Роберт

Когда я был моложе, мои жизненные принципы были совершенно другими. Наверное, если бы в тот момент клуб, в который я вкладывал много сил и средств, сгорел, я бы вел себя совсем по-другому. Сейчас же я осматриваю обугленные стены бывшего клуба в дневном свете, и мне становится смешно. Возможно, это нервный смех. Если кто-то сейчас видел меня со стороны, он бы подумал что я сумасшедший. Сумасшедший, который стоит посреди обгоревшего здания и смеется. Но мне плевать, кто и что может обо мне подумать. Я смеюсь, потому что это действительно смешно. Когда я строил клуб, от меня сбежало три дизайнера и пара проектировщиков, потому что их идеи не совпадали с моими. Я был слишком придирчив и помешан на тотальном контроле их работы. И, наверное, то, что мой клуб сгорел, это — их проклятие. А теперь клуба нет. Но мне все равно. Разве это главное в жизни? Нет. Главные ценности — они нематериальны. Главное — то, что у меня есть сын и любимая женщина. Мои родители живы и здоровы. И хрен с ним, с клубом! Как пришло, так и ушло. Начну все сначала, займусь чем-нибудь другим. Благо возможности есть, а дело найдется.

Единственное, что сейчас меня волновало — кто спалил мой клуб. Было несколько вариантов: конкуренты, те, кому я в свое время перешел дорогу (а таких было немало) и «любимая» супруга. А то, что его подожгли, сомнений не было. Не надо даже ждать экспертизы, все и так ясно. Но сейчас праздники, никто не хочет работать. Никто, кроме нашей доблестной полиции, которой в данный момент приспичило опросить меня. Мне пока не поступило никаких обвинений, но намеки на то, что в клубе не соблюдалась пожарная безопасность, уже были. Благо, никто сильно не пострадал. Девушки и охранники уже выписались из больницы. После разговора с полицией решаю поехать домой, все равно ничего решится, пока праздничные дни не закончатся.

Выкидываю все мысли из головы, еду за своей малышкой. Отдохну пару дней, а там будет ясно, как действовать дальше. По дороге набираю номер Елизаветы, она не отвечает, набираю еще раз, слышу только одинокие гудки. Делаю вывод, что Лиза просто не слышит, возможно, она в душе, но черт, в груди что-то сжимается от неприятных предчувствий. Это так на нее не похоже, обычно она сразу отвечает на звонок. Глубоко вдыхаю, прикуриваю сигарету в попытке унять необоснованное волнение. Не выдерживаю, набираю ее номер еще раз — тот же результат. На автомате прибавляю газу, мне надо быстрее добраться до нее и убедиться что с ней все хорошо. Подъезжаю к ее дому. Быстро добираюсь до квартиры, звоню, один звонок, второй, третий, тишина. Черт, а вот это мне уже совсем не нравится. Набираю ее номер еще раз, нет ответа. И еще раз звоню в дверь, не отпуская звонок, одновременно набирая ее номер. Отпускаю звонок, слышу знакомую мелодию, это ее телефон и он звонит в квартире. Спокойно, Роберт, спокойно. Ничего не произошло, она просто вышла и забыла телефон дома. Пытаюсь убедить сам себя, что все в порядке, моя паника беспочвенна. Только ни хрена не выходит, плохие предчувствия не отпускают. Куда она могла уйти? Утром она никуда не собиралась, обещала дождаться меня. Облокачиваюсь на дверь и лечу назад, хватаюсь за косяк, останавливая свое падение. Дверь открыта. Застываю на пороге квартиры, боясь проходить дальше. Она ушла из дома, хотя никуда не собиралась. Не взяла с собой телефон и забыла закрыть дверь. Осматриваю прихожую, ее верхняя одежда на месте, обувь тоже, сумка стоит на тумбочке. Твою мать, а вот это мне уже совсем не нравится. Прохожу в квартиру, тишина, полный порядок, на кухонном столе так и стоят две чашки, из которых мы пили кофе. Внутри все скручивается узлом, сердце начинает отбивать грудную клетку. Никогда не страдал приступами паники, но сейчас мне становится нечем дышать. Набираю номер ее подруги. Ксения отвечает довольно быстро.

— Ты знаешь, где Елизавета?! — спрашиваю без предисловий.

— Нет, я не видела ее со вчерашнего дня.

— Может она звонила тебе сегодня?

— Нет, Роберт. А что случилось?

— Ее нет дома, дверь открыта, все ее вещи здесь, включая телефон и верхнюю одежду!

— О, Боже, да что произошло? Ты опять, что-то сделал, Ромео? — кричит она.

— Ксения, я ничего не делал, все было хорошо, просто замечательно, меня не было два часа. Черт, ты думаешь, она опять убежала туда? — даже не знаю, как назвать это чертово место, — когда я уходил, с ней все было хорошо!

— Я не знаю, она так за тебя вчера переживала, ты же знаешь ее, она ничего не скажет, неизвестно какие мысли крутятся у нее в голове.

— Понятно, я еду туда! — бросаю трубку, выбегаю из квартиры. Переживала за меня? Но все же было хорошо, никаких признаков. Малышка что ты там себе надумала? Мой телефон опять начинает трезвонить.

— Да! — кричу я, даже не смотрю, кто звонит.

— Ключи от дома у меня. В прошлый раз я забрала их. Я еду с тобой, — заявляет Ксения.

— У меня нет времени ждать тебя! Я еду туда немедленно! — скидываю звонок, сажусь в машину. Мчусь на полной скорости, машину немного заносит на скользкой дороге.

Наконец добираюсь до места. Выбегаю из машины. Дергаю ворота, закрыто, никаких следов, не похоже, что она вообще была здесь. За спиной слышу визг тормозов. Оборачиваюсь, это Ксения. Она вылетает из машины, без разговоров открывает ключами ворота. Вбегаем во двор.

— Ксения, если у нее нет ключей, как она могла попасть в дом?

— Я не знаю, не знаю! Может у нее были свои, хотя вряд ли, конечно. Она специально не держит ключи у себя, — открываем дом. Тишина. Я с порога чувствую, что ее нет. Ксения несется на второй этаж, я остаюсь внизу, я знаю, что ее здесь нет. Сажусь на диван, сжимаю голову руками. Где она может быть?

— Ее здесь нет, и не было, — констатирует девушка, садясь со мной рядом. Я чувствую, как ее трясет.

— Ксения, подумай хорошо. Куда она могла пойти? Может, есть другие места? Кладбище, например.

— Нет. Туда она пойти не могла. Во-первых, она не знает туда дороги, поскольку ни разу там не была. Во-вторых, во время приступа она думает, что они живы. Я просто не знаю. Кафе закрыто. Кроме меня и Лехи у нее никого нет. Даже если представить, что она просто вышла, почему ничего с собой не взяла?

