Ты меня научил не любить И хранить свято чувство — бесчувствие. Я смогу одиноко прожить, Вызывая у Бога сочувствие. Я смогу ни о чем не жалеть, Не искать для себя оправдания, Запираться в бетонную клеть И чертить между звезд расстояния. Засыпая, лететь далеко, Где мечтами-мячами жонглировать Черно-белыми в стиле Коко [1] . И себе, не таясь аплодировать. Ты меня научил не дышать: Боль на выдохе, горечь на выдохе. Я сумею когда-то прощать, Задержавшись при входе на выходе…

Ксения

Вы когда-нибудь пытались убить человека? Ну, или хотя бы задумывались об этом? Нет? Вот и я не пыталась. Держу палец на курке и ужасно, панически, боюсь, что палец дрогнет из-за трясущихся рук. Я не хочу его убивать. Я просто хочу, чтобы он меня отпустил. Не хочу его видеть. Не хочу чувствовать его холодный запах, не хочу на него смотреть и слышать его голос. Потому что боюсь сорваться. Податься ему. В это момент я понимаю, что уже не принадлежу сама себе. Я полностью его. И если он сейчас начнет со мной разговаривать, прикасаться ко мне, я снова сдамся. Но я и так уже на дне этой утопии. Куда ниже?

Дан молчит, тяжело дышит, смотрит мне в глаза. Если час назад они горели ненавистью и презрением ко мне, то сейчас все изменилось. В его глазах напряжение и где-то на дне немного, самая малость, раскаяния. Но слишком поздно. Мне уже ничего от него не нужно. Меня нет. Нас НЕТ! И не было. Никогда! Мы вместе были только в моей голове. Дан медленно, осторожно тянется к моим губам, от чего пистолет еще сильнее вдавливается в его грудь. Он целует меня. Молча целует. Я не отвечаю, просто чувствую. Да, я хочу его почувствовать. Зачем? Хочу просто запомнить и сохранить его последний поцелуй в своей памяти. Нет, я его не убью. Я убью нас. Наши недолгие отношения. Мы не можем быть вместе. Я больше не могу рисовать в своей голове то, чего нет. По щекам катятся слезы. Медленно, беззвучно. Я даже не ощущаю, что я плачу. Слезы текут сами по себе. Я оплакиваю свою любовь. Дан собирает их губами, прислоняется к моему лбу. Закрывает глаза.

— Убей меня, — тихо, хрипло просит он. — Просто нажми на этот чертов курок.

— Ты хочешь умереть? — почти в губы спрашиваю я.

— Да. Ты меня не простишь. Я вижу это по твоим глазам. Так что просто убей меня. Потому что я больше не способен любить в нормальном смысле этого слова, — я пытаюсь вдуматься в его слова. Понять их смысл. Но в голове, как и в душе, опустошение. Что бы он сейчас не сказал — каждое его слово отдает пустотой. Медленно разжимаю занемевшие пальцы, щелкаю предохранителем назад. Отпускаю оружие. Пистолет летит к моим ногам.

— Мне… — начинает он. Останавливается, подбирает слова. — Я был не прав. Чертовски не прав. Меня накрыло с головой. Я могу сказать тебе тысячу раз «прости». Но этого будет мало. Ничтожно мало. Дай мне шанс. Один шанс.

— Что? О чем ты говоришь? — не понимаю я. Откуда эти перемены? Какие шансы? Зачем ему какие-то отношения со мной?

— Алексей мне все объяснил. Он действительно твой принц, — горько усмехается. А я смотрю на его мокрые волосы, на футболку, прилипшую к идеальному телу, и пытаюсь все это запомнить, впитать в себя. Чтобы потом, по ночам, вспоминать и рисовать в своей голове этот образ. Образ моей несостоявшийся любви. — Несмотря на то, что ты его предала, он защищал тебя до последнего, вбивая мне в голову, что ты не с ним. И…, — не даю ему договорить, упираясь руками в его грудь, отталкивая со всей силы. Меня раздирает истерический смех сквозь слезы горечи и сожаления. Запрокидываю голову на спинку сиденья. Смеюсь, не могу остановиться.

— Значит, ты не хотел выслушать меня, — говорю я сквозь смех. — Не слышал меня, когда я просила тебя остановиться. Верил только тому, что видел. Хотя, что ты видел? Ничего! Мы просто пили кофе и общались. А Леше ты поверил? Он тебя убедил. Ты поверил и выслушал его, а не меня, — прекращаю смеяться. Поднимаю голову, смотрю на него. Дан так же как и я откинул голову на спинку, закрыв руками лицо.

