Ксения

Вторую половину пятницы я провела дома. Переваривая все, что произошло со мной за последние дни. После того как я на эмоциях, нечаянно призналась Дану в любви, он не сказал мне ни слова. Молча целовал, ласкал, смотрел на меня неоднозначным взглядом, которого я не смогла распознать. Нет, я не ждала, что он вот так сразу ответит на мои чувства. Я ничего от него не ждала. То, что он захотел быть со мной и назвал своей женщиной — уже само по себе для него много, а для меня было ничтожно мало. Нет, я, наверное, лукавлю. Вру сама себе, что ничего от него не жду. На самом деле я хочу всего и сразу. В омут с головой. Хочу ответной любви. Хочу больше, чем любви. Хочу его всего, полностью. Но я понимаю, что ему нужно время. Нашим шатким отношениям нужно время. И чем больше я об этом думала, тем больше вопросов возникало. Чего сейчас хочет от него Кристина? Ведь она уже сделала свой выбор. Что движет ей сейчас? Хотя, наверное, ответ на этот вопрос лежит на поверхности. Четыре года назад, она променяла Дана на благосостояние Стаса. Сейчас все поменялось с точностью да наоборот. Да и Дан моложе, сильнее, здоровее и успешнее Стаса. Но у этой сучки нет шансов. Хотя… Дан когда-то ее любил, безумно любил.

Эти чертовы мысли не давали мне покоя весь вечер. И когда я, наконец, их отпустила, в моей голове возник образ вороны Инны. А кто она для него? Дан сказал, что ее больше нет в его жизни. В каких они были отношениях? Ведь отношения были? Черт! Почему же все так сложно? А может сложности только в моей голове? Может, надо отпустить ситуацию? И плыть по течению. Жить здесь и сейчас.

В субботу мне позвонила мама. Отчитывая меня за то, что я не прилетела домой. Передала трубку брату Андрею, который сказал, что если я не прилечу в ближайшие три дня, то в следующий раз мы увидимся только через год. Я пообещала, что вылечу завтра. И чтобы убедиться, что я действительно прилечу, Андрей сам забронировал для меня билеты на вечерний рейс воскресенья. Я хотела домой. Я хотела увидеть родителей. Хотела поделиться с мамой всеми своими переживаниями. И я очень скучала по брату. А это значило, что мне надо было собрать чемодан. И сообщить Дану, что я улетаю. А еще, я очень хотела взять его с собой, познакомить с родителями и братом. Показать ему, что такое настоящая семья. Но это так, бредовая идея. Я понимала, что он не согласится пойти на такой серьезный шаг как знакомство с моей семьей. Мы еще не в тех отношениях. Да и я, наверное, не осмелюсь предложить ему поехать со мной.

Я звонила ему два раза. Он не ответил. Я понимала, что возможно он работает или просто не слышит. Но, гадкое чувство разочарования нарастало с каждым гудком. Через несколько минут порывалась позвонить еще. Но сдержалась. Он перезвонит сам, если сочтет нужным.

Чтобы отвлечься от съедающих меня мыслей о том, что Дан меня игнорирует, я собирала чемодан. После обеда в мою дверь позвонили. В голове мелькала мысль, надежда, что это ОН. Но новая волна разочарования снова накрыла меня с головой. На пороге стояла Маришка и Алексей. Черт, я совсем про них забыла. Я вообще выпала из реальной жизни в последние десять дней.

Итак, судя по тому, что они вместе и на их лицах улыбки, у них отношения. Молча, кивком головы и взмахом руки пропускаю их внутрь. За ними в мою квартиру влетает Антошка. В его руках какой-то робот. Мальчик светится от счастья, спеша похвастаться новой игрушкой.

— Ксюша! Смотри, что мне подарил дядя Леша, — вручает мне робота, для того, чтобы я его рассмотрела. Вот и все. Не надо быть психологом, чтобы понять, что Маришка и Леха вместе. За них только что все сказал Антошка. Если Маришка познакомила Лешу с сыном, то, видимо, это серьезно. Интересно как много я пропустила? Надеюсь, они еще не женаты.

— Дядя Леша у нас щедрый и добрый. Так что можешь попросить у него новый велосипед, про который ты мне рассказывал.

— Ксюша! — одергивает меня подруга. — Так нельзя. Чему ты его учишь? Это не красиво.

— Что за велосипед? — заинтересованно спрашивает Леша. Антошка спешит ему все рассказать. Я беру возмущенную Маришку под руку, и увожу ее на кухню.

— Ксюша, так нельзя, они только недавно познакомились, а ты уже учишь Антона вымогать подарки, — не унимается она. Я улыбаюсь, молча ее слушаю, включая кофе машину. — Такими темпами у нас с Лешей ничего не получится, он убежит от нас, думая, что нам нужны его деньги.

— Марина, поверь мне, я очень хорошо знаю Алексея. Он никуда не сбежит, если между Вами что есть… Кстати, между вами что-то есть? — подруга молча кивает, отпуская глаза. — Так вот, — продолжаю я. — Поскольку вы вместе и Леша познакомился с Антошкой, то поверь, это серьезно с его стороны. И думаю, без свадьбы не обойдется, — Марина округляет глаза. — Да, да, ты попала по полной, — смеюсь я. — Леха не заводит интрижек, у него только серьезные отношения. И он слишком моногамный, — подмигиваю я.

— Правда? — удивленно, но с улыбкой спрашивает она.

— Да.

— Что «правда»? — интересуется Леха, проходя на кухню.

