Алансонская резня 1051 года, когда нормандцы Вильгельма, захватили и подожгли город, а всем жителям, оказавшим сопротивление, по приказу герцога Нормандии, отрубили руки и ноги.

Сейчас, при малолетнем короле Франции Филиппе I, регентом был тесть Вильгельма, его добрый друг и союзник, граф Фландрии Болдуин V, и отсюда подлянки и нападения не ожидалось. В графстве Анжу шли междоусобицы между племянниками бездетного Жоффруа II Мартела. И Вильгельм задумал, при таких благоприятных обстоятельствах, присоединить к своим владениям герцогство Бретань.

Тамошний герцог, Конан II, всё более усиливался, присоединил к своему домену графство Нант, и вот на днях, разгромил мятежников – Риваллона I, архиепископа Доля Жуэля и сеньора де Комбор, которых он, герцог Нормандии Вильгельм, тайно поддерживал, снабжая деньгами, людьми и оружием.

Рожер Биго подробно рассказывал герцогу Нормандии о разгроме войск мятежников, а Вильгельм задумался о том, что с герцогом Бретани, надо бороться по-другому. (Забегая вперёд, скажем, что в декабре 1066 года, герцог Бретани Конан II, будет отравлен людьми герцога Нормандии, и умрёт 11 декабря этого же года).

Тут ещё жёстко терзала его проблема, а на кого оставить Нормандию, кому доверить блюсти герцогство, кто сможет удержать в узде, остающихся здесь графов, баронов и рыцарей? У кого, поистине железные руки и непререкаемый авторитет? На кого можно положиться? Кто не обманет и не предаст?

Вильгельм склонялся к мысли, что главой регентского совета следует оставить знатного и богатого Рожера де Бомона, и дать ему в помощь, хитрого и ловкого Рожера де Монтгомери, а также верного и преданного Гуго д'Авранша. «И, сейчас же, немедленно, надо добиться от баронов, чтобы они признали моего старшего сына Роберта моим наследником, и чтобы они все, принесли ему клятву покорности и верности».

Вот такие мысли занимали герцога Нормандии, перед предстоящим вторжением в Англию.

 

Глава вторая

Тихая обитель Святого Эврула, с радостью приняла нового послушника, принесшего монастырю щедрый дар. (Когда Бьёрну понадобились деньги для поездки в Нормандию, он попросил их у Маркуса, а когда тот отказал, Бьёрн просто сломал замок дорогого резного ларца, и забрал себе три мешочка, туго набитых золотыми и серебряными монетами, а также жемчужное ожерелье и диадему, усыпанную драгоценными камнями). И один из этих мешочков, а также ожерелье и диадема, перекочевали в руки настоятеля монастыря.

– Гордыня обуяла тебя! Смирись и кайся в грехах своих, если хочешь обрести прощение Божие и Царствие Небесное! – сказал настоятель монастыря, выслушав долгую и чистосердечную исповедь Бьёрна.

И Бьёрн, усмиряя свою гордыню, брался за всякую тяжёлую работу в монастыре, будь-то чистка и мытьё посуды, очищение отхожих мест и помойных ям, заготовка и рубка дров на зиму, или же, безропотно подставлял свою спину под тяжёлый мешок, наполняя амбары монастыря зерном и другими припасами. А спустя какое-то время, он начал работать в мастерской кожевника, где делали хорошие кожаные доспехи, которые монастырь потом с успехом продавал. Обстановка в мастерской кожевника, эта вонь свежих шкур, их вычинка и выделка, жидкие собачьи экскременты, которые мастера используют для того, чтобы кожа была мягче, плотнее и лучше, и которые крестьяне бочками привозят в монастырь, может вызвать рвоту у неподготовленного человека. Но Бьёрн, с радостью работал тут, и своими сильными руками, мял кожу.

Вечерами он ходил в келью брата Августина, и слушал его речи и проповеди о деяниях Божьих, внимал, когда брат Августин читал «Жития Святых», особенно проникаясь душой, когда старый, аскетически сухой брат Августин, призывал всех, идти в паломничество во Святые Земли.

– Омыть руки в Иордане! Взойти на Голгофу! Помолиться там о спасении души! Искупить все прегрешения свои, дальним паломничеством! Что может быть благочестивее и лучше для истинного христианина?! Пойдём во Святые Места, в славный град Иерусалим, прикоснёмся к святыням, которых касалась рука Сына Божьего!

– А как далеко до Святого Града Иерусалима? – спросил из самого тёмного угла молодой и робкий монашек.

Никто, кроме Бьёрна, поневоле объехавшего весь свет, этого не знал. Им казалось, что стоит перейти через лес и перевалить через холмы, виднеющиеся со стен монастыря, и вот он, Святой и Обетованный Град Иерусалим!

А брат Августин, больше всего смотрел на Бьёрна. Его привлекала сила и опытность этого норманна. В дальнем пути, такой попутчик, весьма и весьма пригодиться.

И сам Бьёрн, всё более и более склонялся к мысли, последовать за братом Августином, в паломничество во Святые Земли, к Славному Граду Иерусалиму, где ему, может быть удасться, искупить все грехи свои, и с миром в душе, умереть.

Но старое вспомнилось, когда в монастыре остановился отряд воинов из Анжу, шедший в войско герцога Нормандии. Запахи походных костров, лошадиного пота, щедро смазанного маслом железа, их грубоватые шуточки, присущие всем воинам, вызвали в душе Бьёрна бурю чувств. А их речи о том, что папа Александр II, объявил поход герцога Вильгельма на Англию Священной Войной, и что каждый, кто присоединиться к нему, искупит все грехи свои, а если погибнет, то умрёт в бою за истинную веру, славным мучеником Христовым, развеяли все его сомнения.

И Бьёрн собрался идти в этот Святой поход, чтобы сражаться во славу Христа, и смертью в бою, искупить все свои грехи.

 

Глава третья

Его огромная фигура, шествующая босиком, в монашеской рясе, с накинутой на плечи старой, облезлой волчьей шкурой, седые, длиные волосы и борода, повязка, закрывающая глаз, огромный молот – простой кусок большого камня, прикрученный сыромятными ремешками к палке, который он нёс в руке, привлекали к себе взоры и внимание.

Уже несколько месяцев армия герцога Вильгельма маялась от безделия, на землях, любезно предоставленных графом де Понтье Ги I. И все эти месяцы вынужденного безделия, герцог Вильгельм исправно платил своим воинам жалованье и снабжал съестными припасами. Они ждали попутного ветра, которого всё не было.

К Бьёрну, присевшему отдохуть у большого камня, радостно улыбаясь, подошли Одо и Таннер.

– Тебя невозможно не заметить! Весь лагерь, буквально полон разговорами, о высоком и седом монахе! Пришли и мы, полюбоваться на тебя!

Бьёрн улыбаясь в ответ, сказал:

– Надеюсь, мне найдётся место на каком-нибудь корабле.

– Конечно! Герцог с радостью принимает всех воинов, особенно возьмёт, такого опытного и умелого как ты! Рад, тебя видеть, Бьёрн! Рад, что ты вернулся!

Бьёрн, продолжая улыбаться, с теплотой в душе, ответил на искреннее пожатие руки своего двоюродного брата.

– Я тоже рад вас видеть, живыми и здоровыми!

– А-а-а, что нам станется! Смотри, смотри, вон, вон, видишь, того высокого рыцаря?! Это племянник Роберта Гвискара, сын Готфрида Отвиля, Рауль де Катандзаро! Почти две сотни рыцарей привёл он с собой из Италии! А вон, шатёр Брайана Бретонского и его братьев Алана Чёрного и Алана Рыжего, сыновей графа Пентьевра Эда I. А вон, видишь вот того? Это граф Булонский Евстахий II!

– А вон, граф де Труа и Мо Эд III де Блуа, муж сестры герцога Вильгельма Аделаиды. А рядом с ним бретонский граф Корнуая Хоэль II- поддержал Одо и Таннер.

– Видишь, весь цвет рыцарства собрался здесь!

А Бьёрну почему-то вспомнились слова брата Августина.

– Рыцарь, перед тем как надеть доспехи, всю ночь молится и клянётся защищать вдов и сирот, а после, взяв в руку меч и отправившись на войну, сразу же начинает грабить, насиловать и жечь, своим мечом превращая сотни женщин во вдов, а детей в сирот.

Одо и Таннер, не ожидавшие таких слов от Бьёрна, всё-таки пришедшего сюда, не проповеди читать, а воевать и убивать, стушевались и замолчали.

– Такова сама жизнь, как по-другому? – только и нашёл, что буркнуть, Одо.

– Твой брат, с двумя сыновьями, тоже здесь, – немного погодя, потупившись, сказал Таннер.

