Французский маршал Шарль I де Коссе, граф де Бриссак, рвался к Милану.
Молодой французский рыцарь, на превосходном коне, в бронзовом шлеме с пышным плюмажем, с серебряной гравировкой на кирасе, мчался прямо на него. «Видать знатный! Это хорошо!»
У него уже был один знатный пленник, захваченный в прошлом году – Франсуа де Колиньи и д'Андело, младший брат не последних во Франции людей – генерал-полковника французской пехоты Гаспара де Колиньи и кардинала, епископа Тулузы Одо де Колиньи. Франсуа де Колиньи содержался в Милане, и Альваро ждал, когда же братья внесут за него выкуп.
Взять ещё одного знатного пленника, было бы здорово! «Тогда я смогу преподнести Антонии деньги на новые наряды и украшения!»
С началом войны он отправил жену и сына под защиту стен Неаполя, и слухи которые доходили оттуда о её поведении, совсем его не радовали. В свои 63 года уже никуда как мужчина не годный, он пытался сохранить верность жены дорогими подарками, нарядами и украшениями. Для этого ему и нужны были знатные, богатые пленники.
О слухах и сплетнях, смешках и издевках за спиной, о том, удасться ли ему сохранить честь своего имени незапятнанным, он, скрипя зубами, старался не думать.
Пуля шмякнула француза в ногу. Альваро видел, как он побледнел, как мелким потом покрылось его лицо, как он прикусил от боли губу, и чтобы не свалиться, ухватился за луку седла.
– Держи его! Держи!
Но француз был хорошим воином, он мечом отбился от нацеленных в него пик, сумел развернуть коня, и умчался прочь.
– Ах, чёрт! Ловок, дьявол! Кто это был?
Алонсо де Наварра быстро узнал это у пленных французских солдат.
– Арман де Гонто, барон де Бирон.
– Эх, чёрт, жаль, что ушёл.
А потом Альваро де Санде плакал… Плакал не стыдясь и не скрывая своих слёз.
Катастрофа под Мецем больно отозвалась для всей Испании и болью для каждого испанца. И уходила во Фландрию, Савойская терция. Уходила… без него.
Альваро примчался к Ферранте Гонзага.
– Как же так? Почему? Почему терция уходит без меня? Я более сорока лет в её рядах… Как же так? Это что, опала? Король недоволен мною? Не хочет меня видеть? Почему терция уходит без меня? Что, считают меня слишком старым? Да ещё дам фору любому командиру моложе меня!
– Успокойтесь сеньор Альваро, успокойтесь! Это я попросил, чтобы вас, как знатока Италии, оставили здесь. Его Величество согласился, хоть и сказал, что вы были бы ему очень нужны во Фландрии. Мало того, вы назначены – Maestre de Campo General de todo el ejercito imperial en Italia – Главнокомандующим всех имперских войск в Италии! И теперь не я вам, а вы должны приказывать мне.
Под грохот барабанов, под крики ветеранов прославляющих своего заслуженного командира, Савойская терция под командованием Хуана де Гереры, торжественным маршем проходя мимо него, уходила во Фландрию.
Долго глядел ей вслед Альваро де Санде, на её колышущиеся знамёна, на поднятый мерным строем солдат столб пыли. Глядел и плакал…
Пришлось в Италии спешно набирать добровольцев для пополнения армии во Фландрии, а потом ушла на север и Неаполитанская терция. Уже к началу весны, у Карла была новая, 60-тысячная армия. Но недоверие, память о прошлом поражение… Карл делал всё, чтобы изгнать его, вселить в войска победный дух. Был снят с должности командующего герцог Альба Фернандо Альварес де Толедо и Пиментель, а на его место назначен любимец солдат, тот, кто отличился и завоевал славу в прошлом году – Адриен де Крой, граф дю Рё.
Цель похода была выбрана не малая – Теруан, сильнейшая крепость Франции на границе.
– А как иначе? Иначе мы потеряем веру в самих себя!
А испанский военачальник Понс II де Лален, публично заявил королю и всему Военному Совету:
– Я обещаю вам в четыре месяца взять Теруан. Если не сдержу слова, согласен, чтобы меня разорвали лошадьми на четыре части.
Французский командующий 5-тысячного гарнизона Теруана Андре де Монталамбер был не менее категоричен:
– Ваше Величество, если вам доложат что Теруан взят, значит я погиб, до последнего защищая его.
И осада Теруана 1553 года… Это был ад. Такого мировая история ещё не видела.
Испано-имперская армия подошла к Теруану 13 апреля. Ставка делалась на сосредоточенный огонь артиллерии, и в течение мая месяца, орудия выпустили по городу около 50 тысяч ядер. Непрерывный, непрекращающийся грохот, стены и башни рушились, город горел, просто уничтожаясь огнём пушек.
Но, несмотря на это, гарнизон под командованием 70-летнего Андреа де Монталамбера, находил в себе силы для вылазок и отпора врагу.
Хуан де Герера с удовлетворением смотрел на столб огня, дыма и пыли вздымающийся над крепостью. Но было и сожаление – видимо штурма не будет, французы, ни сегодня, так завтра выкинут белый флаг, и ему не удастся проявить себя в крупном деле, впервые выступая командиром терции.
О быстрой сдаче города думал и граф Адриен дю Рё, и он выпросил у Карла разрешение совершить рейд на юг, к Амьену, в богатую долину Соммы.
– Пройдём по тылам французов, разорим Лан, Руа, Сансер, лишим города и крепости в Пикардии снабжения, и они быстренько свалятся нам прямо в руки, без долгих осад и штурмов!