— Может мне тоже пойти к твоей вороне для того чтобы поверить тебе?

— У меня с Инной ничего нет. Я просто забыл телефон дома. Она у меня дома, потому что….

— Стоп! Молчи! Ничего не хочу слышать, — заставляю его замолчать, потому что все это уже не имеет никакого значения. — Возможно, ты говоришь правду. Нет, я даже искренне в это верю! Вначале, когда она ответила на мой звонок, я поверила ей. А почему? Потому что ты просто пропал, не объясняя мне ничего. Мне было больно, чертовски больно. Но, если бы ты все мне объяснил, я бы, наверное, поверила тебе, — меня начинает нести. Понимаю, что мне надо замолчать и просто уйти. Но я не могу остановиться. — Но ты не захотел выслушать и понять меня! Хотя, я тебе давно говорила, что между нами ничего нет со дня свадьбы! Да, я не святая! Да, я любила мужское внимание! Но… — задыхаюсь, глотаю слова, вообще не понимая, что несу, и самое главное, зачем. — Но, встретив тебя. Нет. Не так. Когда я впервые тебя увидела, ты просто мне понравился, привлек меня больше внешне. Я собиралась замуж, поэтому не рассматривала тебя. Но в день свадьбы… Именно ты посеял во мне сомнения и заставил задуматься. Я просто хотела, чтобы ты меня увез. Именно ты! И тогда в этой чертовой машине, как ты выразился, «я скакала на тебе», поняла, что приняла правильное решение, что не вышла замуж. Ведь я еще тогда к тебе что-то почувствовала. И на работу к тебе пошла именно поэтому. Меня подсознательно тянуло к тебе! Боже! — слезы начинают катиться градом, захлебываюсь истерикой, но продолжаю говорить. — Да, я впервые в жизни настолько влюбилась! Даже когда ты назвал меня «Моя шлюха», я зацепилась за слово «Моя». Понимаешь? А знаешь, что самое гадкое? Я даже понимаю тебя! Я понимаю, что твое прошлое с Кристиной не дает тебе до конца поверить мне. И полюбить меня! Я все понимаю! Только мне от этого не легче! — я почти кричу, как сумасшедшая. — Раньше я думала, что смогу. Докажу тебе, что я не Кристина! Но знаешь что? Я не хочу больше этого делать. Эта ноша не для меня. Я сломаюсь, прежде чем достучусь до тебя и пробью твою стену недоверия! Моих слов тебе мало. Я была твоя целиком и полностью. А теперь не хочу! Отпусти меня. Просто отпусти. Молю, — мой голос становится тише. — Я не могу так больше. И не хочу… — рву, режу последние нити между нами. Это больно, очень больно. Но лучше один раз перетерпеть, чем корчиться от боли всю жизнь. Его сломали, предали. Он не поверит мне, всю жизнь подозревая. А я так не смогу. И не хочу.

— Ты говорила что любишь? — спрашивает он, не открывая глаз, но его голос звучит так, будто ему тоже больно.

— Люблю, — это правда, только мне было бы намного легче, если бы я не любила.

— Тогда я не могу тебя отпустить. Не могу! — теперь кричит он. — Дай нам шанс?! — открывает лицо, поднимает голову, подается ко мне, берет за руки, подносит их к своей груди, вжимая в нее, удерживает. Я чувствую, как хаотично, рвано бьется его сердце. Оно просит поверить ему, простить.

— Зачем тебе шанс со шлюхой?

— Дюймовочка, ты — не шлюха. Это я идиот. Ревнивый, эгоистичный идиот. Меня просто накрыло. Ты моя! — его голос наполнен сожалением. Он делает глубокий вдох, как будто задыхается, и я вместе с ним. Но пришло время все закончить…

— Нет. Я уже не хочу быть твоей. Я люблю…. Но это пройдет. Я переболею. Отпусти меня, — последняя жалкая попытка, мольба.

— Я не могу, — говорит он, прислоняясь своей мокрой щекой к моей, царапает щетиной, обжигая горячим дыханием. Отстраняюсь от него, вырываю руки, потому что это невыносимо.