— А мы тебе не скажем. Это наши женские дела, — отвечаю я.

— Ну, женские, так женские, — Алексей приобнимет подругу за талию.

— И где ты пропадала целую неделю? — Марина спешит перевести тему. Стесняясь, отрывается от Леши, садится за стол. Женщине двадцать девять лет, а она стесняется как школьница. Но скорее, ее дискомфорт вызван тем, что она знает, что мы с Лешей были вместе. Но Леха не отступает, садится рядом с ней, обнимая ее за плечи.

— Я отдыхала на даче, — отвечаю я, подавая им кофе.

— С кем? — интересуется Леша.

— Все тебе скажи, — усмехаюсь я, садясь рядом с ними.

— У тебя кто-то появился? — с подозрением спрашивает он. Маришка слышит перемену в его голосе, хмурится, скрывая свое недовольство, отворачивается к окну. Ого, она ревнует!

— Да, у меня кто-то появился, — отвечаю я, переводя взгляд на Марину, показывая Лехе, что ей неприятны его вопросы.

— Если все серьезно и это достойный мужчина, то я буду только рад, что у тебя все хорошо, — Леха спасает ситуацию. И я прямо слышу, с каким облегчением выдыхает Маришка.

— Я тоже надеюсь, что все серьезно. И прекратите меня допрашивать. Лучше расскажите, что происходит между вами, — теперь я спешу перевести тему, потому что я не знаю, что происходит между мной и Даном. Мы вроде бы вместе, но все так шатко. Когда он рядом, я в нем не сомневаюсь. Но сейчас меня съедают сомнения, а после того как он не ответил на мой звонок, и до сих пор не перезвонил, сомнений стало больше. Может мне все это приснилось?

Дальше Маришка с Лешей просят меня посидеть с Антошкой несколько часов, пока они сходят на свидание. Я с удовольствием соглашаюсь. Общение с ребенком поможет мне не думать о нем. И не сорваться и начать звонить Дану каждую минуту, пока он не ответит. Я строго настрого в приказном тоне, приказываю Маришке забрать Антошку только утром. Не о чем не думать, наслаждаться вечером и особенно ночью, чем вгоняю подругу в краску.

На часах восемь вечера. Мы с Антошкой поедаем шоколадное мороженое и смотрим мультики на одном из детских каналов. Вы видели современные мультики? Как это можно показывать детям. Не пойми кто гоняется не пойми за кем, разговаривая ужасно неприятными и отвратительными фразами. Возможно, я уже стара для мультиков и ничего не понимаю. Но это же ужас. А Антону нравится и, похоже, он понимает что происходит. Оставляю мальчика смотреть дальше этот бред, иду на кухню, открываю окно, прикуриваю сигарету. Кручу телефон в руках. Почему он не перезвонил? Занят? Ему все равно? Не поверю, что он работает больше суток, и у него нет времени мне перезвонить. Мой телефон оживает, смотрю на экран — это ОН. Улыбаюсь как дура, отвечаю на звонок.

— Алло.

— Что я говорил тебе на счет курения? — серьезным тоном спрашивает Дан. Как он узнал, что я курю? Осматриваю темный двор за окном и вижу Дана, облокотившегося на машину под моим окном. Он улыбается, но как-то не очень добро.

— Я не обещала тебе, что брошу курить, — заявляю я, но тушу сигарету в пепельнице. — И, кстати, привет.

— Привет. Скучала? — уже мягко спрашивает он.

— Нет.

— Врешь.

— Вру. Скучала. А ты?

— И я скучал. Безумно скучал, Дюймовочка, — говорит он, не отрывая от меня глаз. Меня захлестывает дикая радость. Все мои сомнения и переживания моментально растворяются от его голоса, взгляда и слов, что он безумно скучал.

— Я звонила тебе днем, ты не ответил.

— Был занят. Работал.

— Почему не перезвонил?

— Я приехал. И я перезвонил. В данный момент мы разговариваем по телефону, — усмехается Дан. — Спускайся вниз. Поехали ко мне. Я устал как собака. Практически не спал. И ты ни разу не была у меня, — я действительно не была у него. Я даже не знаю его адреса.

— Я не могу. Поднимайся ты ко мне.

— Почему не можешь? — я вижу, как он хмурит брови.

— Потому что я не одна, — наверно мне сразу стоило уточнить, что я сижу с ребенком. Но моя плохая сторона решила поиграть в игру «доведи Дана».

— А с кем ты?

— С Антоном, — отвечаю я, продолжая загадочно улыбаться. А вот Дану похоже не смешно.

— Кто такой Антон и что он у тебя делает? — Дан не кричит, не повышает тон. Его голос моментально меняется с мягкого и усталого, на холодный и отстраненный. Наверное, в этот момент мне надо остановиться и все объяснить. Но я продолжаю играть.

— Антон — мой жених, — моя улыбка выдает меня с головой. Дан пристально на меня смотрит. Ноль эмоций. Он же должен понять, что я пошутила?

— Познакомишь? — интересуется он. Отталкивается от машины, идет в сторону подъезда, сбрасывая звонок. Ох, черт! Я перегнула с играми. Мой чертов характер и язык когда-нибудь меня погубят. Несусь к двери, открываю ее, ожидая Дана на пороге. Он поднимается довольно быстро. Злой, безумно злой. И очень уставший. Блин, как не вовремя я пошутила. Молча пропускаю его в квартиру, закрываю за нами дверь. И, слава Богу, мне не нужно ничего объяснять и выносить его горящий взгляд. Антошка сам выбегает в прихожую, с интересом разглядывает Дана, стесняется, прячется за меня.