— Послушай, допустим, она приехала сюда, ключей у нее не было. Куда она могла дальше пойти? — Ксения молчит, машет отрицательно головой. Достаю телефон, набираю Дана.

— Только хотел тебе звонить, у меня для тебя новость, — говорит он, как только поднимает трубку.

— Дан, давай потом, у меня к тебе вопрос, на который ты обязан дать мне ответ. Как найти человека, если он пропал пару часов назад?! Дан, ты же чертов следопыт, ты должен знать!

— А кто пропал!? Не свою ли жену ты ищешь. Так я ее уже почти нашел, — усмехается он.

— Дан, твою мать, на хрен мне задалась Елена! Елизавета пропала! Мне срочно нужно ее найти! — даже не пытаюсь осмыслить то, что он говорит о Елене. Мне нужна моя девочка.

— В смысле пропала?

— Дан, не тупи! Пропала, значит, пропала! — соскакиваю с дивана, выхожу во двор. Иду к машине. Я не знаю, куда мне ехать, но сидеть на месте тоже не могу.

— Роберт. Успокойся, — уже вполне серьезно говорит он. — Подробности, Роберт, мне нужны подробности. Все с самого начала.

— Утром я уехал в клуб. Ну или туда, где он когда-то был, — останавливаюсь возле машины, прикуриваю сигарету, краем глаза вижу, как Ксения выбегает из ворот, становится рядом со мной, чем раздражает меня. Отворачиваюсь от нее. — В общем, отсутствовал я пару часов. Когда вернулся, ее уже не было. Ее телефон, сумка и даже верхняя одежда на месте. А главное, Дан, квартира была открыта. Она просто исчезла. Везде, где она могла быть, я проверил, ее нет. Ты понимаешь меня, нет!

— Ясно. Но это же женщины, может она вышла к соседке, например, заболталась? И ты зря паникуешь.

— Нет, Дан, не может. Она не общается с соседями. Что-то не так, Дан, поверь, я чувствую это. С ней что-то произошло!

— Хорошо. Ясно. Говоришь, все было на месте, и дверь была открыта. Я не хочу тебя накручивать раньше времени, но это признаки типичного похищения. Но это просто версия. Так что….

— Стоп, Дан. Что ты там говорил мне про Елену? — останавливаю его, сам не веря в свои догадки. По моему телу холодной волной проносится испарина. Елена, твою мать!

— Думаешь, она как то к этому причастна?!

— Дан, что ты хотел мне про нее сказать! — повторяю еще раз, мне некогда думать и анализировать вместе с ним. Я знаю, на что способна моя жена.

— Ну, помнишь, ты вчера предположил, что это поджог. Я тут с утра накидал пару вариантов.

— Дан, можно без подробностей!

— Можно. Короче, я пробил кое-что, и выяснилось, что Елена никуда не улетала. Она даже из этого города не выезжала. Она где-то здесь, — вот оно, есть! Елена. Сука! Теперь я точно убью эту тварь! Это похищение будет последнее, что она сделала в этой жизни. Она сама лично подписала себе приговор.

— Дан, пробей ее еще. Телефон, гостиницы, карту. Везде, где она могла засветиться. Я еду к тебе.

— Хорошо, — без всяких вопросов говорит он. Где-то теплится надежда, что это не Елена. Что все не так плохо, с моей девочкой все хорошо. Она просто куда-то вышла, я зря поднял панику. Я хочу, чтобы так было. Но, черт, смотрю в глаза ее подруге, и понимаю, что на это нет никакой надежды. Если Ксения, которая знает ее практически всю жизнь, не знает, где она может быть, тогда с ней точно что случилось. А точнее не что-то, а кто-то. С ней случилась моя жена! Сажусь в машину, Ксения бежит за мной.

— Роберт, стой. Ты знаешь, где она? — я вижу в ее глазах дикое волнение.

— Нет. Пока не знаю. Но я ее найду! — хочу закрыть дверь машины, но девушка мне не дает, цепляясь на нее руками.

— Я с тобой.

— Нет, Ксения. Со мной ты не поедешь. Лучше езжай в квартиру Елизаветы, может, мы все-таки зря паникуем и она вернулась домой. Если нет, тогда жди там. Подумай еще, подумай хорошо. Где она может быть? И если что, сразу звони мне, — девушка мнется, но все же кивает головой, отпуская дверцу.

— Обещай, что ты ее найдешь? — с надеждой просит она. Если бы она знала, как я хочу ее найти. И я ее обязательно найду!

— Обещаю! Все, мне пора! — завожу двигатель, срываясь с места. До квартиры Дана еду в полном тумане, удивляюсь, как вообще доехал. Перед глазами стоит пелена, слепая ярость. Мне впервые в жизни становится страшно, действительно очень страшно. Моя паника дает о себе знать, мои руки начинают трястись, мертвой хваткой цепляюсь за руль. Елена! Я чувствую, что это ее рук дело. Теперь в моей голове сходится вся картинка. Я должен был понять это сразу. И это — мой очередной прокол.

Елена! Сука! Все же было ясно! Легко согласилась на развод на моих условиях. Подарок! Поджог клуба. Я же, черт побери, видел тогда этот черный блеск в ее глазах. Как я мог это все упустить! Только Богу известно, на какие изощрения способна моя жена. И это полностью моя вина. Я должен был уберечь Елизавету. Мой мозг до сих пор отказывался принимать реальность. Кажется, что я сплю, и вот-вот проснусь, обниму свою малышку.

Добираюсь до квартиры Дана, дверь уже открыта, друг знает, что я уже здесь. Дверь, прихожая, кухня, делаю все на автомате. Понимаю, что если я хочу найти Елизавету, мне надо оставить все чувства и эмоции за порогом. Нужно действовать с холодной головой. А страдать и корить себя потом. Дан сидит за кухонным столом, перед ним его ноутбук, и черт его знает, сколько незаконной информации там хранится, не зря он носит его всегда с собой. Молча сажусь рядом с ним, прикуриваю сигарету, Дан не любит, когда в его доме курят, но сейчас мельком смотрит на меня и молчит, продолжая ковыряться в ноутбуке.

— Дан, не молчи! Что-нибудь нашел?

— Нашел, твоя жена засветилась в «Валенсии» она сняла там номер несколько дней назад, расплачивалась картой, видимо не ожидала, что ты будешь ее искать. И так, по мелочи, в нескольких ресторанах и барах.

— Номер, какой у нее номер?

— Да успокойся ты, твою мать! Нет ее там. Сегодня рано утром она сдала номер. И на час ночи у нее действительно забронирован билет в Эмираты. А самое интересное, что летит она не одна, а с неким Вадимом Стечкиным. Знаком?

