Дан

Восемь утра. Мой кабинет залит теплыми лучами яркого солнца. Кручу в руках чашку остывшего чая, пытаясь хоть пять минут ни о чем не думать. Кажется, что моя голова сейчас расколется на части от переполняющих ее мыслей. Я почти не спал этой ночью, чертовы мысли не давали мне отключиться. Отец, категорично отказывается от какого-либо лечения, а я никак не могу принять и понять его решений. Я искал выход, придумывал, для него доводы и мотивацию, но все впустую. Хотелось биться головой об стену от его упертости. И этот чертов ужин с нашим спектаклем! Я согласился на нем присутствовать только ради этого разговора, в надежде на то, что отец согласится на лечение. Но все впустую.

Не знаю, как я вообще сдержался, как смог контролировать себя на этом чертовом представлении, разыгранном нами перед моей семьей. Но я ни на секунду не пожалел, что взял с собой именно Дюймовочку. Она сыграла идеально. За столом при нашей «милой» беседе, она идеально отвечала моей матери и Кристине. Я сам не смел и рта раскрыть. Точнее, я сдерживался. Я знал, что стоит мне сорваться и весь этот спектакль идеальной семьи за столом полетит к черту. Сквозь зубы улыбался, заливался коньяком, сжимал зубы да хруста. Благо Ксения прекрасно отвечала за меня. Я все это терпел. Терпел ради отца. Он просил изобразить идиллию, и я изображал ее, как мог, заливаясь коньяком. За четыре года я научился сдерживаться. Раньше я бы, наверное, высказался. Высказался так, что всем бы стало мало места в этом чертовом удушливом доме.

Кристина. Чертова сука, язвила, заявляя, что Дюймовочка мне не подходит. В моей голове молниеносно пронесся ответ на ее колкость. Я даже открыл рот, но вовремя остановился. Точнее меня остановила Ксения. Если бы не она, весь этот фарс полетел бы ко всем четям. И я не знаю, чем бы он закончился.

Но самое интересное в этом вечере было то, что Кристина решилась со мной поговорить. За все четыре года ее молчания, она вдруг изъявила желание что-то мне сказать. Но вот только она не учла, что сейчас мне ее лживые объяснения нахрен не нужны. Я слушал ее. Сжимал ее руку, которой она хотела ко мне прикоснуться, и слушал ее слова. Слова о том, что она скучает, тоскует, и что все совсем не так, как кажется. Она просила о встрече наедине для того, чтобы она могла мне все объяснить. За чертовых четыре года она не нашла времени на разъяснения, а увидев меня с другой, что-то поняла? Но я был рад ее внезапному порыву поговорить со мной. Рад, потому что, сжимая ее руку, прикасаясь к ее коже, я ничего не почувствовал. Ее слова не вызывали во мне ни одной эмоции. Мне не хотелось, как раньше, уничтожить ее, добить. Я чувствовал только лишь пустоту с примесью жалости. Жалея ее никчемную жизнь. Да. Я виноват в том, что ее планы и надежды по отношению к моему брату полетели к черту. Но я не жалел о своих поступках. Мне даже было жаль Стаса. Ведь он не дурак, наверное, понял, что Кристина — лицемерная тварь. Алчная сука, ищущая везде свою выгоду. Я надеюсь, он понял, что в его ситуации не нужен ей, что она, скорее, жалеет его. Так какого хрена он ее терпит? Но теперь это только их отношения, их жизнь, в которой им самим вариться. Кристине я ответил, что никакой встречи не будет, никогда. В конце ее монолога и просьб о встречи, я просто сказал, что я не шакал, и падаль не поднимаю. Даже в темноте я видел, как ее глаза наполнялись слезами. Раньше я бы, наверное, насладился этим моментом, а сейчас мне было просто плевать.

Придя в комнату, я просто хотел выкинуть всех из головы, забыться и не думать о них хотя бы несколько часов. Поэтому и затеял игру с текилой. Увидел Ксению в черно-красном кружеве, и понял, что игра удастся. В эту ночь я послал всех своих чертей к их прародителям, оставив только нас с Дюймовочкой. Я хотел, чтобы она помогла мне забыть обо всем на свете. И она меня не подвела, принимая мою игру. Ласкал ее грудь, слизывая с нее соль, целовал ее губы со вкусом лайма, и сатанел от желания. А эта бестия призывно улыбается, вся дрожит и прогибается от моих прикосновений. Чувствую, как она хочет меня, не меньше чем я ее. Сама слизывает соль с моей груди, возбуждая так, как еще никто не возбуждал. Смотрю на ее идеальную грудь с набухшими от моих ласк сосками, и тело пронзает жгучей смесью, адреналином. Ее взгляд — голодный возбужденный, глаза блестят, затуманенные желанием. Слегка стонет от моих прикосновений. И мне хочется одновременно разорвать ее, уничтожить за эту похоть, за то, что вызывает во мне такие желания, которых я не хочу, или заласкать ее тело до изнеможения, заставляя кричать мое имя, срывая горло. В паху болезненно ноет, хватаю ее, переворачиваю на живот, врываюсь до упора, целую, кусаю ее нежную кожу на шее, вдыхая ее неповторимый медовый запах. Она сдерживается, а я хочу слышать ее голос, получить доказательство того, как ей хорошо подо мной. Заставляю кричать, вырываю из нее сладкие крики экстаза. Тону вместе с ней в этой поглощающей нас бездне. Получаю ее оргазм, но мне мало, хочу еще. Сжимаю ее бедра со всей силы, врываясь, как ненормальный, в ее податливое тело. Вижу, как она выгибается, сжимает руками покрывало, ее крики оглушают меня, а я хочу громче, добиваюсь этого, заставляя ее кончить еще раз. Не выдерживая, кончая вместе с ней от того, как мышцы ее лона сжимают мой член. И, твою мать! Как же охренительно она пахнет, она такая сладкая, медовая, тягучая. Сдерживаю себя, чтобы не прижать ее к себе, не заглянуть в ее затуманенные от экстаза глаза. Сдерживаюсь, чтобы не утонуть в ее чертовых ведьмовских зеленых глазах. Просто отпускаю ее. Падаю на кровать, закрываю глаза, чтобы не видеть ее больше! Делаю вид, что сплю. А на самом деле, я сожалею о произошедшем, потому что в эту самую минуту понимаю, что больше ничего не чувствую к одной женщине. И что-то зарождается к другой. Начинаю ненавидеть Дюймовочку за то, что будит во мне все забытое, выкинутое из головы и вырванное из сердца.

