«Я охотник до пчеловодства...»

Родился Николай Михайлович в Галиции (Галиция - территория современных Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской областей Украинской ССР) 16 мая 1764 г. Окончив философский факультет Львовского университета, он в совершенстве владел почти всеми европейскими языками, превосходно знал классические произведения древних мыслителей и труды своих современников. Некоторое время сам преподавал философские Дисциплины и заведовал кафедрой философии в лицее.

Однако не философские науки определили его творческую судьбу. Витвицкого увлекла и навсегда покорила живая природа: совершенство и многообразие ее форм, естественная история. От общения с природой он получал истинное наслаждение, обновлялся духовно, обретал физическое здоровье. Видимо, эту сторону имел в виду Витвицкий, когда говорил о себе: «Благодарю провидение и за то, что оно предназначило нас быть земледельцами: это сословие есть одно из счастливейших». В другом месте своих воспоминаний он уточнял: «Я охотник до пчеловодства, земледелия и садоводства». Из этих, пожалуй, самых распространенных крестьянских занятий совсем не случайно на первое место поставил он пчеловодство, бесспорно ставшее его страстью, предметом постоянных размышлений и основой практической деятельности. Сопутствующие этому увлечению занятия лишь подчеркивали многогранность незаурядной натуры.

«Меня наделила природа незавидным телосложением,— признавался он, — судьба отказала мне в богатстве, тем самым предназначила меня к ежедневному труду и Жизни, полной забот; но я благодарен ей, стократ благодарен за то, что она указала мне на такой отрадный и общеполезный труд, как уход за пчелами».

Серьезно пчеловодством Витвицкий занялся в довольно зрелом возрасте, когда ему было почти сорок лет, хотя с пчелами умел обращаться с детства и всегда имел собственную пасеку.

Изучение природы медоносных пчел и приемов ухода, или присмотра, за ними, как любил говорить Витвицкий, включало и наблюдение за жизнью пчел в естественных условиях, и освоение мирового опыта в пчеловодстве, и работу на своей пасеке, не прекращавшуюся в течение всей его жизни.

Долгое время проживая в богатых лесами западных губерниях России, Николай Михайлович имел возможность в любое время года наблюдать за жизнью пчел в естественных условиях. Заметив дупло, заселенное пчелиной семьей, он взбирался на дерево часто даже без всяких бортнических приспособлений. Порой целыми днями просиживал он у гнезда, но стоило сделать одно неверное движение, как приходилось спасаться от преследований потревоженных и разъяренных пчел. Тогда с быстротой молнии он спускался вниз.

Сколько бортей (Борть - дупло в живом дереве с пчелами) ему пришлось вскрыть и осмотреть, чтобы понять законы жизни медоносных пчел! Его интересовало буквально все: и поразительная работоспособность диких боровок, и невероятно большие запасы меда в дуплах, и устройство гнезда, и причины роения.

Он дружил со многими русскими, литовскими и польскими бортниками — сильными, ловкими, смелыми, добрыми людьми, которыми никогда не уставал восторгаться. Многие из них были тонкими наблюдателями, превосходными знатоками медоносных пчел, подлинными мастерами бортевого промысла. «Мужички, — вспоминал Витвицкий, — охотно делились со мной своими тайнами, потому что видели, что я их умею ценить». Все это дало ему основание заявить: «Грубо ошибается тот, кто думает, что старинное бортевое пчеловодство в нашем отечестве не было доведено до высокой степени искусства».

Стремление освоить уже накопленный веками опыт пчеловодов заставило Витвицкого объехать не только западные и северные лесные и южные степные губернии России, но и многие страны Европы — Австро-Венгрию, Пруссию, Францию, Англию. Он посещал наиболее известные пчельники и беседовал с их владельцами, вникая во все, что было связано с пчеловодством, изучал применяемый там так называемый европейский усовершенствованный уход за пчелами, о котором тогда восторженно писали зарубежные авторы. В этих поездках он встречался с авторитетными зарубежными учеными, руководителями и членами пчеловодных обществ, пчеловодами-фермерами, крупными предпринимателями и торговцами медом и воском. Бесспорно, немало интересного и полезного почерпнул для себя Витвицкий из этих встреч. Во Львове и Вене он даже прослушал обязательный курс пчеловодства сельскохозяйственных училищ.

Детально ознакомиться с зарубежным пчеловодством помогали и книги, или, как он говорил, «прочтение лучших на разных языках сочинений».

Однако специфика пчеловодства требует не только глубоких теоретических знаний, но и основательных практических навыков. «Тот не может о себе сказать, что он отлично изучил искусственное пчеловодство, — писал в своей книге по этому поводу Витвицкий, — кто о нем прочитал много книг, но не проверил читанного на деле».

Пчеловодству точно так же, как и мореплаванию, невозможно научиться по одним учебникам.

И где бы только ни находился Витвицкий, в Петербургской губернии или в Литве, на Киевщине или в Полесье, в Подольской губернии или других местах, — в условиях самых разных по природе и климату, он всегда заводил пасеку и работал на ней. Не просто работал, а наблюдал за пчелами, изучал их жизнь, испытывал приемы, проверял их, ставил разные опыты. Постоянно вел записи, которыми надеялся воспользоваться в будущем. Это был огромный труд натуралиста, ученого и пчеловода. «По мере продолжения моих опытов, — сообщал он,— вырастали и мои записи, которые и составили потом книгу «Народное пчеловодство» (книга вышла в свет в 1829 г. в Варшаве на польском языке, в сокращенном варианте была переиздана в 1830 г.). Мелкие публикации Витвицкого по пчеловодству появлялись начиная с 1813 г. на польском языке в Варшаве, Кракове и других городах, на русском — в Петербурге, Москве, Архангельске. Они касались лишь отдельных, хотя и немаловажных вопросов пчеловодной практики — улья, кормления пчел, зимовки.

В 1835 г. на русском языке вышла его книга «Практическое пчеловодство, или правила для любителей пчел, извлеченные из долговременного опыта с объяснением вновь усовершенствованных ульев» в двух частях. Книга сразу же обратила на себя внимание новизной, оригинальностью и глубиной раскрытия темы. Третья и четвертая части увидели свет спустя 7 лет — в 1842 г., пятая — в 1845 г. В 1861 г., уже после смерти автора, книга выдержала второе издание, что говорило о ее полезности и популярности.

Этот труд, над которым Витвицкий упорно работал около 20 лет, — первое во всех отношениях самостоятельное, далекое от заимствования и подражания иностранным образцам сочинение по пчеловодству в России, по полноте и оригинальности изложения равного которому не было до работ А. М. Бутлерова. Оно несло прогрессивные идеи и в практическом отношении, по определению самого Витвицкого, «соответствовало вполне цели». «Даже трудолюбивые германцы, доведшие до высокой степени развитие почти всей отрасли сельского хозяйства, — сообщал он, — писали весьма мало о пчеловодстве в таком направлении, какое для нас нужно».

Титульный лист знаменитой книги Н. М. Витвицкого "Практическое пчеловодство"

О достоинствах книги мы можем судить по той оценке, которую дал ей сам автор: «Если бы меня спросили, к какому руководству должны прибегать люди, желающие читать о пчеловодстве на русском языке, я по необходимости принужден был бы назвать сочинение свое «Практическое пчеловодство». Другого, изданного в настоящее время и, следовательно, соответствующего настоящему положению науки о пчелах и экономическим выгодам, у нас нет».

В объективности и справедливости этих слов мы можем быть уверены: Витвицкий отличался скромностью, взыскательностью к себе и досконально знал пчеловодную литературу.

Основу «Практического пчеловодства» составляет детально разработанная Витвицким принципиально новая, биологически обоснованная система ухода за пчелами в размыкающихся ульях его конструкции, пригодная, по утверждению автора, для всех климатов России и пород пчел.

Кроме своего главного труда о практическом пчеловодстве, Николай Михайлович написал не менее интересные и полезные книги: «Стеклянный улей, или извлечение любопытнейших явлений из естественной истории пчел» (1843), «Сокращенная наука практического пчеловодства» (1846), «Словечко о пчелах» (1847) — и более двухсот популярных статей, опубликованных в разных газетах и журналах того времени на русском, польском и немецком языках.

 

«Учитесь у пчел...»

При разработке приемов практического пчеловодства Витвицкий неизменно обращался к природе медоносных пчел, их жизни в естественных условиях. «Вся тайна пчеловодства, — утверждал он, — состоит в том, чтобы совершенно знать свойства пчел и уметь сберегать оные... Кто хочет с успехом разводить пчел, должен, сколь возможно, применяться к образу жизни пчел диких». В этом вся философия пчеловодства Витвицкого, его теоретические и практические принципы.

«...Учитесь, между прочим, и у самих пчел уходу за ними», — настоятельно советовал он русским пчеловодам. Витвицкий не раз признавался, что пчелы, жившие в борах, показали и ему самому истинный путь к улучшению его личного пчеловодного хозяйства (а у него порой насчитывалось до двух тысяч ульев), помогли избавиться от ошибок, основной причиной которых было незнание некоторых свойств насекомых или неверное о них понятие.

Природа пчел подсказала ему мысль о более совершенном, чем были тогда в России и за рубежом, искусственном жилище для них — размыкающемся на части улье. По форме он напоминал колокол, поэтому и был назван колокольным. Улей, сконструированный в 1828 г. и потом постоянно улучшавшийся, — плод многолетних наблюдений, раздумий и трудов его изобретателя.

Николай Михайлович испытывал на своих пасеках и сравнивал всякие ульи, известные у нас и за границей, — соломенные и деревянные, широкие и высокие, маленькие и большие. Из Германии и Франции он выписывал новейшие модели, делал по ним ульи в натуральную величину, заселял пчелами и изучал их поведение, продуктивность. Витвицкий видел, что тогдашние ульи далеко не во всем соответствовали потребностям пчел, а многие даже противоречили их природе.

«Изобретатели ульев, — писал Витвицкий, — упустили из виду весьма важное обстоятельство: пчел очень мало в их жилище в течение поздней осени, зимы и в начале весны; напротив того, число их неимоверно прибывает в улей и борть в конце теплой весны и благодатного лета. Убывание и прибывание пчел в их жилище в тепло и холод и нежное их телосложение явно доказывают, что они нуждаются в тесноватой теплой квартире в холодную пору года; но летом, когда они размножаются неимоверно, когда медоносные цветы развернутся, когда не угрожает и малейшая опасность от холода, для пчел нужно просторное, сообразное количеству их трудолюбивого населения помещение, чтобы они могли удобно развивать свою силу и деятельность».

Значит нужен улей, который мог бы уменьшаться, когда пчелам не требуется большая площадь, или, наоборот, увеличиваться до необходимых размеров. Вероятно, по форме он должен быть вертикальным, как дупло. Такой улей и предложил Витвицкий. Состоял он из шести отделений — надставок.

Высокий куполообразный улей, как полагал Витвицкий, по форме ближе других стоял к естественному жилищу пчел — дуплу, тоже вертикальному, обычно расширяющемуся книзу.

Ширина летка, выдолбленного в отъемном дне, регулировалась поставленными на него надставками и всегда соответствовала силе семьи. Улей рамок не имел, хотя был изобретен чуть позже рамочного улья П. И. Прокоповича. Эти два талантливых русских пчеловода шли самостоятельными путями, независимо друг от друга разрабатывали конструкции ульев и, кстати, по многим вопросам практического пчеловодства имели диаметрально противоположные взгляды.

Характеризуя свой улей, Витвицкий отмечал, что устроен он «без затей, по плану, начертанному, так сказать, самими пчелами». В этом и состояла оригинальность изобретения: соблюдено было важнейшее условие — улей соответствовал природе пчел. Но это лишь первое основное требование. Так же успешно решена была и вторая задача, не менее важная, неотделимая от первой и, может быть, даже более сложная для конструктора, — улей был удобным в работе, позволял воздействовать на пчелиную семью в выгодных для пчеловода целях.

«Устройство колокольного улья рассчитано математически,— писал о нем автор. — Этот расчет основан не на произволе, а на природе пчел и на различных других обстоятельствах, имеющих тесную связь с нашими выгодами от сей промышленности».

Размеры составных частей улья, определенные с исключительной точностью, практически совпадают с размерами корпусов современного многокорпусного улья — самого совершенного искусственного жилища, полностью соответствующего биологии пчелиной семьи и задачам интенсивного пчеловодства.

Витвицкий «угадал» и объем надставок. Подтверждают это ныне широко распространенные в мире, также разбирающиеся на части ульи Лангстрота — Рута с корпусами на 8 и 10 рамок. Примечательно, что и высота надставок в улье Витвицкого неодинакова и зависит от их назначения. В более высоких пчелы выращивали расплод, а в меньших по высоте — складывали мед.

Применительно к своему улью Витвицкий создал стройную, научно обоснованную и практически целесообразную систему пчеловодства, основанную на обилии корма в течение всего года, эффективных противороевых приемах, кочевках к медоносам, зимовке на воле.

Особенно гордился Витвицкий тем, что его улей позволял в какой-то степени управлять самым сложным инстинктом пчел — роевым, с которым до того времени ничего нельзя было поделать. «Роение и нероение пчел, обитающих в колокольном улье, зависит от пчеловода», — подчеркивал он. Это было открытием, превращавшим пчеловодство в искусство, а пчеловода, бессильного и беспомощного перед стихией роения, — в хозяина и повелителя.

И как бы подводя итоги и заглядывая в будущее пчеловодства, он утверждал: «Время убедит знатоков пчеловодства, что, не употребляя сложных (то есть составных, или надставных, — Я. Ш.) улейков, никак невозможно поставить эту промышленность на высокую ступень улучшения». Это были пророческие слова. Современная мировая пчеловодная практика подтвердила предвидение нашего выдающегося соотечественника.

 

«Решительное время» в пчеловодстве

Витвицкий внимательно и глубоко изучал роение, причины, усиливающие или ослабляющие его, учитывал экономическую сторону этого явления. Роение снижало продуктивность, а часто просто становилось причиной бездоходности пасек, отнимало очень много времени, так нужного крестьянину летом. Пору роения Николай Михайлович называл «решительным временем» в пчеловодстве. Разрабатывал способы, влияющие на роевой инстинкт.

Противороевое действие оказывал сам уход за пчелами по новой системе. Он был упрощен до предела и состоял лишь в постепенном, по мере усиления семьи, расширении гнезда целыми надставками или, наоборот, сокращении его в конце пчеловодного сезона. Весной, в мае, как только обе надставки, в которых зимовала семья, оказывались заполненными, под них требовалось подставить третью, спустя две недели — четвертую, еще через две — пятую, и так, пока семья не занимала весь улей.

Описывая этот способ, Витвицкий неоднократно указывал на необходимость своевременного или даже заблаговременного выполнения операций, чтобы пчелы всегда имели для себя «соразмерный простор» и не оказывались в тесноте. Этот фактор он считал решающим для сохранения работоспособности пчел. Нарушение его неизбежно приведет семью в состояние роения, и тогда уже никакое, даже значительное, расширение гнезда не возвратит семье активность: «Если вы распространите их жилище уже тогда, когда они приготовились к пущению роя, то не ожидайте успеха, ибо вы опоздали».

Таким образом, по утверждению автора системы, легче предупредить роение, чем бороться с ним, когда оно уже возникло. Кстати, эту точку зрения разделяют современные пчеловоды.

Витвицкий заметил и еще одну очень важную деталь: расширение гнезда сверху, а не снизу не снимает роевого состояния, а лишь способствует складыванию меда в верхнее отделение. Эта особенность учтена современной промышленной технологией, предусматривающей систематический обмен местами гнездовых расплодных корпусов, своевременно предоставляющей матке свободное пространство для яйцекладки.

Если пчеловод вовремя заметил, что семья начала готовиться к роению, то не все еще потеряно. Следует просто отделить одну часть расплодного гнезда от другой пустой надставкой. Разрыв гнезда — самое надежное средство к прекращению роения пчел: «Они по природе своей не терпят пустоты между наполненными частями своего жилища и поэтому совокупными силами и с жаром принимаются за наполнение пустого улейка, не думая уже о роении».

Суть приема заключалась в том, что в строительные работы, не утихающие в улье ни днем, ни ночью, включались прежде всего молодые пчелы, которые до этого не принимали в них участия и готовились уйти с роем. Уже сформировавшееся ядро роя распадалось.

Этот оригинальный способ, впервые предложенный Витвицким, входит в арсенал современного промышленного пчеловодства как надежное средство борьбы с роением.

 

«Если желаете разбогатеть от пчеловодства...»

В отличие от других сельскохозяйственных животных, корма которым заготавливает человек, медоносные пчелы запасают себе корм сами. Такова особенность этих общественно живущих насекомых. Оберегая пчел от голодной смерти, природа наделила их способностью заготавливать во много раз больше меда, чем его требуется на питание до новых взятков.

Обильные запасы корма дают возможность пчелам не только переносить самые длительные зимы, но даже неблагоприятные годы, когда растительность из-за засухи или, наоборот, из-за дождей и холодов не выделяет нектара или дает его столько, что накопить мед не удается. Корм пчелиной семьи — мед — обладает уникальным свойством: он сохраняет свои ценные качества в течение очень длительного времени — нередко даже столетия. «Это доказывает, — писал Витвицкий, имея в виду особенность меда не портиться, — что судьба пчел лучше обеспечена природою, нежели наша или других животных». Гибель пчел от голода в естественных условиях, таким образом, исключена.

И в изобилующей лесами Подолии, и в дубравах Литвы, и в северных борах России Николай Михайлович встречал дупла, в которых находилось по 15—20 пудов меда «отличной доброты». Вместе с бортниками ему удавалось вскрывать дупла, до краев наполненные медом. «Стало быть, — делал вывод исследователь, — пчелы никогда не должны погибать голодной смертью». На основании своих наблюдений он выдвинул важнейшее положение практического пчеловодства, не утратившее силы до сих пор, — поддерживать обильные запасы меда в ульях в течение всего года.

Рост семьи, работоспособность пчел и в конечном итоге продуктивность, как полагал Витвицкий, определяются количеством корма в гнезде и целиком зависят от него. При обилии меда пчела «делается постояннее в труде и способнее к размножению своего племени. В сем состоит вся тайна и все мнимое чародейство, от которого знающие дело сие в течение одного года значительно обогащаются».

Витвицкий обвинял в невежестве пчеловодов, считавших, что полномедное гнездо снижает активность пчел. «Тот не знает природы пчел, — утверждал он, — кто думает, что от достатка пищи они делаются ленивее. В сем случае не должно применять других животных к пчелам. Достаток меду в ульях никогда еще не производил худых следствий, а недостаток — всегда».

Пчелы, изнуренные голодом, или погибают раньше срока, или долго остаются малосильными, неспособными продуктивно работать.

Витвицкий ставил в пример пчеловодов, которые не только оставляли пчелам в гнездах корма намного больше того, что они съедают, но и на всякий случай хранили в своих кладовых запас меда еще на 2—3 года. На их пасеках всегда были сильные семьи. «Наши предки,— вспоминал он, — часто научали своих сынов, говоря: «Ежели желаете разбогатеть от пчеловодства, то вы должны всегда иметь хороший запас давнего меда... Смотрите, чтобы вы его в нужде не покупали».

Без страховых запасов меда «пчеловод всегда будет нищим».

Согласно системе содержания пчел в колокольных ульях, верхние надставки всегда должны быть полномедными. Даже после цветения главных медоносов, когда полагалось снимать заполненные медом надставки, Витвицкий выламывал из них соты лишь после того, как убеждался, что все семьи запасли достаточное количество меда на зиму. Если какая-то из них не смогла собрать себе корма, вместо маломедной надставки он давал ей полномедную. Этого меда семье хватало на осень, зиму и начало весны, тем более что мед был еще и в нижнем отделении улья. Только излишки меда принадлежали пчеловоду.

Мед, по мнению Витвицкого, не только естественная, здоровая и любимая пища для пчел, но и лекарство, предупреждающее заболевание или излечивающее от недугов.

Многократно убеждался он в том, что пчелы, укрывающие в пустотах деревьев большие запасы отличного меда, были всегда здоровы и сильны и почти никогда не загрязняли ни своих жилищ, ни сотов.

Впервые русским пчеловодам прямо была названа истинная причина бедствия, ежегодно уносившего миллионы пчелиных семей: «Человечество много теряет через пчеловодов жадных и не знающих своего дела», — писал Николай Михайлович, решительно не советуя заниматься пчеловодством тем, кто намеревается морить пчел голодом.

В русской и мировой пчеловодной литературе никто еще так убедительно и глубоко не обосновывал необходимость содержания пчел постоянно на обильных кормах, как это сделал Витвицкий. Да, кстати, и после него, вплоть до Лангстрота, Рута и Бутлерова, почти все авторы книг, в том числе и известные мировые авторитеты, больше говорили о минимуме запасов, совершенно игнорируя природу пчел.

Щедрое снабжение пчел медом в течение всего года, к сожалению, нередко недооценивается и теперь.

По глубокому убеждению Витвицкого, на любой пасеке, а при использовании составных ульев особенно очень важно иметь большой запас сотов, которые требуются пчелам для складывания меда и выращивания расплода. «Постройка сотов много стоит трудов и времени пчелам», поэтому недостаток их сдерживает развитие семьи, уменьшает принос нектара, сокращает прибыль от пчеловодного хозяйства. В колодах почти невозможно создать сотовый запас, а в надставочных ульях его в какой-то степени доступно иметь, только не следует выламывать из надставок соты, если они только частично заполнены медом. Особенно дороги такие надставки для молодых семей.

Настоящей бедой для пчеловодства считал Витвицкий недостаток сотов, ведь они так нужны для повышения медосбора. А его многонадставочный улей без возобновления гнезда за счет готовых сотов вообще терял по меньшей мере половину своих положительных качеств. «Незнание способа возобновлять устаревшие соты есть в текущем столетии одна из главных причин упадка домашнего и бортевого пчеловодства». Так фактически была поставлена задача — отыскать нужный способ. Только с изобретением рамочных ульев и искусственной вощины пчеловоды решили эту непосильную для Витвицкого задачу.

 

«Лучше иметь мало, но самых благополучных ульев...»

В жизни общественно живущих насекомых, в том числе и медоносных пчел, решающую роль, бесспорно, играет их число. Чем больше рабочих пчел в семье, тем, естественно, больше они соберут и меда. Мощные семьи намного легче, чем малочисленные, переносят зимовку, не страдают от низких температур весной. Все это превосходно знал Витвицкий из своей многолетней практики, повидав и сильные, и слабые семьи. Он, кстати, изучал не только пчел, но и других общественно живущих насекомых, отыскивая у них единые биологические законы существования.

В сравнительных наблюдениях за сильными и слабыми семьями, которые не один год проводил Витвицкий, преимущества всегда и во всем оказывались на стороне сильных. Вот что, в частности, сообщал он об одном из таких опытов, в котором пытался установить расходы кормов зимой: «Взвесив ульи с первыми и другими роями поздно осенью, я убедился весною, что многочисленные семейства меньше съедают меда, чем неблагонадежные». Притом у сильных семей, если их ничто не беспокоило зимой и было много корма, не встречалось загрязненных гнезд, тогда как у слабых такое наблюдалось весьма часто. Все это дало основание сделать ценный для практического пчеловодства вывод: «лучше иметь мало, но самых благополучных ульев, нежели много сомнительных... Надобно всегда следовать тому верному правилу: что не количество ульев, но хорошее их состояние составляет и упрочивает доходы». Только сильные семьи могут обеспечить благополучие хозяйства, — утверждал русский пчеловод — превосходный исследователь и практик.

Слабые семьи Витвицкий предлагал соединять с другими. Объединение роев или присоединение слабых семей к соседним он считал необходимым и обязательным звеном практического пчеловодства: «Ни одна даже искусно управляемая пасека не может обойтись без соединения одних роев с другими». По его мнению, на самостоятельное существование имели право только «многопчельные», довольно рано вышедшие рои, а «малопчельные» или поздние следует соединять по нескольку вместе. Объединение неизбежно в конце сезона (семьи израбатываются на медосборе), чтобы сохранить пчел от гибели зимой и после зимовки (семьи ослабевают или теряют матку). «Кто весною и летом не соединяет слабых роев с другими,— писал он, — тот напрасно теряет много пчел». При объединении надставку со слабой или обезматоченной семьей следовало подставлять под соседний хороший улей.

 

Главная забота пчеловода

Прибыль от пчеловодства, без сомнения, во многом зависит от условий зимовки. Ослабление и даже гибель громадного числа семей вследствие малых кормовых запасов или неправильного содержания были в то время типичны для пчеловодства России. Витвицкий имел все основания заявить, что «зимовка столь нежного насекомого, каковы пчелы, составляет одну из главных забот пчеловода».

Пчелам, живущим в дуплах и бортях, не страшна зима. За ними, так сказать, присматривает сама природа. В живом дереве, в котором и зимой не приостанавливаются процессы обмена, ни холод, ни сырость не могут вредить пчелам. В лесу им не страшен и ветер. Витвицкий измерял температуру в естественных жилищах пчел и обнаружил, что в гнездах сильных семей с обильными запасами меда даже в самые жестокие морозы «так же тепло, как в натопленной комнате».

Ему не раз удавалось видеть рои, которые зимовали под открытым небом и при достаточном количестве меда выдерживали морозы.

На основании своих многолетних наблюдений Николай Михайлович убедился в том, что «пчелы не боятся зимнего холода, если только зимою имеется вдоволь меду и вдоволь бодрых пчел». Значит, для нормальной зимовки необходимы два условия: мед — своеобразное биологическое топливо и масса пчел, умеющих создавать и сберегать тепло. Витвицкого интересовало, как пчелы обогреваются и удерживают температуру в гнезде, но выяснить этого он не мог, поскольку ни в дупле, ни в безрамочном улье нельзя расчленить зимний клуб. Тем не менее Николай Михайлович сделал верное предположение о том, что «зимою, во время сильных морозов, поочередно часть пчел влазит в пустые ячейки, чтобы нагреться, а те, которые находятся на поверхности сотов, служат им одеялом. Нагревшись в ячейках, вылазят на соты, чтобы остальным очистить место».

Зимующие в дуплах пчелы не испытывают недостатка и в свежем воздухе. Они, кстати, сами научились регулировать его доступ через летки. В сильной, богатой медом семье пчел на зиму остается обычно большой просторный леток. Семья не очень сильная осенью его уменьшает, но делает таким, что через него проходит в жилище столько воздуха, сколько ей нужно. Такую закономерность Витвицкий наблюдал почти в каждом дупле и по размеру зимнего летка мог безошибочно судить о силе семьи.

Он видел, что в естественных условиях под защитой толстого слоя древесины и на значительной высоте от земли пчелы зимуют спокойно. Лишь в редких случаях их покой нарушают куницы, почуявшие запах меда, или дятлы, пытающиеся достать насекомых. Дикие пчелы зимой не пачкают гнезда, не теряют силы, сохраняют бодрость, а весной энергично работают на цветах. Вывод напрашивается сам: медоносные пчелы способны довольно легко переносить зимы, даже длинные и морозные. Почему же тогда на пасеках ежегодно зимой погибает много семей, а другие ослабевают и обессиливают настолько, что не могут весной даже прокормить себя? Витвицкий видел причины в нарушении условий, необходимых пчелам зимой.

На его собственной пасеке гибели или ослабления семей от голода не происходило, так как пчелы содержались в составных ульях с обильными запасами корма. Каждая семья зимовала в двух надставках, из которых верхняя, кормовая, всегда была заполнена медом.

Исследователь указал и на не менее важную, чем голод, причину неудач — зимовку пчел в помещениях, которую он считал противоестественной: «...из изысканий моих оказалось, что в нашем отечестве едва десятая доля пчел зимует на вольном воздухе, а остальные бывают заточены осенью, будто преступницы, в сырые и запертые погреба. ...Сильный бык, запертый на столь долгое время, едва ли бы перенес столько неудобств, сокращающих жизнь!». Сравнение не покажется слишком сильным, если представить, что пчелы, «запечатанные» в зимовниках на долгие 6 месяцев, лишены свежего воздуха и солнечного света, которые, как известно, оказывают благотворное влияние на физическое состояние всех живых существ.

Николай Михайлович был против зимовки в помещениях еще и потому, что опасался за потерю медоносными пчелами их ценнейших природных качеств — зимостойкости и работоспособности. Такая беда уже случилась в степных районах, где резко снизился медосбор. Местные пчелы потеряли «прежнюю резвость в погребах» и нуждались в прилитии «свежей крови» сильных лесных дикарок: «Чтобы двинуть общее пчеловодство вперед, должно особенно на степях заводиться теми пчелами, которые живут в лесах на свежем воздухе. Самые отличные породы медоносиц скрываются по дуплам в непроходимых русских и литовских лесах. Они живут по законам природы от незапамятных веков... Дикая пчела, можно сказать, сильна как медведь, между тем как живущая в улье и борти совсем ныне сделалась хилою».

Пчеловоды укрывали своих пчел от холодов только по одной причине — незнанию природы этих насекомых. Николай Михайлович предостерегал своих земляков и от слепого следования советам иностранцев, восхвалявших зимовку пчел в подземельях, омшаниках и других строениях. Пчелы привыкли жить зимой под открытым небом, дышать свежим, богатым кислородом, здоровым воздухом, научились спасаться от холодов — вот из каких веских оснований исходил замечательный пчеловод, когда рекомендовал зимовку пчел на воле как единственно правильный метод для условий России.

Чтобы лишний раз убедиться в этом, он в 1839 г. в Лисинском учебном лесничестве Петербургской губернии сам построил добротный надземный бревенчатый омшаник, оборудовал его вентиляционным устройством и разместил там ульи. Зимовка пчел в этом помещении проходила лучше, чем в подземелье, но экспериментатор все равно не был удовлетворен. Качества пчел неизменно ухудшались. Особенно это сказывалось на росте семей и их работоспособности.

«Из собственных моих опытов и наблюдений, — сообщал Витвицкий, — оказалось, что пчелы, зимующие на том же месте, где они находились и летом, гораздо сильнее и резвее, нежели зимующие в подвалах, кладовых, стебниках и в сараях. Свежий воздух и покой необходимо нужны для этого насекомого еще более зимою, нежели в другое время года».

В пользу зимовки пчел на воле свидетельствовала и возможность облетываться в оттепель. Значение такого облета для состояния пчел, чистоты гнезд и раннего усиления семей переоценить нельзя.

Витвицкий заметил и еще одну положительную черту зимовки на воле: пчелы, находившиеся вне помещения, реже подвергаются кишечным заболеваниям. При оставлении ульев на пасеке в них намного проще, чем в зимовниках, наладить обмен воздуха, что крайне важно для благополучной зимовки. Чтобы в улье не накапливалась сырость, губительная для пчел, изнуряющая и обессиливающая их, Николай Михайлович считал необходимым держать открытым не только нижний, но и верхний леток. Нижний же требовал особой заботы пчеловода, так как мог забиваться мертвыми пчелами или льдом. Небольшие щели в стенках ульев или бортей Витвицкий, вопреки общепринятому правилу, советовал оставлять на зиму, не замазывать, «чтобы пчелы пользовались свежим воздухом».

Неоднократно упоминал он об успешной зимовке под открытым небом в тонкостенных ульях и дуплах: «Хорошие рои, зимующие на открытом воздухе в тонких ульях, не замерзнут не только в наших краях, но и в холоднейших странах. В ульях, сбитых из тонких досок, они выдерживают самые сильные морозы».

Зимовка пчел занимала Витвицкого всю жизнь. Он понимал особую остроту этой проблемы для пчеловодов России, поэтому так глубоко и всесторонне ее исследовал. Для изучения содержания пчел в течение длинной холодной зимы и возможностей развития пчеловодства в суровых северных условиях Николай Михайлович оставил на время теплые благодатные края и переселился сначала в Литву, а потом в Петербургскую губернию, был в Финляндии и, по его словам, дошел бы до самого крайнего севера, если бы там были пчелы.

Его размышления о зимовке пчел, советы и рекомендации, для многих неожиданные, но буквально выстраданные и стократ проверенные наблюдениями и опытами, не утратили своей теоретической и практической силы. Фундаментальный вклад Витвицкого в разработку этой очень важной проблемы бесспорен и представляет яркую страницу в истории отечественного пчеловодства.

 

«Мы должны дорожить этого рода добром...»

Выдающийся русский пчеловод затронул, кажется, все важнейшие звенья практического пчеловодства, не оставив в стороне и племенного дела. Он раньше других своих соотечественников указал на то, что совершенство потомства у пчел так же, как и у всех животных, зависит от качества самцов и самок, что надо стараться разводить только превосходных особей.

Для племенного улучшения пчел вообще и в России в частности Витвицкий видел два пути — разведение пчел от тех семей, которые «доставляют меду и воску более, нежели другие ульи», и использование диких пчел, скрывающихся в лесах и живущих, как им предназначено природой, в дуплах деревьев.

Без племенного улучшения пчел, считал он, невозможно двигать пчеловодство вперед и поднять его на высшую ступень. Особую роль в этом Николай Михайлович отводил диким пчелам, сохранявшим свои исключительно ценные природные свойства, так как их пока еще не коснулась неумелая рука пчеловода и они не испытали ни голода, ни губительной духоты и сырости зимовников.

Неутомимый исследователь немало встречал на Руси пчеловодов, хозяйство которых процветало, и они каждый год получали от своих пчел намного больше меда и воска, чем их соседи. После расспросов оказывалось, что эти «чародеи» время от времени подкрепляли и обновляли свои пасеки роями, которые выходили из дупел, и считали этот довольно простой способ основой успеха. «Я старался убедиться на самом деле в важности этого счастливого открытия, — писал он, - и нашел его верным».

Однажды по просьбе Витвицкого бортники поймали в лесах несколько роев. Он их поселил на своей пасеке, предварительно взвесив. Одовременно посадил в ульи и рои, вышедшие из его семей. Все эти молодые семьи имели одинаковый вес. Поздней осенью оказалось, что дикие пчелы собрали меда почти по три пуда, а пасечные не запасли и по одному. Лесные пчелы, таким образом, имели огромное превосходство над домашними. Их семьи не только быстрее набрали силу, но и оказались чрезвычайно трудолюбивыми. Энергией диких пчел невозможно было не восторгаться.

Много раз сравнивал Николай Михайлович продуктивность по меду и воску семей, находящихся в ульях и живущих в бортях, и всегда перевес был на стороне пчел бортевых. Подтверждало это и пчеловодство старой Руси, основу которого составляли дикие лесные пчелы. «Деды наши, — отмечал он, — славившиеся пчельным искусством в целой Европе, умея ценить боровок, легко обогащались от их трудов». Лесные пчелы не только сохраняли высокую работоспособность, но и превосходно зимовали, почти не подвергались болезням, были энергичны в труде и защите своего гнезда. В снижении злобивости пчел, которое обычно наблюдалось на пасеках, Витвицкий, в частности, усматривал потерю ими природных качеств, которая неизбежно вела к флегматичности, слабой активности, и как следствие — к снижению продуктивности. «Я всегда любуюсь, — признавался он, — на тех пчел, которые больно жалят, — они всегда сносят много и меда. Открытие этого рода сообщал я известным в Европе пчеловодам; они согласились со мной, что это происходит от постепенного ослабления домашних пчел и что должно ослабевших домашних непрерывно поддерживать такими пчелами, которые всегда жили в дуплах».

В то время как в странах Западной Европы диких лесных пчел почти уже не осталось, они продолжали обитать в дремучих лесах России. Витвицкий считал их национальным достоянием и призывал беречь и охранять: «Русские боровки составляют ныне одну из самых лучших пород пчел, может быть в целой Европе. Мы должны дорожить этого рода добром и сберегать его от истребления как для собственной нашей пользы, так и для пользы нашего потомства».

Иностранные пчеловоды и естествоиспытатели, хотя и позже Витвицкого тоже пришли к выводу, что пасечное пчеловодство без помощи бортевого процветать не может. Упадок, который наблюдался в то время в пчеловодстве Европы, они также в немалой степени объясняли недооценкой лесных пчел. Селекционная работа тогда практически не велась.

Разорялись дупла и борти и у нас, уменьшалось их число, обсуждался даже проект уничтожения бортевого промысла, из-за которого якобы возникают лесные пожары. Витвицкий взял под защиту диких лесных пчел и бортничество и направил в Министерство государственных имуществ протест, в котором указывал, что бортевое пчеловодство — главное основание домашнего и что без него впоследствии пчеловодство оскудеет и люди не будут в состоянии «достать даже столько меда и воска, сколько нужно для уврачевания своих больных младенцев». Бортевое пчеловодство, по его словам, наоборот, способствует сохранению лесов, богатству и многообразию цветковых растений. Дирекция западных лесов, уже постановившая уничтожить борти, отказалась от этого решения, рассмотрев представленные Витвицким обоснованные доказательства. Несомненно, своим спасением бортевое пчеловодство России во многом обязано этому замечательному человеку.

Он разработал целую систему использования лесных пчел. Лучшими считал «совершенно диких», которые укрывались в глуши непроходимых лесов и никогда не находились ни в ульях, ни в бортях, поэтому все их природные качества сохранились. Это наиболее ценные для размножения на пасеках пчелы, золотой клад пчеловода, источник прочных доходов.

Ко второму классу Николай Михайлович относил пчел, живущих в бортях. Последний, девятый, класс составляли пчелы самые изнуренные, проведшие зимы в погребах и других сырых помещениях.