— Хорошо. Ты прав. Шанс, он, наверное, есть, но он зависит от тебя. Один вопрос! — я сдаюсь, снова ведусь на его слова, на его голос и тепло. В сердце загорается маленькая искорка надежды. Если он ответит на мой вопрос положительно, то, наверное, я готова начать все заново. — Ответь на один вопрос. И у нас, возможно, появится шанс. Я смогу стерпеть, простить тебе многое и снова попытаться.

— Все что угодно, Дюймовочка. Задавай свой вопрос.

— Ты меня любишь? — затаив дыхание, останавливаю сердце. Все зависит от него, от одного слова «люблю», очень важного для меня. Я не благородная и бескорыстная героиня романа, готовая на безответную любовь. И моей любви не хватит на нас двоих. Моя любовь эгоистична, она требует ответа. Моя любовь требует ответной любви.

— Ксюша… Я… Я не знаю… Это сильнее… — вот и все. Нас больше нет, и не будет. Не хочу больше его слушать. Это все не важно. Больше ничего не важно. Подношу палец к его губам, останавливая ненужные мне слова.

— Вот и все. Без шансов. Без вариантов. Нас нет, и не может быть. Я не хочу любить одна. Это убьет меня. А я хочу жить. Просто открой эту чертову дверь и выпусти меня из своей жизни, — все нити отрезаны. Я боялась его ответа, потому что знала, что он принесет мне боль. Но это правильно. Сейчас все встало на свои места. Так, как должно быть. Сейчас он честен. Лучше узнать правду, чем всю жизнь обманываться и на что-то надеяться.

— Открой дверь, — спокойно прошу я.

— Пожалуйста, — просит он, ровно садясь за руль, сжимая его руками.

— Нет. Просто открой эту чертову дверь. Я хочу домой! — требую я. Дан глубоко вдыхает. Со всей силы ударяет по рулю ладонью. Открывает окно со своей стороны, впуская прохладный воздух.

— Я отвезу тебя, — говорит он, заводя двигатель, не смотря на меня.

— Нет, — отказываюсь я.

— Просто отвезу, не более.

— Хорошо. Спасибо, — удобнее устраиваюсь на сидении, поджимая под себя ноги, отворачиваюсь к окну, смотрю на яркие ночные огни города сквозь мокрое стекло.

День все так же сменяла ночь. Солнечная теплая погода хмурой и холодной. Лето подходило к концу, медленно впуская осень. Все шло своим чередом. Закономерно. Размеренно. Казалось, жизнь за две недели не изменилась. Но я была уже не та, что раньше. И, наверное, никогда ею не стану. Как странно… один человек и пару месяцев проведенные с ним, могли изменить все мое мировосприятие. Было невыносимо, но я держалась. После того, как в наш последний вечер он молча довез меня до дома, а я молча вышла из машины, не оборачиваясь, я всю ночь проревела в подушку, ругая себя последними словами. Коря свой характер и какие-то никому ненужные принципы. Я могла дать нам шанс. Все зависело от меня. Но я не смогла. Я не могла больше строить замки из песка против его бронированных стен.

Со временем слезы высохли. Я оплакала свою любовь, попрощалась, помянула, осталось только ее похоронить, закопать глубоко на отшибе и навсегда забыть это место. Время все вылечит. Должно вылечить. Ведь так говорят люди. Все эти дни я просидела дома, выходя только в магазин. Выкурила лошадиную дозу никотина. Все чаще, особенно по утрам, на голодный желудок, от сигарет начинало тошнить. Видимо, я уже накурилась на год вперед. Любимый черный кофе по утрам стал вдруг отвратителен, впрочем, как и все вокруг, что ранее привлекало. Пару дней назад к Маришке приезжал Леша, я видела его в окно, и он меня тоже, но предпочел быстро отвернуться, делая вид, что не замечает меня. Я понимала его и не судила. Я все понимала. Теперь понимала, как это больно, узнать такие грязные подробности о том, кого любил. Временами хотелось на все плюнуть и бежать к нему… Для того, чтобы просто увидеть, почувствовать. Я приказывала себе держаться и не рассыпаться на куски от призрачных иллюзий.