Слышу, как она поднимается с кровати, идет на балкон курить. Открываю глаза, смотрю на нее в лунном свете, хочется встать, подойти к ней сзади, скинуть эту чертову простынь, в которую она кутается, и взять ее еще раз на этом самом балконе. Но я приказываю себе лежать. Закрываю глаза, пытаюсь уснуть, вдыхаю витающий в комнате запах нашего секса, сжимаю челюсти, стискиваю руки в кулаки. Слышу, как она возвращается, проходит в ванну, долго моется, пытаясь смыть с себя все, что между нами было. И мне хочется сделать тоже самое. И я уже ни хрена не понимаю. Что бл**ь, на меня нашло? Почему именно она? За последние годы я имел кучу шлюх и ни одна из них не вызывала и доли тех эмоций, которые вызывает она. Это какая-то ядерная смесь из дикого желания и жгучей ненависти за это же самое желание. Хватит! Остынь! Приказываю сам себе. Это просто одна из мимолетных девок! Но сам себе не верю.

Я не знаю, в какой момент засыпаю, но ровно в шесть тридцать мои глаза открываются. Слышу ее размеренное дыхание рядом со мной. В голове проносится фантазия о том, каким бы способом я мог ее разбудить. Ее обнаженное, еле прикрытое тело красиво светится в солнечном свете. Огненно-рыжие волосы разметались на подушке. Красивая, сучка. Красивая даже во сне, без макияжа. Замечаю на ее бедре синяк, улыбаюсь. Это — моя вина. И я этому рад. На ее бедрах мои метки. Напоминание ей, кто имел ее этой ночью. Быстро ухожу в душ, чтобы больше не смотреть на нее.

В душе мои мысли возвращают меня к проблеме поважнее. Отец. Быстро выхожу из душа, иду на балкон, стараясь не смотреть на девушку. Звоню Ромке, прошу разобраться без меня. В комнате позади себя слышу шум, мое тело реагирует само, оборачиваясь. Ксения соскакивает с кровати, быстро одеваясь, как будто куда-то торопится. Заканчиваю разговор. Почти смеясь над ее растерянным видом. Она говорит, что не хочет оставаться с моей «веселой» семейкой. И я могу ее понять. Я сам хочу убраться отсюда побыстрее. Но когда она обвиняет меня в том, что я специально ночью заставлял ее кричать, зная, что нас слышала Кристина, мне хочется подойти, рассмеяться ей в лицо. Кристине я уже все доказал, что мог. Она не то, что слышала, она лично видела, как я трахаю ее подругу в день ее свадьбы с моим братцем. Во мне закипает злость, жгучая, яростная. Но я беру себя в руки. Это даже к лучшему, что Ксения так думает. Пусть для нее это и будет именно так. Пусть чувствует себя использованной. Пусть ненавидит меня за это. Это правильно.

Рыбалка с отцом ничего хорошего не принесла. Все впустую. Когда мы уезжали, мне было не по себе от того, что отец нам поверил и просил не затягивать со свадьбой. Всю дорогу Ксения спала, а я думал о том, что зря затеял это спектакль. Ее телефон, лежащий поверх сумки, разрывался от звонков. На дисплеи светилось имя «ЛЕХА» Один пропущенный, второй, третий. Она не слышит. Она по-прежнему общается с ним? Потом пошли смс, на второй я не выдержал. Я не читаю чужие сообщения, если мне за это не платят. Но здесь я не смог удержаться, нужно было знать, в каких они отношениях. Читаю сообщения, и голова идет кругом. Милая. Ксюшечка. Переживает, волнуется. А меня выворачивает на изнанку. Они опять вместе? Он простил ее после всего, что она сделала? И эта новость каким-то необъяснимым образом подействовала на меня, выводя из равновесия. Вызвала разные эмоции: то ли ненависть, то ли желание сломать ее, то ли злость на самого себя за то, что во мне возникают такие эмоции. А она тоже, сучка, хороша. Встречается со своим женихом и трахается со мной. Шлюха. Настоящая шлюшка. Возникает желание придушить ее на месте. Задыхаюсь от злости на нее. Во мне что-то щелкает. Мне уже знакомы эти чувства, которые одолевают меня в этот момент и это плохо. Ее телефон опять начинает звонить. Бужу ее, сую в руки телефон, лишь бы он заткнулся. Она отвечает ему таким милым голоском.

Едет со мной в машине, после того, как ночью стонала подо мной, врет своему женишку, обещая все ему объяснить по приезду домой! Хочется немедленно выкинуть ее из моей машины. А еще лучше растоптать унизить, заставить чувствовать себя шлюхой. Возмущается, кричит, требует ответа. И меня несет. Обзываю ее, указывая ей, кто она. У меня было много несвободных женщин, которых я имел. Но так унизить хотелось именно ее, за то, что вызывает во мне все эти чувства.

Она послала меня подальше, хлопнула дверью и убежала домой. А мне вдруг так гадко на душе стало от самого себя. Ведь она в чем-то права, у меня у самого куча тараканов, и если она выбрала для себя путь шлюхи, я в принципе не в праве ее винить. Ведь я тоже приложил руку к ее пороку. В тот момент решил оставить ее в покое. Пусть живет, как хочет. Если ее женишку нравится такая женщина, пусть, черт их раздери, будут счастливы. Решил минимизировать все общение с ней, сводя наши отношения только к рабочим. Если она, конечно, вернется на работу. Я слишком близко ее подпустил. Нужно отрезать все наши нерабочие отношения. Никаких игр, никакого флирта. Я начальник, она — подчиненная, ничего более.

