Из бункера они сумели выбраться только к утру – автоматика, переводя КП в режим полной автономии при пуске, блокировала все двери и лифт, и сняла блокировку лишь через двенадцать часов. И хорошо, что мягкий женский голос из динамиков оповестил об этой процедуре, запустив отсчет каждого часа – в противном случае от ожидания и неизвестности, сидя под толстенной гермодверью, можно было бы сойти с ума.

Связи в бункере не было, но Добрынин за бригаду особо не беспокоился – полковник на поверхности, личный состав в надежных руках. Да, грыз его некий червячок тревоги – но не особо усердствовал. Так… покусывал. И потому они разбрелись по каютам, завалились на боковую и отоспались на несколько суток вперед, даже караул не выставляли. Но как только выбрались на поверхность – сразу же запросил по связи Фунтикова, выяснить положение дел. И как оказалось – червячок тревоги грыз его не зря.

Видимо, сеанса связи с Каспием у Братства не получилось. И не нужно обладать семью пядями или аналитическим складом ума Шерлока Холмса, чтоб сопоставить два факта: стартовавшая с «Периметра» ракета и отсутствие связи с базой. Паук все прекрасно сопоставил и понял. В три часа ночи сеанс связи не прошел – а в пять часов Братство ударило единым кулаком, стараясь прорваться из города к тракту на Пензу.

Видимо, Паук все же не обладал информацией о реальной численности противника. Не знал про тяжелую технику, не знал про перевес в людях – ну или по крайней мере в каком количестве все это имеется… Сначала война пошла для Братства довольно успешно. Ударив всеми силами, они смели легкий заслон в районе трех девятиэтажек, несколькими бронегруппами прошли по улице Балашовской, закрепились на углу войсковой части, подтянули резервы, перегруппировались – и ударили снова. Попробовали пройти по Красной – но их встретили заслоны Первой группы оперативного блокирования, бойцы которой тут же сожгли один из танков. Противник не стал ввязываться в невыгодный для него бой, ушел дальше перпендикулярно улице, решив прорываться через частный сектор. Однако это сыграло с Братством нехорошую шутку – забравшись в дебри, они не только собрали на себя всех монстров округи, но и уперлись в овраг Шишковки. В тот самый овраг, где до сих пор плескалась красноватая мгла и откуда время от времени доносились странные скрипы и скрежет. Лезть туда не решился никто, даже и по приказу Самого – лучше смерть от пули, чем от таинственной и страшной своей неизвестностью красной преисподней. Бронегруппы попытались нащупать дорогу в обход оврага, через мешанину из заросших огородиков, домишек, заборов, сараев и гаражей, расположенных по его краям – но пройти тут даже и на гусеничном ходу оказалось практически невозможно. А ведь им нужно было протащить за собой не только танки и «бэтээры» – но еще и тягачи на колесном ходу, цистерну с топливом, несколько единиц более мелкой техники… К тому же здесь им противостояли легкие стрелки, привыкшие работать в подобных условиях и чувствующие себя как рыба в воде. Затея оказалась невыполнимой, и, отказавшись от нее, Братство откатилось назад. На угол войсковой части, где и заняли позиции, прикрывая отход в позиционный район Убежища.

Фунтиков не давил. Берег людей и технику. Он ввел в бой обе группы оперативного блокирования и обе артиллерийские группы подавления, отсекая противнику отход вверх к кладбищу и вниз к центру города – и таким образом оставил лишь возможность отойти назад, к Убежищу, загоняя в мышеловку. «Грады» и САУ ждали своего часа… Так же в город были введены все четыре оперативно-тактические группы и вернувшийся недавно танковый корпус – но они пока стояли в резерве и в бой не вступали.

Это была первая новость. Почему Паук решил прорываться по тракту на Пензу, а не уходить по железной дороге в сторону Ртищева, Добрынин понял лишь тогда, когда услышал вторую. Танковая группа успешно отстрелялась, благополучно ушла из-под ответного огня, укрывшись за рельефом местности, сделала бросок ближе к городу и, снова выйдя на позиции, отработала по бронепоезду второй раз. В результате половина вагонов-теплушек была разбита в хлам – а вместе с ними, естественно, погибла и часть личного состава. Сколько – точно не известно, но как минимум полсотни бойцов отправилась в места вечной охоты. Кроме того было разбито два вагона с тяжелым артиллерийским вооружением и опрокинута под откос платформа с танком. И самое главное – падая, эта платформа повредила и кусок железнодорожного полотна, так что теперь проход по железной дороге с ходу, без остановки и ремонта, был невозможен. Сам бронепоезд все же дошел до вокзала и разгрузился, усилив группировку. Насколько усилив – этого полковник не знал.

Таким образом, для того крупного соединения, что имелось у Паука, теперь существовала только одна дорога для выхода из города – тракт на Пензу. Лезть где-то еще – означало замедлиться до скорости черепахи, перебирающейся через бревно, рассыпаться, растерять людей и технику, превратиться из единого мощного кулака в ладонь с растопыренными пальцами. А остаткам Братства теперь как никогда требовалось сохранить это единство… Потому иные варианты вряд ли стоило рассматривать. Только тракт. Только по нему можно было попытаться уйти на максимальной скорости, оставляя засады и заслоны, отрываясь от висящего на хвосте противника. Оторваться – и уйти на Саратов, по привычному маршруту, затеряться на просторах страны…

Это известие Данил получил уже тогда, когда они всей группой катили на дрезине. Перегрузиться в свой кунг – и в город. Полковник ждал их в бой. В мясорубку.

Из позиционного района, где теперь оставался только минимум охраны, до города ехали в своем «Урале». Пока тряслись в кунге – молчали. Добрынин все прикидывал, правильно ли он поступает, доверяясь записи в диктофоне – и все больше и больше понимал, что иного выхода у них нет. Все, что было сказано – подтвердилось, в том числе и там, у «Периметра». А значит – прочь сомнения, и вперед, до конца.

Снова связался с полковником, чтоб прояснить обстановку. Паук, убедившись, что из города по тракту ему вырваться не светит, отодвинулся назад. На месте осталась одна машина, над которой развевался белый флаг – Братство хотело переговоров.

– Пойдешь? – запросил по связи Фунтиков. – Тебя это непосредственно касается… Стоят на углу войсковой части, на Балашовской. Ждут.

– Конечно пойду, – ответил Добрынин. Выглянул в окошко – тягач двигался уже по городу, по центру, проходил мимо кинотеатра, где они с Сашкой когда-то прятались от птички Рокх. – Минут через десять буду. Подходим со стороны центра.

– Давай. Сверните на Пушкина. Тебя бойцы из Второй оперативного блокирования встретят. Как раз в них упрешься.

Вторая бригада оперативного блокирования занимала позиции по улице Первомайской, что протянулась параллельно Балашовской несколькими кварталами ниже. Они держали участок от Красной и до железной дороги, усилив таким образом заслоны, участвовавшие в точечных боестолкновениях еще накануне вечером. Сосед справа – Первая и Вторая оперативно-тактические группы, которые в свою очередь занимали позиции по улице Красной вверх, до кладбища, где имели соседом Первую группу оперативного блокирования. Таким образом получалось что-то вроде коробочки, внутри которой был заперт вокзал и Убежище. Окружение, эшелонированная оборона с трех сторон, где в первом эшелоне стояли легкие и подвижные заслоны из разведки и вольных стрелков, а во втором – тяжелая пехота и техника. С четвертой стороны не было никого – только безумец мог попытаться прорваться через развалины завода, где за эти двадцать лет без вести пропал не один и не два человека – но в районе разрушенного моста стоял в полной боевой готовности бронепоезд. Теперь Пауку действительно было некуда деваться.

Переговоры – так переговоры. Почему бы не поговорить? Торопиться некуда, да уже и незачем. Братство, в один момент превратившись из мощнейшей группировки в огрызок, пыталось теперь любыми средствами вывернуться из западни. Собственно, тут даже говорить было не о чем – но Добрынин хотел, чтобы Верховный осознал наконец, кто стал виной тому, что Братство разом потеряло все. До сих пор он мог только догадываться, но не знать. Теперь же он будет знать наверняка.

На переговоры он решил идти один. Это именно его дело, его счеты. Именно он сейчас был полноправным представителем Убежища. Тем, кто выдержал все испытания и вернулся, чтоб отомстить. А значит ему и разговоры вести.

«Урал», на крыше которого лениво полоскался белый флаг, стоял у забора войсковой части. Двигатель заглушен, окошки в кунге горят – но пусты. Рядом с «Уралом» – одинокая фигура. В демроне, в броне, без оружия. Разведка уже успела прошерстить местность, дворы и домики, что смотрели на этот перекресток. Чисто, пусто. Братство вернулось на прежние позиции в полном составе – и затаилось, выжидая. Наверняка перекресток под прицелом с какой-то из девятиэтажек, может быть даже и в несколько крупнокалиберных стволов – но комбинезон оставлял немалый шанс вовремя выйти из-под удара, укрыться в любом из ближайших домишек – и дальше уйти огородами к заслонам оперативно-тактических групп.

Добрынин подошел со стороны улицы Красной. Высунулся на полкорпуса из-за углового дома, поднял руку, с зажатым в ней куском белой ткани. Фигура ответила – так же подняла руку, двинулась медленным шагом вперед.

Встретились они на самой середине перекрестка. Здороваться не стали – вряд ли кто-то из них сейчас желал здоровья своему врагу. Данил внимательно пригляделся, пытаясь по глазам, глядящим на него из треугольных иллюминаторов ПМК, понять, кто перед ним… На броне одна большая звезда, как у Хасана, значит – майор. Не мальчик, понятно, взрослый мужик… но полномочный ли представитель?

– С кем говорю?

– Майор Ким, личная охрана Верховного Главнокомандующего, – отчеканил тот. – Вы?..

– Данил Добрынин. Командир…

– Я знаю кто вы, – перебил его собеседник. – Беглый сталкер…

Данил сам не ожидал такой своей реакции – его разом вдруг бросило в жар, словно по венам кипяток пустили; откуда-то из самой глубины души рванулась такое бешенство, что он вздрогнул всем телом, буквально физическим усилием заставив себя сдержаться…

– Не от тебя бегал, – процедил он сквозь зубы. – Домой возвращался.

Майор поднял руку в пренебрежительно-аристократическом жесте, дескать – меня это не касается, – и сразу же решил ухватить быка за рога.

– Все это не так важно на данный момент. У меня задание – передать вам требования Верховного Главнокомандующего Берегового Братства. Мы готовы оставить город и Убежище. Требуем обеспечить свободный проход из города для группировки, не препятствовать выдвижению техники и личного состава. Взамен обязуемся оставить Убежище и отстроенный позиционный район в целости и сохранности. Его вам не взять – а значит не взять и Убежище. Вам должно быть известно, что пехота, закопавшаяся в землю, обладает большим превосходством перед наступающим противником. Район вокзала превращен нами в сплошной укреп. На складах сосредоточены запасы провианта и воды на несколько месяцев. Боеприпас в достатке. Есть бронетехника и топливо. Мы можем просто сидеть и дожидаться помощи. И она придет, можете не сомневаться. И тогда вас просто раздавят. Время на размышления вам – один час. Если по истече…

– Сеанс связи-то у вас прошел?.. – как-то вдруг разом успокоившись, ласково спросил Добрынин. Этот майор… он уже труп. Хотя может еще и не знает этого. Так зачем на труп злиться?.. – Как там база ваша? Что говорят? Или… молчат?..

Майор запнулся на секунду, пытаясь сообразить, к чему клонит собеседник.

– Молчат, – сочувственно покивал Добрынин.

– Перебои со связью. В следующий сеанс…

– Да не будет его, следующего сеанса, – медленно, словно разжевывая несмышленому ребенку прописные истины, сказал Данил. – Верховный вас в неведении держит? Понимаю… Ну так я тебе глаза открою – а ты другим передай. Мозги есть у тебя? Старт ракеты ты видел?.. А знаешь, куда пошла?.. Теперь – понимаешь, почему молчат?..

– Ах ты с-с-сука… – прошипел майор. Дернулся – но так же, как и сам Добрынин, смог взять контроль над собой.

– Ты неправильно разговор ведешь, майор, – все тем же полным доброжелательности голосом, продолжал Данил. – Вы просить должны, а не требовать. И не ты, а Верховный твой должен тут передо мной в ногах валяться.

Майор молчал. Пытался осознать новый расклад. Осмысливал.

– Я правильно понимаю, что ваш ответ – нет? – помолчав немного, хрипло спросил он.

– Ответ наш будет таков. Вы доставляете мне Верховного. Оставляете технику. Вы оставляете все запасы оружия, весь боеприпас, броню. Всю воду и все запасы провианта. Все медикаменты, что у вас есть. Мы разрешим вам взять самый минимум. Для передвижения и защиты, для того, чтоб вы не передохли первое время. И вы уходите из города. На ваш выбор – либо по тракту, либо на бронепоезде. Пути мы починим – и скатертью дорога. Но Паук остается у нас. Можете с ним распрощаться.

