ГЛАВА ПЕРВАЯ
– Только безумец, будет в такую погоду, болтаться в море!
Разбуженный посреди ночи Великий дука Мариан Маврокатакалон, ворча, нехотя вылез из тёплой постели, злобно пнув ногой, всё ещё храпевшего под одеялом красивенького мальчика.
– Вставай, давай! Иди, буди архиепископа!
Но потом подумав, что хорошенький мальчик может понравиться любвеобильному архиепископу и приревновав, остановил его.
Старый, седоусый варяг Рогволд, прячась в тень, скрывал призрение, глядя на долгие сборы командующего флотом Византийской империи.
«Так ворог и в гавань войдёт, и город захватит, пока этот боров копошится».
Ураганный ветер срывал крыши с домов, секущий ливень бил в витражи окон, ночной небосвод озаряли частые вспышки молний, и гремели яростные громовые раскаты.
Пригибаясь под сильным ветром, под обрушивающимися с небес потоками воды, они поднялись на стену крепости, где в такую непогодь, ругаясь на чём свет стоит, уже занимал свои позиции гарнизон.
– Где они?
– А вон, у Дрянного мыса! По правую руку от маяка!
Стоя в двух шагах друг от друга, надо было кричать, чтобы быть услышанным за ветром и дождём.
Он долго вглядывались в темноту моря, где огромные волны катили свои валы с белыми барашками пены, и непрестанно приседал и крестился, шепча молитву, при грохоте грома и ударяющих вблизи молний.
Наконец он увидел их – примерно два десятка кораблей, раскачиваемых штормом на вздымающихся волнах.
– Истинные безумцы! Да спасёт Господь их души! Если они подойдут ещё немного, то их разобьёт о камни, – прокричал Великий дука.
– Я думаю, так оно и будет! – прокричал в ответ Рогволд.
– Так какого тогда ты, поднял меня с кровати?! Стой здесь сам, и следи за ними! Буди меня, если что-то измениться!
Быстро развернувшись, промокший до нитки Великий дука, побежал вниз, под защиту стен и крыши.
Архиепископ Кипра Николай Музалон (Николай IV Музалон (ум. 1152 г), византийский церковный деятель, занимал должность архиепископа Кипра в 1100–1110 гг, с декабрь 1147 г. – по весну 1152 г. патриарх Константинопольский), не захотел выходить под ветер и дождь, и дожидался Великого дуку под портиком церкви Святого Лазаря.
– Что там?
– Да какие-то полоумные безумцы в штормящем море, и Рогволд, зря поднял тревогу. Когда их разобьёт о скалы, стихнет шторм, тогда и пойдём, посмотрим, кто они, и чего болтались у наших берегов.
Мариана Маврокатакалона ждала тёплая постель, хорошенькие мальчики под боком, и он в предвкушении торопился, но Николай Музалон остановил его.
Он проворовался, залез в казну более, чем это было дозволено, присваивая львиную долю собранных на Кипре налогов и церковных сборов, и это дошло до сурового императора Алексея Комнина. Ходили слухи, что его собираются сместить и что ждёт его, в лучшем случае опала. И архиепископ, стараясь удержаться на плаву, искал себе союзников, и именно для этого он и прибыл из Лефкотеона (Лефкотеон – ныне Никосия, столица Кипра) в Китион (Китион – ныне Ларнака, третий по величине город на Кипре).
– Послушай, патрикий… Ты вхож к базилевсу, не мог бы ты, замолвить перед ним за меня словечко?! О-о-о, я в долгу не останусь, и щедро отблагодарю тебя!
Получивший от жизни многое, уже как-то и пресытившийся ею, Великий дука с сожалением посмотрел на церковника, ничего на это не ответил, и побежал в свои покои.
А старый Рогволд остался. Он поплотнее закутался в мокрый шерстяной плащ, укрылся за углом стены от пронизывающего ветра, и с настороженным любопытством следил за манёврами неизвестных кораблей.
ГЛАВА ВТОРАЯ
– Нас несёт на камни!
– Навались! – и Сигурд вцепился в рулевое весло, вместе со всеми пытаясь повернуть корабль, терзаемый ветром и волнами.
Едва не свалившись за борт, подполз Орм Кюрлинг.
– Конунг, вода всё пребывает!
Сигурд и сам знал, что корабль всё больше и больше оседает в воду.
В свете сверкающих молний, было видно, что на драккарах опытного Эсмунда Датчанина ставят паруса.
– Они рискуют и хотят войти в залив!
За ними тянулся и драккар Финна сына Скофти.
– Поднимайте парус! – отдал приказ конунг.
Да другого выхода и не было, необходимо было рисковать, и идти между двумя скалами, где особо сурово бушевали волны, к незнакомому берегу, в безопасность залива.
На кораблях Сигурда сына Храни и Дага сына Эйлива, поняли все действия конунга и пошли за ним.
Рогволд встрепенулся, прогоняя дремоту и пробирающий холод, увидев, на какой отчаянный шаг пошли незнакомые корабли.
«Удастся им или не удастся?» И тут, его ещё достаточно зоркие глаза, разглядели и такие знакомые, родные очертания кораблей. «Неужели?!..» Он замер, даже забыв послать гонца к Великому дуке. «Правее держи, правее! Прижимайся ближе к скале, не бойся! Вот, а теперь выравнивай рули и прямо!» – шепотом давал он советы невидимым и незнакомым ему кормчим.
Только когда все драккары, а то, что это именно драккары, Рогволд более не сомневался, без потерь втянулись в гавань и прибившись поближе к берегу закачались на волнах, он очнулся, и послал одного из своих людей за Марианом Маврокатакалоном.
«Только викинги, истинные сыны Севера, отважились бы на такое! Только они одни, и способны на такое!»
…– Мы паломники, идём из Святой Земли, где храбро бились с язычниками во славу Христа.
Дождь не стихал, а Великий дука, толстый, надменный, старающийся напустить на себя ещё больше важности и придать лицу более подобающий суровый вид, тем не менее долго, с нескрываемым любопытством, оглядывал невиданные корабли чужаков. Он помнил, что видел их весной прошлого года, когда они шли к Яффе, и тогда их было значительно больше. Но то было давно, расстояние между ними было не близкое, и он не смог достаточно хорошо рассмотреть их. А вот теперь, по повелению Божьему, они в его власти! Камнемётные машины были готовы к бою, гарнизон крепости на местах, на стенах застыли в напряжении лучники, да и его корабли, готовы были по одному его слову ринуться на чужаков!
