ГЛАВА ПЕРВАЯ

Суровый и злой Сигурд, сложа руки на груди, стоял на носу драккара, и никто не осмеливался подойти к нему, заговорить, попытаться развеять его тоску и печаль.

– Парус! Я вижу паруса по правую руку!

Это с опозданием шёл на помощь сеньору Эмилио флот графа Раймундо Бургундского.

Видневшиеся далеко дымящиеся руины Катойры говорили сами за себя, и первое ядро из камнемётной машины вспенило воду недалеко от «Змееголового».

– Сигурд! Они не пропустят нас! Они хотят отомстить!

Инстинкт взял своё, и конунг отдал приказ:

– К бою!

Понадеявшись на мощь метательных машин, два десятка галисийских кораблей, смело атаковали около 50 кораблей викингов.

Дымно воняя, чертили воздух обёрнутые промасленной паклей зажжённые камни, с треском лопались горшки с кипящим маслом, огромные стрелы с баллист носились в воздухе, собирая кровавую жатву.

Над головой лопнул парус. Один из камней попал в носовую фигуру. Проломило борт на соседнем драккаре. Жарко горели ещё два корабля.

Но галисийцев уже охватывали с флангов Эсмунд Датчанин и Видкунн сын Йоана.

Противник приготовил ещё один смертоносный подарок – когда корабли викингов подошли достаточно близко, на них обрушился рой арбалетных болтов, которые били дальше чем луки, и от которых не спасал ни один щит, ни один доспех. Один из таких болтов вонзился в голову Лури. Гигант вздрогнул, его голова так стукнулась о мачту, что та задрожала, и он умер стоя, намертво приколоченный к ней.

Но и это не остановило свирепых норвежцев, и с дикой яростью, с жуткими криками, они полезли на палубы кораблей врага.

Свирепый был бой. Галисийцам отступать было некуда, и они бились отчаянно, до последнего человека. Зашатался раненный Видкунн, и прикрыли его своими щитами сыновья – Орм и Гюслинг. Страшный, обнажённый по пояс Даг сын Эйлива, орудуя двумя мечами, творил страшные опустошения в рядах врага. С другой стороны их атаковал хищный Сигурд сын Храни. Воины Эсмунда Датчанина захватили у противника два корабля, и победно потрясая боевыми топорами, грозно кричали.

Когда битва закончилась, Сигурд конунг устало опустился на палубу, отирая с лица пот и кровь. Всего было захвачено восемь кораблей, и он передал их под командование Айниса Холодного. Тот, довольный оказанной честью, забрав почти всю младшую дружину, перебрался туда, даже не догадываясь, что Сигурд конунг, таким вот образом, решил избавиться от предателя, вставшего против него в Катойре.

Склонившись к уху Айниса, что-то зашептал ему Халлькель Сутулый, знатный лендрманн из Мере. (Мере – ныне Мёре-ог-Ромсдал, одна из губерний, расположена в северной части Западной Норвегии). И сначала со страхом, а потом и гневно, посмотрел Айнис на Сигурда.

И улыбался Инги, злобно поглядывая на конунга. Его дочь Маргрет, была одной из наложниц Магнуса Голоногого, и Инги не любил Сигурда.

– Славная была битва! – кричал Халльдор Болтун, уже сочиняющий вису, прославляющую победу.

С трудом, дюжина сильных мужей подняли тело великана Лури, и под заупокойную молитву монаха Бернарда, опустили в море. Вслед за ним, похоронили и других павших.

После скорби надо приниматься за дело, и разобрав вёсла, поставив паруса, флот Сигурда конунга пошёл дальше на юг.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Чем дальше уходили они от Галисии, тем мрачнее становился Сигурд. Он стал нелюдимым, раздражительным, малоразговорчивым, почти ничего не ел и мало спал. И днями и ночами, завернувшись в плащ, сложа руки на груди, он стоял на носу драккара, горестно вздыхая, всматриваясь в безбрежную даль океана.

Совсем другое происходило с Бернардом. Радостный и довольный, он суетливо бегал по палубе, подбадривая воинов словом Божьим и красочно расписывая богатства Востока. Не гнушался он и тяжёлой работы, и не выказывая недовольства, якобы охотно садился за вёсла. Все помнили, как монах вступился за их честь на турнире в Катойре, и он всё более становился для них своим.

Впереди были земли язычников, и монах, так и не сумев сдержать свой обет, потерпев поражение в битве с голодом, решил искупить сей грех ревностным миссионерским служением во славу Христа.

– Бог одобряет каждую рану, нанесённую язычникам! – говорил он, и под давлением всех остальных, поддерживающих монаха, Сигурд приказал повернуть к берегу.

Огнём и мечом, пожаром и разорением прошли они по мусульманским землям, и везде монах Бернард вопрошал:

– Есть тут желающие, принять веру Христову?

Таких не было, и всех безжалостно убивали. Не щадили никого… Не устояла под натиском крестоносцев и крепость Синтра. (Синтра – ныне город в Португалии, в округе Лиссабон).

– Кто-то желает, принять крещение?

И снова никто не захотел предать веру свою, и викинги уничтожили весь гарнизон и население Синтры.

Нагруженные добычей, они уже собирались возвращаться к кораблям, уж слишком далеко они ушли от них вглубь побережья, когда со стены крепости закричали:

– Войско! Большое войско идёт сюда!