– И если мы тебя узнали, то они и подавно, – повеселевший Одо поднял голову, – и они будут мстить тебе. Опасайся предательского удара!

– А мы, прикроем тебя со спины!

– Нет! Больше, от моей руки, не прольётся братней крови, крови моего рода… Но если Жоффруа захочет моей смерти, то на всё воля Божья! Я же, никогда не подниму оружие против своего брата и его семьи.

 

Глава четвёртая

Закат догорал на горизонте, плавно переходя на западе из алого в тёмно-бордовый и уходя на восток фиолетово-чёрным покрывалом. Багровое солнце медленно опускалось за верхушки деревьёв, и на востоке, небо уже было пробито первыми дырочками ранних звёзд, пока ещё тускло мерцающих.

Герцог Нормандии Вильгельм, ярясь и беснуясь, ходил по своему большому шатру, круша всё, что попадёт под руку.

– Ещё один день псу под хвост! Ещё один день, ушёл вникуда! Долго, мы ещё будет сидеть здесь, томясь от скуки, только жрать и гадить в блишайшие кусты? Кто мне на это даст ответ?

Тридцатилетний, единоутробный брат Вильгельма, Одо, епископ Байё, опустив голову, старательно рассматривал свои ногти на руках.

Другой брат герцога, Роберт, граф де Мортен, с таким же старанием, не поднимая головы, следил, чтобы на жаровне не пригорели свиные колбаски.

Все сейчас, все эти Жиффары, Варенны, д'Эврё, Монтгомери, Грантмеснили и другие, собравшиеся в этот час в шатре герцога, стояли опустив головы, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Только пятнадцатилетний, старший сын Вильгельма, Роберт, прозванный за свой маленький рост Куртгёз – Короткие Штанишки, во всём поддерживая отца, ходил за ним следом, тоже выражая на лице гнев и ярость. Недавно, все нормандские бароны, признали его наследником герцогства Нормандского и принесли ему вассальную присягу. И от этого Роберт как-то вырос в своих собственных глазах, и с юношеской самоуверенностью, теперь считал себя ровней отцу.

– Вы знаете, во сколько мне обходиться, только один день содержания армии? Пшено, крупа, мясо, овёс для лошадей, сено и овощи для тягловой скотины! Вы знаете, сколько это всё стоит? А тому дай меч! А этому коня! Тем, доспехи! Где я всё это наберу!

– Не всё так плохо, сын мой. Не всё так плохо, – решил хоть что-то сказать Ланфранк, аббат монастыря Святого Стефана. – Ты покарал насильников и грабителей, и теперь, даже беззащитные женщины и безоружные путники могут спокойно ходить по дорогам, не опасаясь разнузданных воинов. Стада, мирно пасутся на зелёных лужайках, и никто не ворует их. Поселяне, мирно занимаются своим трудом…

Граф де Понтье Ги I, помимо воли, тяжело вздохнул. Уж он то знал, сколько стоит содержание армии, находящейся на его земле. Как вытаптываются луга и покосы, как вырубываются целые леса, как мелеют ручьи и реки, когда воинов и их коней одолевает жажда.

– К чёрту! К чёрту всё это! Я хочу знать, когда установится благоприятная погода? Когда мы сможем отплыть в Англию?

– Не поминай нечистого, герцог! Не богохольствуй! – дерзко сказал молодой Ансельм из Аосты. – Доверься Божьей Воли и положись на милость Его! Здесь неподалёку, в местечке Сан-Валери, есть рака с мощами святого Валерия. Это очень почитаемый святой, прикажи вынести мощи из аббатства, чтобы всё войско могло созерцать святыню и молится о ниспослании благоприятной погоды.

Делать было нечего, Вильгельм согласился, только для того лишь, чтобы отвлечь себя и своих воинов от этой неблагоприятной обстановки. 26 сентября 1066 года, рака с мощами святого Валерия, под торжественные песнопения, с крёстным ходом, была вынесена из аббатства и поставлена под открытым небом на широком ковре.

С благодатью в душе, всё войско молилось, и каждый, оставлял монастырю и Богу, свой посильный дар, и вскоре рака исчезла под холмиком из серебряных и медных монет.

И чудо произошло!

На следующий день, 27 сентября, ветер неожиданно переминился, и Вильгельм, не собираясь больше ждать, отдал приказ о немедленном отплытии.

Воины, истомившиеся от ожидания, толпами стекались на побережье, стараясь первыми взойти на свой корабль и занять лучшие места. Суета напоминала разворошенный муравейник. Одни несли связки копий и охапки стрел, другие тащили телегу со щитами, третьи, пытались взгромоздить на корабль походную кузницу. Кто-то ставил мачты или поднимал паруса, кто-то, впрягаясь в повозки, доставлявшие на корабли съестные припасы, бочонки с водой, вином и пивом. Конюхи, в суете и криках, загоняли на корабли волнующихся в ожидании морского путешествия коней. Всё это, тревожное конское ржание, громкие человеческие голоса, звуки дудок и рогов, наполняли воздух на огромное расстояние. Казалось, что их услышат в самой Англии.

Вечером 27 сентября, огромная медная труба, стоявшая на корме «Моры», своим мощным, громогласным рёвом, возвестила об отплытии.

 

Глава пятая

Тревожным выдалось туманное утро 28 сентября.

Несмотря на большой масляный светельник на мачте «Моры», который вёл за собой весь флот, служа ему путеводной звездой, корабли разбрелись по морю во мраке ночи.

Утром, проснувшись и оглядев горизонт, Вильгельм увидел… Да ничего он не увидел! Только безбрежное море, гладь пенящихся волн, чаек в небе, и ни одной мачты, ни одного паруса на горизонте. «Мора» шла одна!

Спокойно, без паники и волнения, понимая, что сейчас все взоры собравшихся на корабле обращены на него, он прошёл на корму, и велел одному из матросов, взобраться на мачту и оглядеть горизонт.

– Ничего! Только небо и море! – к ужасу всех, прокричал матрос с верхушки мачты.

Вильгельм, с улыбкой на лице, обернулся к своей свите и воинам, и сказал:

– Что ж, подождём. Такое прекрасное утро, не правда ли? Давайте будем завтракать.

Кусок не лез никому в горло, но все старались брать пример с герцога, который с завидным аппетитом, поглощал хлеб, жареное мясо, гусиный паштет, сыр и пироги с рыбой.

– Давайте, открывайте бочонок вина, и выпьем мы все, за победу, и за успех и за удачу!

Все с ещё большим удивлением посмотрели на герцога, который несмотря ни на что, не теряя самообладания, когда всё повисло на волоске, собрался пить и веселиться.

Но не успели они осушить и по-первой чаше, как вдали показались четыре корабля. За ними медленно и величаво, внушительно и грозно, двигался и весь флот. Все шесть сотен, больших и малых, парусных и гребных, судов.

«Мора» встретила появление флота, громогласными, восторженными криками, восхваляющими герцога Вильгельма.

А впереди, уже виднелся берег Англии. На нём не видно было никого, кто мог бы помешать высадке, но всё же воины на кораблях приготовились к бою. Лучники заняли свои позиции, воины облачились в доспехи, взяли оружие, и прикрылись щитами.

Корабли причаливали в строгом порядке, борт к борту, кидая в воду якоря, матросы принимались убирать мачты.

Первым вступил на землю Англии, герцог Нормандии Вильгельм, и тут, зацепившись за что-то, он подскользнулся и упал. И так и стоял, на четвереньках, опираясь руками в песок.

С кораблей раздался всеобщий крик ужаса. Воины, испугались дурного знака, и начали переглядываться, роптать и шептаться.

– Чему вы удивляетесь? – громко сказал Вильгельм, вставая и отряхиваясь. – Я обнял эту землю своими руками и клянусь Божьим величием, что она будет ваша!

Так в Англии, 28 сентября 1066 года, спустя всего три дня, после победы англосаксов у Стамфордского моста, высадились воины герцога Нормандии Вильгельма Роллона.

 

Глава шестая

В Йорке ещё ликовали и праздновали, по случаю одержанной над викингами победы, ещё плакали вдовы, потерявшие мужей, рыдали матери, лишившиеся сыновей, ещё воины справляли тризну, по сложившим свои головы друзьям-побратимам, когда усталый гонец, принёс королю Гарольду весть, о высадке нормандцев.

Гарольд спешно собрал военный совет. Время торопило, и совет король проводил быстро, с седла коня, попутно проверяя телеги с припасами, состояние лошадей и тяглового скота, пересчитывая запасы стрел, копий, мечей и щитов, прикидывая, откуда и какие отряды можно ещё взять для усиления своей армии.