Но помнил он и приказ императора – привлекать, переманивать на службу империи, как можно больше латинян. И не стал он уничтожать чужаков, не посмел присвоить себе их корабли и имущество, а решил отправить весть в Константинополь, а потом уж поступить так, как повелит базилевс.
Заинтересованно разглядывал он и очень молодого их предводителя, дрожащего на ветру от холода в промокшей одежде, хмурого и мрачного, которого латинский поп представил как какого-то там короля какой-то далёкой земли. И огромного одноглазого великана, с пренебрежением глядящего вокруг, и стройного мальчишку, красоту которого портил шрам на лице.
Орм Кюрлинг склонился к Сигурду и прошептал:
– Чегой-то этот боров, нас так разглядывает? Ишь, щёки как надул!
– Наверно хочет тебя трахнуть! Я слышал, ромеи это полюбляют! – весело, в шутку прошептал Даг сын Эйлива, даже не догадываясь, что прав.
– Мы христиане, верные слуги Господни, а он нас учит, оказывать помощь ближнему, каждому, попавшему в беду.
Им выделили место для лагеря, но не в самой крепости или в городе, а возле бедной рыбацкой деревушки, в досягаемости стрел лучников с городской стены. Дали припасы, и всё необходимое для починки кораблей.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Рогволд, с любовью и нежностью оглаживал борт драккара, скрывая в своих длинных, седых усах улыбку смущения и слушал песню Орма Кюрлинга о взятии Сидона:
– Хорошая песня! Давно я не слушал скальда. Эх, когда-то и я ходил на таком драккаре! Под парусом, с хороброй дружиной!.. Но как же давно это было! Нет никого из моих побратимов, все они сгинули в битвах и сражениях, и могилы их, широко раскиданы по дальним, чужим землям! Эх, а какие это были люди! Воины! Богатыри!
Сигурд прислонившись к мачте, слушал речь старого варяга.
Тогви Знахарь таки потерял ногу под Сидоном. Ему её перебитую, с торчащими костями, отрезал тот самый лекарь, с которым они вместе ухаживали за больным конунгом. Когда очнулся, старый ведун очень ругался, и несмотря на все уговоры даже самого Жерара Благословенного, не захотел остаться.
– Вам бы только резать! Уж если и стал я калеченным, то смерть приму, лишь среди родных лесов! – кричал он.
И сейчас, Даг сын Эйлива, нёс его на берег справить нужду, но остановился и спросил:
– А с каких ты сам краёв, где набрал столь знаменитую и почётную дружину?
Тогви Знахарь взвыл:
– Быстрее Даг, быстрее, чтоб тебя лесные духи побрали! Не позорь мою старость! Ща наделаю, прямо в штаны!
Все на борту драккара, видели смерть не раз, и сдержанными улыбками выказали своё уважение к боли и страданиям искалеченного воина.
– Я с острова Готланд (Готланд – ныне так же Готланд, принадлежащий Швеции остров в Балтийском море), что лежит посреди Восточного моря (Восточное море, Austan haf – так древние скандинавы называли Балтийское море).
Удачливые в торговле и смелые в битве викинги с Готланда, были хорошо известны, и Рогволд, завоевал уважение норвежцев.
И продолжая развивать достигнутый успех, он долго, особенно по вечерам у костра, рассказывал о своей жизни, о походах и битвах, о верных друзьях и о доблестных врагах, о подлости и благородстве, о любви и ненависти.
И полюбился всем, старый варяг Рогволд!
Однажды, он подошёл к сидевшему в задумчивости, на берегу моря, Сигурду.
– Конунг, каким путём ты намерен возвращаться в родные фьорды?
Сигурд прикрыл глаза, в последнее время, после того как они покинули Святую Землю, ему перестал являться образ Эрмесинды, и он очень боялся, что теряет её навсегда. Теряет, даже в мечтах и видениях.
– Так, как и пришли. К Сицилии, потом к проливу Нёрвасунд, затем…
Галицуланд, хотелось сказать ему, но Сигурд осёкся.
– Зачем такой, кружной путь? Я знаю другой, короче! – воскликнул Рогволд, не зная, что ведёт Сигурда по старому пути. – Надо идти к Северной звезде, прямо к Константинополю, столице ромеев, а оттуда, в море Русское (Русское море – тогда, одно из названий Чёрного моря), затем, по могучей реке, которую русы называют Славутич (Славутич – др. русское название р. Днепр), мимо адски бурлящих скалистых порогов… Я знаю этот путь, и если ты возьмёшь меня с собой, я проведу вас!
– Ты пойдёшь с нами? Зачем? Ты искал службы у ромеев, и ты её обрёл. Так почему сейчас, ты хочешь её бросить?
– Стар я уже, и хочу умереть на родине, – ответил на это Рогволд.
– Хорошо, ты пойдёшь с нами, только идти мы будем, по старому пути.
Сигурд не стал говорить Рогволду, зачем ему нужно в Галицуланд.
Но тут, очень некстати, подошёл Сигурд сын Храни.
– Конунг, раз мы и так уже заплыли в земли греков, то люди хотят, увидеть Миклагард! Этот великий и богатый город, город, из древних саг и сказаний!
– О-о-о! Миклагард-Константинополь, стоит того, чтобы его увидеть! Увидеть, хоть раз в жизни! – воскликнул Рогволд.
Все викинги звали идти к Миклагарду, даже одноногий Тогви Знахарь, и Сигурд пошёл к Великому дуке.
– Мы благодарим тебя за помощь, теперь мы уходим.
Мариан Маврокатакалон, аж потерял дар речи, от подобной наглости!
«Как, этот неотёсанный варвар, проявляет своевольство на землях империи!? Да будь моя воля, я бы уничтожил их всех! Повесил бы, распял, выколол глаза и покалечил!»
Немного придя в себя, Великий дука поостыл. Недавно пришёл приказ императора, всяческими возможностями нанять варваров на службу. А тут, они собираются уходить… Что делать?
– И куда вы намерены плыть? – ехидно спросил Маврокатакалон, ещё не приняв решения, как ему поступить.
– В Миклагард. Хотим посмотреть на этот столь знаменитый город, и увидеть императора.
Что? Этот дикарь, думает, что так просто увидеть императора? Думает, что его пустят во дворец? Ха-ха-ха! Да даже он, Великий дука империи, видел императора всего несколько раз! А тут… Ха-ха-ха!
Неожиданная весёлость помогла Маврокатакалону, он просиял.