— Не знаю, нет. Есть фото? Найди на него всю информацию. Номер она сдала, самолет у нее ночью. Где, твою мать, она?! А машина Елены, телефон?

— Телефон отключен. И очень умело отключен, твоя жена не дура, батарею вынула. Так что я не могу определить, где она!

— Ищи все, что можешь на этого Стечкина.

— Да стой ты. Уверен, что Елена причастна к пропаже твоей королевы? Просто если это не так, мы потеряем время.

— Уверен, Дан, никогда не был настолько уверен. Нутром чувствую. Ищи быстрее, у нас нет столько времени, Елена явно под наркотой, и одному Богу известно, что ей взбредет в голову в таком состоянии, — Дан молча встает из-за стола, подходит к холодильнику, вытаскивает оттуда бутылку водки, ставит передо мной, бутылку, рюмку, лайм.

— Успокой пока свои нервы. Мне нужно немного времени, чтобы найти всю информацию на него. И прекрати курить в моей квартире, — ухмыляюсь, демонстративно тушу окурок в пепельнице. Дан опять садится за ноут. Мой телефон начинает трезвонить. Смотрю на экран — это Ксения. Молниеносно поднимаю трубку, в душе теплится надежда.

— Алло, ты ее нашел?! — кричит она, и моя надежда разбивается на тысячу осколков. По-моему, я даже слышу звон этих осколков в своей голове. Осколки, которые впиваются в мою голову.

— Нет пока! — сквозь зубы шиплю в трубку, этот ее вопрос как немой упрек. Я понимаю, что она здесь не причем, но сейчас она меня бесит. Скидываю звонок, чтобы не наговорить лишнего. — Рыжая ведьма! — Бросаю телефон на стол открываю бутылку. Дан на минуту отрывается от экрана.

— Это да, — ухмыляется он. Пропускаю его слова мимо ушей. Мне похрену, что там у них происходит. Меня разрывает неизвестность, бессилие и потеря времени на поиски. Ярость и боль ослепляют и оглушают сознание. Сжимаю кулаки с такой силой, что, кажется, мои кости сейчас треснут. Хочется кричать от бессилия.

— Знакомое лицо? — Дан поворачивает экран ко мне, на нем фото с документов. И я его узнаю.

— Это водитель-охранник моей жены, Сокол приставил его к ней несколько месяцев назад, страхуется перед выборами.

— Ну, теперь все ясно. Если, как ты утверждаешь, твоя жена похитила Елизавету, то это он ей помог. Лучшей кандидатуры не найти. Остается надеяться, что он — хреновый сообщник, и где-нибудь засветился.

— Дан, ищи быстрее. Мы теряем очень много времени. Одному Богу известно, что задумала эта тварь, — выпиваю очередную рюмку водки, но она меня не берет, потому что в данный момент меня может успокоить только Елизавета. Дан ничего не отвечает, продолжая стучать по клавишам. Так проходит полчаса, которые кажутся мне вечностью. Я курю в распахнутое окно, думая о том, что если через десять минут поиски Дана не дадут результатов, я начну свои поиски, своими методами. Придется обратиться к людям, с которыми я думал, никогда больше не встречусь. Они исполнят мою просьбу, но я останусь им должен. А есть ли у меня другой выход? Нет. Мне нужно ее найти.

— Да. Да! есть! — кричит Дан. — Обожаю новые машины напичканные электроникой. Люди гонятся за новинками, роскошью, не думая о том, что эта техника может рассказать о них все.

— Что ты нашел!?

— Ну, если вкратце, то машина этого Вадима находится вот здесь, — Дан указывает на монитор, на котором изображена карта, с красной мигающей точкой, это и есть местонахождения Елены.

— Где это? Далеко?

— Где-то час езды. Загородный поселок, почти заброшенный.

— Прекрасно! Поехали! — срываюсь с места, бегу к двери. Останавливаюсь.

— Дан, дай ствол. Желательно, не зарегистрированный.

— Ты уверен? Не думаю, что в твоем состоянии тебе можно доверить оружие. Доверься мне, я все сделаю сам, — говорит он, смотря на меня с подозрением.

— Дан, я держу себя в руках и не намерен брать на душу очередной грех. Просто дай мне ствол. Мой дома, у нас нет столько времени. — Дан молча кивает, уходит в комнату. Вылетаю на улицу. Сажусь в машину, завожу двигатель. Жду Дана. Он довольно быстро выходит, садится в машину. Протягивает мне ствол.

— Давай захватим Ромку по дороге, неизвестно, сколько там человек и что вообще происходит, — ничего не отвечаю, киваю в ответ. Выезжаю на дорогу. Держись малышка. Ты же у меня сильная девочка. Я уже рядом, я близко. Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня.

Елизавета

— Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь… — считаю про себя с закрытыми глазами. Считаю собственные вздохи. Почему-то решаю, что двенадцатый вздох будет последним.

— Восемь, девять, десять, одиннадцать, — сильно зажмуриваю глаза. Кажется, мое сердце уже остановилось. Я не чувствую его. Вы когда-нибудь задумывались, о чем человек думает перед смертью? Я думала о числе двенадцать и вдохах.

— Двенадцать… — я слышу выстрел, который оглушает меня, что-то сыплется на мою голову. Открываю глаза, вижу перед собой Елену. Ее пистолет по-прежнему направлен на меня. Она глубоко дышит. Ее руки дрожат, по щекам катятся слезы, струйки слез. Она выстрелила в стену над моей головой. Промахнулась?

— Я не могу, не могу, не могу! — повторяет она, продолжая целиться в меня. — Я не могу, мышка. Не могу, но я должна, так будет лучше для всех, понимаешь?! Ты понимаешь меня, мышка?! — кричит она.

— Елена, или ты это делаешь сейчас или мы просто уходим. Твой муж уже близко, — Елена медленно опускает руку с пистолетом. Вытирает глаза, размазывая косметику.

— У меня новый план. Я передумала, — говорит она, продолжая смотреть мне в глаза.

— Елена, какой нахрен новый план?! Ты сошла с ума. Не хочешь убивать ее, не убивай. Уходим! — мужчина заметно нервничает, постоянно осматривается по сторонам. Его скулы напрягаются. Он подходит к Елене, тянет ее за руку, пытаясь увести с собой. Елена не поддается, дергается.

— Ты, чертов трус! Испугался моего мужа?! Конечно, испугался! Так давай, беги! Беги! Но он все равно тебя найдет, — она вырывает руку. Мужчина с минуту мешкается, медлит.

