Россия, конец второго десятилетия ХХI века.

У подростка Павлика умирает его любимый дедушка Захар Фролов. Бабушка увозит внука в деревню со странным названием Безымянная — так завещал дед. Павлик знакомится с эрудитом Родиком, и друзья случайно обнаруживают тайник деда. Бабушка Павлика вынуждена рассказать мальчикам о тайне, которую её муж хранил всю жизнь. За этим секретом безуспешно охотились многие авантюристы, и со смертью дедушки они пошли в наступление…

 

Солнечным июньским днем…

Белым снегом цветов были усыпаны кусты спиреи, барбарисы соперничали с солнцем в яркости желтого цвета, горели красные костры вейгелы. Молодыми зелеными кронами красовались липы, березы и клены. Приятно грело солнце. Грело всех, кроме Павлика и его бабушки. Для них этот светлый день был серым, мрачным, неприветливым — они шли, понурив головы, за гробом дедушки. Дедушка, умный, любимый, единственный умер два дня назад. Умер тихо, во сне, так и не успев сказать Павлику самого важного. Чего? Того, что помогло бы внуку легче пережить тяжелую утрату. Дедушка был его другом, его отцом, его старшим братом. Был всем для Павлика — ведь папа почти всё время работал заграницей. И мама там была с ним. Мама любила «суету вечеринок и гламур дипломатических приемов» — так она говорила, тоскуя в короткие периоды жизни в родном городе. Павлик не расстраивался, когда родители в очередной раз спешно укладывали вещи за полчаса до отъезда в аэропорт. Они не догадывались, почему их сын так настойчиво просит взять его в машину. Да потому, что на обратном пути за рулем будет дедушка, а он сам будет сидеть рядом и внимательно следить за дорогой, ожидая одобрительного взгляда или немного насмешливой похвалы от водителя.

И теперь родители «не смогли вырваться» на похороны дедушки. В кармане Павлика лежит распечатанный на принтере текст речи, который папа прислал по е-мейлу и просил зачитать от его имени «над гробом». А Павлик держал этот листок в руке свернутым, и вся его речь состояла только из двух предложений: «Я любил тебя, дедушка, больше всех. Как я буду… без тебя?». И тихо заплакал. Бабушка промолвила короткую и странную фразу: «О, Боже! Вот один из твоих знатных и благородных людей!» Никто из присутствующих не назвал бы умершего знатным человеком. Благородным — да, но отнюдь не знатным…

На кладбище было всего несколько человек и среди них, конечно, дядя Вадим, друг папы. Дядя Вадим устраивал эти похороны, договаривался насчет машин и другое необходимое делал. Два мужика с лопатами закапывали могилу, после того как провожающие бросили по горстке песка на крышку гроба.

На пути к выходу с кладбища Павлик несколько раз оглядывался, ожидая какого-нибудь знака от дедушки. Знака не было. Но когда они подходили к воротам, какой-то наголо бритый мужчина в спортивной куртке достал мобильник и что-то коротко сказал, при этом внимательно взглянув на бабушку. Она крепко сжала руку мальчика и не отпускала её уже до самого дома. По дороге бабушка бормотала: «Плачут камни, рыдает земля…»

Подходя к двери квартиры, Павлик на секунду подумал: «Всё, что сегодня было — это сон, и сейчас дедушка довольный встретит нас в дверях. Как и в последнюю неделю, когда он неважно себя чувствовал и постоянно находился дома». Но ожидало его совсем другое: в доме царил беспорядок, полный разгром. Что-то похожее было однажды, когда в квартиру залетела сорока и разбросала всё, что можно. На этот раз было разбросано и то, что нельзя: дверцы шкафов были раскрыты, ящики выдвинуты, и всё содержимое оказалось на полу. С антресолей были сброшены пыльные сумки, рюкзаки и чемоданы. На кухне валялись осколки чайного импортного сервиза, привезенного мамой. А стоял он за толстыми стеклами серванта, сделанного на заказ. Что более всего поразило Павлика, так это его раскрытый и включенный ноутбук!

— Что это за птица, бабушка? Она включила мой комп!

— Это не птица, внучек…

— А кто же?

Бабушка ничего не ответила. А стала делать то, что удивило Павлика больше, чем работа «птицы» на компе. Обычно она терпеть не могла, когда что-нибудь лежит не на своём месте. Правда, зачастую это «своё место» она и Павлик понимали по-разному. Иногда мягкий игрушечный кенгуренок несколько раз в день «перескакивал» с кровати на верхнюю полку стеллажа и обратно. А сейчас, после учиненного кем-то разгрома, вместо того, чтобы складывать в аккуратные стопки стираные и глаженые простыни, пододеяльники и наволочки, бессовестно валяющиеся на полу, на стульях и даже на кухонной плите, бабушка попросила Павлика достать с антресолей большой пустой чемодан и стала торопливо складывать туда свои личные вещи! И велела ему собрать, не мешкая, своё «самое необходимое».

— Бабушка, мы куда-то поедем?

— Да, Павлик, сейчас же.

— Почему так быстро?

— Так велел дедушка. Он строго наказал мне.

— А можно я досмотрю последнюю серию «Путешествия по великим океанам мира», а потом поедем? Там будет про открытия тропических островов Тихого океана.

— Павлик, ты ведь любил дедушку?

— Очень. Дедушка, я тебя любил и буду любить! — Павлик взял в руки фотографию со своего письменного столика и уткнулся в нее лицом. Губы скривились от горя и жалости. Вот-вот брызнут слезы… Павлик отвернулся.

— Вот. Значит, надо делать так, как он велел, — продолжала бабушка, бегая по квартире в розыске куда-то исчезнувших «каждодневных» вещей. — Вадим заедет через полчаса и повезет нас. Скоро узнаешь, куда. Тебе понравится. Дедушка так решил, чтобы мы с тобой не очень грустили.

— Хорошо. — Павлик повернулся и обнял бабушку. — Теперь я буду любить тебя в два раза больше, вместо дедушки…

— Милый мой… Ну, собирайся.

Они ехали уже больше часа. Павлик отрешенно глядел в окно.

— Бабушка, мы только сегодня закопали дедушку, и как будто быстро убегаем от него. И далеко куда-то. Зачем?

Бабушка молчала и теребила смуглой рукой свой амулет — каменную черепаху. А старенькая машина Вадима кряхтела и пыхтела, взбираясь по разбитому шоссе в гору. Вадим остановил её как раз на самой вершине холма. По обеим сторонам дороги стоял густой смешанный лес.

— Приехали, — объявил он.

— Что, мотор сдох? — Павлик с видом знатока поставил диагноз.

— Нет, паря. Моя кобылка ещё не такие горки брала.

— Мы дальше не поедем, внучек. Шоссе кончается, а мы пешочком вон до той деревни, — и бабушка показала рукой вперед. Вадим вытащил из багажника два рюкзака и чемодан, обнял внука и бабушку, пожелал им хорошего отдыха, и «кобылка» лихо и бесшумно покатила назад под гору.

Бабушка и внук шли уже минут десять, а шоссе ещё не кончалось.

— Дядя Вадим мог бы ещё нас подвезти! Чего он так торопился?

— Здесь нет проезда машинам, видно, шоссе плохое… — оправдала Вадима бабушка. А в это время из-за крутого поворота навстречу им проехал грузовичок прошлого века, которых можно встретить ещё только в глухих деревеньках. Но Павлик уже отвлекся от темы «плохого Вадима», так как в открывшейся за поворотом широкой панораме возникли избы деревни. Уже слышался лай собак и крики петухов. Бабушка присела на чемодан отдохнуть, а Павлик повнимательнее осмотрел пейзаж:

— Мы будем гостить в этой деревне? У кого?

— У нас будет свой домик.

— Свой?! Как здорово! Я никогда не жил долго в деревне. А как она называется?

— Домик этот — подарок дедушки. Он сделал тебе сюрприз.

Название поселка бабушка упомянуть забыла. Шоссе, наконец, закончилось, сразу перейдя в песчаную пыльную дорогу, и вскоре путники подошли к крайней избе. Избенке старой, может быть, и брошенной. С остатками заборчика, с зарослями крапивы и репейника вместо красивых голубых свечек дельфиниумов, которые Павлик видел однажды во время единственного посещения деревенских родителей мамы. Светло-голубой строй высоких цветов, гордо возвышающихся над своими невзрачными соседями, с той поры представлялся Павлику символом деревни. Ему мечталось жить в доме, к которому надо торжественно подходить по аллее между двумя рядами этих самых важных цветов, вежливо раскланиваясь с ними. Павлику стало немного страшно — а вдруг бабушка скажет, что вот эта развалюха и есть наш дом? Но бабушка шла дальше. Прошли ещё три дома, все разные: один нарядный, веселый, с клеткой попугая за окном и с цветущими кустарниками вдоль дорожки к крыльцу, другой такой весь серый, строгий, с двумя затемненными окнами, смотревшими на Павлика как очки учителя истории. А третий… перед третьим голубели дельфиниумы!

Павлик боялся спугнуть мечту и молча шагал вслед за бабушкой. Бабушка не повернула к калитке. Павлик, стараясь не показаться разочарованным, изрек:

— Да тут слишком много розовых свечек, не смотрится…

— А вот и наш домик! Нравится? — Бабушка остановилась у соседней избы с высокой синей крышей.

Павлик не успел ответить — его опередил мальчишеский голос из-за палисада с дельфиниумами:

— А вот и неправильно: розовый цвет является дополнительным к голубому, а потому они сочетаются!

Обладателя голоса не было видно, и Павлик ничего не ответил. Не ответил, скорее, потому, что не знал, что значит «дополнительный цвет». А про себя подумал: «Тоже мне, ботаник нашелся!»

С первого взгляда дом не произвел на Павлика впечатления: изба как изба, бревенчатая, окна маленькие, вокруг дома ничего, кроме травы, двух кривых старых яблонь и одинокого дуба с едва распустившимися листочками, слева — высокий деревянный забор, выше роста Павлика, справа — тоже забор, пониже. Тыльная сторона двора ограничена кустарником. Смотреть некуда. Пока бабушка искала в сумочке и кармашках ключ от висячего замка от двери, Павлик огляделся и увидел цветущее поле прямо против дома за дорогой и колодцем, а дальше, не так чтобы далеко — минут пять бегом — высокий лес. Это подняло упавшее было настроение, и Павлик даже подумал, что иметь мальчишку-соседа, пусть и ботаника, совсем неплохо…

 

Каравелла на чердаке

В первый же вечер в деревенском домике, совсем не обжитом, с неубранной ещё многолетней пылью вокруг и паутиной в углах комнат и на спинках стульев, бабушка повесила в простенке между окнами портрет дедушки. На снимке молодой дедушка в трусах и тельняшке стоит по колено в воде в белой пене морского прибоя. Фотография была в рамке, пожелтевшая, значит, старая. В городском доме Павлик не видел ни разу этот портрет. Почему бабушка повесила его сейчас? Когда-то Павлик слышал, что «воля покойного — священна», то есть её надо обязательно выполнить. Наверное, бабушка и выполнила волю. Но главное: значит, они с бабушкой не убегали от дедушки, они привезли его с собой.

Павлик, обняв бабушку, постоял около портрета.

— Дедушка не рассказывал мне, что он был моряком.

После недолгой паузы бабушка ответила:

— Тельняшки носят не только моряки….

Затем она старалась привлечь Павлика к уборке избы, но это ей плохо удавалось: мальчик бегал по всем помещениям, осматривал каждый угол, ощупывал шершавую, теплую поверхность старых тесаных изнутри бревен, ковырял пальцами в стыках и пробовал на прочность волокна пакли. Даже не зная техники кладки срубов, Павлик понимал, насколько стар этот дом.

— Бабушка, а где здесь туалет? Я нигде не нашел.

Бабушка улыбнулась, первый раз после смерти деда:

— Так мы же в деревне, милый мой! Здесь туалеты во дворе.

Павлик вышел во двор, но туалета не было ни за домом, ни перед домом. «Значит, здесь как в походе» — сделал вывод новосел безымянной деревни и, осмотревшись, присел у сплошного соседского забора. Закончив дело, Павлик немного растерялся: «Что же это я забыл у бабушки спросить туалетную бумагу?» И в тот же миг ветром прямо ему под ноги принесло два газетных листа. «Это что — волшебный дом, что ли? Дедушка подарил мне волшебный дом?» — удивился Павлик. Но волшебство или случай, но газеты пришлись кстати. Застегивая ремень на брюках, Павлик огляделся вокруг и в метре от себя увидел воткнутую в землю сапёрную лопатку! «Точно, как в походе», — снова подумал Павлик. «И откуда она вдруг взялась? Вроде, её не было раньше…»

— Лопатку потом вернёшь! — крикнул кто-то из-за забора. — Чистую!

Будучи высоким для своего возраста, Павлик занимал первое место в классе по прыжкам в высоту. Он с разбегу подпрыгнул и, держась руками за верхний край забора, увидел убегающего в дом мальчишку, наверное, того самого ботаника. Бежал он, сильно прихрамывая. К забору была приставлена стремянка.

После ужина Павлик вышел за калитку на деревенскую улицу. Там что-то собирали с земли суетливые куры, важно расхаживали гуси, и даже один индюк. Этих птиц Павлик знал только по картинкам в книге о путешествии Нильса с дикими гусями. Вскоре в саду соседнего дома появился «ботаник». Он стоял у распахнутой калитки, придерживая её рукой. Видимо, на всякий случай.

— Гуси наши, — сообщил он Павлику. — Не дразни их — ущипнут.

— Подумаешь! Я однажды собаку дразнил — и ничего.

— А вы надолго пришли?

— Скажешь тоже — «пришли»! Мы приехали, на машине, издалека. Она там, на шоссе осталась.

— И скоро увезет вас? — вопрос хромого мальчика прозвучал с сожалением.

— Не-е… Мы насовсем в деревню. У нас дедушка умер…

— Это не деревня, это — поселок. Без названия.

— Как это без названия? Всё имеет название.

— А наш не имеет. Его так и называют — «Безымянный».

— А…. А меня зовут Павлик. А тебя?

— Родион.

— Родион, выйди вон! Как в игре. Очень длинное имя.

— В школе меня зовут Родик.

— Во! Это лучше! Родик…. И тебя дразнят: Родик-уродик! Родик-уродик! Ой! — спохватился добрый Павлик, но было уже поздно: Родик отвернулся и быстро, насколько позволяла хромота, убежал в дом. В двери. Сняв очки, он на миг оглянулся на Павлика, и тому показалось, что на бледных щеках обиженного мальчика что-то блеснуло на солнце.

До темноты ходил по деревенскому большаку Павлик, без особого интереса изучая «безымянную» деревню, и заполнял одиночество обычным для ребят способом: дразнил гусей, хрюкал на свиней, пинал кошек, временами поглядывая на сад и окна дома Родика-ботаника. «Стоило ли ему обижаться… Небось, его всё время в школе дразнят. Но это в школе. Дурак я. С кем здесь дружить-то, с гусями? Они тоже, вон, обижаются».

На другой день, с утра, Павлик несколько раз заглядывал в сад Родика через дырочки от выпавших сучков. Тот ходил с секатором и срезал отцветшие розы. Приложившись в очередной раз к «замочной скважине», Павлик неожиданно увидел не цветы в саду, а сверкающие на солнце стекла очков! Два глаза уставились друг на друга. Да-да, «друг на друга» в буквальном смысле. Родик забыл обиду — ему нужен был кто-то, кого можно учить гармонии цветов и много ещё чему, что знал юный энциклопедист. А Павлику нужен был тот, кого бы он мог защищать. Впрочем, не в этом дело: просто каждый должен иметь друга.

С этого момента мальчики не расставались. Родик оказался большим выдумщиком на игры и забавы. Однажды, прочитав о капитане Куке в книжке «В поисках Южного материка», он придумал играть в путешествия и решил, что чердак в доме Павлика — самое подходящее место. У Родика чердака не было, такая уж была конструкция его дома с низкой крышей. А крыша на доме Павлика была двухскатная и высокая. На чердак надо было залезать через люк в потолке, подставив тяжелую деревянную лестницу. Бабушка запретила ребятам лазить на чердак: «Там крысы, пауки, полно пыли, да и ступеньки лестницы прогнившие. Родик свою ногу повредит — нам с тобой от его папы достанется». Папа Родика был важный служащий в районном центре, и жители поселка почему-то его побаивались.

Однако соблюсти запрет бабушки было не в силах. Как только она ушла в продуктовую палатку, находившуюся в соседнем селе за два километра («времени хватит», вычислил Родик), ребята вытащили из чулана длинную деревянную лестницу. Кстати, лестница оказалась совсем не прогнившей. Хитрости у бабушки — хоть отбавляй!