«Пусть убираются. Пускай в Константинополе, разбираются с ними!»
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Пять десятков кораблей, из них почти половина – грозные и могучие дромоны, сопровождали драккары.
– С почётом провожают! – смеялись викинги.
– Они нас боятся, – сказал Рогволд.
Дабы не ударить в грязь лицом, надо было появиться в Миклагарде так!.. Долго решали, советовались, спорили… Очень часто им встречались купеческие караваны, они проплывали мимо богатых, густозаселённых земель и пока сошлись на одном – надо на драккарах поставить паруса из чистого шёлка, чтобы все видели – плывут не какие-то там заморские оборванцы, а богатые и состоятельные люди.
Прошли пролив Дарданеллы.
– Скоро, покажется Константинополь! – вызывая у викингов восторг, кричал Рогволд.
Но Сигурд приказал пристать где-то к берегу, чтобы привести корабли в надлежащий вид, и до конца додумать, возникшую у него мысль.
Когда всё было сделано, Сигурд сказал командиру сопровождающих их византийский кораблей:
– Передай своему императору, что мы придём к нему, через два дня, ровно в полдень, пусть встречает нас!
На подобную самоуверенность византийский капитан улыбнулся, но всё же послал в Константинополь быструю галеру. Ведь ему был дан приказ – оказывать всяческое содействие этим диковинным чужакам.
Неожиданно для всей византийской знати, в назначенный день и час, император Алексей Комнин, в окружении большой свиты, поднялся на стену Большого дворца (Большой дворец – был главной резиденцией императоров Византии с 330 по 1081 гг), ожидая прибытия гостей. Придворные шепотком переговаривались, дивясь причудам императора.
Ровно в полдень, на горизонте показался корабль.
Все драккары норвежцев, шли за кораблём конунга, на носу которого сияла ярко начищенная голова дракона. И шли они так, строго держась за ним, равномерно поднимая и опуская вёсла, что со стены дворца казалось – идёт один корабль.
Сигурд стоял на носу, зорко следя за слаженностью своих людей, довольный тем, что ему пока удаётся произвести должный эффект и впечатление.
Когда они подошли ещё ближе, и на стене дворца уже можно было разглядеть пышно разодетых встречающих, Сигурд махнул рукой, и тотчас все драккары, дружно и враз, стали расходиться в стороны, равняясь с кораблём конунга. И шли они, убрав вёсла, так близко борт к борту, что теперь перед изумлёнными такими умениями и выучкой византийцами, выросла стена парусов из золотистого шёлка.
Раздались сначала тихие и редкие, потом всё более громкие слова восхищения. Алексей Комнин, удовлетворённо улыбаясь, стал спускаться со стены. Пора было оказать гостям достойный приём.
Для них открыли Золотые ворота (Золотые ворота – парадные, южные ворота Константинополя), все улицы города, по которым они, изумлённые красотой проходили, были устланы коврами, византийцы бросали им под ноги цветы, гремела музыка и раздавались оглушительные приветственные крики.
– Смотрите, въезжайте в город горделиво! Делайте вид, словно не видите ничего нового для себя! – ещё у кораблей сказал Сигурд своим людям, волнуясь, чтобы они не ударили в грязь лицом. Но их восторг, восхищение и оторопь, скрыть было невозможно.
И Сигурд конунг, с седла подведённого ему великолепного коня, хмуро поглядывал на своё воинство.
Их с почётом провели до Лактьярнира (Лактьярнир – так в сагах, и к сожалению, мне не удалось найти объяснение этому слову), где находился один из самых роскошных дворцов императора.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Император Алексей Комнин принял короля Норвегии в великолепнейшем Влахернском дворце.
Скрывая все свои чувства, Сигурд разглядывал старого императора (Алексею Комнину в 1111 году 55 лет) Великой империи. Императора, имя которого гремело, и было даже известно и у них, в далёкой Норвегии. И он видел – действительно истинный Император, Повелитель, Могучий Вождь, сидит перед ним! Даже, несмотря на его старость, морщины, и грузное тело.
А Комнин для норвежцев, уже посетивших многие страны, распорядился сделать то, что они никогда не видывали, и нигде более не увидят – устроить большие, многодневные игры на Ипподроме.
Величественное, грандиозное сооружение! Сто тысячная толпа зрителей, шумящих, галдящих, кричащих! Гонки запряжённых четвёрками лошадей колесниц! В почётной ложе сам император, а рядом с ним, удостоенный большой чести, Сигурд, конунг Норвегии!
Да, такого викинги ещё не видели, и прямо кипели от восторга!
Рогволд склонился к Сигурду, и перекрикивая шум, говорил:
– А стоят эти игрища!.. Ай-ай-ай! Шесть скиппундов (Скиппунд, или шиппунд, старинная скандинавская мера веса, равная 159 кг) золота! Вон, конунг, видишь, состязаются голубые и зелёные партии. Одна из них, принадлежит жене императора, вона она, в своей ложе, императрица Ирина! А вторая партия, сражается за самого императора. И ромеи верят, что если на гонках победит партия императора, то ему будет сопутствовать удача и успех во всех делах.
После игрищ Алексей Комнин щедро одарил всех норвежцев, и они, промотавшие на Сицилии все захваченные на Балеарских островах несметные богатства, поизносившись и окончательно поистратившись на Святой Земле, защеголяли в шелках и в новой одежде, хвастались друг перед другом новыми доспехами и оружием. Завелось у них и серебро, и золото, и Константинополь распахнул перед ними ворота различных удовольствий.
Зачастили к ним в Лактьярнир, и воины из Варяжской стражи (Варяжская стража – наёмники с севера, служившие Византии с X по XIV вв. Участвовали в войнах, которые вела империя, и служили в качестве придворной стражи. Были отборным отрядом, славившимся своей верностью) императора, ярко и красочно расписывая свою службу, какое они щедрое жалованье получают и берут богатую добычу в походах.
– Не служба, а мёд! Едим на золоте, спим на шелках, а жалованья нам отсыпают полными пригоршнями, трать не хочу, живи в своё удовольствие!
Сигурд, не видя подвоха, благоволил варягам, ведь его, особо почитаемый им прадед Гаральд Суровый, служил в страже и был даже предводителем её. Он расспрашивал о Гаральде седоусых ветеранов, и те охотно рассказывали конунгу саги и легенды о его прадеде.
И вот настал день, когда к конунгу пришёл Сигурд сын Храни.