– Мы уходим с Верховным либо не уходим совсем.

– Думайте, ребята. Думайте. Зачем вам этот старик? Сейчас восемь утра. Времени вам – час. Частота для связи 433.075. Если через час рация будет молчать – начнем войну.

– Это не обсуждается, – твердо ответил майор. Он, похоже, оправился от потрясения и вновь говорил твердо и уверенно. – Верховный с нами. Нет? Значит – война. Попробуйте выковырять нас…

– Займемся этим в ближайшее же время, – кивнул Добрынин, чувствуя, как против его воли под маской шлема скалятся в торжествующей насмешке губы. – И вот еще что… Ты передай Пауку… Он наверняка до сих пор в недоумении, откуда ж столько напастей разом. Все это сделал я. Упустили вы меня там, на севере. Это я две тысячи километров до дома прошел – и вернулся… Это я Хасана достал – и выпотрошил его. Это я координаты вашей базы у Профессора выбил! Это я армию собрал! Это я в «Периметр» пролез и ракету пустил! А значит – это я вашу группировку на Каспии уничтожил! И это я вас здесь задавлю! Так что и следа вашего больше не останется!

Собеседник молчал – но Данил видел, как сжимаются и разжимаются его кулаки. И он ждал и был вполне готов ответить. Хольмганг. Поединок на перекрестке. Обычай викингов. Кто победил – за того и боги, а значит – тот и прав. Испытаем правду, майор?!.. Ну же, давай! Давай майор, бей!..

Нет. Дисциплина победила. Майор Ким, круто развернувшись, направился к грузовику. Добрынин тут же сместился с открытого места к одному из домиков, укрылся за ним, наблюдая. Майор забрался в кабину, двигатель рыкнул – и тягач, развернувшись на перекрестке, ушел в сторону вокзала.

Отсчет часа начался.

Полковник с офицерами штаба обосновался за заслонами Первой и Второй оперативно-тактической, на перекрестке Горького и Балашовской. Отсюда планировался основной удар по Убежищу, здесь же были сосредоточены Третья и Четвертая группы, а также танковый корпус. И все это – в полной боевой, готовые по сигналу двинуться вперед, наматывать кишки врага на танковые траки.

Народу в кунге было – не развернуться. Встретили его приветственным ревом – как-никак победитель! Спецоперация по проникновению в КП «Периметра» успешна, несмотря на потерю бронепоезда. Однако времени на обмен впечатлениями не было – Фунтиков с офицерами штаба работали как проклятые, перемещали личный состав, формировали ударные группы. Добрынин постоял-постоял, наблюдая – и понял, что делать ему тут нечего. Все и без него крутится-вертится, все схвачено, смазано, работает как отлаженный часовой механизм.

Отозвал полковника на минутку, узнать дальнейшие планы.

– Частоту слушаете? Не выходили еще по результатам переговоров?

– Я думаю что и не выйдут, – покачал головой полковник. – Воевать будем.

– Что дальше? Какой план?

– Сейчас артподготовку начнем. Закинем туда большую часть пакетов. Плюс – САУ добавят. Ну а потом разом и двинем…

– Есть возможность чисто по площади отстреляться? Строго по вокзалу и укрепрайону, чтоб детский сад не задеть…

– Можно и так, – пожал плечами Фунтиков. – Пару пристрелочных с «Акации» сделаем – и по ним уже наведемся. Все аккуратно будет. Только зачем?..

– Детский сад нельзя повредить, товарищ полковник.

– На карте обозначишь? – Фунтиков кивнул на карту на стене…

– Да. Вот он, – Добрынин, сориентировавшись, ткнул пальцем в здание детского сада.

Полковник вгляделся, измеряя расстояние по линейке масштаба внизу.

– Это сколько же от вокзала… Метров пятьсот?.. Хм… Так-с… Дальность стрельбы минимальная… Значит и рассеивание тоже минимальное будет… – полковник задумался на минуту, что-то прикидывая, и выдал вердикт: – Думаю, что будет твой детский сад в целости. Даже если и заденет одним-двумя снарядами – не обрушит. Крышу пробьет, стекла поколет. Но глобальных разрушений не будет.

– Стекла поколет… – пробормотал Добрынин и усмехнулся. Да уж… возможно ли это в принципе – переходы разрушить?.. Может и возможно – но не этими силами и средствами. – Хорошо. Мои действия?

Полковник потер в раздумье подбородок.

– Выбирай позицию сам. У меня все готово, скомплектовано… В группы тебя с пацанами совать?.. А смысл? Лишний сумбур и напряг для командира.

– Пойдем следом за Первой оперативно-тактической, – кивнул, соглашаясь, Добрынин. – Вперед лезть не будем до поры – но чую и нам повоевать придется…

– Пусть так. Я и сам не думаю, что тебе в первые ряды надо лезть. Но и в тылах отсиживаться… Ты город знаешь, а в этом районе – вообще каждый закоулок. Будь на подстраховке.

– Понял. Когда начинаем?

– Да как час истечет – так сразу и начнем. Чего кота за бубенчики тянуть?..

Кота, впрочем, никто и не трогал. Когда Добрынин вернулся к себе – застал ребят полностью собранными и упакованными. Каждый в разгрузе, обвешан как новогодняя елка. Шрек – так и вообще на человека не похож, больше на какой-то ходячий склад боеприпаса смахивает…

Встав посреди кунга и дождавшись тишины, Данил вкратце обрисовал ситуацию. Пора была поставить ребят в курс дела. Война выпадала и на их долю – но только на поверхности. Лезть под землю, штурмовать Убежище им не придется. Продавить вместе с бойцами бригады оборону Братства, замкнуть кольцо вокруг вокзала… и уйти во временну́ю аномалию. На этом война для группы заканчивалась. Здесь – заканчивалась…

Он ждал протестов – и вполне оправданно. И был готов пресечь… Сказать, что пацаны были возмущены – это еще мягко выразиться. Шуму было минут на двадцать и вопросы сыпались как из рога изобилия… Общее мнение высказал все тот же Батарей, с некоторых пор почувствовавший свой авторитет и начавший время от времени возражать Добрынину.

– Это как же так… Все Убежище штурмовать будут – а мы в детский сад полезем?!

– Зачем?..

– За каким хреном?..

– У тебя какой-то план?.. – Паникар, как всегда, смотрел прямо в корень. – Что ищем?

Добрынин кивнул.

– Именно. План.

– Я все равно не понимаю, – развел руками Батарей. – Почему мы не идем в Убежище?! То есть пока остальные будут штурмовать и за нас же драться – мы в детском саду отсидимся? Я так не согласен. Да это наша прямая обязанность, первыми на штурм идти! Наш же дом, не чей-то еще!.. Сам же отомстить хотел!

– Хочу тебе кое-что напомнить, Паша, – глядя ему в лицо, в упор, сказал Добрынин. – Во-первых – они не за нас дерутся. За себя – тоже! Во-вторых – пришли сюда за добычей! Все что есть в Убежище – все достанется этим людям! И много достанется! В-третьих – я твой командир. И обладаю немножко большей информацией, чем ты! Мы идем в детский сад! Дальше скажу что и как. И в-четвертых. Если у тебя есть какие-то принципиальные возражения – можешь остаться и штурмовать. Повоевать захотел? Отомстить?.. Оставайся. Только вот что ты будешь делать дальше, когда Убежище возьмешь?

– Ну… не знаю… – растерялся от неожиданности Батарей. – Я как-то не думал… Ты у нас командир, тебе и решать.

Паникар тут же прыснул, разряжая обстановку – Пашка в этой словесной перепалке сам же себя загнал в угол.

– Еще вопросы есть? – спросил Добрынин, оглядывая пацанов.

– А как же наши? – спросил Ван. – Бронепоезд разбит под Ардымом… Нужно искать! А влезем в детсад… ну, как не выпустит он нас обратно?

– Зайдем внутрь – там я все расскажу, – ответил Данил. – Все, от и до. Такое расскажу – охренеете.

– Это точно решено? – помолчав немного после командирской выволочки, спросил на всякий случай Батарей. – Нам действительно туда надо?..

– Ты даже и не представляешь себе – как! – ответил Данил, и Пашка больше на эту тему не заикался.

Девять утра. Едва дождавшись, когда в окошке дозиметра на часах выскочит контрольное время, Добрынин вышел на полковника – и Фунтиков подтвердил, что переговорщики от Братства на условленной частоте не объявлялись.

– Начинаю артподготовку. Готовность – минута, – объявил Фунтиков и отключился.

– Все? Готовность номер один? – глядя на командира, спросил Паникар. – Пошла жара?..

– Сейчас будет нам – жара… – пробормотал Добрынин, прислушиваясь. Что сначала? САУ?..

САУ. Далеко на севере, за городом, в районе Сазани, ухнуло – и спустя долгую паузу на западе, там где лежало Убежище, раздался первый разрыв. Пристрелочный. Бойцы Братства еще не знали, что их ожидает в ближайшие минуты.

А ждал их настоящий огненный ад.

Артподготовка длилась не так долго, как того хотелось бы Добрынину. По ощущениям – всего минут двадцать. А ведь словами не передать, как хотелось, чтоб на головы проклятого Братства обрушился смерч, который бушевал бы несколько часов и не оставил бы в живых никого, ни единого человека! Разве только Паука, чтоб заняться им лично! Но – нет… Хотя и того, что прилетело на площадь, было более чем достаточно. Полминуты – залп «Градов», потом перезарядка чуть больше пяти минут. И снова – залп на полминуты. В перерывах, пока боевой расчет загружал в пусковые очередной пакет, не давая противнику расслабиться, продолжали ухать артиллерийские установки. Добрынин, сидя снаружи у колеса «Урала» в окружении ребят и выжидая сигнала к выдвижению, считал пуски – и насчитал их пять. Пять пакетов на головы противника – и это только с одной БМ. А их – три. Итого – пятнадцать пакетов по сорок снарядов в каждом. Шесть сотен штук. Страшно представить, что же там творится теперь, в районе сосредоточения огня…

– Отработали, – заговорила гарнитура голосом полковника. – Первые три залпа на укрепрайон пришлись. Накрыли и вокзал, и железнодорожную ветку, и бронепоезд. Сразу, чтоб в ответ не прилетело. Несколько попыток было – но били наугад, задели одну из «Акаций». И еще два – по окрестностям, южнее и севернее. Восточнее не клали, из-за детсада. Корректировщик докладывает – здание видит. Стоит оно, целое, сильных повреждений не наблюдает. А вот площадь…

– Что на площади?..

– Площадь оттуда не видно. Но… Жопа там! – усмехнулся в гарнитуре Фунтиков. – Одна большая и толстая жопа. Я даже не глядя могу тебе это сказать. По опыту. В живых там сейчас никого, все выжжено. И технике тоже досталось. Техника у них частично вокруг рассредоточена, частично – заглублена, на позициях. Вот той что на позициях – там все, конец… А это пара танков минимум. И минометная батарея полегла тоже вся.

– А БМПТ?

– Если у вокзала стояли – значит и им конец.

– Это точно?

– Точно сейчас тебе никто ничего не скажет, – вздохнул полковник. – Разведки у меня там теперь нет. Примерно час назад связь с группой пропала – и до сих пор молчат. Накрыли, наверно… А это значит, что и информации достоверной теперь тоже нет. Могу только анализировать и делать осторожные прогнозы, основываясь на ранее известных данных. Доклад был, что сразу после возвращения часть техники встала на позиции. А значит после артподготовки ей наверняка кранты. И это все, что я могу сказать.

– А по людям?

– После первой попытки как минимум половина народа сосредоточилась на прежних позициях, на расстоянии квартала от вокзала. А вот вторая часть – на вокзальной площади, заняв укрепрайон. Так что и этой половины у него теперь тоже нет.

– Начинаем?..

– Начинаем.

Что ж… Неплохо! По предварительным прикидкам еще полчаса назад у Паука имелось более трех сотен бойцов. Тяжелая техника, хорошо укрепленные позиции и достаточно боезапаса для ведения длительной позиционной войны. А что теперь, после артподготовки? Что бы ни было – но меньше. Гораздо меньше.

Об этом Добрынин размышлял уже задним умом, где-то на периферии сознания. Мозг сейчас занят был другим – просчитывал, наблюдал, подмечал, отдавал команды… Тело жило в боевом режиме и все было подчинено одной цели – выжить.