Что это был за чердак! Это не чердак, это была волшебная комната в замке Хогвартc, это была исчезнувшая библиотека Ивана Грозного, это был дом хоббитов, гробница Тутанхамона, пещера Али-бабы. Это было всё вместе взятое и могло стать, чем угодно. И когда Родик, оглядев коричневые от старости балки стропил, натянутые между ними, как паруса, гигантские сети пауков, бесчисленные мешки «с золотым песком», ящики «с порохом» и сундуки «с бесценными сокровищами», торжественно объявил, что чердак — это корабль «Черная акула», и играть они будут не «в Кука», а в пиратов (к этому времени он уже успел прочитать «Остров сокровищ»). Павлик тут же согласился — он уже привык соглашаться со своим новым другом, маленьким и хромым, но знающим очень много всего, чего не знал сам Павлик. Наверное, больше, чем учитель истории Михаил Григорьевич.

Павлик очень скоро убедился, что морское путешествие на чердаке, тьфу ты — на корабле «Черная акула» — лучшая в мире игра, покруче, чем любая экшен стори на компе, даже «Танки». На чердаке, то есть на корабле «Черная акула», были настоящие фальшборта, мачты и реи, камбузы и кубрики, и даже каюта капитана — очищенное от пыли и паутины место у слухового окошка с великолепным старинным креслом без двух ножек. Отсутствующими ножками служили стопки желтых книг — судовые журналы. В таинственной полутьме с вечно пляшущими пылинками в солнечных лучах, пробивающихся сквозь продырявленную пулями врагов обшивку корабля, разворачивались исторические сражения с матросами кораблей «мерчантс», по-русски купцов. Здесь можно было реально получить боевое ранение, стукнувшись башкой о толстую балку стропил. Самыми стойкими врагами были заколдованные хранители тайн океана — пауки-крестовики. Они были непобедимы — на место каждого уничтоженного появлялись десятки других. Но мудрость капитана и отвага его команды всегда побеждали, получая в награду старую керосиновую лампу столетней давности с разбитым стеклом, которая годилась для вызова всемогущего джина, ржавый кухонный нож, который на самом деле оказывался кинжалом пирата Флинта, потемневший бронзовый подсвечник с непонятной надписью, которую долго приходилось расшифровывать, чтобы узнать, где спрятан клад римских монет, бесчисленные бутылки с ромом (правда, уже выпитые жадными до выпивки пиратами). Были и вещицы, годные только для обмена с туземцами коралловых островов на бананы и кокосы: топоры без рукояток, медная проволока, пуговицы металлические, стеклянные, пластмассовые, ржавые рыболовные крючки. Лучшая добыча, разумеется, доставалась капитану корабля. Капитана избирали на один день, чтобы никому не было обидно. Конечно, «хромой Билл» всегда оказывался более удачливым в разбойных нападениях и поисках кладов. Однажды, велев своим могучим матросам (в лице Павлика) разбросать огромную кучу старой одежды в углу между скатом крыши и полом, в самом излюбленном месте пауков, он обнаружил небольшой деревянный сундучок.

Сундук был обит медными потемневшими полосами, и с замком.

— Мы нашли тайные сокровища инков! — объявил капитан. — Самый большой клад в мире! Половину я отдаю вам, моя храбрая команда!

— А как мы откроем замок? У бабушки, наверное, тоже нет ключа, — засомневался более практичный Павлик-матрос.

— Он открывается заклинаниями, — твердо заявил капитан, и начал произносить волшебные слова. Наконец, он радостно воскликнул:

— Вот! Нашел!

И взялся за замок.

— Ребята, это вы там на чердаке? — раздался голос бабушки, показавшийся ребятам взволнованным и испуганным. — Откликнитесь!

— Это мы, бабушка! — ответил Павлик. — Мы сейчас спустимся!

— Только осторожнее! — Бабушка казалась успокоенной.

* * *

— Ты правда умеешь открывать замки без ключа? — спросил Павлик, когда они оказались на чердаке на другой день. А попасть туда было непросто. Бабушка вновь категорически запретила играть на чердаке и заперла чулан, где хранилась лестница. Родик очень огорчался:

— Как же добраться до сундука инков? Ну и суровая у тебя бабушка!

— Это только сейчас, потому что мы дедушку похоронили. А так она веселая, всегда поёт. И пословицы разные интересные придумывает. «Эту сеть уже не починишь» — это когда я чашку там или блюдце разобью и хочу соединить осколки. Ну, когда маленький был…. А если она блины печет, а я жду, то приговаривает: «Рыбка плавает — чайка ждет».

— Рыбка-то плавает, а мы с тобой до сих пор на берегу.

— Не гони волну! Корабль уже причаливает, подать трап капитану! Прикинь, какой трап!

Вблизи дома рос старый дуб, и его могучие прочные сучья достигали крыши. А в крыше было маленькое окошко у «капитанской каюты», всегда открытое — ведь настоящий капитан любит свежий морской воздух, влажный и пропитанный запахами русской деревни…

— Конечно, умею! — ответил Родик на вопрос Павлика, когда команда «Черной акулы» в полном составе собралась у тайника инков. — Только ты помоги мне!

Ребята вдвоем взялись за крышку, поднатужились, и крышка пошла вверх вместе с проржавевшими гвоздями замочных петель и повисшим на них закрытым замком.

В сундучке лежала только одна единственная вещь.

* * *

На дне сундука лежал портфель, старый ученический портфель, какие носили школьники лет пятьдесят или сто назад — так определил Родик. Он вспомнил, что видел такой в одном черно-белом кино.

— Я знаю, — подтвердил Павлик. — Сто лет назад цветных фильмов не было.

— Портфель туземцам ни к чему, — рассуждал Родик. — Но там, возможно, лежит карта острова, где зарыт клад.

Павлик подумал, что там, скорее всего, школьные учебники и дневники деда или бабушки, но сделал вид, что также жаждет обладать таинственной картой. Картой, нарисованной кровью на старом пожелтевшем пергаменте, с надписями на непонятном языке (по правде говоря, он не знал, что такое «пергамент», но в книжках тайные карты всегда рисовали на пергаменте).

В старом портфеле действительно оказались школьные тетрадки. Но дневника дедушки среди них не было. И Павлик был даже рад этому: не всё ли равно, как учился его любимый дедушка? Пусть в дневнике были бы одни тройки — от этого он не перестал бы любить дедушку и грустить о нем. На всех тетрадях, обнаруженных в портфеле, и даже на учебнике алгебры выцветшая пропись чернилами свидетельствовала о том, что портфель принадлежал не юному дедушке Захарке Фролову, а совсем другому мальчику, какому-то Симонову Александру.

Вдруг в полутемном чердаке с паутиной гигантских крестовиков вздыбились голубые океанские волны и принесли с собой красавец-парусник, трехмачтовый, с фигурой деревянной девы на носу корабля. Это Родик извлёк из кипы тонких, скучных и однообразных тетрадок, одну, более толстую:

— Глянь-ка! Какая красивая обложка! Испанская каравелла!

Корабль величественно плыл по голубым волнам океана мимо освещенного ярким тропическим солнцем острова с кокосовыми пальмами и туземцами на пирогах. Ребята стали быстро перебирать листы заворожившей их тетради. Там было много искусно выполненных рисунков; некоторые — необычными красными чернилами.

— Тихо… — вдруг прошептал Павлик.

Родик прислушался: кто-то поднимался по лестнице на чердак… Из люка показалась голова бабушки.

— Прячь портфель, — шепотом предупредил Павлик. — И сундук закрой!

Родик успел исполнить приказ до того, как бабушкины глаза привыкли к полутьме чердака, и она разглядела двух «пиратов». Павлик поспешил ей навстречу, а Родик прикрыл собой сундучок.

— Ну, и что вы здесь опять делаете?

— Наводим порядок, господин адмирал! — козырнул Родик.

— Какой я вам адмирал?

— Да это он так… Прикидывается. Мы в моряков играем.

— Гекконы в море не плавают. — Произнеся эту загадочную фразу, бабушка прямо направилась к Родику и заглянула в угол, где стоял сундучок. Павлик зажмурился.

— Мы здесь ничего не трогаем, Валиса Павловна! Только пыль вытираем, — врал Родик.

В сокровенном углу сундучка уже не было, там вновь лежала куча старого тряпья.

— Это правильно. Здесь вещи дедушки, пройдет сорок дней, тогда можно будет разобраться. Сегодня же найду ключ от люка. А теперь ныряйте вниз, рыбки! Я блинов напекла. Осторожно, мальчики, на лестнице!

— Капрал Павлик, подайте руку даме! — командовал маленький капитан, когда бабушка спускалась вниз. — Валиса Павловна, не торопитесь! Я за Вами следом!

Ну и хитрюга оказался Родик! Перед тем, как войти из сеней в комнату, где бабушка выкладывала на прочный, чистый дубовый стол без скатерти и салфеток тарелки, вилки и чашки со сметаной, он шепотом ответил на вопрос Павлика «Куда же исчез портфель?»:

— Гекконы в море не плавают, они соображают! Я приставил лист фанеры к доскам настила, а сверху бросил пару старых пальто и рваное одеяло. Сундук под фанерой, а здесь, прикинь? — Родик прижал руку Павлика к своей спине: под рубашкой лежала, конечно, драгоценная тетрадка с рисунками!

* * *

Друзья лежали в густой траве на задворках усадьбы Павлика и разглядывали необычную тетрадь с каравеллой. Имя владельца нигде не упоминалось. Печатный текст на задней обложке, который обычно сообщает о количестве страниц в тетради, качестве бумаги и о годе выпуска, был на английском языке. Родик прочитал, что тетрадь выпущена в 1973 году какой-то компанией то ли в Англии, то ли в Новой Зеландии. Записей в тетради было немного, больше рисунков: тропические пейзажи, пальмы, папоротники, какие-то длинномордые и худые свиньи, баньяны — странные деревья со множеством стволов, домики с крышами из листьев и без стен…

— Полинезийская деревня, — уверенно заявил Родик. — Это рисовал путешественник или моряк, железно. Не твой ли дедушка?

— Нет, он инженер, то есть, был инженер-физик, как и мой папа.

На многих рисунках повторялось изображение одной и той же девушки:

— Похожа на полинезийку, — определил Родик. — А вот и воин с татуировкой…. Волосы у них не столь курчавые, как у негров или меланезийцев, а девушки носят на голове венки из цветов.

Ребята лежали на траве, а бабушка копалась в огородных грядках ближе к дому. Вот она выпрямилась, разминая уставшую спину, и сняла кофточку — видимо, от работы ей стало жарко. Родик взглянул в сторону стоявшей под ярким солнцем бабушки Павлика. Та поправляла съехавший с головы венок из ромашек:

— Наверное, твоя бабушка была красивая в молодости…

Ребята в это время рассматривали страничку, где был нарисован портрет полинезийской девушки с венком из больших красных цветов в волосах.

— Она и сейчас красивая, — возразил Павлик.

— У неё такой же разрез глаз и пухлые губы…

— Мало ли похожих людей. И бабушка никогда так не одевалась.

Красивая девушка была почти обнаженной, только бедра прикрывал кусок материи наподобие короткой юбочки. Родик вдруг очень внимательно посмотрел на Павлика. Тому показалось, что как-то даже подозрительно:

— А где твоя бабушка загорала? На Мальдивах или на Антильских островах? И почему ты мало загорел?

— Ты чего?! Я же в школе учился! Как и ты…. И совсем не загорал, просто я смуглый.

— Значит, бабушка одна ездила отдыхать?

— Чего ты пристал!? Никуда она не ездила! Она тоже смуглая, только смуглее меня. Посмотрел бы ты на неё в ба…

Павлик осекся… Он вдруг с удивлением обнаружил, что никогда не задумывался над необычно темным цветом кожи бабушки. А Родик углубленно продолжил изучение других рисунков таинственного художника.

Бабушка позвала Павлика к ужину, когда начало темнеть. Родик закрыл тетрадку и сказал, что он хотел бы взять её с собой. Павлик молча кивнул, и друзья разошлись по домам.

Павлик долго не мог заснуть, стараясь разгадать, почему это его маленького друга-всезнайку заинтересовало сходство какой-то туземной девчонки с его русской бабушкой?

Весь следующий день Павлик напрасно ждал друга. Тот, видимо, куда-нибудь уехал со своим папой — была суббота. Наконец, ближе к вечеру, Павлик услышал шум подъезжающей Тойоты. Из машины вышел один только папа. Павлик подбежал к нему:

— А что с Родиком?

— Как что? Разве он не дома? — заволновался отец.

— Да здесь я, дома! — закричал из окна Родик. — Павлик, иди к нам в дом! Я давно тебя жду.

В своей комнате, тщательно закрыв дверь, Родик шепотом сообщил Павлику, что он сделал «открытие» и раскрыл тайну тетради с каравеллой. Павлик обругал друга придурком, а Родик, даже не обидевшись, обещал это «завтра же» доказать.

Утром Родик был приглашен к Павлику на блины — любимое блюдо бабушки. Павлик заметил, что Родик был то ли рассеянным, то ли сосредоточен на чем-то. Говорил меньше, чем обычно. Когда бабушка положила ему на тарелку только что испеченный горячий блинчик, то вместо ожидаемого «спасибо» Родик произнес что-то неразборчивое, вроде «фаа фети». В этот момент Павлик не обратил внимания на бабушку. А жаль! Он бы всё понял раньше, ещё до окончания завтрака, когда, вытерев салфеткой губы и руки, Родик встал из-за стола и, не глядя на бабушку, отчетливо и медленно произнес фразу на непонятном Павлику языке (на самоанском, авт.):

— Спасибо. Очень вкусно. Дедушка Павлика не зря полюбил свою красивую жену.

С бабушкой произошло что-то совсем неожиданное для Павлика. Она вдруг побледнела, чего Павлик никогда раньше не наблюдал и чего трудно было предположить у такой смуглянки. Она уронила на пол ложку, потом попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кислая, как сметана к блинам. Взглянув поочередно на Родика и Павлика, бабушка выбежала из комнаты. Хлопнула входная дверь, и вскоре со двора послышался плач.

Родик остановил Павлика, который бросился было успокаивать бабушку:

— Не надо. Путешественники пишут, что они всегда убегают в лес, когда очень смущены или напроказничают…

— Кто «они»? И где это бабушка напроказничала?

— Они — это полинезийцы. А бабушка твоя была ошарашена, услышав свой родной самоанский язык, и расчувствовалась, вспомнив свою молодость, — назидательно, как школьный учитель, втолковывал Родик растерянному другу. — Я сказал ей по-самоански, что «было очень вкусно и что тебе повезло, что дедушка нашел жену в Полинезии». Теперь ты поверил, что твоя бабушка родом с островов Самоа, а ты, между прочим, самоанец, на одну четвертую? Поэтому и черный без загара…

— Почему «на одну четвертую»? — Павлик был сам ошарашен не меньше бабушки и смог задать только такой, совсем не самый главный вопрос.

— Вы разве не проходили в школе основы генетики? Если муж или жена, например, негр или негритянка, то их дети «наполовину» негры. А их дети будут уже только на одну четвертую неграми…. А почему ты не спрашиваешь, как я догадался про бабушку?

— Как догадался?

— По совпадению многих признаков. Она похожа на девушку из тетрадки. Это Раз. Я целый день вчера сидел в Интернете и читал про народ Полинезии. У твоей бабушки цвет кожи, характерный для полинезиек. Два. А имя? Имени Валиса нет ни у русских, ни у других славян. Есть Лариса, есть Алиса. Встречаются и Василисы, правда, редко в наше время. Но Валисы! Я ни одну не встречал, кроме твоей бабушки. Сечёшь? Зато есть у самоанок. Это Три. И главное: я прочитал то, что написано в тетради. Мы ведь вчера смотрели только картинки. Правда, не всё я разобрал. Но много написано по-русски, сечёшь? Из текстов видно: тетрадь с кораблем — твоего деда, он был моряком. Не спорь — фотография висит у вас на стене! Моряк, пейзажи Полинезии, девушка, похожая на смуглую Валису Павловну, с таким же амулетом на шее — черепахой. Четыре. А решающий тест ты слышал и видел, как бабушка среагировала на самоанскую речь. Точка.

— Слушай, когда же ты самонский…

— Самоанский язык выучил? Никогда. Я просто использовал Интернет переводчик. Кроме двух фраз я ничего не знаю…

— Да… — вздохнул Павлик. — И что теперь?

— А теперь, когда бабушка успокоится, мы узнаем что-то интересное, больше, чем в тетрадке. Оттуда я узнал только, что дедушка твой попал в Полинезию не просто так. Тут большая тайна. Поэтому тетрадка и была спрятана в тайнике.

— Выходит, мы нашли тайник моего дедушки?