– Мы тут это…Вот какое дело… – отважный в битве, буйный во хмелю, Сигурд сын Храни не умел долго и красочно говорить. – Решили мы…значит… К грекам…на службу…пойти…
Когда Сигурд конунг узнал, сколько людей решило остаться в Византии, он долго стоял, понуро опустив голову, кусая от бессилия губы. Почти все…
Надо было торопиться с отъездом, пока не разбежались и последние, и купцам были проданы драккары, оставшиеся без людей.
Но тут, радушие и благожелательство императора, сменилось хищной волей Великого самодержца.
Первую тревожную весть принёс Рогволд.
– Ромеи не пустят нас в Русское море. Потому что император, боится как бы мы по пути, не напали на его владения, ну там, Синоп, Трапезунд, и другие. Это мне сказали по секрету, мои друзья во дворце.
Сигурду это было только на руку, ведь он и не собирался возвращаться домой через Русь.
Вторая тревога забилась в сердце, когда они, тепло распрощавшись с императором, намеревались выйти в море, но путь им преградил византийский флот.
Прибыл посланник императора.
– Базилевс, да продлит Господь его дни, говорит: зачем вам возвращаться кружным путём через моря, где подстерегают опасности – бури, противные ветра, встречи с врагами? Он предлагает, купить все ваши оставшиеся корабли, и обещает снабдить вас мулами и лошадьми для пути по суше. Также он обещает, проводить вас до границ империи, выделив войско, для помощи и охраны.
Что делать? Прорываться? Без толку! Шансов никаких. Они все сгинут здесь, ведь у него осталось всего десять кораблей…
– Яма полная змей! – шептал Сигурд.
Он не знал, о натянуто-враждебных отношениях между Византией и нормандцами с Сицилии, Южной Италии, Антиохии. Не знал, что Алексей Комнин опасается, как бы норвежцы не усилили его врагов.
Всякое может быть, рассуждал император. Может норвежцы только для вида собираются плыть домой, а там примкнут к нормандцам…
Решение давалось Сигурду долго, с трудом, с мучениями и болью.
Взахлёб, горько рыдал Гуньяр сын Энунда, расставаясь с драккарами, плакали и все остальные викинги, всегда относившиеся к кораблю с почётом, как к родному дому, родимому очагу. Но не смог преодолеть себя Эсмунд Датчанин, и он подошёл к конунгу.
– Я бы пошёл с тобой на Сицилию, или бы вернулся домой… Но без драккаров… Бросать их… Они моя любовь, и я ни дня не проживу без них, и не могу их бросить! Придётся мне остаться у греков и послужить им. Надеюсь, у них найдётся для меня местечко.
Сигурд нашёл в себе силы выдавить нужные слова:
– Такой смелый и опытный мореход как ты, Эсмунд, быстро завоюет почёт и уважение у ромеев! Я уверен в этом! Удачи тебе, Эсмунд Датчанин!
– И тебе удачного пути, конунг Сигурд! Рад был служить, в твоей дружине!
С уходом и Эсмунда Датчанина, у Сигурда осталось всего 150 человек. Вот имена некоторых из них: Даг сын Эйлива, Орм Кюрлинг, Рогволд, Финн сын Скофти, Тогви Знахарь, Тойво Охотник, Халлкель Сутулый, Инги, Гуньяр сын Энунда, Эйнар сын Скупи, Торир Короткий Плащ, Халльдор Болтун, Свейн сын Хримхильд, его сын Кнут, и конечно же Бернард, как то потерявшийся в ненавистном ему Константинополе.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
За долгие дни пути Сигурд попривык, пообтёрся в седле, и теперь ему даже стала нравиться езда верхом. Он часто покидал остатки своего воинства, и умчавшись далеко-далеко, в заливные луга или густой лес, слазил с седла, и упав на землю, предавался своим горестным думам, вспоминал Эрмесинду, свою утраченную любовь, горевал о порушенном счастье, и часто, пока никто не видит, плакал…
Но как только они достаточно далеко удалились от Константинополя и пошли через принадлежащие Византии земли Болгарии, то им всегда теперь надо было быть настороже. На ночёвках спали они в полглаза, не снимая доспехов и не выпуская из рук оружия, огородившись телегами и выставив крепкую стражу. А всё дело было в том, что они уже не раз замечали, какие хищные, жадные, алчные взгляды бросают на их большой обоз, сопровождающие их катафракты (Катафракты – тяжеловооруженные конные воины в армии Византийской империи) и нанятые империей на службу кочевники-печенеги (Печенеги – союз тюркоязычных племён, сложившийся предположительно в VIII–IX веках. В 1091 г. союз племён разгромлен объединённым византийско-половецким войском)
– Вот, суки! Так и зыркают, так и зыркают! – ругался Даг сын Эйлива.
– К ним в любой момент может подойти подкрепление! И тогда они, нападут! – говорил Орм Кюрлинг.
– Не думаю, – отвечал на это Рогволд. – Им вряд ли захочется с кем-то делиться.
И действительно, их вели по безлюдным местам, обходя крупные города, где стояли гарнизоны византийцев.
Командир катафрактов патрикий Карапентос, часто наведывался в их лагерь, пытался завязать дружбу хоть с кем-то из викингов, кружился вокруг гружённых золотом мулов (золото было получено норвежцами как плата за их драккары), раз за разом пересчитывая их.
– Кто поддасться на уговоры этого хитрого лиса, кто надумает предать своего конунга, убью того на хрен! – рычал Даг сын Эйлива викингам, особенно поглядывая в сторону Халлькеля Сутулого и Инги.
И пока угрозы Дага действовали, у патрикия не было ни единого шанса пробраться в лагерь норвежцев и завладеть богатствами.
Но ясно было и то, что как только они покинут пределы империи, катафракты и печенеги нападут на них.
– Надо что-то делать, конунг! – на одном из привалом сказал Даг, сам пройдя и проверя посты.
– Я знаю что делать. Рогволд посоветовал мне, – ответил Сигурд, уловив ревностный взгляд, кинутый Дагом на старого варяга.
Когда они подошли к Дунаю, за которым заканчивались владения Византии, Сигурд подозвал Карапентоса.
– Всё, можете уходить. Дальше мы пойдём сами.
– Но…но… Базилевс приказал… Но, как же это… мне велено… – заблеял растерявшийся патрикий.
Тем временем норвежцы, под командованием Дага сына Эйлива, огородив переправу телегами и заняв за ними оборону, начали переправлять мулов с золотом на тот берег.