— Знакомься, — обращаюсь я к уже растерянному Дану. — Это Антошка, мой жених. — А это дядя Данил, — объясняю я мальчику. — Дан усмехается, посылая мне многообещающий взгляд.

— Значит, жених, — обращается он к Антону.

— Да, когда я вырасту, я женюсь на Ксюше, — смело заявляет Антон.

— Даже так, — смеется Дан. — А ты не думаешь, что когда вырастишь, Ксюша будет уже стара для тебя, а вокруг будет много молодых девочек?

— Нет, — возмущенно отвечает мой защитник. — Ксюша хорошая и красивая. И она никогда не будет старой!

— Понял, да, — говорю я Дану, сдерживая смех. Дан тоже начинает смеяться. Антон смущается и убегает назад в гостиную. Дан разувается, подходит вплотную ко мне. Дергает на себя, наклоняется, проводит носом по моей щеке, ведет к виску, слегка царапая щетиной, глубоко вдыхает. Подбирается к уху.

— Значит, нашла нового жениха, помоложе, — усмехается мне в ухо.

— Значит так, — цепляюсь за его плечи, от него пахнет парфюмом вперемешку с потом, дорогой и усталостью. И эта смесь сводит меня с ума, заставляя раствориться в нем.

— Это сын моей соседки. Я иногда сижу с ним. Антон пробудет у меня до утра. Я звонила тебе… если б я знала что ты приедешь … — спешу оправдаться я.

— Черт! Дюймовочка. Я не видел тебя больше суток, я ужасно голодный по тебе, — рычит мне в ухо, прижимает к себе плотнее, чтобы я почувствовала его голод. Но он еще не знает, что завтра я улетаю на неделю. Я такая дура! Ведь Маришка просила посидеть с сыном до вечера, а я уговорила ее оставить Антона на ночь. Дан глубоко вдыхает, отстраняется от меня.

— Я хотел увести тебя к себе. Заказать ужин, принять с тобой ванну. Я весь день об этом мечтал, — поглаживает меня по лицу. Нет, я не дура. Я — идиотка!

— Я могу приготовить ужин, и мы можем принять ванну, когда Антон уснет, — предлагаю я, с надеждой заглядывая ему в глаза, делая умоляющий взгляд, хлопаю ресницами, надуваю губки. Это должно подействовать, на других мужчин действовало.

— Ну, раз других вариантов нет, — улыбается усталой улыбкой. Берет меня за руку, тянет в за собой в гостиную. Садится на диван рядом с Антошкой.

— Дюймовочка, я не ел целый день, так что не заморачивайся, сделай что-нибудь по-быстрому, — у него такой усталый и измученный вид. Он действительно работал, а я накручивала себя весь день. Киваю ему в знак согласия, быстро удаляюсь на кухню. Готовлю быстрый ужин, накрываю на троих, спешу к мужчинам. Застываю на пороге, наблюдая: Дан показывает Антошке боевые приемы, поддается ему, делая вид, что мальчик победил. Антону не хватает мужской отцовской поддержки, любви, воспитания. Антона семь лет воспитывают женщины — Марина и ее мама. Он не знаком с отцом и никогда его не видел. Мальчишка заливисто смеется, радуясь победе. Не смею им мешать, любуясь. Представляю, что передо мной муж и мой сын. В груди разливается тепло и одновременно щемящая тоска. Раньше я думала, что мне и так хорошо, что мне рано задумываться о детях, и это вообще не для меня. Нет, я люблю детей, но чужих. Поиграл, посюсюкал, поумилялся чужим ребенком, и пошел спокойно спать домой без груза ответственности, оставляя его родителям. А сейчас… Черт, что со мной происходит? Все влюбленные женщины превращаются в наивных романтических дурочек?

Первым меня замечает Дан. И, видимо, на моем лице написаны все мои эмоции и мысли. Дан внимательно осматривает мое лицо. Прищуривает глаза, отстраняет от себя Антона, говоря ему, что пришло время ужина. И мы идем ужинать.

После ужина Антон быстро засыпает. У ребенка выдался насыщенный день. Общение с Лехой, игры со мной, отработка приемов с Даном. Мальчик утомился. И это хорошо. Мне нужно побыть наедине с Даном, сообщить ему о своем отъезде домой. Набираю для нас ванну, смотря, как струя воды взбивает белую пену, разнося по комнате аромат вишни. Боковым зрением вижу, как Дан медленно проходит ванну, закрывает дверь. Подходит вплотную ко мне, прижимается грудью к моей спине. Закрываю кран, закидываю руки ему на шею, поворачиваю голову, тянусь к его губам. Дан усмехается, нежно меня целует. Стягивает с меня домашние платье, откидывая его на пол.

— Сними трусики, — просит он, раздеваясь сам. Размещается в пенной ванне, тянет меня за собой. Сажусь спиной к нему, между его ног, откидываю голову на его сильное плечо. Мы просто лежим, наслаждаясь теплой водой, вдыхая аромат вишни.

— Устал? — спрашиваю я, поглаживая его руки, обнимающие мою талию под водой.

— Очень устал, — поворачиваюсь к нему в пол оборота, на его груди красуется мой крестик и больше ничего, он снял цепочку с пулей, а крестик оставил.

— Завтра вечером я улетаю к родителям, — сообщаю я.

