…Сначала заходишь — по дороге, почему бы и нет, для фана, а потом, если не зовут — уж и не знаешь, куда идти.
* * *
Знаете, как потягиваются кошки на рогожке? Всем своим существом и как бы пространством вокруг, такое сладостное оооо, такое растягивание на уровне атомов и молекул… потягуушечки. Почему так сладко — спать, и почему так сладко — потягиваться?
Я потягиваюсь, зарывшись в одеяло, не открывая глаз, хочется только лежать, лежать и вдыхать свежий пот наших чистых тел, — но почему-то хочется внезапно сказать что-то сладкое, фальшивое, но нужное именно сейчас.
— Знаешь, сейчас бы… — тянет Сашечка…
— Дыни. Свежую сладкую дыню, — заканчиваю я, сонно щурясь из-за подушки.
И Сашечка распахивает удивленный глаз:
— Разве так бывает? Разве так когда-нибудь бывает?
Нет, ну ты что! Конечно никогда… Чтоб так совпадали мысли! Нет, это определенно сродство душ! …Ага-ага!
…Ах, я все понимаю — все это повод для еще одного взмаха ресниц. Чтоб не просто давала, а — млела. Не просто хотела, а — умереть как хотела! Да млею я, млею, давно уже млею. Хватит меня обрабатывать!
Но через минуту нам обоим захочется, чтоб рядом никого не было. Чтоб потянуться когтями вооооот до того угла, и никого не завлекать — и никого не любить.
И мы лежим — такие разные. Он — для того чтоб на него смотреть. И слова у него — отрепетированные, чтоб их слушать.
Так это же идет с профессией! Репетировать. Работать на публику. Смотреть, что работает. Смешно обвинять в том, что он — по классу плохо не играет, по классу — не употребляет невыигрышные ходы, неловкие ноты.
Это — как обвинять бога в том, что в него — верят. Вино — в том, что его пьют.
На это смешно сердиться! И я не сержусь, я — в восторге и благодарна.
Вся неловкость — копится в другом углу комнаты. Я лежу. И стараюсь не дергаться. И дергаюсь.
* * *
Мы, что ли, клоуны, канатоходцы? Мы живем и жить будем вечно — неошкуренно, необработанно, для себя, а не для чужих глаз. Мы — хозяева жизни, мы просто есть. Неповоротливые и сырые. Масок не носим. Уползаем в уголок: да не нужно нам это все… Вульгарность и обман.
Это лакеи и фаты — это они бегают на тонких ножках, прищелкивая пальцами. Это дворовые провинциалы кичатся своими небогатыми трофеями. Они делают красиво. Мы, обсыпаясь, грызем попкорн. Лениво хлопаем, когда нам показывают представление. Утомленно засыпаем после. А фаты-то, фаты… неутомимы..
Мы не фаты. Мы — тюхи. Не фа-ты мы.
Но дайте, дайте нам — красивое, звонкое, на что можно — посмотреть. Посмотреть, а самим — уйти в тень