От лесных роев он советовал разводить пчел до тех пор, пока вся пасека не обновится. При умелом содержании дикие пчелы долго сохраняют свои превосходные качества, а при периодическом переселении роев из леса к тому же никогда не вырождаются. «Россия будет получать мед от преобразованного пчеловодства только в том случае, — писал он, — если будет заботиться о поддержании рационального бортничества, ибо оно доставит сильных пород пчел для подкрепления ими пчел, изнуренных на пасеках». Кстати сказать, современное пчеловодство в селекционных целях также успешно пользуется дикими пчелами из лесов Белоруссии и Средней России, сибирской и северной тайги.

 

«Я переезжал великие расстояния с пчелами...»

Н. М. Витвицкий был убежденным сторонником кочевого пчеловодства как наиболее доходного: «В пчеловодстве главное дело в том, чтобы пчел переселять туда, где для них больше прибыли окажется». Он заметил, что в лесу на одной или нескольких квадратных верстах можно встретить не больше одного дупла или борти с пчелами, и это для них весьма выгодно, так как источников пищи очень много вблизи, со всех сторон жилища. Чтобы пчелы на пасеках могли собрать не меньше, а больше меда, они, как и лесные, должны иметь обилие медоносов рядом. А это возможно лишь при подвозе пасек к массивам цветущих растений.

Выбор наиболее подходящего для пчел места — одно из главнейших условий успешного занятия пчеловодством, которое «не может приносить той пользы, какую должно, пока пчелы не будут перемещаемы, когда понадобится, на лучшее, обильнейшее пастбище». Пчеловоды, неоднократно перевозившие ульи на богатые места, собирали гораздо больше меда, нежели стоящие на одном месте «от снегу до снегу», да еще сетующие на матушку-природу, будто бы оскудевшую и ставшую для пчел «злой мачехой».

Россия, хотя в ней в первой половине XIX в. уже интенсивно шли лесоразработки и освоение земель, по-прежнему имела очень много лесов и лугов, богатых медоносами. Для использования этих колоссальных нектароносных угодий, по свидетельству Витвицкого, даже не хватало пчел. Но и при той же численности можно было осваивать новые источники взятка, если подвозить к ним пасеку.

В своей практике Витвицкий очень охотно пользовался кочевками. «Я переезжал великие расстояния с пчелами без всякого для них вреда», — читаем мы в его записках. А ведь тогда перевозили пчел на лошадях или быках, запряженных в повозки. Кочевал он не только летом к источникам главных взятков, но и в конце осени. По его словам, весьма выгодно перевозить ульи с пчелами за 200—300 верст. Эти осенние кочевки помогали использовать поздние взятки и нарастить пчел к зиме.

Стараясь сохранить всех пчел за время нелегкого пути, Николай Михайлович искал различные способы транспортировки, под гнезда, в частности, подставлял порожние подставки, которые улучшали воздухообмен в ульях.

Кочевки часто удваивали медосборы, снижали пагубное действие неблагоприятных погодных условий. Бывая за границей, Витвицкий видел, что иностранные пчеловоды весьма охотно и многократно подвозят пчел к источникам взятка, причем все их усилия, связанные с перемещением пасек, окупаются сторицей. Кочевали с пчелами в далеком прошлом и славяне, и греки, и римляне, и испанцы, и другие народы, хотя, казалось бы, тогда много меда было и на одном месте. Кочевки — старый, испытанный способ увеличения доходов от пчел, и его настойчиво рекомендовал своим соотечественникам замечательный пчеловод. Без кочевок он не мог себе представить пчеловодства России.

 

«У нас есть забытый капитал - пчелы...»

Со всей страстью гражданина и публициста Витвицкий доказывал выгодность занятия пчеловодством, в меру своих сил и авторитета содействовал развитию этой отрасли. «Не забывайте, — обращался он к своим соотечественникам, — что хлеб да мед составляют и впредь будут составлять блаженство многих миллионов людей современных и будущих».

Исторические данные, которыми располагал Витвицкий, — один из добросовестнейших исследователей прошлого русского пчеловодства, — неопровержимо говорили о том, что в старину по всей земле славилась Русь своими медами, воском, медовыми напитками, а пчеловодство было одним из важнейших источников дохода. «Кому же неизвестно, — напоминал он, — что наши деды не имели ни серебряных, ни золотых рудников... Золотыми их рудниками были пчелы».

Русь снабжала медом и воском не только греков, немцев, французов, англичан, но и народы Азии. Во время путешествия по Европе Николай Михайлович, изучая зарубежное пчеловодство, старался отыскать исторические доказательства интенсивной торговли Руси с этими странами. В иностранных торговых городах тщательно изучал записки, хранившиеся в купеческих конторах еще с XV в., в которых указывалось, сколько пудов меда и воска было доставлено сюда из России, и всегда был поражен их количеством. Собирал сведения о состоянии пчеловодства и торговле его продуктами в российских губерниях, исследуя хранившиеся в архивах ведомости, протоколы и другие документы за несколько веков. Исторические факты бесспорно свидетельствовали о выдающейся роли пчеловодства в умножении богатства России. Даже в начале XIX в., когда, по данным Витвицкого, в стране «было роев в ульях и бортях около 50 миллионов», пчеловодство продолжало оставаться существенным источником доходов, а его продукты — предметом экспорта.

Русский мед и воск никогда не теряли ценности. Витвицкий не раз слышал от иностранных торговцев, что русский воск в больших количествах охотно покупают ваятели и литейщики, которым, как известно, нужен материал самого высокого качества. Пользовались им и итальянские скульпторы. «Зайдите в английский магазин полюбоваться на свечи, сделанные из нашего воску в Лондоне, — делился своими впечатлениями Витвицкий. — За пуд просят 100—120 рублей ассигнациями. Наш мед, отлично приготовленный, — тоже чистое серебро, а такой же воск — золото».

И если пчеловодство увядает на Руси, то, как считал Николай Михайлович, единственно только по незнанию его возможностей. «У нас есть забытый капитал — пчелы», — утверждал он, полагая, что для большей части областей России пчеловодство может стать одной из важнейших отраслей сельского хозяйства. Мнение о том, что пчеловодство будто самое шаткое и ненадежное занятие, Витвицкий считал несправедливым, отрицал его в самой категорической форме. Так думать могли только те, кто не знал природы медоносных пчел и не умел с ними работать. Затраты или доходы от пчеловодства, по его мнению, должны считаться не по годам, а сразу за несколько лет. Это исключало необъективную оценку отрасли.

Николай Михайлович верил в большое будущее пчеловодства России. Он надеялся, что его соотечественники смогут без каких-либо чрезвычайных мер возвести пчеловодство на ту ступень, которую оно занимало издревле: «Настанет еще время, когда на родной земле нашей закипят снова рои пчел, когда по-прежнему польется мед». Одним из путей к этому он называл освоение системы содержания пчел в колокольных ульях.

Теоретическим и практическим знаниям пчеловодов Витвицкий придавал особо важную роль. Он советовал открывать специальные пчеловодные школы, где, кроме постоянных учеников, могли бы обучаться пчеловодству по воскресным дням и местные крестьяне, рекомендовал ввести пчеловодство как учебный предмет в народные училища, гимназии, духовные семинарии. Кстати, такой курс теории и практики пчеловодства читался в то время в одной из львовских семинарий, хорошо оборудованный пчельник которой часто посещал Николай Михайлович в 1805 и 1806 гг.

Он и сам думал открыть трехгодичную передвижную пчеловодную школу, которая действовала бы поочередно в разных губерниях России.

Для распространения знаний Витвицкий считал необходимым организацию обществ любителей пчеловодства и пчеловодных товариществ, образцовых пасек «для общественной пользы». Такие общественные, мирские пасеки особенно необходимы для крестьян, имевших мало пчелиных семей и не успевавших выполнять нужные пасечные работы. Замечательный пчеловод разработал даже организационную структуру товарищества пчеловодов, поставил задачи и цели. Но реализовать свои планы не смог.

Николай Михайлович расценивал пчеловодство не только как путь к улучшению благосостояния людей, но и как средство воспитания у них высоких нравственных и гражданских качеств: «Я не гоняюсь за одним только медом, поощряя к улучшению пчеловодства, нет, у меня есть при этом в виду нечто гораздо высшее и драгоценнее - чистота нравов содержателей пчел и присматривающих за ними... Любовь и навык с молодых лет к этому благородному занятию составляют основание будущего счастья юноши и гражданина».

Витвицкий, как поэт, воспел пчеловодство и медоносную пчелу. Его книги — это гимн пчеле и ее совершенству, восторг перед гениальным творением природы.

Николай Михайлович был превосходным натуралистом. Для наблюдения за жизнью пчел, их инстинктами, нравами и законами он изготовил себе стеклянный улей. Это, несомненно, был один из первых наблюдательных ульев в России. Стенки его имели не смотровое окно, как тогда делалось, а сплошь состояли из стекла. Расстояние между сотом и стеклами не позволяло пчелам застраивать его воском и заклеивать стекла прополисом.

В книге «Стеклянный улей, или извлечение любопытнейших явлений из естественной истории пчел» он сообщает немало сведений, которые до него не были подмечены натуралистами. Это относится к поведению и работе пчел, жизни матки, ее яйцекладке, судьбе трутней, пчелиному воровству. Многие явления он и сам как следует не мог истолковать или объяснял, как тогда часто случалось, разумностью этих удивительных существ.

От зоркого взгляда Витвицкого не ускользнули, в частности, и особые телодвижения пчел, которые он замечал и на соте в наблюдательном улье, и даже около летка в дуплах и ульях: «Рабочие пчелы имеют также род игры, весьма похожий на пляску».

Надо было обладать немалой проницательностью, чтобы обратить внимание на эти, казалось бы, совсем ничего не значащие случайные и, кстати, не так уж часто встречающиеся круговые, петлеобразные или покачивающиеся движения отдельных насекомых, известные ныне как танцы пчел, и дать им довольно точное название. Только почти через сто лет ученые расшифровали эту «пляску» и объяснили ее биологический смысл.

А вот как метко, с исчерпывающей полнотой описывает он избавление семьи от трутней: «Для изгнания трутней рабочие пчелы, от природы менее сильные, сначала удаляют неуклюжих самцов в свое время от меду; наконец, изнурив их голодом, изгоняют на нижние пустые соты, на пол (дно), на внутренние или внешние стенки улья и учреждают за ними строгий присмотр, чтобы они не могли воровать меду. Таким образом, пчелы постепенно обессиливают трутней и, доведя до совершенного изнурения, без больших усилий выгоняют их из ульев».

Изучение Витвицким поведения пчел и биологии пчелиной семьи было весьма далеко от простого любопытства, хотя и не могло не доставлять ему величайшее наслаждение. Но главное было в другом — без глубокого знания природы пчел невозможно отыскать правильные и эффективные приемы работы, чтобы получать больше дохода.

Николай Михайлович владел довольно точной методикой научного эксперимента, в основу которой он положил сравнительный анализ. Как известно, этим методом широко пользовались последующие исследователи медоносной пчелы.

Для сравнительного анализа он подбирал равные по силе и весу группы по десять семей в каждой, опыты повторял многократно в разные годы и в неодинаковых природно-климатических условиях. Сравнительный метод изучения со многими повторностями давал ему возможность получать данные высокой достоверности и делать безошибочные выводы. Это в одинаковой степени относится ко всем теоретическим положениям и практическим приемам разработанной им системы пчеловодства.

В последние годы жизни Витвицкий заведовал пасеками богатого и родовитого князя Кочубея — самыми крупными на Украине (на них насчитывалось до четырех тысяч ульев). Уход за пчелами велся под его руководством и по его методу. Н. М. Витвицкий как бы хотел подчеркнуть, что разработанная им технология пригодна для крупных пчеловодных хозяйств.

Своими трудами Витвицкий продвинул пчеловодство вперед, сделав исторический шаг от бортевого промысла к рациональному уходу за пчелами. Глубокие по содержанию, написанные прекрасным слогом, они утверждали мысль о том, что пчеловодство — это искусство.

Н. М. Витвицкий очень любил выполнять все пасечные работы своими руками, наблюдать за пчелами. Они одарили ему много счастливых часов, помогли сохранить здоровье и работоспособность до глубокой старости «Всем этим, — признавался Николай Михайлович, — одолжен я пчелам, которых любил, как людей».

Работал Николай Михайлович много, напряженно и вдохновенно, не жалея сил, дорожа, по его словам, каждой минутой, вникая во все, что было связано с пчеловодством. Его деятельность была высоко оценена общественностью. Он состоял действительным членом Вольного экономического общества и почетным членом многих других сельскохозяйственных обществ России.

 

Первые шаги в науке и пчеловодстве

Увлечение медоносными пчелами и пчеловодством для ученого было предопределено еще в детстве. Родился он в Чистополе Казанской губернии 6 сентября 1828 г. Юные годы его прошли в глухой деревне Подлесной Шантале Чистопольского уезда. После блестящего окончания гимназии в 1844 г. он поступил на естественное отделение Казанского университета.

Любовь к природе, наблюдательность, склонность к исследовательской работе определили выбор юноши, но не химия захватила его, а энтомология.

В 1846 г., когда университет организовал экспедицию по Волге и Уралу в Калмыцкие степи, 17-летний студент Бутлеров участвовал в ней. В сосновых борах и лиственных лесах, в пойменных лугах и в безводной степи, в полях и на огородах он отлавливал насекомых, определял и систематизировал их. В результате у него получилась превосходная коллекция дневных бабочек волго-уральской фауны, состоящая из 1133 видов.

Изучение чешуекрылых насекомых — первый самостоятельный шаг начинающего исследователя. В «Ученых записках Казанского университета» была опубликована его статья о принципах определения дневных бабочек местной и уральской фауны. За эту оригинальную работу, в которой обнаружилась способность автора к научному анализу и популярности изложения, ему в конце университетского курса присудили степень кандидата естественных наук.

Бутлерова, как магнитом, тянула живая природа. Волжанин, он любил бывать на Волге и ее притоках, где изучал насекомых и растения прибрежных лугов, березняков и липовых рощ. Еще студентом он вел оживленную переписку с русскими и иностранными энтомологами, читал много работ о насекомых, в том числе о пчелах. В университете по собственной инициативе Александр Михайлович прослушал необязательный курс лекций по сельскому хозяйству и получил основы знаний по земледелию, скотоводству, а также пчеловодству.

Однако на старших курсах университета главной его привязанностью стала химия. Он загорелся идеями тогдашних знаменитостей — химиков К. К. Клауса и Н. Н. Зинина. В их лаборатории студент Бутлеров проводил опыты и своими способностями и страстью к наукам обратил на себя внимание. Его оставили в университете в надежде, что «господин Бутлеров своими познаниями, дарованием, любовью к науке и к химическим исследованиям сделает честь университету и заслужит известность в ученом мире, если обстоятельства будут благоприятствовать его ученому призванию».

В 1851 г. молодой ученый защитил магистерскую диссертацию, посвятив ее изучению органических соединений, а через три года — диссертацию об эфирных маслах на степень доктора физики и химии.

Свободное от учебных занятий каникулярное время, с мая по сентябрь, Александр Михайлович вместе со своей семьей проводил обычно в Бутлеровке, недалеко от Казани, своем имении, полученном в наследство от отца. Здесь он увлекся земледелием и садоводством, выращивал декоративные растения, цветы, проводил всевозможные ботанические эксперименты, столярничал. Любимым развлечением его была охота. С ружьем и собакой исходил он многие версты.

Однажды летом в деревне у Бутлерова гостил его университетский друг, ученый и писатель Н. П. Вагнер, который задумал написать обширный труд о пчелах. Он привез чертежи и просил Александра Михайловича изготовить наблюдательный улей. Когда небольшой стеклянный «домик», заселенный пчелами, поставили в зале на окне и начали наблюдения, Бутлеров не мог от него оторваться. Он настолько заинтересовался жизнью этих насекомых, о которых до этого знал сравнительно немного, что решил во что бы то ни стало завести пчел. На следующий год в его саду стояло уже несколько колодных ульев. Вот что рассказывает об этом сам Александр Михайлович: «Я завел пчел в 1860 г. и около десяти лет содержал их, почти всех, в обыкновенных колодных стояках, ограничиваясь наружным присмотром и естественным роением. Словом — поступил почти так же, как делают наши мужички-пчеляки. В этот промежуток времени число семейств у меня то возрастало, доходя с лишком до 20, то сокращалось почти до 10. Доход медом был вообще довольно плохой».

Постепенно пчеловодство захватило Бутлерова серьезно — и как практика, и как ученого. Он сделал себе наблюдательный улей, стал внимательно изучать жизнь пчел, детально ознакомился с отечественной и зарубежной пчеловодной литературой, выбрав наиболее полезным для себя руководство немецкого пчеловода с мировым именем А. Берлепша, которое читал в подлиннике.

Александр Михайлович Бутлеров в костюме пчеловода

Хотя, кроме колод, у Бутлерова были ульи и дощатые, придуманные местными умельцами, разбирать их или проводить в них какие-либо работы с пчелами было невозможно. В то же время зарубежные пчеловоды уже пользовались более совершенными рамочными ульями и разводили высокопродуктивных пчел.

Ученый знал об итальянских пчелах, их отличных качествах. Ему, естественно, захотелось иметь итальянок у себя. Вскоре такой случай представился.

В августе 1867 г. Александр Михайлович отправился в заграничную командировку, где ему предстояло встретиться со своими коллегами — зарубежными химиками. Он побывал в Германии, Италии, Франции, а весной 1868 г. вернулся в Россию и привез в родную Бутлеровку подаренные ему в Италии две небольшие семейки чистокровных итальянских пчел.

«Привезенные итальянки, — вспоминал он, — сидели в ящиках с рамками Берлепша. Тут впервые убедился я в возможности легко и без затруднений, не пачкаясь медом, не ломая сотов, разбирать гнездо, и тотчас приступил к устройству колодных стояков с рамками Берлепша. В этот же год, осенью, было выбрано место для второго отдаленного пчельника, чтобы удобнее было приступить к искусственному размножению. Появление на пасеке итальянок, особенно меня интересовавших, и увиденная на деле возможность распоряжаться пчелами, благодаря рамочным ульям, приохотили меня больше к делу и заставили серьезно приняться за него собственными руками».

Этой же весной Александр Михайлович выписал из Италии еще две семейки и усердно принялся за их размножение на своей пасеке. В течение лета заменил среднерусских маток на итальянских, перевел всех пчел в рамочные ульи.

Увлекшись размножением, он повторил ошибку почти всех пчеловодов-новичков. Некоторые семьи пошли в зиму слабоватыми и не перенесли ее. Но больше Бутлеров так никогда уже не поступал. Размножал семьи осторожно, а если к осени все-таки обнаруживались недостаточно надежные семьи, объединял их. Такую практику ввел в закон.

Бутлеров освоил технику искусственного вывода маток и формирования новых семей, бесспорно составляющих основу рационального пчеловодства. Никогда еще с такой любовью не занимался он пчеловодством и никогда прежде не имел такой уверенности, что эту отрасль сельского хозяйства ожидает большое будущее.

 

В кругу передовых пчеловодов борьба за переустройство отрасли

В Казанском университете профессор А. М. Бутлеров читал лекции по химии, физике, физической географии, заведовал кафедрой химии, одно время был ректором университета, вел большую исследовательскую работу, руководил научными разработками молодых ученых, много писал. В университете он и создал крупнейшую школу химиков.

Успешная профессорско-преподавательская и плодотворная научная деятельность Бутлерова сделали его имя известным не только в России, но и далеко за ее пределами.

Пока ученый находился за границей, его по рекомендации Д. И. Менделеева избрали профессором Петербургского университета. Сюда, в столицу, в центр научной жизни, приглашали лучшие силы из провинциальных высших учебных заведений.

Почти двадцать лет занял петербургский период в жизни А. М. Бутлерова. Это было время пробуждения и расцвета естествознания в России, пропаганды прогрессивного материалистического мировоззрения. Идеи просветительства, присущие передовым людям того времени, пронизывают всю научную, педагогическую и общественную деятельность Бутлерова.

Во всю силу развернулся в Петербурге талант Бутлерова-пчеловода. Здесь на заседании Вольного экономического общества — одного из старейших и влиятельнейших обществ России — 25 ноября 1871 г. он выступил с докладом «О мерах к распространению в России рационального пчеловодства», ставшим поворотным событием в истории пчеловодства страны.

Пчеловодство России переживало упадок — снизились медосборы, сократились пасеки. Если раньше, по свидетельству Н. М. Витвицкого, ежегодно за границу продавали меда и воска на несколько миллионов рублей, то теперь, напротив, эти продукты начали ввозить в Россию. В 1872 г., например, было закуплено воска около 44 тыс. пудов и меда 13 тыс. пудов. Упадок пчеловодного промысла был вызван не бурным ростом сахарного и стеаринового производства, как считали многие, а ухудшением медоносных ресурсов — в результате интенсивной вырубки лесов и распашки лугов. Это было следствием развития капитализма в стране. В этих изменившихся условиях старая колодная система пчеловодства оказалась бессильной производить достаточное количество продуктов и удовлетворить на них спрос.

Возникла необходимость улучшения приемов ухода за пчелами, внедрения разборных рамочных ульев и принципиально новой рациональной технологии пчеловодства. Об этом со всей убедительностью как раз и говорил Бутлеров: «Единственное спасение нашего пчеловодства заключается в рациональном ведении дела, а для этого нужно, прежде всего, знание, знакомство с натурой пчелы и с пчеловодными приемами, на ней основанными... Незнание — главный враг русского пчеловодства». При умении, по его словам, мед можно получать и на Соловках.

Но как сделать, чтобы неграмотные в подавляющем большинстве крестьяне-пчеляки, привыкшие и продолжавшие водить пчел по старинке, как водили их деды и прадеды, могли освоить основы рационального пчеловодства? Бутлеров полагал, что есть один верный путь — учить примером. Только живым примером можно убедить крестьянина в необходимости знаний, в пользе тех или других приемов, в неизбежности замены колоды рамочным ульем.

Передовые русские пчеловоды, которые освоили рациональную технику ухода за пчелами, и при уменьшении медоносных источников по-прежнему получали от своих пасек много меда. Они-то и могли стать примером, которому следовало подражать. «Чем больше, — говорил Бутлеров в докладе «О мерах к распространению в России рационального пчеловодства», — крестьяне будут наглядкой убеждаться, что при таком-то способе хозяйствования дело идет лучше, тем скорее они примутся и сами поступать так же. Пример — лучший учитель».

Действительно, что еще могло убедить человека больше, чем увиденное собственными глазами? Ведь книги основной массе крестьян были недоступны.

Бутлеров указал путь простой и, пожалуй, в то время самый надежный. По его убеждению, не следовало сразу создавать образцовые пункты рационального пчеловодства. Достаточно лишь разыскать пчеловодов-любителей и профессионалов, ведущих дело толково. Их в России немало — наша земля никогда не оскудевала умными, знающими людьми. Но они разъединены, незнакомы друг с другом. Отсутствие единства в действиях всегда мешало русскому пчеловодству. И ученый призывает к единению русских пчеловодов. Оно настойчиво диктовалось глубоким кризисом, в котором в силу сложившихся социально-экономических условий оказалось пчеловодство страны. Этот призыв, подобно тревожному набату, всколыхнул пчеловодов России. Их взоры обратились к Вольному экономическому обществу, с которым Бутлеров теперь связал свою судьбу. Он возглавил в нем пчеловодную комиссию — своеобразный оперативный штаб, был избран вице-президентом, а потом и президентом общества.

По инициативе Александра Михайловича Вольное экономическое общество обратилось к пчеловодам с просьбой сообщить свои фамилии и адреса, дать сведения о себе и своих пасеках. Это был первый и, казалось бы, не такой уж большой, но необходимый шаг к сближению пчеловодов России. В 1872 г. в «Трудах» общества уже опубликовали небольшой список, который из номера в номер стал пополняться новыми именами.

Пчеловоды получили возможность знакомиться, общаться между собой, делиться наблюдениями и опытом, советами помогать друг другу, обсуждать вопросы, интересующие всех. В содружестве пчеловодов Бутлеров справедливо видел ту «зародышевую клетку», которая со временем могла вырасти в самостоятельный и жизнеспособный организм.

Сближению пчеловодов России в большой степени способствовал выделившийся в «Трудах» общества и вскоре завоевавший авторитет и доверие читателей отдел пчеловодства, в котором публиковались поучительные статьи пчеловодов, ведущих дело на рациональных основах.

«Интерес к пчеловодству, несомненно существовавший, но дремавший во многих, — писал ученый об этом времени, — сразу пробудился, послышались отголоски по всей России, появились статьи и книги, началось общение русских пчеловодов между собой. Оказалось, что мы богаче пчеловодами, чем можно было думать...».

С каждым годом пополнялся легион сторонников рационального пчеловодства толковыми пчеловодами и настоящими энтузиастами этого дела.

В 1873 г. Бутлеров выступил с новыми предложениями о путях распространения рациональных приемов. Он считал необходимым привлечь для этого ту часть интеллигенции, которая находилась в близком общении с народом, в частности сельских учителей и деревенское духовенство. Для этого он рекомендовал непременно ввести в программу учительских и духовных семинарий, готовящих сельских учителей и священников, курс пчеловодства как обязательный предмет. Окончившие семинарии могли на месте основать хорошие пасеки, которые содействовали бы в округе пропаганде правильного пчеловодства. То же относилось и к сельским школам, где учащиеся усваивали бы сведения об основах рамочного пчеловодства и потом способствовали бы его распространению в народе.

Бутлеров считал вполне возможным и весьма полезным знакомство с пчеловодством солдат, находящихся на службе, советовал включить этот курс для чтений в полковых, батальонных и ротных школах, обращался по этому вопросу в военное ведомство. Для солдат, возвратившихся домой, пчеловодство могло бы стать экономическим подспорьем, а их рамочные пасеки к тому же послужили бы примером для других.

Александр Михайлович предлагал организовать специальные пчеловодные школы, так как в стране почти не было грамотных, хорошо подготовленных пчеловодов. Планировалось, в частности, на средства Вольного экономического общества открыть Бурашевскую школу в Тверской губернии, а на средства Министерства государственных имуществ — в Пензенской. Подробный проект положения о пчеловодной школе с трехлетним сроком обучения, учебной пасекой, пансионатом составил сам Бутлеров. В апреле 1882 г. Бурашевская школа пчеловодства Вольного экономического общества — детище ученого — уже действовала. Готовилась к открытию школа при Измайловской опытной пасеке в Москве.

По мнению Бутлерова, большую пользу могла принести рассылка общедоступных книг и листовок по пчеловодству по сельским школам, семинариям и земствам для чтения и ознакомления с основами рамочного пчеловодства. Он предложил бесплатно рассылать семена медоносных растений, давать ссуды желающим завести пчел, поощрять передовых пчеловодов — тех, кто пользуется разборными ульями и применяет искусственное размножение семей.

Александр Михайлович настойчиво боролся за реализацию своих предложений, и эти энергичные меры, бесспорно, способствовали появлению в разных местах страны рациональных пасек. Поражали масштабы, доступные уму и таланту организатора.

Александр Михайлович страстно защищал чистоту и натуральность продуктов пчел от фальсификации, предлагал, в частности, поднять цены на получаемые из нефти минеральные воска до цен на пчелиный воск, обращался в правительство с просьбой принять срочные меры для приостановления подделки, писал в Русское техническое общество, требуя осудить фальсификацию меда и воска как преступление.

Одновременно он поставил вопрос об отыскании простых и надежных способов обнаружения фальсификата, занимался этим в своей химической лаборатории. Борьба с фальсификацией меда и воска была борьбой за подъем экономики пчеловодства, а следовательно, и за значение отрасли в народном хозяйстве страны.

 

Журналист и редактор

Пропаганда пчеловодных знаний, активно начатая в Петербурге, заняла ведущее место в деятельности ученого-просветителя. Проявилась она в самых разных формах. Он публиковал статьи в периодической печати, писал книги, делал доклады и сообщения на выставках, читал публичные, общедоступные лекции, общался с пчеловодами.

Каждым словом и каждой своей строкой он выступал за просвещение масс. Чрезвычайно важным в этом Бутлеров считал периодическую печать. С его приходом в Вольное экономическое общество в «Трудах» систематически, из номера в номер, начали вести отдел пчеловодства, постепенно увеличивая его объем. «Труды» стали центральным печатным органом русских пчеловодов. Если в 1872 г. в отделе пчеловодства, который возглавил Бутлеров, было опубликовано 20 статей, то в 1873 г. - 50.

Материалы, разнообразные по содержанию, географически охватывающие громадную территорию, приносили немалую пользу в пропаганде рационального пчеловодства.

Статей поступало много, тем не менее Бутлеров просматривал все и готовил их к печати. Это был огромный труд редактора. Над чужими рукописями ученый работал с такой же напряженностью, как над своими, относился с той же взыскательностью к форме и содержанию. Он правил стилистические погрешности, недочеты в изложении, выделяя новое и существенное, но всегда сохранял мысль авторов, их принципиальную позицию. «Всякому следует представлять свободу мнения, — утверждал он в одном из писем. — Пусть каждый руководствуется своими убеждениями и действует сообразно им, не стесняя ими других и не стесняясь сам чужими мнениями. Было бы лишь у каждого внутреннее убеждение, что поступает правильно». Так, кстати, всегда делал и он сам, твердо убежденный, что только при свободе мнений и мыслей возможен прогресс.

Кроме того, ученый вел огромную переписку с пчеловодами. До тысячи писем в год получал он и отвечал на них. А ведь у него было множество важных дел по университету и академии наук.

Бутлеров знал силу влияния прессы на мнения людей, формирование их взглядов, убеждений, поэтому подходил к материалам с особой ответственностью. Во всем была видна принципиальность редактора. Александр Михайлович, в частности, признавал полемику в печати, находил, что для пользы пчеловодства можно и поспорить, но при условии, что спор служит делу, разъясняет вопрос, бывает поучительным. Он беспощадно вычеркивал из текста полемические места, которые уводили от предмета спора, строго следил за справедливостью оценок.

Отдел пчеловодства «Трудов» способствовал единению русских пчеловодов. Вокруг редактора группировались люди, прогрессивно мыслящие, искренне преданные избранному делу. С каждым годом расширялся круг читателей, все больше становилось авторов, во много раз возрос поток корреспонденции. Наступил небывалый обмен мнениями между пчеловодами.

Четырнадцать лет бессменно возглавлял он отдел пчеловодства в «Трудах» Вольного экономического общества. Накоплен за эти годы богатый журналистский опыт, найден оправдавший себя принцип отбора статей. Все публикуемые материалы отличались актуальностью темы, ясностью мысли, простотой изложения, практической полезностью.

Много, очень много за это время выяснено истин, прежде неведомых, теперь добытых, как крупицы золота из недр земли, освещены такие вопросы пчеловодства, какие прямо указывали на его будущие успехи и процветание.

Бутлеров вынашивал мысль о самостоятельном пчеловодном журнале. Он разработал его проект, составил программу, обосновал необходимость издания.

В январе 1886 г. в Петербурге под редакцией академика А. М. Бутлерова вышел первый номер журнала «Русский пчеловодный листок». Начало пчеловодной журналистике в России было положено.

Журнал открывался обращением редактора к читателям. «Сообщать рациональные приемы пчеловождения от одного многим, — писал редактор, — всего скорее и успешнее возможно при посредстве печати. Издание хороших книг, бесспорно могущее оказать и действительно оказывающее влияние на поднятие рационального пчеловодного хозяйства, не может, однако, удовлетворить потребность обмена мыслей и знаний между пчеловодами; для этого нужно повременное издание, посвященное исключительно пчеловодству и дающее своим читателям все дельное, добытое многими лицами и вообще пчеловодной наукой и практикой. Этой задаче, надеемся, и будет достаточно удовлетворять «Русский пчеловодный листок». Потребность в существовании такого журнала уже давно у нас чувствуется».

Программа журнала была весьма обширной, целенаправленной и отвечала запросам пчеловодов России. Публикации журнала включали оригинальные статьи по технологии пчеловодства, новые данные о поведении пчел, знакомили с более совершенными конструкциями рамочных ульев, рассказывали о пчеловодстве разных местностей России и других стран, содержали ответы на вопросы, материалы библиографического характера, объявления. Редактор сумел сохранить преемственность «Трудов», углубил их программу, еще более усилил идею объединения пчеловодов России.

Журнал преследовал цель — ввести в пчеловодство разумное начало, основанное не на догадках, а на знании природы пчел и их потребностей. Страстная и последовательная пропаганда рамочного пчеловодства не могла не воздействовать на читателей, делала журнал познавательным, интересным и боевым. Даже информационные материалы, кроме своего прямого назначения, несли публицистический заряд, звали к переустройству пчеловодства страны. Благодаря популярной форме изложения и небольшой цене журнал был доступен и понятен простому читателю.

Велики были достоинства журнала, но он не мог заменить книг по практическому пчеловодству, а в них очень нуждались в России.

Обложка первого русского журнала по пчеловодству (1886 г.)

Надо сказать, что пчеловодная литература не могла похвастаться дельными сочинениями. Только живое слово Н. М. Витвицкого продолжало волновать пчеловодов, но книги его из-за малых тиражей представляли уже большую редкость. Остальные издания теоретически были слабы, наставления и правила безнадежно устарели и не соответствовали новому направлению в пчеловодстве. По таким источникам научиться рациональным приемам было невозможно. К тому же по языку и стилю изложения они оказывались доступными только образованному читателю, запутывали и отпугивали в большинстве своем малограмотных пчеловодов.

Все это отлично понимал Бутлеров. К сожалению, об этом догадывались книгоиздатели и разного рода дельцы, наскоро готовившие ходовую продукцию. Их низкосортные «сочинения» справедливо подвергались беспощадной критике ученого. Он знал, какой вред могут нанести подобные пособия, если по ним начнут учиться пчеловодству. «Беда еще не так велика, — говорил он, — если неверные сведения остаются в области теории, но если из них или из недостаточного знания вытекают неправильные указания для практики, то вред становится более ощутительным». Поэтому каждую новую книгу он просматривал, приветствовал действительно полезные пособия, советовал их изучать и пользоваться ими.

В 1871 г. выходит его книга «Пчела, ее жизнь и главные правила толкового пчеловодства» — выдающееся произведение по пчеловодству. Она получила огромную известность. При жизни автора книга выдержала пять изданий общим тиражом 50 тыс. экземпляров, что тогда считалось исключительным событием. И каждое новое издание ученый совершенствовал, обогащал теоретическими и практическими сведениями, значительно дополнял отдельные положения, шлифовал язык и стиль. И потому книга, предназначенная для народа, стала образцом ясности, точности и простоты изложения. Автор не старался «украсить» текст просторечными словечками, не прибегал к псевдонародности, а говорил о серьезных вещах доступно, стремясь поднять своего читателя до образованного человека, сделать из пасечника рационального пчеловода.

В эту работу А. М Бутлеров вложил огромный запас научных знаний, которыми обладал, и личный многолетний опыт по уходу за пчелами. Ученый в совершенстве владел практическим пчеловодством и только тогда рекомендовал применять те или иные приемы, когда, проверив сам многократно, убеждался в их полезности. Книга помогла пчеловодам как следует понять жизнь пчелиной семьи, перед ними открылся новый, прежде неведомый мир насекомых, были даны надежные средства воздействия на них.

«Пчела» Бутлерова стала учебником пчеловодства. По ней учились правильному уходу за пчелами не только начинающие и рядовые пчеляки, по и люди, считавшие себя знатоками. Не одному поколению русских пчеловодов послужило это руководство.

По глубине биологических обоснований, точности правил, логической завершенности, мастерству изложения книгу можно отнести к классическим и поставить рядом с лучшими работами корифеев зарубежной пчеловодной науки. Чтобы написать такое произведение, надо было иметь и фундаментальные знания, и дарование, и безграничную любовь к пчелам и пчеловодству.

Одиннадцать раз переиздавалась «Пчела» и тем не менее оставалась библиографической редкостью.

Вторую свою книгу — «Как водить пчел» — Александр Михайлович специально предназначил для крестьян. Готовя рукопись к печати, он обсуждал ее с членами пчеловодной комиссии Вольного экономического общества, читал в отделении пчеловодства в Москве. Прислушиваясь к советам, автор старался придать тексту максимальную краткость и ясность. Популярное, народное издание и должно быть точным и простым. «Я живо помню те три заседания отделения пчеловодства, — вспоминал академик И. А. Каблуков, — в которых читалась эта книжка, и можно было удивляться, с каким вниманием относился крупный авторитет науки, всемирно известный ученый, академик к тем замечаниям, какие делали члены отделения, среди коих было немало простых пчеловодов».

Исключительная взыскательность к своему труду, гражданская ответственность перед читателем позволили ученому создать книгу в русской пчеловодной литературе единственную в своем роде — при малом объеме она включала все основные вопросы пчеловодства. «Как водить пчел» стала азбукой, настольным пособием пчеловодов. Многие начинали с бутлеровской книги и становились потом признанными мастерами. Как тогда говорили, эту книгу надо печатать золотыми буквами. Выдержала она восемь изданий, переведена на польский язык.

Написал Александр Михайлович и еще одну небольшую работу — «Правильное (рациональное) пчеловодство, его выгодность, его задачи и средства». Главная цель брошюры — поведать о пчелах — самых полезных насекомых на земле. Автор пропагандировал пчеловодство как выгодное занятие, почти не касаясь приемов и пчеловодной практики. По содержанию и изложению это не руководство или наставление для пчеловодов, а популярное пособие для всех любителей природы.

Александр Михайлович хотел познакомить русских пчеловодов и с лучшими зарубежными сочинениями. В 1877 г. по его предложению переводится и под его редакцией выходит капитальная книга известного немецкого пчеловода А. Берлепша «Пчела и ее воспитание в ульях с подвижными сотами в странах без позднего осеннего взятка», которая, по словам Бутлерова, давала читателю современные пчеловодные знания, знакомила его с основными положениями естественной истории пчелы.