Они двигались по частному сектору, параллельно Балашовской. Люди – по дворам и огородам, техника – чуть позади, по улице, ближе к домам, чтоб хоть частично использовать их как прикрытие. На открытые участки бойцы не лезли – дураков нет издалека пулю схлопотать – но и не углублялись. Там, в глубине квартала, такие дебри, что и помыслить страшно. Домики, заборы, трубы какие-то, сараи, гаражи-мастерские-курятники… и все это за годы заросло жуткими зарослями! Хрен пролезешь – а в иные места и соваться-то опасно. И обитатели их тоже наверняка где-то там. Сейчас-то прячутся – шум, запахи, скопление людей и техники их сейчас скорее отпугивают, чем привлекают. Помнят своими убогими мозгами прошлую войну. Понимают, что вылезать из нор пока не время… хотя для малочисленной группы они и сейчас представляют смертельную опасность. Время им настанет после того, как вооруженные люди уйдут из города. Вот тогда – напируются!

Как и планировалось, бригада двинулась разом, со всех сторон. Что там было на остальных участках фронта – Добрынин конечно не видел, но по докладам представлял. На их направлении пока тихо – а вот фланги уже столкнулись с сопротивлением. Обе группы оперативного блокирования, на севере и юге, уже воевали – хотя почти не давили вперед. Встретившись с сопротивлением – вставали на месте, закреплялись, превосходящим огнем давили позиции противника. Дожидались, когда Братство отойдет, – и снова медленно, шаг за шагом, здание за зданием, продвигались вперед. Они не торопились, лишь отсекали коридор для ударных групп, держали фланги, не давая противнику продавить и вырваться на простор или просто просочиться сквозь заслоны и ударить в тылы. Основное же направление для удара пришлось именно тут, где шел Добрынин – вдоль улиц Балашовской и Яблочкова. Именно тут пошли тяжеловооруженные бойцы Первой и Второй оперативно-тактических групп, здесь же работал танковый корпус, и здесь же, во втором эшелоне, дожидаясь своей очереди войти в бой, подпирали тыл и тщательно осматривали и зачищали уже пройденную территорию Третья и Четвертая.

Добрынин с группой представлял собой что-то вроде оперативного резерва – двигался между двумя эшелонами и в случае необходимости готов был оказать помощь, поддержать огнем бойцов Первой оперативно-тактической, заткнуть возникшую дыру. Хотя пока вроде бы необходимости в этом не было… В командование бригадой не лез, всем сейчас полностью занимался полковник и штаб – но на штабном канале, тем не менее, оставался, благо радиостанция двухканальная позволяла. Нужно было быть в курсе, знать кто и куда выдвинулся, где начался бой, где продавили, а где наоборот – отошли, закрепились, отбиваются.

Первый контакт прошел на пересечении Балашовской и Пушкина. Впереди, там где двигались бойцы Первой, вдруг ударили длинные очереди, захлопали гранаты… Данил мгновенно увел группу в укрытие, в большой одноэтажный дом из белого и красного кирпича, стоящий на перекрестке. Шрек, словно неумолимый бульдозер, вынес дверь, ребята рассредоточились по комнатам, занимая позиции. Данил в несколько скачков взлетел по винтовой лестнице на чердак, подобрался к оконцу, глядящему в ту сторону, выглянул осторожно… Сквозь пыльное стекло разобрать было трудновато. Ударом приклада выбил раму – плевать на демаскировку, в пылу боя какая уже разница – сместился в глубь чердака, чтоб оставаться в темноте, принялся высматривать… Все равно хрен поймешь. Стрельбы много, ведется как сюда, так и отсюда… но вот кто, где, откуда лупит – поди разбери. Добрынин вскинул винтовку, пытаясь высмотреть противника… Куда там! Мелькнуло несколько тел в демронах, он даже среагировать не успел, слишком уж узок был сектор стрельбы. Синих повязок на руках он не заметил, а значит – противник. Упустил?.. Шарящий по сектору прицел вдруг наткнулся на голову в противогазе, торчащую из-за забора… тут же появилась рука – и без синей повязки! Добрынин выжал спуск – и с удовлетворением отметил, как голова брызнула кровавым и исчезла. Готов. Счет открыт.

– Первый вызывает штаб… Первый вызывает штаб… – по позывному Данил понял, что говорит майор Копытов, командир Первой оперативно-тактической. – Квадрат 13–36 по улитке 8 и 7. Столкнулся с сопротивлением. Потерь нет. Прошу поддержки.

– Конкретная цель есть?

– Три здания через улицу! Начиная с углового – и левее!

– Поняли тебя Первый! Поняли тебя! Жди поддержки! Пять минут по времени!

Стрельба тут же стихла – видимо, бойцы Первой немного отодвинулись вглубь, разрывая контакт. Добрынин, зная теперь точное местоположение противника, продолжал наблюдать через окно, держа приклад у плеча. Обзор затруднял домик прямо напротив и потому угловые дома, обозначенные командиром Первой, он видел лишь частично. Но уж если обозначили цель, то затихнем и подождем. Авось полезут…

Как в воду глядел! На исходе третьей минуты, когда откуда-то с тыла, со стороны улицы Красной, послышался рев танковых дизелей, из дома во двор одно за другим выскользнули три черных тела. Полсекунды на опознание «свой-чужой», окуляр прицела к очкам, угольник елочки на цель… Первый выстрел влепил точно – тяжелой пулей человека бросило вперед и он неподвижно замер посреди двора; второй выстрел немного смазал, попал в плечо дернувшегося на рывок бойца, того развернуло в воздухе, опрокинуло… он завозился по земле, поднимаясь – но третьей пулей Данил вколотил его в землю. А вот последнего снять уже не успел – заметил только мелькнувший за сарай черный силуэт. Ушел. Ладно, хрен с тобой… На крыльце вдруг возник четвертый – тубус РПГ на плече, наводится куда-то вдоль улицы… Однако выстрелить он не успел – с первого этажа полоснули очередью и человек завалился назад.

Демаскировка.

– Меняем позицию! – во всю мощь легких заорал Добрынин. – Все из дома! Уходим влево через два! Батарей, первым пошел!

Винтовку за спину, дробовик в руки! Ссыпался по лестнице, прыгая через три ступеньки, пристроился замыкающим… Пацаны шустро шевелили булками – когда командир истошно орет с чердака, что пора менять позицию, тут вопросов вообще не возникает!

Без помех проскочили первый двор, затем второй. Ван, вильнув куда-то влево, запутался было в зарослях вьюна – но Шрек, похоже, всегда наблюдающий одним глазом за своим мелкотравчатым друганом, подскочил, облапил, потянул, выдирая из лиан… тут же рядом возник Паникар, выхватывая на ходу тесак, рубанул пару раз, отделяя особенно настойчивые щупальца… и ходу дальше!

Дом, куда привел их Батарей, был похуже – бревенчатое сооружение, вросшее в землю, с провалившейся крышей и подслеповатыми окошками. Внутрь не полезли, упали у задней стены, с хрипом дыша и вяло переругиваясь.

– Сука… Маньяк… ты мне ногу отдавил! – хватая ртом воздух, просипел Монах. – Кабан ты здоровый…

– А сам… а ты… через забор лезли – ты мне фильтр своей ручищей чуть не вышиб! – не остался в долгу Леха.

– Кто сзади меня шел?! – возмущенно вопросил Лосяш, приподнимаясь и оглядываясь по сторонам. – Кто меня по жопе пинал, пока бежали?!!

– А ты беги быстрее! – развалившись плашмя на земле, заржал Хирург. – Мог и скальпель достать, ширкануть, чтоб ты ускорился!..

– Тихо! Успокоились все! – рявкнул Добрынин прислушиваясь. – Ща врежет…

– Кто вре…

БА-БАХ! Первый! И тут же – второй и третий, ударивший по ушам. Добрынин зевнул, широко раскрывая рот и пытаясь прочистить уши – и еле успел ухватить за петлю на разгрузе дернувшегося куда-то в сторону Халяву.

– Куда лупят?! По нам?!! – в панике орал боец, так и норовя вырваться.

Данил дернул, придержал, аккуратно укладывая его на землю.

– Уймись. Наши стреляют, чистят противника на углу. Встретили сопротивление, лезть и выпендриваться с зачисткой не стали. Сейчас сровняют с землей и дальше двинем.

– А чего ж мы из дома чесанули как от куропата?!

– Значит надо было, – лаконично ответил Данил. – Мужика с РПГ сняли? Сняли. А вдруг там второй сидит?.. Врезал бы нам, разложил бы дом по кирпичику. И нас заодно.

– Первый – штабу. Первый – штабу, – послышалось в гарнитуре. – Поддержку получил. Противник зачищен, двигаюсь дальше.

– Разведку вперед! Двигаться бросками от здания к зданию! – на связь вышел сам Фунтиков. – Пусть шныряют, ищут! Они подвижнее и легче! А вы уж следом, тяжелые штурмовики! Дистанцию не разрывать, быть готовыми мгновенно поддержать, прикрыть, отсечь противника огнем, дать разведке оторваться! Ну, ты чего, капитан, тебя учить что ли надо?..

– Принято, выполняю.

– Пошли, – скомандовал Добрынин своим. – Направление прежнее. Пристраиваемся в хвост и шагом марш.

Следующие кварталы показали, что озвученная полковником схема была оптимальным вариантом передвижения. Впереди – разведка, прощупывающая каждое здание на пути. Подойти, проверить, зачистить, закрепиться, дать зеленый свет. Выждать подхода основных сил – и снова бросок до следующего здания, под прикрытием стволов тяжелой пехоты. При сопротивлении – сигнал основным силам. Пехота давит огнем, не дает высунуться. Подтягивается тяжелая техника, гранатометные группы… Дальше – удар по месту сосредоточения противника. И снова вперед.

Нельзя сказать, что такая тактика была успешна во всех случаях. Если противник закопался в городской застройке – выковырять его невероятно трудно! В ответ прилетало постоянно. Некоторые бойцы были замотаны бинтами в двух или трех местах… Были тяжелораненые, были убитые. Страдала и техника. Один из танков остался без динамической защиты, с другого выстрелом РПО смело часть навесного оборудования. Прямым попаданием РПГ был уничтожен БТР. «Нона», получив в правый борт очередь из автоматической пушки, все еще догорала на перекрестке, коптя жирным черным дымом. Еще до обеда противник подорвал два усиленных бронезащитой и пулеметами тягача… Но это были совокупные потери, по всей линии фронта, а не только в зоне ответственности Первой оперативно-тактической. И это была вполне приемлемая плата за то, что бригада довольно успешно давила противника, продвигаясь вперед.

И все же – именно такая тактика работала в плотной городской застройке эффективнее всего! К черту штурм зданий! К черту зачистки! Это был общевойсковой бой, где не было смысла штурмовать и пытаться захватить объект, а потом зачищать его. Никто не лез внутрь, рискуя жизнью, не чистил здание, играя со смертью на лестничных пролетах, в коридорах и комнатах. Очаги сопротивления просто ровнялись с землей. В сопровождении броневиков и пехоты на требуемый участок фронта выдвигался один или два танка, занимали позиции, начинали работать по цели осколочно-фугасными. Затем подтягивалась группа с РПО, в цель уходили один-два термобарических боеприпаса… и если после этого здание все еще стояло, то внутри него живых уже не было. Зачастую, сопротивление после такого вот удара и заканчивалось.

Исключением стали три девятиэтажки. Чрезвычайно удобные своим расположением, они возвышались над окружающими кварталами словно утес над морем, что позволяло держать под обстрелом всю привокзальную площадь, долбить из крупнокалиберных прямой наводкой, корректировать огонь артиллерии и минометов. Собственно, именно этим до сих пор и занимался противник, постреливая по шныряющим внизу бойцам Первой. И хотя штаб по возможности организовал огневое прикрытие, синхронизируя огонь орудий и пулеметов по постам на крыше с передвижением бойцов Первой, все же людей они время от времени теряли. И наибольшее количество потерь приходилось именно на огонь с крыш.

Добрынин слышал, как матерится по связи командир Первой, ругаясь со штабом и докладывая потери. Несколько раз он выходил напрямую на Фунтикова и требовал «раздолбать их в прах» – и в принципе, это было не так и сложно. Выдвинуть на позиции все три танка, ударить разом – а еще лучше сконцентрировать огонь САУ, ведь именно для этого они и предназначены. Несколько минут артподготовки – и от девятиэтажек остались бы руины! Но… Такую удобную позицию рушить не хотелось. А вот отобрать – другое дело. И полковник отдал приказ на захват и зачистку.

Первая оперативно-тактическая к тому времени потеряла ранеными и убитыми почти треть личного состава. Одиннадцать двухсотых и девять трехсотых. Не говоря уж о том, что бойцы ее все время находились в бою, устали и расстреляли большее количество боезапаса. Людей нужно было отвести, дать время на отдых и перезарядку. То же самое – и с разведкой, с передовыми легкими группами. Но при этом и противнику передышки давать нельзя! Давить и давить, до последнего. Произвели перегруппировку – бойцы Первой отодвинулись в тыл, бойцы Третьей заняли их позиции. Можно было продолжать.