— Да и пошла ты! — кидает он ей и быстро выходит из комнаты. Через пару минут слышу визг тормозов, громкие мужские голоса, улавливаю среди них до боли знакомый. Непроизвольно дергаюсь, всхлипываю. Елена не реагирует, продолжая смотреть на меня. Кажется, она вообще ничего не слышит. Ее дрожащая рука с пистолетом опять поднимается, целясь в меня. Я снова смотрю в глаза своей смерти. Елена поджимает дрожащие губы, склоняет голову на бок. Молчит. Я закрываю глаза и опять начинаю считать собственные вздохи.

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, — слышу тяжелые торопливые шаги, которые приближаются к двери.

— Семь, восемь, девять, десять, — и, по-моему, я считаю уже не свои вздохи. Я считаю тяжелые вздохи Елены.

— Одиннадцать, — дверь с грохотом открывается. — Двенадцать…. — выстрел, от которого закладывает уши. Резко открываю глаза. Первое что вижу — это Елена, которая выпускает пистолет из своих рук, он с грохотом падает на пол. Она медленно оседает, пока не падает на колени. Поворачиваю голову в сторону двери. Вижу Роберта, он прислоняется к стене, и медленно сползает по ней. Он смотрит на меня, начинает кашлять, чуть приоткрывает губы, что-то шепчет. На его губах появляется кровь, которая струйкой стекает по его подбородку. Меня начинает трясти как в лихорадке. Жгучая, невыносимая боль разливается в груди, сжигая весь кислород. Не могу вдохнуть. Боюсь отпустить его глаза, которых заволакивает пелена. Он уже на полу, его белоснежная рубашка моментально становится ярко алой. Дергаюсь, пытаясь встать на ноги, ничего не выходит. Переваливаюсь на бок, ползу к нему. Слышу в коридоре шум. В дверях появляется Дан. Бегло осматривает комнату, натыкается на Роберта, садится рядом с ним, что-то говорит, ничего не слышу, в ушах нарастает шум.

— Развяжите мне руки! — кричу сквозь шум в ушах, пытаясь перекричать его. — Пожалуйста, развяжите руки! — Дан не реагирует, поднимается на ноги, вытаскивает из кармана телефон, куда-то звонит. Я пытаюсь доползти к Роберту. — Пожалуйста, руки, — молю я. Дан подходит к Елене, одевает черную перчатку, поднимает ее пистолет.

Я уже близко, я почти рядом с ним. Наконец, мои мольбы были услышаны, Дан развязывает мне руки. Я встаю на колени, рядом с Робертом, его черные глаза закрыты, дыхание тяжелое. Смотрю на ярко алое пятно крови на его животе, и ничего больше не вижу. Кровь. Так много крови. Опять кровь. Наружу прорываются слезы и дикий крик. Роберт бледнеет на глазах. Подношу руки к ране.

— Лиза, лучше не трогай его сейчас, — слышу голос Дана. Мои руки застывают на месте. — Врачи уже летят.

— Летят? — не понимаю я.

— Да, Лиза летят. Мы довольно далеко от города. У нас нет столько времени. Вертолет скорой помощи скоро должен быть здесь. — Сажусь рядом с Робертом, аккуратно кладу его голову к себе на колени. Глажу его бледные щеки, вытираю кровь с его подбородка, губ. Роберт открывает глаза, смотрит на меня, мои слезы падают ему на лицо, быстро стираю их пальцами. Он хрипит, пытается, что-то мне сказать. Тянет руку к моему лицу, перехватываю ее, помогаю ему прикоснуться к моей щеке. Боже, она такая холодная. Моя рука трясется вместе с его рукой. Он опять открывает рот, пытаясь, что-то сказать.

— Нет. Не надо. Молчи, — подношу палец к его губам, они почти синие. Слышу всхлип, который перерастает в нечеловеческий вой. Поднимаю голову. Елена стоит на коленях, сжимает голову руками.

— Я не хотела. Не хотела. Он сам. Я … Я… — она захлебывается собственными словами. У нее из носа течет тоненькая струйка крови, которую она пытается стереть, размазывая по лицу. Она начинает жутко выть, напоминая дикое животное. Падает на пол.

— Отойди от него он мой! МОЙ! — кричит она. Дан резко поднимает ее на ноги, пытается вывести из комнаты. Елена сопротивляется, истерически кричит, повторяя, что Роберт принадлежит ей. Наконец, Дан скручивает ее, зажимая рот рукой, вытаскивает из комнаты. Рука Роберта отрывается от моей щеки, безвольно падая на пол. Его глаза закрываются. Прижимаюсь своей щекой к его. Целую, глажу, пытаясь отдать свои силы, тепло.

— Пожалуйста, прошу тебя. Не уходи. Открой глаза. Пожалуйста. Смотри на меня. Умоляю, только не уходи. Не оставляй меня. — Мои слезы заливают его лицо, захлебываюсь ими, повторяя слова. Качаюсь с ним из стороны в сторону. Отрываюсь от него. Я не слышу его дыхания. Приглядываюсь, утирая слезы, пытаясь разглядеть хоть малейшее движение. И я не могу ничего сделать, чтобы помочь ему. Лишь смотреть, как он истекает кровью, уходя от меня. Зажимаю рот рукой, чтобы не завыть, не закричать от раздирающей грудную клетку боли. Не выдерживаю, кричу в полный голос.

— Пожалуйста! Пожалуйста! Я не смогу жить без тебя! Ты слышишь?! Не смогу! — в ушах нарастает шум. Слезы душат. Мне кажется, он становится еще холоднее и бледнее. Подношу пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс, но мои руки настолько трясутся, что я не могу почувствовать пульс. — Нет! Нет! Нет! — сердце замирает. — Не смей умирать, ты слышишь! Не смей меня оставлять! Я больше этого не выдержу. Пожалуйста! Я больше не смогу быть сильной! Ты нужен мне! Слышишь?! Нужен! — земля уходит из под ног. Я уже ничего не вижу и не слышу.

— Господи, Боже. За что? Почему ты забираешь у меня всех, кто мне дорог?! — мне хочется умереть самой, прямо сейчас, чтобы больше не чувствовать эту повторяющуюся боль. Все повторяется, какое-то гребаное дежавю, проносится перед глазами. Опять кровь, много крови под моими ногами.

— Я умоляю тебя, Роберт. Борись. Не оставляй меня! Не делай этого со мной! Я люблю тебя!!! Ты слышишь?! ЛЮБЛЮ!!! — мне кажется, что я лечу в пропасть, все ниже и ниже. Чувствую, как чужие руки отрывают меня от него. Нет, я не хочу! Я не могу его отпустить. Мне кажется, что если я сейчас его отпущу, то больше никогда не увижу. Цепляюсь за Роберта. Прошу людей не отнимать его у меня. Почему они меня не понимают?! Хватаю воздух пересохшими губами. Его все-таки забрали у меня. Дан тянет меня на себя. Не могу подняться, ноги не слушаются. Он что-то говорит, но я не слышу.