Русский ученый, будучи в дружеской переписке с Берлепшем, как, кстати, и со многими другими известными зарубежными пчеловодами, послал ему в знак глубокого уважения семью наших среднерусских пчел, получив потом весьма лестный отзыв о северянках. «Я не могу налюбоваться трудолюбием и усердием ваших пчел», — сообщал Берлепш и добавлял, что семья эта на его пасеке была самой сильной.

Пчеловодство интересовало Бутлерова прежде всего как средство улучшения благосостояния народа. Как и все русские просветители, он отстаивал интересы крестьян, искренне верил, что их материальное положение можно облегчить, и в меру сил своих и энергии содействовал этому. Он прямо говорил, что вопрос о развитии пчеловодства есть в то же время вопрос об улучшении быта русского крестьянства и деревенской интеллигенции.

О выгодности пчеловодства Бутлеров говорил не только в чисто пчеловодных изданиях, но и в большой прессе, вызывая к нему внимание общества и государства.

В феврале 1880 г. на первой полосе влиятельной политической газеты «Новое время» была напечатана его публицистическая статья «Пчеловодство как средство народного дохода». Со всей откровенностью автор высказывает в ней свою профессиональную и гражданскую точку зрения на пчеловодство России, эту так называемую мелкую отрасль, которая, по его словам, имеет существенное значение в народном хозяйстве, о чем многие и не подозревают. «Но в том-то и дело, что она мелка лишь для крупных землевладельцев, — утверждал академик, — и, наоборот, чрезвычайно крупна по своему значению для землевладельцев мелких».

В доказательство выгодности пчеловодства Бутлеров приводит примеры достижений пчеловодов других стран, где оно пользуется вниманием государственных органов. В сельскохозяйственном производстве России пчеловодству с его уникальными продуктами принадлежит, если не прежнее, исключительное, то, во всяком случае, заметное место. Подтверждали это и статистические данные. Александр Михайлович считал, что пчеловодство в России может развиваться и в более широких, промышленных масштабах и тогда оно будет приносить еще большие доходы. «Не следует ли всем власть имеющим посерьезнее смотреть на эту «мелкую» (?) отрасль сельского хозяйства и, переставши относиться к ней свысока, добросовестно взяться за ее оживление!», — призывал ученый.

В занятии пчеловодством А. М. Бутлеров ценил не только экономическую сторону, но и не менее важную для крестьянства России — нравственную. Как просветитель он говорил об этом во всю силу. «Не следует также упускать из виду того, — указывал он, — что пчеловодство и хорошая нравственность в крестьянстве тесно связаны... В самом деле, успешное занятие пчеловодством требует аккуратности, известной немалой доли соображения, чистоплотности, трезвости. Наконец, пчеловод должен быть не жадным, честным... Да, наконец, тот, кто постоянно окружен природою, кто живет, так сказать, в непосредственном общении с нею, в глуши лесов и в просторе лугов, кто видит трудолюбие пчел, их чистоту, стремление к общему благу, может ли тот не сознавать, хоть бы даже безотчетно — необходимость трудиться? Общение с природою всегда благотворно действует на человеческую душу».

Александр Михайлович был глубоко убежден в том, что пчеловодство — один из путей просвещения народа. В распространении знаний он видел и свое служение России, свой высокий гражданский долг.

Пчеловодство, как и всякая человеческая деятельность, не стоит на месте, постоянно развивается и совершенствуется. Этому движению всей силой своего авторитета и влияния способствовал и он сам, взывая к творчеству пчеловодов России.

Академик Бутлеров, для которого интересы и судьба пчеловодства были важнейшим делом жизни, высоко ценил пытливый ум и изобретательность русских пчеловодов.

Он восторженно отзывался о полезных приспособлениях, простых, удобных и оригинальных устройствах, которые предлагались пчеловодами-практиками. Вот с какой гордостью говорил он о пчеловодах России, когда увидел на пчеловодной выставке в Праге в 1880 г. разделительную решетку Ганемана: «Кроме крупных снарядов, интересны были и некоторые из мелких. Между ними внимание пчеловодов обращали на себя маточные клетки (ганемановы) и металлические решетки, сквозь которые могут проходить рабочие пчелы, но не может проходить матка. Такие решетки служат для отделения матки от медового пространства. Следует заметить, что решетки эти, недавно только появившиеся за границей, давно употребляются нашим известным пчеловодом П. М. Борисовским и его последователями и для нас новости не составляют. Приятно было видеть, что мы, русские, ушли вперед...».

Но, к сожалению, не все, что конструировали и изобретали пчеловоды России, было полезно и ново. Не зная того, что в том или ином направлении уже сделано, большинство из них, как говорил Бутлеров, придумывало или давным-давно известное у нас где-нибудь по соседству или за границей или даже совсем ненужное.

В самой первой статье «Заметки по части пчеловодства» Бутлеров указывал на бесплодность и порочность такого подхода к усовершенствованиям и изобретениям в пчеловодстве, когда не учитывается прошлый опыт и уже имеющиеся достижения в этой области. «Имея в виду какое-нибудь предприятие, — писал он, — обыкновенно стараются наперед познакомится со всеми улучшениями, существующими по этой части. Такое правило вполне рационально, и так обыкновенно поступают у нас. Но — странное дело! Пчеловодство чуть ли не является в этом случае исключением».

Одного своего собственного опыта, подчеркивал ученый, как бы ни был он богат, при занятии изобретательством крайне недостаточно.

И во времена Бутлерова, ознаменовавшиеся торжеством разборного рамочного улья и рационального пчеловодства, немало пчеловодов конструировали свои ульи, в подавляющем большинстве случаев совершенно не зная тех систем, которые существовали за рубежом и считались тогда первоклассными. То же было и с пчеловодным инвентарем. Бутлеров беспощадно критиковал таких, с позволения сказать, изобретателей, вполне справедливо обвиняя их в невежестве. «Хоть мы, русские, и давнишние пчеловоды, — с болью и горечью писал он в 1870 г., — а видно, делать нечего, приходится сознаться, что западные соседи и тут нас сильно опередили.

Сознание это было бы полезно: решившись на него, мы постарались бы, конечно, познакомиться подробно со всем тем, что у соседей есть хорошего по этой части, и имели бы в экономии время и труд, употребляемые теперь на «придумывание» того, что едва ли нужно».

Как-то А. М. Бутлеров прочитал статью одного пчеловода под названием «Записки пасечника», в которой откровенно рассказывалось о том, как автор осваивал пчеловодство и что вносил своего. «Записки эти, — писал по этому поводу в одной из статей Александр Михайлович, — интересны также как пример того длительного и трудного пути, которым принуждены были проходить некоторые русские пчеловоды, отыскивая собственными одиночными трудами усовершенствования и нередко такие, которые уже давно известны были в Германии, но оставались у нас неизвестными благодаря отсутствию дельных книг и журнальных статей по части пчеловодства».

И как бы подводя итог, он добавлял: «Я думал и думаю, что, прежде чем изобретать самим, нужно знакомиться с чужими изобретениями по той же части и что при соблюдении этого простого правила мы избежим придумывания того, что уже придумано, или того, что совсем не нужно. По моему мнению, русские пчеловоды, держась этого правила, могли бы только выиграть».

Направляющий совет великого ученого был очень нужен пчеловодам России, переводившим свою отрасль на прогрессивную рациональную основу. На него горячо откликнулся ближайший друг и единомышленник Бутлерова Г. П. Кандратьев, решивший систематически знакомить русских пчеловодов со всем новым, что было в зарубежном пчеловодстве.

В 1892 г., уже после смерти Александра Михайловича, он издает журнал «Вестник иностранной литературы пчеловодства», который сразу же вызвал живой интерес пчеловодов России. Мы должны отметить, что мысли академика Бутлерова приобретают еще большую силу теперь, в век стремительного научно-технического прогресса, когда идет индустриализация пчеловодной отрасли.

 

Пчеловодные выставки, общества

Большое значение в распространении знаний и достижений по пчеловодству Бутлеров придавал выставкам. В качестве экспонента он сам принимал участие во второй Казанской пчеловодной выставке в 1880 г., тем же летом посетил большую международную выставку в Праге.

В те времена считали, что выставка должна показывать состояние отрасли хозяйства, и видели в этом ее главную цель. Бутлеров, однако, был убежден, что есть и другая, хотя и менее показательная, но едва ли не менее важная цель — просветительская. Люди, оказавшиеся на выставках, в общении делятся опытом и мнениями, убеждаются в выгодности одного и убыточности другого приема, осваивают лучшие методы ведения хозяйства, в результате получается польза общему делу. С такой точки зрения, в частности, он смотрел на отдел пчеловодства Всероссийской промышленно-художественной выставки, состоявшейся в Москве в 1882 г. Александр Михайлович заведовал этим отделом. Он не беспокоился о том, что экспонаты не отразят состояние пчеловодства России, а больше думал о пропаганде рационального пчеловодства, в пользу которого беззаветно верил.

Главная цель отдела состояла в ознакомлении посетителей с рациональными приемами, этому и были подчинены отбор экспонатов и оборудование выставочной пасеки. По идее и проекту Бутлерова предполагалось пасеку заселить пчелами, а вокруг нее возвести обтянутую проволочной сеткой галерею, которая защищала бы публику, незнакомую с пчелами и боящуюся их. Несколько раз приезжал он из Петербурга в Москву, заботясь о том, чтобы сделаны были все необходимые постройки.

Двадцать дней, с 20 июля по 10 августа, читал прославленный академик популярные лекции по пчеловодству, объясняя и показывая, как надо правильно ухаживать за пчелами.

А лектором он был удивительным. Его публичные выступления и доклады, всегда проходившие при переполненной аудитории, отличались красотой и образностью изложения, логической последовательностью, убедительностью примеров, ясностью и доступностью, на какую бы тему они ни читались.

Он популярно излагал основы рационального пчеловодства, останавливаясь подробнее то на одних, то на других его сторонах, а потом, не пользуясь даже лицевой сеткой, открывал улей и выполнял операции, предусмотренные технологией, — делал отводки, подсаживал маток, доставал рамку с маточниками, в которых выращивались матки, показывал приемы обращения с пчелами. Все это было ново, удивляло и ошеломляло посетителей, вызывая в то же время громадный интерес. «Всех поражало, — coобщала газета «Новое время», — что г. Бутлеров вынимал пчел из роевни пригоршнями, голой рукой. Слушатели из простонародья говорили вслух, что г. Бутлеров заговореш от ужаления пчел; другие уверяли, что у него рука смазана. Вообще большинство удивлялись тому, как свободно и спокойно работали с живыми и жужжащими пчелами г. Бутлеров и его помощники. Их хладнокровие и спокойствие сильно ободряли публику».

Пчеловодный отдел оказался одним из наиболее посещаемых на выставке. Вот какую восторженную оценку просветительной деятельности Бутлерова дали «Московские ведомости»: «Но этот отдел не был только образцовым пчельником: он вместе с тем был и аудиторией, хотя и под открытым небом, в коей читались прекрасные и всем доступные лекции о жизни пчелы и главных основаниях толкового пчеловодства. Сопровождаемые демонстрациями и дышавшие миссионерской любовью к распространению у нас этого дела, объяснения академика А. М. Бутлерова не могут пройти бесследно. Под влиянием их люди, прежде незнакомые с пчеловодством, решились заняться им и завести свои пчельники, а занимавшиеся им — усовершенствовать его по тем вполне практическим указаниям, какие давались на выставке».

Понятие «пчеловодная выставка» Бутлеров обогатил, вложил в него новое содержание. Просвещение народа — вот основное назначение выставок. Так и стали понимать их пчеловоды России.

Хотя в этот период пробуждения русского пчеловодного самосознания еще рано было ставить вопрос о создании единого общерусского союза пчеловодов, так как при огромной территории России к нему принадлежало бы незначительное число пчеловодов и польза от такого союза была бы невелика, А. М. Бутлеров, стоявший во главе пчеловодства страны, остро сознавал необходимость в такой организации, усматривая в ней один из путей подъема и процветания отрасли.

В докладе о поездке за границу (1879 г.) он подчеркивал, что почти во всех странах Западной Европы существуют пчеловодные общества. В одной лишь Праге, по его словам, было три таких общества, а во всей Чехии — 18. Немало издавалось на Западе и специальных пчеловодных газет. «Невольно напрашивается при этом сравнение с Россией, — говорил Бутлеров, — и приходишь неотразимо к заключению, что нам следует приложить всевозможные усилия для того, чтобы наше отечественное пчеловодство поскорее вошло в фазу процветания на рациональных началах».

Зарубежные пчеловодные общества распространяли пчеловодные знания устно и печатно, предоставляли возможность желающим приобретать новейшие пасечные принадлежности и усовершенствованные ульи, назначали премии за успехи в пчеловодстве.

«Когда видишь, что делается там, — делился впечатлениями ученый, — то более и более приходишь к убеждению, что у нас сделано очень мало, а предстоит сделать еще весьма много, и нужна немалая энергия для того, чтобы нам — не говорю уже догнать — по крайней мере не слишком далеко отставать от чехов и немцев». Это была уже программа действий. Так ее и поняли русские пчеловоды.

6 февраля 1880 г. в Новгороде открыло свое заседание Новгородское общество пчеловодства — первое пчеловодное общество в России. Присутствовало на нем всего 12 членов, но сам по себе факт создания юридически и организационно оформленного общества для русского пчеловодства был поистине историческим. «Любители пчеловодства, — писал по поводу этого знаменательного события Бутлеров, — вероятно, порадуются учреждению по их специальности Общества, которое... представляет первую попытку русских пчеловодов действовать общими силами. Нельзя не пожелать самого полного успеха такой попытке...»

Главная цель общества — содействовать развитию правильного, рационального пчеловодства в Новгородской губернии. Эта чисто практическая задача включала в себя распространение среди пчеловодов научных и практических сведений по уходу за пчелами, наиболее приемлемых для местных условий климата и медосборов.

Общество предполагало широкий обмен мнениями и практическими навыками между новгородскими пчеловодами. Оно брало на себя заботу о рассылке своим членам описаний и моделей лучших систем ульев и инструментов, чтобы по ним можно было делать эти предметы, об организации изготовления ульев и пасечных принадлежностей в мастерских и снабжения ими пчеловодов по доступной цене. Общество давало возможность пользоваться литературой и образцами пасечного оборудования, которые нелегко было приобрести каждому пчеловоду, поэтому их приобретали на средства коллектива.

В России по примеру новгородцев начали создавать пчеловодные общества.

На Всероссийской промышленной выставке как-то после беседы вокруг Бутлерова собралась группа московских пчеловодов. Вполне естественно возникла мысль о необходимости систематического общения, обмена мыслями, коллективного разрешения трудных вопросов, неизбежных в практике. И вот 27 июля 1882 г. на заседании отделения беспозвоночных Русского общества акклиматизации животных и растений, которое состоялось на Измайловской опытной пасеке, академик А. М. Бутлеров, приглашенный на это заседание, высказал идею создания при обществе акклиматизации самостоятельного отделения пчеловодства. Чтобы повысить роль отделения в распространении рациональных приемов, было предложено передать ему пасеку, а со временем открыть при ней пчеловодную школу. Так возникла московская пчеловодная организация. Ее руководителем единодушно был избран Александр Михайлович. При его содействии Вольное экономическое общество передало в дар библиотеке отделения оттиски «Трудов» за десять лет и другую специальную литературу. Бутлеров направлял деятельность отделения, следил за его успехами, помогал справляться с трудностями.

Благодаря энергичным усилиям членов отделения пчеловодства Русского общества акклиматизации животных и растений и взятому ими направлению оно вскоре становится одним из сильнейших в стране.

 

Разработка основ рационального пчеловодства

 

Теория и еще раз теория

В своих книгах, многочисленных статьях и захватывающих по интересу публичных выступлениях А. М. Бутлеров впервые в России раскрыл особенности рационального пчеловодства, заложил его теоретические основы. Он придавал исключительное значение теории в практической деятельности: «Можно знать о существовании известного предмета, известного явления, можно уметь пользоваться тем или другим отрывочным сведением для удовлетворения своих насущных потребностей, но это — не то знание, о котором я говорю. Только тогда, когда является понимание явлений, обобщение, теория, когда более и более постигаются законы, управляющие явлением, только тогда начинается истинное человеческое знание... Это знание позволяет направлять силы природы по усмотрению, сообразно целям». И в пчеловодстве ученый остался верным своему взгляду на роль теории в познании закономерностей жизни медоносных пчел и управлении их инстинктами. «Несомненно, что практика в пчеловодстве великое дело, — подчеркивал он, — но только и она без знания теории — мертва». Он не раз повторял совет А. Берлепша: «Прежде всего изучайте теорию, а не то на всю жизнь останетесь практиками-пачкунами».

Постоянно общаясь с пчеловодами России, А. М. Бутлеров на каждом шагу убеждался в том, что им не хватает теоретических знаний, что слишком велика у них инерция старых привычек. «Толковое пчеловодство, — утверждал он, — действительно, немыслимо без знакомства с теорией, то есть с основными положениями естественной истории пчелы». Знание биологии пчелиной семьи и законов ее жизнедеятельности, таким образом, выдвигалось им как основа практического пчеловодства.

Впервые в истории пчеловодства жизнь пчелиной семьи рассматривалась ученым в единстве с внешней средой. Такой принципиально новый и, безусловно, единственно правильный подход стал возможен благодаря выдающимся достижениям естествознания второй половины XIX в. Деятельность А. М. Бутлерова-пчеловода как раз приходится на период бурного развития естественных наук в России, когда под влиянием эволюционной теории Ч. Дарвина утверждался диалектический взгляд на природу.

Александр Михайлович раскрывал жизнь пчел и законы, управляющие их деятельностью, в неразрывной взаимосвязи и взаимозависимости. Этот принцип лег в основу его теории пчеловодства. Он выдвинул два важнейших положения: взаимосвязь особей в семье, с одной стороны, и зависимость пчелиной семьи от условий, складывающихся в природе, — с другой. Только зная это, по мнению ученого, можно рациональнее использовать производительную способность пчел, влиять на них в выгодном для нас направлении, лучше воспользоваться тем, что дает природа.

Пчелиная семья прежде всего нечто единое, все действия которого направлены к какой-то определенной цели. Это организм, способный самостоятельно жить, развиваться и размножаться, с хорошо отрегулированной и надежной системой самообеспечения.

Состав семьи, численное соотношение пчел в ней на разных этапах развития, как считал ученый, вполне естественно и обусловлено ее жизненными потребностями и средой, в которой она обитает.

Действиями всех особей семьи, по утверждению Бутлерова, руководят их естественные потребности, которые вложила в них природа. Притом эти инстинктивные потребности не так обширны, как кажется на первый взгляд. Напротив, они даже очень ограниченны. Матка, в частности, постоянно откладывает яйца, и на этом «круг ее обязанностей» замыкается. Пчелы выполняют все работы, однако в основном занимаются выращиванием расплода и сбором меда. Притом ульевые работы лежат преимущественно на молодых пчелах, а полевые — на пчелах зрелого возраста.

Такое довольно узкое разграничение в выполнении работ, как считал Бутлеров, оказалось весьма целесообразным для семьи. Из отдельных операций, выполняемых каждой особью индивидуально и произвольно согласно природным потребностям, как раз и слагается стройность жизни всей семьи как целого организма.

Трутней, правда, совсем «не интересует», в каком состоянии находится их семья, что делается в гнезде. Но своей безучастностью они не нарушают гармонию семьи, дольше того, трутни подчеркивают ее зрелость и биологическую полноценность.

Однако, как полагал Бутлеров, всего этого недостаточно для того, чтобы понять тонкий механизм жизнедеятельности медоносных пчел и выработать надежные методы управления им. Для этого очень важно установить, в каких связях и взаимодействиях находятся члены многотысячного сообщества насекомых, что управляет их поведенческими актами. И он довольно подробно прослеживает взаимоотношения особей, влияние на них внешней среды.

Матка кладет яйца не по своему желанию, как считали прежде, а лишь при определенных благоприятствующих этому условиях, в частности при сравнительно высокой температуре в гнезде, хорошем питании, достаточном количестве свободных чистых ячеек. Корм в изобилии дают матке пчелы. Они же готовят и ячейки, необходимые для кладки яиц, поддерживают в улье нужную температуру. Энергию деятельности матки, таким образом, во многом определяют пчелы, а не наоборот, как полагали до этого.

В воздействии на матку сами пчелы ограничены условиями среды — взятком в природе, температурой воздуха, заготовленными запасами корма. Если пчелы по каким-то причинам не имеют возможности добывать пищу (холодная или дождливая погода, засуха), они не могут кормить матку молочком так обильно, как требуется для откладки большого количества яиц. Кстати, то же наблюдается и при малых запасах меда и перги в гнезде. Даже если взяток будет хорош, но гнездо мало и строить новые соты негде, пчелы, вопреки природному стремлению матки откладывать яйца, зальют свободные ячейки свежим медом и ограничат ее деятельность, хотя это в итоге принесет вред семье, уменьшив ее силу. Деятельность матки, таким образом, хотя и не прямо, а через пчел, регулируется внешними условиями.

«Указанная взаимная зависимость между сбором и червлением, — писал Бутлеров, — и зависимость того и другого от внешних условий представляет одно из самых важных обстоятельств между теми, которые рациональному пчеловоду приходится иметь в виду». Задача его — способствовать как можно большему увеличению количества расплода в семье, а для этого он обязан заботится о том, чтобы пчелы весной находились в условиях хорошего взятка. Лучшее место для весеннего развития пчел, по мнению ученого, — лес, где весьма благоприятны микроклиматические условия и где бывает много ранних медоносов.

Но Бутлеров не оставлял в стороне и другие довольно существенные факторы, заметно влияющие на состояние семьи, ее работоспособность и продуктивность. К ним он относил качество матки, форму и объем жилища, количество кормовых запасов, технологию ухода за пчелами. Только высокоплодовитая матка может обеспечить семье силу, необходимую для медосбора. Лежак, в частности по словам Бутлерова, менее способствует работе матки; стояк, по форме близкий к естественному жилищу, наоборот, благоприятствует этому, и в нем всегда бывает больше расплода. В тесном гнезде семья не станет сильной. Малопригодно для роста и старое гнездо. Слабая или не достаточно сильная семья соберет мало меда.

Если в гнезде мизерные запасы корма, пчелы при неблагоприятной погоде будут голодать и не смогут подготовить резервы к главному взятку. Хорошую кормообеспеченность в период роста семьи ученый считал мощным фактором снижения отрицательного воздействия внешней среды. Ведь темп роста прямо пропорционален количеству корма в гнезде. «Один из пчеловодов совершенна верно сказал, что пчелы дают мед, а мед дает пчел, — говорил он, — и в самом деле, нужно иметь в начале лета как можно больше пчел в ульях, чтобы получить к осени по возможности много меду; а для того, чтобы пчел в улье прибывало, надобно, чтобы семья имела и получала — от природы ли, от человека ли — достаточное количество меда». Только при этом условии, утверждал А. М. Бутлеров, можно «довольно верно идти к своей цели». Мед и перга — это не просто корм, а мощное средство, определяющее темп роста семьи. Поэтому вполне закономерен вывод для практики — всегда иметь в гнездах большие кормовые запасы.

Природа поставила перед пчелиной семьей задачу сохранить себя в потомстве, дать начало жизни новым семьям. Однако она не всегда совпадает с планами пчеловода. Ему нужен мед, и чем больше, тем лучше. А роевые семьи недостаточно заботятся о сборе меда, заготавливают его значительно меньше, чем не вошедшие в роевое состояние.

Возникновение роения Бутлеров объясняет несоответствием количества ячеек потребностям матки в яйцекладке. В ходе взятка и заполнения гнезда медом и расплодом матке становится негде класть яйца: площади свободных сотов сокращаются, и наступает такое время, когда даже ячейки, только освободившиеся от вышедших пчел, заполняются нектаром. Вопреки потребностям матки и помимо «воли» самих пчел, яйцекладка ограничивается. Стремление собирать корм, по словам Бутлерова, пересиливает и угнетает стремление к размножению. «То время, когда деятельности эти, можно сказать, борются между собой и уравновешиваются взаимно, одна увеличиваясь, другая уменьшаясь, и есть именно время роения» — такова выдвинутая ученым теория роения. Он рекомендовал содержать пчел в просторном гнезде, где они постоянно имели бы место для размещения запасов меда и перги, а матка — для кладки яиц. Тогда нагрузка на пчел, кормящих расплод, не снижается. При этом условии сохраняется равновесие, необходимое для нормальной жизнедеятельности пчелиной семьи. Она будет менее склонна к роению. «Если отдельные органы этого сложного организма, — писал он, — действуют согласно и находятся в известном равновесии между собой, то — как и во всяком организме — дело идет хорошо».

Чтобы избежать нарушения равновесия во взаимоотношениях особей, которое неизбежно приводит к роению и снижению продуктивности, Бутлеров рекомендовал отбирать часть пчел или расплода для искусственно созданных семей — отводков или передавать их семьям, нуждающимся в подкреплении. Это оказывает сильное противороевое действие, повышает энергию роста семьи и не уменьшает медосборов. Отбор пчел, по его наблюдениям, более благотворно влияет на рабочее состояние семьи, чем удаление расплода.

Данное ученым объяснение механизма роения, в основу которого положено несоответствие между количеством расплода и пчел, действительно до сих пор. Предложенный им противороевой прием — организация отводков в современном практическом пчеловодстве — считается самым надежным.

Довольно широко распространенную в то время теорию ограничения работы матки за месяц до окончания медосбора, которая утверждала, что пчелы, развивающиеся в этот период, не будут участвовать во взятках, Бутлеров принимал с небольшими оговорками. Он справедливо считал, что пчелы, не вылетавшие за нектаром, тоже бывают нужны семьям, особенно тем, которые участвовали в сильных взятках и растратили на них свои резервы. Однако в годы средние по медосбору, какие встречаются чаще, этот прием, по его мнению, может быть выгодным. При средних взятках пчеловоды как раз и прибегают к ограничению яйцекладки маток разделительными решетками.

В современном промышленном пчеловодстве, когда за сезон используется несколько главных взятков и требуются постоянно сильные семьи, искусственное сокращение вывода расплода путем изоляции матки на небольшой площади или обезматочивания семьи считают неэффективным: оно снижает медосборы и ухудшает качество идущих в зиму семей. Наоборот, часто возникает необходимость в усилении семей лётными резервами или ранее сформированными для этого целыми отводками.

 

Как избежать непредвиденных убытков

Интересны взгляды А. М. Бутлерова и на зимовку пчел — очень сложную форму приспособления их к низким температурам. В течение всей своей пчеловодной деятельности он уделял исключительное внимание этом} важнейшему вопросу практического пчеловодства. «Зимовка пчел — самая трудная задача пчеловодства, особенно в нашем климате, — писал он в 1870 г. — Зима приносит пчеловоду главные убытки, часто непредвидимые, а потому и неотвратимые. Поэтому все, что касается зимовки в разных местностях и результатов, которые получаются, должно в высшей степени интересовать пчеловодов». Эту программную мысль он вновь подчеркнул в докладе «О пчеловодстве и жизни пчелиной семьи в их взаимозависимости от внешних условий», в котором наряду с другими узловыми проблемами, стоящими перед отраслью, указал на благополучную зимовку, назвав ее «капитальнейшей задачей пчеловодства».

Действительно, зимовка частенько сводила на нет все труды пчеловода. Ежегодная гибель пчелиных семей, а иной раз и целых крестьянских пасек, большая осыпь, заболевание пчел поносом, сырость и плесень в гнездах, бездоходность ослабевших семей — вот главные беды, которые приносила зима. Об этом из года в год и из разных мест России сообщали пчеловоды в «Трудах» Вольного экономического общества, а потом и в «Русском пчеловодном листке». О трудностях сохранения пчел в зимний период и сбережения их энергии Александр Михайлович хорошо знал по собственному опыту, из писем, ему адресованных, неоднократно слышал от пчеловодов, пасеки которых посещал. На своей пасеке (доходила она до 60 ульев) испытал он разные способы зимовки в ульях русских и зарубежных конструкций.

В результате глубокого изучения зимнего содержания пчел и настойчивых экспериментов Бутлеров пришел к очень ценным выводам, вошедшим впоследствии в его классические главные правила толкового пчеловодства.

Сила семьи — показатель, который он считал очень важным не только для периода главного взятка, когда необходима большая масса пчел для его использования, но и для зимовки, требующей от семьи особых усилий.

Слабая малочисленная семья не способна противостоять суровым условиям зимы, особенно такой долгой и морозной, какая бывает в России. Как подсказывала практика, в подавляющем большинстве случаев гибли в зимовке или еле-еле доживали до весны малосильные семьи. Таков неумолимый закон естественного отбора.

Сильные же семьи всегда зимуют лучше, чем слабые, то есть меньше теряют пчел и реже страдают от заболеваний, выходят из зимовки сильными и стойко сохраняют эту силу весной. Иными словами, сильная семья благодаря многочисленности ее особей без излишнего напряжения способна зимой создать и поддерживать в своем гнезде такие условия, которые благоприятствуют сбережению физиологической молодости пчел. Пчеловоду остается только заботиться о том, чтобы нормальное весеннее развитие таких семей шло своим чередом, не встречая задержек.

А. М. Бутлеров указывает на размер, который необходим для того, чтобы семья могла нормально пережить зиму: «Если пчелы сплошь покрывают нижнюю половину шести-семи пластов, вершков по 8—9 длиной, и еще немного висят под гнездом, хотя погода уже не жаркая, то сила семьи хороша».

Что же делать с семьями, которые недостаточно сильны для зимовки (а такие встречались, особенно на больших пчельниках, — поздние рои, неразвившиеся отводки, изработавшиеся на взятке семьи и не успевшие окрепнуть к осени)? Бутлеров советовал в конце сезона соединять эти ненадежные семьи друг с другом или подсыпать их пчел к другим семьям: «Две или три соединенные вместе семьи могут дать вполне надежный для зимы улей, а порознь каждая из них, будучи слабой, или погибла бы зимой, или вышла бы весной чуть жива».

Александр Михайлович сформулировал правило: «Для своей собственной выгоды пчеловод не должен оставлять в зиму семейств ненадежных. Выгоднее соединить ненадежные семьи в одну надежную и иметь ее весной, чем потерять все ненадежные семьи». Точно так поступал он и сам, когда на его пасеке был гнилец.

В зиму — только сильные семьи. «В сильных семьях — все спасенье», — скажет потом Г. П. Кандратьев — ученик и последователь А. М. Бутлерова, вложив в свою удивительную по точности и емкости формулу более общее содержание.

Мед — главный источник энергии пчел. Количество зимних медовых запасов Бутлеров постепенно пересматривал в сторону увеличения. В первые годы он полагал, что зимующей семье надо оставлять 15—16 фунтов меда, затем цифру эту увеличил вдвое. И если установил минимум — не менее 25 фунтов на семью, то этот мед до единой капли считал зимним. Мед, недоступный клубу пчел, хотя бы его и много было в улье (по мнению Бутлерова, весной его должно быть у пчел примерно столько же, сколько ушло на питание зимой), в это количество не входит. Этот мед потребуется пчелам лишь весной.

Больше корма — надежней и лучше зимовка. Такой вывод делал читатель статей и книг Бутлерова. Это, несомненно, было шагом вперед в решении проблемы зимовки.

Нужна ли вентиляция улья? Ответ на этот вопрос Бутлеров искал настойчиво и долго. Дело в том, что в пчеловодной литературе, особенно в классической немецкой, которую ученый превосходно знал, вентиляция улья отрицалась в самой категорической форме. В частности, А. Берлепш, которого Александр Михайлович высоко ценил, утверждал, что «пчелы совсем не страдают от недостатка воздуха, пока они не потревожены во время зимнего покоя; они живут скорее подобно растению, а не как теплокровное животное, и потребляют крайне мало кислорода». Исходя из такой предпосылки, Берлепш не советовал пчеловодам «вообще заботиться о том, чтобы пчелы не задохнулись зимою от недостатка воздуха». Бутлеров поверил ему. В своем пособии «Пчела, ее жизнь и главные правила толкового пчеловодства» он, следуя немецкому ученому, писал: «Вообще пчелы зимуют лучше, когда верхняя часть улья закрыта как можно плотнее, между тем как снизу доступ воздуха довольно свободен. Поэтому во время уборки на зиму улей должен быть в верхней части хорошо законопачен и промазан по всем щелям и смычкам». При такой тщательной укупорке ни о каком перемещении воздуха в улье не могло быть и речи. Однако гнезда, подготовленные таким образом, к весне становились мокрыми, с заплесневевшими и часто загрязненными сотами, семьи за зиму ослабевали, а нередко и не дотягивали до весны.

В статье «К вопросу об условиях хорошей зимовки пчел» (1883) Бутлеров со свойственной ему прямотой и откровенностью признавался: «Предписание Берлепша по возможности герметично заклеивать на зиму верх пчелиного помещения, чтобы мешать выходу из него теплых паров», и уверение, что пчелы «нуждаются зимой в крайне ничтожном количестве воздуха», считаю я ныне совершенно ошибочным. Теперь я... вполне уверен, напротив, в гибельном влиянии недостатка вентиляции в улье. Я пришел понемногу к этому убеждению, наученный опытом; но предварительно, наверное, заплатил жизнью не одной пчелиной семьи за свое доверие к мнению Берлепша».

Подтверждение своим выводам Бутлеров находил в богатой народной практике. Пчеловоды-дупляночники, перенявшие и усвоившие от своих дедов умение ходить за пчелой, оказывается, совсем недаром кладут дуплянки на зиму боком, открывают дно, совершенно обнажая низ гнезда. Тут уж не может удержаться ни тепло, ни влага, а результаты зимовки бывают вполне удовлетворительными. Больше того, некоторые наблюдательные и сообразительные пчеловоды пользовались даже дополнительными вторыми, устроенными вверху летками.

«У нас, — пишет Бутлеров, — крестьяне делают иногда в своих колодах-лежаках леток, да еще не маленький, в самом верху улья, у его потолка. Когда я несколько лет тому назад в первый раз увидел такое, по моим тогдашним понятиям, нерациональное устройство — я отнес его к незнанию пчелохозяев. В таких ульях, думалось мне, пчелы должны зимовать плохо; но теперь у меня самого есть 2—3 таких улья, и я на деле вижу, что зимовка проходит прекрасно».

В «Заграничных заметках», которые систематически публиковались в «Трудах» Вольного экономического общества, Александр Михайлович описывает наблюдение выдающегося польского пчеловода Я. Дзержона за зимовкой пчел. В одном его улье зимой случайно выпала дверка. Вопреки ожиданию в этой даже несильной семейке не погибло ни одной пчелы. Дзержон делает вывод, что постепенный, даже значительный обмен воздуха в улье никогда не может быть вредным. Он поэтому рекомендует оставлять на зиму открытыми два летка или леток и небольшое отверстие в голове улья, специально предназначенное для вентиляции. Несомненно, и Бутлеров разделял это мнение.

Значит, не о «помехе выходу теплых паров из улья» следует заботиться, а о том, чтобы они достаточно свободно выходили в течение всей зимы. «Пусть будут толсты, теплы и сухи стены пчелиного жилья, — писал Бутлеров, — но устройство этого жилья должно допускать хорошую вентиляцию». Это в равной степени относил он к пчелам, зимующим как в помещении, так и на открытом воздухе. В теории зимовки опыт сказал свое веское и решающее слово. Факты потому и драгоценны, указывал еще В. Г. Белинский, что в них скрываются идеи.

Вместо прежней рекомендации плотно заделывать верх улья в пятое издание книги «Пчела» (1883), по которой учились русские пчеловоды, автор смело вводит принципиально новый взгляд на вентиляцию: «Улей должен быть сух и тепел и в то же время должен допускать достаточный обмен воздуха. Ничто так не вредит пчелам при зимовке в омшаниках, как недостаток чистого воздуха в улье».

Академик А. М. Бутлеров дал глубокое теоретическое обоснование потребности зимующих пчел в больших количествах кислорода и необходимости вентиляции зимнего жилища пчел.

Во-первых, он указал на постоянную потребность пчел в свежем воздухе, без которого, как известно, невозможен процесс обмена веществ ни в одном живом организме: «У пчел, как и у всех животных, известная часть пищи составляет горючий материал — топливо, сгорающее за счет кислорода воздуха, поглощаемого при дыхании. Очевидно, что для сожжения большего количества топлива нужно более воздуха».

По самым скромным и приблизительным расчетам, которые он приводит в статье «К теории перезимовки пчел», пчелиная семья потребляет в сутки около 8 кубических футов воздуха (1 кубический фут = 28,32 литра), кислород которого необходим для переработки и усвоения съеденного меда.

Во-вторых, Бутлеров установил причину появления губительной сырости в жилище пчел. В улье, где зимой наблюдается разность температур, при отсутствии вентиляции всегда конденсируется влага. Таков закон физики. На него и опирался ученый. «В закрытом помещении, — писал он, — заключающем лишь небольшое количество литров воздуха, можно превратить в пары несколько фунтов жидкости, ежели разница температур в разных частях этого помещения позволяет парам, образующимся в одном углу, сгущаться в жидкость в другом». Такая обстановка как раз и складывается в улье при отсутствии вентиляции.

Приток холодного воздуха — единственный способ удаления влаги. Холодный воздух суше теплого. Поступая в улей снаружи, он не только не приносит с собой влажность, но, согреваясь, поглощает ту воду, которая есть в улье. Поток воздуха, который всегда бывает при двух летках, постепенно уносит из улья излишнюю влагу, не давая возможности ей оседать и нормализуя окружающую пчел ульевую среду.