— Почему я узнаю об этом только сейчас? — с недовольством спрашивает он.

— Вообще-то, я должна была улететь еще десять дней назад. А потом… Ну ты знаешь, что было потом. Я не видела родителей уже почти год. И очень соскучилась по Андрею. И если я не приеду в ближайшие два дня, Андрей улетит в Канаду, и мы не увидимся еще год.

— Кто, мать твою, такой Андрей?! — зло шипит Дан.

— Успокойся! Андрей — это мой старший брат, — Боже, как с ним сложно. И в этот момент я еще больше ненавижу Кристину. Эта сука виновата в том, что Дан никому не верит.

— Ты специально выводишь меня на эмоции? Неужели нельзя сразу сказать «Я не могу поехать с тобой, потому что сижу с ребенком, мальчиком Антоном» или «Я соскучилась по своему брату Андрею». Почему ты только потом объясняешь мне, кто они?! — с раздражением кидает он.

— Прекрати на меня кричать! — требую я. — Ты должен мне верить. Просто верить! Я понимаю, что для тебя это сложно. Но ты можешь хотя бы попытаться?

— Нет, Дюймовочка, не могу. Пока не могу. Просто не играй со мной в эти игры, — разворачиваюсь к нему лицом, расплескивая немного воды на пол. Забираюсь на него. Обхватываю его лицо, смотрю в глаза.

— Я не буду. Извини. Просто сложно себя переделать, подстроится под тебя. Я все понимаю. Но и ты поверь мне. Тебе незачем ревновать. Мне никто не нужен. Я хочу быть с тобой. Я твоя. Пожалуйста, верь мне.

— Я постараюсь, Дюймовочка. Но и ты пойми меня, это — тяжело. Чертовски тяжело поверить женщинам, особенно таким живым и общительным, как ты. Пока это практически невозможно. И …., — прерываю его поцелуем.

— Я принадлежу тебе, — шепчу ему в губы. — Принадлежу так, как никогда и никому не принадлежала, — беру его за руки, кладу на свою грудь. — Это твое, — Дан, нежно поглаживает мои груди.

— Я вся твоя, — мое дыхание сбивается от его нежных, невесомых, но таких горячих поцелуев, в мою шею, плечи, ключицы.

— Мое, — соглашается он. — И не дай Бог я узнаю, что это кто-нибудь трогал, — хрипло шепчет он, прикусывая мой сосок. А я в данный момент не могу произнести ни слова, потому что Дан подхватывает меня за талию, приподнимает, насаживая меня на член. Рывком тянет вниз, заставляя полностью его принять. Вскрикиваю от ощущения невероятной наполненности.

— Тихо, — приказывает он, впиваясь в мои губы, впитывая мои стон. Мы замираем, не двигаемся. Только целуемся.

— Мы сегодня не одни. В соседней комнате спит ребенок, — шепчет он в губы, слегка прикусывая их. — Ты сможешь быть тихой? — спрашивает он, делая плавный точек в меня, глубже. Слишком глубоко, слишком хорошо. Не могу сдержаться, кусаю его нижнюю губу, чтобы не закричать.

— Я не смогу, если ты будешь продолжать в том же темпе, — сдавленно произношу я, начиная сама раскачиваться на нем.

— В каком темпе? В таком? — спрашивает он, толкаясь в меня резко, грубо, помогая себе, слегка приподнимая и опуская мои бедра.

— Дааааа. В таком, — я пытаюсь быть тихой, но это невозможно. Только не с ним.

— А я не могу по-другому, — резко насаживает меня на себя, быстрее, заставляя меня двигаться. Отрываюсь от его губ, опускаю голову на его плечо, утыкаюсь в его шею, чтобы заглушить собственные вопли наслаждения. — Я не видел тебя больше суток. И не увижу еще… И, да, на сколько ты уезжаешь? — ритмично наполняет мое тело под всплески выливающейся воды из ванны. В горячей воде ощущения становятся острее, чувственнее. Невыносимо хорошо.

— Я спрашиваю, — повторяет он, не прекращая насаживать на себя как куклу, двигая и управляя мной. — На. Сколько. Ты. Уезжаешь? — прикусываю его кожу на шее, не в состоянии вымолвить ни слова. Что он спрашивает? О чем говорит? — Отвечай! — продолжает требовать он.

— Повтори вопрос ещееееее раз, — протяжный стон ему в шею. Поднимаю голову, смотрю в его серые, стальные глаза.

— Хорошо, ответишь потом, — усмехается он, прикасаясь к моим губам. — Давай, кричи мне в губы, — ускоряет темп. — Моя чувствительная, вкусная девочка. Какая же ты вкусная, сладкая, — его слова доводят меня до экстаза, заставляя сжимать его большой член, биться в экстазе. — Ты такая горячая, тесная. В тебе так хорошо. Безумно хорошо, — его хриплый полу-стон в мои губы подводит меня к грани оргазма.

— Давай, кончай со мной, — высоко приподнимает меня, резко насаживая на себя до конца. Это так хорошо, что почти больно. И я срываюсь. Громко вскрикиваю, но мой крик поглощают его чувственные губы и язык, заставляя отвечать на поцелуй. Полная эйфория на грани сознания. Меня больше нет. Я полностью растворилась в нем. В его запахе, в его теле, в его глазах. Я полностью его. Я больше не принадлежу себе. И мне так очень хорошо.