— Верните его, не забирайте его у меня, — повторяю снова и снова. Меня захлестывает истерика. Чувствую, как Дан сжимает мое лицо, заставляя смотреть ему в глаза.

— Тише, девочка, тише. Успокойся, все будет хорошо. Ему нужна помощь, он потерял много крови, но я знаю этого сукина сына, он выберется, — хватаюсь за его куртку мертвой хваткой, тяну на себя.

— Я не смогу без него, — шепчу пересохшими губами.

— Он не оставит тебя. Поверь мне. Он выберется, — гладит меня по голове, успокаивая. Ко мне подходит женщина в темно синей униформе, в руках у нее шприц. Резко дергаюсь, понимая, что это.

— Нет, не надо. Я не хочу спать. Пожалуйста, не надо! — кричу охрипшим голосом.

— Лизочка, это успокоительное. Оно поможет тебе. Тебе станет легче. Пожалуйста, позволь ей сделать тебе укол. Ты очень слаба, тебе нужны силы, — женщина не дожидается моего разрешения, тянет мою руку на себя, обрабатывая ее спиртом. Пытаюсь вырваться. Я ненавижу эти чертовы уколы. Но Дан держит мою руку, не давая увернуться. Мои руки настолько онемевшие, что я даже не чувствую укола. Силы покидают меня. Последнее что чувствую — как крепкие мужские руки подхватывают меня и куда-то несут. Проваливаюсь в бездну, там очень темно…

* * *

Резкий визг тормозов заставляет меня подскочить на месте. Смотрю в лобовое стекло и вижу огромную грузовую фуру, летящую на нас. Все как будто замедляется. Я смотрю на Марка. Но это не он, на его месте сидит Роберт. Его лицо бледнеет, на белой рубашке расплывается ярко алое пятно крови. Смотрю на свои руки — они тоже все в крови. Тянусь к Роберту, хочу прикоснуться к нему, но чем ближе мои руки приближаются к нему, тем дальше он от меня. Оглядываюсь по сторонам: я уже не в машине, не знаю где я, в полной темноте, ничего не видно. Вокруг тишина.

— Роберт! — кричу я, но слышу только собственное звенящее эхо. Где-то вдалеке вспыхивает свет, вижу приоткрытую дверь, из которой льется солнечный свет. Медленно иду в сторону двери.

— Лиза, — слышу голос. Голос, от которого хочется кричать. Кричать от захлестывающей меня радости.

— Лиза, иди сюда, — о, Боже, это Марк. Мой Марк. Я так давно не слышала его голос. Срываюсь на бег, чтобы быстрее добраться до двери. Спотыкаясь, добегаю до двери, резко распахиваю ее, переступаю порог, и понимаю, что нахожусь в нашем доме. В гостиной много белого света. Тут как раньше тепло и уютно. На душе сразу становится хорошо. По телу разливается теплота. Ищу глазами Марка, нахожу его возле открытого окна. Он стоит спиной ко мне. В его светлых волосах играет солнечный свет. Медленно иду к нему, еще несколько шагов и я смогу дотронуться до него. Застываю в паре метров, не могу пошевелиться. Меня словно парализовало. Хочу протянуть к нему руку, дотронуться до него, но не могу дотянуться.

— Марк, я не могу пошевелиться, помоги мне. Повернись, подойди ко мне, — он не реагирует, продолжая смотреть в окно. — Марк, пожалуйста, повернись. Я хочу тебя обнять.

— Нет, Лиза. Тебе нельзя до меня дотрагиваться. Тебе нельзя ко мне, — тихо говорит он.

— Но почему?! — не понимаю я. — Я так давно тебя не видела. Вы ушли от меня. Вы меня оставили одну. Почему вы не взяли меня с собой? Почему?! Просто повернись, посмотри на меня.

— Лизочка, я не могу. Просто послушай меня. Ты должна уйти, ты должна отпустить меня. Отпусти меня, девочка. Я хочу уйти. Ты не отпускаешь меня.

— Но почему? Почему? Возьми меня с собой, — почему он не понимает меня? — Я так истосковалась по тебе, я хочу с тобой.

— Нет! — резко говорит он. — Со мной нельзя. Ты должна остаться. Остаться, а меня отпустить. У тебя впереди долгая жизнь. Ты будешь с ним счастлива. Он любит тебя. А ты любишь его. Теперь все будет хорошо. Он нуждается сейчас в тебе. Он борется за жизнь из-за тебя. Ты должна помочь ему, дать силы. Он будет оберегать тебя. Но ты должна отпустить меня. Я хочу спокойно уйти. Перестань плакать и страдать, перестань звать меня. Отпусти меня. Я устал. Разорви эти нити, — его голос наполнен теплой грустью.

И я понимаю, что он прав. Я держу его. Мне действительно нужно отпустить его. Если ему плохо, я должна отпустить. Меня охватывает дикое волнение. Роберт. Я нужна ему. Мне кажется, что падаю в бездну собственного сумасшествия. Я хочу кричать, кричать от понимания того, что в данный момент я хочу не к Марку. Я хочу видеть Роберта. Хочу почувствовать его. Боль безжалостно разрывает грудь. Вскрикиваю, и не могу вздохнуть. Закрываю глаза и вижу перед собой черные, невыносимо черные глаза Роберта. Я вижу в них целую вечность, мою жизнь, любовь. Меня резко захватывает вина. Вина перед Марком.

— Прости меня. Я предала тебя. Я люблю тебя. Но.… Но эта другая любовь. Теперь, мне кажется, она призрачная, иллюзорная. А он — мое настоящие. Я люблю его по-другому, дико, безумно. Мне кажется, я больше не смогу без него. Я должна идти к нему. Я должна ему это сказать. Доказать. Он должен это почувствовать. Прости меня, я отпускаю тебя, — замираю в ожидании ответа. Марк долго молчит.

— Вот и хорошо, ты все поняла. Иди, он ждет тебя. Иди. Спасибо, что отпускаешь меня. Ты будешь счастлива с ним. Тебе надо только успеть к нему. Это судьба, Лиза. Он — твоя судьба. Иди.

— Где он? Где Роберт? Что с ним?!

— Он пока там. Ты нужна ему. Он ждет, — я срываюсь с места, не зная, в какую сторону бежать. Двери уже нет, я не нахожу выход. В голове пульсирует мысль, что мне нужно успеть. Бегаю по комнате в поисках выхода. Мне нужно успеть к нему. Я не могу опоздать.

Все звуки исчезли, вокруг меня воцарилась звенящая тишина. Я слышу, как бьется мое сердце. Очень сильно бьется, причиняя боль.