– Как же это… – патрикий кусал губы, скрипел зубами, дрожал, видя как добыча уходит у него из-под носа.
Перправив весь ценный груз, начали уходить и викинги Дага, а оборону на этом берегу Дуная занял отряд Сигурда.
Только когда Даг, выстроив телеги, был готов к возможной атаке, Сигурд, весело глядя, как беснуется Карапентос, как носятся печенеги, как они, пытаются решить, как поступить, быстро погрузил свой отряд на плоты и переправился через Дунай, где соединился Дагом.
Видно было, как на том берегу широкого Дуная, византийцы всё ещё прибывают в расстеряности. Печенеги было сунулись вплавь через реку, но несколько пущенных лучниками Тойво Охотника стрел, охладили их пыл и заставили повернуть обратно.
А потом в лагере норвежцев, до хрипоты спорили Сигурд конунг и Даг сын Эйлива, кому из них оставаться и сдерживать византийцев, а кому уходить с обозом.
– Я конунг, и вправе приказывать и распоряжаться, кому уходить, а кому оставаться! Я, остаюсь, ты, уходишь!
– В том то и дело, что ты конунг! Конунг Норвегии! И не имеешь право рисковать! – проявлял не свойственную ему ранее мудрость Даг. – Остаюсь, я!
Спор разрешил подошедший Рогволд.
– Я хорошо знаю ромеев. Катафракты будут искать лодки и строить плоты, а печенеги ночью не воюют. По ихней вере, в ночной темноте, душа погибшего воина не сможет отыскать путь в загробный мир, и будет вечно скитаться, обречённая на проклятия. Значит, и они, ночью через реку не сунуться. А мы можем сделать вот что…
И глубокой, безлунной ночью, оставив на берегу ярко горевшие костры, норвежцы тихо сняли лагерь, и быстро пошли, стараясь как можно дальше уйти от Дуная.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
– Я знаю эти земли! – горяча коня, крутился возле конунга Бернард. – Не был здесь, но знаю понаслышке. Их заселяют половцы (Половцы – кочевой тюркоязычный народ. В начале XI в. из Заволжья продвинулись в степи северного Причерноморья, вытеснив оттуда печенегов и торков. Затем пересекли Днепр дошли до низовий Дуная, таким образом заселив всю Великую Степь от Иртыша до Дуная), и они, ничем не лучше печенегов! И нам надо как можно быстрее, добраться до владений венгерского короля!
Их огромный обоз привекал внимание, оставлял чёткий след, и был лакомым куском для любого, кто обладал достаточной силой, либо дерзостью, чтобы напасть на 150 норвежцев. Но им удивительно повезло, и они без стычек и битв добрались до Венгрии.
– Господь, благоволит нам! – воскликнул Бернард.
И все викинги закивали головами. Не зря они проливали свою кровь во Славу Христа в далёких землях. Господь теперь на их стороне!
– Карапентоса не видно! – сообщил вернувшись, поотставший и наблюдающий за их следом Тойво Охотник.
– Не… Этот лис упрям, и так просто от нас не отстанет, – сказал Даг сын Эйлива, и все остальные согласились с ним.
Если бы не постоянное напряжение, то можно было бы и полюбоваться красотой раскрашенных цветами осени Трансильванских Альп, живописными речными долинами, буковыми лесами и пышными дубравами, стадам в изобилии водившейся дичи.
Им снова несказанно повезло – воевода Трансильвании (Трансильвания, была присоединена к Венгрии в 1003 году. Ныне, историческая область на северо-западе Румынии) оказался верным другом и соратником короля Венгрии, да и сам король Венгрии Коломан (Коломан, Кальман, Кальман Книжник – король Венгрии 1095–1116 гг) был порядочным человеком, и с должным почётом и пониманием отнёсся к паломникам возвращающимся из Святой Земли.
– Пока морозы не сковали Дунай, я дам вам корабли, чтобы вы смогли добраться до Германии, – сказал Коломан. – Дам провожатых и свою верительную грамоту.
Распрощавшись с королём Венгрии с тем и отплыли, впервые за долгое время отдыхая, любуясь живописными бергами Дуная, пуская слюни и хватаясь за оружие, проходя мимо богатых городов – Белграда, раскинувшихся на обеих берегах Буды и Пешта, Эстергома – столицы короля Венгрии, мимо города Пожонь (Пожонь – венгерское название Братиславы, ныне столицы Словакии, в 907 – 1918 гг, с небольшими перерывами, часть Венгрии), Вены. Но Сигурд сумел удержать в узде своё воинство.
Грести против течения было тяжело и викинги часто, чтобы размять мышцы и кости, садились за вёсла, сменяя утомлённых гребцов, и под их восхищёнными взглядами, под шутки и песни, дружно вспенивали воды Дуная.
Однажды, на холмистом берегу, показалась кавалькада всадников, внимательно рассматривающих корабли.
– Ставлю своё золотое обручье, что это Карапентос! – воскликнул зоркоглазый Тогви Знахарь.
– Вот, зараза! Прицепился, словно клещ! – ругнулся Даг сын Эйлива.
– Тойво! – прокричал Сигурд.
– Н-е-е…, – протянул старый лучник, – слишком далеко, не хочу хорошую стрелу зря тратить.
В начале зимы, расталкивая первый, ещё тонкий лёд, корабли пристали в порту города Регенсбург (Регенсбург – город в Германии, в земле Бавария, в те времена резиденция герцога и епископа Баварии).
Везения сыпались на них как из рога изобилия – в Регенсбурге они застали герцога Баварии Вельфа (Вельф – в роду Вельфов и в историю, он вошёл под именем Вельфа V Толстого, герцог Баварии в 1101–1120 гг), герцога Саксонии Лотаря (Лотарь – герцог Саксонии с 1106 г, король Германии с 1125 г, император Священной Римской империи с 1133 г) и епископа Вюрцбурга Эрлунга фон Кальва.
Пилигримы всегда были желанными гостями, тем более что их возглавлял король далёкой Норвегии, первый европейский монарх, ходивший в Святую Землю, воевавший там с язычниками во Славу Веры Христовой, теперь, возвращающийся обратно, и два германских герцога и епископ благосклонно приняли их.
В ожидании пока установиться хороший санный путь, они провели в Регенсбурге почти месяц, отпраздновали Рождество, и после торжественной литургии о даровании победы Христовому воинству, через земли Баварии, Швабии, Саксонии, пошли на север, к родным берегам Норвегии.
– Удача, сопутствует нам! – восклицали довольные викинги, относя её к своему конунгу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Карапентос действительно вцепился крепко.
