Когда на Кипр вернулся король Генрих II де Лузиньян, с печальной вестью о гибели Акры, когда помчались гонцы ко всем дворам христианских правителей с этим известием, когда многие стенали, оплакивая потерю Святой Земли и святынь христианства, Акра ещё сражалась.
Рыцари-тамплиеры отходили организовано, перегораживая улицы баррикадами, ожесточённо цеплялись за каждый дом, каждый дворец или укрепление, и повсюду давали врагу бой.
– Мы до конца останемся рыцарями Божьими! – призывал Пьер де Севри, и тамплиеры погибали умиротворённо, свято веруя – они выполнили свой долг! Долг перед Богом и христианством! Долг перед Орденом и братьями! Свой собственный, человеческий Долг! Долг воинов и защитников!
А Акра пылала, кровавые потоки плыли по её улицам. Султан Халил, в дыму пожарищ, потерял управление своими войсками, которые хищными стаями кинулись в город грабить и разорять. Женщин и детей уводили в рабство, всех остальных, убивали. Особенному поруганию подвергались церкви и монастыри.
Густаво де Вальверде, чудом державшийся ещё на ногах, отступая вместе со всеми и сражаясь, с тревогой поглядывал на пылающий в зареве пожаров квартал Монмазар. В толпах беженцев, в панике мечущихся по улицам, он выискивал Жюстину, и не находя, с облегчением думал: «Наверное спаслась!» А потом новая, мучительная боль, когда они дошли до монастыря святой Клары, где уже побывали сарацины. Задушенные, изнасилованные, растерзанные тела монахинь, повсюду лежали по двору. А одна была брошена в фонтан, где и захлебнулась.
– Господи, клянусь Тебе, что буду мстить, пока руки мои, держат меч! – клялся, воздев лицо к небесам, Энрике де Ля Рока.
Не было времени похоронить их, и они ушли, кипя жаждой праведной мести, злые от негодования.
Генуэзцы, заключив договор с султаном Египта, укрылись в своём огороженном крепкой стеной, похожем на крепость, квартале, и оттуда следили за отходом христиан, и как в город, убивая и грабя всех, врываются отряды сарацин. Им же, султан пообещал сохранение их жизней, жилищ и имущества.
Злоба требовала выхода, и кто-то из тамплиеров, пустил стрелу в генуэзцев, этих предателей, приспешников мусульман. Кто-то уже призывал идти на штурм их квартала – отмстить, за кровь и пожары, за гибель Акры!
Но Пьер де Севри, увёл своих воинов в Тампль.
Здесь собрались последние защитники города и много мирных жителей, бежавших в порт в надежде на спасение, но так и не нашедших мест на корабле, и собравшихся в Тампле, под защитой его стен и башен.
Но если даже укрепления Акры, не устояли перед напором сарацин, то долго ли может продержаться, один небольшой замок?
Это понимали все… И отчаяние, холодным, жутким страхом, заползало в души людские.
И здесь, к ужасу своему, среди тысяч беженцев, Густаво увидел Жюстину!
Её прекрасные, огненно-рыжие волосы с золотистым отливом, были спутанными и грязными, выбиваясь из-под капюшона, всё же, кокетливыми локонами. Лицо было в копоти и в саже, под глазами, залегли тёмные круги. Стоптанные башмачки, плетёные серебряной нитью…
Густаво, особенное внимание, почему-то, обратил именно на эти, её стоптанные башмачки.
И сердце, после леденящего ужаса, объяла волна радости!
Она жива!
Не имея возможности склониться, из-за раны в боку, и прикоснуться к ней, Густаво с нежностью и любовью смотрел на неё.
– Густаво… – ему послышалось, или действительно Жюстина, спавшая, опёршись на дородное плечо Марты, произнесла его имя?
Приковылял Самуил, неся кувшин с водой, кусок вяленого мяса, и немного муки – всё, что получали беженцы у скаредного провизора (Провизор – лат. слово, буквально означающее «предвидящий». Также имело значения «поставщик», «тот, кто запасает съестные припасы») тамплиеров.
– А где брат Лукас? – стараясь не разбудить ЕЁ, прошептал рыцарь.
Но и этого хватило, чтобы Жюстина встрепенулась и проснулась.
– Густаво!. – нежно, чарующе, проворковал её голос ото сна.
И вся она, прекрасно потягивающаяся, была такой желанной, что, вольно или невольной, повернулись лица всех сидящих рядом беженцев.
Но осеклись и отвели взор, под суровым взглядом рыцаря.