Просыпаюсь, когда что-то очень теплое щекочет мою шею. И так уютно и тепло. Обычно утром я ненавижу весь мир. И никогда не просыпаюсь в хорошем настроении. А сегодня мой мир кажется ярче, утро добрым, а настроение прекрасным. Дан прижимает меня к себе за талию, обжигая горячим дыханием мой затылок. Осторожно разворачиваюсь лицом к нему. Он такой мягкий, расслабленный, когда спит. Нет напряжения, маски. Мы вместе всего ничего, но Дан кажется мне таким родным. Моим. А мой ли он? Вчера он говорил, что я принадлежу ему. А принадлежит ли он мне?

Тихо, осторожно выбираюсь из его объятий, кидаю взгляд на часы — девять утра. Обалдеть! Я проснулась в девять утра в воскресенье. А Дан еще спит. Он всегда встает рано. Очень рано. Видимо, вчера он действительно сильно устал. Выхожу из комнаты. Антошка сладко спит на диване, раскинув руки и ноги, словно он звезда. Прохожу на кухню, решая порадовать мужчин завтраком. Совершить подвиг, испечь блины. Слышу стук в дверь. Прохожу в прихожую, смотрю в глазок — это Леха. Черт. Почему он? Почему не Марина? Открываю дверь.

— Привет, — бодро здоровается он, слишком громко.

— Тихо. Ты разбудишь Антона. Он спит, — прошу его я, а в действительности боюсь, что Леха разбудит Дана. Я не хочу, чтобы они встречались. Я не знаю, какая последует реакция от Дана, когда он встретится с Алексеем. Но ничего хорошего точно не будет.

— Марина просила его забрать.

— Слушай, давай, когда он проснется, я сама его к вам приведу. Наслаждайтесь пока друг другом, — подмигиваю я. Давай Леха, не подставляй меня, соглашайся.

— Хорошо, только, тогда позвони перед тем, как приведешь его, — подмигивает мне Леха. Слава богу! Соглашаюсь с ним, быстро закрываю дверь. Разворачиваюсь и врезаюсь в Дана. Черт. Он все слышал!

— И? Что это было? Что он здесь делал? — так спокойно, через чур спокойно спрашивает он.

— Он приходил за Антоном, — беру его за руку, тяну за собой на кухню. Дан поддается, идет за мной.

— В смысле, приходил за Антоном? — с подозрением спрашивает он, облокачиваясь на подоконник, скрещивает руки на голой груди. Он зол, не доволен, все эмоции отражаются на его лице.

— Он встречается с мамой Антона, моей соседкой Маришкой. И она попросила его забрать. Вот и все, никакого криминала, — отворачиваюсь, включаю кофе-машину.

— Так почему ты не отдала ему ребенка? — ну вот, началось.

— Потому что Антон спит. И я сказала, что приведу его как только он проснется, — слышу, как Дан подходит ко мне сзади, обнимает за талию, притягивая к себе, перекидывает мои волосы на бок.

— Красивая легенда, Дюймовочка. Но, не очень правдоподобная, — бесцветным тоном шепчет мне на ухо.

— Но это правда! — возмущаюсь я, повышая тон.

— Хорошо. Пусть ребенка заберет сама Марина, — заявляет он, сильнее вжимая меня в себя, делая мне больно.

— Отпусти! Мне больно! — требую я, вырываясь из его объятий. Он предупреждал, что с ним будет сложно. Но это, по-моему, уже перебор. Дан ослабляет хватку, но не выпускает меня.

— Что происходит? Почему ты так себя ведешь?!

— Странные совпадения, Дюймовочка. Твой бывший жених встречается с твоей соседкой. И приходит забрать ребенка, но ты ему не отдаешь мальчика. И почему ты мне вчера об этом не сообщила? — твердит он свое. Я все-таки вырываюсь из его захвата. Поворачиваюсь к нему лицом.

— Почему ты мне не веришь? Я когда-нибудь тебя обманывала? Моя соседка встречается с Алексеем, потому что это я их познакомила. Все до банального просто. Прекрати все усложнять! С Лехой меня связывает только дружба. Скажу больше, это ты заставил меня понять, что я не люблю Алексея, — выпаливаю я, почти задыхаясь. В груди начинает разливаться отчаяние. Я хочу, чтобы он мне верил, но понимаю, что это почти невозможно. Сейчас он не верит никому. Он должен понять, что я — не Кристина. Он должен все отпустить. И я должна ему в этом помочь, вернуть эту веру. Пусть будет сложно, непреодолимо, но мы должны сломать эти стальные стены.

Дан внимательно на меня смотрит, в его взгляде что-то меняется. Неуловимо, но я достаточно его изучила и вижу легкое потепление в его глазах. Я хочу рассказать ему о том, какие перемены произошли во мне после его вопроса перед моей свадьбой «люблю ли я Лешу, и действительно ли хочу за него замуж». Хочу сказать, что тогда действительно поняла, что мне не стоит выходить замуж, и портить жизнь себе и Леши. Хочу рассказать, что по настоящему я поняла, что такое любовь только с ним. Вижу, что он ждет продолжения объяснения, и это важно для него. Но на кухню забегает заспанный Антошка. Мы разбудили его. Он растерян и просится домой. Беру его за руку, обещая, что я сейчас отведу его домой.

— Нет! — резко останавливает меня Дан.

— Что «нет»? — оборачиваясь, спрашиваю я.

— Ты не пойдешь туда, — в приказном тоне заявляет он. — Пусть твоя соседка придет и сама заберет его, — глубоко вдыхаю, пытаясь не сорваться и не начать выясняться с ним отношения при ребенке. Он не смеет мне указывать, что мне делать, а что нет. Он не мой хозяин!