— Лиза. Лиза. Ты меня слышишь? — в тишину врывается женский голос. Резко распахиваю глаза, одновременно вдыхая от нехватки кислорода. Сажусь на кровати, осматриваю комнату — все белое, стерильно белое. От солнечного света, заливающего больничную палату, слепит глаза. Ненавижу больницы. От едкого запаха лекарств начинает тошнить. Все тело словно онемевшее. Ксения кидается мне в объятья, плачет.

— Как ты? Как ты себя чувствуешь? Я так испугалась, — она надавливает мне на плечи, заставляя лечь.

— Где он!? — перехватывая ее руки, спрашиваю. Подруга молчит. — Где он? Где Роберт, почему ты молчишь?! Что с ним?! Отвечай! Он… Он..

— Лиза, он здесь! Он жив. Слышишь, жив! — ОН ЖИВ! ОН ЖИВОЙ! Меня захлестывает волной облегчения.

— Сколько я спала? Сколько сейчас времени? — пытаюсь встать с кровати.

— Уже полдень, я не хотела тебя будить. Но ты так металась во сне. Лиза, не вставай. Тебе нужно отдохнуть, — не слушаю ее, поднимаюсь с кровати. Голова начинает кружиться, накатывает усталость, пытаюсь сделать шаг, меня качает в сторону. Подруга подхватывает меня.

— Лиза, куда ты собралась? Врач сказал, что тебе нужен отдых, — она опускает взгляд на мои руки, слегка хмурится, слежу за ее взглядом, на моих запястьях багровые кровоподтеки от веревки.

— Все хорошо, я не больна. Мне нужно к нему. Я хочу его видеть. Я нужна ему. Ты меня не остановишь, — хватаюсь за спинку кровати, пытаясь идти дальше. Ксюша поддерживает меня за руку.

— Лиза, к нему нельзя. Туда ни кого не пускают.

— Куда туда?

— В реанимацию. Ему всю ночь делали операцию, повреждена брюшная полость. Ох, я не хирург, точно не скажу. Он потерял много крови. Нам остается только ждать, — в голове сразу вспыхивает его белая рубашка, залитая кровью. Зажмуриваю глаза, дергаюсь вперед.

— Мне нужно к нему. Отпусти меня! — кричу ей, когда она пытается усадить меня на кровать.

— И что здесь происходит? — в палату входит Дан с двумя стаканчиками кофе.

— Она рвется к нему. Я объясняю ей, что к нему не пускают, но она меня не слушает, — говорит Ксения, забирая у него кофе. Дан долго смотрит на меня. Молчит.

— Пошли, — говорит он, протягивая мне руку. — Я попробую договориться. Дюймовочка, отдай ей свой белый халат. — Ксюха хмурится, снимает халат, накидывая мне на плечи. Дан поддерживает меня за руку, когда мы выходим из палаты. Медленно доходим до больничного лифта. Поднимаемся на этаж выше. Выходим. Дан сажает меня на стул напротив двери, напоминающей бокс. Оттуда слышится писк приборов. Кажется, мое сердце бьется в унисон с этим звуком. Дан велит ждать, и скрывается за дверью рядом. Сжимаю руки, пытаясь унять волнение. Руки не слушаются, начинают трястись. Дан выходит с высоким пожилым мужчиной в белом халате, который внимательно осматривает меня.

— Десять минут, — говорит мужчина. Нажимает на кнопку возле двери. Оттуда появляется молодая медсестра. Дан помогает мне подняться.

— Справишься? — спрашивает меня, сжимая руку.

— Да, спасибо, — отвечаю я.

Захожу в палату, мое сердце замирает. В нос бьет острый резкий запах медикаментов. Писк приборов. Роберт весь окутан трубками и проводками. Мое сердце несется вскачь и снова замирает. Подхожу ближе. Он весь бледный. Подношу дрожащую руку к его щеке. На глаза наворачиваются слезы. Глажу его колючую от щетины щеку. Наклоняюсь, легонько целую его щеки. Начинаю тихо плакать.

— Привет, — тихо говорю ему. — Ты меня, наверное, не слышишь, а я так много хочу тебе сказать, — глажу его по руке, она еле теплая. Он всегда был такой горячий, он согревал меня, отдавал свое тепло. — Пожалуйста, вернись ко мне. Мне тяжело без тебя. Ты так мне нужен. Пожалуйста. Без тебя моя жизнь не имеет смысла. Ты вернул меня к жизни. Не забирай ее у меня, — вытираю беззвучные слезы. Целую его холодную щеку, прижимаясь к ней. Меня трясет, из меня как будто высосали все силы. В палату входит медсестра. Она даже не смотрит на меня, проверяя показатели на приборах. Меняет капельницу.

— Как он? Он скоро очнется? — она как то странно смотрит на меня.

— Вы не разговаривали с врачом? — с удивлением спрашивает она.

— Нет.

— Ну как супруге я, наверное, могу Вам сказать, — не смею ей возражать, не известно, что там наговорил, Дан чтобы меня пропустили. — Операция, в принципе, была не очень сложная. Но он потерял много крови, давление падало почти до нуля. Ну, он у Вас крепкий мужчина, он боролся. Так что сегодня его второй день рождения. Все могло закончиться очень плачевно, — наверное, я резко бледнею, мне кажется, что мое давление тоже резко падает, в глазах темнеет. Девушка придерживает меня, чтобы я не упала.

— Ох, наверное, я не должна была Вам всего этого говорить. Не переживайте так. Он выберется. Молитесь. Молитвы — они помогают, и он обязательно вернется к вам. Его состояние — стабильно тяжелое, — «Стабильно тяжелое» пульсирует в моей голове. Это плохо. Меня пугает слово «тяжелое».

— Когда он придет в себя? — спрашиваю я, хватаясь за ее руку.

— Это никому не известно. Возможно завтра, а возможно и через несколько недель. Все зависит от динамики. Но еще раз повторяю, он у вас молодой и сильный. Ухудшений нет, и это уже не плохо, — начинаю реветь в полный голос. Сглатываю, набираю побольше воздуха, чтобы прекратить истерику.

— Что вы, тише, тише. Вот так, дышите, глубже. У вас осталось несколько минут, — она сжимает мою руку и выходит из палаты.

— Пожалуйста, пожалуйста, вернись ко мне, — я начинаю задыхаться, глотая воздух, — я так люблю тебя. Вернись ко мне, пожалуйста. Ты так мне нужен. Я не сильная, я не могу без тебя, — целую его холодные руки, прижимаюсь щекой к его руке. Проходит минута, в палату опять заходит медсестра, и я понимаю, что мое время вышло.

— Можно еще несколько минут, — прошу ее, она смотрит на меня с сожалением.