Чтобы как-то отвлечься от снедающей меня тоски, я занялась поиском новой работы. Пора начинать все заново. С чистого листа, без него, без надежд. Никогда не впадала в депрессию. Я в нее не верила. А сейчас мне казалось, что наступило именно это состояние. Вот так она выглядит: многогранная, с оттенками боли, тоски, сожаления, пустоты и звенящей тишины. Когда ночью мучает бессонница, заставляя смотреть в потолок, в одну точку, пытаясь найти в ней спасение. А днем, наоборот, клонит в сон, для того что бы время, которое должно лечить, пролетело быстрее.

Очередное двухнедельное, повторяющееся утро врывается в мое окно. Поднимаюсь с кровати, задергиваю плотные шторы, чтобы не видеть краски нового дня. Падаю на кровать, укрываясь с головой. Но настойчивый дверной звонок не дает мне снова впасть в спасительный дневной сон. От резкого подъема с кровати, темнеет в глазах, от слабости кружится голова, к горлу подступает легкая тошнота, которая мучает меня уже несколько дней от недостатка нормального питания и выкуренных мной сигарет. Иду к двери, думая, что это снова Маринка с навязчивыми предложениями поговорить, прогуляться, развеяться. У меня уже закончились нормальные слова для нее. Я не хочу гулять и разговаривать по душам. Мне кажется, если я все ей расскажу, то рана опять начнет кровоточить, вскрывая сердце изнутри.

Открываю двери — на пороге стоит Лиза. Одна, без оберегающего ее Роберта. Хмурясь, смотрит на меня с укором. Глубоко дышит от тяжелой ноши под сердцем. Молча надвигается на меня, заставляя ее пропустить. Проходит в гостиную, медленно опускается на диван. Как всегда, скорее всего на автомате, поглаживает живот.

— И тебе привет, — говорю ей, садясь напротив нее в кресло. — Где Роберт?

— Внизу, ждет меня в машине, — смотрит с подозрением и каким-то сожалением.

— Почему не поднялся?

— Потому что я попросила.

— Зачем? — она молчит, осматривая меня с ног до головы. — Я спала, — оправдываюсь я за свой внешний вид.

— Что с тобой? — какой странный вопрос. А что со мной? Какое дать определение моему состоянию?

— Ничего, — вот оно точное определение. Ничего! Со мной ничего.

— Ксюша? — вопросительно произносит мое имя. Она все видит и все понимает. Она звонила мне вчера, я пыталась нормально с ней разговаривать, даже шутила, но, видимо, у меня плохо вышло скрыть свое состояние.

— Лиз. Давай без вопросов. Я не хочу разговаривать. Это пройдет. Все пройдет, — зачем-то повторяю я. К горлу подступает ком, тошнота увеличивается.

— Что случилось? Это Дан? — откуда она знает? Я вроде бы ей ничего ни рассказывала про наши отношения.

— Да, — просто отвечаю я, отворачиваясь к окну. Зачем скрывать? Лизка — она искренняя. Она поймет все без слов.

— Расскажи? — тихо просит она, пытаясь встать с дивана, ищет опору, чтобы подняться.

— Сиди, — сама поднимаюсь, сажусь рядом с ней. Она берет меня за руки, заглядывает в глаза, ждет ответа.

— Лиз, я бы все рассказала. Говорят, когда выговариваешься, становится легче. Но мне легче не станет. Я боюсь произносить вслух то, что таится внутри, — Лизка, сильнее сжимает мои руки.

— Все так плохо?

— Нет. Все хорошо. Все так, как должно быть. Мы встречались недолгое время и разошлись. Конец истории. — Лизка пытается что-то сказать, прерываю ее жестом руки, соскакиваю с дивана, несусь в туалет. Тошнота берет свое, не могу больше ее сдерживать. Рвет меня не долго. Умываюсь холодной водой, смотрю на свое бледное лицо в зеркало. Выгляжу я ужасно. Бледная, с опухшими глазами, растрепанными волосами. Надо брать себя в руки, приводить в порядок. И начинать жить заново. Выхожу из ванны, Лизка стоит в коридоре со стаканом воды. Протягивает мне воду, смотрит на меня с подозрением.

— Что с тобой? Ты заболела?

— Да. Наверное, что-то села вчера, — вру я, потому что вчера я ничего не ела.

— И давно тебя тошнит по утрам?

— Несколько дней, — случайно, не подумав, отвечаю я.

— А что у тебя с циклом? — хитро спрашивает она. А что у меня с циклом? Задумываюсь. Черт! У меня задержка! Мысленно подсчитываю дни. Почти два месяца. Не может быть! Нет! Это просто сбой. Я принимала таблетки. Да. Таблетки. Из-за них может быть гормональный сбой. Все просто.