Все знали, что нормандцы нападут, но прошло лето, наступила дождливая осень, и их вторжения, уже как-то перестали ждать, ожидая его, скорее всего, на следующий год. И не особо хотелось воинам, только недавно выжившим в тяжёлой и кровавой битве с норвежскими викингами, вновь кидаться в бой, рисковать жизнями, подставлять свои тела под удары врага. От этого уныние одолевало многих англосаксонских воинов. Только профессионалы, дружины тэнов и хускаралы, для которых война была самой жизнью, яростно потрясали оружием приветствуя короля, воинственными и грозными криками призывая немедля идти на нормандцев.

– Мы все, скорее умрём, чем признаем своим королём этого Бастарда!

– Веди нас, Гарольд, веди!

– К победе! Смерть нормандцам!

– Смерть!

Но остальные, составляющие большинство войска свободные поселяне-ополченцы из фирда, только горестно и тоскливо вздыхали.

– О-о-о, как хорошо, что вы пришли! – крикнул король Англии, заметив подошедших эрлов Мерсии и Нортумбрии. – Дадим просраться этим чёртовым нормандцам! Надерём им задницы!

Братья, эрлы Эдвин и Моркар, переглянулись между собой.

– Мы не пойдём с тобой, Гарольд…

– Мы многих потеряли при Фулфорде…

Гарольд скрипнул зубами с досады, и опустил глаза, чтобы скрыть в них опасный, гневный блеск. А по его-то расчётам, с северных графств, можно было ещё взять от 3 до 5 тысяч воинов. И он рассчитывал на них. Но отказ северных эрлов… Что делать? Не затевать же с ними войну сейчас… Сейчас, когда внешний враг вторгся на землю Англии. И он сделал вид, что смирился с отказом северных эрлов идти за ним, дав себе слово, что как только он разобьёт нормандцев, вернуться сюда, и сполна отплатить этим ублюдкам за их вероломство и коварство.

Быстро подготовившись, не мешкая, Гарольд двинул свою армию в новый поход, теперь уже в обратном направлении, на юг. И снова ускоренный марш, где шагом, где бегом, и снова они шли днями и ночами, делая лишь самые короткие остановки. Такой быстрый, ускоренный марш, был возможен только потому, что они шли по хорошей дороге – прямой, широкой, мощённой камнем, с дренажными канавами по бокам, с мостами через реки и овраги, построенной ещё во времена Римской империи.

Но снова, как не спешил, Гарольд сделал остановку в монастыре в Уолтхэме, где опять горячо молился у Чёрного Креста, и снова ему было видение. Но на этот раз другое. Видел Гарольд, что как-будто накренился огромный Чёрный Крест, и его тень, накрыла его распростёртую на полу в часовне фигуру. Не зная как трактовать это видение, размышляя о нём, он повёл свою армию дальше. (Чтобы было понятней, скажу, что расстояние в 320 км., многотысячная армия Гарольда, прошла всего за 5 дней. То есть, делая марши по 64 км. в день).

В Лондоне он только остановился, чтобы дать хоть немного, хоть один день, отдохнуть своим воинам, разослав во все строны лазутчиков, конные патрули и дозоры для сбора сведений о нормандцах. Здесь ему советовали укрепиться, дождаться подхода подкреплений, и здесь, у Лондона, дать бой нормандцам. Но Гарольд не мог ждать, не мог сидеть бездеятельно, когда враг, топчет его землю.

 

Глава седьмая

Оставив заболоченное место высадки у селения Певенси, нормандская армия Вильгельма перешла немного восточнее, где и остановилась, к северу от города Гастингс. Здесь, плотники и мастеровые, шедшие вместе с армией, быстро раскатали, срубленные ещё в Нормандии брёвна, и соорудили два замка, ставших опорной базой нормандского вторжения в Англию. А Вильгельм разослал по округе отряды, приказав им свозить все захваченные в окрестных местах припасы. И пожарами, грабежами, насилием, забирая у поселян всё, что можно было забрать, убивая непокорных и сопротивляющихся, нормандцы начали покорение Англии.

Всего один день дал Гарольд отдохнуть своим воинам, и 12 октября покинул Лондон. Хорошо зная местность, Гарольду удалось ночью, под прикрытием густого леса, скрытно провести свою армию и занять очень выгодную позицию на холме Сенлак, около Гастингса. Только с юго-востока, можно было подняться на этот холм, по достаточно крутому склону. С севера и юга, позиции его армии прикрывали леса и болота. Помимо этого, англосаксы ещё более укрепили свою позицию, огродив её заострёнными кольями и плетёнными из дерева щитами.

Вильгельм, узнав от разведчиков о нахождении армии неприятеля в такой близости, отдал приказ о наступлении.

Англия была больше Нормандии. Англия, была больше Норвегии. Англия обладала большими, чем они вместе взятые, людскими ресурсами. И в полном составе, армия Англии, была крупнейшей армией в Западной Европе. Да, так было… Ещё летом этого года, Гарольд мог похвастаться войском в более чем 30 тысяч мечей и копий… Но разгром под Фулфордом… Тяжёлая, унесшая тысячи жизней, победа у Стамфордского моста… И вот, на холме под Гастингсом, под его королевским штандартом, стоит едва ли 10 тысяч воинов. Да и то, большинство которых, ополченцы-фирдманы. Вильгельм же, привёл сюда, 7–8 тысяч, хорошо обученных, опытных воинов.

И исход предстоящей битвы, кому Господь Бог даст победу, не мог предсказать никто.

14 октября 1066 года, едва рассвело, брат герцога Нормандии Одо, епископ Байё, и Жоффруа де Монбрей, епископ Кутанса, отслужили благодарственную литургию о ниспослании победы, затем сам Вильгельм, обратился к своим воинам с речью:

– Сражайтесь храбро, бейте всех! Если победим, вы будете богаты! Если я покорю это государство, то для вас! Я хочу отомстить англосаксам за их вероломство, за их измену и за все причинённые мне обиды! За всё разом хочу отомстить, и с Божьей помощью надеюсь, что они не избегнут наказания!

И с криками:

– Бог нам помощь! Бог нам помощь! – нормандцы пошли на врага.

Вперёд всего войска выехал нормандский рыцарь Тайефер, который, весьма искусно, хорошим голосом, пропел куплет из боевой песни о Роланде, и вызвал из рядов англосаксов рыцаря на поединок.

Такой смельчак нашёлся и выехал из рядов воинов Гарольда.

Бешенный галоп коней, блеск нацеленных на врага наконечников копий, стук, грохот и лязг когда они столкнулись, и вот, Тайефер, победно потрясая копьём, спешился, и быстро, одним взмахом меча, отрубил поверженному противнику голову, и гордо поднял её вверх, к солнцу и небесам, под восторженный рёв всего нормандского войска.

Битва началась…

 

Глава восьмая

Вильгельм разделил свою армию на три отряда. Левый фланг возглавил его брат Одо, епископ Байё. Впереди этого отряда шли бретонцы Алана Рыжего. Правым флангом командовали Вильям Фиц-Осберн, Роберт де Бомон и граф Булонский Евстахий II. Здесь основу составляли фламандцы и воины из Мэна, Анжу, Аквитании, Пикардии, Артуа. А в центре, во главе нормандцев, шёл сам Вильгельм.

И каждый из отрядов, Вильгельм разбил на три линии. В первой – лучники и арбалетчики, в основном наёмники, которых не стоит жалеть, и чем меньше их останется, тем меньшей будет и плата им. Во второй линии шли окольчуженные пешие воины, вооружённые копьями, мечами и метательными дротиками. Третья линия состояла из отрядов тяжеловооружённых, грозных и мощных рыцарей.

Смерть обминала Бьёрна, хотя он шёл без щита, карабкаясь вверх по склону холма, а рядом с ним, падали поражённые стрелами воины. Одо и Таннер отстали где-то позади, а Бьёрн быстрым шагом шёл и шёл вперёд, стремясь первым достигнут рядов англосаксов, и своей гибелью во славу Христа, искупить все свои грехи.

Стреляли и их лучники и арбалетчики, и стрелы и болты, пролетая над головой, вонзались в палисад или в сцеплённые внахлёст щиты хускаралов, только редко, редко находя себе цель среди живой плоти.

Бретонцы Алана Рыжего, шли по менее отлогому склону холма, и из-за этого, нормандцы центра отстали. Англосаксы не опустили такой шанс, и с криками:

– Святой Крест! – атаковали правый, оголившийся фланг бретонцев, пытаясь окружить их.

Много достойных и славных воинов из Бретани, полегло на этом месте! Напрасно Алан Рыжий и его братья – Брайан Бретонский и Алан Чёрный, носясь среди воинов, пытались криками удержать их, наладить оборону, и дать отпор англичанам. Бретонцы начали отступать.

Бьёрн достиг ограждения из кольев, и ударами своего молота, выбил пару из них, расчистив себе путь к врагу.

