Когда в Пекин приехал Лю Пэнцзюй со своей подружкой, Лю Юэцзинь тотчас превратился в бездомного бродягу. С вокзала он сразу повез молодежь на стройплощадку; всю дорогу отец и сын продолжали ругаться. Лю Пэнцзюй зациклился на шестидесяти тысячах, снова и снова допрашивая Лю Юэцзиня, имеются у него эти деньги или нет. Лю Юэцзинь пока что не мог разъяснить всю ситуацию, поэтому ограничивался таким ответом:

– Иметься-то имеются, но трогать их пока нельзя.

– Но раз деньги есть, то почему их нельзя тратить? – не унимался сын.

– В банке они должны храниться до определенного срока, если их сейчас снять, то считай, все пропало.

Лю Юэцзинь уже сто раз повторял это по телефону, поэтому Лю Пэнцзюй начал подозревать, что отец его обманывает. Лю Юэцзинь в свою очередь стал упрекать Лю Пэнцзюя. Но сейчас он упрекал сына уже не за то, что тот без предупреждения переметнулся к матери и прохвосту Ли Гэншэну, а за то, что тот, пользуясь случаем, не выдоил этих тварей, не загреб у них денежек. Как можно было спустя три месяца уйти от них с пустыми руками? Выходит, он зря предал своего отца. Что называется, кур не своровал, только зерно извел. Сын тут же возмутился:

– Значит, ты специально ничего мне не высылал в надежде, что я загребу их денежки?

Лю Юэцзинь несколько стушевался:

– Да понятное дело, что нет. – Словно опомнившись, он сказал: – Я вижу, ты уже далеко засунул свой нос в наши дела с твоей матерью. – Вдруг он снова ополчился на Ли Гэншэна: – Так значит, этот суррогатчик сейчас запустил настоящее производство? Всех обманул и вышел сухим из воды? Интересно, есть кому-нибудь вообще до этого дело или нет?

Так они собачились всю дорогу, пока Лю Юэцзинь не привел их к своему скромному жилищу на стройплощадке. Грызня прекратилась только тогда, когда Лю Юэцзинь, открыв дверь, стал затаскивать вещи внутрь. Увидав обстановку, в частности расставленные на полу кастрюльки всевозможных форм и размеров, Лю Пэнцзюй и Мадонна не могли сдержать своего разочарования. Ну откуда могло быть шестьдесят тысяч у обитателя такой каморки? Сын Лю Юэцзиня пробормотал:

– Все эти годы только и знал, что врал.

Лю Юэцзинь как-то растерялся и не нашелся с ответом. Сейчас он соображал, как им тут втроем разместиться. Не успел он придумать чего-нибудь дельного, как его сын раздраженно спросил:

– Па, если мы здесь поселимся, куда денешься ты?

Лю Юэцзинь остолбенел. Он никак не ожидал, что, едва они встретятся, сын займет положение хозяина. Оказавшись в комнате отца, сын четко дал понять, кто тут лишний. При этом Лю Юэцзиня взбесило, что, прогоняя его, сын явно намекал на сожительство с этой девицей. Естественно, что ни о какой невинной дружбе тут и речи не было – они давно трахались. Но не успел Лю Юэцзинь вспылить, как в разговор вступила Мадонна:

– Дядюшка, у вас тут неудобно, может, нам остановиться в гостинице?

Хотя такой вопрос давал Лю Юэцзиню возможность принять свое решение, опять-таки подразумевалось, что эта девица сожительствует с его сыном, и, похоже, уже давно. Так что Лю Юэцзинь этот момент, увы, проморгал. На дворе стояла глубокая ночь, спорить уже всем надоело, поэтому Лю Юэцзинь хмуро ответил:

– Ладно, оставайтесь здесь, у меня в Пекине есть немало мест, куда податься.

