Макс и Сашечка сидят за столом. За нашим столом. И кушают мою жареху.

Да ни в жисть бы не подумала!

Встретились передать что-то забытое у него, ерунду какую-то — он был со всей свитой, с Каролинкой — и свита рассосалась, осталась одна я.

Болтались-болтались-болтались — в дом зашли.

— Давай я зайду пописать?

Ну и:

— Водку буде… те?

— Да, давай… те.

— Красивое у вас серебро. Ух как!

— Да… серебро. У нас.

Забавно, но не как я ожидала. Разные. Космически разные. Разные до того, что друг друга — не видят.

Сашечка достает мобильник.

Хмурится, достает из кармана рулон денег и пересчитывает (я такого рулона давно не видела — if ever. Зачем вообще наличные?), отрывисто бросает:

— Да, есть… Ну, рублей двести-то у меня будет!

Он бежит по лезвию ножа, черный, резкий, пробежал через наш дом — и сейчас выбежит.

По неотложным, настоящим делам. А мы-то тут — сидим, вялыми серыми кульками.

Черный свитер Сашечки — и обширное блеклое пятно Максиной жилетки.

Макс скучно смотрит маленькими глазками: и это все? Он даже не позволяет себе иронии, даже не поднимает бровь. Просто — сереет в желтом свете комнаты и пережидает, пока это черное, шумное отсюда унесут.

— Красивые у вас часы.

— Старая «Омега».

— Дайте посмотреть. Продашь?

— Извини, самому нравятся.

(Макс сейчас уснет. Кто это? Тощий, черный, шумный и глаза таращит. Ей-богу — чертяка! Страшно! Ольга, конечно, не просто дура, а мегадура: нашла на кого запасть! Но сердцу не прикажешь.)

Но легче всего, конечно, мне, — дуре, невинной жертве, и вообще я писать хочу.

Сашечка смотрит на меня с жалостью:

— Почему ты все это разрешал? Ей… ходить… ко мне?

— Ну, я думал — возьмется за ум. Все же взрослый человек. (Это все? Теперь, наконец, уйдешь?)

Сашечка пытается не смотреть на Макса как на идиота. Это — взрослый человек? Это?

Я сижу на полу, играю в кубики и пускаю слюни. Все не так интересно, как я думала.

Тоже мне! Взрослые, умные мужчины! Ха! Макс просто не выспался, а Сашечка — искрит от кокса.

Макс верит в любовь. Я верю в развлечения, Сашечка верит в себя. Вот и все.

Я играла и проиграла, Сашечка играет и выигрывает.

А Макс — самый умный: он не играл — и у него «Омега».

…Сейчас Сашечка что-нибудь отчебучит. Знаю я его в таком состоянии!

И точно! Ухожу пописать — Сашечка поднимается с колен. Перед Максом.

— Понимаешь — я ничего не делал! Я просто разрешал ей приходить — как ты разрешал ей выскальзывать из дома. Взрослый же человек, действительно! Да, я видел, что она влюблена и что хочет меня. Но что скрывать — она же сексоголик! Ей все время хочется — и всех. Ну да, меня ей хотелось больше и чаще… Но взрослый же человек! Действительно!.. Добрая… Никому не верила… Каким я-то боком виноват? Каким боком я виноват, что она решила — нет запретов? Что можно просто сказать — мне вот это нравится — и буду ходить, и буду из дома убегать?… С негром… тьфу — с негром трахаться? Ну, мужик, ты ж меня понимаешь! Это уже вообще! Я-то тут при чем? Да, я знаю, что такое боль и ревность… О, я знаю, не буду отпираться, я не скажу, что это ерунда — сам прошел через ад. Но ты же не ревновал? Ты так — не ревновал?… Ну не могу я следить за всеми бабами, что рядом вьются! Не держи зла, мужик!

Но говорит-то он только:

— Извини… те.

Пауза. Макс с трудом разлепляет глаза. (Боже, оно еще и на пол бухается! Прямо в гостиной! Ольга, кажется, это твой знакомый? Нельзя ли ему намекнуть, что он… засиделся?) Разлепляет глаза и бормочет:

— Наша собачка, наша… А то ж… Да дурная она у нас. Мы уж ее привязывали — все без толку. Перегрызает поводок. Вот вам, батюшка, за труды рупь… Рупь вам… за труды… ну и… того… мы тут чаевничаем…

— Наша собачка, наша…

И Сашечка уходит в ночь. Весь черный и острый. Он же не планировал на колени бухаться! И на фиг ему эта больная баба и этот сонный тюфяк! …И в ночи его ждут друзья, которым он с небрежностью элегантно отслюнит из пачки двести фунтов.

— Он ушел?.. — открывает Макс на пробу один глаз. — Уф! Наконец-то. Это черт знает что такое! Почему он такого… цвета? Почему так… дергается? — И он достает чайничек с инкрустацией и клубничный чай. — Можно хоть чаю попить!

И я завариваю чай. В пижамке.