Кто-то из хускаралов Гарольда попытался проткнуть его копьём, но Бьёрн, левой рукой ухватился за древко, сильно дёрнул на себе, вытаскивая бедолагу из строя, и обрушив зажатый в правой руке молот ему на затылок.

Вторым ударом он сокрушил чей-то щит, а третьим разнёс чью-то голову.

Подбежали Таннер и Одо. Таннер остервенело и яростно начал рубить своим топором щиты, древки копий, руки, ноги и головы, а Одо, примерившись, просунул остриё своего копья через стену щитов хускаралов, достал кого-то из них ударом в грудь.

Рядом с ними сражался небогатый рыцарь, то же, как и Бьёрн, с долины реки Риль, Генрих де Феррьер.

Достиг врага и небольшой отряд рыцаря Вильгельма д'Обиньи.

Бретонцы отступили, и англосаксы, ободрённые первой победой, стремительно атаковали, теперь открытый, левый фланг нормандцев. Туго пришлось нормандцам, зажатым с двух сторон! Многих и они потеряли…

Упал раненный Генрих де Феррьер.

Пятился под натиском противника Вильгельм д'Обиньи.

Таннер из Хольма страшно закричал, когда клинок врага проткнул ему живот. Таннер, с ужасом, болью и удивлением, смотрел на меч в своём животе, а оскалившийся улыбкой хускарал, провернул меч в ране, наматывая внутренности, а потом резким рывком влево, вообще разрезал Таннеру живот.

Не долго улыбался и радовался этот хускарал. Одо, ударом своего копья ему в лицо, убил его. И подхватив смертельно раненного друга на руки, виновато опуская глаза, от всё ещё сражающихся воинов, понёс его вниз.

Сильный удар щитом в грудь, столкнул Бьёрна с холма, и он покатился сломя голову по склону.

Увидев всё это, брат герцога Вильгельма, Одо, епископ Байё, послал в атаку отряды рыцарской кавалерии.

При прыжке через куст, у коня Гуго де Грантмесниля оборвалась уздечка, и неуправляемый конь, понёся прямо на позиции англосаксов. Гуго, трясясь в седле, стараясь справиться с конём, уже ожидал неминуемой смерти, но к его счастью, в этот миг, раздался оглушительный, боевой крик англосакасов, который испугал его коня, и он скачками, бросился обратно, спасая Гуго.

 

Глава девятая

Солнце стояло в зените, но битва, которая началась ещё ранним утром, не затихала не на миг. Уже тысячи воинов полегли с обеих сторон, уже холм у Гастингса пропитался кровью, уже слеталось на поживу вороньё, а она и не думала затихать.

Ужасные, датские топоры хускаралов, прорубали рыцаря и его коня одним ударом. Стоило хоть где-то нормандцам взобраться на холм, как англосаксы тут же атаковали, сбрасывая их вниз. Увяз, перед заострёнными кольями, правый фланг, топчясь на месте, под градом стрел, метательных дротиков и топоров, да и просто камней.

Вильгельм, видя, что его нормандцы начинают отступать, крепко выругавшись, затем прошептав молитву Пресвятой Богородице, тронув на шее ладанку со святыми мощами, послал своего коня (подарок Готье Жиффара, приведённый им из Сантьяго-де-Компостелы) в галоп, желая навести порядок в своём войске.

Вражеская стрела, прилетевшая издалека, поразила короля Англии Гарольда в глаз. Вскрикнув, Гарольд начал валиться с коня, но слуги вовремя успели подхватить его. Тяжело раненого, стонавшего сквозь зубы Гарольда, бережно положили на траву.

– Он жив! Жив! Король только ранен! – прокричал встревоженным воинам Эльвиг, аббат Винчестера, дядя Гарольда.

Годрик, шериф Файфелда, и Эльфрик, тэн из Хантингдоншира, быстро побежали по рядам, криками подбадривая воинов.

– Король жив! Гарольд, жив!

Леофрик, аббат Питерборо, и Брем, лекарь короля, склонились над телом Гарольда.

– Надо унести его, рана очень опасная.

– Я бы даже сказал, смертельная…

– Нет! – нашёл в себе силы прокричать Гарольд. – Нет! Ни какого отступления! К чёрту! Выдерните эту проклятую стрелу, и перевяжите рану. Быстрее!

Когда остальные держали короля, крепко прижав его тело к земле, Брем, морщясь и натужась, вытащил стрелу, а с ней и остатки его глаза. Гарольд дико закричал, и на миг, потерял сознание. Вода, вылитая ему на лоб и на грудь, привела его в чувство.

– Поднимите меня… Я хочу видеть всё… Всё… Своим одним глазом… – и печальная улыбка тронула губы Гарольд.

Трясясь от ужаса, от только что увиденного, к Гарольду подошёл его племянник Гаркон.

– Что? – спросил Гарольд, увидев его печальное и побледневшее от страха лицо.

– Ваш брат… Мой отец… Он погиб…

Гарольд пошатнулся, и застонал, теперь уже от душевной боли. Младший его брат, Леофвин, погиб ещё утром. Теперь вот, не стало и Гирта… А в битве у Стамфордского моста, от меча англосакса, пал Тостиг… Может действительно страшный рок, ужасное проклятие обрушилось на его род и семью, из-за того, что он нарушил клятву, данную Вильгельму? «Нет, к чёрту! К дьяволу в пекло, надо гнать подобные мысли! С Божьей помощью, мы победим! У меня ещё есть сыновья… Есть кому оставить трон Англии… А Вильгельма, в адское пекло! На дно морское!».

Появление Вильгельма в рядах сражающихся, подбодрило воинов. Он даже успел напоить свой меч кровью врагов, когда какой-то, особо ретивый англичанин, ударил его копьём в грудь. Кольчуга выдержала удар, Вильгельм лишь пошатнулся в седле, подняв коня на дыбы. Тогда этот же отчаянный англосакс, распорол грудь и брюхо его коня новым ударом своего копья. Конь рухнул, а вместе с ним упал и герцог.

По рядам воинов, с поразительной быстротой понёсся слух, что Вильгельм убит.

С трудом, но тут же, Вильгельм поднялся.

– Я жив, воины! Я жив! Ваш герцог, с вами!

И чтобы воины его скорее узнали, Вильгельм снял шлем.

– Я, жив!

Это услышали и англосаксы, и большой их отряд, ринулся в атаку.

Получил ранение граф Булонский Евстахий II. Был ранен и придавлен упавшив конём Готье де Жиффар. И Вильгельм, отбиваясь от наседавших врагов, сам, лично, помог встать Жиффару, и прикрыл его своим щитом. Только мужество и бесстрашие телохранителей Вильгельма – Готфрида де Мандевиля, барона Губерта де Ри и его сыновей – Ральфа, Губерта, Адама и Эдо, спасли Вильгельма, и его ближайшее окружение, от неминуемой гибели.

Так, в одночасье, в этой битве, смерть миновала двоих, короля и герцога, жестоко сцепившихся в кровавом противостоянии.

 

Глава десятая

Сама земля стонала и кричала, от стонов и криков тысяч людей, сошедшихся на этом холме и безжалостно убивающих один другого.

Никто не хотел уступать, никто не хотел быть побеждённым, военное счастье, не клонилось ни в одну из сторон, замерев на месте. А воины, уже устали. Уже подистощились их силы, боевой пыл и задор. Им хотелось просто упасть, на эту пропитанную кровью землю, упасть и отдохнуть. (По подсчётам современных историков, битва под Гастингсом шла более 10 часов. И это было очень много, по меркам раннего Средневековья).

Взгляд Вильгельма скользнул по Раулю де Катандзаро, потерявшему коня, зажимающему рану в боку, влекомому под руки двумя оруженосцами. И Вильгельм вспомнил… Вспомнил его рассказ, о славной победе Рожера Отвиля под Черами. Вспомнил, как Серло Отвиль…

Решение пришло мгновенно! Он схватил за плечи двух гонцов.

– Скачите! Скачите, что есть духу к Варенну, и вы все, скачите, к остальным, и передайте им мой приказ…

И Вильгельм поведал гонцам свою задумку.

А немного погодя, дав гонцам время добраться до предводителей войска, он обратился к трубачу, несшему на плечах огромный медный рог:

– Труби! Со всей силы, труби, отход! Отходим! Отходим! Отходим!

Вильгельм приподнялся в седле нового коня, и сопровождая сигнал удивлённого трубача, затряс своим мечом в воздухе, призывая своих воинов отходить.

К Гарольду, устало пошатываясь, все покрытые потом, пылью и кровью, подошли Эсегар, шериф Мидлсекса, и Туркиль из Беркшира.

– Воины изнемогают… Надо идти вперёд!