— Или твоей бабушки…

 

Морской офицер Лонг и этнограф Женя

Эдвард Лонг проснулся с ощущением необъяснимого подсознательного счастья. Так просыпаются дети. Для них первый осмысленный взгляд на розовый потолок детской комнаты, на коврик у кровати, где, не переставая, играют веселые смешные мишки, на причудливые полупрозрачные тени от колеблемых ветром занавесок, на яркие солнечные зайчики, зайчики повсюду, зайчики-приветы от утреннего солнца — и есть само счастье. Счастье оттого, что жизнь начинается снова и что сегодня, конечно, произойдет очень важное событие….

Эдвард Лонг не был ребенком уже более четверти века. Он был теперь офицер военного-морского ведомства США. Но помимо военного образования, закончил престижный Массачусетский технологический институт, 40 выпускников которого являются Нобелевскими лауреатами. Таких парней не парят на подводных лодках и на патрулирующих весь мировой океан крейсерах: капитан Эдвард Майкл Лонг исполнял особые задания, где его разносторонние знания наиболее эффективно служили военно-морскому ведомству и свободному народу североамериканских штатов.

В то утро из детских впечатлений всплыли только солнечные зайчики, отбрасываемые кусочками хрусталя люстры («настоящий или искусственный?» — почему-то подумал Эдвард), медленно вращающейся под ветром из раскрытого окна. Необъяснимое, подсознательное счастье длилось всего несколько секунд. Но не исчезло, а сменилось реальной радостью: наконец-то, вот она, Новая Зеландия! За окном, с высоты 10-го этажа пятизвездочной гостиницы «Новотель», где Эдвард провел первую ночь после долгого и утомительного перелета из Барселоны в Крайстчёрч, виден на горизонте океан, Тихий океан. Конечно, морской офицер Э.М. Лонг не раз видел и плавал как по Тихому, так и по Индийскому и по Атлантическому океанам. Однажды пришлось даже…. Впрочем, неважно. Всё это было раньше… До того, как однажды в Лиссабоне он узнал нечто важное, нечто, поразившее его. Да, теперь, когда он оказался в этой далекой стране, теперь, где-то в глубинах Тихого океана, может быть, даже недалеко от Крайстчёрча, южного острова Новой Зеландии, или чуть дальше, у островов Кука или Тонга, если повезет, ему удастся открыть одну из тайн океана, тайну, о которой известно, скорее всего, ему одному. Если нет ещё кого-то из страстных любителей истории морских путешествий, кто, как и он, в закрытых архивах Национальной библиотеки Лиссабона когда-то случайно открыл один из дневников мореходов 16 века на той же самой странице….

Немалых трудов стоило Эдварду добиться назначения в эту страну под видом выполнения одного простого поручения, «Одной недели Вам хватит, капитан, — отрезал адмирал Грейс. — А там…». «А там у меня, отпуск, мой адмирал, — поспешил вставить Эдвард. «Ну, значит Вам повезло, счастливчик! Тогда жду через месяц, а результаты операции сообщите по шифрованным каналам через неделю. Да, Вы, ведь не женаты, Лонг? Не вздумайте привезти из Полинезии жену! Учтите: я не в восторге от темнокожих девушек…»

— Слушаюсь, сэр! Значит, привезу белокожую!

Эдвард улыбнулся, вспомнив эту шутку. Он брился в ванной комнате номера, и из зеркала на него глядело лицо молодого мужчины, уже далеко не юноши, но человека, ещё не прикоснувшегося к нерадостным свидетельствам увядания. Слегка смуглая кожа, но не от природы, а от загара; отсутствие морщин на лбу и у серых глаз с четко очерченным узором радужной оболочки, прямой римский нос, широкий в меру подбородок, теперь уже без двухдневной дорожной щетины. Если бы в это время сзади Эдварда находился некий художник-портретист, то в любом повороте головы морского офицера и любителя истории он не нашел бы ни малейшего искажения геометрических пропорций и размеров, установленных непререкаемым гением перспективы Леонардо да Винчи. Однако Эдвард не отличался самолюбованием; напротив, он был бы рад иметь на лице признаки асимметрии, родинки, небольшие шрамы — девушки клюют на эти штучки. Но, как говорится, «девушки потом», и темнокожие, и блондинки. А адмиралам ведомства нужны именно такие, «симметричные» парни…

С чего же начать поиски? Наверное, с архивов Университета Кентербери, который слывет самым информативным хранилищем документов о событиях в Полинезии. Университет и архив были недавно полностью восстановлены после разрушительного землетрясения в Крайсчёрче 2011 года.

От отеля до университета всего пара километров, через огромный парк Виктория, вдоль живописной мелкой речки Эйвон. Там шло сражение: две команды парней и девушек на плоскодонках, управляемых шестами, обливали как и из чего могли своих противников. Эдвард поинтересовался у зрителя-маори: «Что это за игра?». Жирный маори, с головы до ног опутанный амулетами, браслетами, значками и татуировкой, стал объяснять, но новозеландский говор настолько отличался от континентального английского и от пенсильванского американского, что Эдвард ничего не понял. И тут произошел совсем незначительный эпизод, настолько будничный, что и не стоило бы уделять ему внимания. Если бы он не оказался роковым, поломавшим новозеландскую миссию майора Лонга и надолго определившим его судьбу. Впрочем, судьба каждого человека определяется неисчислимым количеством таких прозаических моментов. У впечатлительных людей это порождает фатализм, а у математиков — желание вычислить вероятность реализации цепочки событий, не имеющих причинно-следственных связей.

А случилось всего лишь то, что из проплывающей мимо Эдварда лодки на его отутюженный пиджак и тщательно расчесанные русые волосы хлынул прохладный душ речной воды — смеющаяся рыжеволосая девушка в лодке по-детски радовалась своей выходке. Эдвард ничего не придумал, как заученно, по-американски, улыбнуться и погрозить проказнице рукой. Жирный маори мерзко осклабился и отошел в сторону.

В архив университета Эдвард не попал — служительница у входа указала на постер на стене. Там, на фоне голубого неба и зеленых пальм изысканным шрифтом сообщалась тема и расписание научного совещания этнографов. И в данный момент заседание шло как раз в актовом зале архива. Проходящие молодые люди разъяснили Эдварду, что в архив он сможет попасть только завтра — участники совещания уедут тогда на экскурсию на самый южный маленький островок Новой Зеландии, где ещё живет малочисленное племя аборигенов.

Остаток дня морской офицер в штатском решил посвятить своей официальной миссии — познакомиться с уникальным прибором, так называемым круговым лазером на встречных лучах. О приезде научного сотрудника Массачусетского института персонал установки был предупрежден заранее. Пояснения давал Евгений Шапошников, немолодой русский физик, осевший в Новой Зеландии ещё с начала лихих 90-х годов.

— Главное назначение этого прибора — мониторировать угловую скорость вращения Земли, — начал рассказ физик. — Люди привыкли считать, что Земля вращается вокруг своей оси постоянно с одной и той же скоростью. На самом же деле, эта скорость часто меняется, разумеется, на ничтожно малую величину. Вращение Земли то ускоряется, то замедляется, наподобие того старомодного волчка-игрушку, который можно было «подзаводить» в процессе вращения.

— Я уже рос с другими игрушками, — легкая печаль сквозила в голосе молодого человека.

— Понятно. Принцип работы….

Эдвард почти не слушал объяснение принципа; он заранее проработал все публикации по этому уникальному сооружению.

— Между прочим, лазер смонтирован внутри скалы, которую во время второй мировой предполагали использовать как блиндаж. Поэтому в землетрясение 2011-го наш лазер устоял.

Эту фразу Эдвард услышал — взрывы и прочие катаклизмы были в зоне его профессиональных интересов. На круговой лазер он был направлен адмиралом с заданием выяснить, не фиксируют ли на этой станции запрещенные ООН испытательные ядерные взрывы. Причем, получить нужную информацию, оставаясь простым научным сотрудником.

По завершению встречи Эдвард был приглашен на ужин в дом Шапошникова — очередное звено в цепи судьбоносных событий. Хозяин представил гостю женщин: жену, тоже русскую, и юную девушку. Изумлению Эдварда не было предела:

— Так это Вы!? — И Эдвард пожал протянутую руку, которая не далее, как пять часов назад, окатила его водой.

— Как? Вы уже знакомы? — удивилась супруга Евгения. — Женя, ты, оказывается, ветреная девица: только два дня в Новой Зеландии, и уже имеешь ухажеров!

Последняя фраза была произнесена по-русски.

— О, мне так повезло встретить Вас! — защебетала маленькая гибкая Женя — Теперь я имею возможность извиниться за мою шалость! Мы там, на реке, разбаловались, как дети, право… Так было весело! Извините, пожалуйста. Надеюсь, ваш костюм не пострадал?

Во время этой длинной тирады Женя стыдливо придерживала левой рукой верхнюю пуговицу жакета, которая была готова оторваться и выставить на обозрение часть её женских прелестей.

— Скорее, повезло мне. Не каждому мужчине удается дважды в первый же день пребывания в чужом городе встречать одну и ту же очаровательную девушку! Вы, вероятно, тоже русская, хотя в Вашем превосходном оксфордском я не уловил славянского акцента?

— Да ну Вас, право! Не люблю комплиментов!

И Женя плотнее прижала руку к груди.

— Наша племянница училась как раз в Оксфорде, — поспешила вставить тетушка. — Причем закончила с отличием. Сейчас ей, как аспиранту, финансировали поездку на симпозиум этнографов. Мы очень рады повидаться с Женей — последний раз видели её маленькой девочкой. Мы звали её тогда «золотой рыбкой».

— Наверное, за цвет прекрасных волос. — догадался Эдвард.

— Конечно! А теперь вот, видите — невеста!

— Тетя! При чем тут невеста?

Но взгляд девушки всё-таки стрельнул в сторону молодого человека.

Поздним вечером Женя вышла с новым знакомым на улицу, чтобы «указать путь к его отелю». Эдвард с нежностью смотрел на девушку, слегка освещенную светом далекого уличного фонаря. Она по привычке держала левую руку у груди.

— Я читал сказку вашего Пушкина. У золотой рыбки положено просить исполнения любых желаний.

— Американцы всегда хотят многого. Золотых рыбок на всех не хватит, — отшутилась Женя.

— У меня одно, совсем маленькое желание. Пожалуйста, позвольте пуговке вашего жакета расстегнуться. Вечер-то жаркий.

Эдвард рассчитывал, что такая бестактность вызовет гнев Жени, наложит мрачную тень на их отношения и поможет ему освободиться от нарастающей тяги к этому маленькому, уютному существу, становящемуся всё ближе и ближе. Однако случилось совсем другое. Отведя взгляд в сторону, к океану, девушка тихо, еле слышно сказала: «Пусть расстегивается…».

Слегка ошарашенный, Эдвард машинально протянул было руку к жакету, но вместо этого нежно обнял Женю за узкие плечи и мягко, осторожно поцеловал её в нервно трепещущие губы…

После этого многообещающего вечера Эдвард ожидал сигнала от Жени на следующую встречу через дядю физика — ведь он сам забыл спросить у девушки номер её телефона. Но дядя ни словом не обмолвился с гостем про племянницу за три последующих дня. «Может быть, к лучшему, — успокаивал себя влюбленный. — Связи с русскими девушками не одобряются адмиралтейством».

Всё-таки на третий день, после работы в лазерном бункере, Эдвард сделал крюк по дороге в отель и присел на лавочку у главного входа в архив Университета. Ровно в шесть часов зазвонил колокол на восстановленной после землетрясения колокольне Кафедрального собора, и из дверей здания посыпались этнографы — участники симпозиума. Какой великолепный калейдоскоп, или цветник, представляла эта шумная толпа представителей всех рас, народов и племен мира! Не цвет кожи, от белого, как снег, до черного как уголь, поражал воображение — поражало разнообразие одежды. Вперемежку шли молодые люди в пиджаках, халатах, жакетах, маечках, теннисках, хитонах, сари, просто с голым мускулистым торсом или в татуировке вместо рубашки, в юбках, брюках, килтах, джинсах, шароварах, трусиках, и даже с набедренными повязками. На ногах белые башмаки, туфли на высоченных каблуках, сапоги, мокасины, тапочки, сандалии на деревянной подошве, босые ноги с невероятным педикюром или ногтями, превышающими длину пальцев. А на голове — панамы, кепи, бейсболки, сомбреро, еврейские кипы, тюрбаны, отблескивающие бритые черепа. Очарованный этим символом единства земли, этой гармонией противоположностей, гармонией естественной, проистекающей из любопытства, из любви к знаниям и к жизни, а не той, которую пытаются устроить на Земле генералы глобализации.

К задумавшемуся Эдварду подбежала Женя:

— Наконец-то я нашла тебя!

— Значит, я тебе не равнодушен?

— Да ну, оставь! Я о другом…. Пойдем в кафе «Рандеву», здесь близко. Очень уютное. А то вон глаза таращат на нас!

Кафе действительно было необычно. Отдельные столики располагались среди высоких растений, и посетители не видели друг друга. Парочка уселась под широкими, обнимающими листьями папоротника.

— Эдвард, у меня сегодня праздник, — начала Женя. — Я получила письмо!

Понятно, как воспринимает влюбленный мужчина известие о письме, от которого счастье светится в глазах его девушки, если это письмо писано не им самим. Эдвард нахмурился и увлекся сворачиванием оригами из бумажной салфетки.

— Тебе не интересно? — обиделась Женя. — Пожалуйста, порадуйся вместе со мной! Тебя оно не должно огорчить. Скорее всего, останешься равнодушным, но для меня это… это, как бы правильнее выразиться… билет в настоящую науку, — говорила девушка, доставая в это время из рюкзака большой почтовый конверт DHL Post. Из ранее вскрытого конверта она извлекла объемистый файл документов.

— Вот письмо со штампом Музея писателей в Эдинбурге. Прочитай, пожалуйста!

Вид красивого бланка официальной организации вернуло приунывшему морскому капитану хорошее настроение. В письме коротко сообщалось, что «Вашу просьбу мы адресовали членам шотландского общества друзей Роберта Льюиса Стивенсона, и с их помощью удалось найти в архивах нашего великого соотечественника документ, безусловно, интересный для Вашей работы…»

— И ты, Женя, надеюсь, сейчас же расскажешь мне о своей работе, — только из вежливости попросил капитан. — Бой! — крикнул Эдвард стюарду-маори. — Два пива с крабами!

— Нет, Эдвард — лучше вина. Ведь у меня праздник.

Женя выложила на стол несколько листов рукописи, ксерокопии, аккуратно сложенные в прозрачный файл. Скользя пальцами по гладкой поверхности пленки, Женя пояснила:

— Это копии двух писем Стивенсона своему племяннику, Ллойду Осборну, 1891 года. Писатель тогда жил на острове Уполу, в архипелаге Самоа, вместе с женой и другими членами семьи. Ты, конечно, знаешь географию Тихого океана? О, извини, Эдвард! Что я говорю — я же сижу рядом с моряком! Это всё от радости, никак не отойду.

— Я не моряк, Женя, строго говоря…Но географию знаю. Продолжай дорогая…

Эдвард положил руку на тонкие пальцы девушки.

— У них сложились очень дружественные отношения с коренным населением…

— Как у нас? — пошутил Эдвард.

Женя молча приняла ласку друга и продолжила рассказ.

— В письмах к племяннику Стивенсон подробно излагает одну легенду, которую слышал от старого туземца. Якобы когда-то в одном тайном месте жил Сын Солнца, главное божество людей Уполу. Общаться с ним могли только вожди племени, и только редко и в строго определенное время. Сын Солнца указывал вождям как поступать в трудной ситуации. Но однажды Сын Солнца покинул народ Самоа. И больше не вернулся…

Женя, рассказывая, смотрела на руки Эдварда, мягко касающиеся её руки. Речь её была лишь аккомпанементом к тому приятно-возбужденному состоянию, когда человек готовится к отплытию в рай покоя и счастья. И девушка не заметила, как рука Эдварда похолодела в тот момент, когда она первый раз упомянула Сына Солнца.

* * *

А Эдвард застыл в изумлении от неожиданного совпадения тайной мечты двух людей, всего несколько дней назад живших на противоположных точках большого глобуса. А как будет удивлена Женя, когда сейчас узнает от негоо его тайном желании, сказочным образом совпадающем с планами этой русской девушки, будущего этнографа! О том, как пару месяцев назад он рылся в исторических документах библиотеки Лиссабона, злой, недовольный из-за полученного от адмирала дурацкого задания составить коллекцию рисунков фигур на бугшпритах португальских галеонов (сын адмирала писал диссертацию на эту тему, черт бы его побрал!). И отвлекла его тогда от скуки и привлекла своей странностью запись на желтой, наполовину истлевшей странице дневника судового врача с корабля шестнадцатого века «Надежда». Привлекла сначала картинкой, которая изображала туземную пирогу с балансиром, видимо впервые увиденную этим врачом. И фигуру туземца, темнокожего мальчика-подростка, худенького, но ширококостного. Мальчик стоял у мачты, задрав голову вверх. Эдварду почему-то захотелось узнать про историю этого мальчика, оказавшегося на португальском судне. Через неделю, уже вернувшись в Америку, он получил по электронной почте полный английский подстрочный перевод дневника того древнего Эскулапа. Труд небогатых португальских библиотекарей щедро оплатил адмирал (в одной корзинке с картинками бугшпритов). Эдвард не интересовался, как прошла защита диссертации ленивого сынка адмирала, но записки врача запали ему надолго.