Допиваю холодный чай, посматривая на часы. Ровно девять. Интересно, она придет на работу или нет. А если придет, как себя будет вести? Пять минут десятого. В офисе появляется Ромка. Отчитывается по работе с клиентом-параноиком, который возомнил, что за ним следят, и хотят отобрать его бизнес. На самом деле это не так. Но он платит, мы охраняем его, предоставляя отчеты.

Ее нет.

Двадцать минут десятого. В офисе появляется дама лет сорока-сорока пяти. Просит собрать компромат на ее мужа. Доказательство его измен и гулянок на полную катушку, для того, чтобы потом, при разводе, отсудить у него побольше денег.

Ее нет.

Без пяти десять. Разговариваю по телефону с одним из старых клиентов о защите его бизнеса против рейдерских захватов.

Ее нет.

Сам делаю себе кофе, борясь с недостатком ночного сна. Распечатываю договора, думая о том, что она уже не появится. А может это и к лучшему. Так на самом деле проще вычеркнуть ее из моей жизни. Но должна же она забрать свои документы. А может отправить ей их с курьером?

Одиннадцать-двадцать. Я в офисе остаюсь совершенно один. Все разошлись по заданиям. Полная тишина угнетает. Но я пытаюсь сосредоточиться на работе. Слышу стук каблуков. Отчетливый стук, который приближается к моему кабинету. Я точно знаю, что это — она. Нутром чувствую. Все-таки пришла. Для чего? Уволиться? В ожидании смотрю на дверь. А на самом деле не знаю, чего ожидать от этой женщины. Дверь медленно открывается. Это ОНА. В легком белом, летнем платье. Волосы собраны в высокий хвост. На глазах темные очки. Кожа бледная. Не выспалась? Женишок ночью спать не давал? Вот нахрен я сейчас об этом подумал?! Я же уже все решил для себя.

В ее руках черная папка. Откидываюсь в кресле, с интересом наблюдаю, как она приближается ко мне.

— Доброе утро, Данил Александрович, — официально произносит она. Молчу. Просто киваю в ответ. Ксения подает мне черную папку.

— Ты опоздала, — так же официально говорю ей я, забирая у нее папку.

— Сегодня двадцать второе число. Я была в банке, — так же холодно, без эмоций отвечает она. Двадцать второе. А я забыл, впервые за четыре года забыл. Открываю папку, в нее вложена свежая распечатка о переводе. Хорошо хоть это она сделала вовремя и правильно.

— На часах полдвенадцатого. Ты все равно опоздала. Ты провела два с половиной часа в банке напротив нас? — Ксения открывает свою сумку, достает оттуда, конверт и какой-то лист бумаги. Кладет все передо мной на стол.

— Что это? — указываю на конверт. Ксения поджимает губы, молчит. Открываю конверт, там деньги. Смотрю на нее вопросительно, приподнимая брови.

— Это деньги, которые вы вчера перевели на мою карту. А это, — она указывает на листок бумаги. — Мое заявление на увольнение.

— Вот как, — хмыкаю я. — Деньги Ваши, Ксения Владимировна. Вы их честно заработали. А на счет увольнения. Вы должны отработать две положенных недели, пока я не найду Вам замену, — сам не понимаю, что я несу? Какие две недели? Вот же он, шанс никогда ее больше не видеть. Но думаю я одно, а выдаю совсем другое.

— Нет, — как-то хрипло заявляет она, сглатывает, бледнеет еще больше.

— Что, нет?

— Все нет. Ваша плата мне не нужна! Считайте, что я отработала бесплатно! И две недели я ждать не буду! — категорично заявляет она.

— Если Вы откажетесь отрабатывать две недели, то я подпишу приказ о Вашем увольнении только через две недели. И уволю Вас по статье восемьдесят один «увольнения за прогул». Так что идите и займите свое рабочее место. И деньги, которые Вы мне принесли, я тоже не возьму. Заберите их, они Ваши, — да, я ставлю ей условия. Но мне действительно надо найти замену. Ксения сжимает руки в кулаки, злится, открывает рот, чтобы мне возразить. Но быстро его закрывает ладонью, разворачивается, выбегает из кабинета. Ничего не понимаю. А это еще что значит? Встаю с места, иду за ней. Выхожу в приемную, вижу открытые двери туалета. Медленно прохожу туда. Ей плохо, ее рвет. И что это значит? Она больна? Похмелье? Жду ее возле кабинки. Ее рвет довольно долго, выворачивая наизнанку. Это совсем мне не нравится. Через какое-то время она, наконец, выходит. Еще бледнее, чем была, глаза воспаленные, тушь размазана. Ее даже немного лихорадит. Твою мать! Да что с ней такое!

— Выйди отсюда, — сдавлено, но недовольно говорит она. Подходит к раковине, умывается.

— Что с тобой?

— Ничего! Что, не видишь, мне плохо! Выйди отсюда и иди, подпиши мое заявление, — командует она. Хочу ей возразить, но она опять сжимает рот, убегая в кабинку туалета. И все повторяется заново. Мне бы на самом деле выйти. Дать ей прийти в себя. Но мои ноги прирастают к полу. Не могу уйти, когда ей плохо. Через некоторое время она опять выходит, не обращает на меня никакого внимания, снова умывается холодной водой. Подхожу к ней вплотную. Разворачиваю к себе лицом. Смотрю в ее воспаленные больные глаза. Трогаю лоб, щеки. Да она вся горит. У нее высокая температура!

