Обратно — тащу чемодан по грязи, трава набивается в пазы колес. Я устала прозрачной усталостью, когда на улыбке, слабыми шагами, переступая неслышно — можно и полпланеты обойти.

С высоты автобусного трона смотрю на всех этих загорелых, тонких, царственных людей в красивых пыльных тряпках-парче-веревочках-племенной одежде. Почему я не познакомилась ни с кем, ни к кому не подошла за эти три дня? Вот же — один красивее другого… Мое племя. Кричи… Не подошла. Но нет сожалений — смотрю сверху — и радуюсь. Из лагеря доносится музыка, медленно колышутся флаги.

Не беспокойтесь обо мне — я возвращаюсь домой! После Глейда! Все перевернулось с ног на голову, перекрутилось, дошло до атомов — и атомы почистило и переменило — и опять вышло обратно, к людям и городам… Но теперь все должно быть другое — атомы-то другие, новенькие. Ты так не ходил, я так не ходила, ты морок не наводил, я за тобой не бегала. И нет никакого «понимаешь»… все набело. Внутри искрится, и мне неловко за предыдущую тяжесть. Но есть оправдание: я тогда была усталая, атомы — проржавели, шлюзы в крови поднимались со скрежетом… Теперь все помыли, обновили, теперь я — поборюсь!

Кажется, тут жил какой-то Сашечка… Смешно. Что-то опять навыдумывала, накрутила. Все же легко! Ну, забежать… чмокнуть в носик… Все весело.

Время, как всегда, когда возвращаешься — вязкое и медленное (но легкое внутри). Опоздала на поезд, еду на другом. Платформа посередине нигде, и на ней — наше поселение, маленький временный городок: красивые люди сидят на рюкзаках, щурятся на солнце, каждый — нашел себе новую родню. Даже холмы вдали — солнечные, дружелюбные, и кажется, что и остающиеся здесь люди — красивые… Жаль уезжать. Но ничего не жаль. Плыву. СМС домой: торможу, но еду, еду. Весело-весело. И легко.

И вдруг — спокойненькое, как ни в чем не бывало, СМС от Сашечки: «Ты свободна? А у нас как раз барбекью».

Вот это да! Он как знал, как угадал! Он определенно чувствует!

Слышишь, Настенька! Он ловит флюиды! И не надо фыркать. Ловит!

Знает, что сейчас я — радужная, сильная, что от меня можно подпитаться! Ну и как после этого отрицать, что — чувствует?… Забежать, забежать, пока пыльца не облетела!.. Повертеться, посмеяться, чмокнуть в нос. А только потом, так уж и быть — домой!

Так, если прибываю в 10… полчасика еще можно… ну, часик… если быстро на такси. Если все время писать «еще еду, задерживаемся»… Почти невозможно — смешно — в таком состоянии рассчитывать время. Смешно — невозможно — долго — но мы проломим. Выкроим этот час. Ничего, подождет.

Ну опаздывает же поезд — что я могу сделать!

Наконец, поезд упирается в платформу лбом. Притопывая, стою в очереди на такси. Быстрее! И вот — вваливаюсь в заднюю калитку Сашечкиного садика, грязная и загорелая, толкаю чемодан.

— Не беспокойтесь, я к вам не жить! — улыбаюсь расхлябанно.

Все в сборе. Весь цирк, весь двор. Джейн смотрит строгонько.

— Тарелку ей! Тебе какого вина?

И большую, большую мне тарелку, и кормите, кормите меня. Это я же — путешественница, это у меня же — красные плечи и черные ноги, и глаза — не для предъявления приличным людям. Смотрите, учитесь! Не все достается тяжелым трудом, что-то — падает в руки, если ты доверчив к миру!

Вся походная и поджарая, смотрю на Джейн. Ей — меня вежливо расспрашивать. Ей — играть хозяюшку. Терпи уж. Она не была там, где живут Вусмерть Уставшие и Не Задающие Вопросов. Она из него бойфренда лепит. Которого можно к родителям пригласить. Она его на английский переводит. Ну-ну.

Я смотрю на их садик: это — мой садик, мои листики и деревья. Не для них, для меня сажен. Шашлык. Мва… давайте сюда и шашлык. Вино… Я — лечу. Показывай, показывай мне свою девочку и свой рай. Меня сейчас этим не уешь.

— Привееет! Суп, шашлычки! Да ты ешь, ешь! — ах, это знакомое, сытное, вкусное, соблазняющее «е-е-е-ешь!».

Я машу лапками:

— А там такое, такое!

— Агааа, — смотрит насмешливо. — С собой привезла?

— Да как-то нет.

— Ну, ладно! Еееешь! Потом расскажешь!

— Смотрите, ежик!

Я, я, никто другой — я заметила ежика в траве! Есть ли предел счастью? Ко мне сбегаются птицы и звери, и сказка следует за мной по пятам. Сказочный ежик переливается психоделическими иголками, чихает, подмигивает из-за колючек.

Джейн, и Сашечка, и Вася сидят и без интереса смотрят на негигиеничное четвероногое, заползшее к ним в садик. Вот этими пальчиками они заработали денежки, чтоб снять домик. Вот этими глазенками насверкали, чтоб привлечь друг друга, посреди пустыни наскребли себе Дом, Сад, Еду, Вино, Любовников.

А вот ежики — это сверх программы.

— Да где же?

— Да вон же!

So cute. Ежик сразу свернулся, едва дав рассмотреть свой лысый носик и подслеповатые глазки. Сомкнулся плотным комком. Может ждать вечно, пока опасность не отступит. У него своя программа. У них — своя. Ну и я вокруг летаю… Пока.

Джейн и Сашечка смотрят на ежа со скукой. Строгие дети. Сегодня они не играют в so cute.

Сашечка рассеянно капает на него пивом, еж — не ведется, еж намерился терпеть. А у Сашечки опять опускаются тяжелые веки, и, несмотря на весь рай, аккуратно устроенный, собранный — друг, девочка, дом, барбекью — он чернеет.

Добро пожаловать в родной город, стрекоза!