Едва Лю Юэцзинь вышел за порог, сын хлопком закрыл за ним дверь. Лю Юэцзинь оглянулся: свет в комнате по-прежнему горел, и было видно, как Лю Пэнцзюй сгреб в свои объятия Мадонну. Сквозь занавески виднелись их слившиеся воедино силуэты; потом эти двое повалились на кровать, и свет погас. Раздалось шебуршание, которое сменили стоны и вскрикивания. Лю Юэцзинь стоял как вкопанный. Нет, он вовсе не думал шпионить за сыном, просто он вспомнил, какие страсти бушевали в нем самом, когда девятнадцать лет назад он только-только женился на Хуан Сяопин. Его не то чтобы стали мучить мысли о старости, просто ему показалось, что все это происходило далеко-далеко в прошлом.

Очутившись на улице, Лю Юэцзинь вдруг понял, что идти ему некуда. Собственно, найти место, чтобы скоротать ночь, было можно. Только на самой стройплощадке имелось несколько сотен коек, так что потеснить кого-нибудь труда не составляло. Однако Лю Юэцзиню не хотелось идти в барак к рабочим. Нет, он вовсе не брезговал, но с этими людьми он как-то не мог найти общий язык. Раньше мог, а сейчас – нет. То есть болтать с ними ни о чем у него получалось, а вот говорить по душам – не очень. Этот народец любил лезть в чужие дела, разнюхивал, у кого какие неприятности, а потом разносил это в тысячах других вариантах: к одной истории примешивалась вторая, ко второй – третья и так далее. Поэтому в барак к рабочим Лю Юэцзинь решил не соваться. В то же время Лю Юэцзиня распирало поделиться с кем-нибудь всем пережитым за последний день, иначе он боялся, что его просто разорвет. Не имея друзей среди рабочих, он вспомнил одну персону, которой он мог бы довериться. То была хозяйка парикмахерской Ма Маньли. Однако сейчас, когда стрелки показывали три с лишним часа ночи, Ма Маньли наверняка уже спала. Он боялся, что, приди он к ней сейчас, Ма Маньли его прогонит. Но, несмотря на все это, ноги сами повели его в том направлении и, миновав переулок, он направился прямиком к парикмахерской. Завидев издали это заведение, Лю Юэцзинь обрадовался: он ведь думал, что парикмахерская уже давно закрыта, а тут оказалось, что в ней все еще горел свет. Он прибавил шагу и вскоре уже был на месте. Приблизившись к порогу, он снова удивился: из-за закрытой двери раздавались громкие крики. Подойдя к окну, Лю Юэцзинь увидел уже знакомую картину: к Ма Маньли снова заявился ее бывший муж Чжао Сяоцзюнь и распустил руки. Помощница Ма Маньли, Ян Юйхуань, уже давно ушла, поэтому в комнате остались лишь эти двое. Сначала Лю Юэцзинь решил, что Чжао Сяоцзюнь снова пришел требовать деньги, те самые тридцать тысяч, что вроде как занял у него младший брат Ма Маньли, и из-за этого они снова поссорились. Но кто бы мог подумать, что на сей раз у Чжао Сяоцзюня имелись другие намерения. Сильно поддавший, красномордый, он, еле держась на ногах, лапал Ма Маньли и пытался загнать ее в спальню: «Ну, один разочек, только один». Оказывается, сейчас ему понадобилась сама Ма Маньли, и он проявлял куда большую настойчивость, чем когда просил деньги. Несмотря на то что Чжао Сяоцзюнь был под мухой, Ма Маньли справиться с ним не могла. Иначе говоря, алкоголь придал ему сил, поэтому Ма Маньли, оказавшись в его руках, словно цыпленок, беспомощно трепыхала ногами над полом. Пытаясь сопротивляться, она цеплялась руками за межкомнатную дверь и, упираясь задом, верещала: «Пошел отсюда, мы уже давно развелись, это изнасилование, понимаешь ты это?» Чжао Сяоцзюнь на это бессвязно отвечал: «Значит, будет изнасилование – все как ты захочешь!» Каждый из них испытывал дверь на прочность, не подозревая о ее хлипкости. Наконец, когда Чжао Сяоцзюнь в очередной раз стал рвать на себя дверную раму, она отделилась от проема и вместе с ним грохнулась на пол. Падая, Чжао Сяоцзюнь задел головой скамейку. Скамейка развалилась на части, а сам Чжао Сяоцзюнь долго не шевелился. Ма Маньли, которая повалилась на Чжао Сяоцзюня сверху, никак не пострадала. Освободившись, она схватила с туалетного столика ножницы и пригрозила:

– Еще пристанешь, проткну насквозь!