— Нет. Девушка, поймите и нас тоже. Мы и так нарушаем все правила, пуская Вас сюда. Может позже доктор разрешит Вам еще раз навестить его, — легонько сжимаю его руку. Хочется тоже уйти из сознания, чтобы не видеть его таким, чтобы не чувствовать пустоты.

Медленно выхожу из палаты. Мне кажется, что я сейчас упаду. Ноги подкашиваются, все кружится, перед глазами мутно. Сквозь пелену слез вижу женщину, стоящую радом с Даном и врачом. Узнаю в ней маму Роберта. На ней нет лица, она что-то кричит врачу, требуя пустить к нему. Облокачиваюсь на стену, чтобы не упасть. Врач объясняет ей, что к нему нельзя и что он и так нарушил правило, пустив его жену, при этом он указывает на меня. Мать Роберта резко оборачивается в мою сторону, осматривает меня беглым взглядом, я вижу в ее глазах слезы. Чувствую себя виноватой, ведь если бы не я, его мать бы пропустили к нему. В глазах резко темнеет. Медленно оседаю на пол, сползая по стене. Звон в ушах нарастает. Меня накрывает темнота…

Прихожу в себя от резкого едкого запаха. Оглядываюсь по сторонам — я в комнате, которая похожа на процедурную.

— Вот так, приходим в себя, глубоко размеренно дышим, — вижу склонившегося надо мной все того же врача. Сзади него стоит взволнованный Дан.

— Что произошло? — тихо спрашиваю я. Сознание возвращается, но я чувствую неимоверную слабость и усталость.

— Нервное истощение произошло, переутомление. Так нельзя, Вам срочно нужен отдых и хорошее питание. Думаю, когда ваш муж очнется, он не оценит ваше состояние.

— Доктор, скажите, с ним же все будет хорошо? Он скоро очнется? — с надеждой спрашиваю я.

— Очнется. И не таких на ноги ставили. Да и как он может не очнуться, когда его ждет такая красавица-жена. Так что сейчас перевезем Вас в вашу палату, Вы постараетесь поесть и отдохнуть, если не можете — дадим снотворное. А за это я Вам обещаю еще раз пустить к мужу. Ну что, договорились? — подмигивает мне седой бровью.

— Да, хорошо, спасибо.

— Ну вот и прекрасно.

* * *

Пятый день я хожу по этому коридору, мне кажется, я уже могу делать это с закрытыми глазами, я изучила каждую трещинку на белом кафельном полу. «Я должна быть рядом с ним. Он живой. Живой. С ним все хорошо» — единственные слова, которые я повторяю про себя пятый день. Где-то там, совсем рядом, за дверью, он дышит и его сердце бьется. Остается только ждать. Ждать и надеяться. Все вокруг мне напоминало о нем. Смотрю на белые стены, и они напоминают мне о том, что он любит белый цвет. Вчера я встретила парня с изображением Джокера на футболке и вспомнила о его машине. В местной столовой на первом этаже висит картина, на которой изображены розовые пионы.

Врач, как и обещал, разрешил мне еще одно посещение, после того как я поспала и привела себя в порядок. Но я отдала его маме Роберта. Мы сталкиваемся в этом коридоре каждый день. Поначалу мы не разговаривали, просто молча смотрели друг на друга. Дан что-то ей объяснял, рассказывал о случившемся. Возможно, он даже сказал, кем я являюсь на самом деле. На третий день нашего молчаливого созерцания, женщина подошла ко мне сама. Она предложила сесть на диван и выпить с ней чаю. Даже этот чертов чай на травах напомнил мне о нем. Напомнил мне о том, как мы пили его в машине после прогулки возле пруда. Сделав глоток чая, я разревелась. Женщина молча забрала у меня чашку и обняла за плечи. В ее объятьях было так же тепло, как и в его руках. Она покачивала меня и рассказывала о детстве Роберта, о том, как он болел, о драках с мальчишками. Она говорила, что он всегда был сильным и выносливым, никогда не плакал и не жаловался. Она говорила о том, что он скоро очнется и все будет хорошо. Кажется, она убеждала в этом сама себя, мы плакали вместе, я чувствовала ее дрожь. Наши бесконечные слезы остановил Дан одной фразой: «Женщины, прекратите его оплакивать. Своими слезами вы навлечете беду». С этого момента я больше не плачу. Моя жизнь замкнулась в этих белых стенах, дверях реанимационного отделения. Иногда хотелось послать к чертям все правила, ворваться в эту дверь, чтобы просто его увидеть, попросить открыть глаза, посмотреть на меня. Мне не хватало его черного взгляда, его наглой ухмылки, его теплого обжигающего тела. Его грубых и одновременно таких трепетных ласк. Его голоса. Шепота в мои губы. Стука его сердца, который меня успокаивал.

Я чувствовала себя уставшей и измотанной, ничего не хотелось, ни есть, ни пить. Ксюха пыталась накормить меня, но мне просто ничего не хотелось. Мне нужен был только он. Подруга обижалась на меня, ругала, уговаривала. Иногда я поддавалась, лишь для того чтобы у меня оставались силы ходить по этому белому коридору. Вчера состояние Роберта стало просто стабильным, уже не тяжелым. Но к нему все равно ни пускали.

Сейчас я сижу на белом диване в приемном покое, смотрю в большое светлое окно. На улице бушует метель, кружа белые хлопья снега. Мимо меня проходят разные люди — плачущие родственники безнадежно больных, тени людей, которые потеряли своих близких или бьющиеся в истерике от отчаяния. Иногда промелькивали и счастливые лица тех, чьи родные вылечились. Я старалась не замечать их, не думать. Обстановка все больше и больше угнетала. Хотелось забиться в угол и рыдать. Но я дала себе слово не плакать, и с тех пор из моих глаз не пролилось ни одной слезинки.

Ко мне подходит только что пришедшая Ксюша. Садится напротив меня, внимательно осматривает, недовольно хмурится.

— Давно ты на себя в зеркало смотрела? — с недовольством спрашивает она.

— Не знаю, а зачем? — продолжаю смотреть в окно на кружащийся снег.

— Елизавета, так нельзя. Ведь ему уже стало лучше. Когда ты последний раз спала?

— Сегодня. Я спада сегодня.

— Где? Вот на этом диване? — ее голос возмущенный, но мне все равно, я не могу его оставить.

— Что ты хочешь от меня?!

— Я хочу, чтобы ты поехала домой, приняла душ, нормально поела, выспалась и появилась здесь только завтра. Если хочешь, я здесь останусь, пока ты не приедешь.

— Нет, я не могу. Когда он очнется, я должна быть здесь, — Ксюха морщится, пытается возразить, но ее останавливает появившейся Дан.