— Все нормально у меня с циклом. Если ты намекаешь, что я беременна… То нет. — Не хочу, говорить ей правду, потому что внутри меня накрывает паника. А если все-таки беременна? Ведь нет стопроцентной гарантии.

— Ксюша, милая, пожалуйста, поговори со мной? — просит она. — Не закрывайся. Может, не все так плохо? Ты знаешь, всегда можно поговорить. Все выяснить. И по большей части не все так плохо, как кажется. Что у вас произошло?

— Наговорились уже, — отвечаю я, проходя назад в гостиную. Она садится рядом со мной, что-то еще говорит, гладит по руке, но я не слышу ее. Меня накрывает паника. Лихорадочно вспоминаю все свои приемы таблеток, снова подсчитываю цикл и задержку. Нет! Это просто сбой. Гормональный сбой на фоне стресса и плохого питания. Встаю с дивана, опять несусь в туалет, оставляя растерянную Лизку. Закрываюсь на замок, лихорадочно выворачиваю аптечку, раскидывая все на полу. Нахожу два теста на беременность. Я покупала их еще год назад, когда была с Лешей. Прохожу тест, оставляю на раковине, жду результатов. Кто-то предпочитает не смотреть на заветные палочки. Но я смотрю, отсчитывая минуты, не свожу с них глаз и вижу весь процесс. Одна полоска. И медленно нарастающая, становящаяся темнее и темнее, вторая. На втором тесте тоже самое. Сглатываю. Нет, это ошибка! Тесты бракованные или просроченные. Да, мне просто надо купить новые, или лучше сходить к врачу. Слышу крик Лизки, сквозь шок и нарастающий шум в ушах. Выкидываю тесты. Пытаюсь принять вменяемый вид. Отвечаю, что со мной все нормально, и я сейчас выйду. Привожу себя в порядок, выхожу из ванны и вижу, что с Лизкой что-то не так. Моментально забываю о своих проблемах, потому что Лиза тяжело дышит, держится за низ живота, и немного постанывает. Подскакиваю к ней, считая в голове ее сроки.

— Лиза, Лизонька. Что такое? Болит? — беру ее под руку, медленно веду к дивану.

— По-моему, я рожаю. У меня схватки, — сквозь зубы отвечает она, продолжая тяжело дышать.

— Как рожаешь?! Какие схватки?! У тебя всего восьмой месяц, — панически кричу, метаюсь по комнате в поисках своего телефона.

— Все нормально. Доктор меня предупреждал, что в моем случае так может быть, — спокойно отвечает она. — Просто позвони Роберту. Он поднимется и отвезет меня в клинику. — Наконец нахожу телефон, трясущимися пальцами набираю Роберта. Объясняю состояние Лизки. Он не дослушивает меня, сбрасывает звонок и через пару минут врывается в квартиру. Подхватывает Лизу на руки со словами: «Малышка, ну что такое, ты удумала рожать раньше времени?» Лизка довольно спокойно отвечает, что все хорошо, врач ее предупреждал, и все будет хорошо. Пришло время появиться их принцессе. Накидываю на себя первую попавшуюся кофту, бегу за ними, пытаясь пригладить растрепанные волосы. Но за Робертом не угонишься. Кричу им вслед, чтобы сказали хотя бы адрес клиники.

Той ночью Елизавета родила прекрасную маленькую крошку в полтора килограмма. Роды пошли естественно, хотя долго и сложно. Девочка недоношенная, но вполне здоровая для своего веса. Как и хотела Лиза, ее назвали Настей. Я видела глаза Роберта, когда ему сообщили, что у него родилась дочь, а с матерью и ребенком все хорошо. Он плакал от счастья, пытаясь скрыть это от окружающих, но у него плохо получалось. Я впервые в жизни видела, как плачет такой сильный мужчина. И я рыдала вместе с ним от счастья за них. Настенька лежала в отдельном боксе для таких крох, как она. К ней пускали только Лизку и иногда, ненадолго, Роберта. С Лизой было все хорошо. Через пару дней она пришла в себя после родов. Светилась от счастья, принимала поздравления. Час назад, навещая подругу, я нечаянно нарвалась на очень интимный разговор Лизки и Роберта. Нет, я не подслушивала, дверь палаты была приоткрыта, а я застыла как вкопанная и не могла сдвинуться с места. Роберт сидел рядом с Лизой, целовал ее руки, ласкал ее лицо, нежно задевая губы, и тихо благодарил ее за дочь, за любовь, за счастье, которое она ему принесла. Я так и не смогла перешагнуть порог палаты и ворваться в их отдельный мир, в котором существуют лишь они и их ребенок.