И, наконец, в-третьих, Бутлеров отметил чрезвычайно важную биологическую особенность зимующих пчел — сберегать вырабатываемое ими тепло в недрах клуба, несмотря на проникновение в их жилище холодного воздуха. Он указал и на причину, благоприятствующую этому: «...Имея способность развивать теплоту, масса скучившихся пчел трудно пропускает, хорошо сохраняет ее. Это понятно, если взять в расчет, что здесь, как и во многих других массах, дурно проводящих теплоту, имеется много мелких пространств, наполненных воздухом». Клубу пчел, таким образом, не страшен поступающий к ним холод.

Подход к зимовке с таких позиций позволил Бутлерову по-иному истолковать вопрос и о зимней жажде пчел. В примечании к одной из статей, опубликованной в журнале «Русский пчеловодный листок» (1887 г.), Александр Михайлович писал, что так называемая жажда появляется только при недостаточной вентиляции. Когда пчелам недостает влаги, они обычно сильно шумят, помогая движениями своих крыльев притоку в гнездо более чистого, богатого кислородом и достаточной влажности свежего воздуха. Отсюда следовали и совершенно иные практические приемы — не поение пчел водой, всегда связанное с большим беспокойством семьи со всеми вытекающими из этого отрицательными последствиями, а усиление вентиляции ульев и помещения, в котором проходит зимовка.

Итак, зимняя вентиляция улья при нормальной силе семьи и достаточных кормовых запасах в гнезде — одно из первостепенных и важнейших условий хорошей зимовки пчел.

Ход зимовки зависит и от того, как сформировано гнездо пчел. Почти любое вмешательство в жизнь пчел, которое с точки зрения практического пчеловодства стало необходимым и целесообразным после внедрения разборных рамочных ульев, обычно приводит к нарушению их гнезда. На него семья всегда болезненно и остро реагирует. И если весной или летом пчелы способны (порой даже в короткий срок) восстановить целостность своего гнезда, нарушенную пчеловодом, у них есть на это время, то осенью они часто оказываются не в силах сделать этого.

Бутлеров считал, что главное условие, которому должно отвечать зимнее гнездо пчел, — быть таким, каким его делают сами пчелы в естественном жилище. Поэтому при осеннем осмотре, когда из улья изымают лишний мед и одновременно комплектуют гнездо на зиму, он советовал «как можно меньше перемещать пласты — стараться напротив, чтобы гнездо по возможности оставалось в том виде, как его устроили себе пчелы...».

Особенно важно, по словам ученого, обращать внимание на то, как помещен зимний запас меда. «Для удачной зимовки благополучной семьи, — писал он, — нужно не только то, чтобы медовых запасов было достаточно, но чтобы они были и хорошо расположены в гнезде», то есть находились вверху, над пчелами. Даже положение меда в дуплянках, которые на зиму обычно клали на бок, Бутлеров считал ненормальным, затрудняющим зимовку и особенно плачевным для слабых семей.

Мысль о том, что главные зимние запасы меда должны быть размещены на сотах, которые обсиживаются пчелами, Александр Михайлович всегда выделял особо. При несоблюдении этого правила пчелы вполне могут умереть с голоду, хотя в улье и будет мед, но только в стороне от них, на соседних сотах, на которые им перебраться зимой чрезвычайно трудно.

В естественном жилище для облегчения перехода с пласта на пласт пчелы проделывают в сотах специальные круглые отверстия. Это помогает им перемещаться в гнезде, уходить с порожних сотов на соты медовые и выживать даже при недостаточных запасах корма. С того времени, как стали пользоваться искусственной вощиной (в России ее начали внедрять при непосредственном и энергичном участии А. М. Бутлерова), пчелиное гнездо, качественно намного улучшившись, утратило эти проходы к меду, что в немалой мере затруднило зимовку, особенно при минимальном количестве корма над клубом. Зная об этом, ученый указал на необходимость иметь в улье пространство над рамками, которое при надобности вполне заменяет пчелам отверстия в сотах. Такое пространство как раз и образуется, когда гнездо накрывают деревянным потолком, а не холстиком. «Значит, никаких покровок не нужно» — к такому заключению приходит Бутлеров, разрешая, казалось бы, на первый взгляд не такой уж важный вопрос: холстик или потолок?

Пчелы обычно хорошо зимуют, если середина их гнезда не заполнена медом, то есть у них достаточно «пустого сухого места». Здесь они и размещаются на зиму, продвигаясь вверх по мере поедания меда и освобождения от него ячеек. На меду в холодное время пчелы нормально жить не могут.

В статье «Лето 1873 года и гнилец на моей пасеке» ученый привел любопытный и поучительный в этом отношении факт: «Прошлой осенью пчелы дали довольно много меда и пошли в зиму с значительными медовыми запасами. Зима, хотя и была вообще не сурова, и холода продолжались недолго, но на избытке меда пчелам было холодно. Вот почему, вероятно, в простых колодных ульях у наших пчеляков-крестьян вообще произошла довольно значительная убыль. Семьи вымирали, а гнезда оставались полны медом».

Поэтому соблюдение и этого правила при составлении гнезда пчел на зиму он вполне справедливо считал обязательным.

С признанием необходимости вентиляции улья несколько изменился взгляд Бутлерова на объем зимнего гнезда. По его твердому убеждению, оно по отношению к силе семьи должно быть более просторным. Даже лишние порожние соты, поставленные по краям гнезда, «намного способствуют благополучной зимовке».

Итак, хорошую зимовку пчел определяет целый комплекс факторов, в равной степени важных и одинаково необходимых. Этот вывод лег в основу приемов подготовки пчел к зиме и их зимнего содержания. Был сделан новый значительный шаг в решении важнейшей проблемы теоретического и практического пчеловодства.

В последние годы жизни А. М. Бутлеров все больше и больше убеждался в целесообразности зимовки пчел на воле: «Вообще можно бы оставлять пчел зимовать на открытом воздухе гораздо чаще, чем это делается у нас». Он видел неоспоримые преимущества этого способа содержания пчел: нормальный по срокам облет — «как скоро позволит погода и пожелают пчелы» (его обычно пропускают пчелы, запертые в помещении); хорошие результаты — семьи «часто выходят из такой зимовки благополучнее, чем из омшаника», пчелы не страдают от излишнего тепла и духоты, которые «вредят им больше, чем холод», что почти неизбежно в помещении осенью и ранней весной, когда стоит нехолодная погода, или зимой во время оттепелей.

Зимовка на воле не нарушает естественных условий, к которым пчелы приспособились в процессе эволюции. Это, пожалуй, главное, за что ценил ее Бутлеров. Он к тому же не сбрасывал со счетов и экономическую сторону дела — не требовалась постройка дорогостоящих зимних помещений.

Многолетняя проверка зимовки пчел в ульях разных типов дала основание Александру Михайловичу сказать, что стояк «все-таки тот улей, в котором пчелы наилучше зимуют в наших краях». Мысли выдающегося русского ученого о зимовке пчел и теперь не утратили практического значения.

С диалектических позиций, со свойственным ему историзмом мышления подходил Бутлеров к теоретическому и практическому наследию прошлого, хорошо знал его, пользовался им и развивал. Он, в частности, высоко ценил вклад П. И. Прокоповича в отечественное пчеловодство. Изобретателя первого в мире рамочного улья, основателя первой в России пчеловодной школы, страстного пропагандиста пчеловодства как важной и доходной отрасли сельского хозяйства он называл «великим пчеловодом своего времени», «заслуженным соотечественником», «знаменитым пчеловодом».

 

И у нас есть свои породы

Велик вклад академика А. М. Бутлерова и в изучение пород пчел — область совершенно новую, до него в русской литературе никем не затронутую. Особенно заинтересовался он породами во время путешествия по Кавказу летом 1877 г.

Александр Михайлович лечился тогда на кавказских минеральных водах — в Железноводске, Пятигорске и Кисловодске, посетил Черноморское побережье Кавказа, Владикавказ, Тифлис. Путешествие заняло почти три месяца и произвело на него неизгладимое впечатление.

Глубоко интересуясь пчеловодством, он, естественно, не мог упустить случая более подробно познакомиться с ним на Кавказе. Правда, о сапеточном (Сапетка - конусообразная корзина из тонких прутьев, обмазанных глиной ) пчеловодстве, распространенном у казаков и горцев, он знал из статей кавказских пчеловодов, публиковавшихся в «Трудах» Вольного экономического общества. Однако на месте увидел много нового и неожиданного. «... Настоящее же пчелиное Эльдорадо, — восторженно писал он, — это закавказское побережье Черного моря. Страна эта, по отношению к пчеловодству, местами почти могла бы, пожалуй, поспорить с Калифорнией».

Но больше всего его поразила сама обитавшая там пчела. На Кавказе, в районе Минеральных Вод и долинах Закавказья, Бутлеров увидел пчел желтых, почти таких же, как итальянки.

В конце прошлого века особой популярностью у пчеловодов мира пользовались итальянские пчелы. Их выписывали и разводили во многих странах Европы и Америки. Кое-кто имел их и в России. Итальянки считались тогда лучшей породой, своеобразным эталоном. Любое сходство с ними, особенно по окраске — желтизне, считалось высоким достоинством пчелы. Еще в ноябре 1871 г., выступая на заседании Вольного экономического общества с докладом «О мерах к распространению в России рационального пчеловодства», А. М. Бутлеров имел все основания заявить: «...мы не знаем, какие породы пчел существуют у нас, а что у нас есть различные породы пчел — это несомненно...». И далее: «...за ввозом к нам итальянок дело не станет, но, может быть, без итальянских пчел мы найдем хорошую породу». «Если всмотреться в дело ближе, разобрать вопрос несколько тоньше, — утверждал он, — то мы найдем и у себя несколько пород».

Основанием для такого смелого, для многих весьма неожиданного оптимистического предположения Бутлерову несомненно служило чрезвычайное разнообразие климата и растительности России, раскинувшейся на громаднейшей территории, и особенно контрасты юга и севера страны. Пчелы северных лесных районов, хорошо приспособленные к суровым климатическим условиям, вряд ли смогли бы с таким же успехом переносить зной и жару юга, а южные пчелы, изнеженные теплом, наоборот, — длительные холода центральной России и Сибири. Именно природно-климатические факторы определяли особенности известных в ту пору образованным пчеловодам пород пчел — египетской, кипрской, итальянской, европейской темной, о которых охотно и много писали тогда зарубежные зоологи и пчеловоды.

Для отечественного пчеловодства вряд ли можно переоценить важность проблемы, поставленной академиком А. М. Бутлеровым. И ее надо было решать всем. Петербургскому сельскохозяйственному музею, где хранились небольшие коллекции по пчеловодству, Бутлеров настойчиво рекомендовал обратиться к пчеловодам различных мест России и попросить их присылать в музей образцы пчел, которые у них водились. Это сразу бы открыло возможность познакомиться с пчелами, распространенными у нас в стране.

На местах многое могли сделать и сами пчеловоды, и зоологи, и натуралисты, и сельскохозяйственные общества, которых в это время было уже немало. С ними постепенно входило в контакт Вольное экономическое общество, систематически публиковавшее в своих «Трудах» статьи ученых и пчеловодов-практиков. А тут вот на Кавказе самому удалось открыть новую пчелу.

Кавказская пчела была совершенно непохожа на пчел темных лесных, широко распространенных в средней полосе России (их держал и Бутлеров у себя в Казанской губернии). Но она отличалась и от итальянских, которых он также разводил.

На пасеках зарубежных пчеловодов Александр Михайлович видел пчел кипрских, различных помесных. И все-таки кавказянка была иной. Заметны были особенности в окраске маток и трутней: матки — желтые, с черным кончиком брюшка, а на боках брюшка трутней крупные желтые пятна.

Но встречались пчелы, неоднородные по окраске, особенно в Закавказье. Окраска варьировала в немалых пределах, хотя у всех этих пчел стойко сохранялась желтизна, характерная для итальянок и почти для всех пчел южной Европы, общее родство которых как желтой породы усматривал Бутлеров. Кстати, переходные формы наблюдались и у пчел итальянских, что указывало на влияние пчел другой расы. Ведь природа пчел такова, что почти невозможно провести пограничную черту, отделяющую одну породу от другой.

Александр Михайлович не мог не заметить своеобразия пчел, населяющих Кавказ, которое проявлялось и в окраске, и в поведении, и в размножении. Ученого буквально потрясло и привело в восторг миролюбие этих пчел, их «замечательная, необычайная незлобивость» даже в таких обстоятельствах, в которых другие пчелы обычно сильно раздражаются. Он видел, как пчеловоды, работая на пасеках, совершенно не употребляли дыма. Они смело переворачивали сапетки вверх дном, чтобы посмотреть гнезда в любое время суток — и днем, и на закате солнца, когда северные пчелы бывают очень злы. Пчел сгоняли с сота, разгребая руками, дули на них, а они не раздражались, словно у этих кротких южанок совсем не было жала.

Александр Михайлович и сам не раз испытывал «терпение» пчел. На одной пасеке, где сапетки стояли вплотную друг к другу, образуя четырехугольник, он вошел внутрь, наклонился к леткам, нарочно мешая пчелам, но ни одна из них и не «подумала» его ужалить.

Во время роения Бутлеров подходил к улью, пробираясь сквозь «пчелиное облако», махал фуражкой, стараясь озлобить пчел, с обнаженной головой стоял под деревом, с которого как дождь сыпались на него пчелы привившегося роя, стряхиваемые хозяином в роевню. Но ни одна его не ужалила.

Для пчеловода, даже знавшего миролюбивый характер итальянок, это казалось невероятным, непонятным и удивительным. Вполне естествен поэтому восторг Бутлерова, в своем отечестве нашедшего пчел, незлобивость которых феноменальна. «Нельзя отрицать огромного значения этого качества, — писал он, — и оно, я думаю, готовит нашей кавказской пчеле блестящую будущность».

Сообщение обо всем этом, которое сделал Бутлеров, возвратившись с Кавказа в Петербург, на одном из собраний Вольного экономического общества, буквально ошеломило присутствующих. Некоторые немецкие ученые и пчеловоды, прочитавшие потом это сообщение, считали, что автора ввели в заблуждение, и не поверили ему.

Удивила ученого и невероятная ройливость желтых кавказских пчел. Семьи закладывали сотни маточников, с роями выходило по 20—30 маток, часто роились рои. Такое обильное роение, как полагал Бутлеров, обусловливалось своеобразием климата и крайне малой вместимостью сапеток, однако проявлялись в этом и биологические особенности пчел.

Пчелу Кавказа Бутлеров смело отнес к особой породе и по месту ее обитания впервые назвал кавказской. «Нам оставалась неизвестной одна из самых замечательных сторон кавказского пчеловодства, — писал он, — кавказская порода пчел. ...Так как итальянок называют породой, то можно в этом же смысле говорить и о кавказской породе пчел».

Это название сохранилось, вошло в систематику и осталось в ней навсегда.

Открытие новой породы пчел было выдающимся событием в истории русского и мирового пчеловодства. Отмеченные ученым важнейшие биологические признаки кавказской пчелы потом будут приняты наукой в качестве определяющих породу: местообитание, происхождение, поведение, экстерьер особей, переходные формы.

Сообщение Бутлерова вызвало очень большой интерес. Многие пчеловоды хотели испытать кавказских пчел в средней полосе России. Кстати, Александр Михайлович привез с собой с Кавказа восемь плодных маток и передал их московскому пчеловоду Борисовскому, чем положил начало изучению кавказских пчел в разных условиях климата и медосбора, принявшему в дальнейшем широкий размах. Несколько маток он отправил в Германию пчеловодам Фогелю и Гюнтеру, с которыми поддерживал деловые связи.

Фогель, восторженно принявший подарок Бутлерова, писал ему: «Вольное экономическое общество уже одним своим решением — вывезти пчел с Кавказа — воздвигло бы себе прекрасный и почетный памятник в истории культуры вообще и в истории пчеловодства в особенности».

В июне 1879 г. Александр Михайлович вторично поехал на Кавказ, чтобы глубже и детальнее ознакомиться с кавказскими пчелами и одновременно наладить снабжение русских и зарубежных пчеловодов кавказскими матками.

Он лишний раз убедился в том, что кавказянка и по поведению, и по внешнему виду своеобразна. Она мельче среднерусской темной пчелы, имеет более заостренный конец брюшка, у нее ярче, чем у итальянки, оттенены брюшные кольца, окраска белесоватее, поэтому она кажется пестрее и тоньше.

Из Владикавказа Бутлеров отправился в Сухуми, где провел целую неделю, изучая абхазских пчел. Здесь он многократно убеждался в том, что кавказские пчелы сильно варьируют по окраске. Закавказские, в частности, были заметно темнее северокавказских, нередко почти приближались к темной породе и не отличались, как желтые, таким миролюбием.

К сожалению, этому чрезвычайно интересному наблюдению, которое вплотную подвело его к серой горной пчеле, он не придал такого значения, какое оно заслуживало, приняв более темных и менее миролюбивых пчел за переходные формы желтой кавказской породы. Но оно, бесспорно, сыграло исключительно важную роль в дальнейшем изучении пчел Кавказа его учениками и последователями.

На собрании членов Вольного экономического общества академик А. М. Бутлеров, только что вернувшийся из поездки на Кавказ, предложил просить почтовое ведомство о разрешении пересылать живых пчел по почте. Эта мысль родилась не случайно. Кавказские пчелы, по мнению ученого, должны были заинтересовать пчеловодов России. Чтобы испытать этих пчел в других природно-климатических зонах, а потом и широко использовать, нужно было организовать свободную почтовую их пересылку, использовать быстрый, надежный и удобный способ транспортировки.

Кстати, почтовая пересылка пчел и маток уже давно и успешно практиковалась почти во всех странах Европы, особенно в Италии, Франции, Германии. Железные дороги принимали там пчел для транспортировки беспрепятственно на любые расстояния, в пути с ними обходились бережно и осторожно.

Почтовая пересылка пчел способствовала заметному оживлению и благоприятствовала развитию пчеловодства за рубежом.

Некоторый опыт перевозки пчел и маток на большие расстояния был и в России. Отдельным образованным русским пчеловодам, которые имели возможность бывать за границей, удавалось благополучно доставлять на родину пчел-итальянок, несмотря на длительность пути и необычность условий, в которых они оказывались.

В частности, Бутлеров не раз привозил маток в Петербург из заграничных поездок и даже получал их из Германии.

Из Петербурга в Казань он чаще всего отправлял маток поездом, а оттуда пароходом по Каме и на лошадях на свою пасеку. Он и с Кавказа захватил несколько маток и вез их при себе в обычном вагоне пассажирского поезда.

Небезынтересно отметить, что в России уже была налажена пересылка почтой самых различных пчеловодных принадлежностей, включая такие громоздкие, как рамочные ульи и медогонки. Мастерские, их изготовлявшие, могли свободно отправлять эти товары заказчикам во все уголки страны. Больше того, через Вольное экономическое общество, которое установило деловые связи с авторитетными зарубежными торговыми фирмами, можно было выписать из-за границы, хотя бы только для образца, все необходимое — ульи любых существовавших тогда систем, стальные ножи для распечатывания сотов, дымари разных конструкций, лицевые сетки, маточные клеточки и другие, как тогда говорили, пчеловодные снаряды.

В 1879 г. почтовый департамент России отдал распоряжение о приемке и пересылке живых пчел по почте повсеместно, где имелись железные дороги или водные пути, наравне с любой другой корреспонденцией.

Почтовую пересылку пчел и маток — дело новое, необычное и тонкое, требовавшее больших организационных усилий, возглавило Вольное экономическое общество.

В 1880 г. в «Трудах» общества было опубликовано первое в истории пчеловодства России объявление о продаже и пересылке маток по почте, буквально всколыхнувшее пчеловодов.

Заказы на кавказских маток, по тому времени далеко не дешевых, сразу же начали поступать от пчеловодов России и даже из-за границы. Кавказские пчелы становились объектом пристального изучения пчеловодов мира.

Маток отправляли в небольших ящиках с сотами, пчелами и кормом. Такая упаковка, даже на первых порах, когда еще не было достаточного опыта в почтовой транспортировке пчел на дальние расстояния, давала вполне хорошие результаты. Вот, например, что сообщал Бутлеров о матках, которых он отправил из Владикавказа: «Из всех 24 маток, путешествовавших по почте, оказалась погибшей только одна — из числа посланных в Петербург. Что касается остальных, то германские пчеловоды заявили, что полученные ими матки были так свежи, как будто вовсе не выдержали дальнего пути; из отправленных же по России одна посылка пробыла в дороге около 2 недель и около 70 верст проехала в почтовой телеге, но обе матки тем не менее доехали в сохранности».

Ученый вряд ли мог предвидеть тогда размах, какой примет в нашей стране матковыводное и пересылочное дело. Но начало этому уже было положено.

 

В искусственном роении — большая польза

Краеугольный камень рационального пчеловодства, как утверждал Бутлеров, — искусственное размножение пчел. Связано это не только с плановым увеличением числа семей, но и с улучшением их породности. «В руках толкового, разумного пчеловода, — писал он, — искусственное размножение делается могущественным орудием для улучшения породы, а следовательно, — и результатов всего пчеловодного хозяйства. До сих пор на выбор породы обращали мало внимания, но он — дело крайней важности и заслуживает того, чтобы пчеловоды постоянно имели его в виду. Улучшение породы положительно и значительно возвышает доход с пасеки».

Бутлеров впервые в России дал биологическое обоснование и предложил способы формирования отводков, которыми успешно пользуются и современные пчеловоды.

Применение искусственного роения превращало пчеляка в пчеловода, давало ему возможность управлять пчелами и их инстинктами, особенно роевым, по своему усмотрению, исходя из хозяйственной целесообразности. Естественное роение Александр Михайлович признавал невыгодным, так как роевая семья собирает меда намного меньше той, у которой инстинкт роения не проявился или не достиг остроты. Ученый напоминал, что «цели, к которым стремится человек и природа, неодинаковы. Для природы цель — сохранение семьи, и для этого достаточно, если количество пчел в ней увеличилось за лето настолько, чтобы семья могла перезимовать и количества собранных запасов хватило для этого. Если семья сверх того успела еще за лето отпустить рой, то все задачи, поставленные ей природой, можно считать совершенно выполненными. Но не то хочет человек... Ему нужно получить возможно больше меда».

В частности, Бутлеров считал, что отводки — не хуже естественных роев и их выгоднее делать ранними, но в такое время, чтобы не обессилить материнские семьи. Тогда они за короткий срок вырастают в сильные семьи, запасаются кормом и при благоприятных условиях могут даже собрать излишки меда.

Искусственное размножение семей спасает пасеки, позволяет осенью, объединяя слабые, создавать семьи, способные хорошо переносить зиму.

В современном промышленном и любительском пчеловодстве очень широко пользуются отводками и как противороевым средством, и как способом дополнительного наращивания пчел к медосбору.

А. М. Бутлеров одним из первых заговорил о научных основах племенного разведения пчел, сохранения пород в чистоте. «Выбирая постоянно для приплода лучшие семьи своей пасеки, — указывал он, — уже можно достигнуть хороших результатов в отношении улучшения породы, но еще лучше смешение своей хорошей породы с хорошей породой чужой пасеки, что составит освежение крови, если пчелы обеих пасек принадлежат к одной и той же (например, к черной) расе». Из породных свойств он особо ценил работоспособность пчел, от которой зависит продуктивность. В свою очередь, это определяется плодовитостью матки. Немаловажным породным признаком он считал незлобивость пчел. Чем в большей степени обладают всеми этими качествами пчелы тем желательнее от их маток получить молодых маток.

Большое значение Александр Михаилович придавал и отцовскому влиянию на качество потомства, указывал на своеобразие процесса передачи трутнями своих свойств, характерного медоносным пчелам. Следовательно, нужно и трутней для спаривания выводить от маток с хорошей наследственностью, семьи которых выделяются высокой продуктивностью.

В русском пчеловодстве А. М. Бутлеров положил начало направленному племенному разведению пчел. На своей пасеке, пожалуй, одним из первых он скрещивал пчел итальянских и кавказских с лесной среднерусской пчелой и получал для себя помесных пчел.

Обосновал он и способ искусственного вывода маток, указал, что их качества зависят от трех важнейших факторов — возраста личинок, условий их питания и от качества матки, от которой взят племенной материал.

Среди свищевых маток, по его наблюдению, бывает гораздо больше неудовлетворительных, чем среди роевых.

 

На пасеке — только сподручный улей

Весьма ценные для практического пчеловодства мысли высказал А. М. Бутлеров об улье, во многом определяющем рациональную технологию. Разборный рамочный улей приходил на смену колоде, сапетке и другим примитивным искусственным жилищам пчел. В этот период становления рамочного пчеловодства в России конструкций ульев и их вариантов было множество. Почти каждый пчеловод изобретал свой улей или «улучшал» известные. В основном они делились на вертикальные и горизонтальные, изготовляли их из толстых или тонких досок, соломы, лыка, бечевки и других подручных материалов. Рамки имели самую разнообразную форму, даже сводчатую, дугообразную. Наиболее распространенные русские и зарубежные образцы Бутлеров испытывал на своей пасеке. Его интересовало, насколько удобны ульи для работы пчеловода и хорошо ли себя чувствуют в них пчелы в течение сезона. Нужно было определить лучшие конструкции и сказать об этом пчеловодам России.

При рациональном уходе за пчелами хороший улей способствует наиболее полному использованию рабочей энергии пчел, заложенной в них природой.

Для Бутлерова, как и для Витвицкого, эталоном улья служило естественное жилище пчел — дупло — первейший улей, подаренный природой. Дупло в живом дереве позволяло пчелам жить на свежем воздухе, давало надежную защиту от плохой погоды, не сдерживало рост семьи, позволяло размещать большие запасы корма.

Форма улья, по утверждению Бутлерова, имеет очень большое значение для пчел, так как «с нею тесно связан ход жизни пчелиной семьи, ее размножение и т. п., а следовательно, и сбор меда, прямо условливаемый количеством рабочей пчелы в улье». В узком улье пчелы работают успешнее, чем в широком, и он больше соответствует работе матки, которая охотнее раздвигает расплодное гнездо сверху вниз, чем в бока. В стояке пчелы лучше зимуют. Следовательно, вертикальный улей вполне отвечает биологическим запросам пчел. На своей пасеке большую часть семей Александр Михайлович содержал в ульях-стояках.

Но улей, кроме этого, — орудие труда пчеловода. При одной конструкции на уход за пчелами приходилось затрачивать больше времени, чем при другой. Линеечные ульи (В линеечных ульях соты крепились к линейкам-перекладинам ) и те, где рамки вынимались кряду, требовали больших затрат труда. Но они сокращались в том случае, если любую рамку из гнезда можно было вынимать независимо от других. Такие ульи как раз потом и получили признание пчеловодов и утвердились в практике.

Ульи с отъемными доньями упрощали осмотр гнезда: «В улье, где видны нижние концы пластов во всю ширину свою, судить о состоянии семьи опять-таки, не трогая рамок, становится удобнее: пчеловоды знают, что по состоянию нижних концов заноса (сотов. — И. Ш.) и по количеству пчел на них всего скорее можно вывести определенное заключение». На самом деле, стоит только сзади приподнять улей, как станет видно, что делается в гнезде: сколько там пчел, каково качество сотов, готовится ли семья к роению или сохраняет работоспособность, надо ли расширять ей гнездо. Состояние семей, живущих в дуплянках и колодах, почти безошибочно определяли как раз таким способом.

Ульи вертикальные имели донья отъемные, а лежаки—прибитые, глухие. Чтобы судить о семье в лежаке, следовало разобрать гнездо. Эта операция требовала больших затрат труда да к тому же надолго выводила пчел из рабочего состояния. Вывод, таким образом, напрашивался сам собой.

Однажды Александру Михайловичу задали вопрос: какой же все-таки улей самый лучший? Он со свойственным ему лаконизмом ответил: «Сподручный». После того как в мире узнали улей Лангстрота—Рута, Александр Михайлович сказал: «Лично мы не имели под руками американских ульев, но, судя по сподручности для всяких пчеловодных операций и по распространению этой системы в Америке и Англии, они, конечно, заслуживают внимания».

На заседании пчеловодной комиссии 21 марта 1886 г. было принято весьма важное постановление об улье. В нем, в частности, указывалось, что для рационального пчеловодства лучшим признается улей разборный, с отъемным дном, двумя летками, большим подрамочным пространством, рамками с боковыми разделителями. Этим решением, бесспорно, отразившим взгляд Бутлерова на проблему улья, и должны были руководствоваться пчеловоды России.

Одновременно Александр Михайлович рекомендовал пользоваться искусственной вощиной, у которой, как и у всего нового, было в это время немало противников. Рамочные ульи и технология рационального пчеловодства, указывал Бутлеров, требовали большого количества готовых и хороших сотов — капитала пасек. Создать такой сотовый запас в короткий срок можно лишь с помощью вощины. В ней находилась уже почти половина материала, необходимого пчелам для строительства сотов. Это ускоряло процесс. Рамочное пчеловодство без использования искусственной вощины невозможно. Об этом свидетельствовала и зарубежная практика, особенно американская. Высокие медосборы, получаемые там, во многом определялись большим количеством сотов, которым располагали пчеловоды-промышленники.

Внедрение вощины, как и все техническое и технологическое перевооружение пчеловодства России, началось с Бутлерова.

 

Нашлись средства и против гнильца

Летом 1870 г. на своей пасеке Александр Михайлович обратил внимание на одну семью, значительно ослабевшую и никак не поправлявшуюся, хотя в природе сложились для пчел вполне благоприятные условия. Он решил, что плоха матка, и заменил ее молодой, семью подсилил пчелами, но вскоре она ослабла снова. Когда внимательно осмотрел расплод, обнаружил, наконец, сгнивших личинок. Это был гнилец — одно из самых страшных и опасных заболеваний, от которого вымирали пасеки. Не раз видел ученый, как у соседних крестьян вдруг начинали переводиться пчелы. В неразборных ульях трудно было осматривать семьи, чтобы отыскать причины этому. Пчеловоды слышали о гнильце и боялись его, но не знали, какой он, как его заметить и что с ним делать. А гнилец подтачивал и губил пасеки. У самого Бутлерова вспышка гнильца поразила половину семей. Их надо было спасать.

Он поднял всю мировую литературу, читал заметки П. И. Прокоповича, одним из первых сообщавшего об этой «заразительной язве», и пришел к выводу, что сведения о гнильце крайне противоречивы, причина возникновения и природа его не выяснены и весьма спорны, поэтому нет и надежных средств воздействия на возбудителя болезни.

Бутлеров сам перепробывал всевозможные способы лечения и средства, пока, наконец, не оздоровил пасеку. О гнильце надо было рассказать русским пчеловодам научно и популярно.

В январе 1873 г. в «Трудах» Вольного экономического общества публикуется его обстоятельная статья «О болезни пчел — гнильце». В ней не только дана история вопроса, но и подробно с точки зрения рядового пчеловода описаны видимые признаки болезни, подмечены такие тонкости, о которых никто не говорил ни до него, ни после. Автор проследил ее течение, указал на заразность гнильца. Если уж эта болезнь появилась, то она, оказывается, переходит из улья в улей, с пасеки на пасеку.

Ученый особо остановился на предупреждении болезни, чему обычно не придавали значения, и на лечении пчел. Из профилактических мер главное — устранение причин, неблагоприятно влияющих на расплод, а это возможно лишь в разборных рамочных ульях, которые позволяли осматривать любой сот, и при соблюдении рациональной технологии. Из лечебных средств он советовал фенол, разведенный в спирте и воде, и салициловую кислоту в жидком и газообразном состоянии.

Этими средствами, впервые в России предложенными Бутлеровым, гнилец все-таки можно было победить. Во всех случаях считалось необходимым переселение семьи в чистый улей с обязательным двухдневным голоданием пчел. Ныне ведут борьбу с гнильцом более эффективными средствами.

Статья Бутлерова о гнильце очень помогла пчеловодам. Теперь они узнали, что с гнильцом можно и нужно бороться, сам собой он не прекратится.

В заграничных заметках, которые систематически публиковали «Труды» общества, А. М. Бутлеров старался поместить побольше статей о гнильце, сообщить о нем читателям новейшие зарубежные данные. Все это — конкретный вклад ученого в оздоровление и сохранение пасек.

* * *

Нет такой стороны деятельности, какой бы ни коснулся академик А. М. Бутлеров — великий химик и не менее великий пчеловод. Веками каждый своей дорогой шли русские пчеловоды, а в Бутлерове, будто в фокусе, сошлись их пути, и от него пошла уже широкая магистраль, на которую встало пчеловодство России.

Никогда не забывал Александр Михайлович свою любимую Бутлеровку. Милая деревня — так называл он ее в письмах к друзьям. Как только наступала весна и заканчивался университетский курс, он, если не уезжал куда-нибудь по делам, торопился вместе с женой и двумя своими сыновьями в родные края. От Казани на пароходе по Каме до Мурзихи — ближайшей пристани, а оттуда сорок верст по грунтовой на лошадях. Как знакома была ему эта дорога! Слегка холмистая безлесная степь тянулась до самой деревни, и лишь предместья Бутлеровки приятно оживали лесами. Вот, наконец, и дом, сад, цветочная оранжерея, устроенная им самим, небольшой омшаник с флюгером в виде вальдшнепа в полете, им же вырубленным, за омшаником шестигранный павильон его работы, где помещалось 18 пчелиных семей, — один из первых павильонов в России. Рядом, под сенью старых кустов желтой акации и лип, — пасека с ульями многих систем, с контрольным ульем на больших деревянных весах, изготовленных по его чертежам. И каждый раз он был полон планов, мыслей, целыми днями хлопотал возле пчел, отыскивал лучшие способы организации отводков, подсадки маток, объединения семей, наблюдал за работой пчел разных пород. Пасека была для него живой лабораторией, давала огромный фактический материал, служивший источником для обобщений и теорий. «Факты без теории, — любил повторять он, — не наука».

Титульный лист одного из лучших произведений для народа, изданных в прошлом веке

Здесь, в Бутлеровке, Александр Михайлович писал статьи и книги по пчеловодству, отвечал на многочисленные письма, редактировал журнальные статьи, принимал гостей, приезжавших за тем, чтобы познакомиться с его образцовым пчеловодным хозяйством, поговорить о делах. К нему всегда тянулись люди. Их привлекали простота и открытость его души, прямота и независимость суждений, влюбленность в пчеловодство, о котором он мог говорить бесконечно, способность сложное сделать простым и убедить собеседника. Достаточно было пробыть с ним несколько часов, чтобы навсегда стать его последователем.

По свидетельству современников, Александр Михайлович принадлежал к числу таких избранных натур, общение с которыми обогащало духовно, приносило неизъяснимое внутреннее удовлетворение. Громадный ум, блестящая эрудиция, ораторский талант, душевная чистота оставляли неизгладимый след.

Лето 1886 г. Александр Михайлович проводил в Бутлеровке. И, как всегда, занимался с пчелами, хлопотал в саду, ходил на охоту.

Здесь же его настигла смерть: 17 августа ученый скоропостижно скончался. Россия потеряла одного из лучших своих сынов. Он ушел из жизни в расцвете творческих сил, полный замыслов и энергии, навсегда оставив людям плоды своих вдохновенных трудов.

«Может явиться еще более талантливый ученый и преподаватель, — отмечал известный химик профессор В. В. Марковников, — но трудно надеяться, чтобы он соединил в себе в то же время то обаяние и благотворное влияние, которое распространяла замечательно симпатичная и благородная личность Александра Михайловича на всех его окружающих».

Своими идеями и деятельностью академик Александр Михайлович Бутлеров всколыхнул пчеловодов России, придал русскому пчеловодству новое направление, возбудил интерес к глубокому его познанию. Начались исследования в самых важных областях — биологии медоносных пчел, технологии ухода за ними, химии меда и воска.

Благодаря энергичной просветительской деятельности Бутлерова и его единомышленника Г. П. Кандратьева были переведены и изданы лучшие сочинения зарубежных авторов. Русские пчеловоды получили возможность знакомиться с достижениями мировой пчеловодной науки и практики.

При Бутлерове начали свою деятельность крупнейшие ученые пчеловоды — академики Н. В. Насонов, А. И. Каблуков, профессор Г. А. Кожевников, своими выдающимися трудами принесшие нашему пчеловодству мировую славу.

 

Ученик Бутлерова

Родился Иван Алексеевич в подмосковном селе Пруссы 2 сентября 1857 г. в бедной трудовой семье.

Стремление посвятить себя естественным наукам привело его на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета.

В университете молодой человек увлекся зоологией, которую вел известный ученый — профессор А. П. Богданов — превосходнейший лектор и знаток медоносных пчел. В лаборатории зоологического музея университета студент Каблуков, буквально не выпускавший из рук лупы и микроскопа, узнал много нового о пчелах. Он заинтересовался этим удивительным насекомым, о котором, кстати сказать, имел уже кое-какое представление, так как в детстве бывал на пасеке. Значительно позже, когда он станет известным ученым, Иван Алексеевич не без основания назовет профессора Богданова своим первым учителем по пчеловодству.

Блестяще окончив университет и проявив незаурядные способности к научной работе, Каблуков остается на факультете для подготовки к званию профессора и педагогической деятельности.

Для совершенствования и пополнения знаний молодого ученого направили к академику А. М. Бутлерову в Петербургский университет для занятий в его прославленной химической лаборатории. Здесь, в центре русской химической науки, работали Д. И. Менделеев, Н. А. Меншуткин и другие выдающиеся ученые.