— Нет, я пойду и отведу его сама! Мы поговорим, когда я вернусь! — отрезаю я, отворачиваясь от него. Увожу Антона домой. Внутри все переворачивается. Я перегнула. Надо было как-то по-другому решить этот вопрос. Что, мне трудно было позвонить Марине и попросить забрать ее сына? Но мой чертов характер не позволил мне этого сделать. И что меня ждет по возвращению?

Возвращаюсь я довольно быстро. Дан стоит возле окна, пьет кофе, на столе стоит заботливо налитая чашка для меня. Решаю не развивать эту тему, подхожу к нему, провожу рукой по идеально выточенной спине, по напряженным мышцам. Он не реагирует. Ныряю под него, ловко залезаю на подоконник. Обвиваю его торс ногами, притягивая к себе. Забираю из его рук чашку с кофе, молча делаю пару глотков, хитро улыбаюсь, отдаю ему чашку назад.

— На столе стоит твой кофе, — ничего не выражающим тоном говорит он, продолжая смотреть мимо меня в окно.

— А я хочу пить с тобой из одной чашки, так вкуснее, — отвечаю я, снова забираю у него чашку, отпиваю еще глоток. Так мы выпиваем весь кофе из его чашки, а потом из моей. Он продолжает молчать, созерцать прекрасный вид противоположного панельного дома. Видимо он очень прекрасен, поскольку Дан не отрывает от него глаз. Глубоко вдыхаю, даю ему время подумать, обнимаю за талию, прижимаясь щекой к его груди, слушаю размеренный стук сердца.

— Мне не нравятся твои дружеские отношения с бывшим женихом, — прерывает молчание Дан. Хочу ему возразить, возмутиться. Но продолжаю его слушать, даю ему высказаться. Прижимаюсь сильнее к его груди, ощущая вибрацию его голоса. — Как можно дружить бывшим женихом? С человеком, с которым прожила три года в одной квартире? Я этого не понимаю. Я могу допустить, что ты ничего не испытываешь и действительно дружишь. Но я не могу понять его мотивов, — я молчу, молчу, закусываю губы от рвущихся наружу слов, но молчу. — Поэтому я хочу, чтобы ты свела свое общение с ним до минимума, — заявляет он. И тут я срываюсь. Я не позволю ему мной управлять! Поднимаю голову, заглядываю в его глаза, которые, наконец, смотрят на меня.

— Леша — просто друг. Он не таскается за мной. Он нашел себе новую женщину, Марину. Ты не смеешь ограничивать мое общение. Я не так часто с ним общаюсь, как ты думаешь!

— Хватит. Замолчи! Я говорю — ты делаешь! Это так сложно? Просто меньше с ним общаться? И…., — он прерывается, задумчиво смотрит на меня. — Во сколько у тебя самолет? — неожиданно меняет тему.

— В девять вечера, — недовольно отвечаю я. Сбрасываю ноги с его торса, пытаюсь слезть на пол, но он не позволяет, подхватывает мои ноги, широко разводит, встает между них, прижимает их к своим бедрам. Отворачиваюсь от него. Теперь я смотрю в окно. Не хочу с ним разговаривать. Я не собачка, которой можно давать команды.

— Ты собрала вещи? — впервые слышу в его голосе столько власти. Как будто я его раба. — Не отвечаю ему, просто киваю в ответ, продолжая изучать свой двор.

— Хорошо, я отвезу тебя, — заявляет он.

— Не утруждайся. Я сама доберусь, — обиженно и дерзко заявляю, поднимая на него глаза. А в них плещется буря, ураган эмоций. От нежности до ярости. Его пальцы сильнее сжимают мои ноги.

— На сколько ты уезжаешь? — игнорируя мой протест, спрашивает он. Молчу. Хочу отвернуться, но он не дает. Отпускает одну ногу, перехватывая мои скулы, заставляя смотреть в глаза. Вкладывает в свой взгляд как можно больше обиды, злости. Смотрю на него. — Отвечай! — требует он.

— На неделю! — выкрикиваю в лицо.

— Это много. Достаточно будет и трех-четырех дней, — охренеть! Он что, теперь будет мне указывать, сколько мне пробыть с семьей?!

— Я не видела их год! Год! И я хотела пробыть там как минимум десять дней, но я прилечу через неделю. Неделя — это не много. Я соскучилась по маме, — мой голос срывается, как только я вспоминаю о маме. Боже, сейчас я уже сильнее хочу домой, хочу к маме. Хочу, чтобы папа назвал меня солнышком, а мама выслушала мои сомнения, дала совет. Хочу увидеться с братом и его женой Таней, хочу, наконец, познакомится с моим вторым племянником, которому год. А я до сих пор его не видела. А самое главное, я хочу послать Дана к чертовой матери! Злость внутри меня медленно закипает. Если я призналась ему в любви, это не значит, что теперь я буду исполнять его приказы!

— Много, Дюймовочка! Это очень много. Я не смогу без тебя неделю! Чем я буду дышать? Я задохнусь, — мое сердце останавливается, разум затуманивается. Только что я была на него ужасна зла, а сейчас я просто захлебываюсь от любви к нему. Что это, если не признания в чем-то большем. Его слова моментально, перечеркивают все, что он говорил и требовал от меня до этого.

— Вот как у тебя это получается? — спрашиваю я. — Несколькими словами перекрыть всю мою злость?