Ксения

Чертовы суши! На заказ. Вчера с Маришкой мы решили устроить мини-девичник на двоих. Заказали суши. Пили вино, проклиная весь мужской род. Вначале я была разбита, потом зла. Очень зла. Но я — сильная девочка. Еще ни одному мудаку не удалось меня сломить, загоняя в депрессию и самокопание. К концу нашего девичника у меня уже был план на дальнейшую счастливую жизнь. Я решила уволиться и стать привычно безработной.

Утро меня встретило головной болью, меня чуть-чуть подташнивало. Я решила, что это все из-за вина. Приняла аспирин. Голова прошла. Но тело ломило от слабости, и тошнота не проходила. Ровно в девять мне позвонила бывшая секретарша Дана, напоминая о том, что сегодня двадцать второе число и пришло время платежа. Я мило поблагодарила Тамару за напоминание и умчалась в туалет, опустошать содержимое желудка. Маришка чувствовала себя не лучше. Но она поделилась со мной чудо-таблеткой, через полчаса меня прекратило тошнить. А еще через полчаса, я чувствовала себя довольно сносно. Я решила не откладывать свой план по уволенною, но перед этим все же посетила банк, совершая это чертов важный перевод, который Данил Александрович никак не мог сделать сам. Как только я вошла в его кабинет и увидела его как всегда ничего не выражающее лицо, мои симптомы тут же вернулись. Но меня утешала мысль, что меня тошнит от него. Этот гад никак не хотел подписывать мое заявление, настаивая на двухнедельной отработке. Я что-то отвечала ему, спорила, чувствуя, что с каждой минутой мое состояние ухудшается. В какой-то момент я хотела послать его так же, как вчера, но не смогла этого сделать, меня опять начало выворачивать.

А сейчас Дан выводит меня за руку из туалета. Сажает на диван и в приказном тоне просит сидеть здесь, скрываясь на кухне. Но мне все равно. Меня знобит, лихорадит. Все тело ломит, тошнота опять подступает к горлу. Даже если я сильно захочу, я не смогу подняться с этого места. Откидываю голову на спинку дивана, закрываю глаза. Слышу, как Дан подходит ко мне.

— Дюймовочка? — тихо, нежно зовет меня. Открываю глаза, поднимаю голову лишь для того, чтобы убедиться, что это действительно он. С чего это вдруг он перешел на нежный тон? Дан присаживается возле меня на корточки, заглядывает в глаза. В руках у него стакан с какой-то мутно-белой жидкостью. — Выпей это, — протягивает мне стакан.

— Что это?

— Этот раствор поможет тебе избавиться от тошноты. Выпей, пожалуйста, — ого, даже, пожалуйста! Видимо, я действительно очень плохо выгляжу. Если бы я не чувствовала себя настолько плохо, я бы, наверное, выплеснула эту жидкость ему в лицо. Но в данный момент я готова выпить все что угодно, лишь бы меня не тошнило и не выворачивало наизнанку. Забираю из его рук стакан, выпиваю довольно приятную на вкус субстанцию.

— Что с тобой? От чего тебе так плохо? — и я почти верю в его беспокойство обо мне.

— Суши с доставкой, — говорю я, обессилено откидывая голову назад на спинку.

— Ясно, — хмыкает Дан. Поднимается, садится рядом со мной на диван.

— Алло, пап, — слышу его голос рядом со мной. Поднимаю голову, смотрю на разговаривающего Дана по телефону.

— Александру привет, — тихо передаю ему я. Дан слегка улыбается.

— Пап, Ксения отравилась суши, ее постоянно рвет, и у нее температура, она вся бледная, — у меня температура? Он-то откуда знает. Хотя, я, наверное, горячая. — У тебя что-нибудь болит? — обращается он уже ко мне.

— Нет, только тошнит и знобит.

— Как давно это началось?

— Утром, — Дан выгибает бровь как бы спрашивая, какого хрена ты пришла сюда, когда тебе так плохо. Передает все, что я сказала отцу. Долго его слушает.

— Спасибо, пап. Я обязательно вечером позвоню, — сбрасывает звонок. Поворачивается ко мне. — Как ты, тошнота прошла? До дома доедешь?

— Да, спасибо. Твой раствор помог.

— Тогда пошли, — встает с дивана, протягивает мне руку.

— Куда пошли? — не понимаю я.

— Я отвезу тебя домой, — игнорирую его руку. Встаю сама.

— Спасибо, конечно, Данил Александрович. Но я на машине. Как-нибудь доберусь сама, — Дан хмыкает, качает головой, хватает меня за руку, тянет за собой к выходу. Я не сопротивляюсь, сил нет вообще. Медленно плетусь за ним. Он ведет меня к своей машине. Открывает для меня дверь. Нет, не так. ОН САМ ОТКРЫВАЕТ ДЛЯ МЕНЯ ДВЕРЬ! Медлю, понимаю, что он прав, сама я не в состоянии доехать домой. Пусть везет. Тем более, когда еще я смогу увидеть на его лице настоящее, искренне беспокойство. На это стоит посмотреть. Тошнота прошла. Но меня клонит в сон от неимоверной слабости, ужасно знобит, холодно. На улице лето, а мне холодно. Через пять минут нашего, как всегда молчаливого пути, Дан останавливается. Открываю глаза, вопросительно смотрю на него. Он, не обращая на меня внимания, быстро покидает машину. Опять закрываю глаза. Проваливаюсь куда-то в беспамятство.

Прихожу в себя от того, что чувствую невесомость. Меня куда-то несут сильные руки. В них так тепло. Прижимаюсь к сильному телу. Так хорошо. И я опять отключаюсь. В очередной раз прихожу в себя от того, что меня кто-то пытается поднять. Ничего не соображаю. Открываю глаза. Вижу Дана, который поднимает меня на подушки. Я дома. Совершенно не помню, как я здесь оказалась. И что здесь делает ОН?

— Тебе срочно надо выпить вот это, — говорит он, протягивая мне непонятные таблетки и стакан воды.