Добрынин, как бы ни пытался он двигаться в тылу первого эшелона, проработав все это время вплотную с Первой оперативно-тактической, уже фактически вошел в ее состав: не раз прикрывал огнем ее бойцов, отвлекал, либо проходил во фланг противника, то есть – был в курсе всех событий. К тому же он был местным, знал город. И потому командир Третьей, майор Сотников, вызвал его посоветоваться.

– Что думаешь? Заштурмуем? – обменявшись рукопожатием, сразу же спросил он. – Давай, присаживайся. Передых пятнадцать минут.

– Я бы на месте полковника просто с землей сровнял, – покачал головой Данил, усаживаясь на завалинку. Выглянул осторожно из-за угла, оценить… Они сидели во дворе частного дома в половине квартала от первой девятиэтажки. Дом был мощный, с толстыми кирпичными стенами, поэтому огня крупнокалиберных пулеметов можно было не опасаться. Другое дело – навесной боеприпас… но тут сарай рядом, а в нем погреб из кирпича и плита бетонного перекрытия на рельсы положена. Хотя какое-то подобие бомбоубежища… – Потери будут. Тут быстрого броска не получится, по таким дебрям лезть…

– Потери будут, – кивнул майор. – Если по дебрям лезть – да…

– Что-то придумал? – спросил Добрынин, быстро глянув на него. – План есть?

– План, собственно, не сложный. По этим долбаным огородам да через заборы напролом – без толку. Нужно вот как… Сосредоточим человек двадцать во дворе, чтоб с выходом на Балашовскую. Подтянем технику, вывесим дым. Техника прикрывает огнем, мы вдоль заборов рвем когти к девятиэтажке – и через окна входим…

– Без зачистки округи? – удивился Добрынин. – Да мы сто шагов не пробежим, с флангов поснимают! Они вон какую партизанскую войну развернули! Думаешь, тут по дворам не сидит с десяток пацанов из Братства?..

– Ну… другого варианта у меня нет, – развел руками майор. – Критикуешь – предлагай…

– Другой вариант – развалить эти дома до фундамента, – проворчал Добрынин, обдумывая предложенный вариант. Вот еще блажь… На хрена полковнику понадобились эти девятиэтажки?! Он конечно мужик грамотный… но это уже точно перебор. – Могу предложить дополнение. У нас бронированных кунгов с пулеметами – до черта! Сначала пустить по дороге штуки три тягача. Пусть на скорости пройдут по Балашовской, постреляют во все стороны, и на Комсомольской уйдут вверх, ко Второй группе оперативного блокирования. Пошумят, отвлекут, вызовут внимание на себя. В момент их старта – пускаем дым. По всей улице, начиная от нашей позиции и до перекрестка. Эти думают, что дымом мы кунги прикрываем, соответственно и все внимание будет на них. А мы под шумок, вдоль заборов, рвем, как ты говоришь, когти, к девятиэтажкам. И – входим через окна в квартиры на первом этаже. Вот в это я еще поверю…

– Годится… Только чтоб в нас с кунгов не влепили, – проворчал Сотников. – Левая сторона Балашовской – под запретом. Мы аккурат там и будем, под заборами пойдем.

– Ну так ставь задачу – и работаем.

– Ты как? Со мной? Комбез на тебе серьезный, слыхал про него… Не лишним при штурме будет.

– Пойду, – кивнул Данил. – Но – один. Своих в прикрытии оставлю.

– Годится. Планировку квартир там знаешь?

– Знаю.

– Годится, – снова кивнул майор. Глянул на часы. – Половина второго… Пока согласую, да пока кунги подготовят… В два жду тебя здесь. И начнем.

Пока ждал контрольного времени – успел поговорить с полковником. Честно сказать, сомневался он в необходимости готовящейся спецоперации. Дела и без того идут неплохо, давят успешно, продвигаются, квартал за кварталом забирают. Стоит ли людей на убой вести?..

– Ты понимаешь, что такое эти три здания? – голос Фунтикова в гарнитуре был строг, словно заранее говоря, что никаких возражений полковник не потерпит. – Это – наивысшая точка в данном районе! Контроль над всей местностью! Над всеми окружающими кварталами! С этих крыш всю округу видно и вся округа простреливается! И ты мне говоришь, что нужно это раздолбать?!!

– С сосен за нефтебазой тоже видно, – сказал Данил. – Там ведь уже сидят корректировщики! А здесь… людей положим, товарищ полковник!

– Да ни хрена там не видно! Корректировать – да, можно. Недолёт, перелет… Но так чтоб иметь всю местность круговым обзором, да еще и накрывать прямым выстрелом любую точку – такого у нас нет! А нужно бы! Поэтому девятэтажки мы будем брать!

Ответ был безапелляционный, и Добрынин понял, что спорить без толку. Значит – штурм.

Около двух он был у Сотникова, рассказывал планировку квартир и коридоров. К этому времени все приготовления уже были завершены. Кунги стояли в начале улицы, под пара́ми. Танковый корпус и две «Ноны» – там же. Бойцы во дворе, поделены на три группы по десять человек – Фунтиков, ясно понимая куда отправляет людей, выделил не двадцать, а целых тридцать бойцов. Опытный вояка, полковник знал, как важен первый штурм. Первый штурм должен стать и единственным, именно им нужно брать объект. Если первый штурм неудачен, то второй будет неудачен с гораздо большей вероятностью. Очень тяжело решиться войти второй раз туда, где только что погибли твои товарищи…

В связи с тем, что Третья оперативно-тактическая группа была ополовинена для спецоперации, ее сосед слева, Четвертая, растянула свой фронт, принимая в зону ответственности лишний квартал. И – встала. А вместе с ней встали и остальные группы. Приказ: занять позиции, не допустить прорыва окружения. Полковник подстраховывался, понимая, что оттягивая людей, он тем самым ослабляет весь фронт. И это лишний раз доказывало, что трем девятиэтажкам он придавал особое значение…

Три группы по десять. Командир первой – Сотников. Командир второй – капитан Усанов. Командир третьей – капитан Буганов. Добрынин шел как самостоятельная боевая единица, этакий вольный стрелок, благодаря унику совмещающий в себе функции тарана, бульдозера и живого щита.

Стоя на полусогнутых у покосившейся калитки на Балашовскую, они ждали сигнала.

Мандраж… Адреналин… Дрожащие руки…

Четырнадцать ноль-ноль. Время.

Пошли!

Рев тягачей раздался одновременно с выстрелами «Тучи». По всей улице на подступах к девятиэтажкам вспухли и стали расти, увеличиваясь в размерах, дымовые облака. Еще один залп – и улицу накрыло полностью.

– Дымы наготове! Эти сдует – сразу добавлять, не ждать, пока нас срисуют! – прошла по связи команда от Сотникова. – Ну! Двигаем!

Добрынин вывалился из калитки первым. Нащупал левой рукой забор – и, пригибаясь и ориентируясь по нему, дернул в сторону девятиэтажек. Активные наушники шлема, выделяя тихие звуки, подсказывали, что следом за ним, сопя, хрипя и чертыхаясь, ускоренным темпом движутся остальные.

Дым мутной мглой накрыл все вокруг. Пробираясь вдоль заборов, Данил не раз натыкался на препятствия, которые мог разобрать только приблизившись вплотную. Сначала пришлось лезть сквозь заросли кустарника, потом обходить вывалившуюся секцию забора, затем перебираться через поваленное дерево… Все это замедляло продвижение – но иного выхода не было. По запросу Сотникова танки стреляли еще несколько раз, продолжая поддерживать дымовую завесу, да и сами бойцы не зевали, кидая дымовые гранаты вперед по ходу движения… Справа ревели дизеля тягачей, лупили пулеметы – и с крыши им в ответ грохотали длинные очереди крупнокалиберных. Пару раз в белесом тумане вспухало облако объемного взрыва – но здесь, слева по улице, вплотную к забору, свистнуло лишь несколько рикошетов.

Угол! Нащупывая очередной выступ забора, Добрынин вдруг почувствовал под рукой пустоту. Повел рукой вправо-влево, чтоб убедиться окончательно – так и есть, конец забора! Теперь рывок через дорогу вплотную к стене здания, под окно – и полдела сделано!..

– Дошли до угла!

– Первая группа – прямо! – тут же отреагировал командой Сотников. – Вторая – двадцать шагов левее, входите в соседнюю квартиру! Третья группа – еще левее, следующая квартира! Бегом! Вперед, вперед, вперед!

Все в темпе! Несколько мгновений – и они уже распластались у стены по обеим сторонам от окна. Четверо тут же взяли под присмотр сектор над головами, еще двое – угол здания. Мгла вокруг начала понемногу рассеиваться, один из бойцов по знаку майора выхватил из подсумка дым, сорвал крышку, дернул кольцо, бросил рядом. Снова повалило, скрывая группу от любопытных глаз…

– Добрыня! Входишь?!

– Иду! – тут же откликнулся Данил, вытаскивая гранату из подсумка. – Окно бей!

Одновременно со звоном осыпающегося стекла рванул кольцо – и отправил гранату в темный провал оконного проема. Пусть даже там и нет никого – но велик шанс, что первые этажи заминированы. Это ж святое – заминировать все дыры, откуда враг полезет! Растяжкой либо еще как… Изменением давления, осколками от удара мощной «эфки» растяжку должно сорвать, освободить проход. Если же нет – так комбез поможет! Ну а не поможет… война!

Грохнуло неслабо – замкнутый объем помещения усиливал эффект, многократно отражая ударную волну и осколки стенами. Добрынин тут же нырнул в проем головой вперед, приземлился на левую руку, перекатом через левое плечо уходя в угол и вскидывая «Пернач». Мазнул по темным углам лучом подствольного фонаря – пусто. Тут же переместился к дверному проему, посветил внутрь – опять никого.

– Чисто. Входим.

– Да вошли уже, – пробормотала гарнитура голосом Сотникова и на плечо Добрынина легла его рука. – Хорошо вошел, красиво. Годится…

– Чай не одни вы войной всю жизнь занимаетесь, – так же тихо прошептал Добрынин, продолжая держать под прицелом темное нутро коридора. – И мы кой-чего умеем.

– Говорили. Слышал.

– Вторая группа вошла…

– Третья вошла…

– Чистим квартиры до входных дверей, – шепотом выдал указания Сотников. – И по сигналу выходим в общий коридор. Работаем тихо! Шуметь начнем только при контакте!

– Гранату ж рванули… – напомнил один из бойцов.

– И чего? На улице вон как долбят! Кто чего за этим шумом слышал?.. Все равно что под нос себе пукнули…

Эта квартира была трехкомнатной, Добрынин помнил это совершенно четко. Направо – туалет и ванная комната, налево – коридор в зал, вторую комнату и кухню. Ему идти первому – ручным оружием уник не пробьешь, а крупнокалиберные пулеметы в бою внутри здания не используются по определению. Поэтому Добрынин особо не осторожничал, двигался быстро – заглянул в туалет с ванной, огляделся в комнате и зале… Замшелая пустота, только дозиметр стрекочет, показывая полсотни рентген. Коридор тоже пустовал, как и кухня. И по толстому слою пыли на полу было видно, что здесь много лет никто и не появлялся. Странно… Учитывая стратегическое положение здания, к нему должны быть заминированы все подходы! А тут пустота… Неужели прошляпили?

Однако майор так совсем не думал.

– Специально это. На дурачка, – усмехнулся он, когда Данил, вернувшись, поделился с ним своими соображениями. – Я за сегодня уже насмотрелся. У меня один боец на растяжке в пустом доме подорвался, когда на чердак полез. Обшарил весь дом – пусто, следов вот так же нет… А люк дернул – и хлопнуло. А второй, молодой, на новенький демрон позарился. Перевернул труп, снять – и все. И тоже наглухо. А ты говоришь… Нет, не прошляпили они!

– Думаешь, снаружи?..

– Вполне!.. – Сотников ухмыльнулся и сквозь стекла противогаза Добрынин увидел его улыбающиеся глаза. – Я вот, лично, не уверен, что за входной дверью чисто…

Вот и Добрынин так же не был в этом уверен. Но как проверить? Сотников, подозвав сапера из состава группы, велел тому осмотреть дверь. Вердикт был неутешителен – дверь наверняка вскрывалась, но при этом в квартиру никто не входил – пыль на полу лишь слегка разметена, следов нет. Зачем так? Ясно зачем – проверить, как открывается-закрывается, да растяжечку снаружи навострить. И растяжку и сигналку, чтоб наверняка услышать, когда гости пожалуют. И с большой вероятностью так же заминированы все двери в наружный коридор. А на втором этаже – что-то типа группы зачистки, гостей с хлебом-солью ждут. Или на третьем…

Тут же спешно организовали некое подобие военного совета. Добрынин, Сотников и Усанов с Бугановым на связи.

