Прошло несколько дней. Бабах выполнил свое обещание: отправил Ах-аха учиться. Сын первого богача стал посещать Начальную школу королевской семьи.
Школа занимала огромную территорию. Дорога от главных ворот до черного хода составляла ровно двадцать пять ли. Само здание насчитывало двенадцать тысяч классных комнат, на каждые две комнаты приходилось по одному преподавателю, итого шесть тысяч преподавателей. Учащихся же было только двенадцать. Ах-ах стал тринадцатым.
Директором школы был старый доктор множества наук. Когда Ах-ах пришел записываться, директор выбежал к нему навстречу, взволнованно потирая руки:
— Добро пожаловать! Добро пожаловать! Иди прямо на урок, Ах-ах. Да, а где твои слуги?
— Слуги сопровождают меня.
— Все пришли с тобой?
— Все.
Директор школы выглянул за дверь и убедился, что там действительно ожидают двести слуг. Куда бы Ах-ах ни шел, целый отряд слуг сопровождал его повсюду.
— Хорошо, Ах-ах. Прикажи своим слугам, чтобы они отвели тебя в класс.
— А какой первый урок? — спросил Ах-ах.
Директор школы даже подскочил от испуга:
— Как! Ты еще не знаешь порядков нашей школы?
— Нет, — честно признался Ах-ах.
— Сейчас я все расскажу и объясню тебе.
Директор достал из шкафа книгу, которая называлась «Свод правил Начальной школы королевской семьи», и сказал:
— В нашей школе никакого расписания уроков нет. Ученики могут делать все, что им вздумается.
Это, Ах-ах, священное правило, которым руководствуется наша школа.
Ах-ах засмеялся:
— Песенка какая-то глупая.
Директор покраснел, как помидор.
— Ее сочинил я сам. Это очень хорошая песенка. Тебе нужно меньше говорить и больше слушать, вот что я тебе скажу. В нашей школе шесть тысяч учителей. К какому учителю тебе нравится ходить, к тому и ходи. Например, учителей арифметики у нас сто тридцать четыре. Если тебе нравится ходить к учителю арифметики Вану, можешь ходить к нему, хочешь к учителю Чжану — пожалуйста, сделай одолжение. Ходи к тому, к кому тебе больше нравится. Но, учти, плата неодинаковая.
— Что такое «плата»?
— Плата — это плата. Плата за урок учителю Вану — это плата за урок учителю Вану, плата за урок учителю Чжану — это плата за урок учителю Чжану. Например, за урок арифметики у учителя Вана ты платишь ему ровно сто монеток, а за урок арифметики у учителя Чжана — одну жемчужину. Плату за обучение в нашей школе получают сами учителя.
— Мне нравится такой порядок! — воскликнул Ах-ах. — А теперь можно мне в класс? Я хочу на урок арифметики.
Сопровождаемый двумя сотнями слуг, Ах-ах важно направился в класс. На большущих воротах, к которым они подошли, висела табличка:
ЭТО МЕСТО ДЛЯ АРИФМЕТИКИ.
ВСЕ СЮДА!
«Ого! — удивился Ах-ах, когда ступил во двор. — А учителей арифметики здесь в самом деле немало!»
Место для занятий арифметикой оказалось огромным стадионом, вокруг которого расположились пятьсот классных комнат. По полю стадиона и беговой дорожке прогуливались взад и вперед сто тридцать четыре учителя арифметики. Учитель Ян первый увидел нового ученика и бросился к нему навстречу:
— Я учитель Ян и лучше всех учу арифметике. Иди ко мне. Я беру за урок всего девяносто шесть монеток.
Пока он говорил, подбежал другой учитель арифметики. Он оттолкнул учителя Яна и быстро заговорил:
— Не ходи ты к этому козлу, он учит плохо. Я учитель Тун, моя арифметика лучше всех.
Сказав это, учитель Тун вдруг запел дребезжащим голосом:
Не успел учитель кончить свою песню, как прибежал, запыхавшись, еще один учитель арифметики и вкрадчивым голосом замурлыкал:
— Я иду к вам на урок, господин Мяу, — сказал Ах-ах, которому понравилось, что тот берет за урок только одно пирожное из взбитых яичных белков.
Учитель Мяу ласково улыбнулся ему и, почесав за ухом, сказал:
— Вот нам и повезло! Идем скорей на урок.
Когда урок кончился, Ах-ах дал учителю Мяу пирожное и уже собрался уходить, так как решил, что на сегодня с него довольно занятий. Но учитель Мяу остановил его:
— Подожди, Ах-ах. У меня плата за урок самая доступная, а ученье самое лучшее. Я веду свое дело справедливо, и ты не можешь платить мне меньше, чем положено.
— О чем вы говорите, господин Мяу? — удивился Ах-ах.
— Ты уплатил мне на два пирожных меньше.
— Как — меньше? Я уплатил вам одно пирожное, как уговаривались. Или не вы пели: «Я за урок беру одно безе, Ах-ах»?
— Ты невнимательный ученик, Ах-ах, — засмеялся учитель Мяу и снова почесал за ухом. — Я сказал: «Я беру за урок одно безе, Ах-ах, одно безе, Ах-ах, одно безе, Ах-ах». Сколько будет, если сложить один плюс один плюс еще один? Разве не пять?