— Привет, королева, как ты? — спрашивает он, садясь рядом со мной, слегка обнимая. Он называет меня королевой, не знаю почему, но я не спрашиваю. Кажется, он вообще не называет женщин по именам. Ксюху он называет Дюймовочкой. Смотрю на них и не понимаю, что между ними происходит. На минуту их взгляды встречаются и они замирают. Но через минуту первый приходит в себя Дан, разрывая их контакт, подруга отворачивается к окну и тут же замолкает.

— Нормально, все нормально, — отвечаю ему. Дан кажется хорошим парнем. Он всегда собранный, в меру спокойный. Кажется что он вообще не эмоциональный. Я чувствую, что он переживает за друга. Он много делает, постоянно разговаривает с врачом, решает проблемы с клубом. Недавно я случайно услышала, как разговаривая с кем-то телефону, он упоминал Елену. Но я не стала у него спрашивать, где она и что с ней. В данный момент весь мой мир фокусировался только на одном человеке.

— Послушай меня, королева. Я могу понять твое состояние. Но так нельзя, ты находишься здесь круглыми сутками. Роберт не простит мне, если узнает, что я позволил его женщине довести себя до такого состояния, — слова «его женщине» вскрывают в моей груди новую боль. Он всегда называл меня своей, а я отрицала это. Но теперь мне кажется, что я стала его с первого взгляда. Почему я так поздно это осознала?

— Что, так плохо выгляжу? — спрашиваю его, приподнимая брови.

— Королевы всегда прекрасны. Просто тебе надо немного отдохнуть, — пытаюсь ему улыбнуться, но ничего не выходит. — Давай договоримся так: ты едешь домой, отдыхаешь. А за это я обещаю Вам выбить очередное свидание, — подмигивает он мне.

— Ты попросишь врача пустить меня к нему? — с надеждой спрашиваю я. Дан просто кивает мне в ответ. — Хорошо, я поеду домой.

— Вот и прекрасно. Я пойду, поговорю с врачом. А когда я вернусь, тебя не должно здесь быть, — киваю ему в ответ. Дан слегка сжимает меня и уходит. Поворачиваюсь к Ксюше. Она до сих пор задумчиво смотрит в окно.

— Что у вас происходит?

— А что происходит? — делает вид, что не понимает. Смотрю на нее вопросительным взглядом. Ксюха вздыхает, хмурится.

— Ты действительно сейчас хочешь об этом поговорить?

— Ксюша, я просто хочу хоть на минуту отключить свои мысли, не хочешь, можешь не отвечать.

— У нас ничего не происходит, мы просто здороваемся, иногда он молча приносит мне кофе. Когда вас привезли в больницу, он позвонил и сообщил о случившемся. Этим и ограничиваемся, — отвечает она.

— Ты хочешь сказать, что ты вместе с ним сбежала от Леши ради того, чтобы у вас ничего не происходило? Я перестала тебя понимать.

— Лиза, пойми, я сбежала не из-за Дана. Он, скорее, просто помог понять… — она останавливается, смотрит в сторону, и тут же отворачивается к окну.

— Ты до сих пор здесь? — слышу возмущенный голос Дана позади себя. Поднимаюсь с дивана. Наклоняюсь к подруге.

— Обещай мне все потом объяснить, я попытаюсь тебя понять, — шепчу ей на ухо. Она просто кивает в ответ.

— Все, я ухожу, — обращаюсь к Дану и покидаю больницу.

Добираюсь до дома. Прохожу в пустую и тихую квартиру. Оглядываюсь по сторонам, осматриваю мебель, стены. Все кажется таким пустым и безжизненным. Делаю все на автомате: принимаю душ, расчесываю волосы. Одеваюсь. Иду на кухню, открываю полупустой холодильник, долго изучаю его содержимое. Варю кофе, выпиваю его, съедаю одно печенье, не чувствуя его вкуса. Прохожу в спальню, натыкаюсь взглядом на не застеленную кровать, и понимаю, что я не меняла постельное белье с того момента, как мы с Робертом последний раз здесь спали. Медленно подхожу к кровати, сажусь на нее, веду руками по простыням, подушке, на которой он спал. Ложусь на сторону Роберта утыкаюсь лицом в подушку, вдыхаю. На ней остался его неповторимый терпкий запах. Вдыхаю полной грудью, чтобы надышаться им. Обнимаю подушку, дышу. Я дышу им. Тоска выворачивает наизнанку. Перед глазами возникает его лицо, каждая черточка — как он улыбается, как злится, хмурится. Вспоминаю нашу встречу в клубе, его обжигающий взгляд, его власть над моим телом. Нашу первую ночь в его квартире. Его признание в любви. Как просил меня позволить его любить, как показывал мне с сыном зимний пруд. Свой день рождения. Нащупываю на груди подаренный им крестик, сжимаю его в руке. У меня начинают дрожать руки, к горлу подступают ком, глаза начинают слезиться, но я сдерживаю слезы, пытаясь не плакать. В мою голову въелись слова Дана «Перестаньте его оплакивать». Я не хочу его оплакивать. Это слово звучит очень жутко. Еще раз глубоко вдыхаю его запах и понимаю, что так пахнет моя жизнь. Жизнь, которую он вернул мне. У моей любви есть запах. Моя любовь пахнет мускусом и сандалом и неповторим терпким ароматом его тела.

Слышу громкую мелодию телефона, от которой подскакиваю на кровати. Оглядываю комнату, в которую бьет солнечный свет. О, Боже, я уснула, я просто провалилась в сон. Беру телефон, который продолжает звонить. Смотрю на время — девять утра. Я проспала весь вечер и ночь. Звонит Ксения. Поднимаю трубку.

— Алло.

— Ну наконец-то я до тебя дозвонилась, — слишком эмоционально говорит она, сердце тут же замирает.

— Что случилось?

— Случилось, Лиза, случилось, — бодро и громко говорит она. — Лизочка, он очнулся, он пришел в себя еще ночью. Сейчас его переводят в палату. Ты понимаешь меня? — Застываю на месте. Мне кажется, я не могу вздохнуть от дикой радости. Не могу вымолвить ни слова, слезы начинаю катиться сами собой. Господи, он очнулся. Спасибо.

— Лиза, ты слышишь меня? — кричит в трубку подруга. — С тобой все хорошо?

— Почему? Почему ты не позвонила мне ночью? Почему только сейчас?

— Лиза, тебя все равно бы к нему не пустили. Его мама с семи утра требует, чтобы ее пропустили к нему. Но врач сказал, что разрешит посещение только после перевода в палату. Я хотела, чтобы ты отдохнула.

— Я немедленно выезжаю, — не дожидаюсь ее ответа, сбрасываю звонок.