— Эдвард, что с тобой? Ты не любишь легенды?

Привычка или навыки офицера службы безопасности удержали Эдварда от немедленного рассказа. Изумление постепенно прошло, потеплевшие руки стали вновь греть нежные белые пальчики.

— Нет, нет…. Продолжай, Женя. Мне приятно слышать речь счастливой девушки.

— Сам Стивенсон был готов поверить в существование чего-то, может быть, очень давнего, что послужило для суеверных туземцев основой этой красивой легенды. Я чувствую тоже самое. И я постараюсь найти свидетельства истинности или же сказочности событий этой легенды. Эдвард, это будет моя магистерская работа, а, может быть, и профессорская. Теперь у меня есть всё, что нужно для начала интересного этнографического поиска. Ты сомневаешься?

— Я одобряю твои планы. Но сомневаюсь, что у тебя «всё есть».

— Ты думаешь, если я маленького роста и не имею жизненного опыта, как у тебя, то не справлюсь? «Чили мал, да верзилу повалит» — это поговорка народов Юго-Восточной Азии.

— Я, Женя, не такой романтик, как ты. Во-первых, столько едкости и горечи, сколько в зеленом перчике, я у тебя не замечал.

— Может быть, всё впереди? — лукаво отреагировала девушка.

— Не думаю. Во-вторых, где твоя виза на пребывание в Самоа? Не забудь — это ведь независимое государство, а не часть Новой Зеландии. И третье. Извини, Женя, но позволь мне иметь сомнения в твоей кредитоспособности для такого долгого предприятия. Ты ведь не жена, я думаю, русского олигарха?

— Нет, нет, — поспешно ответила Женя, вновь прикоснувшись к руке Эдварда, который в это время наполнял бокалы красным вином. — Ни олигарха, ни бомжа.

— И самое главное, чего тебе не хватает: это хоть какого-то, самого ненадежного, самого маловероятного, пусть только намёка на что-то реально существовавшее…

— Тогда выпьем за то, чтобы такой намек я получила бы как можно быстрее!

— Тост принят!

Эдвард отпил ароматное вино, поставил бокал с майорийским орнаментом на столик.

— Кстати, кто такой «бомж»?

Женя объяснила.

— Да, у нас есть такие же. По-английски — tramp.

И только сейчас, стараясь не выдать своего нетерпения и торжества, негромко, как бы не для Жени, а просто так, произнес:

— Тост был к месту. У меня есть такой намек…

 

Бабушка рассказывает, а «Танатина бродит»

— Ребята, дайте мне портфель, который Вы нашли на чердаке, — сказала бабушка, возвратившись из леса. Это было уже к вечеру, когда острые верхушки елок покрасил закат. В отсутствие бабушки Павлик укорял друга. «Зачем ты расстроил её? Она ведь может и заблудиться в чужом лесу».

— Что значит «в чужом»? Твоя бабушка почти всю жизнь провела в России. Она придет, обнимет нас и всё расскажет, — успокаивал Родик.

Бабушка с портфелем ушла в свою комнату и вышла, когда услышала, как проголодавшиеся мальчики стучат крышками пустых кастрюль. Глаза бабушки были ещё влажные от слез:

— Ну, вот, дорогие мои мальчики, вы, умные догадливые, знающие полинезийский язык…

— Нет. Валиса Павловна, я не знаю… — оправдывался Родик.

— …а не умеете приготовить себе ужин, — и мягкая улыбка красивой самоанской бабушки восстановила мир и спокойствие. Бабушка обняла обоих мальчиков.

— Павлик, я тебя очень люблю, и я виновата перед тобой, скрывая свою прежнюю жизнь. Но я не могла иначе. Родик помог, он молодец. Теперь я должна и хочу рассказать вам то, что вы не сумели узнать из содержимого красивого блокнота. То, что частью содержится в других тетрадках, а частью — в моей памяти. И вы поймете меня. А мне станет легче. А пока погуляйте, до ужина.

После ужина был затоплен камин, и ребята, расположившись на теплом деревянном полу около бабушкиного кресла, приготовились слушать её рассказ: «Вскоре после окончания мореходного училища дедушка (тогда он не был ни дедушкой, ни папой — он был молодым человеком, крепким, красивым, как на той фотографии, что висит в нашем доме; ты видел, Родик) дедушка был назначен на военное судно, замаскированное под научно-исследовательское, а истинная цель миссии была неизвестна команде. Со всех членов команды взяли расписку о неразглашении в течение 30 лет всего, с чем они столкнутся в процессе рейса. Позднее дедушка случайно узнал действительную цель миссии — найти следы якобы произведенного американцами запрещенного подводного ядерного взрыва.

К берегу нигде не приставали. Дедушка в основном выполнял разовые задания в качестве легкого водолаза (акваланг и пр.) Однажды судно вышло к краю одной из океанских впадин в южной части Тихого Океана. Руководитель экспедиции предупредил всех, что вскоре предстоит сложный и секретный экскурс на склон впадины, и ещё раз напомнил о необходимости хранить тайну обо всем, что водолазы там увидят.

Дедушка стал спускаться по склону в паре с товарищем. Нашли вход в пещеру, и дедушка поплыл внутрь, а напарник остался страховать. В глубине пещеры склон резко пошел вверх, и в конце концов аквалангист выплыл на поверхность воды — внутри пещеры оказался воздушный мешок! Выйдя на каменный выступ, дедушка ощутил обжигающий жар: под ним, на водной поверхности за выступом было море света! Светился, как солнце, вращающийся на воде круг, переливаясь цветами радуги. Зрелище было необыкновенное и ошеломляющее, и наблюдатель, то есть дедушка, не сразу вспомнил о том, что надо докладывать на судно.

— А как же он мог докладывать из-под воды, из пещеры? — полюбопытствовал Родик. — Ведь электромагнитные волны поглощаются в воде.

— В воде, Родик, используют специальную, акустическую связь. Но в тот момент водолаз находился вне воды, и он включил радиопередатчик. На судне не сразу догадались прослушать радиоканал, да к тому же дедушка был взволнован, и его путаную речь не поняли. Не успел он описать всю увиденную картину, как вдруг раздался оглушительный удар. Неожиданно откуда взявшаяся волна смыла наблюдателя с карниза, и быстрое течение понесло его из пещеры со скоростью поезда, ударяя о каменные стены на каждом повороте. От удара испортился клапан акваланга, и дедушке удалось выбраться на поверхность едва живым. Его напарник и корабль исчезли, хотя поверхность моря была спокойна. Видимо, произошел толчок землетрясения. Через два дня истощенного дедушку, с трудом державшегося за обломок деревянного фальшборта какого-то затонувшего судна, выловили туземцы. Он долго болел, полностью облысел. С туземцами он прожил более десяти лет…»

Бабушка замолчала, задумавшись. Павлик посмотрел в её глаза и понял — она где-то далеко. Она смотрела туда и видела то, чего не видят сейчас мальчики.

— Ребята, уже поздно, и я устала. Давайте в другой раз продолжим рассказ о приключениях дедушки.

— И бабушки, — вставил Родик.

* * *

На девятый день Павлик напомнил бабушке о том, что надо посетить могилку дедушки.

— А Танатина всё бродит и бродит… — услышал Павлик в ответ одну из пословиц бабушки.

— Какой-такой Атанатина? Может быть, Тарантино?

— Тот, которому нужен наш тайник, внучек. Тайну Сына Солнца мы должны хранить.

— А память о дедушке не должны!? Давай, навестим дедушку! Бабуля, давай, поедем! Родик обещал сиреневых душистых роз нарезать на могилку. А его папа нас отвезет и привезет обратно.

Бабушка обняла внука, и родственные души поплакали всласть.

На кладбище поехали все четверо: Павлик с бабушкой и Родик с отцом. Когда показался последний поворот перед въездом на кладбище, бабушка вдруг попросила папу Родика остановить машину метров за сто до ворот, а самому оставаться около машины, пока они не вернутся. Тот удивился, но согласился «побродить по лесу, поискать грибы» (какие грибы в июне!). «Как с машиной Вадима» — вспомнил Павлик.

На обратном пути папа Родика не преминул спросить бабушку о её странной просьбе.

— Есть такая примета — если возница («это папа-то возница!» — усмехнулся про себя Родик) родственников покойного войдет вместе с ними на погост, то он вскоре сам там окажется, — объяснила бабушка.

— Что-то я о такой примете не слышал, — возразил папа.

— Потому что это примета сам… — Родик не успел произнести слово-табу: Павлик, не стесняясь, крепко-накрепко зажал рот своему неосторожному другу.

А через день «танатина» всё-таки появился….

* * *

Близился закат, и бабушка сказала, что сегодня она расскажет самое интересное — как дедушка помог самоанскому вождю найти Сына Солнца.

— Значит, дедушка видел в пещере сына солнца? — хором закричали ребята. — Он живой, как сын? Как мальчик? Или как солнце?

— Тише, тише! Табу на это слово! В зарослях случится — в деревне заговорят.

— Мы знаем, Валиса. Рот на замке.

— Готовьте хворост и дрова — будем сидеть у костра.

— Как там, у вас?! Под пальмами, тетя Валиса? Ура!

Бабушка улыбнулась:

— Да, как на островах. У костра будет жарко, вы можете легко одеться.

Павлик понял намек бабушки так: на них должны быть только набедренные повязки.

— Ну а как же… без плавок? — растерялся Родик.

— Одень. Под повязкой не будет видно.

Подальше от дома, у самых кустов колючего барбариса, надежно защищающего от непрошенных гостей, ребята развели костер, нарвали много крупного папоротника и натыкали его вокруг.

— Как в Полинезии! — гордился своей выдумкой Родик.

Появилась бабушка… Нет, не бабушка — в свет ночного костра вошла девушка с рисунков в дедушкиной тетради! Босая, в цветастой короткой юбочке, плечи и грудь едва прикрывала накидка желтого ситца. Темная кожа в отблесках костра отливала начищенной бронзой и гармонично, мягко оттеняла простые лоскутки ткани, превращая их в дорогие шелка и бархат. На голове, естественно и кокетливо красовался венок ромашек.

Если бы на месте подростков у костра стоял взрослый мужчина, он смело поспорил бы, скажем, на 20 тысяч рублей, что этой женщине неизвестного возраста не более 20 лет. Но вместо взрослого мужчины у костра стоял Родик, который тут же упал на бревно, и продолжал лежать, глядя на волшебное видение. Не забыв, однако, оправить задравшуюся набедренную повязку из пионерского галстука отца. Павлик, напротив, вскочил и слегка попятился назад:

— Это ты, бабушка? Ну, клёво!

Волшебный призрачный свет костра с его сполохами и танцами отсветов на листьях преображал русский садовый участок в экзотический уголок тропического леса, а их самих — в жителей туземной деревни.

Расселись на бревнах, и бабушка продолжила рассказ: «Много лет жил твой дедушка, Павлик, в нашей деревне. Он давно вылечился, научился разговаривать по-нашему. Однажды вождь пригласил дедушку к себе (он тогда был ещё молодой, не вождь — твой дедушка), угощал кавой («Я знаю — это такой праздничный напиток!» — проявил эрудицию Родик). Да, верно, Родик. И сказал Азахау — так произносили имя дедушки на Самоа — что пора ему рассказать о тайне, которую он произносил в бреду, будучи больным. Произносил слова, которые у нас табу. И дедушка поведал вождю о странном огне под землей. Вождь сразу впал в транс, как говорят белые. Он решил, что это и есть огонь Сына Солнца, который они давно, 12 или 15 жизней (то есть, поколений) назад потеряли. «Он пропал, а ты нашел его, Азахау! Ты настоящий мау! Ты будешь нашим вождем! «Но я не знаю, как найти этот огонь» — возразил дедушка. «Ищи, ищи, быстрее и сколько хочешь, пока не найдешь! Выбери себе любую девушку и женись, расти детей и ищи. Когда найдешь, станешь вождем — ведь только вождь и мау могут общаться с Сыном Солнца!»

Когда наши рыбаки нашли дедушку в океане, мне было только пять лет. В десять лет белый чужестранец стал засматриваться на меня. В четырнадцать лет выбрал меня своей женой. Я помогала мужу искать пещеру Сына Солнца. Он помнил, что пещера начинается на небольшой глубине, всего 4–5 метров, на береговом крутом откосе острова, но на каком из островов — он не мог знать. Помнил только, что до огненного круга плыть под водой нужно долго. Мы ныряли по двадцать-тридцать раз в день, на берегах всех больших и малых островов нашей страны (бабушка избегала слова «Самоа», будто кто-то мог слышать здесь, в глухой деревне, ночью. «Слышит каждая ящерица и кузнечик» — отвечала она пословицей на возражения ребят). Заплывать глубоко в пещеры не хватало воздуха. И только после того, как большая лодка с десятью гребцами и мужем сплавала на соседние чужие острова с большими лавками и привезли странный аппарат («Акваланг! Для дыхания под водой!» — это, конечно, опять всезнайка Родик выпятился). Да, акваланг помог — дедушка нашел то, что искал. Только оно…»

Бабушка прервала речь:

— Тихо… В кустах кто-то есть…

Ребята прислушались.

— Нет, тихо всё… Это ветер… — утверждал Павлик.

Бабушка продолжила, поглядывая на кусты:

— На чем я кончила?

— Только оно… — подсказал Родик.

— Оно было не таким…

В этот момент за кустами барбариса послышался уже не шорох листьев, а настоящий шум, похожий на шум борьбы, с ясно различимыми придыханиями и приглушенными выкриками. Вдруг раздался выстрел, затем звук шагов убегающего человека или животного, и из кустов, скрипя зубами (как без этого продраться сквозь кусты барбариса!) вылез темный силуэт человека. Большого, с дубиной в руке. Вся «полинезийская» компания собралась бежать в дом, но, заметив, что человек одной рукой зажимал плечо другой руки, по которой текла кровь, остановилась.

— Помогите зажать рану, — попросил незнакомец русским, языком, с гортанным акцентом.

Когда он вошел в яркий круг света костра, то надуманные декорации полинезийской деревни вдруг превратились в реальность: почти обнаженный человек имел коричневый цвет кожи, крупный нос с раздутыми ноздрями и татуировку на руках, груди и бедрах. Настоящий полинезиец!

Ребята удивленно уставились на бабушку — не она ли устроила этот спектакль? Павлик даже сделал пару хлопков в ладоши, воздавая должное фантазии милой и умной бабушке. Но та была удивлена не меньше ребят и испугана.

— Ты русский? — осторожно спросила она незнакомца. Тот ответил бабушке на каком-то незнакомом языке и попытался улыбнуться, но рана, вероятно, причиняла ему боль.

— Он — самоанец! Настоящий! — радостно перевела бабушка ребятам.

— Не бойтесь, они убежали, — опять по-русски произнес раненый. — Ребята, принесите в дом всё, что найдете там, за кустами.

За кустами, побродив с фонарем, ребята нашли кусок провода, такого, каким соединяют гаджеты, с одним разъемом; другой был оторван. Ещё подняли с земли шапочку с длинным козырьком, синюю, безо всяких знаков и надписей.

— И это всё? — удивился незнакомец. Бабушка обрабатывала ему скользящую огнестрельную рану, а тот рассказывал ей что-то по-самоански. Когда вошли ребята, он перешел на русский:

— Вы что, думаете, что я так и хожу по деревне голый? Дикарь с дубинкой с острова Робинзона? Пятница? Зайдите подальше в лес, левее участка. Там моя одежда. Не бойся, тетя Валиса, — эти шпионы убежали.

— Известна ли мальчикам история с Сыном Солнца, тотемом нашей аинги? — спросил у Валисы новый знакомый, пока ребята искали в лесу его одежду.

— Они знают, Полеа. Они внимательно ознакомились с дневником Азахау, который я не сумела хорошо скрыть. Эти парни — настоящие Шерлоки Холмсы!

— Значит, у Азахау был дневник!? И он записал там всё, что связано с Сыном Солнца? Теперь мне понятно, что эти двое, которые подслушивали ваш разговор у костра, охотятся за дневником!

Тем временем ребята вернулись, и после того, как Полеа переоделся, вернее, просто надел принесенную рубашку в полоску и джинсы (кеды, сырые от росы, оставили сушить у печки), он начал рассказ:

— В молодости я учился в Москве, в университете Патриса Лумумбы (был когда-то такой для молодых друзей Советского Союза из Африки, Азии и Океании). Потом вернулся на родину, на свой остров Уполу.

