- Иван, спустись с небес на землю. Нам скоро нечего будет есть.

     Иван трудился над книгой, позабыв обо всем на свете. Слова Маши заставили его оторваться от работы; то, чем он сейчас занимался, денег не приносило, так что в данном случае Машенька была абсолютно права.     

     - Прости, любимая, я увлекся. Как у нас с финансами?    

     - Это ты прости, что отвлекаю тебя от книги, но у нас действительно нет денег. В школе нам не платят уже второй месяц, а те деньги, которые ты получил за статью, я потратила на одежду девочкам. Они так быстро растут. Нужны еще тетради, учебники. Сейчас все так дорого. А тут еще этот митинг. Наш профсоюз хочет вывести учителей на площадь.    

     - Ты собираешься туда идти?      

     - Еще не решила. Не люблю клянчить, даже если свои, заработанные. А ты, что посоветуешь?      

     - Я думаю, что тебе лучше остаться дома, мало ли, что там может произойти.   

     Иван усадил Машу рядом и крепко обнял. Она просияла, нежно прильнув к его плечу, затем, слегка отстранившись, ласково взъерошила ему волосы. Иван почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он до сих пор влюблен в жену, как мальчишка, и несказанно рад этому чувству.

      - Каким же я был ослом, что заставил тебя волноваться из-за денег. Я обязательно что-нибудь придумаю. Мужик я, в конце концов, или нет?   

      Поцеловав жену, Иван направился к телефону, и после минутного размышления, набрал номер редактора «Горячих новостей».       

      - Юрий Александрович, это я, Иван. Есть для меня что-нибудь? – получив утвердительный ответ, повесил трубку.      

      Через час Иван был в редакции. Здесь, как всегда стояла обычная суматоха: сотрудники газеты бегали по коридорам с бумагами и бутербродами, на ходу ели, на ходу общались. Ивана всегда раздражала атмосфера напыщенности и чрезмерной деловитости этих элитарных заведений; нарочитая небрежность здесь считалась признаком хорошего тона, а панибратство между коллегами – общепринятой нормой. Столкнувшись в коридорах редакции с Иваном, журналисты спешили похлопать его по плечу, спрашивая, как его дела, но, не дожидаясь ответа, удалялись прочь, всем своим видом демонстрируя, до какой степени он и его дела им безразличны. 

      В кабинете главного редактора было полно народу. Иван присел на стул возле двери, и стал дожидаться, когда тот освободится. Ждать пришлось минут двадцать, пока, наконец, редактор его не заметил.                 

      - Иван, сегодня в пять часов возле мэрии состоится митинг учителей, - начал он без предисловий. – Поезжай, и привези горячий материал. Статья мне нужна к завтрашнему номеру. И прошу тебя, побольше трагедии и драматизма, читатели любят такое. Возьми фотографа Лешу Левина, он сейчас свободен.       

      - Мне бы аванс…   

      - Ванюша, мне бы кто аванс дал. Вот выйдет номер, может, что-нибудь и нам перепадет. Ты главное о деле не забывай, хлебушек то у нас горький.

      Иван еле сдержал себя, чтобы не наговорить редактору колкостей. Сейчас он должен был думать только о том, что семье нужны деньги, а в данном случае молчание - золото.    

      До места добирались на машине Алексея Левина, начинающего фотокорреспондента. Парень он был молодой, горячий и, как фотограф, талантливый.

      В машине Иван почувствовал себя немного лучше, ярость потихоньку утихла, теперь он мог спокойно рассуждать. «Чего я собственно возмущаюсь? – думал Иван. – Ведь то, что журналисты зарабатывают себе на жизнь на человеческой драме, ни для кого не секрет. Чем больше крови и слез добудет журналист, тем больше читателей будет у газеты. Человеку почему-то становится легче жить, зная, что у кого-то жизнь хуже, чем у него. Так было, и так  будет всегда. И стоит ли винить газетчика в чрезмерной черствости, когда весь род людской пропитан этой черствостью и жестокостью. Веками накопленная обида, душевная горечь выливается в смуту, подобную той, на которую мы едем. А мы журналисты должны лишь подавать ее под острым соусом. Нате ешьте. Казалось, что тут дурного? Но почему же так тошно на душе?»         

      - Почему же так мерзко и тошно? – пробормотал Иван.              

      - Что вы сказали, Иван Сергеевич? – спросил Алек-сей.   

      - Ничего, следи за дорогой.    

      - Да мы уже приехали.         

      Они остановились невдалеке от здания мэрии. На площади собралось тысячи полторы людей, в основном  - женщины. Алексей приготовился фотографировать. Рядом с ними находились журналисты и фотокорреспонденты из других газет. Это было похоже на охоту: фотографы, клацали своими фотоаппаратами, будто ружьями. Каждый из них высматривал свою дичь. Многие женщины имели усталый, замученный вид. Некоторые из них держали в руках плакаты. Ивану сразу бросилось в глаза: «Рабы не мы – мы не рабы!», «Чем так жить, лучше умереть!». Алексей с азартом фотографировал.

      - Кадры, что надо! – в его голосе слышалась радость.

      - Будь так любезен, заткнись, пожалуйста! Ты видишь несчастных женщин, которым нечем кормить своих детей, и радуешься! Это чудовищно!      

      Ивану казалось, что в его груди находится бомба, готовая в любую минуту взорваться. Руки у него дрожали, когда он полез за сигаретами.   

      - Простите, шеф, вырвалось. Работа такая. Просто я хотел сказать, что это то, что нам нужно, - Алексей с виноватым видом протянул Ивану пачку сигарет и зажигалку. – Интервью брать будете?       

      Иван оглядел стоящих плотными рядами учителей. К горлу подступил комок, ему стало душно. В эту минуту в толпе послышался крик. Толпа рассыпалась в стороны. В самом центре площади метался живой огненный факел; теперь уже всюду раздавались крики ужаса:

      - Самосожжение!

      Фотокорреспонденты защелкали фотоаппаратами еще активнее. Алексей тоже стал фотографировать. Иван, не понимая, что делает, толкнул Алексея на землю и, сорвав с себя куртку, кинулся к горящему факелу.