– Да! Надо идти вперёд! Сметём к дьяволу, этих ублюдочных нормандцев, вместе с их бастардом-герцогом!

Гарольд, поддерживаемый слугами, иногда теряющий сознание от боли и потери крови, страшный, с окровавленной тряпицей через лицо, встрепенулся:

– Нет! Нормандцы, искусные всадники. Единственная возможность сражаться с ними, стоять непоколебимо на месте. Стоять, и убивать их! Убивать безжалостно всех! Всех лезущих к нам! Всех! Если нормандцы одолеют нас, то это будет гибелью Англии!

Гарольд знал, и это радовало его, что к нему идёт отряд подкреплений из Кента. Пусть и небольшой, несколько дружин тэнов, и пара тысяч фирдманов, но который завтра, послезавтра, будут здесь. А Вильгельму, ждать подмоги и подкрепления неоткуда. Он всё бросил на свою чашу весов, всё, что у него было, и которая, ха, не клониться в его сторону.

Таннер из Хольма, пришедший из Дании в далёкую Сицилию, чтобы сражаться с язычниками во славу Христа, переживший осаду в Тройне, выживший в битве под Черами, ходивший в Испанию под Барбастро, умирал сейчас в Англии, у подножья холма Сенлак. Он умирал в страшной агонии, долго и мучительно, метаясь в бреду, зажимая руками вываливающиеся внутренности.

Одо сидел у его тела и плакал. Он не знал ни одной молитвы, и простыми словами, сквозь слёзы, обратив взор к небесам, обращался к Господу Богу, прося принять в рай душу воина Таннера из Хольма, ревностного христианина, немало пролившего языческой крови во имя веры Христовой. А потом, закончив молиться, сделал то единственное что мог, чтобы облегчить страдания друга. Ударом милосердия, он погрузил свой нож, в всё ещё бьющуюся жилку на шее Таннера.

Вытерев слезы, поцеловав друга в лоб, прикрыв его тело щитом, Одо, подобрав оружие, снова пошёл в бой.

Бьёрн слетев с холма, об что-то ударился головой и потерял сознание. Когда он очнулся, то на его тело, уже навалилось несколько других тел. Выбравшись из-под них, Бьёрн подобрал оружие. Его молот куда-то улетел, и он взял хороший, двуручный топор, с рукоятью, доходившей ему до середины груди, подобрал чей-то щит, и подвесил на пояс меч, в кожаных, с медными вставками ножнах. И принялся карабкаться вверх по склону холма, назад, в битву.

Идти пришлось прямо по телам тысяч павших, устлавших склон холма Сенлак. Где-то стонали раненные, хрипели умирающие, кто-то шептал молитву, кто-то звал маму. Раздавались просьбы дать попить, остановиться, и проводить павшего воина в последний путь. Где-то эта куча шевелилась, а где-то, тела лежали неподвижно, застыв навсегда. Бродили здесь и священники, исповедуя и отпуская грехи умирающим.

Бьёрн, шепча молитву, выученную в монастыре, осеняя себя крёстным знамением, не останавливаясь, старался скорее пройти это страшное место.

Странно, но в битве, когда в любой миг его могла поразить смерть, или настигнуть страшное увечье, ему казалось безопаснее, чем здесь, шагая среди этих тысяч тел.

И добравшись до врага, с криком:

– С нами Бог! – Бьёрн обрушил на них свои мощные удары.

 

Глава одиннадцатая

Опираясь на копьё, смертельно уставший, к Бьёрну подошёл Одо.

– Бьёрн! Бьёрн! Ты слышишь, сигнал к отходу! Все отходят! Надо уходить! Ты слышишь?!

Бьёрн только что свалил очередного врага, и упёрся ногой ему в грудь, чтобы вытащить застрявший в черепе топор. Он оглянулся, долгим и тяжёлым взглядом посмотрел на Одо, затем на скативающихся с холма оступающих нормандцев, и тряхнув головой, сказал:

– Нет! Я остаюсь!

Одо знал о желании Бьёрна умереть, и тоже посмотрев на брата, сказал:

– Тогда я остаюсь с тобой!

– Нет! Одо, нет! Уходи! Уходи! Ты должен жить!

– Да пошёл ты! – и Одо ударом копья встретил подбежавшего к ним англосакса.

– Дурак! Мальчишка! Уходи! Ты должен жить!

Но Одо, подставив свой щит прикрыл Бьёрна от удара врага, и толчком своего копья, поразил того в пах.

– Ха! – выдохнул он. – Будем веселиться вместе, Бьёрн!

Бьёрн, по мимо воли, улыбнулся, хотя ему хотелось закричать, завыть, заскрипеть зубами, скинуть Одо с холма, отправить в отступлении вслед за всеми, но он улыбнулся.

– Чёртов дурак! Ты должен жить! Ты ещё слишком молод, чтобы умирать! Давай, идём, отходим!

И перебросив щит за спину, он топором развалил набегавшего врага, а затем, ударом кулака, не убил, а просто оглушил, мальчишку-фирдмана.

– Куда прёшь, молокосос!?

Так они и отходили, только вдвоём, прикрывая друг друга, отбиваясь от наседавших англосаксов.

Напрасно король Гарольд ярился и бесновался. Напрасно, он отчаянно кричал, слишком слабый, чтобы сесть в седло и остановить их:

– Стойте! Стойте! Стойте на месте! Стоять!

Его воины, большую половину дня простоявшие в страшной битве, видя отступление врага, взбодрённые этим, ринулись вниз по склону. Гнать! Гнать, колоть, рубить, топтать, убивать отступающих нормандцев! Смерть им! Смерть!

Нормандские лучники и арбалетчики, переменив позиции, новым запасом стрел прикрыли отход своей пехоты, поразив многих, выскочивших из-за укрытий и укреплений англосаксов. Но ангосаксов это не могло остановить! В начинающем загораться закате, они в едином, бешенном порыве, летели вниз, окрылённые удачей и победой!

Вильгельм наблюдал за отходом своей армии, и за ринувшимися с холма англосаксами, которых появлялось всё больше и больше. Получилось! Ему удалось, ложным отступлением, выманить врага!

– Пора! – сказал он Вильгельму де Варенну, Гуго де Грантмеснилю, и остальным предводителям рыцарской конницы, когда бегущие и ликующие англосаксы покрыли весь склон холма.

Сначала шагом, потом рысью, постепенно переводя коней в галоп, в атаку пошла тяжёлая рыцарская кавалерия!

Её стремительное приближение заметили англосаксонские воины, и ликование сменилось страхом и ужасом, и они повернули назад, но было поздно! В миг, и в густой туче пыли, поднятой тысячами копыт, их ряды были смяты, раздавлены, уничтожены!

Не останавливая галопа своих коней, рыцари, преследую и настигая бегущих, ворвались в лагерь врага. Англосаксы в панике разбегались, и только хускаралы короля, его свита и ближайшее окружение, тесным кольцом встали вокруг Гарольда, стоявшего опустив голову, увидевшего разгром своего войска, знавшего теперь, что все его надежды, все его планы и стремления, всё, чего он хотел и о чём мечтал, рухнули сейчас, вот здесь, на холме Сенлак у Гастингса, под копытами рыцарской кавалерии ненавистного ему Вильгельма.

Гуго де Понтье, брат графа де Понтье Ги I, сумел ударом своего копья пронзить строй хускаралов и пробил щит Гарольда, поразив короля в грудь. Вальтер Жиффар, сын Готье Жиффара, сметя пару хускаралов, поразил короля ударом своего меча в бедро. Кто-то ещё из нормандских рыцарей, проткнул Гарольду живот, а четвёртый отрубил ему голову.

Так храбро сражался и погиб, последней англосаксонский король Англии Гарольд II Годвинсон.

Хускаралы Гарольда, до последнего остались верны своему господину, и по кодексу чести воина, не один из них не сбежал, и все они полегли тут же, возле тела своего короля.

С обеих сторон погибло более 10 тысяч человек. Ещё несколько тысяч было раненных и изувеченных. И не напрасно, даже сейчас, спустя 950 лет, поле давней битвы под Гастингсом называют – побоище…

 

Глава двенадцатая

Одна единственная битва под Гастингсом стала переломной. У англосаксов больше не было армии, король и оба брата его погибли, и Вильгельм решил сразу идти на Лондон, который был ключом ко всей Англии.

В самом Лондоне, празднества и ликование по случаю победы над норвежскими викингами, тревожное ожидание, когда на побережье высадились нормандцы, и когда король Гарольд пошёл им навстречу, сменилось паникой, ужасом, страхом, отчаянием, горем и бедствием для тысяч семей, потерявших под Гастингсом родных и близких. Но надо было что-то решать и делать, и витенагемот, суетно и спешно, в обход малолетних сыновей покойного Гарольда, провозгласил новым королём Англии пятнадцатилетнего Эдгара Этелинга (единственный сын Эдуарда Изгнанника), последнего представителя старой Уэссекской династии, надеясь, что его избрание, позволит собрать в единый кулак своенравную, англо-саксо-датскую знать для отпора нормандцам.