— Я знаю! Это второй по величине остров Западного Самоа! — Родик бывает невыносим со своим постоянным желанием проявить эрудицию!

— Сына Солнца, покинувшего нас много жизней назад, твоя бабушка, Павлик, с твоим дедушкой, нашли на одном из островов. Перед вашим отъездом в Новую Зеландию фоно аинги предупредило Азахау, что упоминание о месте жизни и сна Сына Солнца есть табу.

— В дневнике муж ни разу не нарушил это табу, — поспешила бабушка заверить Полеа, — Он нигде не записал, что огненный круг — это сын Солнца, в его тетради ни разу не упомянут остров, где Он живет…

— Я знаю! — тут же выкрикнул Родик, но Полеа так сурово взглянул на всезнайку, что Родик, опустив голову, пробормотал:

— В тетради нарисован абрис маленького острова, похожий на летящую птицу… Такой островочек есть около Уполу. Я подумал, что…

— Думы никто не узнает, а слова можно записать на диктофон. Это и делали те двое, за кустами, которых я испугал своим диким видом и огрел дубинкой. Жаль, пистолет не успел вырвать. Ладно. Главное вот что: меня послал сюда вождь, чтобы найти Азахау.

Полеа умолк ненадолго, и даже одетый, он вновь стал похож на туземца, поклонника своих богов:

— Сын Солнца опять покинул нас… Два года назад. Он или уснул, или переселился в другое место. Вождь думает, что Азахау мог бы вновь вернуть нам наш тотем. Боги назначили Азахау своим тулафале. Я собирался просить его об этом, но…

— Как же ты добрался до России? — прервал неловкое молчание Павлик.

— Я использовал приглашение на международный симпозиум по проблемам ядерного синтеза, «Жизнь без урана», который сейчас идет в вашем наукограде.

— Он умер, Полеа… Мой муж умер…

— Я глубоко сочувствую тебе, Валиса. Я сильно огорчился, когда узнал это по приезду в город. И был в отчаянии — потеряв Азахау, я мог бы и тебя не найти, Валиса, чтобы выразить нашу боль от этой потери. Хорошо, что я увидел вас на кладбище в сороковой день.

— А как же Вы оказались на кладбище именно в сороковой день? — с каким-то подозрением выступил Родик.

— Это же элементарно, Холмс! Я долго жил в России, и знаю обычай православных посещать могилу умершего на сороковой день.

Родик получил по заслугам от «туземца» — всё знаешь не только ты, ботаник!

* * *

— Валиса, тебе надо посетить Самоа. И как можно скорее: кто-то охотится за Сыном Солнца…

— Полеа, как же я смогу вызвать Сына Солнца?! Я же не бог…

— Ты, видно, забыла, что покинула Уполу в ранге вождя? Это теперь твой долг.

— Не знаю, чем я смогу помочь деревне…

— Не бойся — боги помогут вождю.

— А с кем оставить Павлика? Он даже по меркам Самоа ещё не в возрасте воина…

— Это — не вопрос. Павлик серьезный парень.

Разговор этот между Полеа и бабушкой состоялся ночью, когда ребята спали. Утром, за блинчиками, Валиса, как бы между прочим, произнесла:

— Я должна на время отлучиться…

— На Самоа? — брякнул Родик, уминая обильно смоченный сметаной блинчик.

— Ты… это… мальчик, шпионишь, что ли?

— Я просто так, пошутил. А разве это правда?

— Полеа передал решение фоно… Я должна ехать на Самоа вместе с Полеа.

«Ну, и Родик-уродик! — подумал Павлик, — Не только эрудит, но и этот, как его? Экстравагант… нет…эстрасенс!». А вслух закричал:

— Ура! Едем на Самоа! Едем все вместе!

— Ты что это задумал? Кто это тебя отпустит? Мы позовем твою маму, а лучше, если она вернётся хотя бы на время домой вместе с папой.

— Да, ну, бабушка! Это же так клёво — в Полинезию, на мою историческую родину!

А Родик запел:

— Причем тут Таити? — удивилась бабушка.

— А так пели моряки капитана Кука — ведь на Таити самые красивые девушки…

— Русские тоже хороши — оставайтесь здесь, ребята.

В этот же день Родик послал е-мейл отцу Павлика с просьбой Валисы как можно быстрее приехать в Вязну — она, якобы, срочно ложится в больницу, а Павлика оставить не с кем. Ответ пришел к вечеру: «О,К! Пусть Павлик едет к нам в Женеву — сейчас в городе находятся на симпозиуме двое моих знакомых, они согласились оформить документы на Павлика, сопроводить его до Москвы и посадить в самолет до Женевы. Я его там встречу».

Бабушка удивилась тому, как спокойно Павлик согласился с предложением отца. «Наверное, повзрослел».

Весь следующий день Павлик провел в доме Родика, а в полицейский участок города Вязна поступил сигнал из секретариата симпозиума о неожиданном исчезновении двух известных российских ученых.

 

«Подлый обманщик»

— Тост был к месту. У меня есть такой намек…

И Эдвард начал рассказывать Жене о своем посещении Национальной библиотеки Лиссабона, о каравеллах и бугшпритах, о глупом сыне своего адмирала. Женя жадно слушала морского офицера, понравившегося ей мужчину, и с бьющимся сердцем ждала обещанного «намека».

— И вот, листая желтые листы дневника одного португальского врача шестнадцатого века, я обнаружил…

— Ну что, что ты обнаружил? — торопила девушка.

— … очень даже важное для твоей диссертации — запись об одном событии…

В этот момент Эдвард услышал знакомый и очень неприятный для него вызов телефона адмирала.

— Извини, Женечка, я должен ответить на звонок.

Адмирал требовал от своих подчиненных немедленно отвечать на его вызовы, где бы они ни находились: в момент игры в теннис, в полете на парашюте, в туалете, прыгая с вышки в бассейн, даже находясь на операционном столе. А уж свидание с девушкой адмирал вообще не принимал во внимание. Эдвард встал из-за стола и слушал адмирала, отойдя к кусту рододендрона. Приказ адмирала был краток: «Завтра утренним рейсом летите на Самоа. Инструкции получите через час в гостинице».

Эдвард не сразу понял, радоваться ему от нового задания начальника или огорчаться. Путь к Самоа совпадал с его планами, но не хотелось так быстро расставаться с Женей. Нескольких неторопливых шагов от куста рододендрона до кресла, где ждала его милая подруга, хватило для выработки оптимального плана.

— Женя, я очень огорчен, но вынужден немедленно расстаться с вами….

— Как «расстаться»? Я тебя чем-то огорчила?

— Вовсе нет, дорогая Женни. Всё не так плохо, скорее, хорошо. Мы расстаемся только до завтра. Я срочно лечу на Самоа по делам службы. И ты, как я понял, планировала такую поездку, не так ли?

— Но кто-то только что уверял меня, что это не так просто.

— Тем не менее, предлагаю вместе лететь на Самоа. Завтра же. Утренним рейсом. Согласна?

— Но виза… билет… Я не знаю, успею ли.

— Оставь это мне. Паспорт с собой?

Девушка кивнула, не в силах что-то говорить от нахлынувших чувств. Молча достала из сумочки паспорт и положила на столик.

— Осторожнее, Женя. Здесь на столике сыро от росы.

Эдвард пролистал паспорт и положил его в свой нагрудный карман.

— Видишь, ты теперь ближе к моему сердцу. Помни, Женя: у тебя только одна забота — собраться к утреннему рейсу, там тебя будет ждать виза, билет и твой покорный слуга. Извини, мне пора.

Целуя девушку, Эдвард шепнул ей на ушко: «В самолете и расскажу суть моего намёка, идет?»

* * *

Женя ждала Эдварда Лонга у табло аэропорта. Морской офицер опаздывал. До окончания регистрации на рейс до Апиа оставалось десять минут. «Что-то с ним случилось?» Женя набрала номер телефона Эдварда. На вызов ответил механический голос: «Номер, который вы набрали, не существует». Второй и третий набор дал тот же результат. Не успела Женя до конца обдумать, как же это так получилось («либо я неправильно записала номер, либо…что?»), как к ней подошла девушка в униформе и предложила поспешить к стойке регистрации:

— Мэм, ваш билет и паспорт находятся у регистраторши, поспешите сдать свой багаж.

Дальнейшее прошло для Жени так, будто она всё видела со стороны. В сознании была только одна мысль: почему он не пришел? А всё, что происходило, происходило без её участия, как бы не с ней. Она безмолвно следовала указаниям вежливого персонала, она безучастно ждала посадки в самолет, она неторопливо плелась в очереди на посадку. И только когда уселась в кресло «В» между толстым то ли китайцем, то ли японцем, у прохода и изящным молодым человеком у окна, вдруг осознала, что она всё-таки летит на Самоа, пусть без милого Эдварда, но летит к своей мечте. «Пусть он остается со своим адмиралом! Пусть! Я раскрою тайну сына солнца и без помощи американских офицеров!» Так уговаривала себя Женя, и даже не заметила, как самолет оторвался от взлетной полосы.

— Леди и джентльмены! Наш самолет покинул аэропорт Крайсчёрча и взял курс на Сингапур. Просьба не отстегивать ремни и оставаться на своих местах до полного набора высоты.

«Что она сказала? Сингапур? При чем тут Сингапур?»

Женя обратилась к китайцу:

— Извините, самолет летит на Самоа через Сингапур?

Китаец её не понял, но закивал головой, улыбаясь:

— Сингапур, Сингапур…

Юноша у окна понял Женю, и не повернув головы, бросил.

— Это рейс на Сингапур, мисс. На Самоа самолет летит через полчаса после нас.

— Как же так? У меня билет на Самоа….

До конца не понимая случившегося, Женя с отчаянной надеждой посмотрела на юношу, ожидая от него что-то вроде «я пошутил» или «Вы меня не так поняли». Но молодой человек с удивлением взглянул на странную пассажирку и нажал кнопку вызова стюардессы. Узнав причину вызова, стюардесса слегка заволновалась — она знала, что подобное случается, но сама сталкивается с этим впервые:

— Успокойтесь, мисс. Покажите, пожалуйста, Ваш билет. Не торопитесь, можете отстегнуть ремень — он Вам мешает…. Вот, видите, всё верно: Вы летите в том самолёте, который Вам нужен. Рейс N 1543 Крайсчёрч — Сингапур, далее пересадка на рейс до Москвы. Вы русская?

Женя кивнула.

— Значит, летите домой. Всё в порядке. Кто-то, верно, подшутил над Вами, сказав, что в Сингапур надо лететь через какое-то Самоа. Вот, выпейте, успокойтесь.

Вторая стюардесса принесла теплый чай с успокоительной добавкой. Руки Жени тряслись от волнения, напиток расплескивался на столик и на брючки девушки. Успокоиться она могла бы, только плюнув в лицо тому, кто «пошутил». Но он, скорее всего, взлетает сейчас с аэродрома Крайсчерча, и его самолет «берет курс на Самоа». «Подлый обманщик и палач!»

А «подлый обманщик и палач» накануне вечером в гостинице получил из рук посыльного конверт с секретным заданием. Капитану Э.М. Лонгу предписывалось расследовать причины загадочного подводного свечения в районе Западного Самоа в 70-е годы, о котором было кое-что известно разведке. Предполагалось, что русские произвели испытания какого-то оружия. Событие было забыто, но недавно получены агентурные сведения о том, что русские проявляют интерес к этому явлению.

Лонг закончил чтение задания с бьющимся от радости сердцем. Счастливое стечение обстоятельств дает ему уникальную возможность осуществить свою личную мечту с помощью целой группы опытных и оснащенных современной техникой сотрудников разведывательного управления ВМС США!

Посыльный подождал, пока Лонг дочитает приказ и сказал:

— Господин капитан, адмирал просил напомнить Вам, что об этом предприятии русская девушка не должна знать ни слова.

— Откуда, черт, он знает о… — вспылил Эдвард, но тут же осекся. — Извините. Передайте адмиралу, что я принял к сведению его напоминание о долге американского солдата!

Когда посыльный ушел, Лонг пустился в длительный марафон ходьбы от одного угла номера к другому. Десятки вариантов решения проблемы с Женей были продуманы и отвергнуты. Наконец, выход, кажется, был найден, и капитан спокойно уснул.

* * *

Прибыв в здание аэропорта за час до рейса на Самоа, Эдвард не нашел Женю. У стойки его заверили, что такая девушка не регистрировалась на самоанский рейс. «Значит, раздумала. Жаль. Не получилось встречи на Эльбе. Что ж, расследование будет целиком американским». Даже опытному разведчику Эдварду Лонгу не пришла в голову мысль о коварном плане адмирала, устроившего замену билета русской девушки Жени.

 

Портфель раздора

Знакомые отца Павлика нагрянули быстро и неожиданно, в отсутствие бабушки и Полеа. Туземец отправился в город на подготовку отъезда с Валисой в Полинезию, а та ушла в соседнюю деревню купить козу. Она постоянно говорила, что «Павлику нужно пить козье молоко. Пока еще эти знакомые прибудут». Но Родик был другого мнения: «Твоя бабушка просто соскучилась по дойке коз — они там в Полинезии только и делают, что доят коз». Кто был прав — неизвестно, но Павлик-то точно знал — ни доить козу, ни пить молоко он не будет. Как будто в воду глядел.

Цветной сарафан бабушки Валисы скрылся за деревьями, а через четверть часа на пыльной дороге, откуда 42 дня назад приехал Павлик с бабушкой, появился черный большой автомобиль. Он выглядел как танк, и, мягко говоря, симпатий не вызывал. «Танк» подъехал прямо к калитке дома Павлика. Водитель, тщедушный парень в кепке, высунулся из окна кабины:

— Парни, а где тут бабушка с внуком живут?

— Здесь… — вырвалось у Павлика.

— Где здесь? Точнее!

— Да…

Родик прервал друга:

— В соседней деревне, там, — показал он рукой на дальний лес.

Парень подозрительно оглядел кривоногого мальчишку и нагнулся, ища что-то в «бардачке». Из-за его спины появился огромный бритый череп второго седока, с равнодушным взглядом типичного «чоповца».

— Эй, постой, мне кажется, ты и есть Павлик, сын Семена Захаровича? — закричал вдруг парень-водитель. В руках он держал фотографию и, выйдя из кабины, сунул её Павлику в руки.

— Да, это я с дедушкой и папой, когда он последний раз к нам приезжал! — обрадовался Павлик. — А мама рядом с бабушкой сидит на скамейке!

Родик заглянул сбоку на фото:

— А кто снимал вас?

— Ты, хромота, не мешайся тут! Мы от Семена приехали, за Павликом. Иди, гуляй!

Верзила нехотя вылез из кабины и встал у переднего колеса. Родик отошел в сторону своего сада, но за калитку не спрятался.

— Значит, так, Павлик. Иди, поцелуй свою бабулю, бери вещички — и в машину. Вечером уже полетишь в Европу.

— А бабушки нет. Она козу покупает.

Парень и верзила засмеялись.

— Козу все равно в самолет не возьмут. Поедешь без козы. Садись. Стой! Семен просил для него какие-то бумаги твоего дедушки, на память. Не забудь!

Павлик ушел в дом и вскоре вернулся с небольшим рюкзачком за спиной и синим портфелем в руке. Он выглядел озабоченным и растерянным. Подойдя к «танку», попросил шофера:

— Можно недолго подождать, пока бабушка вернется? А то она будет переживать, что не простилась со мной.

— Времени нет! Мы и так должны гнать. Хорошо, что машина у нас зверь! Я бык, ты — корова. Раз-два — и готово!

— Ты не бык, — заметил Родик. — Ты — буллимака.

— Кто?!

— Буллимака, животное такое, в Полинезии. Не бык, не корова.

Парень вытаращил глаза.

— Времени нет, я бы тебе показал були…как это?

— Маку! — и Родик спрятался за прочную калитку сада.

Павлика посадили сзади, с толстым портфелем в руках. Когда лендровер, набирая скорость, проезжал мимо стоящего у калитки Родика, тот крикнул Павлику:

— Не грусти, Танатина! Все будет о-кей!

* * *

Родик стоял около неё, и глядел снизу-вверх (он ещё не догнал Валису по росту, как Павлик), глядел печально и растерянно. Бабушка никак не могла придти в себя от неожиданного отъезда внука. Коза, которую она привела на веревке, воспользовалась состоянием новой хозяйки и спокойно обгрызала сочную кору молодой яблоньки. Бабушка взошла на веранду и взяла со стола мобильник:

— Надо немедленно сообщить Семену!

— Не пытайтесь, баба Валиса — связи нет, уже второй день. И компьютерная сеть повисла. Наверное, где-нибудь ураган прошел…

— Я им покажу ураган! На Самоа и не такое видали….