Предложение Усанова рвануть к чертовой матери дверь и начать уже чистить и черт с ним, с шумом – не прошло. Ответный аргумент был таков: хрен его знает, что там за дверью может стоять. Все что угодно, вплоть до боеприпаса объемного взрыва, который выжжет напрочь весь этаж и людей вместе с ним. Не пойдет. Буганов предложил оставить в покое дверь, но проделать дыру в стене. Выйти во внутренний коридор, поснимать с дверей предполагаемые мины, сконцентрироваться тремя группами – и там уже по обстоятельствам. Это уже было более дельное предложение – двигаться ведь как-то же надо. Однако Данил это предложение немного усовершенствовал и дополнил – и именно с этой поправкой оно и было принято.

– Пока вы тут на первом этаже делаете дырки и шумите внутри здания – я снаружи поднимаюсь по балконам и выхожу в тыл. Я в унике, в нем влезть куда-то – вообще без проблем, – Данил постучал кулаком по грудной пластине комбинезона. – Там у половины балконов бортики обвалены. Подтянулся – и влез. Вы, главное, шуметь начните, а там уж я подключусь…

– Годится, – кивнул Сотников.

– И еще. Полковнику нужно начинать боевые действия. Пусть не давит вперед – но хотя бы постреливает, демонстрируя намерения. Это нас хоть немного прикроет…

– Я понял.

– Только по зданию пусть не лупят! Четырнадцатый калибр мой комбез не удержит.

– Передам. Три минуты на подготовку – и начинаем.

Дым снаружи уже рассеялся. Данил, скрываясь за кирпичным бортиком балкона, высунулся осторожно, осматривая местность. Сразу же заметил двоих бойцов без повязок на крыше неподалеку – сидят спиной, пасут в другую сторону… но стрелять нельзя, даже и из «Винтореза». Засекут и путь наверх будет отрезан.

Со стороны позиций бригады, между тем, обозначилось движение. В одном месте, затем в другом, а потом все дальше и дальше, по всему фронту, послышались сначала одиночные, а потом и очереди – полковник понял, что от него требуется.

– Мы готовы, – сказала гарнитура голосом Сотникова. – Ты как?

– Начинайте.

– Принял.

В квартире тут же мощно ударило, брызнули осколки кирпича, давлением вышибло пыль из окон… Заорали многоголосо бойцы, загрохотали выстрелы… Добрынин поднялся во весь рост, подпрыгнул, ухватился за край плиты перекрытия верхнего балкона… Подтянулся, заглядывая в проем балконной двери на второй этаж – никого. Рывок, выход на одну руку, на вторую, забросил колено – и вот он уже этажом выше. Сразу же – дальше! Подпрыгнул, вцепился, подтянулся рывком, забрасывая руку – вот и третий! На четвертом балконный бортик был наполовину цел, не давая закинуть руку или ногу – но из плиты торчало несколько арматурин. Да и вообще… разве это препятствие?! Оттолкнулся сильнее, ухватился за железяку, мощным рывком подбросил тело вверх – и, перелетев бортик, приземлился на балкон. Выше, еще выше! Карабкаться вверх в унике было сплошное удовольствие! Ему живо вспомнились дела трехмесячной давности, когда они с Сашкой, цепляясь бахилами, взбирались на трубу неподалеку отсюда. Вот когда страху-то натерпелся! А сейчас… Комбинезон давал восхитительное чувство защищенности, уверенность в том, что пока он на своем носителе – ничего плохого случиться просто не может! Невероятная легкость, с которой Данил забрасывал свои полтора центнера боевой массы на очередной этаж, просто поражала, казалось, подниматься так можно было бы бесконечно!..

Остановился он на восьмом. Медлить не стал – хотя прошло всего-то чуть больше минуты, на первом этаже уже вовсю шел бой, и Сотников наверняка ждал помощи с тыла. Да и с крыши тоже время от времени раздавался перестук тяжелых пулеметов. Балконная дверь была закрыта и даже стекло сохранилось – но вот окно в этом отношении подкачало. Добрынин пролез в комнату, вытащил нож, быстро осмотрел квартиру на предмет укрывшегося противника. Так же пусто, как и на нижних этажах – но о присутствии бойцов Братства свидетельствовали многочисленные следы рубчатых подошв на полу. Значит – забредают сюда регулярно. Зачем?.. Ответ на этот вопрос он обнаружил спустя полминуты. Даже не ответ – ответы… многочисленные отвратительного вида ответы на полу в кухне – квартира использовалась как отхожее место. Значит, растяжек тут точно нет и входная дверь не заминирована. Да и весь этаж тоже вряд ли минировался. Зачем? Чтоб на свою же растяжку налететь?..

Дверь в общий коридор была полуоткрыта. Данил выглянул – и буквально нос к носу столкнулся с парой бойцов, пробегающих мимо. Те замешкались, пытаясь опознать свой это или чужой – и этих мгновений Добрынину оказалось достаточно. Первого он свалил ударом справа в шею. Дернул клинок на себя, взрезав трахею и буквально перерубив мышцы до позвоночника… Второй шарахнулся было в сторону – но Данил, прыгнув с места, догнал его тяжелым бронированным кулачищем в висок.

Отработаны.

– Добрынин – Сотникову! Добрынин – Сотникову! – зашелестела убавленная до минимума гарнитура. – Как успехи? Ты где?

– Восьмой этаж. Двое минус. Как у вас?

– Штурмуем! Прошли до второго! Есть потери! Работаешь навстречу?!

– Нет, – ответил Добрынин, подчиняясь мелькнувшей вдруг в голове мысли. Вспыхнула она мгновенно – и он тут же сообразил, что этот вариант будет гораздо удачнее, чем тот, что они изобрели несколько минут назад. – Меняем план. Навстречу вам не пойду. Слишком удачно все складывается… Закрепитесь и ждите, постреливайте… Я на крышу, пулеметные гнезда глушить. Меня не ждут, бой на первом этаже, у вас, а не у меня тут на восьмом! Как принял?..

– Ладно… Понял тебя. Закрепляюсь и жду команды!

По лестнице он не пошел. Идти внутри здания – значит нарваться на несколько заслонов. Наверняка есть бойцы на девятом, с вероятностью, близкой к ста процентам, есть бойцы на техническом этаже, есть они и на крыше. Он только что поднялся по балконам, снаружи – так и нужно использовать это дальше, пока работает!

Подхватив оба тела и затащив их в квартиру, он вновь выбрался на балкон. Осмотрелся… нет, не с этой стороны. С другой… Цепляясь за дыру в стене, пробитую крупным калибром, выглянул, пытаясь осмотреть здание снаружи – так и есть! Газовая труба шла по стене с первого этажа и уходила, изгибаясь, на крышу – но не рядом, а через четыре окна. В этом стояке, в самой крайней квартире. Удачно!

Коридор был пуст. Добрынин, сжимая «Пернач», скользя неслышной тенью, добрался до торцевой двери. Дернул, молясь про себя, чтоб никакой слишком уж усердный воин не выставил тут растяжку… прокатило. Видимо восьмой этаж и впрямь не минировали, чтоб самим же не налететь.

Пустая квартира, гниль, влага, плесень… Труба за окном кухни… Толстая, ржавая… Данил ухватился, дернул – крепко сидит. Его вес точно выдержит. Крепится не только скобами через каждые полметра, но и ответвлениями в квартиры. Хрен выдерешь! Сколько простояла – и еще столько же простоит. Он прислушался, пытаясь определить, что же происходит над головой… Там что-то орали, матерясь в несколько голосов, долбили длинными очередями пулеметы, звенели по железу гильзы, пару раз грохнул РПО – в общем, бой был в полном разгаре.

Перебравшись через подоконник, он уцепился за трубу. Помедлил несколько мгновений, стараясь не смотреть вниз и не думать о вечном… и, осторожно перенеся вес тела с ног на руки, повис. Держит, собака! Взялся за скобу, подтянулся, ухватился за следующую… мимо поплыл сначала девятый этаж, потом технический… Когда до крыши осталось каких-то полметра, на один рывок, он остановился, пытаясь на слух определить расположение пулеметных точек. Одна – явно где-то поблизости, слишком уж громко орут. Не у самого края крыши, а чуть глубже. Вторая – левее, ближе к середине дома. И, скорее всего, есть и третья, еще дальше, на углу, для контроля южного направления. Ну… встречайте гостей, ублюдки!

Рывок! Мощно сократившись, мышцы комбинезона бросили тело вверх. Мгновение, которое бушующий в крови адреналин превратил в вечность, Данил словно парил в воздухе – а затем перед глазами мелькнул кирпичный парапет и его вынесло на крышу. Выхватив «Пернач», он мазнул взглядом вокруг… Секунда, чтоб сориентироваться… твою ж мать, как их много! Одна пулеметная точка совсем близко, в трех-пяти шагах, ствол КПВ смотрит чуть левее, рядом вскрытые цинки, ленты, пустые гильзы ковром, вокруг суетятся два человека; вторая – ближе к центру крыши, там четверо, лупят куда-то вниз, во дворы частного сектора; третья – на дальнем углу, и там еще четверо; группа бойцов – у возвышающегося на полметра люка с техэтажа, боевое охранение; и – несколько человек со «Шмелями» и РПГ за парапетом, высматривают внизу очередную жертву.

Бойцы на ближайшей точке, увидев черную массивную фигуру, вынырнувшую снизу как черт из табакерки, хором заорали что-то нечленораздельное. Один тут же принялся судорожно дергать пулемет, пытаясь развернуть ствол в сторону новой угрозы, второй рванул со спины автомат… Толкнувшись ногами что было сил, Добрынин выпрыгнул вверх и вперед, уходя с линии огня КПВ, пролетел все расстояние от парапета до бруствера из мешков с песком – и, обрушившись на пулеметчика, подмял его под себя. Слева ударило заполошной автоматной очередью, пули взвизгнули по плечевой пластине, по шлему… Чувствуя, как хрупнуло что-то под коленом, и нутром ощущая, что это череп противника, Данил крутнулся влево, выбрасывая руку со стволом вперед, повел наискось, перечеркивая очередью второго, уронил «Пернач» – и, ухватив КПВ, дернул его вместе со станком, разворачивая в противоположном направлении. На второй точке за грохотом очередей даже и не слышали, что творится у соседей, никто из бойцов сюда не глядел – и это дало ему несколько секунд, чтоб выцелить тщательнее. Выстрел! Короткая очередь болванок четырнадцатого калибра ударила узким веером, снося с крыши и сам пулемет и его боевой расчет. Добрынин перевел ствол дальше, резанул по третьей точке, на мгновение ухватив глазом картину вспухающих кровавыми брызгами человеческих тел – и дальше, дальше! Гранатометную группу, которая могла наделать много нехорошего, он скосил одной длинной очередью, плавно двинув стволом пулемета. Тридцать тысяч джоулей на патрон словно тридцать тысяч маленьких дьяволов рвали тела в клочья, шанса на выживание просто не было. Опомнившееся боевое охранение у люка технического этажа, брызнув в разные стороны, пыталось занять позиции за низенькими трубами воздуховодов – но куда ж им деться от запредельной энергетики пуль тяжелого пулемета на плоской крыше?! Несколько очередей пять-сорок пять, прошедших в грудь и правый бок, открытые из-за бруствера, комбез даже не заметил – но в ответ Добрынин оделил каждого от души, превратив тела в дырявые, сочащиеся кровью бурдюки.

Крыша была зачищена в полминуты – но больше времени ему не дали. Заметив беспредел, творящийся у соседей, с соседней девятиэтажки застучало в несколько стволов – и Добрынин еле успел упасть за парапет. Отлеживаться не стал – пластом, словно ящерица на четырех конечностях, дернул к люку… и вовремя! Сзади уже грызли бетон парапета, пытаясь добраться до укрывшегося противника. Пользуясь тем, что огонь сосредоточен на другом участке, Данил, приподнявшись на мгновение, перевалился за край – и спиной вниз рухнул на технический этаж. Соседи тут же отреагировали, переведя огонь на выступающий оголовок люка – но поздно! Добрынин, проехавшись спиной по ступеням и приложившись шлемом об железные перильца, уже приземлился на чердаке.

Здесь, на удивление, было пусто. Скорее всего группы отозвали вниз, в заслон против бойцов Сотникова. Крыша зачищена, чердак тоже чист… теперь самое время ударить с тыла, вырезать всех к чертовой матери – и заняться оборудованием огневых точек!.. Однако здесь Данила поджидал сюрприз, и сюрприз очень неприятный. Обходя технический этаж, проверяя его на предмет запрятавшегося противника, он наткнулся на прикрепленный к несущей колонне объемный брикет, из которого торчала коробочка с длинной витой антенной. Один… а вон еще один… а чуть дальше, на такой же колонне – сразу два закреплены, подмигивают зелеными светодиодами!.. И еще – несколько бочек, вскрыв одну из которых, он обнаружил тягучую темную жижу внутри. Напалм. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб сообразить.