– Я знаю этот стяг! – вскричал Бернард. – Это знамя Генриха Бургундского!

Граф Португалии Генрих Бургундский подъехал к стенам Синтры в сопровождении большого отряда своих рыцарей.

– Мне нет никакого дела, что и как там, произошло у вас в Галисии. Я знаю одно – враг топчет нашу землю, разоряет церкви и святыни, хочет поработить нас, и я не вложу меч в ножны, пока не добьюсь над ним окончательной победы! Братия во Христе, несущие Крест свой, спрошу вас один раз – вы со мной?

Пока он говорил, пока норвежцы обсуждали услышанное, его отряды быстро окружали Синтру, и Сигурд, переглянувшись с остальными вождями, вынужденно согласился.

Они пошли к Лиссабону (Лиссабон – ныне столица Португалии) и осадили этот крупный город. Флот норвежцев заблокировал его с моря.

Но не понравилось им, долго прозябать под его стенами, вести планомерную осаду, по всем правилам воинской науки, и однажды ночью, дерзостной атакой, они захватили две башни, закрывавшие вход в гавань и ворвались в город.

Население Лиссабона, было наполовину мусульманским, наполовину христианским, жила здесь и большая еврейская община, но свирепые викинги, и поспешившие за ними воины Генриха Бургундского, не щадили никого, убивая всех.

Добыча была знатная, её поделили поровну, когда Сигурд сын Храни, совершив глубокий рейд, на кораблях вошёл в реку Саду и осадил замок Алкасер-ду-Сал. (Алкасер-ду-Сал – ныне город в Португалии).

Сигурд конунг пошёл за ним, и здесь впервые проявил талант полководца и опытного военачальника.

Обычно норвежцы использовали луки как вспомогательное оружие, более надеясь в бою на свои мечи и крепость щитов, но Сигурд, выстроив своё войско, выдвинул лучников Тойво Охотника вперёд, и пронзённая стрелами арабская кавалерия, так и не сумела доскакать до строя викингов.

Разгром врага довершил отряд Видкунна сына Йоана, по приказу конунга обошедший его с фланга.

Халльдор Болтун, каждую победу отмечая новой висой, на эту сказал так:

Алькасер-ду-Сал был взят, но дураков не было ждать здесь подхода основных сил мусульман, и погрузив богатую добычу на корабли, норвежцы уплыли, оставив Генриха Бургундского в захваченном Лиссабоне. (Он будет владеть городом три года. В 1111 году его снова захватят мусульмане).

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Победы в Галисии и Португалии упрочнили славу Сигурда, как очень удачливого конунга. Авторитет его вырос необычайно, воины хвалили и прославляли его, и вот именно сейчас, готовы были выполнить любое его приказание. Если бы он сказал повернуть назад, они бы беспрекословно повернули, вышвырнув Бернарда за борт. Но восемнадцатилетний конунг, облачив своё сердце в камень, оставил всяческую надежду вновь увидеть и обнять любимую Эрмесинду, и они плыли на юг, всё более и более удаляясь от неё.

– Скоро пролив Нёрвасунд (Гибралтар)! – прокричал со своего корабля Финн сын Скофти.

Сигурд задумчиво кивнул.

– Твою мать!

Натворили они делов в Португалии, и огромный мусульманский флот был собран в проливе, дабы уничтожить дерзких.

Мгновенно прошла праздность и нега от изнуряющей жары, воины спешно готовились к бою, облачаясь в доспехи, разбирая оружие.

Они научились пользоваться камнемётными машинами и построив свой флот клином, вперёд Сигурд выдвинул восемь кораблей Айниса Холодного.

– К победе и славе!

Ветер был противный, но никто не мог сравниться с норвежцами в гребле на вёслах, и после скоротечной перестрелки, корабли сблизились борт к борту. И здесь снова у викингов было преимущество – не было им равных в ожесточённой битве, вот так вот, лицом к лицу. Их ужасные топоры раскалывали щиты и прорубали доспехи. Мастерски владея мечами, они косили в испуге пятившихся врагов. Призрение к смерти, делало их страшными и опасными противниками.

Но мусульман было больше. Два их корабля навалились на драккар Сигурда. Удалось им окружить и корабли Айниса Холодного. Вот, большой отряд мавров сумел перебраться на палубу «Змееголового» и потащили они всего израненного Видкунна сына Йоана. До последнего защищая отца, пал весь изрубленный Гюслинг, и получил копьём в грудь Орм.

– Смотри конунг, смотри!

Язычники, радуясь захваченной добыче, распяли старого Видкунна на мачте, жгли его огнём и тыкали копьями.

– Воин, не должен так умирать! Тойво!

Неблагоприятный ветер, расстояние слишком велико, и Тойво Охотник, долго выбирал стрелу. Потом, натянув что есть силы свой могучий лук, он долго целился, застыв в напряжении, приноравливаясь к раскачиванию палубы, отрешаясь от всего вокруг, сосредоточив все мысли на острие стрелы. Сигурд конунг в нетерпении прикусил губу.

Звонко щёлкнула тетива, и стрела взмыла высоко, скрывшись в небесной лазури. Все затаили дыхание, а она, описав большую дугу, сверху, словно сокол, вонзилась Видкунну в шею, пробила артерию и дошла до сердца.