После того, как я покинула роддом, я направилась к своему врачу. Нет времени тянуть, пора узнать истинную причину моей тошноты по утрам и отвращению к кофе. Я все-таки надеялась, что тесты врали. И это все что угодно, пусть даже болезнь, но не беременность. После сдачи анализов и осмотров, сидя в кабинете молодого врача, я мысленно молилась, чтобы все оказалось не тем чем я думаю. Глубоко вдыхаю больничный запах, осматривая белые стены.

— Ну что ж, Ксения Владимировна, — замираю, почти не дышу, смотря в упор на человека, от слов которого зависит вся моя дальнейшая жизнь. — Поздравляю. Вы беременны. Срок — шесть недель. — Что должна испытывать женщина, когда узнает, что беременна? Наверное, безграничную радость. Врач продолжает что-то писать, даже не подозревая об урагане эмоций внутри меня. И они далеко не радостные и счастливые. Я испытывала шок и ступор, осознание еще не пришло. Внутри зарождался протест.

— Это, наверное, ошибка? Не может быть, что я беременна. Я принимала таблетки, — жалкая попытка поспорить с судьбой.

— Ошибки быть не может. Вы точно беременны. И ни для кого не секрет, что ни один контрацептив не дает сто процентной гарантии. А потом, Вы могли забыть принять таблетку или сдвинуть время приема. Хотя, что сейчас об этом говорить, когда Вы уже в положении, — действительно, это уже неважно! Совсем не важно. Врач еще что-то говорит, объясняет, но я его не слышу — осознание приходит постепенно. Внутри меня маленькая жизнь. Мой ребенок… и ребенок Дана.

— Но если это не желательная беременность, еще не поздно прервать беременность, — выхватываю слова врача из общего монолога.

— Что?! — как он может так спокойно мне это предлагать?!

— Я просто вижу, что на вашем лице нет радости, а скорее разочарование, шок! Не бойтесь, у нас все проводится анонимно. Никто Вас не осудит.

— Нет! Я не буду делать аборт! — категорично заявляю я.

— Вы сказали срок шесть недель. Две недели назад я выпила много алкоголя. А еще я курю… — запнулась. — Курила. Скажите, как это повлияет на моего ребенка? — когда я произношу эти слова, осознание прошедшего обрушивается на меня с неимоверной силой.

— Это плохо, но будем надеяться, что все обойдется. И надеюсь, Вы понимаете, что про вредные привычки придется забыть? — ничего не отвечаю. Медленно встаю со стула, направляюсь к выходу.

— Вы куда!? — окрикивает меня врач. — Я еще не закончил заполнять вашу карту.

— Я не буду наблюдаться у Вас, — тихо отвечаю я, не оборачиваясь. И мне плевать, слышал он меня или нет.

Покидаю клинику. Медленно бреду по тротуару. Сама не знаю, куда и зачем. В голове только один вопрос «Что делать?» Как странно складывается, жизнь. Судьба, не спрашивает у нас, чего мы хотим. Еще вчера я думала, что с Даном нас ничего больше не связывает. А сегодня… нас связала маленькая жизнь внутри меня. Возникает желание немедленно собрать необходимые вещи и улететь домой к маме. Но этот ребенок не только мой. Он должен о нем знать. Теперь уже неважно, любит он меня или нет. Неважно, чего хочу я. Важно то, что мы теперь связаны навсегда. Непроизвольно прижимаю руку к животу, пытаясь хоть что-то почувствовать. Двигаюсь по инерции вперед ближе к центру, мимо окон и витрин. Хотелось заплакать громко, навзрыд, выпустить все то, что накопилось внутри. Но мои слезы, видимо, кончились. В голове нарастала навязчивая мысль не сообщать о своем положении Дану.