Родик взглянул на бабушку и понял, что сейчас случится что-то необычное. Ничего не говоря, бабушка вывела из деревянного полуразвалившегося сарая старый мотоцикл и, к удивлению Родика, завела его с пол-оборота.

— Баба Валиса, там, наверное, бензина нет! — крикнул вслед ревущему раритету Родик, но тот вместе с эмоциональной самоанкой уже скрылся в густом дыму выхлопных газов и дорожной пыли.

Родик остался один…. Раньше, до приезда Павлика, он привык оставаться в одиночестве. Теперь же ему было страшно. «Хорошо, что я не рассказал ей про портфель!»

* * *

— Эй, парни, вы не видели джип с номером 137?

Валиса на своем стареньком ИЖ, в спецовке и цветной деревенской юбке въехала в кучку закованных в кожу и цепи байкеров. Они, как принято, ближе к вечеру тусовались на центральной площади города и, лениво позевывая, как львы в саванне, ожидали темноты, чтобы ожить и бросить стосемидесятидецибельный рёв своих моторов на штурм мирных, желающих спокойно поспать домов.

— Мадам, не предполагаете ли вы поменять лендровер на свою музейную развалюху? — пропищал бородатый и усатый мальчишка, едва различимый среди сверкающей никелем и хромом громады его мотоцикла. Бабушка, не раздумывая, бросила свой мотоцикл и схватила начинающего байкера за бородку:

— Краба его же клешней и убивают, понял?

— Ты, это, мать, чего? Не трогай! Я — не краб!

— Краб не причем, а ты… — Но тут борода отделилась от подбородка неудачно пошутившего мотоциклиста и осталась в руках у Валисы. Обескураженный байкер снял шлем, и длинные белокурые девичьи волосы серебром рассыпались по черной коже куртки. Байкеры весело заржали:

— Не повезло Настеньке — от папы сбежала, от мамы сбежала, а от ловчихи крабов не удалось уйти!

Удивленная бабушка оглядела эту странную толпу юношей, девушек и, возможно, ещё и стариков со старушками, и продолжила:

— Наверное, вы могли видеть этот джип, черный с темными стеклами?

— Зачем тебе джип, чувиха? У тебя отпадный байк! Ты только прикинь, дед, — обратился веселый байкер к своему соседу. — Загорелая самочка, вся, небось, в шоколаде, и вдруг села на наш советский драндулет! Да ещё в рабоче-крестьянском прикиде!

— Клёво! Но в джипе она бы лучше смотрелась: «Чего изволите-с, мадам?»

— В нем моего внука увезли, зубоскалы.

— У неё уже внук! Во дает барышня! Да ты мне в дочки годишься! — включился в ряды насмешников «дед»-байкер неопределенного возраста, обросший волосами с головы до седла.

— Я тебе покажу «дочку»! — не выдержала бабушка и вцепилась в седую длинную бороду «деда». Борода на этот раз оказалась настоящей, и байкеру пришлось бы не сладко, если бы не вой полицейской сирены. В ряды сверкающих двухколесных машин врезался, чудом избегая столкновения с ними, необычный мотоцикл, напоминающий трехколесный детский велосипед, увеличенный раза в три или четыре. Похоже, что колеса этого чудища были от «камаза», а сам хозяин восседал так высоко и так величественно, как будто ехал на индийском слоне. Он был в костюме клоуна. Довершала этот необыкновенный ансамбль маленькая девочка-гимнастка, исполняющая цирковые номера на небольшом деревянном помосте, укрепленном позади сидения водителя-клоуна и оснащенном перекладиной. Разрывающий нервы скрип тормозов гигантской странной машины так испугал бабушку, что экзекуция «деда» была прервана.

— Шум без драки, как лай собаки! Какая и кого тут укусила? — Негромкий голос приехавшего клоуна был отчетливо слышен в тишине, наступившей после остановки мотора.

— Да тут сумасшедшая цыганка за бороды всех таскает, даже Настенку не пропустила, — объяснил весельчак. Кое-кто хихикнул, кто-то поддержал объяснение.

— Я что-то не вижу цыганский табор, а цыганки, как утки, без выводка не таскаются по городу, — произнес клоун.

— Это Пьер Безухов, наш шут, наш бог, наша забота и гордость, — пояснил байкер-дед бабушке, успокаивая свою недавнюю мучительницу. — Он был бы великим человеком, если бы….

В этот момент несколько байкеров подскочили к машине, сняли Пьера и перенесли его на инвалидную коляску.

— … если бы он не повредил однажды позвоночник и не лишился возможности передвигаться на ногах.

— Чем же знаменит этот человек, кроме странной машины? И почему «Безухов», если у него парализованы ноги?

— Сейчас поймешь.

Коляску с инвалидом-клоуном подвезли прямо к бабушке:

— Граф никогда не оставляет красивую женщину без поддержки. — Инвалид-клоун произнес эту фразу, взяв в свою бледную руку темную руку бабушки, и поцеловал её. — Поможем, ребята?

— Вот так неожиданно является потомок графа Безухова там, где кому-то нужна помощь, — шепнул байкер удивленной бабушке.

— У неё украли внука, — вступил в разговор бывалый байкер, большой, широкий, под стать своему коню и давно сросшийся с ним. — На лендровере с номером 137.

— Великое число 137, константа слабого взаимодействия! Отлично — это облегчает задачу. (читатель, не удивляйтесь — действие разворачивается в Наукограде!) Настена нас проводит, куда надо, не так ли?

Девушка, которую Валиса лишила камуфляжа, была зла на неё, но слово Пьера Безухова — закон:

— Мой брат водит этот лендровер. Он, наверное, поможет вам. Только не бейте его, ребята, если он виновным окажется, ладно?

— Уродует полиция, а цирк лечит, Настёна. Мы найдем вашего внука, мадам. Не так ли, ребята? Вперед! Недаром я потомок храброго и доброго Безухова!

Спустя полчаса лихие парни и девчата в черном разметали по углам обитателей одного из офисов «особой экономической зоны», около которого был припаркован злополучный лендровер с номером 137. Их темнокожая предводительница допрашивала тщедушного парня, водилу этой машины. Его сестра Настя стояла рядом, всем своим видом давая понять брату, что лучше ему говорить правду. Тот твердил одно: «Мальчишка убежал по пути, когда мы остановились заправиться. Он нам был не нужен — у нас было задание доставить только портфель…».

— Так Павлика не отправили в Женеву?! — продолжала задавать вопросы Валиса Павловна.

— Ты чего, мамаша? Это не моя выдумка…. Это начальство….

— Значит, Павлик дома?

— Откуда мне знать? Наверное.

— Отдавай синий портфель!

— Нет у меня портфеля. Он у начальства, как договаривались… Всего пять штук дал, сволочь!

Когда вышли к своим машинам, Пьер долго разговаривал с Валисой, заинтересованно слушая её объяснения про портфель. Бабушка не поехала в деревню в этот вечер.

* * *

— Бабушка, бабуля! Ты где? Я вернулся! Баба Валиса, откликнись! Я здесь, живой и невредимый!

В ответ Павлик услышал блеяние козы и чьи-то вопли о помощи. В саду пахло дымом. Из-за дома выбежал Полеа, раздетый и с топором. «Наверное, хочет изжарить козу на костре. Туземец!» Завидев Павлика, «туземец» бросился к нему с криком:

— А, и ты здесь! Подлый изменник! Свиное рыло! — Полеа был взбешен и не похож на себя. Павлик стремглав обогнул дом с другой стороны, опередив самоанца, и увидел жуткую картину:

К дереву на высоте более метра от земли был привязан Родик, его умный, всезнающий друг. Он был не просто привязан — Родик был распят на торчащих в стороны суках яблони, а язычки пламени разгоравшегося костра уже подбирались к его больным ногам.

— Павлик, милый, потуши костер! У меня нога горит….

— Не трогай! — Полеа преградил Павлику путь к костру. — Он нарушил табу, он предатель! Он должен сгореть в огне!

На земле лежала та самая дубинка, которой Полеа два дня назад отогнал шпионов. Павлик вложил в удар последние силы, что у него остались после многочасового утомительного пути. И их оказалось достаточно, чтобы выключить могучего самоанца на четверть часа.

— Это он, Полеа… — кашляя от дыма, объяснял спасенный от незаслуженной и страшной смерти Родик. — Это он разжег костер.

Как будто Павлику это было неясно. Родик дрожал, пережитое не сразу отпускает. Он кривился от боли в ноге, но глаза светились счастьем спасения и радостью встречи с другом.

— Я пытался объяснить ему: ты увез не тот портфель, вернее тот, но без документов, с дезинформацией по Сыну Солнца, что никаких упоминания о Сыне Солнца у тех парней нет. Но он не слушал меня: «Ты нарушил табу, и по нашим законам должен принять смерть».

— Чуднó… Он же образованный и современный человек.

— Павлик, вот и я так думал, дурак! Я решил, что это игра, декоративная казнь… Ну, понимаешь, он вроде бы выполнит волю предков понарошку, как в танцах туземцев… И я позволил себя связать. А он начал огонь разжигать… Ты спас меня, Павлик! Я этого не забуду…

— Так если бы…. Он потом и меня…

— Нет, Павлик. Ты — из его аинги, они своих не сжигают.

— А как они своих наказывают?

— Они их съедают… живыми.

— Ну, ты даешь, приятель: только что из печки, а уже издеваешься над спасителем!

Полеа между тем очнулся. Не вставая с земли, он с удивлением оглядел сцену чуть было не разыгравшейся трагедии и теперь смущенно смотрел на стоявших перед ним мальчишек, Те решительно приготовились к обороне или повторной атаке: Родик держал вилы, а Павлик — электрическую пилу с аккумулятором. Вдруг образованный самоанец вскочил и пустился бежать в сторону леса.

— Вот, видишь, Павлик — он поступает чисто по-самоански: они всегда убегают в лес, когда провинятся.

«Ну, значит Родик в порядке: он опять — проявляет эту свою… все время забываю… эрукдицию!»

— А как ты, Павлик, удрал от своих провожатых?

— Всё прошло так, как мы задумали: только доехали мы до ближайшей к городу деревни, как они силой отняли у меня портфель. Согласно нашему плану, это означало, что именно портфель им нужен, а не я. Ты — гений, Родик: идея заранее аккуратно убрать все листы из тетрадей, где есть важная информация или формулы и скопировать всё на комп — шик-модерн! Мужики ушли в пивную, конечно, не забыв портфель, а я заметил велосипед без замка и удрал на нем.

— Ты же своровал! Где же велик сейчас?

— Тебе что важнее — жизнь друга или чужой велосипед? Кстати, со спущенной шиной.

Родик помолчал и вдруг решительно заявил:

— Я тоже когда-нибудь тебя спасу, Павлик! Пусть даже ценой своей жизни!

* * *

Этой ночью жители города были приятно удивлены: не было ночных проездов по улицам «танково-артиллерийской ухобойной» кавалькады байкеров с воем сирен и визгом моторов, не было бесконечных и бесполезных вызовов полиции. Кто-то решил, что этих хулиганов, наконец, посадили, кто-то высказал более правдоподобную версию: байкеры уехали на похороны разбившегося сумасшедшего друга. Однако если бы случайный прохожий оказался в нужное время на улице академика Флёклера, то он заметил бы несколько мотоциклов, почти бесшумно подъехавших к трехэтажному «сталинскому» дому. С чуднóго трехколесного мотоцикла-велосипеда сошла девочка и смело полезла вверх по стене, цепляясь за декоративные выступы. Оказавшись на балконе третьего этажа, девочка сбросила вниз толстую веревку. По веревке на балкон поднялся один из байкеров, а трое других внесли в подъезд дома инвалидную коляску. Вслед за ними в подъезд вошла женщина в рабочей куртке и длинной цветастой юбке. Случайный прохожий после этого поспешил бы ретироваться, но мы с вами, читатель, узнаем, что происходило после этого в однокомнатной квартире с балконом на третьем этаже.

Владелец квартиры, маленький лысый человечек, вскочил с постели и при свете ночника увидел в собственной комнате… клоуна в инвалидной коляске! Хозяин-карлик выглядел пораженным и испуганным, но не потому, почему удивился бы и испугался любой нормальный гражданин, увидев воочию предмет своего сна возле своей кровати. Он испугался, узнав в клоуне человека, давно погибшего на дне моря.

— Испугался, Силан? Это хорошо. Значит, не чиста твоя совесть.

— Ты? Святохвалов? — с трудом пропищал карлик.

— Да, это я. Но не Святохвалов и не профессор Альварес. Я Пьер Безухов.

— Настоящий Пьер, как говорят, стал декабристом, а не….

— Не дразни! И не дрожи, убивать тебя не буду — я знаю, что не ты хотел меня утопить.

Силан сунул руку под подушку. Стоявшие в двери байкеры выхватили «пушки».

— Отставить! Сказал — не буду его убивать! Разве убивают за кражу, мелкую кражу какого-то ученического портфеля? Украденного у этой бедной самоанской женщины.

— Испугался, Силан? Это хорошо. Значит, не чиста твоя совесть.

— Ты Святохвалов? — с трудом пропищал карлик.

— Да, это я. Но не Святохвалов и не профессор Альварес. Я Пьер Безухов.

— Настоящий Пьер, как говорят, стал декабристом, а не….

— Не дразни! И не дрожи, убивать тебя не буду — я знаю, что не ты хотел меня утопить.

Силан сунул руку под подушку. Стоявшие в двери байкеры выхватили «пушки».

— Отставить! Сказал — не буду его убивать! Разве убивают за кражу, мелкую кражу какого-то ученического портфеля? Украденного у этой бедной самоанской женщины.

Тут хозяин квартиры явно успокоился. Портфель был тут же извлечен из небольшого сейфа. Валиса подошла к карлику, но один из байкеров вдруг опередил её и передал портфель Пьеру.

— Силан, а где твой ноутбук? Подари его этой женщине — ведь ты всегда их любил — на память о незабываемой встрече друзей.

— Кто же тут вор? — проворчал Силан.

— Не юли! Не верю, что бывший великий академик стал плохо соображать. Ноутбук я забираю, так как ты, бесспорно, оцифровал всё содержимое портфеля. А там — личная информация дамы, возможно, интимные подробности её жизни. Неудобно как-то для академика!

И Пьер дал знак передать ноутбук Валисе. Перед уходом клоун потребовал от Силана недоплаченную водителю лендровера сумму в 50 тысяч рублей.

* * *

— Пьер, не нужен мне ваш компьютер. Отдайте портфель — там драгоценная память о муже, о моей молодости! Зачем это Вам?

— Дайте женщине мотоцикл, пусть немедленно уезжает к внуку!

— Пьер, умоляю — отдайте портфель! Возьмите свой ноутбук!

Пьер дал знак байкерам «сниматься с якоря». Машина клоуна заурчала и тронулась с места. Неистовая в своем негодовании, Валиса выхватила портфель из рук инвалида, столкнув его с кресла, повернула рукоятку газа до отказа и рванула по улице, ещё не оседлав как следует трехколесное чудище. Девочка-гимнастка успела спрыгнуть и лежала на асфальте. Инвалид пополз к девочке:

— Верочка, ты не ушиблась?

Когда взревели моторы обескураженных байкеров, отважная бабушка уже была за третьим поворотом.

* * *

Если бы Силан Давидович предвидел хоть один шанс из тысячи, что такое может случиться, то он не стал бы инициировать эту рискованную операцию по похищению ни в чем не повинных ученых из Женевы и изъятие портфеля. Портфеля, содержимое которого он жаждал получить в течение пятнадцати… нет, скорее уже двадцати лет. Тогда он только начинал восхождение к славе и богатству, низкорослый человечек с длинным носом, широченным лбом и взглядом Наполеона, почти карлик, пока ещё молодой специалист, но уже помощник ученого секретаря всемирно известного научного института. Он со школьной скамьи видел себя Нобелевским Лауреатом. И стремился к этому, используя все возможности, все ходы и способы, включая обманы, предательство и мошенничество. К своему пятидесятилетнему юбилею он уже был членкором и директором института. Один из олигархов всемогущего Газпрома вручил ему тогда уникальные кабинетные часы. И тогда же он почти стал лауреатом, если бы не нашелся человек, перехитривший его…. Пришлось оставить кабинет с драгоценными часами и оказаться в обществе ничтожных мелких жуликов, среди ворованных идеек местного масштаба — в «особой экономической зоне» наукограда. Позднее, став случайно обладателем великого и страшного научного инструмента — «виолончели Бардина», он вновь приготовился взойти на пьедестал мировой славы и могущества, но фортуна опять от него отвернулась… На этот раз бежать пришлось буквально в подполье и в неизвестность. И тут Силан Давидович, никогда не впадающий в отчаяние, вспомнил о Портфеле, о том, о котором двадцать лет назад ему рассказала девушка-библиотекарь. У этой полненькой пышногрудой «пуговицы» была скромная мечта — стать начальницей издательского отдела, и поэтому она всячески пыталась угодить помощнику ученого секретаря. Однажды рассказала ему о странном завсегдатае институтской библиотеки, который чуть ли не ежедневно заказывает и штудирует книги не только по ядерной физике, но и по совсем не характерным для института наукам: медицине, биологии, географии, истории, даже археологии и лингвистике! «Причем на сумасшедшего совсем не похож», — добавила прозорливая девица.