Показалось Сигурду, или действительно голова старого воина упала на грудь, кивнув с благодарностью? И на миг встало перед глазами, как Видкунн обучал его, как принёс меч отца… И подумалось, что он всегда был надёжной опорой, такого уже не будет…

Опыт и умения всё же победили количество, и остатки мусульманского флота в беспорядке отступили.

Догорали и тонули корабли, в море плавали сотни трупов, стонали раненные, издавали последние хрипы умирающие.

Победа далась им дорогой ценой. Помимо Видкунна, погиб Храфн сын Тройстена, дед оставшегося в Норвегии малолетнего конунга Олафа, и законоговоритель Хальдван Берёза. Это из знатных. Потери среди простых воинов, исчислялись сотнями. Много было ужасно искалеченных, оставшихся без руки или ноги, и ещё больше тяжелораненых. Возле них колдовал, как мог, облегчая страдания, Тогви Знахарь. К счастью неопасно были ранены Айнис Холодный, Орм Кюрлинг, Сигурд сын Храни, живым извлекли из-под груды тел и Орма сына Видкунна. Сигурд конунг сам дважды, едва-едва, избежал смерти.

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

– Скоро йоль, (Йоль – языческий праздник середины зимы, день зимнего солнцестояния, с приходом христианства перенесён на Рождество) – развалившись на палубе, мечтательно протянул Торир Короткий Плащ. – В доме у моего деда Хэдрика, его ещё зовут Хэдрик Синий… Слышали о нём? О том как он обманул торговца зерном из Бускеруда (Бускеруд – провинция в Восточной Норвегии), который хотел обмануть его? Что, не слышали?! Да об этой истории, у нас в Фьюране (Фьюране – ныне Согн-ог-Фьюране, провинция в центральной части Восточной Норвегии), знает каждый! Вот, слушайте!..

– А у нас на йоль, соберётся вся семья, весь род… – перебил его Гундеред. – Отец украсит дом ветвями падуба, омелы, плюща, наварит много эля, нажарит мяса. Из далёкой Гренландии, прибудет даже Гудбранд, со своей толстушкой женой, и с двумя рыженькими, конопатенькими дочерьми. Одну из них, Асту, я когда-то на йоль, целовал под омелой… (По древней традиции, девушку оказавшуюся под веткой омелы, позволялось поцеловать любому. Отсюда у ветки омелы и другое название – ветвь поцелуев). Эх!.. Они будут рассказывать разные истории, где кто был, где что видел. Будут петь и веселиться…

– Ты тоже, когда вернёшься, многое сможешь порассказать! Такого, что они и не видывали, и не слышали! Мы прошли многие земли, участвовали в таких битвах!.. И впереди нам, ещё многое предстоит! Ты вернёшься домой героем, с добычей и славой! И тогда, сможешь взять в жёны конопатую Асту!

Сказавший это Орм Кюрлинг, приобнял Гундереда за плечи, прогоняя его грусть и тоску по дому.

Драккар Сигурда подвалил к кораблю Финна сына Скофти.

– Как вы тогда шли? – спросил конунг.

– Прямо на восход солнца, забирая немного к Северной звезде (Северная звезда или Рудная звезда, так у скандинавов называлась Полярная звезда, показывающая направление на север), пока не уткнулись в земли Сицилии.

– Долго?

– Да, далеко!

Сигурд потёр подбородок. Загноилась рана у Айниса Холодного, началась лихорадка у Сигурда сына Храни, он устал каждодневно хоронить умерших, и сказал:

– Нам надо где-то пристать к берегу, оставить раненных и пополнить запасы воды и еды.

– Насколько я знаю, здесь всё земли языческие, – вставил своё слово Бернард, показывая на берега Испании занятые маврами, видневшиеся с левого борта. – Земли христиан, далеко на севере.

– Значит, мы идём на север!

О-о-о, как же устал Бернард, от этого затянувшегося похода! Он, воодушевлённый, не уставал так даже во время перехода от Англии к Галисии. Но сейчас… Это однообразие – лишь море и небо, эта постоянное раскачивание палубы под ногами, от которого его мутило, и осознание того, что до Святой Земли ещё плыть и плыть… Он гнал от себя мысли, что они могут опоздать, что до того как они придут, Град Божий Иерусалим, может пасть под ударами язычников.

– Господь, не допустит этого! Я знаю, что у Бога, для каждого уготован свой собственный путь, но как же он порой бывает, длинён и тернист!

И мечтал брат Бернард выбраться на сушу, ощутить под ногами твердь земную, повалятся на травке в тени раскидистого дерева. И ещё он мечтал, как они прибудут в Святую Землю, и защитят, спасут её, от хищных лап язычников, как с почётом и триумфом встретить их король Балдуин, как обнимет и поблагодарит его. И окрылённый, мечтал он о том, что за все его богоугодные деяния, уготована ему жизнь вечная, райская на Небесах, в Царствии Божьем, Царствии Небесном.

Они встретили Рождество в море, и Бернард, в меру своих сил, прочёл пару молитв и благословил свою паству.

И вскоре, к его несказанной радости, впереди показалась земля, и Сигурд приказал идти к ней.

– Если я не ошибаюсь, я слышал об этом в древних сагах, то к этой земле, когда-то ходил Бьёрн Железнобокий! – прошамкал Халльдор Болтун. В битве в проливе Нёрвасунд стрела пробила ему щёку, и он стал сильно шепелявить. (Он не ошибся, это были Балеарские острова, и Бьёрн Железнобокий полностью разорил их примерно в 860 году).