Ах-ах пересчитал на пальцах — все сошлось. Тогда он дал учителю еще семь пирожных и пошел домой.
Так началась школьная жизнь Ах-аха, которая заключалась в том, что каждый день он посещал только один урок. Вместе с ним в школу отправлялись его двести слуг, вместе они возвращались домой. Ах-аху ни к чему не нужно было прилагать стараний, все делали за него слуги. Они писали за него сочинения, решали задачи, учили уроки. Ему оставалось лишь вовремя есть и ничего не делать. Ах-ах стал полнеть.
Господин Бабах души в нем не чаял.
— Ах-ах! — воскликнул он однажды, когда заметил, как поправился сын. — Ты полнеешь! Ты становишься красавцем!
Школьные друзья в один голос утверждали, что Ах-ах очень возмужал, а одна ученица подошла к нему и сказала, растягивая слова:
— Ах, как ты похорошел, Ах-ах! Ты стал кря-кря-кря-кря-крясавцем, Ах-ах!
Ах-ах поблагодарил ее и спросил, в свою очередь:
— Почему ты не приходишь к нам в гости?
Но та уже не слушала его.
— Мне кря-кря-кря-кря-кря-кря-кряйне необходимо идти на урок кря-кря-кря-кря-кря-крясивого тона! — проговорила она.
Эта ученица, как вы уже догадались, была принцесса Алая Роза. В одном классе с ней учился и красноносый наследник престола. Погода в эти дни была холодная, и нос его высочества стал совсем лиловым.
Дни шли за днями. В жизни Ах-аха никаких изменений не происходило. Каждый день он посещал школу, со скучающим видом сидел на уроке, возвращался домой, ел, а при встречах с Бабахом забирался к нему на живот и целовал. Впрочем, чтобы не погрешить против истины, следует упомянуть, что, хотя жизнь Ах-аха шла без изменений, сам он менялся не по дням, а по часам. Он все больше толстел. Изо дня в день прибавлял в весе. Трудно было представить себе, что этому когда-нибудь наступит предел. Ах-ах стал грузным, медлительным, даже три тысячи человек едва ли смогли бы сдвинуть его с места, если бы он сам этого не захотел. Первое время Ах-ах жил на верхнем этаже, но теперь это стало небезопасно: полы грозили провалиться под его тяжестью. Ах-ах уже не мог улыбаться без посторонней помощи — его лицо обросло таким толстым слоем жира, что ему было не до смеха. Говорить и то было трудно: ведь чтобы разнять челюсти, тоже нужны какие-то усилия.
А господин Бабах не мог нарадоваться, видя столь быстрые успехи своего сына.
— Ах, мой Ах-ах хорошеет с каждым днем! Ему надо еще немного пополнеть, тогда он станет совсем красавцем.
И Ах-ах продолжал толстеть.
Успешно продвигались вперед и занятия в школе. Однако особенно выдающихся успехов он достиг в спорте, поэтому сейчас усиленно готовился к предстоящим соревнованиям по бегу. Узнав об этом, Бабах еще больше полюбил сына.
— Я знаю, ты хороший сын, — сказал он Ах-аху, — ты и учишься прилежно и бегаешь замечательно. Я не сомневаюсь, что в этих состязаниях ты займешь первое место. Не ленись, тренируйся каждый день.
— Я и так каждый день тренируюсь, папа, — ответил Ах-ах.
Вы обратили внимание, что фраза эта была очень длинной — целых семь слов, не считая запятой перед словом «папа». Ах-ах совсем выбился из сил, пока досказал ее до конца. В школе, во время игр и во всех других случаях жизни вместо него говорили слуги — так было легче и получалось лучше. Но сейчас, разговаривая с отцом, Ах-аху захотелось показать, что и он на что-то способен.
— Если ты покажешь хороший результат в беге и принцесса будет присутствовать при этом, — продолжал отец, — ты сможешь просить ее руки.
Слова отца привели Ах-аха в необычайное возбуждение. Он сделал попытку улыбнуться, но из этого ничего не вышло. Тогда он подал знак слугам, который мог означать только одно:
«Сюда! Я хочу улыбнуться отцу!»
И тогда слуга № 1 и слуга № 2 подошли к нему, взяли с обеих сторон за щеки и растянули его рот в широкую улыбку.
После этого он сделал слугам новый знак:
«Сюда! Я хочу спеть отцу!»
Когда Ах-аху хотелось петь, ему тоже не нужно было утруждать себя: за него всегда пел слуга № 3. Так было и сейчас.
— Ах! Ты просто восхищаешь меня своим пением, Ах-ах! — воскликнул Бабах, хлопая себя по животу.
Когда наступили осенние каникулы, ликовал весь дом. Ах-ах оказался первым учеником. Была еще одна волнующая новость, приводившая отца и сына в необычайное возбуждение. На стадионе Начальной школы королевской семьи шли последние приготовления к предстоящим состязаниям в беге.
— Я уверен, — говорил Бабах, подбадривая сына, — что ты и здесь займешь первое место.