Общение с Бутлеровым, совместная работа в химической лаборатории, посещение его лекций, изучение классических трудов автора теории химического строения - все это определило научные интересы и теоретические взгляды Каблукова, оказало решающее влияние на его последующее творчество. Бесспорно воздействие на молодого человека и бутлеровского увлечения пчеловодством.

В Петербурге Иван Алексеевич активно приобщался к пчеловодству. Он присутствовал на заседаниях пчеловодной комиссии, где обсуждались пути перестройки пчеловодства России, принимал участие в редактировании статей для отдела «Пчеловодство» «Трудов» Вольного экономического общества, а потом и сам по заданию Бутлерова готовил материалы по зарубежному пчеловодству. Затем были определены и важнейшие сферы приложения сил Каблукова — распространение рационального пчеловодства и химический анализ меда и воска. Фальсификация пчелиного воска, в частности, приняла в то время угрожающие размеры. Требовалось как можно быстрее разработать простейшие способы определения примесей к нему, чтобы бороться с фальсификацией. Мог сделать это только химик.

Возникшая в Петербурге дружба Каблукова и Бутлерова крепла с каждым днем. Всемирно известного ученого и молодого начинающего исследователя связывали единство мыслей и действий в области химии и пчеловодства, чувство общественного долга, непреодолимое стремление служить народу.

Иван Алексеевич был буквально пленен Бутлеровым, его умом, доступностью, внимательностью, открытостью характера, энергией и настойчивостью в достижении намеченной цели.

Возвратившись из Петербурга, молодой ученый начинает работать в химической лаборатории Московского университета. Через два года он уже приват-доцент, защищает магистерскую, а потом и докторскую диссертации, посвященные проблемам химии. Несмотря на большую занятость, он остается верным идеям Бутлерова-пчеловода и развивает энергичную деятельность в области пчеловодства.

Каблуков сразу же сблизился с московскими пчеловодами, постоянно советовался с Бутлеровым, не упускал малейшей возможности повидаться с ним, когда тот приезжал в Москву.

В 1882 г., как только в Москве возникло отделение пчеловодства Русского общества акклиматизации животных и растений, Иван Алексеевич становится его секретарем, потом помощником председателя, а вскоре после смерти А. М. Бутлерова — председателем отделения. Здесь, при отделении, уже сформировалась представительная секция русских пчеловодов, среди которых были известные ученые — А. П. Богданов, Г. А. Кожевников, Н. М. Кулагин, Н. В. Насонов. Отделение организовало постоянный обмен мнениями пчеловодов-практиков и теоретиков, но главная задача, поставленная еще А. М. Бутлеровым, состояла в распространении приемов рационального пчеловодства среди сельского населения, в просвещении народа. «Всякий, кто имел счастье приобщиться к высшему знанию, — писал Каблуков, — обязан, на каком бы поприще деятельности ни был, распространять свет знаний в народе». Этой цели служили и создание образцовых пасек, которые в разных местах страны становились центрами распространения рационального пчеловодства, и организация специальных курсов, и издание популярных книг, и пчеловодные выставки.

 

От плавучей выставки до всероссийской

По инициативе Каблукова и других сотрудников отделения пчеловодства было решено организовывать передвижные пчеловодные выставки.

В конце 80-х годов XIX в. в России пчел держали преимущественно в колодах. Только в Московской губернии — центральной губернии страны, по сведениям Каблукова, у крестьян было всего 0,7 процента разборных ульев. Что же говорить о далеких глухих местах! Крестьянские пасеки находились в состоянии упадка. Но в эти годы были уже разработаны и проверены на практике методы пчеловодства в ульях рамочных, достигнуты крупные успехи в изучении биологии пчел и продуктов пчеловодства. Все это надо было донести до крестьян, обогатить их новыми знаниями, превратить, как говорил А. М. Бутлеров, из пчеляков в пчеловодов, заново открыть им пчелу. Для этого писали и издавали доступные для пчеловодов-крестьян книги, в губернских городах открывали выставки, обучали пчеловодству на краткосрочных курсах при образцово поставленных пасеках. Но книги не всегда доходили до мужика, в большие города он попадал случайно, и там ему было не до выставок, о которых он чаще всего и не слыхивал. Курсы же посещали, как правило, горожане и пчеловоды пригородных мест.

Пчеловоды сел и деревень России нуждались в конкретном, наглядном примере. Они могли убедиться в преимуществе рамочного улья перед хорошо знакомой им колодой и поверить в него только после того, как увидели бы сами на деле выгоду, которую несла новая система пчеловодства.

И вот в середине июля 1887 г. из Москвы отчалила огромная баржа с такой выставкой. Прогрессивные деятели пчеловодства возлагали на эту впервые в мире организованную передвижную плавучую выставку большие надежды в пропаганде среди крестьян приемов рамочного пчеловодства.

Передвижная выставка была отлично оборудована. На барже длиной 70 и шириной 15 метров устроили павильон, в котором разместили мелкие пчеловодные принадлежности: маточные клеточки, разделительные решетки, дымари, роевни, меды из различных зон страны, семена медоносных растений, образцы пчел разных пород, соты, наблюдательный улей с живыми пчелами, таблицы по анатомии пчелы, литературу по пчеловодству. Рядом с павильоном под навесом находилось более крупное оборудование: двух- и четырехрамочные медогонки, воскотопка, в том числе и паровая. На барже стояли рамочные ульи наиболее известных тогда типов, была даже маленькая пасека из шести ульев с пчелами среднерусской и кавказской пород, которые, не обращая внимания на многочисленных посетителей, работали как ни в чем не бывало.

По бортам баржи можно было увидеть высаженные в ящики с землей медоносные деревья, кустарники, травы.

Все это делало плавучую выставку праздничной, привлекательной, интересной и для крестьянина-пчеловода в высокой степени познавательной. Не случайно на всем пути, а проследовала она вниз по Москве-реке более 100 верст, ее посетили почти все пчеловоды окрестных селений — 6 тыс. человек. А ведь стояла рабочая пора, и для крестьянина каждый час был дорог.

Весть о прибытии выставки, как правило, быстро разносилась по селению, а затем и по округе верст за 10—15 от стоянки. К полудню баржа всегда бывала полна народу. Посетителям рассказывали о жизни пчел, которую они могли сами наблюдать у стеклянного улья, об устройстве ульев, демонстрировали приемы ухода за пчелами на семьях, находящихся здесь же.

Многое на выставке сельские пчеловоды увидели и услышали впервые. Их восхищала легкость работы с пчелами в разборных ульях, и они уходили домой заинтересованные и окрыленные надеждой перевести свои колодные пасеки в рамочные. К тому же на выставке все желающие бесплатно получали практические пособия: книги, плакаты, семена медоносных растений, а многие — и образцы пчеловодных принадлежностей. Пользуясь всем этим, можно было самостоятельно изготовлять рамочные ульи, постигать приемы ухода за пчелами в них и становиться грамотными пчеловодами.

Плавучая выставка, кроме просветительских целей, преследовала и другие: создать на местах опорные пункты, очаги рационального пчеловодства. Работники выставки по просьбе местных пчеловодов посещали их любительские пасеки и на месте давали практические советы, убеждали, «помогали горю».

На выставку приходили и такие пчеловоды, которые были знакомы с основами рационального пчеловодства и даже сами в меру сил своих пропагандировали его.

По словам Каблукова, плавучая выставка — это и учебная аудитория, и музей, и пасека, и бесконечные дружеские беседы. Она показала: большинство крестьян с охотой перенимают приемы пчеловодства, основанные на науке, и с удовольствием будут содержать пчел в рамочных ульях, а не в колодах, надо только им разъяснить, как это сделать. Передвижная выставка и проводившиеся на ней занятия изменили взгляд на пчелу и пчеловодство у многих посетивших ее.

Когда Бутлеров узнал, что готовится передвижная выставка, он горячо приветствовал эту идею и советовал устроителям выставки в беседах с крестьянами убеждать их в необходимости изучения природы пчел, знакомить их с самыми простыми конструкциями рамочного улья и с основными приемами правильного ухода за пчелами, чтобы не испугать посетителей сложностью рационального пчеловодства.

Каблуков, который вырабатывал программу бесед и публичных чтений, увязывая их с демонстрацией технологических приемов, учел советы своего учителя.

Плавучая выставка, великолепно организованная и проведенная, положила начало новой очень действенной форме пропаганды передового. Совсем не случайно вслед за ней передвижные выставки на плотах, баржах, в железнодорожных вагонах и даже на телегах начали разъезжать почти по всей стране. Больше того, как справедливо писал Иван Алексеевич в статье о ней, первая передвижная выставка обратила на себя внимание не только в России, но и в Западной Европе.

За организацию выставки и оригинальные лекции и беседы Каблуков был награжден большим жетоном с изображением пчелы — весьма высокой и почетной наградой Русского общества акклиматизации животных и растений.

Еще больше энергии, сил и творчества вложил Каблуков в устройство второй передвижной выставки летом 1894 г. Сказался приобретенный опыт и в организации выставки, и в подборе экспонатов. Много предметов выделила Измайловская опытная пасека Русского общества акклиматизации животных и растений. Баржа следовала на этот раз от Москвы до Калуги по двум водным магистралям — Москве-реке и Оке. Как и прежде, выставку сопровождали видные деятели пчеловодства России. Почти на всем пути находился на ней и профессор Каблуков. Ему приходилось давать пояснения неоднократно за день, нередко даже в ночные часы при свете фонарей. В зависимости от аудитории беседы меняли свое содержание. В частности, в Кашире, выступая перед слушателями курсов, организованных Русским обществом пчеловодства, лектор подробно разбирал отдельные вопросы естественной истории пчел, химии меда и воска, технологии ухода за семьями. Отсюда, с Оки, курсанты, жители Прибалтики, Сибири, Смоленской, Воронежской и других губерний, увезли приобретенные знания и практические навыки во все концы России. Ради этого, конечно, стоило трудиться не жалея сил.

Когда выставка находилась в Калуге, в зале городской думы Иван Алексеевич прочел публичную лекцию «О пчелах и их образе жизни», вызвавшую большой интерес. Присутствовало на ней более 500 человек. Он рассказал о состоянии пчеловодства, причинах его упадка, возможностях развития, указал на выгодность отрасли при умелом уходе за пчелами в разборных ульях. Пчеловодство — это не только дело одних пчеловодов, но и гражданский долг всех, кто так или иначе может влиять на его развитие. Вот основная мысль, неоднократно подчеркнутая в лекции, о которой тогда много говорили. Выступление ученого было пронизано духом патриотизма, страстным призывом служить народу.

За труды по устройству и руководству выставкой Каблукову присудили большую серебряную медаль общества.

Вторая передвижная выставка продолжалась дольше первой и охватила значительную территорию прибрежных районов. Своим успехом она обязана исключительной энергии видных русских ученых, сама встреча с которыми для крестьянина была уже событием.

Устройство выставок с наглядным показом приемов ухода за пчелами, пасечного инвентаря благотворно влияло на распространение полезных сведений о пчеловодстве, исстари окруженном всякого рода суевериями, нравственно обогащала людей. Каблукову не раз приходилось слышать восторженные восклицания: «Ведь люди-то какие все показывают! А у нас и кто знает-то, ничего не скажет».

Иван Алексеевич считал, что знакомство с местными пчеловодами, ведущими на своих пасеках дело по-новому, было очень важно и для самого центрального отделения, фактически возглавившего пчеловодство страны. Только в таком контакте можно плодотворно работать, направляя деятельность местных пчеловодов, пасеки которых становились очагами пчеловодной культуры.

Каблуков был одним из руководителей Всероссийской выставки пчеловодства 1899 г., приняв на себя весьма ответственные обязанности. Цель ее — ознакомить общественность с пчеловодством России, его состоянием и перспективами, способствовать распространению сведений о рамочном пчеловодстве и, как тогда говорили, учить примером. Ведь выставка — это своего рода общедоступная школа, в которой можно получить новые и самые верные сведения, заручиться ценным советом, увидеть все своими глазами. Всероссийская выставка показала, что рациональное пчеловодство благодаря усилиям и энергии прогрессивных деятелей постепенно распространяется по России. Увеличивается число пчеловодов-рационалистов и пунктов, где успешно работают по-новому и где можно многому научиться. «Этот факт, по моему мнению, — говорил Каблуков на торжественном заседании Русского общества акклиматизации животных и растений, — очень отрадный, ибо крестьянин не всегда с охотой пойдет учиться к барину, но когда увидит, что его же брат крестьянин ведет свое пчеловодное хозяйство по-новому, не так, как водили деды и прадеды, и получает от этого большой доход, то пойдет к такому пчеловоду и начнет у него учиться: с введением же рационального пчеловодства начинают исчезать массы суеверных и нелепых россказней». В новой системе пчеловодства, основанной на знании природы медоносных пчел, Каблуков видел один из путей повышения общей культуры крестьянина, его нравственного воспитания и совершенствования.

Личная пасека профессора в подмосковной деревне Витеневе тоже стала очагом культурного пчеловодства для крестьян окрестных деревень. На выставке он демонстрировал свои экспонаты — коллекции медов, воска и их фальсификатов. Все было направлено на то, чтобы способствовать прогрессу пчеловодства России.

В течение многих лет Иван Алексеевич читал лекции на всевозможных пчеловодных курсах — на Измайловской опытной пасеке, в зоологическом музее университета, в Костроме, Екатеринодаре (Краснодаре), Подмосковье, выступал с циклом публичных лекций в Московском зоологическом саду и других местах, стараясь пробудить у широкой публики интерес к пчеловодству — исстари любимому занятию русского народа. Читая лекции на курсах садоводства и огородничества для сельских учителей, он подчеркивал важность обучения в школах пчеловодству, напоминал слова Бутлерова о том, что сельские учителя — лучшие проводники знаний рационального пчеловодства среди крестьян.

Надолго запоминались выступления Каблукова, его живые, увлекательные лекции и беседы, пересыпанные рассказами о собственных наблюдениях, шуточными замечаниями, интересными и поучительными эпизодами из жизни ученых пчеловодов. Как блестяще знал он свой предмет, как просто, доходчиво и увлекательно мог его излагать! На лекциях демонстрировались экспонаты — то разные сорта меда, препараты тростникового, виноградного, плодового сахара, то образцы натуральных и фальсифицированных восков, нередко тут же ставились опыты, в которых принимали участие сами слушатели. Все это говорило о высоком педагогическом мастерстве ученого.

И. А. Каблуков составлял учебные плакаты, писал популярные пособия для пчеловодов-крестьян. Одна из первых таких книг — «Пчелиный воск» — руководство к качественному и количественному анализу воска и его подмесей, издана в 1893 г. В серии популярной библиотеки неоднократно выходила работа «Пчелиный воск, его свойства, состав и простые способы открытия подмесей к нему». Его лекции, прочитанные на курсах пчеловодства, под названием «Мед и воск» выдержали несколько изданий и были хорошо известны пчеловодам России.

 

Знакомство с зарубежным опытом

В 1895 г. профессор Каблуков был направлен в Германию и Францию для изучения системы высшего образования. Одновременно, несмотря на насыщенную программу, он нашел возможность познакомиться и с пчеловодством этих стран. В Германии его заинтересовала зимовка пчел на воле, а не в помещениях, как было принято в России почти повсеместно. Ульи на немецких пасеках размещали кучно, а не разбросанно, что позволяло человеку заниматься пчеловодством и на небольшом клочке земли. Русского ученого поразило, что в Германии, где пчеловодов намного меньше, чем в России, издавали 10 пчеловодных журналов, тогда как на родине выходил только один «Русский пчеловодный листок». Пропаганда пчеловодных знаний поэтому за границей была поставлена лучше, что дало свои результаты: более высокий профессиональный уровень подготовки немецких пчеловодов.

В 1896 г. Иван Алексеевич посетил пчеловодный отдел национальной выставки в Женеве, а в 1899 г., когда участвовал в Международном конгрессе химиков в Вене, — австрийскую выставку пчеловодства. Особое внимание привлекло австрийское пчеловодное общество, которое издавало свой популярный журнал. Каблуков побывал и в школе пчеловодства, на краткосрочных курсах, интересовался их программой, учебным процессом. По его мнению, весьма полезно было бы и в России иметь авторитетное и влиятельное центральное пчеловодное общество, которое объединяло бы другие общества и направляло их деятельность, пропагандировало бы свои идеи через периодическую печать.

Летом 1912 г. профессор был приглашен на VIII Международный конгресс по прикладной химии, который проходил в США. Каблукову, представлявшему Московский университет и другие высшие учебные заведения и ученые общества России, департамент земледелия поручил ознакомиться с тем, как за океаном распространяется пчеловодство и пчеловодные знания.

Иван Алексеевич встретился с известным американским ученым пчеловодом — профессором Е. Филлипсом и ведущим пчелопромышленником, автором классического труда «Энциклопедия пчеловодства» А. Рутом, ознакомился с его промышленным предприятием по производству ульев и пчеловодного оборудования, которое очень понравилось русскому ученому.

Каблукова поразила широта постановки пчеловодного образования и система распространения пчеловодных знаний не только среди американских пчеловодов, но и всех, кто так или иначе связан с сельским хозяйством.

Примерно теми же формами пчеловодной информации пользовались и в Канаде — стране высокоразвитого пчеловодства. Зарубежным опытом, несомненно, Иван Алексеевич думал воспользоваться для усиления пропаганды новых приемов пчеловодства в России.

Однако Каблуков считал, что процветанию пчеловодства в России препятствует не только недостаточно эффективное распространение пчеловодных знаний в народе, но и недостаточность самих знаний. В 1902 г. в докладе на II съезде деятелей по сельскохозяйственному опытному делу он указывал на то, что многие важные вопросы биологии пчел и пчеловодной практики остаются неразработанными, исследования часто носят не систематический, а случайный характер, так как к выполнению их привлекают не всегда подготовленных и знающих людей. Те же, что занимаются научными исследованиями, нередко не имеют самых необходимых для этого условий — пасеки и лаборатории, без которых невозможно дать ничего серьезного ни науке, ни практике. Кроме того, в пчеловодстве есть такие стороны деятельности, которые требуют коллективных усилий, систематических наблюдений нередко в течение нескольких лет по заранее составленной программе, определенных материальных средств.

Даже пчеловодные общества — мощные и крепкие организации — не справляются с этими проблемами. Видимо, возникла необходимость создания специальных научных учреждений — опытных пчеловодных станций. «Устройство подобного рода станций, — говорил Каблуков, — несомненно содействовало бы развитию пчеловодства в России... Эти первые станции должны быть рассадником научных знаний по пчеловодству». Он разработал целую программу действий опытных станций. Кроме прямых задач — научных исследований по биологии пчел и химии продуктов пчеловодства и постановки практических опытов для изыскания лучших приемов пчеловождения, они должны распространять свои успехи среди народа. Ученый предложил устраивать при опытных станциях публичные беседы, систематически проводить курсы по пчеловодству, иметь лабораторию для проведения работ по анатомии пчел и анализу меда, воска и их суррогатов.

По мнению Каблукова, хорошо знавшего стиль работы ученых, научно-исследовательские станции наиболее удобно создавать при высших сельскохозяйственных учебных заведениях, которые имеют пасеки — производственную базу. Эти пасеки будут поставлять материал для исследований, на них станет отрабатываться технология пчеловодства.

Уже в советское время Каблуков входил в комиссию по организации опытного дела в пчеловодстве. В новых исторических условиях перед пчеловодной наукой были поставлены очень большие задачи. На съезде пчеловодов в 1922 г. он вновь доказывал необходимость создания опытных пчеловодных учреждений, горячо приветствовал только что организованную Московскую областную опытную станцию пчеловодства. Организация и постановка научно-исследовательского и опытного пчеловодного дела в нашей стране связаны с именем академика И. А. Каблукова и многим обязаны ему.

 

Тысячи анализов русских медов

Исследования меда и воска Каблуков начал сразу же, как только вернулся от А. М. Бутлерова в Московский университет. Его первая статья, опубликованная в 1885 г., так и называлась: «О воске и его суррогатах». В ней он привел химический состав и свойства пчелиного воска, указал на примеси к нему растительных восков и особенно церезина, совсем недавно появившегося в России, поставил вопрос о выработке простейших способов обнаружения фальсификата. Точно такую же проблему поднял он и в отношении меда.

Мед — чудеснейший продукт жизнедеятельности пчел. Называют его жидким золотом природы. О целебной силе меда, его неповторимых вкусовых и ароматических качествах написано немало восторженных популярных статей, однако меды России с точки зрения их химического состава оставались неизученными.

И вот на Всероссийской пчеловодной выставке летом 1889 г. русскими пчеловодами были представлены сорта меда из самых разных местностей России — Башкирии и Кубани, Костромской и Саратовской губерний, Дальнего Востока и Средней Азии. После выставки ее участники подарили свои экспонаты музею Измайловской пасеки, образцы которых были переданы И. А. Каблукову. В химической лаборатории Московского университета он провел тысячи анализов русских медов и в 1892 г. сообщил результаты исследований. Ученому были хорошо известны анализы медов почти всего мира — Германии и Италии, Англии и Греции, стран Американского континента, Индии, Египта, и он с удовлетворением отметил, что наши отечественные меды по качеству не уступают иностранным, а по некоторым важным показателям намного превосходят их. Видимо, поэтому на международном рынке они исстари ценились высоко. Только мед с тех пасек, которые находились неподалеку от сахарных заводов, содержал большой процент тростникового сахара.

В 1920 г. Иван Алексеевич пишет монографию «Мед» — одну из лучших работ о меде. В ней дана всесторонняя характеристика меда — его образование, химический состав, физические, физико-химические и биохимические свойства, описаны методы оценки качества и натуральности. Здесь же он дал классическое определение этого продукта пчел. «Медом называется сладкое, ароматическое вещество, собираемое пчелами из нектарников или с других частей растений, после соответствующей переработки в медовом желудочке откладываемое в сотах». Источником меда, следовательно, признается только нектар цветков и сладкие выделения, встречающиеся на листьях и стеблях растений. Любые другие источники не могут служить сырьем для меда. «Мы должны, — утверждал он, — всякий продукт, полученный пчелами иным путем, например через подкормку тростниковым сахаром, считать не чистым медом, а фальсифицированным». Это была принципиальная позиция ученого, к которой он пришел в результате тщательного химического анализа медов различного состава, отсекавшая всякие попытки оправдать искусственные подмеси к меду, и в первую очередь свекловичного сахара.

Подробно разбирает Каблуков химический состав нектара, особо выделяя и подчеркивая богатство и ценность его компонентов. Кроме Сахаров, минеральных и ароматических тел, дубильных веществ, он указывает на присутствие в нектаре белка и кислот — щавелевой, яблочной, винной, некоторых ферментов, дрожжевой микрофлоры. Всего этого набора важнейших для организма пчел элементов лишен свекловичный сахар — чистейшая сахароза, носитель одних только калорий.

Ученый описал своеобразный и совсем непростой процесс превращения нектара в мед, обогащение его очень ценными белковыми веществами — ферментами. В результате химических реакций, протекающих при созревании меда под действием ферментов, как указывал Каблуков, происходит концентрация веществ, уменьшается содержание воды, сложные сахара расщепляются на простые, не образуя при этом никаких дополнительных соединений. Благодаря всему этому, мед как продукт приобретает поистине уникальные питательные качества и лечебные свойства.

Зрелым медом, по определению исследователя, может быть только мед, запечатанный пчелами. В незапечатанных сотах водность меда выше нормы, биохимические процессы далеко не завершены, поэтому отбирать его из ульев нельзя. Этот вывод, очень важный для практики, был весомым вкладом ученого в борьбу за чистоту и качество продукта.

Обнаружил Каблуков большую разницу между химическим составом цветочного нектара и пади независимо от того, какого она происхождения — растительного или животного. Пожалуй, впервые падь подвергалась тщательному химическому анализу. В пади он нашел значительно больше минеральных веществ и декстринов—продуктов частичного, неглубокого расщепления полисахаридов. Очень сложный сахар — мелизитоза, который присутствует в пади, не поддается действию ферментов, выделяемых пчелами. Этим ученый и объясняет плохую перевариваемость падевого меда, отягощение кишечника пчел остатками пищи, вредными для насекомых в зимнее время. Он разработал и предложил простой способ определения падевого меда и содержания его в натуральном цветочном при помощи спиртовой реакции. Способом Каблукова успешно пользуются и современные пчеловоды.

Изучение химического состава пади и падевого меда имело чрезвычайно большое практическое значение для пчеловодства страны. Теперь определилась одна из причин плохой зимовки пчел, особенно больных кишечными болезнями, и найден способ предупреждения ослабления и гибели семей. Однако Каблуков считал, что падевые меды еще недостаточно хорошо изучены. Падь различна по своей природе, компонентам, воздействию на организм пчел и человека.

Что касается ароматических веществ, которые придают меду вкус и во многом определяют его ценность, красящих веществ, то, несмотря на предпринятые попытки, выделить их и исследовать Каблукову не удалось из-за ничтожно малого количества.

И. А. Каблуков внес ясность и в другой весьма важный для практики вопрос — об искусственных кормах для пчел. Он не разделял широко распространенного тогда мнения о том, что кислоты, прибавленные к сахарному сиропу, который используют для подкормки пчел или пополнения кормовых запасов на зиму, способствуют инверсии сахарозы и помогают пчелам в переработке сиропа. Проведенные под его руководством опыты показали, что прибавление к подкормкам 0,3 процента лимонной, салициловой или какой-либо другой кислоты, наоборот, подавляет расщепление сложных Сахаров, угнетает все процессы, протекающие как в медовом желудочке пчелы, так и в сотах во время созревания меда.

Кислота не облегчает работу пчел по превращению сахарозы в глюкозу и фруктозу, а затрудняет ее, ослабляет действие их пищеварительных ферментов — мощных ускорителей химических реакций. В сахарном корме, полученном из подкисленного сиропа, всегда содержится больше тростникового сахара и меньше фермента диастазы, чем в корме из сиропа, в который кислоту не добавляли. Над таким плохо подготовленным кормом пчелам, следовательно, приходится работать зимой, доделывать его, доводить до легко усвояемых форм, расходовать на это много энергии, что, естественно, не может не ухудшить их состояния. Кстати, данные русского химика полностью подтверждаются исследованиями современных зарубежных ученых.

Изучая хранение меда, Каблуков установил, что длительное время не ухудшаются качества только зрелого меда. Притом от длительности хранения в нем уменьшается водность и возрастает удельный вес. В личной коллекции медов ученого после 20-летнего хранения количество воды в меде упало до 12 и не превышало 17 процентов. Мед недозревший имеет повышенную водность, благоприятствующую развитию микрофлоры и процессу брожения, и долго храниться не может. Это еще раз подтверждает его неполноценность.

Иван Алексеевич предложил практике немало оригинальных способов определения фальсификатов, грубых и тонких, главным образом присутствия в меде свекловичного сахара. Исследователь, в частности, заметил, что натуральный цветочный мед всегда содержит каталазу - один из наиболее активных ферментов, биологическая роль которого состоит в защите меда, сохранении его качеств. В сахарном «меде» она отсутствует. Незначительное количество этого фермента обычно содержат и незрелые меды, отобранные из незапечатанных сотов. Их пчелы еще не успели обогатить ферментами. Перегретый мед (нагретый выше +70°С) каталазы не имеет, так как от высокой температуры она разрушается. Отсутствие фермента диастазы (амилазы), участвующего в расщеплении Сахаров, по данным Каблукова, указывает на то, что данный мед — искусственный или натуральный, но испорченный сильным нагреванием при обработке. Диастаза всегда присутствует в нектаре, основную же массу фермента, катализирующего гидролитические реакции, вносят в мед пчелы.

Благодаря находящейся в меде цветочной пыльце, как полагал ученый, открывалась возможность определять его ботаническое происхождение и натуральность. Он предложил использовать и оптическое свойство меда — способность вращать плоскость поляризации луча света. Натуральный мед отклоняет плоскость поляризации влево, а фальсифицированный — вправо. Все это учитывают современные исследователи меда.

Над медом Каблуков работал много. Анализировал он ядовитые меда, пьяный мед, каменный мед, которые ему присылали из Закавказья и других мест России. Наиболее полное справочное издание о меде им создано в последние годы жизни.

 

Экспертиза воска

Не меньшее внимание уделил Иван Алексеевич анализу пчелиного воска, его химическому составу и физическим свойствам. Это весьма ценное органическое вещество, известное с давних времен, подвергалось довольно тщательному анализу ученых всего мира, однако далеко не все элементы, входящие в него, были определены или выделены в химически чистом виде. Объясняется это тем, что составные части воска близки по химическому строению и физическим свойствам. Даже в наши дни, когда химия достигла высочайших вершин, детально определить состав воска чрезвычайно сложно. Как указывал Каблуков, воск представляет собой «сложную смесь очень многих тел», содержащих три важнейших химических элемента — углерод, водород и кислород.

В течение многих лет он проводил опыты в химических лабораториях Московского университета и Петровской сельскохозяйственной академии. В этих двух крупнейших высших учебных заведениях он преподавал химию. В академии, в частности, руководил научным студенческим кружком, вместе с молодыми исследователями, его учениками, выделял составные части воска с помощью сухой его перегонки под действием высоких температур. Подобные опыты проводились и ранее. Только прежде исследователи обращали внимание на жидкие и твердые продукты перегонки, а газообразные, выделяющиеся при высоких температурах, не изучали.

Академик Иван Алексеевич Каблуков

Иван Алексеевич исследовал и газы. Обнаружено их всего 2 процента по отношению к весу воска. В результате анализа продуктов перегонки ученый установил, что в более твердой части находится больше кислот, в более легкоплавкой — больше углеводородов. Газообразные вещества тоже состоят из предельных и непредельных углеводородов — этилена, пропилена, бутилена и других. Каблуков выделил пальмитиновую кислоту и другие органические кислоты (церотеновую и меленовую). В 1918 г. в результате сложных реакций среди других кислот он впервые обнаружил маргариновую кислоту в виде свободных или сложных эфиров. Однако многие элементы, в присутствии которых ученый не сомневался, установить не удалось. Требовались дальнейшие исследования воска с использованием более совершенных методов.

Каблуков обнаружил изменения химического состава воска при его отбеливании. Белый воск в довольно значительном количестве требуется для промышленных целей — приготовления лекарств, косметических кремов, некоторых красок. Пчелиный воск обычно подвергается обесцвечиванию под действием солнечных лучей или химических средств, которые как раз и влияют на его качество. По сравнению с желтым воском в белом образуются некоторые новые кислоты, заметно уменьшается количество углеводородов, разрушаются красящие вещества, уменьшается вес, изменяются физические свойства. Опыты, проведенные Каблуковым — крупнейшим знатоком прикладной химии, показали, что для более быстрого отбеливания воска необходимо совместное действие солнечного света и воздуха, лучше чистого кислорода, обладающего повышенными белящими свойствами. Он предложил более совершенную технологию химической отбелки воска, значительно ускоряющую процесс.

Изучение химического состава воска, его изменений в результате технологической переработки было весьма важным как для выработки лучшей технологии воска, так и для контроля его качества.

Очень много работал Иван Алексеевич над способами распознавания примесей к пчелиному воску. Продукт этот пользовался большим спросом, цена на него всегда держалась высокой, поэтому фальсификация была довольно широко распространена. К натуральному воску подмешивали не только растительные и минеральные воскоподобные соединения, но и различные примеси — песок, мел, гипс, серу, свинцовые белила, костную муку, которые увеличивали его вес. Поскольку все эти примеси по химическому составу и физическим свойствам отличаются от пчелиного воска. Каблуков в основу своей экспертизы положил отклонения от главных показателей, характерных для натурального воска, — температуры плавления, удельного веса, твердости и др.

Для определения удельного веса — одного из важных показателей — ученый предложил простой и оригинальный способ: опускать кусочки воска в водный раствор спирта разной им установленной концентрации. В одном растворе натуральный воск тонет, а фальсифицированный минеральными или растительными восками — плавает, в другом, наоборот, чистый воск плавает, а с механическими примесями — тонет.

Из постоянных химических величин он указал на кислотное, эфирное, йодное число и число омыления. Любое отклонение от них уже указывало на недоброкачественность продукта. Рекомендованные Каблуковым способы анализа воска на натуральность вошли и в современную экспертизу.

Замечательного ученого интересовало и строение пчелиных ячеек с точки зрения извлечения из них воска, количество воска в сотовом меде. В частности, он определил, что чистого воска в медовых сотах содержится 1/20 часть. Это говорило об огромной потере воска при использовании сотового меда в пищу.

Сам процесс восковыделения Иван Алексеевич считал произвольным и сравнивал его с выделением секрета сальных желез у животных. В подтверждение почти одинаковой физиологии образования он указывал на присутствие в продуктах восковых и сальных желез одинаковых химических веществ, в частности наиболее широко распространенной в природе жирной кислоты. По мнению исследователя, по виду и консистенции продукт кожных сальных желез млекопитающих животных напоминает пчелиный воск, хотя прежде считали, что воск близок к обычному животному жиру.

Увеличение воскоотделения при повышении температуры (она поддерживается в скоплении молодых пчел, строящих соты) лишний раз подтверждает сходство с действием сальных желез, которое усиливается в жаркое время.

Опыты, в которых Каблуков пытался выяснить, чем надо кормить пчел, чтобы они больше выделяли воска, показали, что восковые железы функционируют интенсивно, если пчелы питаются обильно, то есть употребляют мед и пергу без какого бы то ни было ограничения. Меда, в частности, расходуется в это время довольно значительное количество. По подсчетам ученого, на одну часть воска идет приблизительно восемь частей меда.

Перга необходима пчелам для пополнения громадных затрат энергии в период интенсивного восковыделения. Поэтому искусственное стимулирование восковыделения для практического пчеловодства невыгодно.

 

Изучение прополиса и пыльцы

Что касалось прополиса — пчелиного клея, третьего продукта пчеловодства, то, по словам Каблукова, «мы очень мало знаем о химическом составе его».

Прополис был известен людям с глубокой древности как лекарственное средство. Им успешно пользовались для лечения ран, долго не заживающих язв, ожогов. Применяли и в хозяйственных целях как лакокрасочный материал. Давно заметили, что пчелы собирают прополис с почек тополя, березы, ивняков. Потом появилась теория, которая утверждала, что пчелы получают прополис из оболочки цветочных пыльцевых зерен. Иван Алексеевич, в частности, придерживался последней точки зрения. Современные химики экспериментально доказали близость прополиса к смолам, выделяемым почками древесных растений.

Изучая физические свойства прополиса, Каблуков установил, что по цвету, вкусу, аромату, удельному весу он неодинаков. Прополис одних местностей резко отличается от прополиса из других районов. Такое разнообразие ученый объясняет источником происхождения — различием растений, которые вырабатывают разные смолы и эфирные масла. И по своей химической природе прополис неоднороден.

При анализе удалось найти в нем четыре группы химических веществ — смолы, бальзамы, эфирные масла, воск. Эти компоненты в какой-то степени подтверждали мысль о том, что в образовании прополиса принимают участие и пчелы, которую ученый разделял. Эфиры, в частности, он извлек перегоном прополиса с водяным паром.

Каблуков считал, что прополис — сложное органическое соединение. Однако выделить все составные части оказалось очень трудным, так как в то время не было ни совершенной аппаратуры, ни детальных сведений об эфирных маслах и смолах. Пришлось признать, что для химического состава прополиса пока не удается установить какие-либо определенные величины, которые указывали бы на его натуральность, как это было сделано для меда и воска. Обращение авторитетного ученого химика прополису уже само по себе было знаменательным. Оно подчеркивало значимость этого продукта и нацеливало на его дальнейшее исследование.

В наше время в изучении прополиса достигнуты большие успехи. Детально исследован его химический состав, выделено много новых элементов, установлены константы, определены физико-химические, биологические и ценные лечебные свойства.

Впервые в стране Каблуков сделал основательный химический анализ цветочной пыльцы — важнейшего продукта питания пчел. Без пыльцы, на одном меде, пчелы не могут выращивать расплод и выделять воск. Она очень нужна и молодым пчелам для укрепления их организма. При пыльцевом голодании трутни как производители становятся неполноценными. Пчелы едят пыльцу и зимой. Изучение химического состава этого корма представляло большой интерес как для биологической науки, так и для практического пчеловодства.

Опыты начались в мае 1933 г. Были использованы образцы пыльцы ветроопыляемых и насекомоопыляемых растений. Такой сравнительный анализ мог выявить качество пыльцы различного происхождения и установить влияние ее компонентов на отдельные органы насекомых и организм в целом.

Из ветроопыляемых Каблуков взял пыльцу березы. Кстати, пыльцу, переносимую ветром, пчелы иногда тоже собирают, особенно если не хватает насекомоопыляемых растений-пыльценосов. Березовую пыльцу собирали букетным способом: ветки с зацветающими сережками ставили в теплую и светлую комнату для созревания и осыпавшуюся на чистую бумагу пыльцу переносили в стеклянную посуду с притертой пробкой, изолируя ее от комнатной среды.

В результате химического анализа было установлено, что пыльца содержит очень большое количество белка. В этом отношении она превосходит все богатые белком зерновые культуры. Много в ней и минеральных веществ — фосфора, калия, кальция и других жизненно важных элементов.

Пыльца насекомоопыляемых растений оказалась богаче белками, жирами и минеральными веществами, чем пыльца растений ветроопыляемых, причем пыльца разных насекомоопыляемых растений по качеству также была неодинакова. По данным Каблукова, цветочная пыльца содержит примерно до 5 процентов жира. Немало в ней Сахаров, безазотистых экстрактивных веществ. Обнаружена и молочная кислота. Пчеловоды теперь по достоинству могли оценить этот корм, который так охотно собирают пчелы.