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Уже лет 50, как на Балеарских островах прочно обосновались пираты, став подлинным бичом западного Средиземноморья.

Многие люди шли к пиратам, ища справедливости, лучшей доли, спасаясь от закона и правосудия, и не было среди них различия ни по цвету кожи, ни по вероисповеданию. Мавры из Марокко, Алжира и Туниса, негры из глубин Африки, христиане из Прованса, Каталонии, Корсики и Сардинии, были объединены единой целью, и они, с одинаковой лёгкостью грабили мусульманские корабли, и совершали набеги на земли христиан.

И вот, в начале 1109 года, к одному из Балеарских островов – Форментере, подошёл флот норвежских крестоносцев, ещё не знавших что их ждёт, и куда они попали.

Но Судьба была благосклонна к ним, а удача Сигурда конунга столь велика, что подойдя к удобной бухте в северно-западной части острова, они застали весь пиратский флот не готовым к битве, со спущенными парусами, а пираты, расслаблялись и наслаждались жизнью на берегу.

В ответ на вялый обстрел, викинги смело и решительно атаковали пиратов, и к полудню, большая часть их флота тонула и догорала в гавани.

– Сигурд, смотри, что я нашёл!

Даг сын Эйлива, из большого мешка, высыпал прямо под ноги конунгу, в прибрежный песок, драгоценный жемчуг. А следом Свейн Хримхильдссон и его сын Кнут, охапками тащили редкую и дорогую слоновую кость. Люди Халлькеля Сутулого и Финна сына Скофти делили тюки с шёлком, а воины Эсмунда Датчанина, с оторопью и восхищением застыли перед огромным, с бычью голову, слитком золота. И алчно улыбался, прицениваясь, сколько всё это стоит, торговец из Рейкьявика (Рейкьявик – ныне столица Исландии) Сигурд сын Сигурда.

– Добра у них много, надо отобрать! – воскликнул оправившийся от ран Орм сын Видкунна.

А Сигурд сын Храни, позабыв о терзающей его лихорадке, повёл свою дружину в горы, где было главное логово пиратов.

Но взять его оказалось не просто. Пираты засели в пещере, перегородив вход в неё каменной стеной, и эта стена нависала над узкой и извилистой тропой, ведущей к ней. И они метали в топчущихся на тропе викингов камни, копья и стрелы, и неся потери, Сигурд сын Храни отступил.

Грозно заревел Даг сын Эйлива, когда пираты, насмехаясь, выставив со стены парчовые одеяния и другие драгоценности, принялись упрекать викингов в трусости.

Их речь была не понятна, но смысл был ясен, и Даг повёл воинов на штурм стены.

Многих потеряли они, одним из первых, молодого воина Гундереда… Не дано ему было судьбою, обнять и вновь поцеловать рыжеволосую Асту. А Дагу сыну Эйлива, вражеский камень из пращи выбил глаз.

Страшный, с вытекшим глазом, с окровавленным лицом, ярился и кричал он, призывая воинов к новой битве.

– Даг! Даг! Даг! – Сигурд конунг, что есть силы тянул его за руку, приказывая отступить. – Смотри, вон видишь, вот ту козью тропу? Айнис! – с трудом, из-за гноившейся раны в ноге, подошёл Айнис Холодный. – Отбери самых молодых, самых лёгких людей, а ты Даг, должен поднять по той тропе, на самую вершину скалы, две лодки.

С удивлением посмотрели Даг сын Эйлива и Айнис Холодный на своего конунга, но подчинились и выполнили приказ.

На рассвете следующего дня, пыхтя от натуги, самые сильные, самые могучие воины Дага сына Эйлива, спустили с вершины скалы на верёвках две лодки, в которых сидели воины, отобранные Айнисом Холодным.

Сигурд конунг тоже был вместе с ними, и оказавшись над стеной, они принялись забрасывать пиратов копьями, камнями и бить из луков.

Враг, не ожидавший такого, что лодки могут атаковать и на суше, дрогнул и побежал.

Ринулся за ними Сигурд сын Храни, но пираты, в глубине пещеры, в кромешной темноте, укрылись за новой стеной, и штурм захлебнулся.

– Тащите дерево! Много мокрого дерева! Промасленные ткани, и всё, что может гореть! – распорядился Сигурд конунг, и приказал распалить огромный костёр.

Дым быстро выкурил пиратов из пещеры, и они задыхаясь, с разъеденными глазами, выскакивали из неё, становясь лёгкой добычей викингов.

К исходу дня их погибло тысячи, и Форментера была освобождена от пиратов.

В ознаменование очередной победы, Халльдор Болтун, сочинил новую вису:

От жара и стали досталось чёрным (Снорри Стурлусон, исландский скальд конца XII-начала XIII вв., в своей саге «О сыновьях Магнуса Голоногого», пишет, что на Формантере засела большая шайка чёрных язычников)

А огромную и богатую добычу, захваченную на острове, радостные викинги, те, кому посчастливилось уцелеть, грузили на корабли.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

К северу от Форментеры, виднелись берега другого острова из Балеарской гряды – Ивисы (Ивиса – также известен под распространённым, но некорректным произношением Ибица), где так же, обосновались пираты.