Молодой Силан уже тогда «проворачивал» нехитрые операции. Он просмотрел для начала абонемент читателя с необычными интересами, убедился в возможности извлечь пользу из не очень понятных, но явно перспективных научных изысканий инженера Захара Павловича Фролова, уже не молодого человека, но тем не менее два года назад поступившего на факультативные курсы в местном университете. Тогда помощник ученого секретаря осуществил генеральную (и гениальную!) проверку. Выбрав подходящий день и час и договорившись со своей рьяной помощницей, он посетил читальный зал библиотеки, в котором кроме него был только Захар Фролов. В определенный момент в зале вдруг погас свет, во всех светильниках сразу. Шторы были плотно закрыты, луна за облаками. Фролов (а это был дедушка Павлика, тогда еще не родившегося на свет) вышел в коридор, любезно сопровождаемый библиотекаршей, «чтобы предохранить от столкновения с острыми углами стеллажей». Тем не менее соударения с косяком избежать не удалось (понятно, почему?). Заохав, девушка отвела инженера в светлую комнату для обработки раны. А помощник ученого секретаря с фонарем в руке успел ознакомиться с содержанием нескольких страниц раскрытого дневника инженера. Перед ним предстали записи о необыкновенном физическом явлении и столь же неожиданные и далеко идущие выводы исследователя. Впоследствии дедушка Павлика многократно ругал себя за проявленную халатность — он понял, за какую ниточку ухватился нивесть откуда взявшийся в последние годы его преследователь-инкогнито, охотник за его дневниками. Силан Давидович, неудачный Наполеон от науки, оказавшись «на дне», вспомнил о тетради Фролова и синем портфеле, в котором тот носил свои труды в те 90-е годы.

И вот желанный портфель, залог нового восхождения на Олимп сильных мира сего, оказался в руках Силана. Вот он, этот дневник. Силан помнит со времён библиотеки эту голубую обложку, старинный парусник на рейде у берега кораллового острова. Он помнит, как удивила его тогда эта обложка, частичка сказки в мире сухой науки, в мире длинных очередей на теплое место «под солнцем». А в тетради на самом деле была сказка о каком-то подводном солнце, сказка о безграничной энергии прирученного солнца! Тогда молодой Силан ещё не утратил полностью юношеский романтизм, его ещё не в полной мере захватила лихорадка восхождения по карьерной лестнице. И соглядатаю с фонарем стало немного стыдно за свой нечестный поступок. Может быть, поэтому он надолго забыл о дневнике и синем портфеле. Пока… пока его успешно начавшийся путь наверх, в зал Шведской Академии наук не был прерван «борцами за чистоту науки». Но теперь не всё потеряно — открытия и идеи покойного Фролова дадут шанс несчастному бедному карлику взобраться на плечи гигантов, как некогда сказал американский астронавт. И Силан Давидович перевернул голубую обложку и начал искать то, что он видел в лучах фонарика и давно забыл. Он листал страницу за страницей, сначала медленно, вчитываясь в короткие незамысловатые тексты и быстро проглядывая рисунки из быта дикарей, рисунки кораблей, птичек, малозначащие эпизоды жизни Фролова. Затем лихорадочно несколько раз перелистал всю тетрадку, сминая с нетерпением листы, но ничего похожего на научные идеи, на формулы или чертежи необычного явления или механизма в тетради не было!

Не было этого и в других, тонких тетрадках, также находящихся в синем портфеле. Многие из них были просто ученическими, с двойками и тройками синим карандашом и пятерками — красным (красных было совсем мало). «А я был отличником», — вдруг подумал Силан, и ему стало грустно. Грустно и обидно: вновь некто хитрее его удалил из всех тетрадей суть проблемы, схемы и карты, которые ранее были там, должны были быть там, выводы. Не так представлял себе Силан Давидович встречу с желанным портфелем. «Если бы он оказался не пустышкой! Тогда бы этот воскресший в облике клоуна святой отец и его самоанка не сумела бы отобрать портфель, даже со всей своей бандой уличных хулиганов…. Пусть повеселятся, что отобрали школьные тетрадки!»

Хитроумный карлик не долго был в отчаянии. На следующее же утро, на совещании, во время перерыва на кофе Силан подошел к руководителю делегации США на конгрессе «Жизнь без урана». Тот, довольный и самоуверенный, сидел на стуле, и Силану было удобно, не нагибаясь и не вставая на цыпочки, нашептать о наличии в этом городе «очень важных документов одного русского инженера, имеющих большой научный и политический интерес для США. Похоже, что они имеют непосредственное отношение к тайному оружию СССР, испытанному где-то в Тихом океане, возможно на островах, принадлежащих вашей стране. Инженер недавно умер, но есть вдова, туземного происхождения».

— Вы можете дать нам информацию о месте нахождения документов и этой… как Вы сказали?

— Полинезийки…. Разумеется, дам. Надеюсь, Америка не останется в долгу? Откровенно говоря, я бы не отказался получить статус профессора Принстонского университета.

Высокий, атлетически сложенный сотрудник АНБ встал со стула, иронично взглянул сверху вниз на низкорослого доносчика и, хлопнув его по плечу, произнес:

— Обещаю содействие, мальчик! Когда подрастешь…

Это был нокаут. Силан Давидович рухнул на ближайший стул и тут же заснул — такова была его защитная реакция на неожиданные удары судьбы… Американский же босс тут же связался с высоким начальством в Вашингтоне, и к вечеру было получено одобрение самого президента на проведение спецоперации.

 

Последний рассказ бабушки

— Павлик, с тебя мороженое!

— Не пудри мозги, друг! За что? По-моему, я спас тебя от людоеда, а не наоборот.

— Сюда движется твоя бабушка, целая и невредимая!

Родик сидел на крыше — там было спокойнее на случай возвращения Полеа, а Павлик научил хромого друга лазить по деревьям. Большак безымянной деревни просматривался от начала до конца.

— Где?!

— Выйди на улицу!

Павлик бросился за калитку и тут же увидел бабушку. Она еле плелась. Куски изодранной юбки подметали улицу, было заметно, что даже портфель она несла с трудом.

— Бабушка! Ты где была? Дай портфель — я понесу. А почему ты пешком идешь?

— В целях сокрытия вашей диспозиции, — прозвучал дипломатичный ответ.

Павлик вел бабушку, обняв за оголенные плечи — спецовку она скинула по дороге, утро было жарким.

— Портфель я сохранила, Павлик. Отобрала с трудом.

— Бабушка, но в нем ничего…

— Тетя Валиса, какая Вы отважная! — Родик громким криком перебил легкомысленного друга. — Вы не дали врагам узнать табу дедушки! Мы с Павликом совершили ужасную ошибку, поверив в обман мошенников. И были наказаны.

Произнося всё это быстро и громко, прямо с крыши, Родик одновременно делал знаки Павлику, обозначающие, что тот дурак.

Удивленный Павлик постепенно начал понимать логику умного друга. Действительно, зачем разочаровывать бабушку, сообщая о том, что документы портфеля «стерилизованы» (термин Родика), и вся дедушкина информация о Сыне Солнца переписана на флешки, для надежности на две малюсеньких флешки размером с пуговицу, которую легко спрятать и трудно найти.

После того, как бабушка поспала и привела себя в порядок, она спросила про Полеа. Тут уж Родик не смог остановить Павлика.

— Ты не представляешь, бабушка: Полеа чуть не съел Родика!

— Бог с тобой, внучек! Людоедов давно нет среди самоанцев. А Полеа — образованный, умный парень.

— Да, твой образованный, умный парень развел костер, привязал Родика к дереву и собирался его зажарить. Он считал, что мы предали самоанцев, нарушили табу, отдав портфель двум мужикам. Те приехали по просьбе папы отвезти меня в Женеву…

— Да, я узнала в городе, что это подстроил один человек, совсем карлик, но вроде большой ученый. Он и преследовал дедушку; его подручные искали портфель в нашей городской квартире.

— Вот теперь я понимаю, почему ты всё время скрывала маршрут к этой деревне! И пешком поэтому шла.

— Не всегда — трехколесный велосипед я кинула километрах в пяти отсюда.

— Какой трехколесный велосипед?!

— Павлик как всегда долго думает, — заметил Родик. — Валиса Павловна просто шутит.

— Если бы я долго думал, от тебя остались бы одни обгорелые кости!

— Что ты говоришь, Павлик?!

— Он прав, Валиса Павловна. Павлик смело бросился на людоеда, то есть на Полеа, и ударил его дубиной. Теперь его нет…

— Павлик убил его?!

— Нет, конечно — он убежал в лес и до сих пор не вернулся. Наверное, заблудился. Может быть, пойдем искать его?

— Ребята, уже темнеет. Мы не найдем Полеа. Лучше разведем костер — у нас на Самоа считается, что костер указывает на добрые намерения. Полеа увидит — и вернется.

Костер разожгли там же, где три дня назад Родик повалился на бревно от восхищения перед самоанской красавицей-бабушкой («Да в общем-то, какая она бабушка — я бы хотел иметь такую маму. Завидую Павлику!») Сегодня же маскарада не было — все устали от суеты последних суток.

— Пожалуй, пора рассказать вам, ребята, о последних приключениях нашего бедного дедушки….

— И бабушки? — вставил Родик.

Та улыбнулась сквозь слезы и кивнула головой. Её взгляд устремился в даль времени и пространства, на далекие острова в Тихом океане в конце второго тысячелетия…

«… Дедушку полюбили туземцы, и вскоре поженили на очень молодой полинезийке».

— На тебе, бабушка. Ты это уже рассказывала. А дальше — что случилось с Сыном Солнца? Ты закончила прошлый раз на том, что Он был каким-то другим.

«Да, когда мы с дедушкой нашли эту пещеру, то с аквалангом проникли до сухой подводной вершины — вода была под нами, сзади и впереди. Мы стояли на гребне скалы и смотрели вниз. На воде светился маленький круг Сына Солнца! Он был маленький, не больше кокосового ореха. Я ухватилась за Азахау — мне стало страшно оттого, что бог Солнца накажет нас за посещение его сына без приглашения…»

— Валиса Павловна, но ведь в то время Западное Самоа было уже независимым государством, и его жители приняли католичество, учение Христа. Почему же вы по-прежнему считали Солнце богом?

— Родик, не перебивай мою бабушку своими энциклопедиями! Держи их в голове!

Павлика иногда раздражала осведомленность друга в вопросах, которые он сам себе не задавал. Бабушку же замечание Родика не озадачило:

— Самоанцы, Родик, верят в несовместимое. Они ходят в церковь и молятся перед иконой распятого Христа, и в то же время поклоняются древним богам, боятся духов леса. Дорогой мой, ты сам недавно пострадал от предрассудков образованного самоанца. Такая уж у них натура.

Родик вздохнул, а «образованный самоанец», который слушал рассказ Валисы, прячась в кустах, смутился так, что вновь убежал. Правда, на этот раз не так далеко. Ребята услышали странные звуки, доносящиеся с чердака.

— Что это?! — воскликнули оба хором.

— Это Полеа. Я давно его заметила. Боится показаться на глаза.

— Да я его давно простил! Табу есть табу, и его надо выполнять.

— Он не убежит далеко. Ему тоже интересна история Азахау — никто в деревне не знает о его судьбе после ухода с Уполу. На чем я остановилась?

— Что Вам стало страшно оттого, что бог Солнца накажет Вас.

— Да. Но Азахау успокоил меня, и я стала восхищаться красотой подводного сияния. Маленькое солнце переливалось цветами радуги, волны цвета вращались и расходились от центра к краям и обратно. Азахау тоже был рад нашей находке, он не боялся гнева богов, но опасался чего-то другого, о чем я тогда не могла знать. И торопил меня покинуть пещеру. Когда мы вышли на берег, дедушка объяснил, что раньше он видел большой круг, намного более яркий. А этот не похож на Сына Солнца, это скорее мелкий осколок светила. Тогда я подумала, что именно это и беспокоило Азахау. Потом он несколько раз плавал к Сыну Солнца, но без меня. Я тогда носила будущего отца Павлика.

— Выходит, что мой папа — самоанец? — удивился Павлик.

— Мог бы и раньше догадаться. Я же тебе говорил! — Родик сиял от приятного осознания своей прозорливости. — Но только на половину. А ты сам — самоанец на одну четвертую, если только твоя мама — не самоанка.

Бабушка рассмеялась:

— Ну, распелся соловей! Мама Павлика хоть и любит яркие наряды, но она чистокровная русская. Слушайте дальше.

«Через некоторое время Азахау поведал жителям деревни, что Сын Солнца, предмет поклонения их предков, вернулся. За эту весть Совет деревни назначил твоего деда, Павлик, наследником вождя».

— Значит, Азахау сумел сам «разжечь» сияние Сына Солнца? Он раскрыл какой-то секрет? — спросил неугомонный Родик.

— Конечно. Но я узнала об этом только недавно.

— И в чем же состоял его способ? — допытывался любопытный «ботаник».

Бабушка промолчала и продолжила рассказ.

«Азахау был счастлив в туземной гостеприимной деревне. Но его тянуло на родину, в Россию. Через несколько лет одно английское судно отвезло нас в Новую Зеландию. Денег не было, чтобы добраться до России, и мы остались там жить. Даже когда стало достаточно денег, дедушка боялся возвращаться в СССР — считал, что его могут обвинить в гибели корабля. И только после 1991 года мы прибыли сюда, в Наукоград, под вымышленной фамилией Фроловы. В России дедушка никому не рассказывал про пещеру Сына Солнца и хотел даже уничтожить ту тетрадь с кораблем, но я обманом от него сохранила её в ученическом портфеле. Потом дедушка благодарил меня за это и добавил новые записи. О синем портфеле и самоанской тайне не знает даже твой папа, Павлик».

— Бабушка, ведь прошло больше тридцати лет! Дед ведь имел право рассказать о той пещере и о странном огне.

— Во-первых, он обещал самоанцам хранить секрет о Сыне Солнца. Это табу. А во-вторых, у него закралась дума: не было ли то свечение преднамеренными опытами с ядерными силами или результатом термоядерного взрыва, инициированного с какого-то другого советского корабля или со спутника? А он оказался в качестве подопытного. Тогда он решил быть подальше от глаз и ушей ФСБ, чтобы его не прикончили, как единственного свидетеля. Но мысль о том, могло это быть так, а может быть иначе, заставила его поступить на заочные курсы университета. Он стал много сидеть в библиотеке, выписывать книги из Ленинки. А не так давно заметил, что за ним кто-то следит. Незадолго до смерти рассказал мне, что его давний приятель, уехавший заграницу на ПМЖ, оставил ему дачу. Он свозил меня в эту деревню, показал дом и строго запретил кому-либо говорить о даче и ездить туда. Там он решил хранить свои записи о случае в океанской пещере, о последующих событиях 70-80-х годов, о жизни в Полинезии и пр. Вы, мои любопытные мальчики, «холмсы», нашли тайник и изобличили меня…».

При этом бабушка лукаво посмотрела на Родика. Краска, выступившая на лице главного сыщика, не была заметна при свете костра. Справившись со смущением, Родик спросил:

— А почему все так интересуются записями дедушки Павлика?

— Потому что в конце концов Азахау, Захар Фролов, мой муж, понял причину таинственного свечения. Но он побоялся даже записать её. Однажды, незадолго до смерти, он велел мне запомнить лишь одну фразу, которой достаточно, чтобы всё понять. И наказал мне пересказать эту фразу «честному и умному человеку при чрезвычайных обстоятельствах». Так и сказал: «…только в чрезвычайных обстоятельствах. Тогда из моих записей он поймет тайну Сына Солнца».

— Неужели ты не скажешь нам, бабушка, эту фразу? Ну, пожалуйста!

— Фаа-моле-моле! — добавил Родик, и встал на колени.

Бабушка улыбнулась, поправила произношение Родика и погладила его по голове:

— Это табу и для меня, мальчики…

— Но это действительно был сын солнца? — с замиранием сердца прошептал Родик.

— Можно считать и так, — загадочно ответила бабушка.

— А у нас сейчас не чрезвычайные обстоятельства? — с проснувшейся надеждой спросил Павлик.

— Думаю, что нет. Если не считать того, что Полеа вдруг решил присоединиться к нам и делает это бегом. Уже прибежал….

— Они едут… сюда…Надо бежать!

— Кто едет, Полеа?

— Машины, много. Полиция и другие…

— Почему ты думаешь, что к нам?

