Хотя Лао Сину не удалось арестовать Лао Линя, он благополучно накрыл банду брата Цао. Той ночью, когда шеф Лао Сина запретил ему арестовывать Лао Линя, он тем не менее отдал приказ схватить людей брата Цао. Сам брат Цао поджидал в утиной лавке возвращения лысого Цуя и остальных из «Чайной Лао Ци». Предполагалось, что те принесут с собой семьсот тысяч, которые брат Цао теперь воспринимал не иначе как фундамент для серьезного и перспективного дела. На следующее утро он уже собрался за город для чтения. В четыре утра в утиную лавку вернулся лысый Цуй, а вместе с ним туда ввалился целый наряд полицейских. Для брата Цао это стало некоторым сюрпризом. Понимая, что сопротивление бесполезно, он и не сопротивлялся. Он лишь поднял глаза на Лао Сина и с некоторым непониманием спросил:

– Как вы узнали?

Лао Син не стал распространяться о звонке Лю Юэцзиня, лишь заметил, посмотрев в затуманенные глаза брата Цао:

– Почему бы вам просто не забивать своих уток? Так нет же, решили организовать мафию.

Брат Цао не удостоил Лао Сина ответом. Углубившись в размышления, он лишь вздохнул:

– Микрокосму не одолеть макрокосмос.

Лао Син не понял, о чем это он. Зато в разговор вставила свое слово хохлатая майна. Наклонив головку и злобно нахохлившись, она прошипела: «Чтоб ты сдох!»

Лао Син удивился, брат Цао тоже. Только-только купив эту птицу, он переживал, чтобы она, как другие ее сородичи, не набралась от людей дурных словечек, поэтому, обучив ее трем приличным фразам, он залепил ей уши воском. Однако воск или сразу плохо прилепился, или выпал уже потом, а брат Цао этого не заметил. Таким образом, все это время птица прекрасно слышала, поэтому выучила много непотребной лексики, но, чтобы ей снова не заклеили уши, говорить она остерегалась. Эта хохлатая майна тоже притворялась. Брат Цао, услышав брошенную птицей фразу, не стал укорять себя за недосмотр, притворство майны он также расценил как должное. Повернувшись в ее сторону, он лишь одобрительно заметил: «Метко сказано».

Лао Син заметил, что и все остальные обитатели лавки его нисколечко не испугались. Подобно той майне, они лишь бросали на него и остальных полицейских гневные взгляды. Никогда раньше они не сталкивались с Лао Сином, поэтому их гнев не относился к сведению старых счетов, их возмущало то, что кто-то посягнул на их настоящее. Их вражеский настрой к посторонним демонстрировал горячую привязанность к своей лавке и к своему образу жизни. Лично Лао Сину они ничего не сделали, их арест был просто приказом свыше. Лао Сину и самому уже приелось быть полицейским и ловить всяких незнакомцев. И если уж сказать правду, то Лао Син проникся той атмосферой, что царила в утиной лавке.