Чжао Сяоцзюнь, потеряв сознание, долго лежал без движения, а когда очнулся, заметил ножницы в руках Ма Маньли и сказал:

– Не хочешь – не надо, тогда гони деньги!

Итак, он вернулся к старой теме. Ма Маньли, как и раньше, принялась настаивать, что никаких денег у него не брала.

– Какая разница: ты или твой брат? Он сбежал, поэтому долг возвращать тебе.

– Раз он спутался с тобой, при чем здесь я?

Пытаясь встать с пола, Чжао Сяоцзюнь продолжал:

– Не хочешь возвращать долг, тогда давай восстановим брак.

Ма Маньли смачно сплюнула:

– Чего захотел!

Ухватившись за туалетный столик, Чжао Сяоцзюнь поднялся и взял сверху бритву. Однако он не стал угрожать ей Ма Маньли, а приложил к своей собственной шее и заявил:

– Не пойдешь на повторный брак, я покончу собой!

Стоявший под окном Лю Юэцзинь перепугался, но не из-за того, что Чжао Сяоцзюнь грозился покончить собой, а из-за того, что тот все еще метил в мужья к Ма Маньли. То и дело он приходил требовать деньги, и Лю Юэцзинь думал, что ему нужны только они, а оказалось, у него имелись еще и другие планы. Но к чему тогда было разводиться? Однако Ма Маньли не купилась на его уловку, напротив, даже стала его подначивать:

– Что ты там еле водишь, давай уже, меть в артерию! Прикидываешься тут бобылем. Не верю!

Уличенный Чжао Сяоцзюнь решил прикрыть смущение гневом и, размахивая бритвой, бросился на Ма Маньли. Та встала в позу, пытаясь защититься ножницами. С минуты на минуту могла случиться кровавая резня, поэтому Лю Юэцзинь плюнул на все, пинком открыл дверь и набросился на Чжао Сяоцзюня. В ситуации, когда ссора носила личный характер, Лю Юэцзинь не знал, как ему надлежит поступить. Вмешиваться в их дела ему вовсе не хотелось; он уже как-то попытался возместить долг, о чем потом пожалел. Решив просто привести Чжао Сяоцзюня в чувство, он с силой его тряхнул и сказал:

– Давай уже, очнись! Очнись! Надо же так напиться.

Чжао Сяоцзюнь и так еле стоял на ногах, а после встряски Лю Юэцзиня все в его голове и вовсе помутилось. Лю Юэцзинь, можно сказать, довел его до последней кондиции. Сделав неуверенный шаг в сторону Лю Юэцзиня, он уткнулся головой в его грудь и спросил:

– Ты кто?

Лю Юэцзинь смутился. Не зная, как лучше ответить на этот, казалось бы, простой вопрос, он ограничился общим ответом, сказав, что он друг. Ну а про себя выругался: «Не пошел бы ты куда подальше, за тобой еще должок в тысячу юаней имеется». Услыхав слово «друг», Чжао Сяоцзюнь уставился на Лю Юэцзиня, не выказывая никакой реакции. Тогда Лю Юэцзинь воспользовался ситуацией и выхватил у него бритву. Затем, нагнувшись к его уху, он закричал:

– Разговор имеется, выйдем, поговорим!

Чжао Сяоцзюнь, еле ворочая языком, спросил:

– Куда пойдем?

– Пойдем еще выпьем.

Тут стало понятно, что Чжао Сяоцзюнь и впрямь дошел до кондиции. Едва услышав, что его приглашают выпить, он, забыв обо всем, радостно объявил:

– Смотри не обдури, я пока еще трезв.