Полеа не успел ответить. Целая группа неразличимых в темноте людей уже вышла из-за угла дома, направлялась к костру. Они въехали в деревню без сигналов и яркого света фар, и только теперь зажгли ручные фонари. Их ослепляющие лучи были направлены на бабушку. Некоторые держали правую руку в кармане.

— Женщина, это вы та особа, которая выдаёт себя за гражданку России Валису Павловну Фролову? — бесцеремонно произнес офицер полиции, одновременно глядя на фотографию. Её держал другой полицейский перед глазами начальника.

— Я ни за кого себя не выдаю. Я действительно Валиса Павловна Фролова, гражданка России, вдова инженера Захара Фролова.

Полеа вступился за Валису:

— Господа, объясните в чем дело?

— Дело в том, что эта женщина — иностранная гражданка. Она нелегально прибыла в нашу страну из… из… — офицер повернул голову в сторону господина в твидовом костюме с галстуком в полоску. У того на отвороте пиджака белела карточка с надписью на английском:

«The Atomless Life».

Сonference Vyazna, Russia.

Prof. John Goldwin, USA.

В точности такую же носил и Полеа, только со своим именем:

— Профессор Голдвин, я тоже участник конференции, делегат от Западного Самоа! — обрадовался Полеа. — Я подтверждаю, что эта женщина — русская, она живет в России уже двадцать лет!

— Вот именно, господин…э… — американец взглянул на карточку Полеа — господин Полеа Вакабу. Вы, я вижу, навестили своего агента в России, использовав возможность участия в конференции. Хорошо придумано! Надо бы арестовать и Вас, но у нас нет формальных оснований, к сожалению.

— Вы собираетесь арестовать Валису Павловну?! За шпионаж?! Это абсурд! Она постоянно живет в России.

— Только что Вы говорили, что она приехала в Россию двадцать лет назад, не так ли? Туземка из Западного Самоа…

— Она приехала с мужем…

— Верно. Но до этого она нелегально покинула свою родину, Американское Самоа. Так называемая Валиса Павловна будет выдворена из России как нелегал и отправлена на территорию Соединенных Штатов Америки — на острова Американского Самоа. Все формальности с русской и американской стороны уже выполнены. Господин офицер, выполняйте свои обязанности!

— Это моя бабушка! А мой папа работает в ЦЕРНе, на коллайдере! Не трогайте её! — Павлик прижал к себе бабушку; он уже был выше ростом и считал своим долгом защищать её.

— Уберите мальчишку! — приказал офицер. Полицейские скрутили руки Павлику, а заодно Родику и Полеа. Бабушка что-то сказала по-английски, и «профессор» попросил офицера конвоировать арестованную без наручников. Бабушка поцеловала Павлика и прошептала на ухо:

— Оставайся здесь, храни тайну и жди папу Семена. Да — и берегись безногого клоуна! Я люблю тебя…

Полеа сел на велосипед, «одолженный» Павликом, и укатил вслед полицейскому кортежу:

— Я освобожу вашу бабушку там, на Самоа. Клянусь! Иначе уйду в лес навсегда!

Родик пояснил, что самоанец имел ввиду «иначе умру».

Павлик плакал.

Клоун прибыл уже на следующий день….

 

Разлетелись, как в небе самолёты

Зима у тропика Козерога — самое приятное время года. Путешествующий на самолете в этом районе Тихого океана, всегда располагает возможностью с высоты 7–8 километров беспрепятственно взирать на бесконечные его просторы. Но видит он только сине-зеленое полотно воды, изрисованное белыми неровными полосами гребней волн. С высоты их движение незаметно. Смотреть можно бесконечно долго, но занятие это, надо сказать, скучное. Вносящие оживление фонтаны мигрирующей стаи китов разглядит не каждый. Сокровища — зеленые вулканические острова или коралловые с голубым сапфиром лагуны внутри — встречаются крайне редко. Пассажиру на некоторых рейсах часами, a то и вообще ни разу, не удается разглядеть ни одного кусочка суши. И одолевает сомнение — неужели это правда, что древние люди на своих утлых суденышках из выдолбленного ствола толстого дерева заселяли острова, находящиеся на расстоянии тысяч километров друг от друга? И путешественник думает: «Не зря ли я отказался от путешествия на судне? Оно хоть и долго, но можно вблизи видеть и обитателей моря, и таинственное свечение воды, и божественно-красивые закаты солнца. В следующий раз я непременно поплыву на пароходе!». Но в этот следующий раз он всё равно закажет билет на самолет — современный человек не может не перемещаться быстро, как будто тем самым он экономит время. Накося! Сколько отпущено тебе дней, столько дней ты и будешь взирать живыми глазами на голубой и зеленый этот мир.

Эдвард Лонг, офицер отдела национальной безопасности военно-морского ведомства США, сидел около иллюминатора пассажирского «Боинга». Но он не смотрел на бескрайнее полотно океанской пустыни и не думал о чудесах мореплавания древних туземцев. Он просто с нетерпением ждал момента, когда под крылом покажутся острова Западного Самоа. Боинг пролетел над последним из островов архипелага Тонга Тафахи четверть часа назад, значит, Самоа появится через 10–12 минут, прикинул Эдвард. Тогда он и прильнет к окну. И будет считать минуты и секунды до приземления на землю, где он найдет рыжую русскую девушку по имени Женя. А пока можно расслабиться… Эдвард потянулся как выспавшийся кот (разумеется, только мысленно — рядом сидел очень напряженный мужчина, похожий на человека, которого преследуют, и он мог принять вытянутую руку Эдварда за попытку схватить его). А насладиться было чем: здесь, в салоне самолета, прямо в кармашке спинки впереди стоящего кресла Лонг обнаружил буклет-рекламу некоего Ball in the Web: Солнечный зайчик на глобусе. Современный продвинутый аналог старой забытой бумажной почты. Теперь есть частные экспресс-компании, тот же Солнечный зайчик на глобусе, которые доставляют ваше послание в любую точку земного шара не позднее, чем за шесть-восемь часов. Они используют свою, закрытую, шифрованную компьютерную сеть и разветвленную паутину агентов в каждом городе мира. Причем компания может доставить даже вещественные предметы, если они не уникальны. К примеру, перстень с полудрагоценным камнем — точную копию того, что вы предъявите. И самое главное — отделение этой чудо-почты имеется в Апиа — столице Западного Самоа. Теперь Эдвард сможет найти и вызвать Женю — он решил это сделать, несмотря на приказ адмирала. Мобильным телефоном пользоваться нельзя — коллеги безусловно фиксируют все его разговоры А с помощью Солнечного зайчика на глобусе получится так, будто он, Эдвард Лонг, к этому не имеет никакого отношения.

Стюардесса объявила о приближении самолета к аэропорту в Апиа и необходимости пристегнуться. Эдвард припал к стеклу с неожиданным чувством, что сейчас он увидит сверкающий внизу круг Сына Солнца. А увидел на воде гигантскую зеленую птицу, вытянувшую длинную шею и распластавшую крылья по воде — так, похожим на птицу, выглядел островок Нуулуа с высоты птичьего полета (извините за тавтологию). Самолет прошел низко над вторым небольшим островом Нуутеле и приземлился на прибрежную посадочную полосу маленькой столицы маленького государства Западное Самоа.

В Апиа самолет сделал промежуточную остановку. Конечным пунктом был аэропорт в Паго-Паго, столице Американского Самоа, куда и направлялся офицер Лонг. Через час он туда улетит. С сожалением Эдвард расставался с островом Уполу. Что-то подсказывало ему, что где-то здесь жил когда-то туземный мальчик, познакомившийся с Сыном Солнца.

В Паго-Паго с паспортом гражданина США Эдвард Лонг без помех прошел пограничный и таможенный досмотр. Получив багаж и выйдя в зал для прибывающих пассажиров, он подошел к справочному бюро узнать о месте нахождения представительства компании Ball in the Web. Однако cпросить улыбающуюся смуглую самоанку Эдвард не успел.

Капитана Эдварда Лонга «нежно» взяли под руки два сотрудника «лесной полиции» Американского Самоа — в такой форме ходили по самоанской земле служащие разведывательного управления морского ведомства США. Один из них поинтересовался, что хочет капитан от «Солнечного Зайчика»? «Ничего» — был ответ Эдварда. Он понимал, что ожидает руководителя тайной операции, закажи он розыск русской девушки в присутствии этих «лесников». Автомобиль повез Лонга не в гостиницу, а сразу в здание департамента морского ведомства США. Оно располагалось в живописном месте (как и большинство представительств метрополии) — на высоком холме с великолепным видом на океан и на горы в центре острова. На здании красовалась вывеска «Forestry Guide Office». Размер здания Управления Охраны Лесов (именно так следует переводить название учреждения, куда приехал Лонг), число кабинетов и непомерно большой персонал с избытком годились бы не только для охраны заповедных лесов Самоа, но и всего лесного массива джунглей Амазонки.

Эдварда принял генерал:

— Вы прибыли как нельзя кстати. Вчера нам доставили женщину-перебежчицу. Несколько лет назад она нелегально покинула свою родину — этот остров Тутуила. В Западном Самоа она стала жить с каким-то русским, неизвестно как оказавшимся среди туземцев. Потом они перебрались в ельцинскую постреволюционную Россию. А недавно эта женщина почему-то решила вернуться на родину.

Сделав паузу, генерал произнес:

— Правда, не без нашей помощи. Вы понимаете, капитан?

— Для чего это мне надо знать?

— Есть основания считать, что Валиса (так она себя называет) имеет отношение к вашему приезду сюда.

— Она не могла ничего знать — я сам узнал об этом назначении только вчера.

— Я имею в виду не ваше прибытие, капитан. Она что-то знает о том взрыве…

— Не мудрено — любой человек на Земле знает о «том взрыве» не меньше меня: я ничего не знаю.

— Разве адмирал не посвятил Вас в детали операции?

— Абсолютно…

— Ладно. Смотрите сюда.

Генерал включил компьютер и вывел на экран карту островов Полинезии.

— В 1975 году наши службы патрулирования Полинезии засекли часть разговора русского военнослужащего со своим кораблем. Вот запись.

В динамиках компьютера прозвучала едва разборчивая русская речь, затем раздался шум, похожий на взрыв.

— На этом связь закончилась. В переводе на английский, разговор был таков: «Странное явление…. Яркие цветные круги Вокруг всё вращается… Рушится…. Страхующий убит….Тяжело дышать…». Это произошло где-то в этом в районе (на карте появился круг радиусом около 50 километров, ограничивающий поверхность Тихого океана между островами Западного и Американского Самоа). Вскоре было послано судно, но никаких признаков взрыва или другой катастрофы не было найдено. Не найдено было и русское судно, на которое велась передача. Кстати, сообщение шло по радиоканалу, а не по обычному для подводников акустическому. Происшествие надолго забыли. Пока недавно один российский ученый ни проговорился за столом международной конференции, что в 70-е годы некий русский обнаружил вблизи островов Самоа следы то ли подводного взрыва, то ли ещё чего-то не совсем понятного. И ещё словоохотливый господин указал на гражданку, которая может иметь отношение к тому событию. Эту гражданку, которая оказалась полинезийкой, мы и доставили сюда. Высшее руководство считает очень важным добыть как можно больше материала о том непонятном явлении. Вы считаетесь опытным человеком в подобных делах. Начинайте, капитан Лонг! Лейтенант Купер проводит Вас в ваш кабинет и снабдит всеми имеющимися у нас скудными фактами. Удачи!

* * *

Впрочем, найти Женю Шапошникову, этнографа Русского этнографического общества, аспиранта филологического факультета МГУ, не смогли бы не только всё слышащий Солнечный зайчик на глобусе и всезнающий GPRS, но даже всевидящее око Мордора. Женя была в это время высоко в небе, где-то над островом Цейлон. Она была пассажиром эконом класса на борту N 4576, летящего по маршруту Сингапур-Анкара-Лиссабон. Об этом не знал ни её новозеландский дядя, ни всемогущий адмирал военно-морского ведомства США. И, разумеется, не знал и Эдвард Лонг, иначе зачем ему было подходить к справочному бюро и узнавать адрес конторы почтовой компании Солнечный зайчик на глобусе.

Оказавшись по злой воле американского адмирала в самолете, направляющемся в Сингапур вместо Самоа, Женя в течение первых нескольких часов предавала проклятию «изменника и негодяя» офицера Лонга. В следующие несколько часов оплакивала свою несчастную судьбу, и только последние три часа перед приземлением самолета на линию земного экватора в Сингапуре выработала спасительный и одновременно мстительный план: она решила лететь в Лиссабон! Да, туда, в ту самую библиотеку музея средневековых мореходов, где этот «злодей» прочитал что-то важное о сыне солнца и не рассказав ей это, удрал трусливо на Самоа. Она сама прочитает дневник португальского врача, вернется на Самоа и глядя в его предательские глаза, выложит всё, что она знает о сыне солнца и думает о его постыдном бегстве. Или ещё лучше — она найдет сына солнца раньше его! Только бы хватило денег на перелёты!

На банковском терминале в Сингапуре Женя проверила сумму кредита на своей карточке и тут же попросила оператора повторить операцию. «Вы точно не ошиблись?» — спросила Женя после проверки. «Нет, мадмуазель, на карточке ровно…» — и он написал число на бумажке, придвинув её к Жене так, чтобы скрыть написанное от посторонних глаз. Скрывать было есть чего — на бумажке значилось ровно пять нулей с тройкой во главе!

«Бесспорно, это сделал он, злодей. У дяди, научного сотрудника в Крайсчерче, нет такой фантастической суммы. Но зачем? Решил откупиться от своей подлости? Точно! А номер карточки подсмотрел, шпион!»

Став неожиданно богатой, Женя уже ни капли не сомневалась в реальности осуществления своего плана. Хорошо поужинав и выспавшись в шикарном отеле Сингапура с ненавязчивым сервисом и отличным кондиционером, Женя уже следующим утром летела в Лиссабон.

* * *

А наши несчастные мальчики, Павлик и Родик, грустно сидели в кресле Боинга-707 и от нечего делать взирали на движущееся по экрану монитора маленькое изображение их же самолета, медленно перемещающееся по карте Европы сначала по родной русской земле, затем по Польше, Чехии, Германии и далее вдоль Альпийских гор к берегам Женевского озера. Их везли (точнее говоря, доставляли самолетом) к папе и маме Павлика в Женеву. Перспектива увидеть знаменитый Большой Адронный Коллайдер не вдохновляла даже Родика, хотя рассказов от него об этом «чуде науки» Павлик услышал немало, сквозь туман в голове от монотонного гула моторов, сквозь завесу печальных мыслей о несчастной бабушке.

Этот полет в Женеву организовал Клоун, Он прибыл в деревню с командой циркачей и девочкой-акробаткой на другой же день после того, как американцы арестовали бедную бабушку, назвав её шпионкой. Почему-то бабушка велела Павлику опасаться «безногого клоуна». А он оказался совсем не страшным. Даже добрым. Циркачи дали представление на лугу для всех обитателей маленькой деревни. В нем участвовал, как главный герой, сам Клоун, а попросту говоря, дядя-инвалид на коляске. «Наверное, Родику приятно видеть такого человека, уважаемого целой командой здоровых двуногих и двуруких ребят?» — подумал тогда про себя Павлик, и им овладели одновременно два противоположных чувства: жалость к Родику и гордость за друга, который тоже будет когда-нибудь знаменитым человеком, несмотря на физический недостаток. Чего же опасалась бабушка Валиса? Дядя клоун сказал, что он — друг папы Павлика, и папа не может приехать в Россию: он вместе с другими учеными вот-вот откроет главную тайну Вселенной. И попросил привезти Павлика в Женеву. А заодно и Родика — ведь его папа оставил сына на попечение Валисы, которую арестовали подлые американцы. Одно смущало Павлика — накануне вечером бабушка заявила, что добрую часть пути от города до деревни, вечером перед арестом, проехала на трехколесном велосипеде. А клоун заявился в деревню тоже на большом трехколесном мотоцикле. Совпадение? Он пытался направить Родика на решение этой загадки, но тот был занят другим — не отрывая глаз, он смотрел на прелестную девочку-акробатку. В голубом, как небо, трико, желтой юбочке, опоясывающей своими лепестками муравьиную талию, c большим розовым бантом на курчавой черной головке девочка летала как бабочка между ловкими и надежными руками ребят-силачей, в воздушном полете то раскинув руки как ласточка, то бешено вращаясь, как закрученный разноцветный волчок.

Сейчас клоун сидел в переднем салоне самолета и не выходил к ребятам. Девочка-акробатка была с ним, но два раза за четырехчасовой полет она подходила навестить Павлика и Родика и угощала их мороженым. При этом Родик уступал ей место, а девочка отказывалась и только несколько минут молча и почему-то грустно глядела на ребят. Больше на Родика. И уходила.

Маленький самолетик на мониторе приближался к Женевскому озеру….

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