Но как? Армии не было. Попробовали было собрать ополчение в самом Лондоне, но все эти шерстобиты, торговцы, пекари, гончары, грузчики и портные, всегда само громко кричащие, сейчас не выказывали особой охоты идти в войско, и подставлять свои тела и головы под мечи и копья нормандцев.

А Вильгельм, потерявших много воинов под Гастингсом, с остатками своей армии, хитро, опытно и осторожно, словно волк, обкладывал Лондон со всех сторон, окружая.

19 октября, без сопротивления, были взяты Дувр и Кентербери. Затем старая столица Англии – Винчестер, где королева Эдита, вдова Эдуарда Исповедника и сестра Гарольда II, публично признала притязания Вильгельма на корону Англии. Был, за малейшее сопротивление, дотла сожжён Саутворк, разорёны Гемпшир и Беркшир. Форсировав Темзу у Уолингфорда, нормандцы взяли Беркамстед, обойдя Лондон с севера, и таким образом, замкнув кольцо окружения.

– Я заморю их голодом, если эти козлы вонючие, будут противиться мне! – громко, так чтобы его слова дошли до Лондона, говорил Вильгельм в кругу своих приближённых.

И пока в Лондоне, остатки сопротивления решали, что и как делать, крысы уже начали бежать с тонущего корабля. Уже в Уолингфорде к Вильгельму прибыл архиепископ Кентерберийский Стиганд, до этого, громко и ревностно, на словах, поддерживающий старые традиции англосаксонсого государства против нормандцев.

А в Беркамстед, с повинной головой, пришли архиепископ Элдред Йоркский, сам Эдгар Этелинг, и северные эрлы – Моркар и Эдвин, а за ними, потянулись и все главные люди Лондона.

И в торжественной обстановке, специално обставленной так, при огромном стечении народа, чтобы эта весть, как можно шире и быстрее разлеталась по всей Англии, архиепископы, Эдгар Этелинг, северные эрлы, и другие значительные люди среди англосаксов, принесли Вильгельму клятву верности и признали его королём.

Вильгельм и его нормандцы, без сопротивления, вошли в Лондон.

Из троих претендентов на корону Англии, бывших ещё в начале этого года, двое были мертвы. Остался один Вильгельм. И 25 декабря 1066 года, на Рождество, в Винчестерском аббатстве, Вильгельм был помазан на царство и коронован.

 

Глава тринадцатая

Нормандское завоевание Англии не закончилось битвой при Гастингсе и коронацией Вильгельма. Оно продолжалось ещё пять лет, до 1071 года.

Малая война и крупные восстания англосаксов против нормандских захватчиков, начались сразу же. И пусть знать склонила свои головы, признав, в надежде на сохранение своих прав и владений своим королём Вильгельма, пусть продалась ему, простой народ Англии – земледельцы и ремесленники, мелкие эрлы и тэны, епископы и аббаты, не собирались мириться, и повсюду брались за оружие. На зазевавшихся нормандских одиноких рыцарей и воинов, нападали и беспощадно убивали, громили обозы, казнили чиновников и священников.

Уже в 1067 году, Жоффруа, епископ Кутанса, возглавил армию, и повёл её на юго-запад Англии, где одновременно вспыхнули несколько восстаний англосаксов против нормандцев. И если мятежи в Девоне и Корнуолле были быстро подавлены – массовыми казнями, разорениями городов и сожжением селений, то восстания в Сомерсете и Дорсете потребовали привлечь нормандские отряды не только из юго-западных замков, но и подкрепления из Лондона. Но всё равно, даже несмотря на подкрепления, волнения здесь были подавлены только через два года, в 1069 году.

В сентябре 1067 года подлянку приподнёс до этого верный соратник и друг Вильгельма, Евстахий II, граф Булонский. В начале 1067 года, недовольный размером земель, дарованных ему Вильгельмом за участие в нормандском завоевании Англии, Евстахий психанув, вернулся во Фландрию, затаив зло и обиду. А поскольку он был женат на дочери англосаксонского короля Этельреда II Неразумного (помните ещё такого?), Евстахий, зная, что власть нормандцев не прочна, по всей стране ширятся восстания и мятежи, решил побороться с Вильгельмом за корону Англии. Часть англосаксонской знати Кента была за него, поддерживала его претензии, и в сентябре 1067 года Евстахий со своей армией высадился на юго-восточном побережье Англии, где к нему присоединились отряды непокорённых англосаксов.

– Трепещи, Вильгельм! Я, иду!

Сам Вильгельм, находился в Нормандии, куда убыл ещё весною 1067 года, взяв с собою Эдгара Этелинга, английских архиепископов, северных эрлов – Моркара и Эдвина, и других заложников из знатных англосаксонских семейств.

– Ах, ублюдок! Скотина, неблагодарная! Падаль ничтожная! – в гневе орал Вильгельм, узнав о вероломстве Евстахия.

Но тревожиться пока было рано. Все атаки армии Евстахия на Дуврский замок были отбиты, а наступление нормандского войска во главе с Одо, епископом Байё, ставшего уже и графом Кента, заставили Евстахия отступить и отплыть на родину. Все его владения в Англии были конфискованы по приказу Вильгельма.

Осенью 1067 года Вильгельм вернулся в Англию, и в это же время, сыновья Гарольда II, нашедшие приют в Ирландии, попытались высадиться в Бристоле. Успешными действиями флота и лихой атакой на суше, эта попытка была нормандцами отражена.

Тревожиться и опасаться пришлось в следующем, 1068 году, когда Эдгар Этелинг бежал из-под присмотра в Шотландию, а на севере Англии, началось восстание.

 

Глава четырнадцатая

На строптивый и непокорный Север Вильгельм сперва назначил своим наместником Копси, друга и соратника Тостига Годвинсона, пережившего с ним всё – и годы правления в Нортумбрии, и изгнание, Копси сражался рядом с Тостигом в битве под Фулфордом, и чудом выжил у Стамфордского моста. Он умел держать нос по ветру, и уже в конце 1066 года принёс Вильгельму вассальную присягу. Неизвестно, чем он приглянулся герцогу Нормандии и королю Англии, но именно его, в начале 1067 года, Вильгельм и провозгласил эрлом Нортумбрии. Радостный Копси убыл на север, но спустя всего пять недель после прибытия, он был убит 11 марта 1067 года в Ньюберне, Осульфом, главой древнего англосаксонского рода, самого влиятельного в северо-восточной Англии. Довольная таким оборотом дел нортумбрийская знать, провозгласила Осульфа эрлом Нортумбрии.

Но не долго длилось и правление Осульфа. Уже осенью этого же, 1067 года, он был убит членами другого знатного клана Нортумбрии, давно соперничающего с его родом за влияние на Севере.

Воистину, строптивый, непокорный, буйный и жаркий Север!

Двоюродный брат Осульфа, Госпатрик, поступил умнее. Он предложил королю Англии Вильгельму щедрую выплату, в обмен на титул эрла Нортумбрии.

Вильгельм, остро нуждающийся сейчас в деньгах для оплаты наёмникам и набора новых войск, закрыл глаза на нортумбрийские волнения и смуты, на убийство Копси, и согласился на сделку с Госпатриком, в обмен на вассальную присягу.

Но уже весной 1068 года Госпатрик возглавил антинормандское восстание в Нортумбрии, заключив союз с Эдгаром Этелингом.

– Псы! Никому нельзя доверять! Подлые, никчемные скоты! – зло выкрикнул Вильгельм, и назначил новым правителем Севера шотландца Роберта де Комина, род которого был изгнан из Британии ещё при англосаксонских королях и который нашёл себе приют в Нормандии. Роберт де Комин был одним из приближённых Вильгельма, участвовал в битве при Гастингсе, и именно его, как шотландца, как северянина, он и отправил в Нортумбрию, где по сути ещё не было власти нормандцев.

Вильгельм, сопровождая своего наместника, осенью 1068 года пошёл на Север. Напуганный приходом нормандцев, Север вроде-бы затих. Госпатрик бежал в Шотландию, Йорк сдался без сопротивления, а местная знать, принесла присягу на верность новому королю Англии. Укрепляя своё влияние, Вильгельм повелел воздвигнуть замки в Уорвике, Линкольне, Ноттингеме, Кембридже, Хантингдоне, которые позволяли контролировать дорогу на север, и где были оставлены крупные воинские гарнизоны.