— Я ничего, не хочу. Я хочу спать. И вообще, как ты попал в мою квартиру?! Уходи! — фокусирую свой взгляд на нем. Дан сводит брови. Хмурится.

— Вот только не надо меня сейчас злить, — с недовольством произносит он. — Выпей немедленно эти таблетки! — спорить с ним и соображать, что происходит, у меня нет сил. Я послушно заглатываю таблетки, запивая их водой.

— Выпей весь стакан воды до конца, — опять командует он. И я выпиваю воду, лишь бы он оставил меня в покое. Перед тем как опять провалиться в сон я чувствую, как на меня ложится мягкий плед.

Просыпаюсь я от звонка телефона, явно не моего. Такой мелодии у меня нет. Осматриваю комнату. Я одна, за окном темно. Чувствую себя вполне сносно. Меня больше не тошнит, не знобит, ощущается легкая слабость, но это уже намного лучше, чем было утром. Телефон замолкает, и тут же звонит снова. Нахожу источник звука на тумбе рядом с кроватью, приподнимаюсь, беру телефон. Это телефон Дана. На дисплее высвечивается имя «Инна». И у меня только два вопроса. Какого черта его телефон лежит возле моей кровати? И где хозяин аппарата?! Телефон звонит уже в третий раз. А ворона-то настырная. Возникает желание ответить на звонок. А почему бы и нет? Он же может читать мои смс. Улыбаюсь сама себе, нажимая на значок ответа.

— Алло, — стараюсь изобразить бодрый и счастливый голос. А в ответ тишина. — Алло, — повторяю еще раз более настойчивым голосом, как будто меня раздражает молчание абонента.

— Алло. Кто это?! — наконец отвечает ворона растерянным голоском.

— Кто я! А ты кто такая?! — стараюсь изобразить возмущение, пытаясь сдержать смех. А в ответ опять молчание, такое долгое, но очень красноречивое. Я слышу ее шумное, раздраженное, злобное дыхание.

— Где Дан?! — почти кричит она.

— Дан сейчас не может Вам ответить. Он в душе. Перезвоните, пожалуйста, позже. А лучше — завтра утром, — отвечаю ей я. Не дожидаюсь ответа, скидываю звонок. Довольная собой, кручу телефон в руках. Телефон начинает звонить снова. Скидываю звонок. Надеюсь, я подпортила их отношения. Если они у них, конечно, есть, в чем я сомневаюсь. Поднимаюсь с кровати. Мое любимое белое платье все помятое. Смотрю на себя в зеркало. Глаза красные, но я уже не такая бледная, как утром. Выхожу в гостиную, вижу, что в кухне горит свет, и кто-то там хозяйничает. Быстро прохожу на кухню. Дан складывает какие-то продукты в мой холодильник. Интересная картина. Тихо подхожу к нему. Он не слышит из-за музыки, льющийся из телевизора, висящего на стене. Поднимаю руку, хлопаю его по плечу. Дан неожиданно резко разворачивается, перехватывая мою руку. Все это он делает за долю секунды, настолько молниеносно, что я вздрагиваю. Смотри мне в глаза.

— Я тебе уже говорил не подкрадываться ко мне не заметно, — разжимает мою руку, как ни в чем не бывало, продолжает складывать продукты. Да уж, реакция у него хорошая.

— Ну, раз уж ты нагло хозяйничаешь в моем холодильнике, не передашь мне воды? — Дан берет бутылку минеральной, которой, кстати, до этого не было в моем холодильнике, и, не смотря на меня, передает ее мне. Отхожу от него, наливаю себе стакан воды, выпиваю, повторяю процесс, выпиваю еще стакан. Подхожу к распахнутому окну, сажусь на подоконник. Прикуриваю сигарету, выпускаю дым в окно.

— А можно вопрос? — спрашиваю я, наблюдая за Даном.

— Смотря какой, — оборачивается ко мне, с недовольством смотрит на мою сигарету.

— А что, вообще, происходит? Что ты делаешь в моей квартире? — демонстративно, с наслаждением затягиваюсь.

— Я смотрю, тебе намного лучше, — утвердительно отвечает он.

— Да. Спасибо твоим чудо таблеткам.

— Спасибо моему отцу-врачу, который посоветовал мне эти таблетки. А тебе наказал больше не питаться едой на вынос, — усмехается Дан. Заваривает чай. Подходит ко мне. Вырывает сигарету, выкидывает ее в окно. Отходит от меня, наливает чай, кладет туда две ложки сахара. Протягивает мне чашку. Забавно. Очень забавно. И что это сейчас было?

— Так ты не ответил на мой вопрос? Что ты делаешь в моей квартире? — настойчиво повторяю я, отпивая чай.

— Лечу тебя. И, кстати, пока ты спала, тебе звонил твой женишок, уже раза три. Перезвони ему. А то он опять, наверное, волнуется, — саркастически заявляет он.

— Да что ты говоришь. А тебе звонила твоя ворона. Тоже раза три. Ах, нет, звонила она пять раз, на один звонок я ответила, — с таким же сарказмам отвечаю я.

— Где мой телефон? — как-то очень спокойно спрашивает он. Его что, не волнует, что я разговаривала с вороной?

— В спальне на тумбе. И кстати, что он там делает?

— Я его там забыл, — так же спокойно отвечает он, удаляясь в мою спальню. Допиваю чай. Ставлю чашку на стол. Так, пора заканчивать этот цирк! Направляюсь за Даном в комнату, буквально сталкиваюсь с ним в коридоре. Его руки обхватывают мою талию, удерживая меня от падения.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, дотрагиваясь до моего лица, щек. — Температуры уже нет, — констатирует он.

— Со мной все уже хорошо. Спасибо за таблетки и все такое. Но не стоило утруждаться. Я хочу принять душ. И опять лечь спать. Так что еще раз спасибо и до свидания, Данил Александрович.