Сама не замечаю, как мои ноги приносят меня к бизнес-центру. Поднимаю голову, смотрю наверх. Глубоко вдыхаю. Тянуть нет смысла. Он должен знать. Наши отношения и чувства уже не важны. Важен только наш ребенок. Но я извлекла уроки про то, что сюрпризы — это плохо. Достаю телефон, смотрю на время. Он должен быть на работе. Останавливаясь возле входа, набираю его номер. Слушаю гудки. Один, второй…

— Оксана? — слышу знакомый, приторно-сладкий голос. Оборачиваюсь и вижу Кристину, только что вышедшую из центра. Сбрасываю звонок.

— Ксения, — зачем-то поправляю ее, осматривая с ног до головы. Ее волосы немного растрепаны. Она надвигается на меня, пытаясь на ходу привести прическу в порядок.

— Да, конечно, Ксения. Извини, — с чего такая любезность? И что эта сука здесь делала? Дан начал с ней общаться? — Я надолго тебя не задержу. Я просто хотела сказать тебе спасибо, — сладкими голосом продолжает она.

— За что? — не понимаю я.

— За то, что ты помогла понять Дану, что у него только одна любовь в жизни. И это — я, — улыбается она. Сглатываю, в горле все пересыхает. Что она несет?

— Даже так? И чем же я помогла? — спрашиваю, стараясь держать себя в руках, успокоиться. Она может врать. Она способна на многое.

— Ну как чем? — удивляется она, как будто я должна это знать. — Вы расстались. — Это не вопрос. Она заявляет это как факт. А кто ей мог об этом сообщить? Только сам Дан. Теперь моя уверенность, что эта сучка врет, тает как весенний снег. — Расстались, потому что он тебя не любит. Мы бы все равно были вместе. Но ты ускорила весь процесс. Отношения с тобой помогли ему понять, что он не может полюбить другую женщину. Потому что я — его единственная любовь.

— Откуда ты знаешь, что мы расстались? — последняя унизительная попытка не поверить в ее слова.

— Он сам мне сказал, — заявляет мне она. — Ты не веришь? Откуда бы я это узнала? Ты сама оставила его. Потому что он так и не смог ответить на твой вопрос. Ну, теперь ты мне веришь? — теперь верю. Верю! Как не поверить, если женщина, с которой не общался годы, которую игнорировал, знает все подробности нашего расставания. Он все ей рассказал! Он любит ее, это очевидно. Всегда любил. А я оказалось катализатором их воссоединения. Он простил ее? Хотя… Когда любишь, наверное, можно простить все.

— Пожалуйста, — отвечаю ей я. Разворачиваюсь и ухожу в противоположную сторону.

— Что? — кричит она мне в след.

— Пожалуйста, — тихо повторяю я самой себе. — Была рада Вам помочь. У меня очень хорошо получается сводить людей. Сваха — это мое призвание, — усмехаюсь, разговаривая сама с собой. В голове туман, голова кружится. Мир уходит из-под ног. Все правильно. Он ее любит! Любил всю жизнь. Такая любовь бесследно не проходит. А я просто катализатор…. Телефон в руке оживает, смотрю на экран, буквы расплываются. Но я вижу его имя. Короткое «Дан» светится на дисплее. Зачем он звонит? Ах, да он заметил входящий от меня. Не обращаю внимания, скидываю звонок, иду дальше. Чертов телефон все звонит и звонит. Не выдерживаю, нажимаю на значок ответить, подношу телефон к уху, молчу.

— Алло. Дюймовочка? Ты звонила, — слышу до боли родной голос, который я не слышала две недели. Сердце срывается в хаотичный стук. Руки начинают трястись. — Алло, ты меня слышишь? — слышу! Я не просто слышу, я впитываю твой голос как губка. Только ответить не могу.

— Пожалуйста, Ксюша, не молчи. Ответь мне, — просит он с какой-то мольбой. Зачем он так? Он теперь с ней. Я больше ничего ни значу для него. И никогда не значила. Наверное, мне было бы легче, если бы он остался с вороной или еще кем-то другим. Да с кем угодно. Только не с ней. Но он с ней! А я? А я тоже не одна, я со своим малышом, которого он мне подарил, оставляя частичку себя.

— Дан, — наконец произношу я, пытаясь быть уверенной. — Я звонила сказать, что я ошибалась. Я не люблю тебя…, глубоко вдыхаю, мне кажется, я схожу с ума от этой лжи. Но так нужно. Он молчит, но я слышу его глубокое дыхание.

— Где ты?! — громко, нервно спрашивает он.