Но прошло немного времени и…

С тревогой, озираясь, дрожа от страха, в свой дом, где и остановился Роберт де Комин, вбежал Этелвин, епископ Дарема.

– По всей Нортумбрии, недовольные вами, снова собирают воинов… Тэны, крестьяне, охотники, ремесленники, все, все, откликнулись на призыв, который кинул Эдгар Этелинг, – заикаясь от волнения, понимая, что если в городе узнают о его сговоре с нормандцами, то ему не жить, быстро говорил Этелвин.

– Ха! Только это ты и хочешь мне сказать? Я знаю про никчемный сброд, который сползается сюда со всей Англии. Тем, лучше! Не надо будет гонятся за ними по горам и лесам, выкуривая их из крысиных нор! Накроем всех разом, скопом! Мои рыцари, разнесут и растопчут этих мерзавцев! В пух и прах! Как под Гастингсом!

Роберт де Комин недооценил мятежников, которые 28 января 1069 года ворвались в Дарем, в жуткой и ужасной резне уничтожили 700 нормандских рыцарей и воинов, и подожгли епископский дворец, где укрылся Роберт де Комин со своими телохранителями.

Нормандский наместник на Севере сгорел живьем.

Пал Йорк, и восстание быстро ширилось, охватывая всё новые и новые районы, разрастаясь словно лесной пожар.

Но и Вильгельм действовал стремительно. Его отряды опытных воинов, относительно легко громили восставших, не имеющих общих целей, единого руководства и согласованности своих действий.

Но ситуация в корне изменилась, когда у побережья Англии появились 300 кораблей короля Дании Свена II Эстридсена, которые привели его сыновья. Старый договор между Магнусом и Хардекнудом не давал покоя Свену Эстридсену, и теперь он тоже заявил свои права на корону Англии.

Тут ещё восстание против нормандцев вспыхнуло в графстве Мэн, которое поддерживали граф Анжу Фульк IV и король Франции Филипп I.

Мало того, все противники нормандцев – граф Анжу, король Франции, король Дании, король Шотландии Малькольм III и Эдгар Этелинг, вступили в сношение друг с другом, сформировав тем самым коалицию.

Было от чего впасть в трепет и отчаяние!

Но Вильгельм и его нормандцы, были не из таких, кто паникует при трудностях!

 

Глава пятнадцатая

Бывший эрл Нортумбрии Моркар тоже сумел сбежать на север, где и примкнул к восстанию. Так в Нортумбрии, одновременно оказалось несколько эрлов, которые до хрипоты ссорились между собой, ругались, и частенько воевали. Так, чуть, чуть.

Эдвин, эрл Мерсии, старший брат Моркара, на все посулы восставших отвечал отказом, продолжая хранить верность присяге, данной королю Англии Вильгельму.

Весной 1069 года, восставшие, оставив грызню и смуту, сумели сколотить армию, которую возглавили Госпатрик, Моркар и Вальтеоф (тот самый, сын бывшего эрла Нортумбрии Сиварда, умершего в 1056 году, и в обход малолетнего Вальтеофа, Гарольд назначил правителем Севера своего брата Тостига). Теперь Вальтеоф вырос, и желал сразиться за отцовское наследство. Осенью, объединившись с датскими викингами, они вновь захватили Йорк, незадолго до этого отбитый нормандцами. В Йорке был полностью уничтожен нормандский гарнизон, и казнены все те из жителей, кто был заподозрен в поддержке, в склонности или сочувствии нормандским захватчикам. Гирлянды повешенных украсили городские стены, а тела обезглавленных и просто убитых, сотнями вывозили из города, скидывая в ров.

Элдред, архиепископ Йорский, несмотря на то, что сам, лично, своей рукой, помазал Вильгельма на царство, сам возложил на его главу корону Англии, а летом прошлого, 1068 года, короновал и его жену Матильду королевой Англии, оказал поддержку восставшим. И на севере, стали поговаривать, о необходимости коронации Эдгара Этелинга, здесь, в Йорке, не дожидаясь, когда они захватят Лондон.

– Короны захотели! Так придите и возьмите! – зло крикнул Вильгельм, когда до него дошли эти слухи.

Мятежи в юго-западной Мерсии, Сомерсете и Дорсете (юго-запад, юг Англии), вынудили его на время уйти с севера.

В целом, положение дел, местами радовало.

Брайан Бретонский и его брат Алан Чёрный, летом нанесли новое поражение сыновьям Гарольда II, Годвину и Эдмунду, заявившихся из Ирландии на 64 кораблях.

Позже, Брайан Бретонский, теперь уже с Вильямом Фиц-Осберном, были отправлены на помощь осаждённым мятежниками городам Шрусбери и Экзетеру (запад и юг Англии). К Шрусбери они не успели, его захватили восставшие, но зато под Экзетером, сполна насладились, полностью разгромив мятежный сброд.

Рожер Биго, совместно с Ральфом II (один из немногих англосаксонских аристократов хранивший верность Вильгельму, эрл Восточной Англии), отразили у Ипсвича попытку высадки датских викингов.

Роберт де Мортен, брат Вильгельма, со своим отрядом, успешно блокировал датчан у Йорка, не допуская их вглубь Йоркшира.

И тогда Вильгельм решил раз и насегда покончить с мятежами на севере. Сделать то, что не удавалось до этого никому. И поход его нормандцев, начавшийся поздней осенью 1069 года, вошёл в историю, как «Великое опустошение Севера».

Безжалостно убивалось всё – скот, люди, домашная птица. Дома сжигали. Окружив селения, их сжигали вместе с жителями, и выбегающих из пламени, копьями загоняли обратно. Разрушались мельницы, кузницы, рудники, шахты, плотины. Вытаптывались поля, уничтожались или вывозились все съестные припасы. Монахи изгонялись из монастырей, мощи святых осквернялись, гробницы их разрушались. Драгоценная церковная утварь вывозилась, обогащая монастыри и приходы Нормандии. Людей, всех, без разбора, резали, топили, жгли, вешали, казнили, сотнями и тысячами…

Жестокое, кровавое, озарённое пожарами, стонами, криками, плачем Опустошение севера. Десятки тысяч убитых, замученных, изувеченных, казнённых, умерших от голода и болезней. Трупы лежали не убраны, тела повешенных, болтались на деревьях вдоль каждой дороги.

Как писали хронисты того времени, следы запустения, выжженная, малонаселённая земля, разбросанные кости, ещё были видны и ощущались, спустя долгие десятилетия после нормандского разорения Севера.

Лидеры восстания, Госпатрик и Вальтеоф, с немногими своими людьми, уцелевшими под ударами нормандцев, отступили к границам Шотландии, в замок Бамборо. Но Вильгельм, не мешкая, сразу же осадил их там. И тогда Госпатрик и Вальтеоф, перед лицом голодной смерти, покорились Вильгельму. Госпатрик вновь был назначен эрлом, или теперь говоря на нормандский манер, графом Нортумбрии, Вальтеоф тоже получил титул графа и обратно все свои владения в Средней Англии.

И что для них, для этих графов, десятки тысяч убитых, казнённых, замученных, умерших от голода, холода и болезней людишек, которые поверили им и пошли за ними?!

Эдгар Этелинг, оставшись одни, бежал в Шотландию.

Вильгельм, твёрдо придерживаясь принципа не оставлять не покорённых врагов, пошёл за ним. Склоняясь перед нормандской мощью и силой, король Шотландии Малькольм III обязался прекратить поддержку англосаксов и изгнал из страны Эдгара Этелинга. (А ведь незадолго до этого, Малькольм III женился на сестре Этелинга – Маргарите, и обещал Этелингу свою помощь и поддержку на веки вечные, на все времена, до гробовой доски. Стоит ли, после этого, доверять словам и обещаниям властьимущих?).

 

Глава шестнадцатая

Последним очагом сопротивления оставалась хорошо укреплённая крепость Или, на острове, посреди реки Уз, вся местность вокруг которого была окружена лесами и болотами. Сюда стекались последние непокорённые, не желающие жить под нормандцами непримиримые повстанцы. Сюда ушёл и Моркар. Базировался здесь и датский флот, под командование самого короля Дании Свена II Эстридсена, прибывшего в ожидании короны Англии.

Но возглавил последних восставших ни Моркар, ни король Дании, а простой тэн Херевард. Народ, собравшийся здесь, уже не доверял знатным и богатым.

Весной 1071 года, все подступы к острову Или были окружены нормандцами. И узнав, что и устье реки Уз перекрыто нормандскими кораблями, король Дании Свен II Эстридсен (с чего бы это?) сказал:

– И на хрена мне эта корона Англии? Мне и в моей Дании живётся неплохо.