Скрываясь, загоняя коней, он мчался то по следу норвежцев, то шёл в стороне, то забегал вперёд и поджидал их. У него осталось всего два десятка человек, самых отчаянных, готовых идти за ним всюду, ради вожделенного богатства.
«Это золото… Я смогу купить доходную должность в Константинополе! Добиться власти! Добиться почёта и уважения!» – ночами грезил византийский патрикий.
Воинство надо было кормить, одевать, им надо было менять лошадей, и Карапентос, пользуясь добрым именем своего отца, широко известного торговца из Фессалоник, брал деньги взаймы у купцов и банкиров, а иногда они, промышляли грабежами и разбоем на дорогах. Он давно бы напал на норвежцев, и не пёр бы так далеко на север, но ему нужны были люди, надо было с кем-то поделиться тайной – какой груз везут норвежцы, но Карапентос не хотел рисковать.
– Нарвёшься на какого-нибудь козла, расскажешь ему всё, так он может и без нас обойтись, а то и без голов нас оставить, – говорил он своим людям, гася их недовольство.
Но надо было решаться…
Он нашёл, как ему казалось, подходящего человека – некоего германского рыцаря Валерана фон Нордтюринггау. Карапенотос не вдавался в обиды, не вникал в генеалогию этого могучего и злого на весь свет германца, которого родственники лишили наследства. Главное, что у Валерана было войско в сотню головорезов, и замок, в непролазных лесных дебрях и болотах, где можно было после набега укрыться и переждать.
Весна… Рассвет… В лесу защебетали ранние утренние пташки, радуясь восходящей заре, в реке плёскалась рыба, прекрасными красками розовело небо, а очертания смазывал лёгкий туман.
И ослабила настороженность ночная стража при наступлении нового дня, ожидая скорой смены, а у всех спящих в эти часы, был самый крепкий сон.
Первая стрела, тонко просвистев в воздухе, намертво сразила Финна сына Скофти. И рухнул наземь прославленный воин, проплывший через все моря и прошагавший через многие страны.
Ещё две стрелы, и упали двое дозорных. Только Орм Кюрлинг, краем глаза заметив что происходит, успел упасть на землю и закричать:
– К оружию! К оружию! К оружию!
Стрелы били выбегающих норвежцев. От горящих стрел начали гореть шатры и палатки. Едва Сигурд выскочил, как в его щит воткнулись две стрелы.
Справа встал Даг сын Эйлива, слева Рогволд, оба больше прикрывая своими щитами конунга.
– Все ко мне! В круг! Поднимайте щиты! – кричал Сигурд, но враг стрелял со всех сторон, и много викингов пало, прежде чем им удалось собраться вокруг конунга.
Взметнулись арканы, и всадники гикнув, потащили в стороны телеги, а в образовавшийся прорыв, сотрясая землю копытами, рванули рыцари Валерана фон Нордтюринггау.
С ужасным грохотом столкнулись рыцари и стена щитов викингов. Замелькали копья, засверкали мечи, жалобно заржали поверженные кони, закричали, захрипели, застонали люди.
Тогви Знахарь, укрывшись под телегой, волчком вертелся на земле, доставая врагов ударами копья.
До последнего бился Тойво Охотник, поражая врага стрелами, пока подбежавший германец, не разрубил ему голову. И погиб Тойво Охотник, и осиротели его двенадцать детей, в маленькой хижине на берегу реки Алта.
Рогволду копьё врага пробило живот, и пал старый варяг, так и не увидев родного Готланда, его песчанных дюн и шумящих на ветру исполинских сосен.
Сигурд заметил Карапентоса, и выскочив из строя, тяжёлым ударом разрубил щит, а острие его меча, прорубило рану на лице патрикия.
Карапентос в страхе отступил, кровь заливала ему лицо, но подоспел Валеран фон Нордтюринггау, и под его ударами, не устоял Сигурд конунг, и упал, заливаясь кровью из многочисленных ран. Германец уже поднял вверх свой меч, дабы добить норвежца, но ему под ноги, храбро бросился маленький, горбатый и хромой Гуньяр сын Энунда. И меч германца, надвое разрубил его.
Погиб Гуньяр сын Энунда, но ещё долго будут бороздить моря построенные им драккары, и люди всегда, добрым словом, будут поминать искусного кораблестроителя.
Окружив норвежцев, германцы и византийцы побежали к сваленным посреди лагеря сокровищам, но из мешков, где должно было быть полновесное, чистое золото, посыпались мелкие камни. Там, где должны были быть дорогостоящие и редкие специи, был песок. А там, где тюки шёлка – повыпадало на землю рваное тряпьё.
– И это, твои богатства?! – заревел Валеран фон Нордтюринггау, и снёс Карапентосу голову.
Но и сам не ушёл. На него набросился Даг сын Эйлива, двумя могучими ударами зарубив германца.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В бреду Сигурд видел ангельское, прекрасное и светлое женское лицо.
– Эрмесинда?… – пршептал он, но нет, это была не она. Сердце не отозвалось уже привычной болью, а потом не объяла его и теплота при воспоминании о Эрмесинде.
И снова не отходил от него Тогви Знахарь, сшивая иссеченное тело конунга, давал жаропонижающие настои, промывал и обрабатывал раны.
А Сигурд видел пред собою, лишь светящееся теплотой, нежностью и заботой, лицо девушки.
Когда он вышел из забытья и очнулся, то спросил:
– Где мы?…
Даг сын Эйлива, просияв и смахнув набежавшую слезу, прокричал:
– Хвала Небесам, ты выжил! Эй, Бернард, беги, оповести всех, что конунг Норвегии жив!
Сигурд, превозмогая боль, через силу улыбнулся.
– Хватит орать… Где мы?…
– В Слесвике (Слесвик – древнескандинавское название Шлезвига), в замке ярла Эйлива.
Конунг снова улыбнулся. Они, почти дома…
– Слышь, Даг… Я видел подле себя девушку…кто она?
– Это Мальмфрида (Мальмфрида – так в сагах, дочь русского князя Мстислава (Мстислав – сын Владимира Мономаха и английской принцессы Гиты (Гита – дочь последнего англосаксонского короля Гарольда II), Великий князь Киевский в 1125–1132 гг). Мальмфрида в русских летописях не упоминается, и даже не известно, её славянское имя, и не понятно её появление в Шлезвиге), дочь конунга руссов из Хольмгарда (Хольмгард – скандинавское название Новгорода). Она, не отходила от тебя, и ухаживала за тобой, помогая Тогви.