То, что произошло на Форментере, они узнали быстро, и пиратский флот с Ивисы, решил встретить норвежцев в море.

Как и галисийский флот, и мусульмане в проливе Нёрвасунд, пираты недооценили викингов, понадеявшись на своё численное превосходство! Но устоять в морском бою против опытных норвежцев, у них не было ни единого шанса!

И Ивиса была очищена от пиратов, и ещё большую добычу, загрузили на корабли.

Потери увеличились, количество раненных росло, и минуя самый крупный из Балеарских островов – Мальорку, где можно было наткнуться на ожесточённое сопротивление пиратов, они подошли к острову Менорка. (Финикийцы называли его Нура, что значит «остров огня»). Сломив сопротивление, норвежцы штурмом взяли город Маон (Маон – город и порт, известен с древнейших времён, тогда был назван Portus Magonis по имени полководца Магона, родного брата Ганнибала), и тут, сначала Эсмунд Датчанин, потом Финн сын Скофти, за ним Сигурд сын Храни и Орм сын Видкунна, заявили:

– Конунг, добычу уже некуда грузить! Ещё немного, и корабли пойдут ко дну!

Выбрасывались за борт менее ценные тюки с кожами и мешки с шерстью. На их место впихивали шелка и золото, серебро и драгоценные камни, но места всё равно не хватало. Стали избавляться от рабов, оставляя только наиболее молодых, сильных и здоровых, ну, и самых красивых женщин. Дабы освободить место для новой, более дорогой добычи, Даг сын Эйлива приказал выбросить за борт дюжину бочек с превосходным испанским вином.

– Даг, но это же, вино! Веселящее душу вино!

Но свирепый Даг был непреклонен, и со вздохами сожаления бочки были выброшены, и под печальными взорами, закачались на волнах.

Корабли трещали и Сигурд конунг, прислушался к советам мудрых людей, и принял решение – не идти на север к землям христиан, а плыть на восток, прямо к Сицилии.

– С нами Бог! Да возвеличит Господь имя твоё! – радостно воскликнул Бернард, поскольку знал, что Мессина, город и порт на Сицилии, ныне является открытыми воротами для паломников, направляющихся в Святую Землю. Оттуда десятками идут корабли, перевозящие тысячи пилигримов, надеющихся обрести рай земной и добиться искупления грехов в Святом граде Иерусалиме. Ещё один шаг, может два, и они, у цели!

С тревогой глядел Гуньяр сын Энунда, как глубоко осев, тяжело идут перегруженные корабли. За свои корабли он знал, что не стоит слишком беспокоиться, опасения вызывали восемь галер, захваченных у берегов Галисии, которыми командовал Айнис Холодный. Он видел, как они валко переваливаются с борта на борт, как с трудом, содрогаясь корпусами, взбираются на волны, как от натуги стонут на них мачты и оснастка.

«А не дай Бог, шторм? Тогда не только Айнис, а и мы все, пойдём ко дну!», и тайком покосившись на монаха Бернарда и Сигурда конунга, решил принести жертву древнему богу Ньёрду. (Ньёрд – бог в скандинавской мифологии, представляет ветер и морскую стихию) Шепча заговор, он порезал ножом свою левую руку, и даровал кровь морю, смотря на небо, ожидая знамения. С громким криком с востока приблизилась стая чаек, и стала кружить над кораблями, и Гуньяр понял, что его жертва принята благосклонно.

Сигурд, в перерывах между боями, дабы воины его не бузили в лени и праздности, давно повелел нашить на парусах огромные кресты. И когда у южных берегов Сардинии, они увидели величественный флот Великого графа Сицилии Рожера II, то командующий этим флотом адмирал Христодул, встретил норвежцев как друзей.

Господь благоволил им, и весной 1109 года, они без потерь, добрались до берегов Сицилии.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Огромный, многолюдный, шумный Палермо, произвёл на норвежцев, сильнейшее впечатление! Они такого большого города, ещё не видывали! В его обширной гавани, было тесно от множества судов, собравшихся здесь из всех уголков земли. Толпы людей, пришли поглазеть на них, и сбегались купцы, уже прослышавшие, что идёт флот короля Норвегии, с баснословной добычей.

Но толпу разогнал большой отряд нормандских рыцарей, почётным эскортом выстроившись у причалов. Все как один молодые и рослые, в сверкающих на солнце кольчугах, с червлеными, большими, в рост человека щитами, как влитые сидевшие на одномастных конях, они заставили норвежцев, устыдиться своего потрёпанного вида.

Командир этого отряда спешился с трудом, и сильно хромая, подошёл к королю Норвегии.

– Барон Рейнольд де Бриан, прибыл по повелению моего господина Великого графы Сицилии Рожера, чтобы встретить вас, оказать должный почёт, и проводить в отведённое вам жильё.

– В битве? – скрывая смущение за простым вопросом, Сигурд кивнул на изувеченную руку барона Бриана.

– Да, под Аскалоном (Битва под Аскалоном 12 августа 1099 года, в ходе 1-го Крестового похода, в которой войско христиан разгромило армию египетского халифа), – в свою очередь застыдился Рейнольд, пряча свою рассеченную, словно клещня у краба, левую руку, за спину.