– Вот потому-то пойдем и выпьем еще, – ответил Лю Юэцзинь.

Придумав такую уловку, Лю Юэцзинь выволок Чжао Сяоцзюня на улицу. Покинув «Парикмахерскую Маньли», Лю Юэцзинь озадачился, куда же ему деть Чжао Сяоцзюня. Приглашение выпить было всего лишь предлогом, чтобы выманить того из дома. Вытаскивая его за порог, Лю Юэцзинь заметил, как Ма Маньли отбросила в сторону ножницы и, усевшись на поваленную дверную раму, расплакалась. Лю Юэцзинь решил побыстрее избавиться от Чжао Сяоцзюня и вернуться в парикмахерскую успокоить Ма Маньли, а заодно выведать у нее планы насчет повторного брака. Ведь в обычное время о таком не спросишь – Ма Маньли всегда обходила эту тему. И раз сегодня представился такой случай, он должен ее расколоть. Лю Юэцзинь даже забыл о личных проблемах. А пока он решил отвести Чжао Сяоцзюня подальше и уложить на какой-нибудь остановке. По крайней мере, очнувшись там, он уже ничего не натворит. Но кто бы мог подумать, что Чжао Сяоцзюнь даже в хмельном бреду все-таки помнил про обещание Лю Юэцзиня пойти с ним выпить! Заметив, что его тащат к остановке, он вытаращил глаза:

– Куда это мы? Решил меня обмануть? – При этом он все еще грозился в сторону парикмахерской: – Я еще вернусь, мы еще ничего не решили.

Пришлось Лю Юэцзиню тащить его до следующего поворота. Миновав так два квартала, они наткнулись на круглосуточный ресторанчик, который держали монголы. Назывался он «Ресторан высокой кухни Ордос». Несмотря на громкое название, в зале умещалось пять-шесть столов. Все меню состояло из жареных овощей с шашлычками или бараниной да мучных изделий. Лю Юэцзиню пришлось завести Чжао Сяоцзюня сюда. Тот очень обрадовался. На дворе стояла глухая ночь, никого из клиентов внутри не оказалось. Повара уже давно легли спать, так что о горячих блюдах можно было и не мечтать. На витрине стояло лишь несколько заветренных холодных закусок. К ним косолапой походкой (сказывалась привычка ездить верхом) вышла полная краснощекая монголка с заспанными глазами. Расставив на столе водку и закуски, она вернулась за прилавок и, положив на него голову, тут же уснула. Лю Юэцзиню не хотелось снова поить Чжао Сяоцзюня, но какой там! Чжао Сяоцзюнь за раз прикончил три рюмки, после чего пристал к Лю Юэцзиню. Тот снова окунулся в свои проблемы. Пропажа сумки и приезд в Пекин сына с подружкой захлестнули его с новой силой, поэтому ему было не до выпивки. Но сидевший напротив Чжао Сяоцзюнь настаивал:

– Что это значит? Ты меня не уважаешь?

С этими словами он схватил свой стул и замахнулся, нарываясь на драку, так что Лю Юэцзиню ничего не оставалось, как покориться и опрокинуть стаканчик. За одним стаканчиком последовал второй, а потом его было уже не остановить. Чжао Сяоцзюнь сколько не пил, оставался в таком же состоянии, а вот Лю Юэцзинь, оббегавший за пять дней пол-Пекина, после нескольких стаканов тут же захмелел. Раньше ему казалось, что напиваться – это плохо, он и подумать не мог, что, напившись, можно обо всем забыть и прийти в хорошее расположение духа. После двух стаканов Лю Юэцзинь успел позабыть, как он тут очутился и кем ему приходился его собутыльник. Эти двое виделись-то всего пару раз, при этом у Чжао Сяоцзюня имелся перед Лю Юэцзинем долг, но сейчас они как-то породнились. Утратив способность ясно мыслить, Лю Юэцзинь, тем не менее, ощущал, что хочет что-то выпытать у Чжао Сяоцзюня. Наконец он вспомнил, что его интересовали отношения Чжао Сяоцзюня с Ма Маньли: почему он с ней сначала развелся, а теперь хочет снова сойтись. Но лучше бы он не поднимал эту тему. Чжао Сяоцзюнь всхлипнул, потом, перегнувшись через стол, схватил его за руку и запричитал:

– Эх, брат, да я тут, можно сказать, попался на собственную удочку. Развестись я решил просто потому, что нашел другую шлюху, у которой сиськи были большие. Ведь моя бывшая, если не приглядываться, смахивала на мужика. Деньжата у меня тогда водились, поэтому проблемы развестись с одной и жениться на другой не было. Это я сейчас остался ни с чем. В прошлом месяце та шлюха от меня сбежала. Где я ее только не искал! Так что лишился я сразу двух баб. Вот я и подумал: что я, урод какой, что ли, с какой стати я должен жить бобылем? – Сделав паузу, он добавил: – А эта самая Ма штучка еще та. Она ведь раньше была хорошей подругой той шлюхи. Кто их знает, может они на пару заманили меня в эту ловушку? – Сказав это, он заскрежетал зубами: – Она ведь три года назад тоже спуталась кое с кем, думала, что я ничего не знаю. Оказывается, есть любители и таких трансвеститов.

Речь его становилась все более сбивчивой, и Лю Юэцзинь начал терять нить разговора. Единственное, он прояснил, что Ма Маньли оказалась совсем другой, нежели он ее себе воображал; он сильно упрощал свои представления о ней. В то же время, услыхав, что от Чжао Сяоцзюня сбежала вторая жена, Лю Юэцзинь вдруг проникся к нему особым сочувствием. Ведь его собственная жена, Хуан Сяопин, тоже убежала к другому. Будучи под градусом, Лю Юэцзинь ощутил обиду с обостренной силой, а потому, хлопнув по столу, объявил:

– Если говорить о сбежавших женах, то у нас ситуация похожая. – Тут он остановился, немного подумал и, вспомнив, что его жена не сама убежала, а ее увели, замотал головой: – И непохожая. – Тут он снова стал злиться, но не на Чжао Сяоцзюня, а вообще на всех: – А разве ни у кого жен не уводили? Всегда так было. Сколько раз я про это слышал! Но больно становится лишь тогда, когда испытаешь на собственной шкуре.

Чжао Сяоцзюнь покачал головой:

– Эх, брат, это уже не жизнь… Сдохнуть хочется!

Лю Юэцзинь с чувством его поддержал:

– Понимаю тебя, шесть лет назад сам чуть не повесился.

Разговор все больше их сближал. В итоге Чжао Сяоцзюнь неверной походкой обогнул стол и, подсев вплотную к Лю Юэцзиню, протянул ему руку:

– Раз уж мы друзья, дай мне в долг, я ведь торговлей занимаюсь, как только получу выручку, то и тебя в обиде не оставлю.

Лю Юэцзинь, ударив себя в грудь, сказал:

– Верю, дам. – Но тут он опомнился и зарыдал: – Рад бы дать, но я, кажется, все потерял.

И тут Лю Юэцзинь, несколько дней копивший в себе свои беды, взял и, поддавшись хмельному порыву, во всех подробностях рассказал Чжао Сяоцзюню о своих мытарствах. Он начал с того, как у него украли сумку, как потом подобрал другую, и закончил приездом в Пекин своего никудышного сына с подружкой. Не решившись открыться какому-нибудь знакомому, он вдруг поведал все это совершенно постороннему человеку. Перебрав лишнего, Лю Юэцзинь запинался, путался, а то и вовсе обрывал свою речь. Пытаясь продолжить, он терял нить разговора и начинал нервничать. Когда он еле-еле докончил свой рассказ, за окном уже светало. Тут только Лю Юэцзинь заметил, что Чжао Сяоцзюнь его совершенно не слушает: свесившись со стола, он давно уже спал. Когда Лю Юэцзинь попробовал его пихнуть, тот податливо шмякнулся на пол.