Но цветочная пыльца в чистом виде, как известно, не полноценный корм для пчел. Уже при сборе они смачивают ее слюной, а при складывании в ячейки добавляют мед. Добавки вызывают в ней сложные биохимические процессы, которым способствует ульевая среда — высокая температура и влажность воздуха. Пыльца превращается в новый легкоусвояемый продукт — пергу, употребляемую пчелами в пищу.

Если попытки анализировать цветочную пыльцу все-таки были, хотя и бессистемные, химического анализа перги до Каблукова не делалось. В перге он, в частности, установил увеличенное количество Сахаров и в несколько раз возросшее количество молочной кислоты. Стало ясным, почему этот корм сохраняет свои качества в течение длительного времени. Молочная кислота оказывается мощным консервантом перги. Высокая кислотность среды препятствует развитию гнилостных бактерий.

Таким образом была познана еще одна новая страница жизни медоносных пчел. В последующие годы химики откроют в пыльце кладовую витаминов, гормональных и ростовых веществ и назовут ее чудо-продуктом, весьма необходимым пчелам и благотворно влияющим на здоровье человека. Но начало этому было положено Иваном Алексеевичем Каблуковым.

Многолетние исследования ученого легли в основу его книги «О меде, воске, пчелином клее и их подмесях» — наиболее полного пособия по химическому составу и характеристике продуктов пчеловодства. Эта фундаментальная работа уже много лет (второе издание вышло в 1941 г.) служит пчеловодам и химикам ценным практическим руководством и справочником. О специальном вопросе автор говорит здесь по-бутлеровски просто, так что текст понятен читателю даже мало знакомому с химией.

Каблукова-химика интересовало буквально все, что так или иначе касалось продуктов пчеловодства и их переработки. В 1898 г. на заседании Русского общества акклиматизации животных и растений он выступил, в частности, с сообщением о значении культуры чистых дрожжей в приготовлении вина из меда. Он поднял очень важный вопрос, который помог в свое время наладить производство натуральных медовых вин.

Исключительно плодотворна научная, просветительская и общественная деятельность И. А. Каблукова в советское время. Ученый-патриот написал в этот период свои главные работы по химии меда и воска, способствовал организации опытного дела и подготовке массовых кадров для народного хозяйства. Постановка образования и научных исследований по пчеловодству в Тимирязевской сельскохозяйственной академии не отделима от имени этого выдающегося ученого.

 

В подмосковной деревне на пасеке

Всю жизнь академик И. А. Каблуков был связан с пчеловодством и лично сам никогда не расставался с пчелами. В подмосковной деревне Витенево, где он жил летом и куда любил приезжать зимой, возле его дома в саду всегда стояла пасека, на которой он отдыхал и работал с пчелами. Было на ней до 20 ульев. На своей пасеке ученый применял рациональные приемы содержания, которым учил и местных пчеловодов. Отсюда брал для анализа мед, воск, прополис. Выполняя пасечные работы, следил за ходом взятка, интересовался количеством выделяемого пчелами воска. Делал сам ульи и вообще умел столярничать, без чего пчеловоду невозможно обойтись. Общение с пчелами, наблюдения за их жизнью давали ему ценный материал, который он использовал в лекциях и беседах. Это сближало ученого с аудиторией, делало его своим среди пчеловодов. Занятие практическим пчеловодством укрепляло здоровье, прибавляло силы и, бесспорно, помогало в научной деятельности, которая требовала громадных затрат энергии. Сохранилась запись, датированная 9 сентября 1899 г.: «Утро в деревне. Хорошо. Осматривал пчел. Вечером писал учебник».

И. А. Каблуков работал над объемной статьей по истории русского пчеловодства, которая, к сожалению, не была завершена. Однако по материалам, хранящимся в архиве Академии наук СССР, видно, что его волновали поворотные события 70—80-х годов прошлого столетия, - когда вокруг Бутлерова началось формирование русских пчеловодов. Кстати, о Бутлерове как общественном деятеле по распространению рационального пчеловодства Каблуков написал большую работу — лучшую из всего, что до сих пор написано о нем. Он первым составил библиографию его пчеловодных работ. И даже тогда, когда Каблуков писал о Бутлереве-химике, он не забывал сказать о нем как о пчеловоде. Иван Алексеевич был учеником Бутлерова, его сподвижником и продолжателем дела, поэтому всегда, во всех своих помыслах и делах, чувствовал большую ответственность перед величием своего учителя, перед русской историей.

Признавая выдающиеся заслуги академика И. А. Каблукова перед пчеловодством, Русское общество акклиматизации животных и растений избрало его действительным членом, Общество любителей естествознания, антропологий и этнографии — непременным членом, Русское общество пчеловодства — почетным членом, Ярославское общество пчеловодства — членом-корреспондентом. Он был членом и многих других обществ России.

Заслуженный деятель науки, почетный член Академии наук СССР, награжденный орденом Ленина и орденом Трудового Красного Знамени, академик Иван Алексеевич Каблуков оставил большое научное наследие не только в химии, но и в пчеловодстве. Его работы о продуктах жизнедеятельности медоносных пчел и огромная просветительская деятельность безусловно способствовали прогрессу отрасли.

 

Неожиданный поворот в научной судьбе

Родился Григорий Александрович 27 сентября 1866 г. в провинциальном уездном городке Козлове на Тамбовщине. Чтобы дать детям хорошее образование, семья Кожевниковых переехала в Москву. Здесь мальчик, блестяще окончив гимназию, поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета.

Естествознание в то время переживало расцвет, своими материалистическими идеями, великими открытиями и перспективами возбуждало общественный интерес и привлекало молодежь.

Став студентом Московского университета, Кожевни» ков вошел в среду прогрессивно мыслящей молодежи и ученых-естественников. Уже со второго курса он принимает участие в научном студенческом кружке. Знакомств во с методикой исследований, первые эксперименты, попытки самостоятельного научного мышления — такое не забывается.

Приметил одаренного юношу, а потом и руководил его научными изысканиями известный зоолог, великолепный преподаватель и наставник молодежи профессор Анатолий Петрович Богданов.

Молодого, романтически настроенного юношу, мечтавшего, как и многие в его годы, о великих научных открытиях, увлекла фауна моря. Эта мало исследованная по тому времени область действительно сулила много открытий, манила загадочностью и необычностью. Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии, членом которого Кожевников стал, командировало его в Крым для изучения морских животных. Потом он отправился на Балтику для сбора коллекции. С этими ответственными и в то же время увлекательными заданиями начинающий исследователь справился блестяще, получив в награду от общества большую серебряную медаль. Казалось, путь был определен. После окончания университета открывалась захватывающая по своей перспективе научная деятельность.

И вот 25 марта 1886 г. на заседании зоологического отделения общества профессор Богданов предложил членам общества подготовить для издания работы, посвященные описанию самых обыкновенных животных, чтобы ими, как практическими пособиями, могли воспользоваться начинающие специалисты-зоологи. Кожевникову, в частности, он поручил заняться медоносной пчелой.

Вряд ли кто мог по-настоящему понять разочарование, которое испытал тогда молодой исследователь, уже познавший, как ему казалось, радость первооткрывателя. Но даже и он со своим пылким воображением не мог предположить, что этот день навсегда определит его научную судьбу.

Начал будущий зоолог с энтомологической литературы. Он уже знал: только изучив то, что есть, можно идти дальше. И с первых же шагов его поразило обилие книг и статей о пчеле. Он изучал русские, немецкие, английские и французские источники. Ведь для монографии необходимо знание всей мировой литературы. В каждой книге он старался отыскать что-нибудь новое, заметить плохо описанное или совсем незатронутое. Ушел на это не один год упорного и напряженного труда. И в студенческие каникулы сидел он в библиотеках, читал и осмысливал все, что было написано о пчелах. Собрал огромный материал. И тем не менее монография о пчеле не получилась. Для такого капитального труда у него, студента, еще недоставало знаний, не была развита необходимая исследователю способность к критической оценке работ и взглядов авторов. Не владел он еще и искусством изложения монографического материала. Несмотря на неудачи и огорчения, юноша хорошо понимал, что труды его не напрасны. Он многое узнал и решил для себя.

Всесторонне изучив обширную энтомологическую литературу и одним из первых составив полную библиографию работ о пчеле, молодой ученый увидел потрясающую противоречивость данных разных авторов и пришел к выводу, что медоносная пчела не так уж хорошо изучена, как он думал, приступая к теме. Пожалуй, она может представить для него весьма интересный объект исследований. Это вдохновляло, рождало широкие творческие замыслы.

Потом Кожевников скажет, немного упрекая себя за разочарование, которое когда-то испытал, что «работать над пчелой интереснее, чем над каким-либо морским червем, интереснее не в смысле прикладном, а в смысле решения крупнейших вопросов биологии». С таких общебиологических позиций он и смотрел на медоносную пчелу, на ее эволюцию и жизнедеятельность.

После окончания университета Кожевникова, проявившего большие способности к творчеству, оставляют на кафедре зоологии ассистентом. Выполняет он и обязанности хранителя университетского зоологического музея. С этого времени вся его научная и педагогическая деятельность связана с кафедрой зоологии беспозвоночных животных Московского университета и зоологическим музеем. Здесь он формируется как ученый, защищает магистерскую, а потом и докторскую диссертации, становится профессором, заведующим кафедрой и директором музея.

В зоологической лаборатории Григорий Александрович проводит многочисленные анатомические исследования особей пчелиной семьи, изучает породы пчел, процесс их размножения и другие очень важные для пчеловодной науки и практики вопросы.

В 1890 г. в «Дневнике зоологического отделения» Общества любителей естествознания появилась первая самостоятельная печатная работа Кожевникова «Строение органов размножения трутня», замеченная русскими и зарубежными биологами. Автор сразу же заявил о себе как об оригинальном исследователе, умеющем не только добывать новые факты, но и объяснять их, давать им теоретическое обоснование.

Специально занимаясь анатомией пчелы, Кожевников отметил весьма странный факт, что один из родоначальников пчелиной семьи — трутень — до сих пор не подвергался сколько-нибудь серьезному изучению. По утверждению молодого ученого, пчеловоды плохо знают строение и физиологию трутня. Мало известно и о его поведении. Так как встреча трутней с матками происходит в воздухе и наблюдать ее невозможно, существовали самые разные, часто противоречивые догадки и предположения о спаривании. И в этом не было ничего удивительного, ведь авторы знали строение половых органов трутня весьма приблизительно.

Надо сказать, что Кожевников посвятил изучению половой системы трутня много времени, исследуя ее в личиночном состоянии, в стадии куколки и у взрослого насекомого разного возраста. В результате Григорий Александрович дал полное и правильное описание полового аппарата, которое помогло составить представление и о процессе осеменения матки. Рисунки половых органов трутня, помещенные в различных пособиях того времени, давали неверное их изображение. Кожевников впервые сделал рисунок полового аппарата трутня с точным воспроизведением всех его частей и размеров. Этот рисунок потом вошел в учебники, в научную пчеловодную литературу, в том числе зарубежную и воспроизводится до сих пор.

Кстати, трутень как биологический объект интересовал исследователя всю жизнь. Ученый препарировал многочисленных особей и выяснял их анатомическое строение, уточнял происхождение и назначение. Вопрос о роли трутня в пчелиной семье давно вызывал споры у пчеловодов-теоретиков. Утверждение о том, что трутни требуются семье не только для осеменения маток, но и для производства тепла, необходимого расплоду, Кожевников считал бездоказательным и отрицал его. Огромная масса рабочих пчел и без трутней довольно легко справляется с этой задачей, — считал он и доказывал, что трутни нужны только для осеменения маток и никаких работ в улье не выполняют, поскольку не приспособлены к ним.

Биолог ответил и на другой не менее сложный вопрос: для чего семья пчел выращивает так много трутней? В этом ему помогло доскональное знание особенностей поведения пчел. Матка с трутнями встречается в воздухе и вдали от гнезда, поэтому для большей вероятности спаривания как раз и бывает необходимо большое число трутней, тем более что в естественных условиях нет той скученности семей и скопления трутней, как на пасеках — в обстоятельствах, искусственно созданных человеком. В лесу, где живут дикие пчелы, одна семья от другой находится обычно на значительном расстоянии.

Спаривание матки в воздухе предупреждает близкородственное размножение, которое в конце концов могло бы привести к вырождению вида. Природа подвергает матку многим опасностям во время брачного полета, но она и уменьшает эти опасности, создавая изобилие мужских особей. Поэтому вполне естественно состояние любой пчелиной семьи, если она стремится вывести как можно больше трутней. Кожевников, пожалуй, одним из первых биологов становится на защиту трутня, прямо указывая на то, что подавление естественной потребности пчел в трутнях вредно отражается на состоянии семьи. Усердие пчеловодов в уничтожении «тунеядцев», по его словам, может им дорого стоить. Ведь известно немало случаев, когда матки из-за недостатка трутней оставались неплодными.

Ученый еще не знал, что для осеменения матки нужен не один трутень, как тогда считали, а множество. Эта чрезвычайно важная разгадка еще одного закона жизни медоносных пчел с большой убедительностью объясняет их потребность в обилии трутней.

Г. А. Кожевников выдвинул и другую, естественноисторическую гипотезу, объясняющую, в частности, и значительное число выводимых трутней. Он исходит из того, что в далеком прошлом пчелиная семья не существовала в том виде, в каком мы ее знаем теперь. Основанием для такого теоретического предположения послужил не только общий эволюционный процесс, совершающийся в природе, но и состояние других общественно живущих насекомых, находящихся на более ранней ступени развития, в частности шмелей. Кроме рабочих особей, в семье шмелей бывает много самцов, и все они выполняют определенные работы. Как полагал Кожевников, очевидно, было время, когда и в пчелиной семье трутни, кроме своего основного, предусмотренного природой назначения, тоже делали что-то полезное и для этого были ей нужны в большом количестве. Потом в результате длительной эволюции, которая у общественных насекомых шла в направлении специализации организмов и совершенствования самых важных органов, их польза стала более односторонней, и теперь трутни требуются только как производители потомства. Но, сохраняя еще не совсем угасший инстинкт, семья выращивает мужских особей лишь к роевой поре и избавляется от них сразу же после окончания периода размножения. Не в экономии запасов кормов, следовательно, причина изгнания трутней, а в прекращении роения, которое наступает под влиянием неблагоприятных условий в природе. Это было принципиально новым и глубоко научно обоснованным объяснением поведения пчел.

В научной деятельности Кожевникова сразу же наметились главные направления, которые определили тематику его работ, направили в единое русло все его исследования и в итоге позволили создать стройную систему взглядов на пчелу, ее строение и жизнь.

 

Сколько пород пчел?

Одна из тем, волновавшая Кожевникова на протяжении всей его творческой жизни, — породы пчел. Самую первую большую работу по естественной истории пчел он посвящает этому важному вопросу — очень сложному и недостаточно разработанному научно.

Медоносные пчелы в различных местностях неодинаковы по окраске и биологическим свойствам — поведению, размножению, работоспособности. Существование таких различий вполне объяснимо, если учесть, что пчелы живут в разных природно-климатических условиях и тысячелетиями приспосабливались к ним. Об этом в свое время говорил еще академик А. М. Бутлеров. Каждая порода отличается ясно выраженными признаками, которые сохраняются и передаются потомству. Однако встречается много переходных групп с иными внешними признаками и свойствами. Как раз это, по мнению Кожевникова, стало причиной исключительного разнобоя во взглядах на породы пчел. Одни зарубежные исследователи насчитывали 25 пород, другие — в 2—3 раза больше. Находились пчеловоды, которые готовы были насчитать несколько сотен пород пчел.

Изучение пород ученый начал с установления систематических признаков пчел различного происхождения. Он не умалял значения внешних особенностей, которые дают возможность отличить одних пчел от других, но большую роль все-таки отводил таким признакам, которые подкрепляются данными сравнительной анатомии, образом жизни и поведения насекомых, местом их обитания.

Г. А. Кожевников задался целью дать более точные характеристики видам, разновидностям и породам пчел, применить новые, надежные способы исследования систематических признаков.

Сначала ученый заинтересовался признаками лесной среднерусской пчелы, с которой много лет работал сам. Он решил собрать возможно больше образцов пчел из разных мест России и исследовать их. Через журнал «Русский пчеловодный листок» Григорий Александрович обратился к пчеловодам с просьбой присылать ему образцы пчел. Установилась довольно оживленная переписка ученого с пчеловодами.

В адрес зоологического музея Московского университета на имя профессора Г. А. Кожевникова поступали небольшие коробочки-посылки с пчелами из ближних и отдаленных мест, с юга, севера и востока России. Зарубежные пчеловоды присылали пчел алжирских, итальянских, палестинских. Ученый и сам через научные учреждения и торговые фирмы выписал для музея самых разных пчел неевропейского происхождения — из Китая, Японии, Марокко, Аргентины, Австралии, с Кубы и Бермудских островов.

Весной 1889 г. Кожевников был командирован в Западную Европу для осмотра зоологических музеев. Открывалась счастливая возможность познакомиться с находящимися в них коллекциями медоносных пчел. Он встретился с интереснейшими экспонатами рода пчелиных в музеях Берлина, Дрездена, Лейпцига, Вены, Лондона, Парижа, видел и такие экземпляры, которые были описаны другими авторами, что для успешного изучения пород было очень важно, так как становились очевидными точки зрения исследователей. Из берлинского музея в обмен на кавказянок ему передали несколько десятков образцов африканских пчел. В итоге Григорий Александрович собрал такую коллекцию представителей пород медоносных пчел, какой до него вряд ли располагали исследователи насекомых. Правда, не всегда Кожевникову удавалось приобрести вместе с пчелами трутней и маток или осмотреть их. Даже в самых богатых музейных коллекциях часто не оказывалось этих особей. Слишком малое число исследованных насекомых затрудняло окончательные выводы.

Ученый остановился прежде всего на величине пчелы. Этот признак, как известно, весьма важен в биологическом и практическом отношении. Увеличение или уменьшение размера тела влияет на принос нектара. Чем объемистей брюшко, тем значительнее может расшириться медовый зобик и больше нектара принесет пчела. От величины тела, а следовательно, и площади восковых зеркалец зависит выработка воска. Кстати, попытки получить более крупных пчел предпринимались многими пчеловодами разных стран и теперь оставлены как бесперспективные.

Если до Кожевникова величину пчелы измеряли циркулем, не расчленяя тела, то есть весьма приблизительно, то он измерял каждый членик. Впервые был испытан и предложен точный способ измерения пчелы, разработана новая методика изучения частей организма насекомого. Пчелу вываривали в едком кали, расчленяли, каждую часть измеряли окуляром-микрометром. В результате таких исследований Кожевников установил, что по размеру можно отличить пчел африканских от европейских. В России наибольшие размеры тела оказались у пчел среднерусских.

Измеряя длину крыла, ученый пришел к заключению, что этот признак характерным отличием пород служить не может, хотя и в этом отношении отличие европейских пчел от африканских сохраняется. Однако существенным признаком, по его утверждению, может служить жилкование крыла. Разветвления жилок, которые придают крылу упругость и прочность, у пчел неодинаковы, и отличие пород по этому признаку вполне уловимо. Определяется оно по переднему крылу (по направлению поперечной дискоидальной жилки, идущей от нижней границы третьей, так называемой кубитальной ячейки), и по заднему, в зависимости от того, одной или двумя жилками оно заканчивается. Жилкование крыла как признак, впервые подмеченный Кожевниковым, до сих пор считается исследователями очень важным в определении породной принадлежности пчел.

По его мнению, число зацепок на крыльях нельзя считать видовым признаком, как и форму первого членика лапки, хотя и число зацепок, и форма членика лапки нередко учитываются энтомологами, в том числе зарубежными.

Г. А. Кожевников впервые выявил чрезвычайно интересную закономерность — отсутствие прямой пропорциональности между длиной хоботка и величиной тела пчелы. Действительно, у пчел серых горных кавказских, хотя они мельче среднерусских, хоботок оказался длиннее, что и создало им большую популярность.

И если об этих признаках в какой-то степени говорилось и их принимали в расчет при характеристике пород пчел, то о восковых зеркальцах как породном признаке никто до Кожевникова не упоминал. Анализируя хитиновый скелет насекомых разных пород, он заметил, что очертания этих зеркалец, расположенных на четырех последних брюшных полукольцах, и их площадь по отношению к поверхности остального хитина неодинаковы. Наибольших размеров площадь зеркалец достигает, в частности, у среднерусских пчел. Исследователь отнес этот важнейший биологический и хозяйственный признак к систематическому. Он предложил и способ определения площади зеркалец.

Таким образом, ученый упростил изучение пород пчел, из многочисленных признаков выделил главные, имеющие большое биологическое значение. Говоря о методике изучения пород пчел, он особо подчеркивал необходимость анализа внешних признаков при помощи точных измерительных приборов и биометрического метода. Такой подход, по утверждению исследователя, вызван исключительно большой неустойчивостью признаков пчелы, внутривидовой изменчивостью экстерьера как следствия разных условий воспитания. Кстати, начало научному изучению длины хоботка пчел разных пород биометрическим методом положено русскими биологами — учениками Кожевникова — Б. П. Хохловым, П. М. Комаровым, В. В. Алпатовым.

Много внимания уделил Кожевников изучению пчел Кавказа, неоднократно бывал там, подробно исследовал желтых и серых пчел, их многочисленные разновидности, встречающиеся в Закавказье. В характеристике биологических особенностей кавказских пчел он исходил из высказываний А. М. Бутлерова, впервые описавшего их свойства, однако был далек от восторга, испытанного академиком.

На основании многолетних исследований видовых признаков Кожевников предложил выработанную им классификацию пород пчел. В подробной классификационной схеме он разделил их на две большие группы — желтых и темных. К желтым он отнес египетскую, кипрскую, итальянскую, желтую кавказскую породы; к темным — среднерусскую (она же среднеевропейская), серую горную кавказскую, мадагаскарскую. Краинскую пчелу причислил к среднеевропейской, выделив ее как отродье — популяцию. Сейчас, как известно, краинку относят к самостоятельной породе. Украинских или южнорусских пчел считал не особой, а среднерусской породой, к которой прилита кровь желтых пчел. Кстати, и современные биологи полагают, что южнорусская степная пчела — переходная форма от украинской к среднерусской.

Г. А. Кожевников внес значительный вклад в научную систематику пород пчел и методы их исследования, заложив основу современного учения об изменчивости и породах медоносных пчел. Его мысли получили дальнейшую разработку в трудах учеников — профессора В. В. Алпатова и других русских биологов.

Очень высоко ценил Григорий Александрович среднерусских пчел. Он отмечал их высокую продуктивность, строительную энергию (эти пчелы имеют более развитые восковые железы), феноменальную зимостойкость. Ученый советовал беречь бортевых чистопородных среднерусских пчел как величайшую драгоценность, ибо они как селекционный материал, по его убеждению, «окажут большую услугу нашему племенному пчеловодству». В этих взглядах Кожевников был солидарен с выдающимся русским пчеловодом Н. М. Витвицким.

Все меньше на пасеках сохранялись среднерусские пчелы в чистом виде, все больше подвергались они скрещиванию с пчелами всевозможных так называемых лучших пород, особенно с серыми горными кавказскими и итальянскими, которыми увлекались пчеловоды. «Было бы безумием со стороны какого бы то ни было пчеловода Дальнего Востока, — говорил Кожевников, — выписать итальянскую, абхазскую или какую иную матку, так как трудно себе представить большую производительность, чем у дальневосточной пчелы». А ведь дальневосточные пчелы, — утверждал Кожевников, — среднерусской породы, приспособлены больше, чем другие, к максимальному использованию коротких бурных взятков. Поэтому так настойчиво призывал выдающийся биолог сохранять аборигенных лесных пчел. Если пчелы плохо работают, то, по его словам, это еще не значит, что плоха порода. Очевидно, семьи слабы, нарушается технология пчеловодного хозяйства. Не пчелы виноваты в этом, а пчеловод.

Однажды дальневосточный пчеловод прислал Григорию Александровичу коробочку с дикими пчелами, живущими в уссурийской тайге. Ученый, пользуясь своей методикой анализа, установил, что они принадлежат к индийской расе и был поражен этим неожиданным фактом, открывавшим, по его мнению, широкие перспективы для исследовательской работы. В 1926 г. он впервые сообщил об обитании индийской пчелы на территории нашей страны. «Уж очень заманчиво, — восторженно писал он, — не выезжая за пределы отечества, анатомировать индийскую пчелу и изучать ее жизнь!» Исследователь не замедлил уехать в Уссурийский край, наблюдал там жизнь этих пчел в дуплах, в декабре 1927 г. сделал о них доклад в Ленинграде на заседании Русского общества пчеловодства, а потом и описал их. Это была форма темной индийской пчелы, встречающаяся и в Японии, и на севере Китая, по окраске близкая к среднерусской пчеле, малозлобивая, хотя и совершенно дикая. Трутни оказались меньше среднерусских, имели некоторое своеобразие в строении задних ножек и органов спаривания. Эта новость была встречена пчеловодами с интересом.

Летом 1928 г. Кожевников возглавил пчеловодный отряд экспедиции Академии наук СССР и поехал в Башкирию, чтобы поближе познакомиться с местными лесными среднерусскими пчелами, которые его очень интересовали. И он действительно еще раз убедился в их превосходных качествах. Ученый установил, в частности, что в неблагоприятный год бортевые пчелы собрали себе кормовых запасов на зиму больше, чем пчелы, находящиеся на пасеках. Здесь же на одной из пасек он видел, как желтизна всего лишь от одной итальянской матки сохранялась у темных местных пчел в течение 14 лет. Действительно, одна матка или даже один трутень может «испортить» породу. Чтобы сохранить в чистоте аборигенных пчел, обитающих на территории нашей страны, Кожевников предложил запретить ввоз пчел и маток в Башкирию, на Дальний Восток, в Сибирь и на Кавказ.

Работы Кожевникова по систематике и породам пчел и в первую очередь капитальный труд «Материалы по естественной истории пчелы» — плод его 12-летних исследований — выдающийся вклад ученого в разработку этих вопросов. Русская пчеловодная наука обязана Кожевникову введением в изучение пород пчел метода биометрии.

 

Под микроскопом пчела

Обладая редким даром наблюдательности, Г. А. Кожевников как натуралист и биолог подметил интереснейшие явления в жизни пчел, ускользавшие прежде от взора естествоиспытателей, получил много ценных фактических данных, особенно по морфологическому строению пчелы, сделав в этой области немало важных научных открытий. Он значительно усовершенствовал саму технику исследования тела насекомых и приготовления гистологических препаратов, ввел в анатомическую практику новые способы. Расчленение взрослых насекомых из-за твердости хитина, а личинок из-за нежности тканей — необычайно трудное дело. Без предварительной обработки объектов оно приводит к смещению внутренних органов. Для приготовления препаратов насекомых, находящихся в любой стадии развития, ученый предложил заваривать их кипятком, а затем уплотнять спиртом постепенно возрастающей крепости. Благодаря такой обработке получались препараты с естественной картиной гистологического строения.

Превосходные препараты, выполненные Кожевниковым с высокой точностью, экспонировались на всевозможных пчеловодных выставках и неизменно вызывали восторг. Ими пользовались на курсах и в школах, где готовили пчеловодов и инструкторов: Они пополняли музеи русских пчеловодных обществ. Многие препараты до сих пор хранятся в зоологическом музее Московского университета.

Изучая кожные железы пчелы, Григорий Александрович в конце прошлого века впервые дал подробное описание строения восковых клеток пчелы. Еще будучи студентом Московского университета, он слышал и навсегда запомнил слова своего учителя — профессора А. П. Богданова, хорошо знавшего пчеловодную литературу: «Ну где же восковые железы у пчелы? Неужели так трудно их найти?». Действительно, более двух столетий пчеловодам и исследователям не давал покоя вопрос о производстве пчелами воска, о строении восковыделительных органов. И тем не менее многие стороны этого весьма важного процесса жизнедеятельности пчел до Кожевникова оставались неясными. Ученые искали железы в их обычном представлении — в виде сложных скоплений железистых клеток с выводными протоками, и никто не догадывался, что это просто обычные кожные клетки, но с особой функцией. Григорию Александровичу удалось не только изучить их анатомическое строение, но и проследить процесс формирования в стадии личинки и у взрослого насекомого, а также доказать непроизвольность выделения воска пчелами. Функционирование восковых желез, по его утверждению, находится в зависимости от совокупности определенных жизненных условий, которые могут усиливать их деятельность или ослаблять. Этот вопрос, несомненно, представлял большой научный и практический интерес.

Г. А. Кожевников открыл придаточную смазочную железу в области жала, которая теперь известна как железа Кожевникова. Ученый вспоминал, как, увидев отчетливо выделяющийся на больших пластинках жала белый комочек и убедившись, что это железа, он удивился, что она до него никем не была замечена. Перерыл всю мировую литературу, отыскивая хоть какое-нибудь упоминание о ней. Прошел не один год, а исследователь все не решался заговорить о железе. Наконец, убедившись, что она никому не известна, сообщил о ней в 1900 г. в статье «К познанию кожных желез пчелиных и осиных». Это открытие было признано и вдохновило Кожевникова на дальнейшее изучение пчелы.

Всесторонне исследовал Григорий Александрович и жировые клетки пчелы — в самых разных стадиях их развития, в неодинаковых условиях существования насекомых. Он дал такое подробное описание видоизменения этих тканей у пчелы, какого не было сделано ни по одному насекомому вообще. Выдающийся биолог привел новые данные, объяснил значение жировых клеток в жизни личинки и взрослой пчелы, открыл особое свойство жировых клеток — способность поглощать продукты обмена веществ, попавших в кровь насекомого.

Как известно, в процессе распада питательных веществ часть их усваивается и используется организмом как источник энергии, а часть оказывается ненужной и выводится наружу органами выделения. Однако кое-какие продукты распада задерживаются в крови. Они-то и поглощаются жировыми клетками — эноцитами. У перезимовавших пчел в этих клетках Кожевников наблюдал мелкие светло-коричневые включения. Такие зернышки имелись и у маток, причем чем старше были матки, тем больше у них скапливалось включений — зернышек. У трехлетних маток жировые клетки, переполненные зернышками, почти теряли прозрачность. Ученый не без основания полагал, что этим накоплением обусловливается старение клеток и всего организма насекомого. У молодых пчел, которые летом живут очень мало, пигментных тел в жировых клетках не обнаруживается.

 

Спор разрешает ученый

На первом съезде русских пчеловодов, состоявшемся в 1893 г. в Петербурге, был поднят весьма важный для практического пчеловодства вопрос о роевых и свищевых матках. Так как мнение участников о качестве этих маток разделилось, съезд поручил присутствующему там профессору Г. А. Кожевникову провести сравнительный анатомический анализ роевых и свищевых маток, который помог бы выяснить истину.

Роль матки в производстве особей пчелиной семьи, как известно, трудно переоценить. Какова матка, такова и семья, а каковы семьи, таково пчеловодное хозяйство. И тем не менее матка в анатомическом и физиологическом плане была изучена намного хуже рабочей пчелы. Кожевников поставил перед собой цель — подробно изучить строение матки, и в первую очередь ее полового аппарата. Сравнительный анализ половых органов роевых и свищевых маток, впервые сделанный Григорием Александровичем, показал, что в исследованных им образцах и у тех, и у других число трубочек в одном яичнике колебалось в больших пределах — от 110 до 173. Однако многолетние данные убеждали в том, что у свищевых маток яйцевых трубочек обычно бывает меньше, чем у роевых. Плодовитость матки зависит не только от числа яйцевых трубочек, но и от их длины, то есть от количества камер, в которых образуются яйца. У свищевых маток камер в трубочке оказалось намного меньше — всего 5, а у роевых — 13. А ведь чем меньше камер, тем меньше у матки созревает яиц.

Недоразвитость яйцевых трубочек и меньшее их число Кожевников объясняет двумя причинами: неблагоприятными условиями выращивания свищевых маток и значительным возрастом личинок, из которых пчелы выводят маток. Он указывает, что свищевые маточники пчелы закладывают на личинках самого разного возраста. По его наблюдениям, у пчел, потерявших матку, наблюдается торопливость и неразборчивость в закладке маточников, иногда их закладывают даже на трутневых личинках. Возможна закладка и на пчелиных личинках старшего возраста, из которых уже не может сформироваться полноценный организм матки. Это и приводит к значительной недоразвитости яичников. Давно замечено, что среди свищевых маточников немало бывает уродливых и по размеру намного меньших, чем роевые.

Неблагоприятные условия развития свищевых маток отрицательно отражаются на размерах их тела, объеме яичников, а следовательно, и на плодовитости. Поэтому Кожевников считал, что для племенного дела свищевые матки непригодны, а выведенные в слабой семье вообще должны быть уничтожены. Самые лучшие — матки роевые, выращенные пчелами под влиянием инстинкта роения в благоприятных условиях. Не советовал выводить маток искусственно, если пчеловод в совершенстве не освоил матковыводного дела.

Г. А. Кожевников был чрезвычайно заинтересован уникальной, как он считал, с физиологической точки зрения способностью маток сохранять мужское семя в семяприемнике, не снижая его жизненности и активности несколько лет. Матки шмелей и ос, в частности, хранят в себе семя приблизительно в течение года. Ученый предполагал, что в семяприемнике создается какая-то особая, благоприятствующая этому среда, изучение которой весьма важно для науки и практической селекции. Кожевникову не суждено было узнать, что матка спаривается не с одним трутнем, как тогда считали, а с несколькими и может вылетать для встречи с самцами неоднократно. Поэтому запас мужского семени у нее огромный и генетически разнообразный. Честь открытия этого явления принадлежит также русскому биологу — В. В. Тряско, ценные работы выполнены и польским ученым Е. Войке.

 

Эволюционная теория подтверждена

В 1905 г. вышла в свет докторская диссертация Кожевникова, посвященная полиморфизму (многообразию форм) у пчелы и у других общественно живущих насекомых. Вопрос о возникновении разнообразия животных форм на земле — один из основных вопросов биологии. Выдающийся вклад в этом направлении внес Чарлз Дарвин своей классической работой «Происхождение видов». Дарвинскую эволюционную теорию целиком разделял и Кожевников. Его также интересовали морфологическая эволюция, действие у общественно живущих насекомых закона разделения труда, индивидуальные изменения под воздействием окружающей среды, переходные формы.

Останавливаясь на различиях в анатомическом строении особей пчелиной семьи, главное внимание Григорий Александрович сосредоточил на яичниках, не без основания полагая, что именно в развитии органов размножения надо искать возникновение различия пчелы и матки. Пчела и матка — женские особи, существа одного пола, но они коренным образом отличаются друг от друга и по внешнему строению, и по физиологическим функциям. Перед этой великой загадкой природы были бессильны многие ученые и натуралисты прошлого. Только в период расцвета материалистического естествознания и эволюционного взгляда на природу, когда уже была выработана новая методология познания органического мира, стало возможным на строго научной основе разрешить эту проблему.

Кожевников-анатом у рабочей пчелы искал признаки пола, к которому она принадлежит, а у матки — черты отклонения от первоначального типа самки, возникшие вследствие ее специфической роли в размножении. Ведь любая специализация организма идет обычно в ущерб другим его функциям, менее важным для жизни.

Профессор Григорий Александрович Кожевников

Исследователь проследил развитие яичника матки и пчелы в личиночной стадии и впервые установил весьма интересный факт. При росте личинки рабочей пчелы яичник ее, несмотря на ухудшенное питание, будто по инерции продолжает расти и число зачаточных яйцевых трубочек в нем бывает не меньше, чем у личинки матки. Лишь при превращении личинки в куколку происходит перерождение яичника и исчезновение большинства яйцевых трубочек. В результате такой дегенерации яичник рабочей пчелы превращается в конце концов в тонкую ниточку, в которой невозможно увидеть яйцевых трубочек. Столь существенная и совершенная система органов, как органы размножения, у рабочей пчелы доведена до такого состояния, что они уже не могут выполнять своего назначения. Из одного и того же яйца под влиянием внешних факторов, в частности питания, формируются неодинаковые организмы с различными, строго определенными и наиболее целесообразными для вида назначениями. Кожевников получил весьма полные данные о формировании организма пчелы в течение стадий личинки и куколки. Его изыскания намного опередили работы известного немецкого ученого Е. Цандера и других биологов, посвященные этой важнейшей проблеме.

Интересно, что у половых органов рабочих пчел воспроизводительную способность, хотя и весьма ограниченную, природа все-таки сохранила. При особых условиях, которые складываются в семье, у рабочих пчел с повышенным обменом веществ (этих пчел Кожевников назвал анатомическими и физиологическими трутовками) функционирование яичников в какой-то степени восстанавливается. Пчела-трутовка становится способной класть яйца. Причем число яйцевых трубочек в ее яичниках, по Кожевникову, колеблется от 3 до 53.

Анатомические и физиологические данные, экспериментально полученные исследователем, дали ему основание выдвинуть новую теорию происхождения пчелиной семьи. Григорий Александрович предполагает, что в очень отдаленное время не было такого различия между маткой и рабочей пчелой, какое наблюдается теперь. Видимо, тогда все женские особи пчелиной семьи откладывали яйца. Потом, в ходе длительной эволюции, органы и организмы специализировались. Одни органы усиливали свою деятельность, совершенствовались и в строении, и в функциях, другие, наоборот, снижали ее, переставали функционировать и постепенно атрофировались.