Стали выгружать товары, и набежали алчные купцы, толкаясь, крича, напирая. Но на подмогу растерявшемуся Орму Кюрлингу, пришёл суровый Даг сын Эйлива. Могучий, страшный, одноглазый, заросший бородой, он грозно заревел на торговцев, и те в панике, толкаясь, сбивая и топча друг друга, отступили. Рабов загнали в загон, дабы подкормить и потом продать с большей выгодой. А все остальные диковинные товары, отнесли в отведённый для этого склад, и барон Рейнольд Бриан выставил возле него крепкую стражу. Сигурд приказал, чтобы два десятка норвежцев тоже остались и стерегли добро.

Ему отвели целое крыло в величественном Норманнском дворце, и в изумление застыл Сигурд, глядя на великолепное убранство залов, на большую кровать с мягким матрасом набитым нежнейшим лебяжьим пухом, на шёлковые простыни и занавески, на серебряные подсвечники, и повсюду инструктированную позолоту.

Брат Бернард с радостью узнал, что христианские государства в Святой Земле ещё держаться, непосредственная угроза Иерусалиму со стороны язычников пока не грозит, и истово помолившись, занял комнатку поскромнее, где устало, испытывая истинное блаженство, растянулся на ложе из соломы покрытом бараньей шкурой.

Нет ничего лучше, чем после трудного, утомительного похода, после битв, лишений и страданий, окунуться в веселье богатого города! И с диким восторгом норвежцы окунулись в него, забив таверны, тратя деньги на вино, еду и шлюх!

Сигурд сын Храни, видя печаль своего конунга, привёл ему чёрную рабыню, пышную, с крутыми, волнующими бёдрами, с большой грудью, где выделялись подкрашенным красным соски, а тело её, было умащено маслами и благовониями. Лёгкая, полупрозрачная накидка, не скрывала, а наоборот, подчёркивала красоту этой прелестницы.

Но девятнадцатилетний конунг отверг сей дар, выгнал рабыню, и сурово, но как-то с болью, посмотрел на Сигурда сына Храни.

Тот засмущался, поспешил уйти и решил посоветоваться с Дагом сыном Эйлива.

– Уж не заболел ли наш конунг? Женщину не хочет, вино не пьёт, ест без охоты… А до Йорсалахейма (Иерусалима) и Миклагарда (Константинополя), нам ещё идти и идти, а без его удачи, мы можем и не добраться туда.

Даг задумчиво почесал бороду, затем затылок, и со вздохом сказал:

– Я, не силён в таких делах, советы давать…Вот был бы жив мудрый Видкунн, он бы знал, что делать…

Громко звеня шпорами, нарушая покой и уединение Сигурда, вошёл барон Рейнольд де Бриан.

– Мой господин Великий граф Сицилии Рожер Отвиль, завтра прибывает в Палермо! Он хочет лично поприветствовать, прибывшего в его владения короля далёкой Норвегии!

Сигурд молился, о спасении загубленной им души прекрасной Эрмесинды, и вздохнув, повелел готовиться.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Рожер прибыл не один, а вместе со своей матерью-регентом – Аделаидой (Аделаида, Аделаида Савонская – третья жена Великого графа Сицилии Рожера I Отвиля).

По случаю приезда правителей, город был разукрашен – улицы убраны, устланы коврами, балконы и террасы увиты гирляндами живых цветов, жители облачились в свои лучшие наряды, трубили герольды, во всех церквях звонили колокола, выстроился в начищенных доспехах гарнизон.

Для торжественной встречи Сигурду подвели превосходного, белого как снег, чистых арабских кровей жеребца. И даже он, мало смыслящий в лошадях и верховой езде, оценил и признал его красоту и стать. По тавернам и притонам, ему удалось собрать своих приближённых, и они, с удивлением озирались вокруг, видя искреннюю радость простых горожан, и почтение на лицах знати. И вспоминал Сигурд как он, когда приезжал в какую-нибудь землю своих владений, вершить суд или там собирать дань, видел повсюду озлобленные, гневные, враждебно настроенные лица норвежцев. А тут…

– Живут же люди! – в восхищении простонал за его спиной Орм Кюрлинг.

Сицилия проццветала!

Основы заложил ещё знаменитый Рожер I Отвиль. Он, мудрый, с редкой прозорливостью понял, что именно в объединении различных народов населяющих Сицилию, лежит залог этого процветания. И не было в его владениях, людей второго сорта! Каждый, как католик, так и православный, мусульманин или иудей, пользовался равными правами, жил в мире и согласии с представителем другой религии. Мечети по-прежнему были полны толпами правоверных, и тут же, по всему острову строились христианские церкви – и латинские, и греческие. Языки – арабский и греческий, наравне с латынью и нормандским диалектом, стали официальными языками, и никто их не запрещал, и никто не смел унизить или оскорбить представителя другой культуры.

И постепенно, эти различные культуры, объединялись в единую культуру, и в скором времени, Сицилия обещала стать, самым просвещённым государством Европы.

Способствовало этому и то, что в последние годы своей жизни, Рожер I подарил Сицилии мир. И благодаря ему, ожили древние, арабские и греческие науки, искусства, философия, вновь появились поэты, учённые, ремесленники, восхищавшие своими произведениями весь свет.

Развивалась и торговля. Находясь на торговых путях между Западом и Востоком, Севером и Югом, порты Сицилии – Палермо и Мессина, Катания и Сиракузы, стали перевалочными пунктами торговцев, идущих с караванами своих товаров в Константинополь, в христианские государства в Святой Земле. Греки, торговались здесь с купцами из Туниса, а торговец из Англии, заключал сделку с египтянином.