— Да, конечно, иди, прими душ, и перед сном тебе надо будет еще принять лекарства, — говорит он, отпускает меня и проходит в гостиную. По-хозяйски, как у себя дома располагается на диване, включает телевизор, щелкает пультом. А я начинаю потихоньку злиться.

— Я так поняла, ты не собираешься уходить?

— Ты все правильно поняла, — говорит он, переключая на спортивный канал.

— Прекрасно! — ухожу в душ, со всей силы хлопаю дверью. И как понимать этого мужчину? Он, то оскорбляя, использует меня, то заботится обо мне. Быстро принимаю душ. Заворачиваюсь в большое полотенце, выхожу из ванны. Дан разговаривает по телефону, как я понимаю, с неугомонной Инной. Точнее, он не разговаривает, он слушает ее, долго так слушает. В конце произносит гениальную фразу: «Все сказала?» и сбрасывает звонок. Вот это да. Не очень-то он с ней церемонится. Я вспоминаю, что должна перезвонить Лехе, пока он не бросился на мои поиски.

Разговариваю с Лешей прямо при Дане. Говорю ему, что просто не слышала звонок, была на работе, потом за рулем. Потому что если я скажу ему, что больна, он немедленно примчится ко мне. Заканчиваю разговор, направляюсь в спальню.

— А ты, Дюймовочка, лгунья. Опять врешь жениху? — небрежно кидает мне Дан. Останавливаюсь, оборачиваюсь к нему. Вот не могу понять, что он так прицепился. Он что, ревнует?

— Ну, во-первых, он мне теперь не жених. Во-вторых, это вообще не твое дело!

— А что так? Он еще не сделал тебе предложение во второй раз? — ну все мне надоел это фарс!

— Мы с Лешей просто друзья. Между нами ничего нет!

— Друзья с привилегиями? — подмигивает мне Дан.

— Ну все, выметайся из моей квартиры! — не выдерживая, кричу я.

— И не подумаю, — заявляет он. Встает с дивана, направляясь на кухню. Вот же гад! Ухожу в свою комнату. Надеваю халат. Наношу ночной крем на лицо. Ложусь в кровать. В гостиной по-прежнему слышится звук спортивного канала. Почему он не уходит? Зачем он здесь? И почему я его не выгнала? То, что я там возмущалась, это было несерьезно. Если бы я не захотела, его бы здесь не было. Вчера он унизил и оскорбил меня. Назвал шлюхой, и даже заплатил за это. А сегодня проверил температуру, довез до дома, накормил таблетками и я растаяла? Повелась на его красивое тело и впечатляющий секс? Ну ладно я. Иногда я сама не знаю, куда меня занесет. А с ним-то что?

Мои мысли прерывает Дан. Он проходит в спальню. Включает прикроватный светильник. Молча протягивает мне стакан воды и очередные таблетки. Я так же молча пью лекарство. Дан обходит кровать, встает с другой стороны, снимает рубашку, брюки. И преспокойненько ложится со мной рядом.

— Ты не будешь со мной спать! Проваливай на диван! — возмущаюсь я.

— На диване неудобно. А нам с тобой надо выспаться. Нам завтра рано вставать на работу, — спокойно говорит он, устраивается поудобнее и, похоже, собирается спать.

— Тебе на работу. А я, если ты забыл, уволилась.

— Нет. Твое увольнение я подпишу только через положенных две недели. И если ты не явишься на работу, я буду ставить тебе прогулы. И через две недели, уволю тебя за прогулы. Подумай хорошо, тебе это надо?

— Слушай, зачем тебе это надо? Если ты хочешь лицезреть меня две недели, то я тебя нет, — он поворачивается ко мне, подпирает лицо рукой, внимательно осматривает мое тело.

— Да, я хочу лицезреть тебя две недели, — нагло заявляет он. — А теперь спи. — Я отворачиваюсь от него, делая вид, что мне все равно на его заявления. И, как ни странно, очень быстро засыпаю с довольным лицом.

Что я там говорила про две недели, которые я не собираюсь отрабатывать? Так вот, с момента моей болезни прошел месяц. И в данный момент я на своем рабочем месте в приемной Данила Александровича. Мой начальник даже не думал искать мне замену. И все шло своим чередом. Утренний чай для начальника, кофе для клиентов. Бумажки, договора и прочее. Наше общение сводилось только к моему пожеланию доброго утра в начале рабочего дня, и его кивка головой в ответ. Дан опять надел маску. Маску начальника. А я маску взбалмошной секретарши. В моменты, когда мне становилось совсем скучно, я пыталась с ним играть в нашу игру: призывно улыбалась, демонстрировала резинку чулок, видневшуюся из под короткой юбки. Но все впустую. На его ничего не выражающем лице не было ни одной эмоции. Он как будто отмотал пленку назад. И все, что между нами было, удалил, стер, как будто ничего и не случилось. Но вчера, когда я пила кофе с Романом и смеялась над его очередной шуткой, я заметила в глазах Дана какой-то странный, не очень добрый блеск, который он поспешил спрятать за темными очками и быстро удалился из офиса.

Сегодня пятница, до конца рабочего дня еще целых два часа. В офисе стоит привычная послеобеденная тишина. Двери кабинета моего начальника распахнуты настежь. Он как всегда что-то печатает в своем ноутбуке. Я уже полчаса как наблюдаю за ним, прожигая взглядом. Зачем держать двери открытыми, если он даже не смотрит в мою сторону? Отворачиваюсь от него, проверяю рабочую почту.

— Как проходят трудовые будни секретаря? — слышу знакомый голос откуда-то сверху. Отрываюсь от компьютера. Возле моей стойки возвышается Роберт. В безупречно белой, идеально отглаженной рубашке. Улыбается лукавой улыбкой.

— Скучно, — улыбаюсь ему в ответ. Привет, какими судьбами? Пришел навестить Данила Александровича?

— Да, решил нанести визит вам обоим.

— Как там Лиза? — интересуюсь я, понимая, как сильно по ней соскучилась.