– Позови её… Я хочу…поблагодарить её…
Теперь настал черед усмехнуться Дагу.
– Ты сначала конунг, поведай воинству, куда подевались все наши богатства? Как так получилось, что германцы и ромеи остались ни с чем, и ушли, не добив нас?
Сигурд постарался рассмеяться, но скорчился-скривился от боли.
– Это Рогволд… мир его праху… посоветовал мне… Я отдал всё наше золото, купцам из Венеции… Они должны привезти его в Норвегию морем, следующей весной… Наше золото, а также товары Востока…ткани, шелка, специи, доспехи, оружие…и особенно, ты слышишь, Даг?… Особенно лошадей…таких, как мы видели в Йорсалахейме!.. Помнишь?… Мы будем разводить в Норвегии лошадей… создадим своё рыцарство… и тогда мы… с рыцарями как на Сицилии… как у конунга Бальдвина… Неужели… ты думал… что конунг Коломан и правитель Бюйараланда (Бюйараланд – древнескандинавское названии Баварии)… пропустили бы нас…если бы мы… действительно везли золото… Я сказал им правду… и они дали нам… пройти…
Сигурд переутомившись, потерял сознание, а Даг сын Эйлива, заботливо укрыв его бараньей шкурой, подивился мудрости конунга и хитрости покойного Рогволда, видимо изрядно поднаторовшего в разных уловках на службе у Византии.
Мальфрида ничем не была похожа на Эрмесинду – круглое, бледное лицо, немного вздёрнутый, курносый нос, сиящие лазурно-небесной голубизной большие глаза, пухлые алые губы, широкий, полноватый стан, и русые, тяжёлые, в руку толщиной косы.
Сигурд внимательно разглядывал девушку.
Если он и помышлял раньше, вернувшись в Норвегию построить новые корабли, собрать дружину и отправиться в Галицуланд разыскивать Эрмесинду, то теперь, он оставил эти мысли.
– Столько лет прошло, Господи! Столько лет!.. – шептали его губы.
Богатый конунг, возвращающийся из дальних и долгих странствий, для увеличения авторитета, должен быть женат. Лучше всего на чужестранке, дабы не усиливать никакой из кланов Норвегии. Ещё лучше, на девушке благородной крови. Сыграло свою роль и то, что Гаральд Суровый был женат на русской княжне, а Сигурд просто боготворил своего прадеда, старался во всём подражать ему, и…
Бернард обвенчал Сигурда и Мальмфриду в часовне замка ярла Эйлива (Как-то скальды в сагах опустили то, что Сигурд уже был женат на Бидмунье из Ирландии), а потом они пошли к Хедебю, столице Дании, где их давно уже поджидал король Нильс (Нильс – король Дании в 1104–1134 гг).
– Саги говорят, – протиснулся к конунгу Халльдор Болтун, – что твой предок Гаральд Суровый, когда-то ходил на Хедебю, и полностью сжёг этот город! (Гаральд Суровый сжёг Хедебю в 1050 году)
Сигурд ухмыльнулся, оглядывая мощный вал и высокие стены города.
Рассказов о походе, о Святой Земле, о Йорсалахейме, о Миклагарде, о битвах и сражениях, хватило больше чем на месяц. Король Дании и вся его свита, открыв от удивления и восхищения рты, слушали рассказы норвежцев. Лишь Маргарет, дочь короля Швеции Инги I, бывшая жена короля Норвегии Магнуса Голоногого, после гибели которого, вышла замуж за короля Дании Нильса, посматривала неодобрительно, зло и мстительно на Сигурда и всех остальных норвежцев.
Но король Дании Нильс, не пошёл на поводу у жены, не стал губить норвежцев и затевать с Норвегией новую войну, а дал им драккар, и проводил их. Тем более что норвежцы, оставили ему всех своих лошадей, быков, мулов, телеги, и щедро заплатили за драккар и за пребывание в Дании.
С Сигурдом в поход шло 5 тысяч воинов на 60 драккарах. Теперь их осталось меньше сотни, и они свободно разместились на одном корабле.
Затрубили в рог, подняли шёлковый парус, высоко взметнули знамя с гербом конунга, когда впереди показались родимые берега Викии.
Вышла на пристань встречать сына из далёкого похода, его мать Тора, злорадно поглядывая, как вокруг неё снова бегает и суетится норвежская знать, с готовностью, словно собака кость, ловящая каждое её слово, её взгляд, её жест.
Вышла и Айниса. Но увидев, что Сигурд вернулся не один, а с молодой женой, быстро пошла прочь и скрылась с глаз людских.
Сигурд поклонился родной земле, припав к ней губами. Испил родной, солёной воды фьорда, отломил кусок хлеба, пахнущего дымом уже позабытого домашнего очага, и сказал:
– Грех на судьбу жаловаться! Мы живы и здоровы! Мы вернулись! Слава Тебе Господи!
Норвежский Крестовый поход, последний поход викингов, окончился.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В 1115 году, в возрасте 16 лет, умер Олаф, самый младший из трёх королей Норвегии, и Эйстен и Сигурд стали править вдвоём. Вражды между ними не было, но и не было ни дружбы, ни доверия.
Не было и веселья… Однажды братья, собрались вместе на празднование Рождества, но в большом зале, висела настороженная тишина. Его люди, и люди Эйстена, с подозрением глядели друг на друга, и даже пиво не весилило их.
Разрядить обстановку решил Эйстен, и предложил:
– Эй, Сигурд, нам надо затеять какую-нибудь забаву, а то люди скучают!
– Делай что хочешь, но меня оставь в покое! – зло ответил, почти как всегда мрачный Сигурд.
– Э нет, так не пойдёт! Знаешь, древнюю игру, как люди за пиршественным столом, играли в сравнения? Я выбираю тебя, для сравнения со мной! Мы оба конунги, владения у нас равные, и различий между нами нет! Давай, начинай!
Сигурд нахмурился ещё больше и прошипел:
– А помнишь, что в детстве, я мог сломать тебе хребет, если бы захотел, хоть ты и был старше меня?
Эйстен побледнел от гнева, но ответил, сохраняя на лице улыбку:
– Я помню, что ты был неуклюж, и не мог играть ни в одну игру, где требовалась ловкость!
Сигурд распалялся всё больше.
– А помнишь, как мы с тобой плавали? Я мог бы потопить тебя, если бы захотел!