Здание было заминировано.

Сколько времени нужно противнику, чтоб понять, что здание потеряно? До того момента, как переколошматят всех, кто ведет бой внизу? Или Паук готов пожертвовать своими людьми, рвануть сразу же, как только получит донесение? Что же делать?..

Как всегда на войне. Есть сомнения – доложи выше по команде. Подобравшись к вентиляционному окну, смотревшему в сторону улицы Красной, Добрынин запросил полковника – и Фунтиков тут же вышел на связь.

– Здание заминировано, товарищ полковник. Технический этаж утыкан весь. Рванет – снесет и крышу, и нижним этажам достанется.

Полковник матюгнулся витиевато – и замолчал на целую минуту. Добрынин ждал, чувствуя, как текут по затылку капли пота. А ну как именно сейчас и подорвут?.. Вдруг вот как раз сейчас Паук – или кто там у него за этот участок фронта ответственен – кнопочку нажимает?.. Зеленый глазок на металлической коробочке в любой момент мог смениться красным – и тогда даже комбинезон не сможет спасти жизнь своему носителю!

– Уходи оттуда, – наконец решил Фунтиков. – Саперов, как я понимаю, мы уже не успеем подтянуть. Заметят активность вокруг – рванут тут же, накроет всех.

– Отдаем здание?

– Хрена лысого. Наше не будет – ничье не будет.

– Бомбить?

– Бомбить. Жалко, черт… – с досадой ответил полковник. – Захватив контроль над округой, мы все передвижения Братства очень затрудним. Зачистка пойдет с меньшими потерями. Не высунуться, не место сменить… будут сидеть как крысы по норам! И на боезапасе артиллерии опять же сэкономим! Но раз возможности нет – придется фронт прорывать, боеприпас полностью расходовать. Не хотел я этого, но деваться некуда.

– Задачи-то какие нам, Олег Валентиныч?..

– Задача вам с Сотниковым сейчас такая: покинуть здание, ударить с тыла через квадрат 13–35, улитка 9 и 4. Зачистить дворы и дома. Мы со своего конца надавим, в клещи зажмем.

– Брешь во фронте?..

– Да. Я сейчас сосредотачиваю ударные группы в этом районе, подтягиваю технику. Попробуем перебросить достаточное количество сил с других участков. Да еще и остатки Первой снова введем, хватит им отдыхать.

– Принял. Работаю.

Технический этаж, превращенный в одну огромную бомбу, он покинул с огромным облегчением. Спустился на лестничную площадку на девятый, осмотрелся. Здесь тоже было пусто. Вся активность сосредоточилась пятью-шестью этажами ниже – там все еще грохотали очереди и одиночные, изредка хлопали гранаты, шел бой, и как выяснил Добрынин, выйдя на связь с Сотниковым – довольно успешно.

– Продавил до третьего, зачистил первый и второй. Закрепился! Противник почти выбит! – заорал в гарнитуре майор, пытаясь перекричать грохот очередей. – У меня потери! Семеро двухсотых, один легкий! Ты подключаться вообще собираешься?!

– Здание заминировано, нужно уходить! – огорошил его Данил. – Полковник в курсе, его приказ! Отойти из здания! Ударом с тыла зачистить ближайшие дворики в сторону расположения бригады, ждать дальнейших распоряжений!

– Принято! Отхожу! – сразу же отреагировал майор. – Где состыкуемся?

– Снаружи. Начинайте работать по моей команде, я присоединюсь!

– Годится.

Чтоб добраться до комнаты, из которой он мог бы дотянуться до трубы, ему понадобилось всего полминуты. Проверив квартиру полностью, Добрынин закрыл и забаррикадировал входную дверь, дабы не стать добычей непрошеных гостей, расположился в комнате, разложив часть своего боезапаса на подоконнике. Задумка, посетившая его во время разговора с майором, была простой. Теперь, когда бой внутри завершился и штурмовые группы отошли, рвать здание Пауку без надобности. Смогут ли они восстановить огневые точки? Наверняка смогут. Будут ли? Наверняка попытаются – но не так быстро, как хотелось бы. Пока еще новые пулеметы притащат, да пока еще новые группы зайдут, займутся зачисткой… Все это – время! Время, за которое он может помочь майору. Вопрос первый: где он принесет больше пользы – в ближнем бою, работая накоротке – или издали, работая скрытно и страхуя людей Сотникова? Пожалуй, есть аргументы и за тот и за другой вариант… Тогда второй вопрос: а где будет безопаснее?.. И вот тут ответ уже однозначный. А ведь ему теперь не только о себе надо думать. Ему еще людей своих спасать. А потому – поберечься бы, ибо лимит удачи на сегодняшний день вполне может быть исчерпан.

Сверху дворики хорошо просматривались, да и расстояние позволяло бить из винтовки без упреждений и поправок. Триста метров, может быть чуть-чуть больше. Расстояние прямого выстрела для «Винтореза», да еще и с модернизированным стволом. Расположившись чуть в глубине комнаты, Данил осмотрелся, прикидывая, откуда лучше начать… Пожалуй – здесь. Второй дом от угла. Забор повален – проще будет проникнуть во двор. Во дворе построек нет и огород пуст, почти без зарослей. А значит – и чистить будет легче.

– Сотников… Как слышишь меня?..

– Хорошо принимаю… Жду указаний.

– Внимание на второй дом от угла. Приготовься. Я отрабатываю во двор термобарическим – вы входите и чистите дом. И отсюда уже начинаете зачистку соседних дворов. Я страхую.

– Принято. Готовы.

Добрынин навел ствол вниз – и нажал на спуск. Гранатомет хлопнул, плюнув боеприпасом – и во дворе дома вспыхнул огненный клубок.

– Пошли!

Сотников работал красиво и слаженно. Часть бойцов кроет беглым огнем соседние дома, простреливает открытые пространства, бьет по всем сомнительным точкам, откуда может вестись встречный огонь… Вторая часть – тыл, удерживает особо рьяных из тех, кто еще остался в живых в здании. Третья – штурмовая группа, сближается с объектом. Дальше внутрь домика летят гранаты, следом разом в несколько окон входят бойцы. Дом захвачен, дальше под прикрытием подтягивается тыловая группа. Короткая передышка, перегруппировка, обозначение целей – и новый бросок.

У них получилось. Противник, располагая гораздо меньшими силами, да еще и получив внезапный удар в тыл, долго не продержался. Бойцы Братства теперь оказались зажаты между двух огней – с одной стороны продолжала давить бригада, с другой работали люди Сотникова. Да еще и Добрынин сверху, отстреливая любого высунувшегося на открытое пространство. Конечно, не каждый выстрел заканчивался поражением, но Данил патронов не жалел и не экономил, стрелял короткими очередями по две-три пули, наверняка. Израсходовал один магазин, второй, третий, четвертый… несколько раз отвлекался, чтоб выстрелить по соседним участкам из гранатомета – противник копился мелкими группами через двор-два, готовясь ударить во фланг, однако термобарические выжигали эти намерения на корню. После третьего выстрела его заметили, по окну тут же пристрелялись, пришлось сменить комнату – но это уже было не критично. Фронт был прорван, и в разрыв входили все новые и новые штурмовые группы.

Пожалуй, это был перелом. До этого момента у Братства еще была призрачная надежда. Надежда пусть и не одержать победу – но хотя бы остановить наступление. Измотать боем, потерями, упереться лбом в стену, перевести войну в позиционную. Имея наличие запасов на складах и доступ к питьевой воде – можно выдержать и долгую осаду! Работая малыми диверсионными группами днем и ночью, кусая то там, то тут, вынудить бригаду отойти с позиций, а то и вовсе покинуть город в связи с нехваткой воды и продовольствия… Однако прорыв фронта решил все иначе! Теперь Паук – ведь он был грамотным воякой и понимал к чему ведет прорыв – должен бы отдать приказ на отступление.

Инициатива в бою – чрезвычайно важная вещь! Потерял ее, перестал диктовать – и вот ты уже оказался на шаг назад позади противника, плетешься в хвосте и только лишь реагируешь на его действия. Поэтому полковник незамедлительно приступил к реализации следующего шага. Удержание трех девятиэтажек не представлялось возможным, а значит они не должны были остаться и под контролем Братства. Добрынин едва успел эвакуироваться по трубе, как с Сазани прилетел первый пристрелочный снаряд. Он рухнул с перелетом, в районе улицы Яблочкова, однако артиллерийский расчет тут же скорректировал прицел и второй снаряд ударил точно в цель. Сидя через три дома от девятиэтажки, Данил видел, как снаряд попал куда-то в угловую квартиру в районе седьмого этажа – и разорвался внутри, обвалив правый угол здания от крыши до четвертого этажа. Второй снаряд пробил крышу, рванул на чердаке – а вместе с ним сдетонировали и находящиеся внутри бочки. Чудовищный удар сотряс округу. Технический этаж брызнул во все стороны осколками, кусками бетона различной величины, щебнем, каким-то мусором, образовав на мгновение над зданием некое подобие короны… Крыша с шумом просела, замерла на мгновение, словно в раздумьях – и вдруг все здание, дрогнув, начало оплывать вниз, окуталось гигантским серым облаком, которым накрыло и пару близлежащих кварталов; что-то там трещало, хрустело и ухало, в этом мутном вихрящемся клубами дыму… Со своих позиций продолжали долбить САУ, перенеся огонь на два соседних дома, к ним, обрабатывая местность и лесок между нефтебазой и вокзалом, окончательно опустошая свои резервы, подключились и «Грады»… Фактически, операция по уничтожению девятиэтажек, едва начавшись, тут же переросла в следующий этап – расширение и углубление бреши во фронте. Артиллерия проутюжила район девятиэтажек, превратив их в груду развалин, а также местность наискось через лесок, проложив коридор от позиций бригады практически до самой вокзальной площади. И после завершения артподготовки полковник бросил в этот коридор все наличные силы и технику, сосредоточенные на этом участке фронта.

Операция входила в заключительную фазу. Братство отходило. Добрынин, продолжая сидеть на штабной частоте, слышал, как со всех сторон в штаб поступают доклады – противник оставляет позиции по всему фронту и, огрызаясь, малыми группами стягивается к Убежищу. Если бы у реактивной артиллерии имелось хотя бы еще два-три пакета, можно было бы ударить по району вокзала и тем самым нанести Братству окончательный урон в живой силе, не дать запереться под землей… но остатки были израсходованы для прорыва.

И, тем не менее, это была победа. Паук отводил людей, понимая, что следующим шагом бригада просто отрежет их от Убежища, а значит – и от снабжения. От снабжения водой, провизией, боеприпасами, фильтрами, медикаментами – от всего, что жизненно необходимо для ведения войны и существования на поверхности. Отрежет, заблокирует – и тогда останется только выжидать. Много ли протянут люди на поверхности без запаса воды и фильтров?.. Агония будет долгой, смерть – мучительной.

К вечеру прилегающие к Убежищу районы были полностью под контролем бригады. Позиции переднего края теперь начинались от хлебозавода на юге, тянулись по улицам Комсомольской и Линейной на западе, проходили по территории элеватора на севере и вплотную подходили к железной дороге. Кольцо вокруг Убежища сузилось до минимума. Весь день бойцы малыми группами шерстили улицы и дома, беспощадно давили любые возникающие очаги сопротивления. Хоть и редко – но они были. К Убежищу отошли не все – кто-то замешкался, кто-то не услышал в горячке боя приказ, кто-то просто отстал из-за ранения или по другой причине. В живых не оставляли никого. Чистились здания от крыши до подвала, чистились улицы, чистился частный сектор… На любой огонь отвечали длинными очередями, гранатами, напалмом. Vae victis. Горе побежденным! И хотя предстояло еще одно серьезнейшее испытание – вскрытие Убежища и его полная зачистка – все же каждый понимал, что сводная бригада одержала победу.

Бригада – но не Добрынин. Территория детского сада теперь была свободна.

Путь в аномалию был открыт.

Данил не любил долгих прощаний. Да и с кем прощаться?.. Прочных знакомств он не завел, разве что с полковником. А вот Олега Валентиновича за эти дни сильно зауважал. А значит – нужно поставить полковника в известность о дальнейших планах. Чтоб не выглядеть в его глазах по-свински. Дескать, привел сюда людей, а сам – свалил… Да и разрешение на получение припасов и снаряжения нужно спросить.

Штабной кунг стоял в лесочке, за зданием наркологии. Внутрь он не пошел – незачем. Вызвал полковника наружу, встали у колеса. Данил протянул руку.

– Прощайте Олег Валентинович. Обстоятельства таковы, что придется вам Убежище штурмовать одному. Без меня.