Самки (пчела и матка), специализировавшиеся по разным направлениям, развивались каждая по своему собственному эволюционному пути. Все лишнее для организма матки, что переставало работать, — восковые железы, железы, вырабатывающие молочко, аппарат для сбора пыльцы — становилось неустойчивым и в своем строении, и в своих функциях, теряло связь с центральной нервной системой, постепенно уменьшалось в размере, а потом исчезало в поколениях. Так стало и с органами размножения пчелы — яичником и особенно семяприемником, который не функционирует, превратившись в рудиментарный орган. Даже развитие яичника не отражается на его увеличении или каком-либо другом изменении. Как предполагает Кожевников, семяприемник пчелы подвергся обратному развитию раньше других частей венского полового аппарата, поэтому в наследственности прочнее закрепился его регрессивный характер.

У пчелы сильнее, чем у матки, развит мозг, слюнные железы, хоботок, то есть те органы, которые находятся в процессе деятельности. У матки очень сильно развился половой аппарат. Она превратилась по существу в «яйцекладущую машину», совершенно утратив способность собирать корм, строить соты, кормить личинок.

По мнению исследователя, матку надо считать представителем более первобытного типа, а пчелу — более молодым продуктом эволюции.

Сенсационным событием для пчеловодов и биологов было открытие Кожевниковым промежуточной формы между маткой и рабочей пчелой. Случилось это в июле 1919 г. на Измайловской опытной пасеке. В одном из маточников Григорий Александрович обнаружил не матку, а насекомое, которого никогда раньше не видел. По внешнему виду оно напоминало рабочую пчелу. Когда ученый вскрыл его, то увидел вполне развитые яичники, какие бывают у матки. На нижней поверхности брюшка находились типичные для рабочей пчелы восковые зеркальца, а на задних ножках — щеточки для сбора пыльцы. Верхние челюсти оказались такими же, как у пчелы, а хоботок, как у матки. В этом существе небывало совмещались признаки матки и рабочей пчелы, хотя на первый взгляд оно казалось вполне нормальным насекомым.

Если прежде, до дарвинской эволюционной теории, считали, что матка и пчела возникли как разные организмы, недоразвитие рабочих органов матки природа как бы компенсирует очень развитыми органами пчелы, то теперь эта теория уничтожалась.

«Теоретическое значение этой формы громадно, — писал о промежуточном насекомом Кожевников. — Мы имеем достаточно оснований видеть в ней живое воплощение той формы, которая, по нашим теоретическим соображениям, должна была существовать много тысячелетий назад, когда пчелы не были такими, каковы они теперь. Природа являет нам непрерывную цепь изменчивости».

Отыскивая параллели первобытным пчелам, ученый обращался к ближайшим их родичам — шмелям, еще не достигшим в своем развитии такой специализации. Шмелиная матка не только кладет яйца, но и выкармливает потомство, выделяет воск, строит гнездо, добывает нектар, совмещая в себе действия, которые в пчелиной семье выполняют и матка, и пчелы. По предположению Кожевникова, в доисторическое время пчелиная семья была в какой-то степени похожа на шмелиную. В ней также выводилось много маток (кстати, и теперь пчелы, особенно желтые кавказские, часто выводят очень много маток — до 160 в семье), и они также работали и производили потомство. Кроме маточных, у них были органы, присущие пчелам. Следы этих рабочих органов, и даже железы, выделяющие молочко, встречаются у отдельных экземпляров и поныне.

Г. А. Кожевников задался целью искусственно получить промежуточную форму насекомого. Пять лет ушло на опыты. Пять лет упорных поисков. И в какие только условия воспитания ни ставил он личинки. Летом 1924 г. на Тульской опытной станции пчеловодства он, наконец, добился успеха. Такую же переходную форму между пчелой и маткой ему удалось получить и на Измайловской опытной пасеке. Эволюционный путь медоносной пчелы был подтвержден экспериментально.

Как полагал исследователь, медоносная пчела еще не закончила своей эволюции, не успела приобрести окончательной устойчивости в своей организации. Поэтому для нее так характерна необычная изменчивость внешних признаков и важнейших внутренних органов, а в переходных формах даже восстановлен исчезнувший тип предков современной пчелы.

Разные формы особей медоносной пчелы есть одно из проявлений великого закона изменчивости, по которому создавалось все многообразие природы. Такой глубоко диалектический вывод сделан выдающимся биологом впервые в истории пчеловодной науки.

Г. А. Кожевников перенес общие принципы дарвинизма на пчеловодство. Зная эволюцию вида медоносных пчел, физиологию пчелиной семьи как единого организма, анатомию насекомых, ученый обратился к племенному делу, и в первую очередь к улучшению пчел методом отбора. Он указывал, что искусственный отбор—важнейший путь улучшения любой породы пчел и практическое пчеловодство должно основываться на нем. Пример тому — отбор естественный, когда сама природа отбирала все полезное и устраняла бесполезное.

В результате многовекового естественного отбора, который проходил в условиях постоянной борьбы за существование, получали право на жизнь более совершенные организмы, которые могли создавать сильные семьи, способные заготавливать большие запасы меда, переносить длинные суровые зимы. Сама среда и ее условия явились могучим фактором отбора.

Г. А. Кожевников выделяет главные признаки, по которым следует отбирать семьи для размножения, на племя — силу и медистость. Плохая семья не может быть сильной, а если ее масса невелика, она соберет и мало меда. Сила семьи, то есть число находящихся в ней пчел, зависит от качества матки, ее плодовитости. Если семья сильная и медистая, она несет в себе хорошие наследственные задатки. От нее-то и надо получать потомство.

Сама мысль о том, что в селекции пчел надо использовать те же методы, что и при селекции сельскохозяйственных животных (от хороших производителей — хорошее потомство), была для многих довольно новой, непривычной, биологически слабо разработанной. Прежде о племенном разведении рядовые пчеловоды не задумывались. Новые семьи обычно получали а результате роения. Искусственное роение и искусственный вывод маток только начинали входить в практику, техника матковыводного дела была весьма далека от совершенства, притом владели ею специально подготовленные люди. Оставался отбор по продуктивности и получение потомства от самых лучших семей — способ надежный и простой, доступный любому пчеловоду. Его-то Кожевников и рекомендовал практике. «Хорошие естественно роящиеся семьи, — писал он, — дадут самый лучший племенной материал».

Григорий Александрович одним из первых русских биологов довольно подробно коснулся вопроса передачи свойств от родителей — матки и трутней — своему потомству, опираясь на законы наследственности.

Брачные встречи матки с самцами в воздухе не позволяют установить, какие наследственные свойства передадут трутни потомству и как эти свойства сохранятся в поколениях. Племенное разведение в пчеловодстве из-за этого весьма затруднено. Научная разработка генетики медоносных пчел, как справедливо считал Кожевников, начнется только тогда, когда будет точно известно, с какими трутнями спарилась матка. Как видим, он довольно отчетливо поставил проблему, которую потом будут разрабатывать биологи, имея уже в руках и инструмент для искусственного осеменения маток, и более совершенную методику генетического анализа.

 

Загадка инстинктов пчел

Сложная и удивительная организация жизни пчел издавна привлекала к себе натуралистов и пчеловодов. Пчелам приписывали разумность в действиях, говорили об их чувствах (в понятии, приложимом к человеку), восторгались умением соблюдать в гнезде порядок. Даже крупные ученые в конце прошлого столетия полагали, что матка по своему желанию кладет яйца оплодотворенные или неоплодотворенные. Такое направление в биологии оказалось бессильным научно объяснить факты и явления, наблюдаемые в жизни семьи пчел. «Можно с уверенностью сказать, — говорил Кожевников на лекции «Жизнь пчел», прочитанной на пчеловодной выставке в 1893 г., — что пчелам всегда удивлялись. Удивлялись им и тогда, когда многое из их жизни было уже известно и объяснено. Удивление это доходит у некоторых писателей до восторженности. Но естествоиспытателю нечего восторгаться и умиляться перед явлением природы — ему надо дать ему объяснение».

Г. А. Кожевников, опираясь на учение знаменитого русского физиолога И. М. Сеченова, открывшего новые пути к пониманию деятельности центральной нервной системы, и на труды академика И. П. Павлова о рефлексах, по-иному подошел к познанию жизни медоносных пчел и их поведения. Григорий Александрович исходил из того, что вся деятельность пчелы, как и любого другого животного, находится в непосредственной зависимости от нервной системы. Идея ведущей роли нервной системы в регуляции деятельности пчел и пчелиной семьи как самостоятельного организма дала ему возможность принципиально по-новому и глубоко научно объяснить все жизненные процессы пчелиной семьи и функции отдельных ее членов.

У медоносной пчелы нервная система очень хорошо развита. Она, как и у других высокоорганизованных животных, состоит из центральной, периферической и симпатической систем. Оказалось непростым, а для многих натуралистов недоступным понять механизм действия нервной системы пчелы. Эта область продолжала оставаться совершенно неисследованной. Г. А. Кожевников принялся за более глубокое изучение нервной системы пчел и их инстинктов. В 1895 г. он пишет статью «Дарвин об инстинктах пчел». Кожевников хотел знать, какие стороны жизни пчел особо заинтересовали великого естествоиспытателя, чтобы и самому подумать над ними. В том же году была опубликована его другая статья — «К вопросу об инстинкте пчел», в которой он сообщает о своих экспериментах по изучению строительного инстинкта пчел, изумлявшего натуралистов и ученых. Он еще раз подтвердил, что «умение» строить соты у пчел врожденное. Инстинктом он объясняет также непреодолимое стремление только что родившихся маток убивать друг друга.

Поскольку инстинктивные действия, выработанные в процессе эволюции, обычно целесообразны и необходимы для жизни организмов, то они по своему существу должны служить и на благо всего вида. С таких позиций подошел Кожевников к объяснению жизнедеятельности пчелиной семьи в целом. Поведение медоносных пчел представляет собой цепь инстинктивных действий в ответ на какие-либо раздражители. Инстинкт добычи корма, в частности, указывал ученый, врожденный, однако чем больше в природе появляется нектара-раздражителя, тем сильнее стремление пчел собирать его. Раздражителем оказываются и пустые соты, поставленные на гнездо. Они тоже усиливают летную энергию.

Знание инстинктивной деятельности медоносных пчел, как считал Кожевников, дает возможность пчеловодам-практикам применять более сильные средства воздействия на пчел и повышать их продуктивность. Инстинктами пчел, таким образом, можно управлять, определенными средствами вызывать их к действию, если они выгодны, или задерживать, тормозить, если нежелательны.

Совет приспосабливаться к жизни пчелиной семьи и не изменять ее Кожевников считал неверным и утверждал, наоборот, активную позицию практики. Даже морфологическое изучение особей пчелиной семьи, в том числе строение их отдельных органов, он увязывал с практическими задачами, указывая на факторы внешней среды, так или иначе влияющие на их функцию.

Принципиально по-новому Кожевников раскрыл и биологию роения — явления весьма сложного, характерного в природе только для медоносных пчел. Он исходил из исторически сложившегося своеобразия самой пчелиной семьи. Матка и трутень не в состоянии произвести новой семьи пчел, так как не могут ни построить гнезда, ни выкормить личинок. Не дают потомства и рабочие пчелы: они бесплодны. Существование вида может обеспечить только сообщество особей — матка, трутни и рабочие пчелы. Поэтому при роении и происходит отделение части пчел, матки и трутней от старой семьи.

Больше того, для процветания вида одного роя недостаточно, поэтому семья обычно готовит и отпускает несколько роев. Из них, конечно, выживут не все. В результате естественного отбора останутся самые сильные, энергичные, добычливые.

После зимовки в семье пчел трутней не бывает, а поскольку без них новой биологической единицы произвести нельзя, то начавшая готовиться к роению семья приступает к их выращиванию. В этом Кожевников видит первое, самое раннее проявление инстинкта размножения. Далее на роение указывает постройка пчелами мисочек — особых ячеек, совершенно непохожих на обычные ячейки сотов, с иным назначением, требующих от пчел оригинальных технических приемов. Потом — засев их яйцами, - воспитание маток. Таковы выделенные ученым этапы подготовки семьи к роению.

Он подробно останавливается на поведении готовящейся к роению семьи снижении работоспособности» пчел, уменьшении яйцекладки матки, скоплении пчел в гнезде. Какая поразительная реакция семьи на появление в гнезде маточников! Как качественно меняется ее физиологическое состояние. И все это биологически оправдано. Но естественное роение с точки зрения практики, как считал Кожевников, невыгодно. Роящаяся семья собирает мало меда, поэтому по возможности его не следует допускать.

Г. А. Кожевников отмечает, что, кроме врожденного стремления пчел к роению, существуют условия среды, которые так или иначе влияют на его ход (часто условия, благоприятствующие роению, ошибочно принимают за его главные причины). Изменяя условия искусственно, можно воздействовать на роевой инстинкт и не дать возможность ему обостриться или даже разрушить возникшее роевое состояние, сохранить работоспособность пчел и матки, иначе говоря — контролировать роение. Такой подход к одному из центральных и очень сложных явлений в жизни пчел чрезвычайно важен для практики и вполне соответствует задачам современного пчеловодства.

Довольно глубоко изучал Григорий Александрович биологию зимующей семьи, в теоретическом отношении еще недостаточно разработанную. Он пришел к выводу, что пчелы скучиваются и образуют клуб в результате реакции на низкие температуры, что температура клуба пчел и температура внутри улья совершенно разные. Клуб имеет способность изолироваться от окружающей среды и создавать свой, необходимый для нормальной жизнедеятельности микроклимат. Развивая теоретические положения А. М. Бутлерова о зимовке пчел, Кожевников раскрывает и механизм теплообразования, указывая на физические и биологические факторы. Источник тепла — поедаемый пчелами мед. Но тепло производят пчелы и благодаря движению в клубе. При трении очень быстро повышается температура. Как утверждает Кожевников, способность производить тепло находится в прямой зависимости от развития дыхательной системы. Усиленное движение требует интенсивной работы органов дыхания. У пчел трахейная система как раз чрезвычайно сильно развита. Она пронизывает все их тело. Благодаря такому строению органов дыхания все перепончатокрылые насекомые по сравнению с другими способны поднять температуру тела за очень короткое время.

Без особых усилий пчелы создают и поддерживают в клубе нужную температуру. Указывает ученый и на одну из главных опасностей для пчел зимой — сырость и отсутствие вентиляции. В итоге приходит к выводу, что зимовка на открытом воздухе более соответствует природе пчел, чем зимовка в помещениях.

 

Болезнь названа нозематозом

В 1912 г. на Измайловской опытной пасеке Кожевников обнаружил споры ноземы — паразита, вызывающего у пчел понос и ослабление организма. Споры ноземы открыл немецкий ученый Е. Цандер в 1907 г., но русским пчеловодам они были мало известны.

Болезнь, вызываемую ими, Кожевников назвал нозематозом (термин так и вошел в пчеловодную литературу), организовал систематические наблюдения за пораженными семьями и установил, что смертность больных насекомых прогрессирует во второй половине зимы. Оставшиеся в живых пчелы, тоже зараженные, погибают вскоре после весеннего облета.

Г. А. Кожевников первым в России описал течение болезни, обратил внимание пчеловодов на ее чрезвычайную опасность. Действительно, от поноса погибали тысячи семей, в иные годы вымирали целые пасеки. Такое положение наблюдалось издавна и особенно в местах с длинными зимами, недостаточными запасами меда или плохими кормами.

Не меньшей, а во много раз больший урон несло пчеловодство и от ослабления семей, от потери работоспособности, которые наступали в результате болезни. Кожевников не без основания считал нозематоз одной из важных причин, резко снижающих доходность русского пчеловодства.

Более детальное ознакомление с состоянием пасек показало, что нозематоз распространен очень широко. В то время еще не было лекарств от нозематоза. Григорий Александрович первым предложил санитарно-гигиенические и зоотехнические меры, вошедшие потом в практику борьбы с болезнью. Среди них не только обновление гнезда и жилища, но и улучшение условий зимовки, предупреждение образования сырости, сокращение безоблетного периода, обилие кормов.

Кожевников считал необходимым запретить вывоз пчел и маток из зараженных зон, включить в борьбу с болезнью ветеринарных специалистов, привлечь к этому ветеринарные и зоологические лаборатории, биологов и врачей. «Я считаю весьма неправильным, — говорил он, — что ветеринарное ведомство, имеющее в своем распоряжении специальные лаборатории и технический персонал, ветеринарное законодательство, не включает пчелу в круг своего ведения». Борьбу с нозематозом он поднимает на уровень важнейших государственных задач.

Неоднократно ученый выступал в печати, на разного рода совещаниях, пчеловодных съездах, предупреждал об исключительной опасности нозематоза, сообщал о новых исследованиях зарубежных ученых, призывал к более глубокому изучению болезни, предлагал энергичные организационные меры защиты здоровья пчел, сам принимал в этом активное участие. По поручению Наркомзема в лаборатории зоологического музея университета Кожевников и его сотрудники исследовали на нозематоз присылаемый с мест патологический материал. Это давало возможность обнаружить вспышки и очаги болезни, установить районы, пока свободные от нее. Только после такого изучения эпизоотической ситуации можно было организовать плановую борьбу с нозематозом, разработать карантинные меры. По убеждению ученого, нозематоз своей распространенностью и массовостью поражения намного страшнее гнильцов.

 

Исследователь и популяризатор

Большую часть своих исследований и экспериментов Кожевников провел на Измайловской опытной пасеке, расположенной в окрестностях тогдашней Москвы, в липовом лесу. С этим небольшим, но хорошо известным своей опытной, учебной и просветительской деятельностью в России пчеловодным заведением ученый установил связь еще будучи студентом Московского университета по совету своего руководителя профессора А. П. Богданова, возглавлявшего Русское общество акклиматизации животных и растений. А после женитьбы вместе с семьей каждое лето проводил здесь.

Вековой липовый лес, где находилась пасека, или, как ее тогда называли, образцовый пчельник, был чудесен. В прошлом это было место царских охот, а в более позднее время дикие звери водились только за изгородью заповедных участков. С пасекой, славившейся богатством хранящихся в ее музее редких экспонатов, лабораторией, оснащенной лучшим по тому времени оборудованием, связали свою судьбу многие видные представители отечественного пчеловодства.

На Измайловской пасеке Кожевников подготовил почти все материалы для двух своих диссертаций — магистерской и докторской, открыл новую железу в области жала, первым в России исследовал нозематоз, обнаружил переходную форму между маткой и рабочей пчелой, анатомировал свищевых и роевых маток и выполнил массу других работ по анатомии и физиологии пчелы.

Измайловская пасека была для Кожевникова вторым университетом, где он формировался как исследователь медоносной пчелы и ученый пчеловод.

Вскоре после основания пасеки на ней начали действовать пчеловодные курсы. Это было первое в России учебное заведение по пчеловодству такого типа. Он сразу же начал там читать лекции и вести практические занятия по биологии пчел. Десять лет, с 1910 по 1920 г., Григорий Александрович заведовал Измайловской опытной пасекой. За это время дальнейшее развитие получила здесь научно-исследовательская и учебная работа. Руководил он и курсами. Новый директор добился разрешения на обучение женщин, хотя раньше на курсы принимали только мужчин.

Значение курсов и требования ко всем поступающим с приходом Кожевникова значительно повысились, особенно к курсам подготовки инструкторов по пчеловодству, от которых во многом зависело развитие отрасли на местах.

Пчеловодство — занятие особое, не для всех пригодное, требующее определенного склада характера и других природных качеств. А инструкторское дело еще более трудное, беспокойное. Инструктор не только должен хорошо знать теорию и практику пчеловодства, но и обладать организаторскими способностями, уметь выступать перед аудиторией. Всему этому и учили в Измайловке, постоянно расширяя и углубляя программу курсов. В 1912 г. впервые начали преподавать пчеловодную ботанику как самостоятельный предмет, с 1915 г. — химию меда и воска, технику пчеловодства. Сам Кожевников вел естественную историю пчелы и теорию пчеловодства - основные предметы. Ими он обычно торжественно открывал каждый новый учебный год.

Сотни пчеловодов и инструкторов пчеловодства обязаны Кожевникову фундаментальными знаниями биологии медоносных пчел. Его блестящие лекции, всегда насыщенные глубокими мыслями и новыми сведениями, каких еще не было в учебных пособиях, учащиеся слушали с захватывающим интересом. Кожевников старался возбудить у них интерес к научному изучению пчелы и ее жизни, указывал на перспективу, которая открывалась перед наукой и практикой. Влияние его на учебную аудиторию было огромно. Окончившие курсы обычно увозили с собой сделанные ими в лаборатории препараты по анатомии пчелы, матки и трутня, которые им могли служить пособиями в педагогической и просветительской деятельности, в пропаганде научных знаний о пчеле среди народа.

Г. А. Кожевников проводил и так называемые воскресные беседы с посещавшими пасеку любителями природы. Эти популярные беседы, принявшие характер краткого учебного курса, собирали огромное количество людей, интересовавшихся пчеловодством. Беседы приобщали к пчеловодству многих крестьян и рабочих, расширяли знания о живой природе.

Изменялась и сама пасека. На ней с познавательной целью устанавливали ульи разных систем, отрабатывали новые приемы ухода за пчелами, обогащали коллекционный участок медоносными растениями. Укрепляли ц ее материальную базу. Во всем этом проявлялись незаурядные организаторские способности руководителя пасеки.

В Измайлове впервые в нашей стране была сделана кинолента о пчелах и пчеловодстве. В 1914 г. при непосредственном участии Кожевникова в съемках был создан фильм о пасеке, где запечатлены все работы сезона — с ранней весны до осени. Некоторые из них, в частности вывод маток, выполнены самим Кожевниковым.

Исключительно заботливо относился Григорий Александрович к подготовке научных кадров. Он становился руководителем научных работ тех слушателей Измайловских инструкторских курсов, которые обнаруживали интерес и склонность к биологическим исследованиям. В Московском университете по его предложению было введено преподавание пчеловодства. Главный предмет — научные основы пчеловодства — вел он сам. Студенты-старшекурсники проходили производственную практику на Измайловской опытной пасеке. Эта летняя практика считалась необходимой школой для будущих научных работников. В университете Кожевников организовал биологический кружок, в тематике занятий которого большое место занимало пчеловодство. Кружковцы под влиянием своего руководителя, влюбленного в медоносную пчелу, приобщались к научному творчеству.

Профессор мечтал о том, чтобы давать людям высшее специальное пчеловодное образование, готовить специалистов на опытных пчеловодных станциях. Ученому посчастливилось увидеть, как мечты его воплощаются в жизнь в наше советское время.

Г. А. Кожевников понимал, что без науки не может двигаться вперед пчеловодная практика и потому восторженно приветствовал появление в Советской России опытных пчеловодных станций, возлагал на них большие надежды. На Тульской опытной станции, которая многие годы пользовалась его авторитетными консультациями, он сам провел немало блестящих исследований, гордился успехами русской пчеловодной науки, и в первую очередь биологии, считал большим событием открытие в нашей стране Научно-исследовательского института пчеловодства.

Как ученый, Кожевников работал над пчелой так, будто все начинал сначала, старался быть зорче и внимательнее своих предшественников. Точные лабораторные методы, строгий анализ фактов, умение видеть в них общие закономерности, обоснованные логические выводы — вот стиль его работы. Добытые им факты рождали научные теории.

Под руководством профессора Г.А.Кожевникова выросли известные биологи — В. В. Алпатов, П. М. Комаров, Ф. А. Тюнин, Л. А. Перепелова, которые, развивая естественноисторические идеи своего учителя, внесли много ценного в науку о медоносной пчеле.

Г. А. Кожевников не замыкался в стенах учебных аудиторий и лабораторных кабинетов. Это был ученый широкого общественного диапазона. Практически ни одна пчеловодная выставка в России не обошлась без него. Мнение этого крупнейшего специалиста-биолога считалось весьма авторитетным. На выставках он был или одним из организаторов, или членом экспертной комиссии, или лектором. Пчеловодные выставки он, как и Бутлеров, считал одной из эффективных форм пропаганды знаний о пчеле и прогрессивных приемах пчеловодства среди широких слоев населения.

В 1890 г. он много сделал по устройству выставки на Измайловской пасеке, запомнившейся русским пчеловодам богатством экспонатов и превосходнейшими лекциями. Здесь во главе экспертной комиссии стоял профессор И. А. Каблуков, с которым еще ближе познакомился Г. А. Кожевников и сошелся во взглядах. За это короткое время он многому научился у Каблукова, перенял стиль его работы, принципиальность и объективность в оценке экспонатов. Это ему очень пригодилось в дальнейшем.

Вместе с первой передвижной выставкой Григорий Александрович проплыл до Серпухова, объясняя посетителям коллекции по биологии пчел. Встречались пчеловоды, даже не новички в своем деле, которые раньше никогда не видали матку и с интересом разглядывали ее на выставке. Кожевников понимал, как труден путь крестьянина от привычной для него колоды к рамочному улью, и старался делать все возможное, чтобы пчеловоды получше узнали жизнь пчел. Он замечал, что крестьяне тянутся к знаниям, убеждался в громадной пользе выставки и верил в успех дела.

Для второй плавучей выставки он также подготовил великолепно выполненные коллекции по анатомии и биологии пчелы, соты разного возраста, препараты, показывающие строение стенок пчелиных ячеек, образцы пчел разных пород. Кроме сопровождения экскурсий, Кожевников на этот раз занимался и исследованиями фауны берегов Оки, богатой и своеобразной. За активное участие в выставке, распространение пчеловодных знаний он был награжден большой серебряной медалью Русского общества акклиматизации животных и растений.

На первой пчеловодной выставке Русского общества пчеловодства, состоявшейся в октябре 1893 г., Григорий Александрович прочитал великолепную лекцию «Жизнь пчел», в которой раскрыл все многообразие явлений, протекающих в сообществе этих насекомых, их эволюцию. Он показал, как интересна жизнь пчел — этой частицы живой природы. «Любите пчелу, наблюдайте ее, изучайте ее, — призывал он, — и в этом изучении черпайте стремление к познанию всей природы».

Пчеловодный отдел Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде (1896 г.) порадовал Кожевникова пропагандой повсеместно возникающих центров распространения пчеловодных знаний — учебных, опытных и школьных пасек, пчеловодных обществ. С удовольствием знакомился он с успехами крупных пасек промышленного типа. В них он усматривал один из путей развития пчеловодства России.

Неоднократно посещал ученый пчеловодные выставки и за рубежом. С парижской выставки, в частности, он привез немало экспонатов, которые демонстрировал во время лекций и занятий с пчеловодами. Григорий Александрович читал лекции по биологии пчел на нескольких курсах пчеловодства в Москве, выезжал в Башкирию, Тульскую область, проводил публичные тематические беседы в Московском зоологическом саду и в других местах. Это было время широчайшей пропаганды пчеловодных знаний.

Г. А. Кожевников участвовал почти на всех пчеловодных съездах, конференциях и совещаниях, представлял русскую пчеловодную науку на международных конгрессах во Франции и Голландии.

* * *

Г. А. Кожевников обладал исключительной энергией и работоспособностью. Он, кажется, успевал всюду: читал лекции студентам университета, выступал с докладами и сообщениями в обществах, выезжал в экспедиции, писал учебники, вел громадную переписку с пчеловодами, сотрудничал в журналах. Им написана масса научных и популярных статей на самые разные темы — о биологии и болезнях пчел, медоносных растениях и выставках, опубликованы рецензии на русские и иностранные книги по пчеловодству. Его работы печатали почти все выходящие в России и многие зарубежные пчеловодные периодические издания.

Блестяще образованный, изумлявший всех своей осведомленностью, он писал просто и увлекательно. В его превосходных статьях сочетались ум ученого, страстность публициста и слог литератора. Так написаны и его классические книги: «Породы пчел и способы их улучшения», «Как живут и работают пчелы», «Естественная история пчелы», «Биология пчелиной семьи».

Успехи современной биологии бесспорно стали возможны благодаря выдающемуся вкладу профессора Г. А. Кожевникова в изучение жизни медоносных пчел.

 

К Руту за океан

В жизни людей, незаурядных по натуре, бывают периоды, в которые особенно ярко проявляется характер, раскрывается их общественная значимость. В жизни Титова одним из таких периодов стала поездка в США.

Мысль поехать в эту самую развитую из всех капиталистических стран мира возникла у Титова не случайно. Ему хотелось собственными глазами увидеть промышленное пчеловодство, самому поработать на крупных американских пчеловодных фермах, во всех тонкостях освоить принятую там высокопроизводительную технологию, а потом вернуться домой и здесь, на родине, воспользоваться ею. Решение было подсказано духом времени, возрастающим интересом к промышленным методам ведения хозяйства.

Бурное развитие капитализма в России, пропаганда рациональных приемов пчеловодства, начатая А. М. Бутлеровым и принявшая широкий размах, обширная информация о зарубежном пчеловодстве и особенно достижениях американских промышленников отразились на состоянии русского пчеловодства на рубеже двух веков.

Даже в глухих лесных селениях Вятской губернии энтузиасты пчеловодства И. Е. Шавров, С. К. Красноперов и другие успешно внедряли рамочные ульи, распространяли передовые приемы через всевозможные курсы, образцовые пасеки, выставки, местную периодическую печать. Вот такие пчеловодные курсы, организованные Красноперовым при Нартасской сельскохозяйственной школе, где была учебная пасека и мастерские по изготовлению вощины и ульев, посещал уржумский крестьянин Абрам Титов. Способный молодой человек вскоре стал заведовать крупными пасеками местного землевладельца.

В 1897 г., когда в Уржумском земстве учредили должность разъездного пчеловода, он занял ее. Деловой и энергичный земский пчеловод давал заказы местным кустарям на дымари, лицевые сетки, кормушки, медогонки, ульи, рамки и снабжал ими пчеловодов, организовал собственную показательную пасеку и обучал на ней крестьян рациональному пчеловодству, на паях купил вальцы Рута и наладил производство искусственной вощины, которую рассылал потом почти во все концы России. Это была самая дешевая в то время вощина.

Титов видел, как изменялось, обновлялось и перестраивалось пчеловодство, как охотно тянулись за советами и знаниями люди, понявшие, что без этого теперь уже невозможно успешно вести дело. Но он знал и другое: как далеко вперед ушли американские пчеловоды, о достижениях которых много писали русские пчеловодные журналы.

Смелая, очень смелая мысль поехать в США овладела им. Не остановили вятского крестьянина ни скромные средства, на которые он мог рассчитывать, ни даже незнание иностранного языка. Друзья, горячо разделявшие решение Титова, помогли деньгами.

И вот Абрам Евлампиевич в Петербурге у Геннадия Петровича Кандратьева. Редактор «Вестника иностранной литературы пчеловодства», конечно, лучше других знал мировое пчеловодство, особенно американское, был в личной дружбе, поддерживал письменные и деловые связи со многими выдающимися зарубежными пчеловодами. Титов, естественно, надеялся на его помощь.

Целый вечер провели они вместе, обсудили цель и маршрут поездки, набросали рекомендательные письма. Кандратьев был поражен начитанностью своего собеседника, его умом, решительностью и высокими устремлениями служить обществу. Ради этого он по доброй воле надолго оставлял семью, хозяйство и один, не зная ни слова по-английски, отправлялся в длительное и небезопасное путешествие. В Титове Геннадий Петрович увидел новый тип русского пчеловода, сформировавшийся благодаря усилиям выдающихся просветителей, к которым по праву можно было отнести и самого Кандратьева.

«Я был бесконечно счастлив, — признавался он потом, — что Василий Михайлович Изергин (В. М. Изергин принял от Г. П. Кандратьева редактирование «Вестника иностранной литературы пчеловодства». — И. Ш.) свел меня с Титовым...»

Было решено направить Титова к швейцарцу Э. Бертрану, от которого, по словам Кандратьева, шли лучи «ко всем светилам пчеловодства и по этим лучам к кому угодно доберешься». С рекомендательным письмом Кандратьева в декабре 1902 г. Титов покинул Петербург.

Поезд помчал его в Женеву. Впервые оказавшись в чужих краях, Титов не отрывался от окна, мысленно отмечая в увиденном все, что касалось пчеловодства. В горах Швейцарии он обратил внимание на небольшие пасеки на склонах гор, состоящие из рамочных ульев системы Дадана или подобной ей, попадались пчельники, как ив России, из неразборных колод с соломенными колпаками. И здесь уходило в прошлое старое пчеловодство. Нередко по сторонам дорог встречались павильоны, которые он видел впервые, — их на родине ни у кого не было. Очевидно, на зиму здесь пчел не убирали в помещения. Судя по многочисленности пасек, пчеловодство занимало не последнее место в сельском хозяйстве этой страны.

Знаменитый Эдуард Бертран, редактор швейцарского пчеловодного журнала, известный во всех странах мира как автор классического труда «Уход за пчелами» (в переводе Кандратьева он был издан и в России), встретил Титова приветливо, но с нескрываемым любопытством. Любезный хозяин, объяснявшийся с гостем через переводчика, помог Титову дельными советами, дал точные сведения о лучших американских пасеках, снабдил рекомендательным письмом к Руту, своему большому другу, которого убедительно просил помочь «симпатичному русскому господину». Для Титова это было очень важно, хотя у него в руках были и другие ходатайства и отношения.

Не теряя ни минуты, заторопился он во Францию на первый же отходящий в Америку пароход.

«Мое путешествие, — сообщал потом Титов в своем первом письме домой, — совершилось благополучно, хотя и не без приключений. 31 января высадился в Нью-Йорке, где пробыл три дня. Завтра буду у Рута».

Титов давно мечтал попасть к Амосу Руту — ведущему пчелопромышленнику США, владевшему не только крупными пасеками, оборудованными по последнему слову науки и техники, но и заводами, где изготовляли ульи и другие первоклассные предметы пчеловодства, завоевавшие мировой рынок. То же настоятельно советовал ему и Бертран.

С помощью добровольных переводчиков Титов представился Руту, изложил цель своего приезда. Желание его исполнилось: он был принят в качестве практиканта. Случилось так, что Титову сразу пришлось заняться племенным делом и технологией промышленного матководства.

В США разводили пчел итальянской породы, которую считали лучшей. Преимущество итальянок перед местной породой, ранее завезенной переселенцами из Европы, по продуктивности и другим качествам было установлено в самых разных условиях климата и взятка, поэтому золотистые итальянки повсеместно энергично вытесняли темных пчел. Но американцы уже пользовались и помесями, которых получали от скрещивания чистокровных итальянских маток с местными трутнями темной породы. Эти матки давали пчел-полукровок, обладавших по сравнению с чистокровными итальянскими, не говоря уж о местных, очень высокой продуктивностью.

На матковыводных пасеках получали улучшенных маток новой так называемой красноклеверной породы, выведенной селекционерами путем отбора и подбора производителей. Эти матки пользовались у пчеловодов особым спросом. Слава о них распространилась далеко за пределы страны. Тысячи маток новой породы экспортировались в Англию, Францию, Германию и другие европейские страны.

Американские итальянки, по словам Титова, «ужасно заинтересовали» его. В большом количестве их получали и на матковыводных пасеках-питомниках Рута, где племенное дело было поставлено на научную основу и исключительно большое внимание уделялось подбору и качеству производителей.

Титов вскоре отправил по почте в Россию двух маток-итальянок американской селекции. Ему хотелось испытать их на родине, где, как он считал, с породами не все обстояло благополучно. «Нам надо искать лучших, самых продуктивных пчел. Уклоняться от налагаемой обязанности, — писал он, — было бы грешно и, пожалуй, стыдно».

Опыт пересылки маток из Америки в Россию был первым и пока единственным в истории пчеловодства. Ему Абрам Евлампиевич придавал особое значение. Он видел, какие масштабы приняла пересылка маток в США, какую выгоду приносило это пчеловодам-промышленникам — и тем, кто их производил, и тем, - кто покупал. В специализации пчеловодных хозяйств, одних — на массовом производстве маток, других, которые потребляли этих маток, — на производстве меда, русский пчеловод усматривал важнейшую особенность промышленного производства США. Без такой специализации он уже не мог себе представить завтрашнего дня пчеловодства России.

Матки, посланные в Петербург, в адрес редакции журнала «Вестник иностранной литературы пчеловодства», дошли благополучно. Но Титова все-таки интересовало их состояние после длительной транспортировки, число погибших в пути пчел-проводниц, количество оставшегося несъеденным корма, подсадка в семьи — вопросы очень важные при пересылках вообще, а сверхдальних — особенно.

Способ почтовой пересылки маток, которым успешно пользовались американцы, был отработан ими до совершенства. Это касалось не только конструкции пересылочной клеточки — портативной и удобной, в которой было предусмотрено все необходимое для жизни матки в пути. Матку обязательно пересылали вместе с рабочими пчелами. Они ее кормили, в их окружении она чувствовала себя нормально. Матку и пчел снабжали полноценным кормом — канди, в состав которого входил мед и толченый сахар. Довольно густая питательная масса хорошо удерживалась в кормовом отделении. Корма хватало на длительный срок. В России в это время маток по почте продолжали пересылать в небольших семейках на сотах с медом.

 

Клеточка, принесшая славу

Титову не раз приходилось самому упаковывать и отправлять большие партии маток заказчикам в другие штаты и страны и получать в отличном состоянии их из Италии. Кстати, при выписке племенных маток для себя Рут вместе с заказом высылал в Италию свои клеточки, уже заправленные кормом и даже с напечатанными адресами. Это не только ускоряло пересылку, но и устраняло случайности, гарантировало сохранность маток.

Но подсадка маток в семьи продолжала оставаться трудоемкой и не всегда надежной. Американские пчеловоды пользовались двумя клеточками: одной цилиндрической, предложенной Стэнлеем, — при выводе маток (в нее помещали зрелый маточник), другой миллеровской — непосредственно для подсадки в гнездо семьи. Переселение матки из одной клеточки в другую, в особенности когда маток было много, требовало очень больших затрат времени и терпения. Случались и неудачи. Титов, работая рядовым пчеловодом на матковыводных пасеках Рута, сам испытал все эти неудобства. Целесообразнее, казалось, совместить клеточку-инкубатор с клеточкой для подсадки. Тогда вышедшую из маточника матку без каких-либо затрат труда можно было бы дать безматочной семье.