Аделаида, став регентшей при своих малолетних сыновьях, сначала Симоне (Симон – сын Рожера I Отвиля, после смерти своего отца в 1101 году, в возрасте 8 лет стал Великим графом Сицилии, но рано умер, в 1105 году), а теперь вот и Рожере (Рожер II Отвиль – сын Рожера I Отвиля, Великий граф Сицилии с 1105 г., герцог Апулии с 1127 г., король королевства Сицилия с 1130 г.), не разрушила, но продолжила дело своего мужа.

Слабая женщина из Северной Италии, чуждая здесь, она позвала ко двору греческих и арабских советников, полностью оттеснив от власти буйных нормандских баронов. Эти же советники, были и воспитателями её сыновей, и государственные дела обсуждались на трех языках среди мраморных колоннад, а снаружи, в тени лимонных деревьев, журчали прохладные фонтаны, и слышались крики муэдзинов, созывающих верующих на молитву, и звонили колокола в христианских церквях.

Основу войска составляли мусульманские отряды, лично преданные Великому графу, и норвежцы, во все глаза, глядели на диковинных для них арабов, лихо гарцующих на конях.

Рожер сидел в седле такого же белоснежного жеребца, мать его несли в богато разукрашенном паланкине, шли сановники и придворные, раздавались приветственные крики, звучала музыка, усыпая дорогу летели лепестки роз, но когда процессия остановилась, всё замерло, затихло, и все сицилийцы, низко поклонились своему господину. В седле остался сидеть только хмурый, насупившийся Сигурд, а позади него, продолжая удивлённо озираться, стояла его свита.

Соблюдая византийский этикет, внушённый ему советниками, Великий граф Сицилии Рожер Отвиль, словно не замечая короля Норвегии, торжественно, под вновь зазвучавшие приветственные крики, прошествовал во дворец.

Зашипел вскипевший от злобы Сигурд, зароптали его люди, он было уже дёрнул повод коня, но его остановил Рейнольд де Бриан, а путь им преградила арабская стража.

– Спокойно, спокойно! Проявите терпение! Великий граф примет вас, но позже, в более подобающей для этого обстановке!

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Начало не сулило ничего доброго. Сигурд, чувствуя себя как шут, выставленный на всеобщую потеху в балагане, слез с седла, и так пнул жеребца, что бедное животное жалобно заржало. Под осуждающим взглядом де Бриана, под неодобрение таким обращением с конём арабов, они, стараясь сохранить остатки гордости, собрались идти уже к своим кораблям, дабы как можно скорее, покинуть этот негостеприимный остров.

Но тут вновь зазвучала музыка, из толпы раздались громкие крики, приветствующие храбрых норвежцев, паломников, воинов, вступивших на стезю Господню. Зазвонили колокола, и из собора Успения Пресвятой Богородицы вышел весь священнический клир во главе с епископом.

Ненависть сменилась восторгом, гордые викинги с почётом принимали оказанные им почести и уважение, и только мрачный Сигурд конунг, не разделял всеобщей радости.

После был приём, и стараясь скрывать восхищение, норвежцы проследовали в ту часть дворца, где была резиденция Рожера. Повсюду, куда падал взор, невиданные богатства, роскошь, великолепие! Золото и серебро, мрамор и шелка, ковры, в мягком ворсе которых утопают ноги, сверкающая драгоценными камнями свита Великого графа! А он сам!.. В богато украшенной мелким жемчугом одежде, ярко блестевшей в свете сотен свечей! От всего этого, а может от аромата масел и благовоний, кружилась голова!

– Мы рады приветствовать Вас, храбрый конунг Сигурд, на наших землях! Деяния о ваших подвигах, во славу Христа… То, что вы решили отправиться в паломничество в Святую Землю…ревностно послужить делу Христову… во искупление грехов… в Небесных чертогах, в райских садах, вы займёте достойное место, в зале, где соберутся все храбрецы!

Бернард переводил, путаясь и запинаясь, а всё ещё злой Сигурд, и не пытался вникнуть в смысл напыщенной речи Рожера.

– Нужда заставила нас, пристать к твоим берегам, ярл Рожер…

«Нужда? Знаем мы эту нужду! Доверху наполненные богатствами корабли, вот твоя нужда! А где их ещё можно с выгодой продать, как не у нас на Сицилии!» – весело подумал Рожер, и сдержанно улыбнувшись, переглянулся с матерью. Аделаида ответила сыну одобрительной улыбкой.

– Нам надо оставить здесь, искалеченных в битвах, нужно починить корабли, и нужны припасы для дальнейшего пути. За всё это, мы заплатим чистейшим серебром!

– Вашим раненным славным воинам, будет оказан надлежащий уход. Мы поместим их в монастырь Святого Николая, где братья-монахи будут ухаживать и заботиться о них. Наши мастера окажут вам помощь в починке кораблей, и для этого мы дадим вам всё необходимое – лес, ткани для парусов, верёвки и канаты. Мы также снабдим вас, всеми необходимыми запасами для дальнего похода. И за всё это, не возьмём с вас никакой платы! Мы ни какие-то там галисийцы или нормандцы из Англии! – сказал Рожер, показывая этим, что через своих шпионов уже извещён, о приключениях норвежцев. – Примите это как дружеский дар, и пусть помощь наша, послужит делу Христову, во славу нашей Веры и Святой матери Церкви!