— Прекрасно. Мы растем. Становимся больше, круглее и капризнее, — с большой теплотой в голосе говорит он.

— Лизка капризничает? Да не может быть!

— Может, Ксения, может. Конечно, она потом признает свою вину, сваливая все на гормоны. Но я-то все запоминаю. И как только наша дочь появится на свет, ее ждет наказание за все ее капризы, — насмешливо произносит он.

— Наказание, — приподнимаю брови. — Надо будет ей поведать о твоих планах.

— Поверь, она знает. Я сам напоминаю ей об этом каждый день, расписывая в красках свои планы, — загадочно улыбается он.

— О, Боже, избавь меня от подробностей вашей интимной жизни, — смеюсь я.

— А кто говорил о подробностях? — во время нашего разговора я просто кожей чувствую взгляд Дана. Но он упорно сидит в своем кабинете и ждет.

— Я так соскучилась по нашей будущей мамочке. Передай ей, что завтра я обязательно ее навещу.

— Конечно, навестишь. А это тебе от нее, — он передает мне какую-то яркую глянцевую бумажку.

— Что это?

— Это пригласительное на открытие моего комплекса.

— Ого, Леха говорил, что они почти закончили строительство, но я не думала, что так скоро.

— Да. Алексей постарался на славу. Я просто в восторге от его работы. Да что там говорить, завтра сама все увидишь. За одно и с Елизаветой увидишься. — Роберт отталкивается от моей стойки.

— Пойду, все-таки поздороваюсь с твоим занудным начальником. А то он сейчас прожжет нас глазами, — ухмыляется он, направляясь в кабинет. Роберт — обалденный мужик. Лизке повезло с ним. А самое главное, он не носит масок, как некоторые. Когда ему смешно — он смеется. Когда он злится, он тоже этого не скрывает. Все его эмоции отражаются на его лице.

Роберт проходит в кабинет Дана со словами: «Здравствуйте, Данил Александрович. Извините, что оторвал Вас от очень важного дела, созерцания своего секретаря. Но, не могли бы Вы уделить мне пару минут?», чем вызывает мой смех, который я никак не могу сдержать.

На открытие комплекса для отдыха мы с Лехой решили поехать вместе. Точнее, вчера вечером, помимо приглашения от Роберта, такое же приглашение мне принес и Леша. Я надела черное короткое платье с открытым плечом с одной стороны и длинным рукавом с другой. И, естественно, недостаток моего роста компенсировали высокие черные босоножки из переплетенных кожаных ремешков почти до колена. Вечерний макияж, прямые распущенные волосы. Когда в этом наряде меня увидел Леха, сначала он чуть не подавился, а потом сказал, что теперь весь вечер ему придется отгонять от меня похотливых мужиков. И вот, мы у цели. Роберт, как всегда, впечатляет размахами. Огромная загородная территория, обнесенная высоким каменным забором. Мы оставляем машину на стоянке возле кованых ворот. Судя по скоплению машин, народу собралось не мало, что не удивительно. Сгоревший клуб Роберта процветал и пользовался популярностью. И все его постоянные клиенты собрались посмотреть на его новое детище.

На в ходе всех встречает файер-шоу, устроенное девушками в кожаных костюмах. Чем дальше мы проходим, тем больше хочется остановиться и присвистнуть. По всему периметру вдоль забора, стоят небольшие деревянные домики для отдыха. В центре — большой бассейн с нереальной подсветкой, меняющей цвета. Рядом с бассейном возвышается большой закрытый бар со стеклянными дверями, которые в данный момент настежь раскрыты. С другой стороны бассейна расположена большая сцена, на которой в данный момент находится диджейский пульт. Из колонок льется зажигательная музыка, накрыты фуршетные столы, вокруг снуют официанты с шампанским. Да, Роберт умеет впечатлять. Это же тот же самый клуб, только на природе.

— ВАУ! — восхищаюсь я, обращаясь к Лехе. — Это просто великолепно. Как ты смог построить все это так быстро?

— Ну, строил не я, а моя компания. Проект и задумка принадлежит Роберту.

— А ты тут во все ни причем, — хитро говорю я. Я знаю Леху, он не любит хвастаться. Но я представляю, сколько сил он вложил в то, чтобы это воздвигнуть. Леша всегда полностью отдается делу.

— О, вот и Лиза с Робертом, — уходит от ответа, указывая мне вперед. Мы подходим к виновникам сего торжества. Роберт с Лизкой сидят на кожаном диванчике. Лиза в прекрасном широком изумрудном платье, которое никак не скрывает ее кругленький животик. Рука Роберта, как всегда, поглаживает ее живот. Они о чем-то мило шепчутся, не замечая нас.

— Приветик, голубки, — обращаю их внимание на себя. Лизка смотрит на нас и загадочно улыбается. Она думает, что мы вместе или снова стремимся к этому. Но это не так, теперь мы просто друзья. Роберт поднимается с места, здоровается с Лешей. Благодарит его за постройку комплекса. Они начинают обсуждать какие-то детали. Я подсаживаюсь к Лизе. К нам тут же подходит официант. Подруга заказывает очередной фреш, я свой любимый коктейль — водку с клюквенным соком. Лизка обращается к мужу, просит перестать ее охранять, посылая его пройтись по периметру и пообщаться с публикой. Роберт подмигивает нам, просит не скучать и они с Лехой удаляются.

— Ну как там наша маленькая принцесса Анастасия? — интересуюсь я, поглаживая ее животик. И чувствую ощутимое движение под своей рукой. И еще одно! — Ух ты, она толкнула меня! — восторгаюсь я. Это — непередаваемые ощущения, когда чувствуешь новую жизнь.

— Да она у нас девочка боевая, — отвечает Лизка. — И тебе повезло, она привередливая, не на всех реагирует. Ты бы видела, как она реагирует на папу, когда он с ней разговаривает.

— Разговаривает?