— Я просто говорю то, что чувствую, — уже спокойно произносит он. Цвет его глаз из стального превращается в теплый, ласковый, любимый. Наклоняется ко мне, ведет носом по шее, которую я неосознанно открываю для его ласк. Вверх по лицу, глубоко вдыхая, — Езжай на неделю, раз соскучилась. Но ни днем больше! — по телу мелкая дрожь пробегает, отдавая теплой волной. Кожу покалывает от его неожиданной ласки. — У нас есть еще время, чтобы голод мой по тебе унять, — вниз от виска губами ведет, по щекам, скулам, шее. Перехватывает рукой мои волосы, осторожно наматывая на кулак, заставляя голову вверх вскинуть, в глаза смотреть, в которых ртуть серая тягучая плавится. — И наказать тебя еще надо успеть.

— За что? — спрашиваю я, предвкушая его сладкое наказание.

— Думаешь не за что? — хрипло спрашивает он, оттягивая мои волосы назад, обнажая шею, чтобы кожу на ней прикусывать и зализывать языком, заставляя меня теснее к нему прижаться, почувствовать его внушительную, готовую плоть, по инерции, неосознанно тереться об него влажными трусиками. Дан выпускает мои волосы, дергает пояс халата, распахивая его. Стягивает с плеч, отшвыривает на пол. — Вот за это! — рычит мне в губы, поглаживая грудь невесомой лаской, резонансом до боли щипая соски. — За то, что в тоненьком халатике на голое тело предстала перед бывшим женихом, — впивается в губы, целует, всасывая губы. Хватаюсь за его плечи сильные, чтобы хоть какую-то опору найти. — За то, что спорила со мной, перечила и ослушалась. Курила, когда я запретил! Моя женщина должна меня слушаться и подчиняться! — шипит мне в губы.

— Неееет. Я неееее подчиняюсь, — стоном отзываюсь ему в губы, ногтями грудь его царапая.

— А вот это мы сейчас посмотрим, угрожающе усмехается он, заранее зная, что я проиграю, сдамся ему в плен. В плен его слов, его губ, его тела, его рук, которые меня не пощадят. И я хочу в этот плен. Хочу это сладкое наказание, до тянущей боли внизу живота. До ломоты в костях.

— Накажииии, — на выдохе прошу я в его чувственные губы.

И он наказывал. Заставлял стонать и кричать до хрипа. Наказывал ласково и грубо. Беспрерывно, убивая и воскрешая меня заново. И я тонула в его взгляде, полном желания и обещания. Еще никогда и никого я не хотела настолько сильно. Он шептал мне на ухо пошлые, порочные слова, комментируя все, что со мной делал и что еще сделает. Мы прерывались только на обед, а потом заново погружались в друг друга. Запредельная страсть, казалось, от нее тяжело дышать, и воздух вокруг был тягучим, густым. Но зачем мне нужно дыхание, когда он заставляет дышать им, повторяя, что по-другому никак?

А потом он сам отвез меня в аэропорт. Я была почти в бессознательном состоянии, истерзанная его лаской, с припухшими губами и воспаленной кожей. Он долго не выпускал меня из машины, прощаясь поцелуями, заглядывая в глаза. Прощаясь угрозами и приказами вернуться в срок, и не днем позже. А я улыбалась как наивная и счастливая дурочка, соглашаясь с ним. И с такой же глупой улыбкой садилась в самолет, думая о том, что неделя без него это действительно много. БОЖЕ, Я ПРОПАЛА! Вот какая ты, ЛЮБОВЬ!

Дома у родителей я пробыла ровно четыре дня. Я не выдержала недели без него. Это действительно чертовски много. Особенно, когда Дан звонил мне каждую ночь, не давая уснуть, рассказывая, как мало кислорода вокруг него осталось, заставляя признаваться меня в том, что я сама дико скучаю, описывая в красках, что он сделает со мной по приезду. Играя со мной, приказывая касаться себя, ласкать грудь, и так же больно щипать, спускаться ниже, растирать влагу между складочек, массируя клитор, тихо стонать ему в трубку, и рассыпаться в оргазме. А после, со счастливой улыбкой выслушивать его ругательства, и обещания разорвать на части. Я хотела прислать ему фото, но он запретил, сказав, что если я пришлю ему себя и свои части тела, он тут же прилетит за мной. И мне все это безумно нравилось, еще никогда я не была настолько, счастлива с мужчиной. Пусть он не признавался мне в любви, но он делал это другими словами, которые звучали сильнее и красноречивее, чем слово «люблю».

Через четыре дня я собрала чемоданы, спустилась вниз к маме и оповестила ее о том, что улетаю назад. Мама все понимала по моей улыбке после телефонного звонка или сообщения от него.

Но, прежде чем отпустить меня к нему, она усадила меня рядом с собой, долго смотрела в глаза, считав с них всю информацию и все-таки задав вопрос.

— И кто он? — с улыбкой спрашивает она. А я не смею ей врать или хитрить, что я не понимаю. Это моя мама, которой можно рассказать все.

— Мам, мамочка, я влюбилась. Безумно влюбилась, — кладу голову ей на колени, чтобы она меня, как в детстве, погладила по голове, перебирая мои волосы.

— Ты уверена, дорогая? — тихо спрашивает она. — Алексея ты тоже, кажется, любила. И что из этого вышло?

— Нет, мама, это другое. Это небо и земля. Алексея я не любила. Я поняла это с ним. Он показал мне, что такое любовь. Мамочка, мне вообще кажется, что он — моя первая и самая настоящая любовь. Мам, я такая дура, да? — глубоко вдыхаю.