На что Эйстен ответил:
– Ерунда! Я мог проплыть не меньше тебя, и не хуже тебя нырял. А по льду я катался так, что ты никогда не мог меня обогнать! Ведь ты на льду, словно корова!
Зарычал сидевший рядом Даг сын Эйлива, и усмехнулся сидевший справа от Эйстена отец его жены Гутхорм сын Торира.
Сигурд отпил пиво, и сдерживая злость, крепко сжал руку Дага.
– Стрелять из лука, меня учил Тойво Охотник! Это более благородное и полезное занятие, чем катание на льду! А ты Эйстен, не натянешь моего лука, даже если упрешься в него ногами!
– Да, ты прав… Я не смогу натянуть твой лук, но из своего лука, в меткости я тебе не уступлю. И я гораздо порворнее тебя на лыжах, а это всегда у нас считалось, хорошим искусством.
– Для правителя страны, для того, кто должен повелевать, важно чтобы он выделялся, был сильнее, хорошо владел оружием!
– А я, все наши законы знаю лучше тебя!
– Возможно, что ты и искуснее меня в этом, но люди говорят, что часто ты не держишь своё слово и твоим обещаниям нельзя верить! А ещё люди говорят, что мой поход в заморские страны, делает мне честь как правителю! Что не было у нас в Норвегии, более славного похода! А ты, во время этого похода, сидел дома! Словно баба!
Люди шумели, люди кричали, поддерживая каждый своего конунга! Они разделись, став в противоположных концах зала, бряцали оружием, распаляясь всё больше, и ещё миг, ещё одно слово, и могло начаться страшное кровопролитие!
– Ну вот, – уже кричал и Эйстен, – ты и затронул моё самое больное место! Ха, да я бы и не начинал этого спора, если бы не знал, как тебе ответить! Но мои люди говорят, что я собрал и отправил тебя в поход, как свою сестру!
– Ну да, ну да… – Сигурд дрожал от ярости, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на брата. – Ты наверное слышал, как много битв было у меня… Тебе наверное о них рассказывали… И во всех битвах, я одержал победу! Я захватил много сокровищ, таких, которых ты и не видывал! Мне оказывали, самые высокие почести, самые знаменитые правители! Пока ты, сидел дома!
– Да, слышал я, что у тебя были какие-то там битвы, но нашей стране более полезно то, что сделал я! Я построил пять церквей, пристань у Агданеса, укрепления у Синхольмссунда, без крови присоединил к Норвегии земли Ямтланда (Ямтланд – ныне Емтланд, земля в северной Швеции) и во Славу Христа основал монастырь в Бьёргюне! Пока ты, где-то там, дьволу на забаву, губил наших людей!
Сигурд решил уйти, да и Эйстен уже раскаивался, что спор зашёл так далеко.
– Я переплыл Иордан, реку, в которой крестился Христос! А на том берегу этой реки, есть куст, и я завязал на нём узел и наложил на него заклятие – если ты не отправишься в поход подобный моему и не развяжешь этот узел, то тебя постигнет беда, – сказал Сигурд, всё же напоследок подстегнувший брата.
Но и Эйстен в долгу не остался.
– Не стану я развязывать узла, который ты мне завязал. У меня есть свой узел, который тебе было бы гораздо труднее развязать, когда ты, возвращаясь из своего похода, с горсткой людей, на одном корабле, и приплыл прямо в моё войско!
Это уже была прямая угроза, но до битвы дело не дошло. Братья и их люди разошлись в разные стороны.
Эйстен ещё успел построить корабельные верфи в Нидаросе, и умер в 1123 году. И давно в Норвегии, над гробом конунга, не стояло столько опечаленного народа, как над гробом Эйстена.
Сигурд стал править самостоятельно, и тотчас, по настоянию Бернарда, собрал большой поход против язычников Смоланда. (Смоланд – историческая провинция в южной Швеции, на берегу Балтийского моря) Одержав победу, Сигурд привёз большую добычу и много рабов.
Люди называли его Сигурд Йорсалахеймсий (Иерусалимский, хотя в истории он более известен как Сигурд Крестоносец), он был всенародно любим и популярен, люди гордились своим конунгом, но это был его единственный поход после возвращения из Святой Земли.
И основав епископство в городе Ставангр (Ныне Ставангер – город в Норвегии), он назначил епископом не престарелого Бернарда, а нормандца из Англии Рейнольда Винчестерского.
Также, он ввёл по всем своим владениям, церковную десятину.
Оставив богатую и торговую Викию, он перенёс свою столицу в город Конгхелле (Конгхелле – ныне город Кунгэльв в Швеции), как раз на границе с владениями Дании и Швеции, и многое сделал для его развития. Вскоре, Конхгелле превзошёл Викию и Нидарос, став самым людным и богатым городом в Норвегии.
– Здесь, сердце моих владений! – говорил Сигурд.
Наняв мастеров в русских землях, Сигурд, по образу и подобию виденного на Сицилии, в Святой Земле, в Византии, Венгрии и Германии, приказал построить в Конхгелле каменный замок.
Когда замок был готов, Сигурд велел построить в нём Церковь Христа, и торжественно перенёс сюда часть Животворящего Креста, подаренного ему в Святой Земле, поставил перед алтарём позолоченный, украшенный резьбой и финифитью престол, сделанный в Константинополе.
Правитель он был твёрдый и суровый, хорошо соблюдал законы, был щедр, могуществен и знаменит, при нём царил мир, народ благоденствовал и говорил:
– Время конунга Сигурда хорошо! Богато обильными урожаями и многими другими добрыми вещами!
Но если бы не его, начавшиеся часто повторяться припадки неудержимой, бешенной ярости! Тогда он крушил всё вокруг, и к нему заходил лишь Даг сын Эйлива, а за ним, стуча по полу деревянной ногой, Тогви Знахарь, с чашей успокоительного зелья в руках.
Случались у Сигурда и галлюцинации. Так однажды, после пира, ему приготовили баню. Но когда он мылся, ему показалось, что в воде рядом с ним плавает рыба.
– Рыба! Рыба! Смотрите, какая большая рыба!
Сигурд захохотал, а потом с ним случился припадок.
Он умер 26 марта 1130 года, в возрасте 40 лет. А перед смертью, он вспомнил старую сказку о Солнце и Луне, сказку, о крахе несбывших надежд, желаний и стремлений.
Наследников мужского пола он не оставил, и после его смерти, Норвегия, почти на 100 лет, погрузилась в кровавую череду междоусобных войн и смут.