– Лукас погиб, – подобострастно, беспрестанно кланяясь, к нему кинулся Самуил, радый, что забота о женщинах, спадает с его хлипких плеч. – У монастыря рыцарей святого Иоанна, на нас напали. Не сарацины, нет… Свои же, христиане… – и обращённый в христианство еврей Самуил, заплакал. – Они хотели золота, хотели плату за проход по их улице, и благородный Лукас, отважно вступил в битву! Мне же, подхватив женщин, бросив повозки с добром, удалось бежать!
Слух Густаво, резанули эти выделенные евреем – повозки с добром. Но гнев, тотчас же сменился добротой и милостью по отношению к нему, когда Густаво понял, что именно Самуил, довёл Жюстину живой до Тампля!
А ОНА, в это время встала, подошла, и руками, ввергающими в истому и в трепет, провела по его лицу, с опаленной бородой и бровями, едва-едва, коснулась новой раны над правой бровью, и так чарующе, оглаживала его щёки…
– Брат,… – повисла тягостная пауза, и всё рыцарство замерло, под беспристрастным взором Пьера де Севри. Кого же он выберет, для исполнения важной миссии?
– Тибо Годен! – и названный подошёл, и смиренно пал на колени перед маршалом Ордена.
– Вам предстоит, – продолжал де Севри, – спасти знамя, архив, и все реликвии нашего Ордена!
Великий командор Тибо Годен пал ниц, готовый выполнить возложенную на него миссию.
– Сарацины! – донесли тревожный крик дозорные, и все защитники, встали на защиту Тампля.
20 мая, кое-как наведя порядок в собственном войске, пришлось даже казнить нескольких особо ретивых, к крепости тамплиеров подошёл султан Халил.
Он бесился, ругался и взывал к Аллаху, ведь этот проклятый город, унесший так много жизней правоверных мусульман, ещё не взят полностью! И над башней тамплиеров, этих порождений Иблиса (Иблис – в исламской религии, джинн, который благодаря своему усердию, был приблежен Аллахом, и был малаика (в исламе буквально – вестник, посланник, беспрекословно выполняющий волю Аллаха) но из-за свой гордыни, Иблис был исторгнут с небес, и стал врагом людей, сбивая их с истинного пути), на зло всем, а особенно ему, всё ещё развевалось знамя христианства – белое полотнище с вышитом на нём красным крестом! Знамя Христа, знамя тамплиеров!
В безумии злобы Халил кинул на приступ своих мамлюков!.. Но они, пристыжено опуская глаза, вернулись поверженными.
Он посылал новые отряды, казнил каждого десятого из бежавших, но дьявольская крепость христианства, всё ещё держалась!
Обезумевшие сарацины, подгоняемые султаном, соревнуясь друг перед другом, кто погибнет первым, и первым окажется в раю, лезли и днём и ночью.
Жутко было. Особенно после ужасов, пережитых в Акре.
Сарацинам удалось ворваться в Восточную башню. Её защитники отошли на второй этаж, и продолжали ожесточённо сопротивляться. Тогда озверевшие сарацины, разожгли в башне костёр, и всех защитников удушили дымом.
Когда тамплиеры освободили Восточную башню, даже самые стойкие, не смогли сдержать слёз, видя тела своих братьев, лежавших вперемешку с телами беженцев. Особенно среди погибших, было много женщин и детей.
Штурм Тампля продолжался без остановок, беря измором, на истощение последних защитников Акры, не давая им ни сна, ни отдыха атаки шли одна, за одной.
Врага били стрелами со стен и бойниц, поливали сверху кипящей смолой, жгли, резали и кололи, и тысячами жизней заплатили сарацины, но так и не взяли Тампль.
Когда Пьеру де Севри донесли, что сарацины роют подкоп, он понял, что более нельзя медлить.
– Великий командор Тибо Годен, мы призываем вас!
И под отчаянными взорами надежд, брат Тибо Годен подошёл к нему, и склонил колени.
– Во имя Христа, во имя Ордена нашего, мы призываем вас, спасти наши реликвии!
Тибо Годен, и выбранные им рыцари – Бернардо де Фонтес и Педро Сан-Хуан, поклонились, беспрекословно выполняя приказ маршала.
Густаво де Вальверде, некоторое время смотрел на Пьера де Севри с надеждой – может быть он передумает, и именно ему прикажет уйти с сокровищами Ордена, и тогда, несмотря на запреты устава, он сможет забрать с собою Жюстину…
Под осуждающими взглядами остающихся, Тибо Годен и его рыцари, принялись спускаться с высокой стены Тампля на скалистую гору, где уже пришла вызванная голубиной почтой, галера Ордена с Кипра.