— Это не важно. Знаешь, я полюбила другого человека, — поглаживаю живот. — И это настоящая, искренняя любовь. Я буду… — из глаз льются слезы. Но это слезы счастья. У меня будет малыш, про которого он никогда не узнает. Не хочу, чтобы он был со мной из чувства долга и вины. Я хотела, чтобы он полюбил меня не за что, просто так. За то, что я есть. Но он любит ее… — Я буду любить этого человека всю жизнь. А он будет любить меня. Я отдам ему всю себя, без остатка. И буду счастлива, — голос начинает дрожать, закусываю губы, больно до крови. Слышу в трубке какой-то звон, как будто что-то разбили. — Мы будем счастливы, — добавляю я, продолжая гладить живот. — Счастливы без тебя.

— Дюймовочка! Черт бы тебя побрал! Что ты несешь? Кого ты встретила? Ты лжешь! — не вопрос, утверждение. А он хорошо меня изучил. Но я не лгу. Скоро у меня будет мой любимый мужчина. Я почему-то уверена, что внутри меня мальчик. Мой маленький сыночек. И мы обязательно будем счастливы.

— Нет, я не лгу. Ты тоже будешь счастлив, ты уже обрел его.

— Ксюша?! Где ты?! — кричит в трубку так, что начинает трещать динамик. — Я приеду к тебе и ты скажешь все мне в глаза, — нет, в глаза я сказать этого не смогу.

— Я не хочу тебя больше видеть. Прощай! — скидываю звонок, вскрываю телефон, вытаскиваю сим-карту. И выкидываю телефон в рядом стоящую урну. Так он меня не найдет. Вот и все. Мое падение закончено. Я все-таки свернула себе шею. И это больно! Невыносимо больно лгать о не любви тому, кого любишь. Прощаться с ним навсегда.

Я не пошла домой, бродила по городу просто так, гуляя, рассматривая вечно куда-то спешащих людей. Я думала, как строить свою жизнь дальше. Невыносимо хотелось курить. Но я уже не курю. Больше не курю. И это еще один плюс в пользу Дана. Он хотел, чтобы я бросила курить. И я бросила. Бросила благодаря ему.

Решение пришло само собой. Захожу в один и торговых центров, подхожу к авиакассам, и мне везет — беру билет на ближайший рейс через три часа. Я улетаю домой. Наверное, навсегда. Выхожу на улицу, ловлю такси. Еду домой.

По приезду собираю только необходимые вещи, не складывая, просто кидая их в сумку. Открываю комод. В отдельной коробочке лежит его подарок — браслет. Хочу его оставить, но руки тянутся сами собой. Все же хватаю коробку и тоже закидываю ее в сумку, как маленькое напоминание о нем. О том, что он когда-то думал обо мне.

Вот и все. Вещи собраны, внизу меня ждет такси. Последний раз окидываю взглядом квартиру. Выхожу в подъезд и сталкиваюсь с Маринкой.

— Куда это ты собралась? — окидывает взглядом мой небольшой чемодан.

— Домой. К маме.

— Ты же только недавно оттуда. Что-то случилось? — с волнением спрашивает она.

— Нет, все хорошо. Теперь все будет хорошо, — отвечаю ей. Закрываю квартиру под ее пристальным взглядом. Протягиваю ей ключи. — Я не знаю, когда я вернусь… Может и вовсе не вернусь…

— Да что происходит?! — перебивает она меня. Что-то случилось с твоими родителями?

— Нет. С ними все хорошо, Марин. Я уезжаю. Просто уезжаю домой. Туда, где мне и место. Присмотри за квартирой, пока я не решила, что с ней делать. И не спрашивай меня ни о чем, — говорю я, видя, как она открывает рот, чтобы мне возразить или задать вопросы, не важно. — И у меня к тебе маленькая просьба. Ты не могла бы передать Леше, что я искренне прошу у него прощения за все. И пусть он мне позвонит, если сможет. Если нет, я пойму, — хватаю чемодан, спускаюсь вниз, игнорируя протесты и вопросы Марины. Быстро сажусь в такси, прошу водителя немедленно трогаться. Осматриваю знакомые улочки, близлежащие кафе, магазины. Возможно, я никогда сюда не вернусь. А может и вернусь, когда мне перестанет быть настолько больно. Ведь у всего есть свой закономерный конец. И у боли тоже. Я позвоню всем позже, из дома. Когда придумаю вменяемые объяснения своего внезапного отъезда.