А вот сегодня все — черное.

— Почему. Твой муж. Сюда. Звонит?

Сашечка вскакивает и ходит по комнате, пошатываясь.

— Ты знаешь, кто я? Ты знаешь, что я никому не даю телефон? Это что, заговор? Какое ты имела право? Что он, еще придет за тобой сюда? Да? Это твоя месть?

Отправляю ягодку винограда в рот: Макс позвонил — один раз! — когда совсем меня потерял. Я не отвечала на звонки, и он набрал Сашечкин номер. …Сашечка — взбеленился.

Макс — прибежит сюда? Начнет «выяснять отношения»? Что за глупость! Что за — непонимание! Да он все силы приложит, чтоб этот кусок жизни — оттолкнуть, как льдину от берега!

— Какой там заговор… Нет. О чем ты?

Что еще ему надо? Тут пространство заточено под него. На всех площадях — его статуя. Во всех свитках — легенды про него.

После ночи секса, пьяным, отбарабанить концерт?

Кто же, если не он! Кто спорит?

Что еще?

…Я, тем временем, каждое утро в 9 — на работу. И возвращаюсь в 4 ночи, и ледяное дыхание из комнаты Макса… Нет-нет, я не ною.

Меня кто-то зовет? Обрывает телефон? Нет, сама приползаю.

Так что же?

— Все хотят меня… Все хотят… Тела, денег… С утра разбудить, полезть — пожалуйста! На самолет растолкать — не дождешься! И деньги! Деньги — так и летят! Кто платит за выпивку? Алекс Айс! За кокс? Алекс Айс! Конечно, Сашечка — бездонный!

Да я же понимаааю! Я же — сочуууувствую!

За окном по мокрой пожарной лестнице прыгает сорока, и взгляд у сороки — мертвый.

…Надевает футболку, стоит посреди комнаты, черный и резкий.

Все его обирают и предают. Просто все. Я — первая на отбраковку.

Тихо поворачивается, опускает ресницы, тихо:

— Уходи!

Это громче любого крика и громче любого «вон!».