Карл одобрил этот план, назначив командовать под Теруаном Понса II де Лалена. Но не успел граф дю Рё отойти от главного лагеря и на два дневных перехода, как примчался гонец с печальною вестью:
– Наш командующий, Адриен де Крой, граф дю Рё, умер 5 июня…
Вновь уныние поселилось в испано-имперском войске, вновь послышались разговоры о прошлогодней катастрофе под Мецем. Ждать было более нельзя, надо было торопиться, иначе действительно, германские наёмники, как и под Мецем, начнут разбегаться.
И на этом этапе осады Теруана, отлично проявил себя командующий испанской артиллерией Аллен де Бионкур-Картуа, усилив, казалось до невозможного, огонь своих пушек.
12 июня Карл кинул свои войска на штурм.
Савойская терция, ускоренным шагом шла к пролому в стене. Хуан де Герера, наконец-то дождался, и пытаясь скрывать волнение, оглядывал шедших в строю солдат. Они шли молча, сосредоточено, как всегда на самый опасный участок, где французы выкатывали к бреши уцелевшие пушки, и стягивали войска для отпора.
Противной картечью пушки рявкнули в упор.
– Вперёд! – вскричал де Герера и первым ринулся в пролом.
Французы под командованием Андре де Монталамбера дрались ожесточённо, в течении десяти часов отразив три приступа врага.
Потери росли, ров и камни у пролома были завалены телами убитых, с ужасом оглядываясь назад, ковыляли в тыл раненные, и истошно стонали те, кто не мог подняться. Хуан де Герера, с почерневшим от пыли и копоти лицом, вёл своих солдат на ещё один штурм.
Враг не стрелял, выжидая.
– А-а-а, затаились! За мной!
Андре де Монталамбер, с копьём в руке, был в рядах солдат, сражаясь наравне со всеми.
Хуан де Герера увидел его, и прокричав:
– Эй ты, сразись со мной! – стал прокладывать себе дорогу ужасными ударами алебарды.
Французский командующий принял вызов на бой, и ожидал подхода испанца. Но его телохранитель не был столь хладнокровен, и послал из аркебузы пулю в грудь Хуана де Гереры.
Он умер мгновенно, упав на политые кровью камни без единого слова, лишних стонов, хрипов и конвульсий.
– Сука! – закричал всегда до этого спокойный и уравновешенный Луис Муньес, и выстрелом из пистоля, наповал сразил де Монталамбера.
В тылу затрубил горнист, долетела дробь барабанов, на которую с испугом глядя на своего командира, отозвались мальчишки-барабанщики Савойской терции.
– Сигналят отход! Отходим! Отходим!
– Какого? Не отходить! Только вперёд, на штурм! – ярился злой от потерь, от того, что они так и не взяли Теруан, и не удалось им первыми взойти на стены, принявший командование терцией Алонсо де Наварра.
Луис Муньес тронул его за руку.
– Надо отходить, это приказ.
Алонсо де Наварра зарычал.
Потеряв более полутора тысяч солдат, но так и не взяв Теруан штурмом, испано-имперские войска отступили. Снова вспомнился Мец, и в лагере начались раздоры и крики обвинения. Испанцы и итальянцы винили германских наёмников, которые струсили и вовремя не поддержали их атаку. Германцы, и вставшие на их сторону войска из Фландрии, огрызались. Всё это могло перерости в стычки и во всеобщее побоище.
А в Теруане на Военном совете…
Андреа де Монталамбер умер не приходя в сознание, возглавляющий вместе с ним оборону крепости молодой Франсуа де Монморанси не имел ни таланта полководца, ни достаточного опыта, ни авторитета среди войск. Не помогало ему и имя отца, коннетабля Франции.
– Отец придёт к нам на помощь, он уже на подходе со своей армией, вот увидите!
Маркиз де Боже, устало прикрыв глаза, задумчиво потирал подбородок.
– Монталамбер один стоил целой когорты! – сказал кто-то из темноты зала и тяжко вздохнул.
«Да, Монталамбер один превосходил десятки Монморанси» – маркиз де Боже, приоткрыв один глаз, украдкой глянул то на красневшего, то бледневшего Франсуа де Монморанси.
Но мужества и желания отличился, превзойти Франсуа де Гиза оборонявшего Мец, и тем возвысить свой род, ему было не занимать, и было решено продолжать оборону.
Орудия Аллена де Бионкура-Картуа продолжали греметь, вселяя уверенность в оробевшие души солдат, а 18 июня, под стеной была взорвана мина.
– Вперёд, на штурм! – Алонсо де Наварра, выхватив прославленное знамя Савойской терции из рук молодого прапорщика, повёл в атаку своих воинов.
Французы за этот день, полный крови и смертей, понесли большие потери, но вновь сумели отстоять Теруан. Франсуа де Монморанси был доволен собой, горд одержанной победой, но сил, чтобы и дальше удерживать город, уже не было. 20 июня они сдались.
По условиям капитуляции остатки гарнизона выходили из города с оружием в руках, с развёрнутыми, непосрамлёнными знамёнами, а город должен был избежать привычного разбоя, изнасилований и грабежа. Франсуа де Монморанси и его штаб добровольно шли в плен.
Но Карл решил использовать тактику устрашения, и ему нужны были верность и преданность солдат. Город был отдан им на трёхдневную поживу, а потом последовал приказ – снести его до основания.
Жителям, которых насчитывалось по разным данным от 12 до 20 тысяч человек, было запрещено селиться там, где когда-то стоял их город, не пощадили и знаменитый Теруанский кафедральный собор – в те времена крупнейший во Франции, должность епископа Теруана упразднили, сама епархия была разделена между тремя соседними.
В августе такая же судьба постигла и город Эден, взятый после непродолжительной осады 18 июля 1553 года.