Да, — улыбается подруга, с любовью посматривая на Роберта, который общается с какими-то мужчинами. — Он может часами общаться с моим животом, и знаешь, когда он задает нашей дочери вопросы, она всегда ему отвечает, толкая его, — неожиданно внутри меня нарастает какое-то непонятное чувство. Хочется тоже все это ощутить. Видимо, я просто растрогалась. На меня иногда что-то находит. Я молодая, у меня еще все впереди. Наверное.

— Ну вот мы и определились с крестной. Настенька сама тебя выбрала. Так что теперь у тебя нет права нам отказать, — заявляет подруга.

— Крестной? Ну какая из меня крестная мать?

— Очень даже хорошая. Все решено. Тебя никто не спрашивает, — усмехается она.

— Спасибо, — отвечаю я. Дальше мы беседуем обо всем на свете. Лизка говорит, что на следующей неделе опять ложится на сохранение. Но она уже привыкла. У нее сложная беременность. И без больниц никуда. Она рассказывает мне о том, как они спорят с Робертом, указывая в его сторону. Я смотрю на Роберта, и застываю на месте. Рядом с мужем Лизки стоит Ромка со своей девушкой, я уже видела ее однажды в нашем офисе. И Дан. И он не один. На нем висит высокая длинноногая блондинка, прямо кукла Барби — слишком идеальная, ненастоящая. В сверкающем серебряном коротком платье с открытой спиной. С распущенными блондинистыми волосами и через чур пухлыми, скорее всего, накачанными губами. Дан одной рукой прижимает ее к себе за талию, другой отпивает из бокала коньяк, смеется, о чем-то беседуя с Робертом. Я не знаю как объяснить то, что я сейчас ощущаю. Но возникает желание подойти к этой Барби, оттаскать ее за волосы и выкинуть в бассейн.

— Что между вами происходит? — хитро так спрашивает Лизка.

— Между кем?

— Между тобой и Даном.

— Ничего, — отвечаю я. И это — правда, между нами ничего не происходит.

— Ты сбежала с ним со свадьбы. Устроилась к нему на работу. А сейчас ревнуешь его к другой. И между вами ничего не происходит?

— Я не ревную! — буквально восклицаю я. — И да, между нами нет абсолютно ничего, — уже спокойнее отвечаю я.

— Ну я так и подумала, — как-то загадочно произносит подруга. Я почти успокоилась, и перестала обращать на него внимание до того самого момента, пока Дан вместе с Робертом не подошли к нам.

— Привет, королева, — здоровается он с Лизкой, — Как вы?

— Мы очень даже хорошо, — отвечает подруга, поглаживая живот. На меня он не обращает никакого внимания, как будто меня здесь и вовсе нет. Эта Барби, длинноногая коза, продолжает виснуть на нем, призывно улыбаясь. Сжимаю бокал с коктейлем все сильнее и сильнее. Он смотрит на нее голодным похотливым взглядом. Мне становится трудней дышать. Никогда раньше не испытывала ничего подобного. Сжимаю свободную руку, впиваясь ногтями в ладонь. Дан наклоняется к блондинке, что-то шепчет на ухо, а она опускает взгляд, облизывает свои пухлые губы. И теперь я понимаю, почему он ее выбрал. У нее же рабочий рот. Интересно, много она им заработала? Чувствую, что начинаю задыхаться, медленно поднимаюсь с места, говорю Лизе, что иду искать Леху и быстро удаляюсь.

Нахожу Леху одного, скучающего в баре. Сажусь рядом с ним. Заказываю себе еще водки с клюквенным соком. Нет, я не напиваюсь, это мой второй бокал, который я очень медленно пью.

— Что с тобой? — черт, Лешу не обманешь, он всегда считывает мои эмоции.

— Все нормально. Просто голова немного разболелась, — вру я. И снова перевожу взгляд на Дана. Улыбается гад. Ей улыбается! Вот этой своей белоснежной похотливой улыбкой. Глазами ее пожирает, раздевает взглядом. А она подыгрывает ему. Мне кажется, вся кровь приливает к моим щекам и я вся горю. Заказываю воды со льдом, чтобы потушить жар сжирающий меня. Ничего не могу с собой сделать. Меня съедает необоснованная, неожиданная для меня ревность. Эта ревность лишает меня рассудка.

— Может, тогда уедем отсюда? — предлагает мне Леша. Мне бы действительно согласится с ним. Уехать домой. Но я, как мазохист, отказываюсь. Говорю, что мне уже лучше, и я хочу остаться. Пытаюсь переключиться, задаю Лехе разные вопросы обо всем, лишь бы отвлечься от парочки. Так проходит еще полчаса. Я вижу как Дан и Барби подходят к Роберту. Дан что-то ему говорит, на что Роберт ухмыляется, указывая на самые отдаленные домики. Дан хватает эту козу за руку и тянет за собой, скрываясь за дверьми отдаленного домика. И я понимаю, что они отправляются туда не обсуждать политическую обстановку в мире. Видимо, он тащит ее туда для того, чтобы опробовать ее рабочий рот.

К нам с Лешей подходит Роберт с Лизкой. Прощаются с нами. Подруга устала от суеты и громкой музыки. Не смотря на то, что это — открытие комплекса, Роберт уезжает вместе с женой, оставляя все на своего администратора. Прощаюсь с Лизой, обещая обязательно навестить ее в больнице. Говорю Леше, что мне нужно в дамскую комнату. И направляюсь к этим чертовым отдаленным домикам. Зачем я это делаю? Я и сама не знаю, мои ноги сами несут меня в ту сторону. Я знала, что он не святой. Что у него есть другие женщины. Я их видела. Малолетняя ворона Инна, непонятная ехидная Кристина. Но я никогда не видела, как он обнимал их, смотрел похотливым взглядом. Я уже близко, еще пара домиков и я буду у цели. Закуриваю по дороге сигарету. Глубоко затягиваюсь. С каждым шагом мое дыхание становится глубже.