— Ну что ты, милая, девочка моя. Ты не дура. И, по-моему, ты действительно влюбилась. Любовь — она разная, у каждого своя. И я действительно верю, что у тебя это сейчас по-настоящему, не надо ничего говорить, я вижу все по твоим горящим глазам. Но такая любовь, она может гореть ярко, гореть, обжигая всех на своем пути. И в конце сжечь все дотла.

— Я знаю, мамочка, я понимаю. Или долго и счастливо, или прямиком в бездну, в свободном падении.

— Тихо, — прерывает меня мама. — Никакой бездны, никакого падения. Только долго и счастливо. Мысль — она материальна.

— Спасибо, мамочка. Но он такой сложный. С ним так тяжело.

— Естественно, сложно, — хитро усмехается она. — По-другому никак. Ты же моя дочь. Я тоже выбрала себе в мужья самого сложного человека.

— Да ладно? Папа — сложный?

— Ну, это сейчас он такой добрый, мягкий и понимающий. А когда мы с ним встречались…., она останавливается, как будто вспоминает что-то. — Ну, да тебе не надо это знать. В общем, надо просто безгранично любить такого человека. Отдавать ему всю себя без остатка. Но, не теряя, при этом, чувство собственного достоинства, — легко сказать. С Даном я теряю, все: разум, гордость, стыд. Я теряю саму себя.

— Можно я буду звонить, спрашивать и спрашивать твоего совета?

— Не можно, а нужно, дорогая. И не только, когда нужен совет. Я хочу, чтобы ты не закрывалась от меня, а как раньше рассказывала мне все, и когда хорошо, и когда плохо. Я так скучаю по тебе, милая. Я даже хотела тебя уговорить переехать жить к нам. Но вижу теперь, это невозможно.

— Мамочка, я тоже очень скучаю. Я обещаю часто звонить, — поднимаюсь с ее колен, крепко обнимаю. Время улетать назад. Прощаюсь с родителями. Вызываю такси. Еду в аэропорт.

Весь перелет предвкушаю встречу с Даном. Его реакцию на мое неожиданное появление. Да, я люблю делать сюрпризы. Дан думает, что я прилечу только через три дня. По перелету решаю навестить Дана на работе. Стоило, конечно, заехать домой, оставить чемодан, принять душ, переодеться. Но мне не терпится его увидеть, услышать, почувствовать, вдохнуть его неповторимый холодный аромат. И воплотить все то, что он обещал мне по телефону.

Прохожу в приемную Дана, таща за собой желтый чемодан на колесиках. В приемной как всегда тишина Ничего не меняется. За стойкой по-прежнему сидит молодая худощавая девушка, которую он обещал уволить и вернуть меня на работу. При виде меня девушка соскакивает с места, округляет глаза. Она помнит нашу последнюю встречу. И знает, что я не остановлюсь. Я иду напролом, не обращая на нее внимания. Девушка бежит за мной, со словами «к Данилу Александровичу нельзя, он занят». Останавливаюсь, резко оборачиваюсь к девушке.

— Как Вас зовут?

— Юля, — хлопая ресницами, отвечает она.

— Юлечка, значит. Вы не могли бы убрать мой чемодан в комнату отдыха или еще куда-нибудь, — вручаю ей чемодан. Дохожу до двери, почти ее открываю.

— Но, к Данилу Александровичу нельзя. Вы можете подождать, пока он освободится и сможет Вас принять, — не унимается образцовая секретарша Юля.

— Мне всегда можно к Данилу Александровичу, — подмигиваю Юле, открываю дверь, предвкушая нашу встречу. Сердце ускоряет ритм. Но не от долгожданной встречи. В этот момент в моей голове проносится мысль о том, что сюрприз — все-таки плохая идея. Возможно, мне следовало вернуться в срок, или поехать домой и позвонить ему, оповещая о своем приезде. Возможно, тогда бы я обманулась, ничего не увидела и была бы по-прежнему счастливой, влюбленной, наивной дурой.

Ноги подкашиваются, хватаюсь за дверной косяк. Дан сидит на диване, рядом с ним, в его крепких объятьях ворона Инна. Он крепко ее обнимает, нежно поглаживая по волосам, что-то шепчет на ухо. Я не вижу ее лица, она уткнулась ему в шею. Боже, и я считала ее наивной дурой, а дурой оказалась я. Кто я для него — игрушка? Утешение в момент его горя, не более. Просто шлюха для легких отношений. А Инна — кто? С ней у него серьезно?

Сердце перестает биться. Хочется кричать. Но что кричать? Да и зачем. Меня никто не ждал. Он настолько увлечен вороной, что не замечает меня. Смотрю вперед на них. В груди начинает жечь. Вот он, этот пожар, который сжигает и оставляет пепел. Он уже зарождается во мне и скоро все сожжет. Спалит все, что между нами было. А что было между нами? Много для меня и ничего для него. А как же его слова, что он больше не умеет любить и чувствовать, и что только я вызываю у него эмоции? А что вызывает в нем она?! Он лгал? Мысли путаются. Сглатываю. Глаза начинают предательски слезиться, к горлу подступает ком. Теперь и я не могу дышать. Вот оно какое, падение…. не свободное…. Мое падение….

Если бы я только знала в этот момент, что только начала падать. Это был только первый шаг с обрыва…. Один маленький шаг на пути в бездонную пропасть…