Заслав к Вильгельму своих эмиссаров, он с нетерпением стал ждать ответа, с паникой и тревогой наблюдая, как нормандцы, с каждым днём, всё туже и туже сжимают кольцо окружения.

Вильгельм заздраво рассудил, что воевать ему сейчас с Данией не резон, и с благорасположением принял послов Свена Эстридсена.

– Давайте, давайте, заключим мир, который послужит на благо нашим странам и народам!

Но наглость короля Дании не знала предела, и его послы заикнулись о дани, которую он, Вильгельм, герцог Нормандии и король Англии, обязан выплатить королю Дании.

Вильгельм вскипел, и с трудом удержался, чтобы не изрубить этих… «На куски! А самого Свена, повесить! Повесить, вниз ногами на мачте корабля, и в таком виде, отправить в Данию!».

Но трезвый расчёт взял своё.

– Хорошо, я слышал, что вы там на острове, среди болот, съели всё, что можно было съесть? А сейчас питаетесь древесной корой и листочками? А жаб болотных, как, пробовали? А змей? Говорят с голодухи и червей с жучками едят. Ладно, дам я вам дань. Съестных припасов на обратную дорогу… И кое-какие дары Свену, его детям, жене, приближённым. Но только как знак нашей дружбы в дальнейшем!

Когда датчане ушли, после ожесточённого сопротивления пал и последний очаг восстания – остров Или.

Хереварду удалось бежать. С небольшой группой сторонников он скрылся в непроходимом Брунесвальдском лесу, став разбойником, продолжая таким образом свою войну, нападая на нормандские отряды, грабя селения, путников на дорогах и вошёл в английский фольклор как защитник простого народа и предшественник Робин Гуда. А некоторые исследователи, склоняются к мысли, что Херевард, и есть Робин Гуд. О конце его жизни говорят разное. Кто, что его заманили в ловушку, и он погиб в битве с нормандскими или бретонскими наёмниками. Кто, что король Вильгельм, в конце концов, помиловал его, и потомками Хереварда считает себя английская дворянская семья Уэйков.

Моркар же был схвачен, жестоко пытаем, и замучен в одной из темниц.

Его брат Эдвин, эрл Мерсии, несмотря на свою лояльность Вильгельму, потерял его доверие, и опасаясь за свою жизнь, бежал в Шотландию. Но по пути был убит одним из своих приближённых, который преподнёс его голову, надеясь на милость и почести, королю Англии.

Истории не известно, как Вильгельм поступил с убийцей Эдвина. Но сам титул, сама должность эрла-графа Мерсии, были упразднены после смерти Эдвина.

Так закончилось нормандское завоевание Англии.

 

Глава семнадцатая

Что ещё?

Судьба сыновей Гарольда II, Годвина и Эдмунда, после разгрома, учинённого им Брайаном Бретонским и Аланом Чёрным, неизвестна. Как неизвестна и судьба их брата Магнуса, и сыновей-близнецов Гарольда от второго брака.

Самый младший брат Гарольда II, Вульфнот, переданный герцогу Вильгельму как заложник ещё в 1051 году, так и умер в заточении, в цепях, в 1094 году, в темнице замка Солсбери, в возрасте пятидеяти четырёх лет, сорок два из которых он провёл в заключении.

Дочь Гарольда, Гита, бежала во Фландрию, оттуда в Данию, а затем на Русь, где в 1074 году вышла замуж за князя Смоленского Владимира Мономаха. И от неё, в жилах русских князей Мономашичей, потомком Владимира Мономаха, есть капля крови английского короля Гарольда II.

Что ещё?

Как мы видели, датские викинги Свена Эстридсена в 1069–1071 годах ходили на Англию. В 1098–1103 годах, внук Гаральда Сурового, Магнус III Голоногий, ходил походами на Оркнейские и Гебридские острова, захватил остров Мэн, воевал в Ирландии, Шотландии, был в Уэльсе, где на стороне валлийцев сражался с нормандцами. Но в целом, 1066-м годом, битвами под Фулфордом, у Стамфордского моста, при Гастингсе, заканчивается в мировой истории, долгая эпоха викингов.

Что ещё?

Нормандцы широко расселись по Англии, на вновь обретённых землях, став родоначальниками многих семейств, широко известных в дальнейшем, принеся сюда свою культуру и обычаи.

Англосаксонская знать, в большинстве своём, была или уничтожена, или изгнана.

По всей стране нормандцы начали строить замки, первый из которых – Тауэр, Вильгельм начал возводить сразу же, в 1067 году, желая держать в подчинении и в страхе Лондон и окрестности. Все эти замки, которые следует сказать, строились только с разрешения и одобрения короля, стали надёжной опорой власти нормандцев, резиденциями новых графов, баронов, епископов и чиновников. Именно отсюда, они держали под контролем всю прилегающую территорию.

Вильям Фиц-Осберн получил во владение остров Уайт и стал графом Херефорда.

Виконт Гуго д'Авранш получил в Средней Англии крупные земельные наделы и стал графом Честера.

Уильям де Перси, много земли в Йоркшире, Линкольншире, Эссексе и Хэпшире.

Ричарду Фиц-Гилберту стало принадлежать в Англии 176 маноров (пытался разобраться, что такое манор, но так и не понял. Пусть кто хочет, сам старается). И от него пошла известная в Англии фамилия де Клер.

У Готье Жиффара – 107 маноров в 10 графствах. А его старший сын Вальтер, стал 1-м графом Бэкингем.

Семья де Бомон получила множество земельных владений и маноров по всей Англии. А в 1107 году Роберт де Бомон стал графом Лестера.

Генрих де Феррьер стал владеть 210 манорами в разных частях Английского королевства, а его потомки уже носили титул графов Дерби.

Эд III, граф де Блуа, получил от Вильгельма графство Омаль в Нормандии, и сеньорию Холдернес в Англии.

Граф Булони Евстахий II помирился с Вильгельмом, и получил обратно часть своих земель в Англии.

Вильгельм де Варенн стал графом Суррей и получил земельные наделы в 12 английских графствах. По некоторым современным оценкам, Вильгельм де Варен, был самым богатым человеком за всю историю Великобритании.

Вильгельм д'Обиньи получил ряд земельных наделов, прежде всего в Норфолке.

Сыновья барона Губерта де Ри, тоже не были обижены новым королём. Ральф Фиц-Губерт был назначен кастеляном Нотингемского замка. Губерт – констеблем города Норидж. Адам получил земли в Кенте. Эдо Дапифер – 25 маноров в Эссексе и ряде других графств Восточной Англии.

Готфрид де Мандевиль был назначен констеблем строящегося Тауэра, шерифом Лондона и Мидлсекса, помимо этого, получив 180 маноров в Эссексе, а также в десяти других графствах.

Рожер де Монтгомери был отблагодарён графством Шрусбери.

Ральф де Мортемер, сын Рожера де Мортемера, стал владеть 123 манорами. И в дальнейшем, нормандская фамилия Мортемер, перетолмачилась на английскую Мортимер.

По какой-то причине, непонятной для меня, был несправедливо обделён и обойдён Ричард де Ревьер. Ему досталась сеньория в Мостертоне, площадью всего в 6 гайд. (Одна гайда представляла собой величину обрабатываемого участка, достаточного для содержания одной семьи).

Брайан Бретонский получил крупные земельные наделы в Суффолке и Корнуолле. А его брат Алан Рыжий, много земли в Йоркшире, ранее принадлежавшей эрлу Эдвину.

Рожеру Биго стало принадлежать 6 маноров в Эссексе, 116 в Суффолке и 187 в Норфолке.

Роберт, граф де Мортен, брат Вильгельма, получил город-порт Певенси, и стал владеть ещё и 793 поместьями.

Гуго де Грантмесниль получил от Вильгельма обширные земельные владения в окрестностях города Лестер, а после захвата и сам город, став крупнейшим землевладельцем Лестершира и тамошним шерифом. Общее число его маноров по всей Англии переваливало за 100.

Рауль де Катандзаро стал владельцем земли в Уолтшире и родоначальником английской линии Отвилей.

В 1074 году с Вильгельмом примирился Эдгар Этелинг. Он признал Вильгелма королём, принёс ему присягу, и взамен получил почётное место при дворе, земельные владения в Англии и Нормандии, и на содержание ему давался 1 фунт в день. Жить можно!

Что ещё сказать?

О нормандском завоевании Англии написано очеь много. Каждый желающий, может открыть учебник истории, и прочесть о Вильгельме, получившем прозвище Завоеватель, о битве при Гастингсе и покорении Англии.

А вот об их собратьях, таких же нормандцах, которые в эти же годы, покоряли Южную Италию и Сицилию, о них, очень мало, или вообще нет никаких сведений. И поэтому, я ограничился только одной книгой о событиях на севере, сосредоточив главное внимание на происходившем на юге.