– Как это понимать? – озадачился полковник. Сквозь стекла противогаза смотрели его внимательные глаза. – Совсем чуть-чуть осталось…

– Вам – да. Но не мне. Ухожу. И пацанов забираю.

– Куда? – было видно, что Фунтиков растерян и не совсем понимает собеседника. – Дожмем Братство, разделим трофеи – и домой!.. Куда тебе так срочно понадобилось?

– Помните, я рассказывал про аномалию в детском саду? Вот туда-то мне и надо.

Полковник помолчал немного, что-то прикидывая.

– Нужно что?..

– В самую точку, товарищ полковник. Еще как нужно. Вода, фильтры, припасы – все для долгого выхода. Оружие – сорок единиц, желательно «калаши» и ПКМ. Боезапас – тройной на каждого. Дымы. Связь нужно – с запасом. Пулеметы – желательно «Корды» – пять штук. И боезапас к ним опять же – тройной. Минно-взрывное нужно. «Монки», пятидесятые и сотые, «лягушки», ОЗМ, противотанковые – и много!

– Тебе куда столько? – удивился полковник.

– Своих выручать.

Фунтиков кивнул.

– Свои – это святое. Раз так… Возражений нет. Забирай. Это все?

– Пожалуй, да. Надеюсь, хватит. Больше мы просто не унесем.

– Зачем нести?.. Погоди полчаса, транспорт подойдет, нагрузят тебя под завязку. К детсаду?

– Туда…

Полковник протянул руку:

– Ну, прощай, коли так. Удачи тебе.

– Не поминайте лихом, Олег Валентиныч, – ответил Добрынин, крепко сжимая его ладонь. – Не хочу я туда лезть – но надо.

Фунтиков покивал задумчиво, глядя куда-то в сторону и будто собираясь с мыслями… Вздохнул раз, другой – как будто хотел сказать что-то важное, но не решался… Добрынин терпеливо ждал.

– Знаешь, Данил… – наконец задумчиво произнес Олег Валентинович. – Все хотел сказать тебе, да к слову не приходилось… Я ведь брата твоего хорошо знаю. Было одно дело, помогал он нам… Два месяца бок о бок. Вот как с тобой. И знаешь, что меня поражает? Похожи вы с ним, как две капли воды. Одно поведение, одни привычки, одни ухватки. Один характер. Поставь вас рядом – не отличил бы я, кто из вас кто. Разве что по возрасту…

– Да и нога… – усмехнулся Данил.

– И рожа… – вернул усмешку полковник. – У него-то вся в шрамах, а у тебя один всего…

Добрынин кивнул.

– Я знаю, Олег Валентинович. Да. Очень похожи. И вы, может быть, и сами догадываетесь почему – да сказать боитесь. А потому – лучше промолчим. Прощайте. Всыпьте им по первое число.

– Не волнуйся. Справимся. Трофеи-то как делить? На тебя рассчитывать? Когда вернешься?

– Вернемся, не вернемся – не знаю. Делите поровну на всех. Я так понимаю, все кто в живых останутся – богачами домой придут…

– Да пожалуй что так, – усмехнулся Фунтиков. Помолчал немного, посерьезнел… – А что же с Пауком? Неужели туда идти тебе важнее?

– Важнее, Олег Валентиныч. Сильно важнее. Ну а с Пауком… сам понимаешь, нельзя его выпускать. Я бы, если б он мне попался – шкуру с него драл долго и мучительно. Но тебе это незачем. Убей его. Просто – убей.

Полковник кивнул.

– Сделаем, не сомневайся.

Еще раз сжал руку Данила, круто развернулся на каблуках – и полез в кунг.

А Данил, закинув за спину верный «Винторез», зашагал в сторону детского сада, туда, где ждали его пацаны. Им еще предстояло дойти до цели, и цель эта стала уже совсем близка.

Цель, которую нужно достичь во что бы то ни стало.

Аудиозапись Х-3-0019, прослушанная Добрыниным с диктофона Нибумова:

«Здравствуй, Данил. – Пауза, шуршание и долгий вздох. – Даже не знаю, с чего начать и как построить свой монолог. А впрочем… я знаю, ты парень прямой и поэтому искать подходы не буду. Я – Зоолог. Ты знаешь меня под этим именем, а точнее – под именем Сергей Зоолог. Я знаю, ты считаешь меня своим старшим братом – но это совсем не так, Данил. И мне, по правде говоря, очень странно так обращаться к тебе, зная, что ты – это я. Это как обращаться к самому себе с огромной разницей в возрасте… сколько же… десять лет?.. двенадцать? Я не знаю… Так много времени прошло и так много случилось за это время… Мои слова покажутся тебе бредом сумасшедшего – но я знаю, ты прослушаешь запись до конца. Так же, как в свое время поступил и я… а до меня – предыдущий Данил Добрынин… и так – до бесконечности.

С самого начала мне нужно, чтобы ты поверил этой записи. Сразу и безоговорочно. Ты должен понять, что я – это ты, только лет на двенадцать старше и опытнее. Это не литературная гипербола. Это факт. Я – это ты. Просто прими это. Поверь. Тебе придется поверить. Знаешь почему?.. – короткий смешок. – Потому что в свое время поверил и я. У нас, Зоологов, просто не оставалось выбора… и у тебя тоже этого выбора нет.

Конечно, тебе нужны доказательства. Еще бы. Если б я сидел перед тобой – ты бы долго таращился на меня, щупал, щипал себя за руку или шлепал по щекам… Ты искал бы малейшие нестыковки в моих словах, несоответствия, пытался бы поймать на вранье… Ты давил бы ужас, поднимающийся из глубины души… так же, как давил и я, чувствуя его хватку.

Итак. Доказательства… Как ты считаешь, сойдет за доказательство, если я напомню тебе о твоих – и моих – детских страхах? О Пауке, который постоянно приходил во сне… о том, как он снова и снова глумился и издевался над обитателями Убежища, снова и снова затыкал воздуховоды вентиляционных шахт… А ты, вновь и вновь оставаясь единственным выжившим – бродил по залам и коридорам Убежища, среди мертвых тел дорогих тебе людей?.. Помнишь, что он держал в руках? А помнишь его мерзкую ухмылку?.. Я знаю, помнишь. Я – помню. А значит и ты не забыл…

Что ж еще?.. Может быть смерть Сашки?.. Пытки Профессора?.. А засады Братства, что ты встретил на пути обратно?.. А помнишь, как в один из вечеров, кода ты возвращался назад к Убежищу, в один из тех безумных вечеров, когда ты всеми силами рвался назад – к твоему костру на опушке леса вышло четверо детей?.. Грязные, оборванные, чумазые… Голодные. Ты накормил их, они долго сидели у костра, молча – а потом так же молча поднялись и ушли в лес. И потом, в течение нескольких дней, ты ломал голову – откуда они и куда ушли… Помнишь, как ты мучился, понимая, что не сможешь взять их с собой, что они гирями повиснут на твоих ногах… Они облегчили тебе задачу. Они ушли, понимая – тебе некуда их взять… Было? Было. Ты никому не рассказывал – вообще никому! Кто может знать это, кроме тебя самого?.. Кроме тебя и меня – никто. Да, Данил. Я – Зоолог. И я же – Данил Добрынин.

Почему я, Данил Добрынин, назвался другим именем? Зоолог, да еще и Сергей… Тут все просто. Я ушел назад – и с этого момента перестал быть Добрыниным. Это имя и фамилию я должен был оставить тебе, ведь здесь и сейчас должен жить и существовать только один Данил. Добрынин теперь ты, я же – совсем другой человек. А потому и имя должно быть другим. Сергей – в память о полковнике Родионове. Зоолог – в память о нем же… но другой его сущности, той, которую изучал и с которой не единожды контактировал.

Ты помнишь слова Ивашурова? Время – река. Течет в одном направлении – из прошлого в будущее… Но, как и в обычной реке, в реке времени есть завихрения, водовороты, скрытые подземные отводы, параллельные течения… Эти слова Игорь сказал тебе в поселке Мамонова, когда вы пили чай в моей комнате. Это – мои слова. Это я вложил в него – или еще вложу, проклятая путаница во времени! – во время долгих посиделок у вечернего костра. Нам много пришлось общаться. И все для того, чтобы в один прекрасный момент он пришел в Пензу, встретил тебя и рассказал про «Периметр»…

Впрочем – давай обо всем по порядку. Начну сначала. Я понимаю, что мозги у тебя сейчас кипят… – из наушников вновь послышался легкий смешок. – Я вспоминаю свое состояние, когда слушал запись Зоолога… Полный сумбур в башке, глаза на лоб ползут… Однако… уж кто-кто, а ты должен поверить. Ты прошел детский сад и Тоннель и знаешь, что бывает еще и не такое…

Теперь слушай.

Двенадцать лет назад, в Непутевом Тоннеле, у тела Нибумова я нашел диктофон. Со мной был Сашка, Ван Ли, Шрек – и группа товарищей. Кто именно – ты знаешь. Все записи тогда прослушать мы не успели. Успели только выслушать то, что казалось самым главным – монолог Нибумова. Батарея сдохла, и диктофон был отложен в долгий ящик.

Что было дальше – ты опять же знаешь. Нас предали. Убежище было уничтожено, люди уведены в рабство. Убит Сашка… Путь домой. Пацаны в Сердобске. Потом поход в Пензу, помощь Мамонова, погоня за караваном Хасана… Все это я прошел – и все это не так давно прошел и ты. Но вот теперь… Я не знаю, на каком отрезке пути ты находишься. Дальше время почему-то идет для нас по-разному. Кто-то из нас, Зоологов, слушает эту запись уже после штурма Убежища. А есть кто и наоборот – перед самым штурмом. Когда прослушаешь ты – я не знаю. Может быть уже поздно… но я все равно хочу тебя предостеречь. Есть одно – и это всегда неизменно. Как бы ты не берег своих пацанов, если ты будешь штурмовать Убежище сам, лично, в составе бригады, если потащишь их под землю… они лягут все. Это все уже было и, как я понимаю, повторялось бесчисленное количество раз. С каждым из нас, Зоологов, Добрыниных. И каждый раз одинаково. Это петля, Данил. Петля во времени.

Слушай меня внимательно, Данил! Исход всегда только один! Всегда – всегда, слышишь?! – исход только один! Ты лезешь под землю, штурмуя Убежище, давишь эту сволочь… но взамен все твои пацаны – Батарей и Паникар, Немой и Букаш, Шрек и Ли – все они лягут. Запомни это. Ты должен выбрать, что тебе важнее. Месть и смерть твоих ребят – или отказ от мести и их жизнь. Я не знаю, почему так. Может быть такова плата. Может быть так легла карта. Может быть есть какие-то высшие силы, которые следят за равновесием – но совместить два в одном у тебя не получится. Выбирать тебе».

Я прослушал запись уже после штурма Убежища. Да, мы штурмовали. Бой был жестокий. Мы осадили город, две недели рвались к Убежищу. Мы накрыли местность колпаком помех, отрезали Братству все каналы связи, в том числе и по спутнику, чтобы не дай бог они не запросили помощь. Мы утюжили «Градами», САУ, работала техника… Мы выжгли всю привокзальную площадь. Потом был бой в подземных коридорах и переходах… С нашей стороны полегло две трети, но Братство мы выкосили полностью. И я лично, своими руками, придушил Паука. Ты не представляешь, с каким наслаждением я, глядя ему в глаза, раздавил его горло!.. Как он сипел и дергался, пытаясь вырваться и ослабить хватку… Как медленно угасала в нем жизнь, как он цеплялся за каждый глоток воздуха, который я позволял ему сделать… Да. Я убил его. И что же?.. Счастливый конец? Не тут-то было. Бронепоезд благополучно прибыл на Каспий – и наши люди тут же были расстреляны. Все до единого. Я узнал об этом в следующий сеанс связи, когда попытался сойти за Паука. Связь была плохая: шорохи, скрипы, помехи статики… С того конца, ошибочно опознав его во мне, было сказано, что распоряжение выполнено – в случае отсутствия связи с Верховным необходимо незамедлительно уничтожить тех, кого взяли в Убежище. Всех до единого.

Теперь ты осознаешь итог? Каков был итог, к которому я пришел?.. Людей Убежища нет. Семьи нет. Друзей нет… Но есть вот эта самая запись с диктофона, и на ней ко мне обращается человек, которого я считал своим неизвестным братом – Серегой Зоологом… И этот Зоолог – я сам, только на двенадцать лет старше! – говорит мне, что есть еще один шанс повернуть время вспять! Вернуть назад… не все – но хотя бы часть! Нужно войти в детский сад и дождаться одного-единственного окна, которое откроется на станцию Ардым за день до бронепоезда, везущего людей Убежища на Каспий! Подготовить засаду – и атаковать!