Викинги из свиты Сигурда, всегда ревностно относившиеся к своим кошелям, ответили на это одобрительными возгласами.

А после был трёхдневный шумный пир! Где было вволю мяса и вина, беспрестанно раздавались здравицы в честь норвежцев, что тешило их честолюбие, и они веселились от души.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Изрядно отдохнув после пира, Великий граф пригласил короля Норвегии на охоту. И на ней, как-то на удивление быстро подружились – тринадцатилетний Рожер и девятнадцатилетний Сигурд.

Здесь, вдали от матери и советников, Рожер оставил свой чопорный этикет, и стал дружелюбнее и радушнее, и быстро оттаял душой Сигурд, позабыв о своей мрачности и злобе. С увлечением, присущим пылким натурам, Рожер обучал Сигурда соколиной охоте, а тот рассказывал, как ходил охотиться на кита, о том, как бил моржей и тюленей, и как однажды, в заснеженных ледниках Оркнейских островов, повстречал огромного белого медведя.

В пять лет Рожер остался без отца, воспитывался женщиной, в нём мало что осталось от нормандского рыцаря, и был он более мыслителем, нежели воином. (Хорошо сказал об этом Джон Норвич, в своей книге «Нормандцы в Сицилии»: «Он унаследовал от своих нормандских предков только энергию и честолюбие, которые сочетались с его собственным дипломатическим даром; и эти качества в гораздо большей степени, чем доблесть на поле битвы, позволили ему приобрести герцогства Апулии и Калабрии, княжество Капуя, и таким образом, в первый раз, объединить южную Италию под властью одного человека»)

Сигурд был другим. Тоже рано оставшись без отца, он был воином, но глядя на Рожера, твёрдо решил, проявить себя и как государственный деятель.

«Дай только Бог, добраться до Святой Земли, искупить грех свой, и помолиться о спасении души милой Эрмесинды, и вернуться домой, в Норвегию!»

Они сели отдохнуть у подножья холма, на вершине которого возвышался грозный замок. Сигурд уже успел побывать там, и подробно оглядел его каменные стены, ров и подвесной мост.

– Чей это замок?

– Барона Бриана, а вон он и сам мчится сюда, – зоркий взор Рожера сумел разглядеть в клубе пыли своего вассала.

– Господин! – постарался как можно бодрее соскочить с седла искалеченный Рейнольд де Бриан, пока верный Менад Изил поддерживал стремя. – Его Святейшество папа римский Пасхалий (Пасхалий II – папа римский в 1099–1118 гг.), приглашает короля Норвегии в Рим! Он хочет лично благословить его, на благие деяния во славу Христа!

Это был большой почёт и уважение, и Сигурд, осенив себя крёстным знамением, благоговейно поклонился.

Стремясь богатством сравняться с Великим графом Сицилии, желая произвести неизгладимое впечатление на главу христианской церкви, он велел поставить на своём корабле голову дракона из чистейшего золота.

Гуньяр сын Энунда долго чесал свою бороду, а потом сказал:

– Сделаю!

Рожер вызвался сопровождать друга и его громоздкий дромон (Дромон – парусно-гребное судно V–XII веков военно-морских флотов средиземноморских стран), уже с любопытством облазил Гуньяр сын Энунда.

Они вошли в устье Тибра. Но далее, ввиду заболоченности реки, подняться на кораблях было невозможно. С сожалением норвежцы покинули драккар, а Сигурд, погладил золотую голову дракона, которую папа римский так и не увидит.

Бернард, аж тряся от восторга, в предвкушении встречи с одним из главных городов христианского мира.

– Я был в Иерусалиме, где молился у Гроба Господнего, видел Компостелу и могилу Святого Иакова, и вот передо мною Рим, город Святого Петра!

Но мрачные руины Рима, резко вступая в контраст с благоденствующими городами Сицилии, производили тягостное впечатление.

– Мой отец и дядя, приложили к этому руку. (Разорение Рима нормандцами Роберта Гвискара и арабами Рожера I Отвиля в 1084 году, навсегда вошло в историю города. Подробнее, см. в романе «Меч и Крест»)

Грязные, захламлённые улицы, оборванные жители враждебно глядевшие на них, следы разрушений и пожарищ… Но вот, вон там, по одной из улиц прошествовала пышная, богато наряженная свита.

– Это наверное какой-нибудь кардинал, – сказал Рожер.

А вот перед ними, появился роскошный дворец представителя римской знати.

После торжественной встречи папа Пасхалий II отслужил благодарственную мессу в соборе Святого Петра, молился о даровании воинам Христа победы, а после, благосклонно соизволил принять короля Норвегии.

Сигурд шёл по громадному Латеранскому дворцу, главной резиденции римских пап, и видел повсюду разруху – разбитые витражи, плесень и обвалившуюся штукатурку на стенах, сломанную мебель, потрескавшиеся фрески, нос резал запах затхлости, и сильно выделялись на этом фоне с лоском наряженные, напомаженные и надушенные, надменные кардиналы.

Папа Пасхалий, который был уже очень стар, что-то пробормотал на латыни, протянул Сигурду руку для поцелуя, и склонился конунг, и поцеловал руку, а затем и туфлю папы, искренне веря, что это поможет, даст покой душе и дарует искупление грехов.