Вообрази, что со мной стало? Я, оставшийся в этой жизни без стимула, просравший все – вдруг получил второй шанс!.. Меня ничто не держало здесь… Разве я мог не воспользоваться этим шансом – или хотя бы не попытаться?! Дальше в записи говорилось, что делать, если это окно будет все же упущено мной. Что тот, предыдущий Зоолог, упустил свой шанс… и у него есть подозрения, что упущу свое окошко и я… Но я в тот момент не вслушивался. Эти слова показались мне неважными, лишними… У меня появился шанс вернуть хотя бы то, что осталось! Как можно его упустить, когда на кону стоит твоя жизнь?!

И я пошел в детский сад…

В этот раз ничего опасного там не было. Тихо, пустынно. Пыльно. Ждать мне пришлось недолго – каких-то пару месяцев… Я разбил лагерь – выкинул хлам из маленькой комнатушки без окон, уложил там рюкзак, постель, припасы… Я не знал, когда именно появится окно – Зоолог этого не сказал, – и потому я организовал дежурство и обходы. Каждые три часа я обходил окна на первом и втором этажах. Пространственная аномалия к тому времени исчезла, и я попадал именно туда, куда и шел. Свойства аномалии для меня больше не работали и я не мог назначить себе место и время и просто уйти.

Эти два месяца стали адом. Два месяца кошмаров… Два месяца мучений, два месяца страха, что запись с диктофона врет… что тот Зоолог ошибся… что время теперь пойдет по-другому и окно откроется не туда… что вовсе не будет никакого окна и я застряну тут, в этой просторной одиночной камере до конца своих дней. Что у меня больше не будет шанса вернуть все назад!.. И представь мою радость, когда, в очередной раз, я, проходя по второму этажу, вдруг увидел за окном покинутый зарастающий зеленью поселок и железнодорожную станцию с надписью – «Ардым».

У меня все было собрано, лежало наготове. Собраться – полторы минуты времени! Просто накинуть на себя снарягу и рюкзак – и все, я готов!..

И вот тут меня охватил страх… Страх еще больший, чем тот, что преследовал меня все эти дни! Что если это не то окно?! Может подождать еще день или два?.. Зоолог не дал исчерпывающей информации! Как узнать наверняка? Кто может дать гарантию, что я попаду туда, куда мне и нужно?.. Ведь это мой последний шанс, другого не будет!

С оружием в руках, в снаряге, с баулом за спиной я стоял перед окном – и не решался пройти. И – да… ты наверно уже понимаешь. Я упустил свое окно, как упустил его Зоолог до меня, а до него – предыдущий Зоолог, и так – бессчетное количество раз во времени. Я упустил свой шанс. Пока я стоял, жизнь там, за окном, текла своим чередом. Мне не дали много времени – десять, может быть пятнадцать минут. Я не вошел – а потом было уже поздно. Прямо перед выходом, на самом пятачке, сцепились куропаты и горыныч – и, вылезая наружу, я непременно попал бы в самый центр драки. Я стоял и проклинал себя, ждал, когда же они уберутся хоть немного дальше! Я обещал себе, что вот теперь-то уж точно выйду наружу!..

Они ушли. Но к этому времени субстанция в окне из жидкой и проходимой превратилась в твердый прозрачный панцирь. Так я потерял свой шанс и из Данила Добрынина превратился в Зоолога. Это была точка отсчета, рубеж. Узел, в котором время вновь пошло по кольцу. Очередная петля завязалась именно в тот момент, в тот самый момент, когда я упустил свой второй шанс.

Спустя сутки прошел бронепоезд. Все это время я метался по детскому саду. Я надеялся, что это окно все же не то самое! Что будет еще одно! Но поезд развеял все мои сомнения. Это был именно он. Это его описали мне пацаны, когда я встретил их в развалинах Убежища. Сомнений не было – на моих глазах людей увозили к Каспийскому морю, а я ничего не мог с этим поделать.

Что же дальше?..

Я смирился. Я понял, что для меня все потеряно – и виной этому я сам. Я стал искать выходы. Я вторично прослушал диктофон. Все записи, от и до, внимательнейшим образом, жалея, что не вслушался в речь Зоолога в первый раз… В записи говорилось: если я потеряю первое окно – у меня есть только один путь. Ждать дальше. Дождаться. И попытаться сделать так, чтобы теперь уже ты, Данил, прослушал запись, поверил ей и поступил именно так, как необходимо поступить.

И я стал ждать тех событий, о которых говорил Зоолог.

Я не буду расписывать тебе подробности своей дальнейшей жизни в детском саду. Расскажу лишь вкратце. Все было в точности так, как описал в своей записи предыдущий я. Следующие полгода своей жизни я потратил на ожидание второго окна. Как я протянул? Вода была. А припасы… Понимая, куда я иду, я взял достаточно, чтоб не голодая, прожить год. Четыре здоровенных баула с тушенкой и солдатскими пайками – рацион был четко распланирован. Промахнувшись с окном, я начал экономить, тянул как мог. Банка тушенки и один рацион на два дня… вполне сносно для человека, который сидит на месте и мало двигается.

И в эти полгода произошло как раз то самое событие, по которому Зоолога можно отличить от Добрынина. Я потерял ногу.

В один из дней в детский сад пришел Хранитель. Ты знаешь кто это. Ты зовешь его Кляксом – но будет правильнее называть его именно так: Хранитель. Скорее всего ты уже читал записи из планшета и понял, кто это. Полковник стал Хранителем в той самой лаборатории, которую видел Нибумов. Не знаю, что разрабатывали там, с каким биологическим оружием экспериментировали. Смесь множества реагентов, отравленный воздух… Наш полковник, умирая и перерождаясь, имел в голове одну-единственную мысль – «Периметр» не должен достаться Братству. Ни при каких обстоятельствах. Это была его цель, важнее которой у него не было. Сверхцель. Даже жизнь Убежища стояла для него на втором месте… Что ж… Цель есть, а свойства временно́й аномалии ты знаешь. Хранитель получил возможность всегда находиться рядом и охранять «Периметр». И он охранял его. Я наткнулся на него в части – и не смог пройти. Он не пустил меня. Но ты – сможешь. Я расскажу, как это сделать.

Хранитель имеет две сущности. Первая сущность – монстр, чудовище, абсолютная машина для убийства. У него нет разума. Только инстинкт, заставляющий его оберегать свою территорию. Инстинкт – и жажда убийства. Его можно только сжечь, обычное оружие бесполезно. А вот вторая… Вторая сущность – это маленький мальчик, шестилетний Сережка Родионов. Будучи в этой сущности, полковник смутно понимает, кем он стал… Он понимает, что «Периметр» должен быть уничтожен – и надеется, что вместе с этим аномалия отпустит его… Он пропустит тебя. Пропустит – если узнает. Покажи ему кто ты! Покажи ему свое лицо – и ты пройдешь.

Мне не повезло. Хранитель пришел в детский сад в образе чудовища. Я потерял ногу – но сумел отогнать его огнем. Я чуть не сдох там, на чердаке – но у меня была аптечка, а в ней – жгут, желудочный сок заглота и боевая медицина. Я выкарабкался.

Что было дальше?..

Я ждал окна – и дождался. Оно открылось в Тоннель, к телу Нибумова и диктофону. Оно было проходимым в обе стороны и оставалось таковым трое суток – вполне достаточно, чтобы забрать диктофон, сделать запись и положить обратно. Я зарядил диктофон от аккумуляторов уника Хасана – но емкость батареи сильно снизилась и заряда тебе хватит лишь на самый большой файл. Ты прослушаешь именно его, как в свое время и я… И знаешь… иногда я думаю, как развивались бы события, если б тогда, в Тоннеле, мы открыли не запись Нибумова – а вот этот самый файл? Ведь для каждого из нас в каждой временно́й петле эта запись уже существует. Существует она потому, что каждый из нас, не попав в первое окно, вынужден следовать инструкциям с диктофона от предыдущего Зоолога – ждать окно к телу Нибумова и снова и снова делать запись на диктофон. С тем, чтобы спустя какое-то время следующий Данил Добрынин нашел тело и подобрал диктофон – и так по кругу. Если бы мы прослушали вот эту самую запись сразу – что было бы тогда? Неужели мы разорвали бы петлю времени, пустив реку по другому руслу?.. Но как? Не привело бы это к еще более страшным последствиям, чем есть сейчас?..

Я долго думал… Уж что-что – а время у меня было! Когда образовалась эта петля? Что послужило началом? Как и почему случилось так, что мы, словно белка в колесе, раз за разом вынуждены проходить один и тот же путь? Ответа на это у меня нет. Но не потому ли мы идем по этой петле, что каждый из нас боится сделать что-то реальное для своего последователя?.. Со временем шутить нельзя. Я понимаю. Мой Зоолог строго-настрого запретил менять его запись, повторить все как есть… Но я не стал копировать предыдущую запись. Я переписал ее, заменил своей. Мне не хватило смелости войти в окно – но уж на это у меня смелости хватит!

Здесь я даю тебе четкие ориентиры, которых не было у меня – и, может быть, не было ни у кого из Зоологов! Срок ожидания – два месяца и три дня! Первое же окно, открывшееся на станцию Ардым – твое. Лето. Яркая зелень вокруг. Время – примерно середина дня, солнце уже прошло зенит. Туши трех куропатов у домика станции. Горыныча пока нет – он появится спустя некоторое время. Не жди! Не медли, как промедлил я! Ты должен пройти! Промедлишь – время сделает очередную петлю и ты станешь Зоологом.

Я не могу остаться в Тоннеле и встретить тебя у тела Нибумова; я не могу подать тебе и любой другой знак – последствия любого из этих шагов непредсказуемы! Меняя запись я и так иду по краю… Я не смогу дать тебе наводку сейчас – ведь тогда ты поведешь себя с людьми Братства совершенно по-другому и кто знает, что может случиться тогда?.. Возможно, будет жив Сашка… но события могут извернуться совсем уж причудливо – и к чему это приведет?.. Однако я постараюсь, я очень постараюсь подать тебе знак вовремя. Зоолог не дал мне наводку на файл и я вспомнил о диктофоне только после штурма. Имей я информацию чуть раньше – возможно все пошло бы по-другому! Но у меня ее не было… Так вот – я должен исправить это.

Что будет теперь? Тут мы расстаемся с тобой. Я знаю свой путь. Еще год мне предстоит жить здесь. Жить – и ждать третьего, последнего окна. Окна в Сердобск 2023 года. Я должен пройти в это окно и за тот запас времени, что у меня появится – сделать очень многое.

Я должен наладить контакты в Пензе. Я должен стать очень полезным генералу и помочь ему в чем-то очень важном, хотя в чем – я пока еще сам не могу знать.

Я должен стать очень полезен Мамонову! Настолько полезен, что он через десять лет примет тебя с распростертыми объятиями, окажет любую помощь.

Я должен буду встретить Ивашурова и сдружиться с ним – ведь он явится в гости и направит тебя на верный путь…

Я должен буду вернуться в Сердобск накануне прихода каравана Братства. Вернуться – и запустить сигнальную ракету, чтобы наблюдатели Убежища заметили ее и доложили полковнику. А он – мудрейший человек! – принял меры к выяснению и не был захвачен врасплох. Да, сигнальная ракета на рассвете – это тоже должен сделать я.

А еще… я должен отыскать новый дом и подготовить его к твоему прибытию. Инструкции от Зоолога получены четкие. В центре Пензы, на площади Советской, есть небольшое каменное строение. Подойти незамеченным к нему не сложно – центр города пуст и не занят людскими поселениями. Выглядит это строение как маленькая крепость, точно опознать его можно по стальной решетке на крыше и надписи – «Грот». От него, вниз до реки Суры и под ней, тянется подземный ход. Он ведет в Ахуны, в Туманную Чащобу. Дальний конец хода упирается в разветвленную сеть коридоров, которые выводят в большое бомбоубежище. Его расчистил и благоустроил мой Зоолог. Он восстановил электросеть и воздухопроводы, вновь запустил насосы скважины, доставил на склад все самое необходимое, сделал запасы пищи, оружия и боеприпаса. Это теперь предстоит и мне.

Что ж… мне пора. Оставляю диктофон – вскоре ты найдешь его… У меня впереди куча времени. И я очень постараюсь, Данил, помочь тебе не только словами. Бронепоезд – крепкий орешек… за десять лет я смогу раздобыть хоть что-то, что поможет тебе взять его! В этом не сомневайся. Если ты пройдешь в окно – поищи на станции.

Окно начинает твердеть. Мне пора. Удачи тебе, Данил. Знаешь… я почему-то уверен, что ты справишься. Разорвешь эту проклятую петлю – и река времени потечет дальше.

И… я не прощаюсь с тобой.

Что-то подсказывает мне – мы с тобой еще встретимся.