Такую маточную клеточку и изобрел Абрам Титов. Он сообщил об этом своим соотечественникам в статье «Способ подсаживания маток в безматочные семьи и удобная для этого клеточка», написанной специально для пчеловодов России и опубликованной в «Вестнике иностранной литературы пчеловодства». «Скомбинированная мной клеточка, — писал автор, — была в 1903 г. практически применена на пасеках Рута и К° и найдена самой удобной, и с настоящего 1904 г. на пасеках Рута будут употребляться клеточки только такого устройства».

Клеточка Титова, как ее стали называть в США, а потом в России и во всем мире, предполагала использование самого распространенного среди американских пчеловодов, надежного и практичного способа подсадки маток с помощью корма. «Я лично применял его минувшим летом на пасеках Рута в нескольких тысячах случаев, — писал Титов, — и потому с совершенной уверенностью могу рекомендовать его русским пчеловодам как один из верных способов подсаживания маток».

Сущность этого способа состоит в том, что матку из клеточки в гнездо выпускает не пчеловод, а сами пчелы. Вот как это происходит. Заключенную в клеточку матку вносят в улей и оставляют там до тех пор, пока она не приобретет запаха семьи и пчелы через сетчатые стенки не вступят с ней в контакт. Отверстие в деревянной колодке клеточки заполняют кормовой массой — канди. Пчелы, поедая ее, постепенно очищают отверстие и выпускают матку. Кстати, над своим освобождением трудится и матка. Когда канди остается мало, головка матки встречается с головками пчел, устанавливаются кормовые связи, которые сближают пчел с маткой. Первыми вступают в контакт с ней пчелы с наполненными медовыми желудочками, а они, как известно, спокойнее и миролюбивее обычных. Все это и определяет благополучный прием матки семьей. Если матку в клеточке нужно продержать более суток, то под металлическую пластинку с отверстием подкладывают кусочек мягкой бумаги. Или отверстие с кормом закрывают пластинкой наглухо и только после определенного срока (через два-три дня) открывают доступ пчелам к канди.

Изобретение Титова было высоко оценено американскими пчеловодами. «Вот вам простой русский крестьянин!» — восторгался профессор Филлипс, а Рут назвал его одним из самых деятельных и искусных своих пчеловодов.

Титову, бесспорно, хотелось, чтобы клеточкой как можно скорее воспользовались пчеловоды России. Сразу же после ее испытания он выслал образец в Вятку в мастерскую пчеловодных принадлежностей для массового изготовления. В том же 1904 г. в русских пчеловодных журналах было напечатано объявление о том, что желающие могут выписать из Вятской губернии «новые маточные клеточки Титова по цене за штуку 15 копеек...».

Пчеловоды России получили, как тогда говорили, превосходный «снаряд», который, как известно, не потерял своей ценности до сих пор.

Матковыводное дело интересовало Титова и с технологической, и с коммерческой стороны. Он собирал сведения о реализации маток внутри США, рассылке в разные страны мира, выписке их из Европы, изучал организацию торговли, связи поставщиков и потребителей. Опыт американских промышленных матководов был в этом отношении поучительным, и им следовало воспользоваться.

Деловые качества Титова позволили Руту уже в конце первого года работы практиканта доверить ему заведование всеми матковыводными пасеками компании. В этой должности он оставался до возвращения на родину.

Абрама Евлампиевича очень занимало промышленное медово-товарное пчеловодство, для ознакомления с которым он посетил немало крупных пчеловодных хозяйств и фермерских пасек в Огайо, Калифорнии и других штатах. Он путешествовал по США, как сообщал в одном из писем, «для того, чтобы увидеть разницу в способах ведения там пчел». И несмотря на эту разницу (она определялась медосборными условиями и мастерством пчеловодов), всюду на промышленных пасеках пчел содержали в ульях Рута на рамку Лангстрота.

Американские пчелопромышленники считали очень прибыльным делом перевозки пчел по стране. Титову тоже пришлось кочевать с пасеками Рута в далекую Калифорнию и основательно изучить технику перевозки ульев по грунтовым и железным дорогам, в равнинных и горных местностях.

Энергия и трудоспособность русского пчеловода казались неисчерпаемыми и вызывали восхищение даже у американцев, людей деловых и предприимчивых. Загруженный до предела на основных работах, он успевал вести наблюдения за цветением растений, взятком, лётом пчел; систематически вел записи, составлял коллекции медов, восков, пчеловодных принадлежностей, литературы. Более сотни сортов меда, воска и их суррогатов насчитывалось в его коллекции. Кроме медов Америки, в нее вошли меда кубинские, ямайские, испанские и другие, которые могли представить научный и познавательный интерес для пчеловодов России. Он собирал материалы для книги об американском пчеловодстве, которую думал написать после возвращения домой.

Работая у Рута, который своей деятельностью определил направление развития пчеловодства в США и других промышленно развитых странах, Титов имел возможность общаться с известными американскими пчеловодами. К. Дадан, Ф. Бентон, Ч. Миллер поддерживали контакты с Рутом и участвовали в важнейших событиях пчеловодной жизни страны. Это обогащало, расширяло границы познаний русского пчеловода и одновременно давало возможность самому рассказать о пчеловодстве своей родины и том подъеме, который оно переживало.

На Международном конгрессе пчеловодов, состоявшемся в 1904 г. в США, Титов выступил с большим докладом о пчеловодстве России, который произвел очень сильное впечатление на слушателей.

«Мы вообще очень мало знали о способе ведения пчел в самом обширном европейском государстве, — писал А. Рут по поводу сообщения Титова. — Поэтому мы были до крайности удивлены, узнав, что занятие пчеловодством в России вполне доступно... Мистер Титов полагает, что нет во всем мире страны, где бы сбыт меда и воска мог быть так велик и где развитие пчеловодства могло бы достичь таких размеров, как у него на родине».

Искренне и горячо верил Абрам Титов в великое будущее пчеловодства России и готовил себя к тому, чтобы сделать для этого все возможное.

Более пяти лет пробыл Абрам Евлампиевич за океаном. После возвращения на родину он, естественно, хотел воплотить в жизнь идею перестройки пчеловодства России, придать его развитию промышленный характер. Наиболее подходящим краем для создания крупных коммерческих пчеловодных хозяйств и внедрения промышленных методов ухода за пчелами представлялась ему юго-западная часть страны.

Действительно, этот край исстари славился медом и воском, изобиловал пчелами и по праву считался колыбелью русского пчеловодства. Мягкий климат, богатая медоносная растительность, множество садовых культур, белой акации, каштана, просторы многоцветных заливных лугов по Днепру, Припяти и другим рекам — все это благоприятствовало занятию пчеловодством. Правда, со времени седой старины природные условия немало изменились. Однако медоносные угодья были еще достаточно велики, и при умелой организации производства, как полагал Титов, можно было рассчитывать на получение большого количества продукции.

 

Губернский инструктор

В апреле 1908 г. А. Е. Титов принял должность киевского губернского инструктора по пчеловодству. На пасеках губернии примерно четверть ульев были рамочными, в основном системы Левицкого и Дадана, что по тому времени считалось немалым достижением. В отдаленных же от центральной России районах по-прежнему безраздельно господствовала дуплянка. Хотя появились уже крупные помещичьи пасеки, пчеловодство продолжало оставаться побочным занятием при натуральном крестьянском хозяйстве и носило чисто любительский характер. На него смотрели как на подспорье, дополнительный источник продуктов питания и занимались с пчелами только в свободное от основных работ время.

Однако Титов считал, что, кроме назначения быть подсобной отраслью в крестьянском хозяйстве, пчеловодство в России должно развиваться в промышленном направлении и занять важное место в сельском хозяйстве страны, тем более что оно не требует больших затрат и быстро их окупает. Это был уже принципиально иной подход к вопросу. «Пчеловодство при умелом его ведении, — писал Абрам Евлампиевич, — по праву можно считать самой выгодной и доходной отраслью сельского хозяйства. Ни одно земледельческое или какое-либо другое занятие при одинаковых затратах труда, времени и капитала не может дать такого дохода, какой дает пчеловодство».

По его мнению, пчеловодство может подняться на уровень промышленного при условии его специализации, когда вся деятельность производителя будет сосредоточена только на пчеловодстве и оно станет давать основной доход. Специализацию, таким образом, Титов считал важнейшим условием ведения хозяйства.

«Уже наступает то время, когда пчеловодство должно быть специализировано, — утверждал он. — Задачей людей, избравших пчеловодство как специальность, будет поставить его на чисто промышленную почву и использовать те источники дохода, которые не могут быть использованы при пчеловодстве, ведущемся только как побочное занятие».

Воплощение в жизнь этой важнейшей задачи и была посвящена вся деятельность губернского инструктора — непосредственного организатора пчеловодного дела на местах.

Абрам Евлампиевич Титов

Хотя Абрам Евлампиевич не отрицал роли деловых людей, занимающихся разведением пчел с коммерческой целью (а таких было немало), в создании промышленного пчеловодства в России ведущее место он отводил пчеловодной кооперации — обществам, товариществам, компаниям. «Девиз — в единении сила — к пчеловодству одинаково применим, как и ко всякому другому делу, — писал Титов в одной из статей. — В одиночку человек часто не может противостоять простому микроорганизму, соединенными же силами можно бороться и побеждать даже стихию. В последнее время кооперативный дух широкой волной разлился по миру, проник во все без исключения страны, затронул все стороны потребностей человечества... результаты получились самые благоприятные. На кооперативное дело в пчеловодстве — устройство обществ пчеловодства, пчеловодных товариществ и т. д. нужно обратить самое серьезное внимание, его нужно развивать вширь и вглубь». Далее он говорил о том, что «при совместной работе можно урегулировать сбыт продуктов пчеловодства, избавить рынок от фальсификаторов, выхлопотать льготы и права и добиться издания необходимых законов».

Пчеловоды Киевской губернии постепенно начали объединяться и совместно направлять свои усилия на улучшение пчеловодного промысла. Правда, такие общества, членами которых состояли в основном небогатые крестьяне, нуждались первое время в материальной помощи, и им выделяли инвентарь, образцы рамочных ульев, вальцы для изготовления вощины, медогонки. При обществах основывались показательные пасеки. В перспективе общества могли превратиться в мощные кооперативные пчеловодные учреждения. Жизненность и полезность такого кооперирования уже были доказаны деятельностью кооперативных предприятий как в России, так и в других странах.

В сентябре 1909 г. Абрам Евлампиевич участвовал в конгрессе пчеловодов Болгарии и был приятно поражен хорошо налаженной пчеловодной кооперацией. В стране насчитывалось более 30 пчеловодных товариществ, объединенных в центральное общество. Это был еще один убедительный пример того, что успехи возможны лишь в результате совместных, солидарных действий, а не в одиночку.

К 1912 г. кооперативное движение пчеловодов, которое возглавил Титов в Киевской губернии, приняло довольно широкий размах. Девять обществ объединяло Киевское центральное общество пчеловодов. Оно приобрело большое число пчелиных семей и продавало их пчеловодам, взяло в свои руки заготовку меда и воска, распространяло прогрессивные приемы пчеловодства, снабжало пчеловодов пасечными принадлежностями.

Создание обществ пчеловодов помогло киевскому губернскому инструктору перейти к еще одному очень важному давно задуманному им делу — устройству промышленных пасек и в первую очередь пасек-питомников, которые поставляли бы хороших маток пчеловодам-практикам.

В то время селекция пчел почти не применялась. Русские пчеловоды в большинстве своем и понятия не имели о том, что в пчеловодстве тоже следует подбирать производителей, как и для получения потомства от других сельскохозяйственных животных. Зарубежные пчеловоды работали в этом направлении и неопровержимо доказали, какое громадное значение для увеличения доходности пасек имеет подбор родительских пар. Общие законы наследственности, действующие в животном и растительном мире, неоспоримы и для пчел.

Пасек-питомников в России не было. По предложению Титова, в 1911 г. Киевское губернское земство ассигновало на устройство матковыводного питомника довольно значительную сумму — 1204 рубля. Основали его в селе Борщаговке, купив 30 семей пчел. Для создания племенного ядра выписали чистокровных маток итальянской и кавказской пород. В том же году при непосредственном участии Абрама Евлампиевича, отлично владевшего матковыводным делом, от них искусственным способом вывели маток.

Племенных личинок переносили не на мед, а на их естественный корм — маточное молочко (желе). Титов советовал: «чем жиже желе, тем лучше». Соблюдалось и другое важное условие: «чтобы личинки были возможно моложе». Личинок брали из светлых сотов (это проще, чем из темных). Для спаривания маток сформировали нуклеусы (по три сота в каждом). Спаривались матки с местными трутнями. Из 60 полученных молодых плодных маток, которые давали помесных пчел, обладавших повышенной работоспособностью и продуктивностью, половину оставили в питомнике, остальных передали пчеловодам. Гетерозис начал служить и нашему пчеловодству.

Весной 1912 г. пасеку-питомник перевели в более удобное место — в Волошско-Мехеринецкую сельскохозяйственную школу, неподалеку от Казатина. Первый в нашей стране матковыводной питомник положил начало промышленному матководству.

Титов хорошо понимал, что ведение хозяйства на промышленной основе требует особой технологии. Если в любительском пчеловодстве, например, можно пользоваться любой системой улья (Левицкого на узковысокую рамку, Дадана или Рута), то для промышленного это совсем небезразлично. Улей становится не просто жилищем пчел, а в первую очередь средством воздействия на них, орудием труда пчеловода. Конструкция улья во многом определяет производительность этого труда. С такой точки зрения и смотрели на систему улья американские пчелопромышленники, когда решали, какую взять.

Улей Лангстрота — Рута привлек американских пчелопромышленников простотой и удобством в работе. В нем, кроме того, по словам Титова, «семьи хорошо усиливаются и хорошо перезимовывают». Эти особенности, как известно, для пчеловодства невозможно переоценить.

«В частности, улей на рамку Лангстрота нам нравится лучше, — признавался Абрам Евлампиевич и, подчеркивая его преимущества, добавлял: — В таких ульях главным образом и ведется хозяйство на промышленных пасеках Америки».

В Киевской губернии с приходом нового инструктора пчеловодства, естественно, начали распространяться ульи Лангстрота — Рута американского типа.

Заглядывая в завтрашний день пчеловодства страны, Титов не без основания утверждал: «Несомненно, что улей этот будет иметь в России большое будущее».

Точка зрения большого знатока промышленного пчеловодства на американский улей не могла не оказать влияния на русских пчеловодов, которые неохотно приобретали эту систему, так как мнения о ней высказывались самые противоречивые. Титов советовал мастерским пчеловодных принадлежностей начать массовое изготовление к улью Рута проволочных разделительных решеток.

Немаловажным звеном он считал и хорошую обеспеченность сотами, так как без большого их запаса невозможно успешно работать на крупных пасеках. «Пчеловод, сэкономивший копейку на вощине, теряет рубль на медосборе», — говорил Абрам Евлампиевич и советовал ставить магазины под мед за несколько дней до главного взятка, а не с началом медосбора, ведь запаздывание с постановкой магазинов приводит к недобору меда.

Титов рекомендовал содержать пчел на обильных кормах в течение всего сезона, и особенно весной при интенсивном выращивании расплода («матка кладет яички сообразно количеству находящегося в улье корма»). Большие запасы кормов — это, кроме того, и экономия труда пчеловода, который сможет тогда обслуживать большее число семей.

Задача крупного коммерческого пчеловодства — высокая доходность, а ее могут принести только сильные семьи. Значит, «слабые, бедные пчелою семьи не должны быть терпимы на пасеке, хотя бы они имели даже маток. Такие семьи не успевают усилиться к главному взятку и не только не дадут дохода, но, возможно, что даже не соберут себе запасов на зиму. Слабые семьи требуют еще больших забот и хлопот со стороны пчеловода, они нередко бывают причиной возникновения напада на пасеке».

Слабые семьи незачем оставлять и на зиму. Титов рекомендовал присоединять их к другим, а не исправлять за счет сильных. Это проще и экономически целесообразнее: «Все слабые семьи должны быть соединены по две-три вместе или же подсыпаны к какой-нибудь сильной семье».

Он предлагал конкретные и надежные способы. Соединять слабые семьи, по его мнению, лучше вечером, когда прекратится лёт пчел. Предварительно их нужно хорошо подкурить дымом, заставить набрать в зобики побольше меда, желательно сбрызнуть жидкой медовой сытой с примесью нескольких капель мелиссового или лимонного масла, запах которого действует на пчел успокаивающе. Для предосторожности матку на день-два можно запереть в клеточку. Пчел обеих семей лучше отряхнуть на сходни перед летком и дать им возможность вместе втянуться в улей.

Хорошие результаты дает окуривание пчел соединяемых семей дымом листового табака — способ очень простой и эффективный. Табачный дым на некоторое время одурманивает пчел, и в таком состоянии они мирно объединяются. «Жаль, — писал Абрам Евлампиевич, — что способ этот не применяется у нас в России, — в Америке он широко практикуется. На пчельниках Рута в Америке мне пришлось пользоваться им в сотнях случаев, и результаты всегда получались превосходные».

Тем, кто решил заняться промышленным пчеловодством, Титов посвятил специальную статью с практическими рекомендациями. В частности, он советовал при многократных кочевках отдавать предпочтение местностям с разнообразной растительностью. Размещая там свои пасеки, пчеловод может рассчитывать на продолжительный медосбор. При неблагоприятных погодных условиях, когда одни растения не дадут взятка, с других все-таки пчелы смогут что-то собрать, «так как не все растения одинаково поддаются различным метеорологическим влияниям».

Большой ущерб крупным пасекам могут наносить болезни, и особенно такие опасные, как гнильцы. Заразные болезни не только снижают продуктивность, но и опустошают целые пасеки. Автор статьи предлагал в этих случаях самые радикальные меры. Если гнильцовых семей мало, их нужно закурить и сжечь ульи: «Поступив так, пчеловод сразу отделывается от болезни, избегает многих хлопот и, быть может, этим спасает от гибели всю пасеку». Так делали и американцы. Если болезнью поражена большая часть пасеки, пчел следовало лечить, обратившись за указаниями и помощью к местному уездному инструктору по пчеловодству. Только проводимая в организованном порядке борьба с опасными болезнями могла закончиться успешно.

Для коммерческого пчеловодства очень важна проблема сбыта продукции. От выгодной продажи меда и воска во многом зависит степень доходности промышленного предприятия.

Придавая экономике хозяйства особое значение, Титов решил ознакомиться с медовым рынком России и побывал в Москве, Петербурге, Рыбинске, Нижнем Новгороде, Выборге и других крупных торговых центрах. Он сразу увидел, что мед на рынках пользуется большим спросом, однако из-за неумения придать продукции товарный вид даже и при высоком качестве пчеловоды теряли почти половину ее стоимости. Продавцы не знали, как подготавливать мед к продаже и придавать ему привлекательный вид, как применять рекламу и расширять контингент покупателей, иначе говоря, им следовало научиться торговать. Только тогда сбыт продуктов будет выгоден для производителя их.

Главную роль в этом, по мысли Абрама Евлампиевича, должны сыграть общества пчеловодов, пчеловодные товарищества, артели, компании. Если они настойчиво и умело возьмутся за дело, то судьба медового рынка окажется в руках самих пчеловодов.

Так, в частности, было поставлено дело в Киевском центральном обществе пчеловодов. Мед в фирменном магазине продавали с этикеткой и пломбой общества, что гарантировало его высокое качество. Для популяризации меда покупателю бесплатно выдавали изданную обществом брошюру о пользе меда и его целебных свойствах. Все это сразу же повысило спрос на него.

Такая система реализации меда общественными пчеловодными организациями могла избавить рынок от фальсификаторов, наносивших ущерб пчеловодам и обманывавших покупателя. Всех, уличенных в фальсификации меда, Титов требовал привлекать к ответственности, как за мошенничество.

Крупные поставщики меда должны быть заинтересованы не только во внутреннем рынке, хотя он емок и спрос на мед стабилен, но и во внешнем, который может дать более значительные доходы. Ведь ни одна страна мира, кроме России, не имела такого исключительного разнообразия медов и таких возможностей для международной торговли. Хорошо налаженный экспорт меда может, как полагал Абрам Евлампиевич, «мелкую, побочную отрасль сельского хозяйства превратить в крупную самостоятельную промышленность».

Развивая эту мысль, он писал: «Наша страна при ее громадном пространстве земельных угодий, благоприятных климатических условиях и разнообразии медоносной флоры может смело занять первенствующую роль в снабжении продуктами пчеловодства тех стран, где для пчеловодства условия менее благоприятны и которые вынуждены ввозить ежегодно значительное количество меда из других государств».

Это был уже государственный подход к развитию пчеловодства России, которое могло бы, как и в глубокую старину, в больших количествах поставлять мед и воск в чужие земли.

Одной из главных стран, куда можно с выгодой экспортировать мед, Титов считал Англию и представил департаменту земледелия подробный доклад о сбыте меда в Англию, который способствовал расширению экспорта этого продукта.

Идею создания промышленного пчеловодства Титов настойчиво проводил на страницах журнала «Пчеловодный мир», который сам издавал и редактировал.

Русская пчеловодная периодическая печать была в то время (первый номер журнала «Пчеловодный мир» вышел в январе 1910 г.) довольно обширной — издавалось около десяти журналов. Потребность в ней пчеловодов, осваивающих рациональные приемы ухода за пчелами, была очень большой. Однако в выходящих журналах и книгах такие важнейшие вопросы, как развитие промышленного пчеловодства и пчеловодной кооперации, не ставились, а если и затрагивались, то поверхностно.

«Особое место в нашем журнале, — писал Титов в обращении к читателям, — будет уделено: 1) развитию крупного промышленного пчеловодства, 2) распространению кооперативных организаций и 3) ознакомлению с иностранным пчеловодством». Эта программа журнала была принципиально новой, оригинальной, отвечающей духу времени, интересам и задачам развивающегося пчеловодства.

Весьма полезным и нужным было и ознакомление русских пчеловодов с иностранным пчеловодством, особенно промышленным, так как многие приемы пчеловождения, которыми пользовались зарубежные пчеловоды, с большим успехом могли быть применены и в России.

На титульном листе «Пчеловодного мира», выходившего два раза в месяц, значилось: «Журнал прогрессивного пчеловодства». На обложке был помещен оригинальный рисунок, раскрывающий содержание журнала и символизирующей будущее пчеловодства России. Художник изобразил поднимающееся из-за горизонта солнце, в лучах которого виден глобус с территорией России и большое здание с надписью: «Школа». Возле нее пасека из рамочных ульев. На переднем плане ульи Рута и пчеловод в европейском костюме, а в правом нижнем углу седобородый старик-пасечник на колодной пасеке. Все это должно было символизировать новое, современное, и старое, уходящее.

На четырех языках (русском, английском, немецком и французском) напечатано название журнала, как бы указывая на то, что в нем найдут отражение успехи пчеловодов всего мира.

С первого номера журнала Титов повел курс практического пчеловодства. Он привлек к сотрудничеству выдающихся русских пчеловодов: А. С. Буткевича, П. Л. Снежневского, И. И. Кораблева, Н. Н. Брюханенко и других, разделявших взгляды издателя и направление журнала.

Изменить пчеловодство, сделать его современным, промышленным могли, как был убежден Абрам Евлампиевич, только сами пчеловоды. Дружной, настойчивой работой можно достигнуть поставленной цели. «Пчеловодное дело — это наше дело, дело самих пчеловодов, и нам необходимо взять его в руки, помогать самим себе». И неоднократно повторял: «Будем работать!».

Этот призыв звучал и вдохновлял пчеловодов России. Он был девизом всей жизни самого Титова.

Поражает широта деятельности губернского инструктора. Это и организация общества пчеловодства, и открытие школьных и образцовых пасек, и чтение лекций на пчеловодных курсах, и беседы в школах, волостных правлениях, сборных избах, на пасеках, где порой собиралось до двухсот человек. Кроме того, он участвовал в сельскохозяйственных выставках, посещал пчеловодов, выступал со статьями в земской газете, редактировал журнал. Вся эта созидательная работа и пропаганда основ рационального и промышленного пчеловодства требовали исключительной энергии, свежести мыслей, настойчивости.

«Организационное дело и работы на местах, — признавался он, — тяжелый и кропотливый труд». Однако труд первых русских инструкторов стократ окупался успехами, которые делало пчеловодство страны.

К началу первой мировой войны по числу кооперативных пчеловодных организаций, широте информации о рациональных приемах и богатству средств распространения пчеловодных знаний Россия вырвалась далеко вперед по сравнению со своими европейскими соседями. В стране насчитывалось более 200 пчеловодных обществ, издавалось 15 журналов. За очень короткий срок — с 1905 по 1913 г. — состоялось пять Всероссийских съездов пчеловодов, «...двигали русское пчеловодство, — писал А. Е. Титов, оценивая это время, — талант, энергия, бескорыстный труд и широкая личная инициатива отдельных лиц и общественности, взаимопомощь, коллективная работа всех пчеловодов, любящих свое дело».

За время мировой и гражданской войн пчеловодству, как и экономике всей страны, был нанесен урон. Но молодая советская республика в условиях жесточайшей разрухи и голода героическим усилием всего народа стала восстанавливать свое хозяйство.

Огромного труда стоило возродить пчеловодство, заново создать общества, товарищества, союзы, открыть мастерские по производству ульев, инвентаря и вощины, наладить просветительную работу среди пчеловодов.

 

В редакции «пчеловодного дела»

В начале 1921 г. Абрам Евлампиевич Титов был назначен заведующим Измайловской опытной пасекой - старейшим пчеловодным центром России, где даже в те трудные годы не прекращалась научно-исследовательская и производственная работа.

Пчеловоды страны испытывали огромную потребность в централизованном руководстве, и в первую очередь в печатном органе, который помог бы им восстановить связи, наладить сотрудничество, объединиться, без чего невозможна организация совместной коллективной работы. Эту необходимость остро ощущал и Титов. «Наша первоочередная задача, — говорил он, — издавать небольшой бюллетень, посвященный деятельности Измайловской пасеки, в процессе подготовительной работы показалась нам слишком узкой. Русские пчеловоды нуждались в своем органе, и мы остались бы в долгу перед ними, если бы не использовали всех возможностей для того, чтобы такой орган создать».

В октябре 1921 г. вышел первый номер журнала «Пчеловодное дело», ставшего центральным органом пчеловодов. Издавали его Измайловская опытная пасека и Московское общество сельского хозяйства. Журнал включал материалы научно-исследовательского и практического характера, рассказывал о пчеловодной учебе и передовом опыте. Редактором его был А. Е. Титов.

С первых же номеров журнал ставил важные организационные вопросы, освещал острые проблемы теоретического и практического пчеловодства, или, как говорил его редактор, отражал «пчеловодную жизнь и пчеловодное дело в их важнейших проявлениях». Он оказал сильнейшее влияние на развитие пчеловодства страны.

С еще большей силой зазвучал призыв А. Е. Титова к объединению пчеловодов — организации обществ, товариществ, кооперативов. Кооперации в это время отводилась первоочередная роль в восстановлении и развитии народного хозяйства страны, в том числе и пчеловодства. Титов выдвинул программу пчеловодной кооперации и фактически возглавил это движение.

Кооперативные организации по пчеловодству, кроме создания крупных доходных пасек, должны были взять в свои руки всю организационную и хозяйственную деятельность пчеловодов — снабжать их ульями, инвентарем, вощиной, выступать в защиту прав и интересов пчеловодов, налаживать широкую просветительную работу по пчеловодству, создавать страховые медовые фонды на случай неурожайных годов.

На Первом всероссийском съезде представителей общественных и кооперативных организаций по пчеловодству, который состоялся в 1922 г., А. Е. Титов, в частности, особо подчеркивал необходимость иметь страховые подкормочные фонды, что, естественно, было под силу только пчеловодным организациям. Он советовал централизовать местные фонды и при необходимости передавать их из одного места в другое.

Кооперация могла отрегулировать и торговлю медом, сбить на него цены на рынке, монополизировать продажу. «Частному торговому аппарату, — писал Титов в одной из статей журнала «Пчеловодное дело», — можно и должно противопоставить кооперативный аппарат. Дело сбыта продуктов своего труда пчеловоды должны взять в свои руки». Притом нужен был гибкий, дешевый аппарат, оперативный в своих действиях.

И еще на одну чисто коммерческую сторону указывал автор статьи — технику и культуру торговли. Мед, предлагаемый кооперативами, должен быть не только доброкачественным, хотя это — первое условие, но и безупречным на вид. И это еще не все: требовалось, чтобы мед был дешевле, чем у частного торговца. Это привлечет покупателя, повысит авторитет пчеловодной кооперации, укрепит доверие к ней.

Изучать внутренний и внешний рынки, следить за ними, расширять их — без этого пчеловодной кооперации не обойтись.

Титов понимал, что только тогда кооперация справится с поставленными перед нею задачами, когда кооперативные идеи проникнут в сознание пчеловодов, станут их кровным делом. И только там, где будет создано достаточное число экономически сильных пчеловодных товариществ, можно организовать и областные объединения. После этого, считал Титов, «мы сможем иметь мощный жизненный Всесоюзный пчеловодный центр».

На основе кооперативного плана В. И. Ленина пчеловодная кооперация росла, развивалась и крепла. К 1926 г. в стране работало 878 пчеловодных организаций — артелей, товариществ, секций, союзов, обществ. В РСФСР создали Всероссийский союз пчеловодной кооперации — Пчеловодсоюз. Возглавляемый Титовым журнал «Пчеловодное дело» стал его органом.

Кооперативные пчеловодные хозяйства были, как правило, крупными, в лучших из них применяли ульи Рута и промышленную технологию ухода за пчелами. Здесь же устраивали мастерские и даже целые комбинаты, где изготовляли ульи, инвентарь, вощину.

В 20-е годы в стране уже появились коммуны, совхозы и другие коллективы, которые производили различную сельскохозяйственную продукцию. А. Е. Титов считал, что они должны заниматься и пчеловодством. Он одним из первых высказал эту мысль в докладе «О состоянии и нуждах пчеловодства СССР» на Всесоюзном совещании кооперативных пчеловодных организаций в 1925 г. С началом коллективизации сельского хозяйства пчеловодство настоятельно рекомендовалось и колхозам. Предполагалось иметь в них крупные, рентабельные, примерные для пчеловодов-любителей пасеки, где будут находить применение достижения науки и практики. Таким видел будущее общественного пчеловодства Титов — один из его организаторов.

 

На Измайловской пасеке

Абрам Евлампиевич знал, что для крупного промышленного пчеловодства нужны высококвалифицированные специалисты, владеющие передовой теорией и практикой пчеловодства, научно обоснованными приемами пчеловождения. Без хорошо подготовленных, прогрессивно мыслящих командиров производства невозможно было поднять пчеловодство страны на уровень важной отрасли народного хозяйства и сделать его промышленным. На своем собственном опыте убедился в этом Титов. «Надо расширить сеть инструкторов, — настаивал он, — обратить особое внимание на подготовку нового инструкторского персонала».

Измайловская пасека стала кузницей пчеловодных кадров и, пожалуй, всей передовой пчеловодной культуры СССР.

Инструкторские курсы, которые действовали на Измайловской пасеке еще до революции и готовили превосходных специалистов, теперь, с приходом Титова, оставаясь единственным в стране учебным заведением по подготовке пчеловодных кадров, значительно расширились. Программа их существенно изменилась и обогатилась, получив новое направление — промышленное пчеловодство. Появились ранее не преподававшиеся дисциплины—экономика пчеловодства, кооперация, бактериология, химия меда, пчеловодное оборудование.

Ведущий предмет — технику пчеловодства — вел сам Титов. Это по существу был курс технологии промышленного пчеловодства — первый и долго остававшийся единственным в нашей стране.

А. Е. Титов, умевший создавать и поддерживать творческую атмосферу, смог привлечь для чтения лекций и проведения практических работ лучшие пчеловодные силы страны.

Свои дипломные работы слушатели курсов посвящали важнейшим звеньям промышленного пчеловодства - системе улья, организации племенного дела, противороевым приемам, устройству комбинатов по производству ульев и пчеловодного оборудования при кооперативах.

В Сибирь и на Украину, в Центральные черноземные области и на Кубань, в Поволжье и на Дальний Восток уезжали окончившие Измайловку инструкторы-пчеловоды. Перед ними стояли большие и сложные задачи, но молодые командиры производства были во всеоружии. Для пропаганды передовых приемов пчеловодства, кроме способов, выработанных инструкторами в дореволюционное время, — лекций, курсов, выставок, учебно-показательных пасек, — теперь они могли широко пользоваться сельскохозяйственной печатью, просветительными учреждениями — кружками и клубами, поощрительными стимулами.

Немаловажное значение придавал Титов техническому оснащению Измайловской пасеки, служившей хорошей практической базой для слушателей курсов, наглядным примером для других, особенно крупных пасек, и делал для этого очень многое. Здесь под его руководством была построена мощная механическая мастерская по изготовлению ульев, пчеловодных принадлежностей и вощины. Находилась она в руках великолепных специалистов, выпускала продукцию образцового качества и в таком количестве, что могла удовлетворять заказы даже из союзных республик.

Исключительная популярность пасеки и ее большие успехи были обусловлены не только научной разработкой важнейших проблем практического пчеловодства и подготовкой специалистов, но и тесной связью с широкими массами пчеловодов и любителей природы. Здесь еще с XIX в. еженедельно проводились так называемые воскресные пчеловодные беседы, о которых знали почти во всей стране. С началом первой мировой войны беседы прекратились. А. Е. Титов их возобновил. В Измайлове — чудесном уголке Москвы с громадным лесопарком — в выходные дни отдыхали тысячи горожан. Тот, кто заходил на пасеку, мог посетить музей природы и пчеловодства или послушать интересные лекции о жизни крылатых тружениц и приемах ухода за ними. Лекции были исключительно популярны. Их охотно посещали рабочие и студенты, жители подмосковных поселков и крестьяне из соседних областей, начинающие пчеловоды и любители природы. Воскресные беседы давали слушателям много новых и полезных знаний о пчелах и современном практическом пчеловодстве, многих на всю жизнь сделали страстными пчеловодами.

Наряду с «Пчеловодным делом», в центре которого стояли проблемы крупного общественного пчеловодства, А. Е. Титов с 1926 г. начал издавать более популярный журнал — «Пчеловод-практик», рассчитанный на самого массового читателя — крестьянина и рабочего. Благодаря журналу пчеловоды осваивали основы рациональных приемов, становились грамотными пчеловодами, втягивались в пчеловодную общественную жизнь.

И здесь не отошел Титов от генеральной линии, выработанной для пчеловодства страны. «Мы считаем, — писал он, открывая журнал, — что наше пчеловодство может расти и развиваться только тогда, когда оно вступит на путь коллективного хозяйства. Разрозненные, мелкие, слабые хозяйства должны объединиться в мощные крупные кооперативные организации».

«Пчеловод-практик» убеждал своих читателей в необходимости объединения и внедрения в практику прогрессивных приемов.

В каждом номере печатались беседы А. Е. Титова. Темы их зависели от сезона года. Одна из таких бесед — «Зимовка пчел и уход за ними зимою» передавалась по Всесоюзному радио. Это была первая радиопередача по пчеловодству в СССР. С тех пор в интересах отрасли стали успешно пользоваться этим очень эффективным средством массовой информации — систематически на всю страну передавались лекции и даже целые радиокурсы по практическому пчеловодству.

От «Пчеловодного дела» ведет начало ныне издающийся научно-производственный журнал «Пчеловодство»

В своих публичных выступлениях А. Е. Титов учил передовым приемам и, что самое главное, важнейшим принципам современного пчеловодства. «Нам нужно не бороться с роением, когда оно уже возникло, — говорил он, в частности, в беседе на эту тему, — а не давать создаваться роевому настроению у пчел».

Своими ценными рекомендациями он помогал пчеловодам научиться искусственному выводу маток, подсадке их в семьи, уходу за пчелами после взятка, выбору системы улья.

В 1930 г. журналы «Пчеловодное дело» и «Пчеловод-практик» объединились в журнал «Коллективное пчеловодное дело». Абрам Евлампиевич в это время уже был приглашен работать в Госторгорганизацию, ведающую экспортом. Здесь он вплотную занялся разработкой вопросов, связанных с международной торговлей медом.

Титов, в частности, считал, что нужно осветлять меды, отбеливать их, так как светлые сорта на мировом рынке ценятся дороже темных и пользуются повышенным спросом. Фильтрацию медов, широко практиковавшуюся за рубежом, он советовал освоить и у нас, где получают очень большое количество гречишного, верескового, лесного и других темных медов. Они всегда стоили дешевле светлых только потому, что были менее привлекательны на вид. Для торговли с другими странами фильтрация меда, по словам Титова, «может иметь громадное значение».

В международной торговле медом Абрам Евлампиевич усматривал один из важнейших путей повышения удельного веса пчеловодства в народном хозяйстве страны, возможность оснащения отрасли новейшими техническими средствами.

Экспорт меда должен стать солидным источником национального дохода, считал Титов и сделал для этого очень много. Он изучал медоносную сырьевую базу страны и разрабатывал способы сортировки, обработки, стандартизации меда, его упаковки; выявлял емкость иностранных медовых рынков и намечал наиболее выгодные сроки поставки меда в другие страны, чтобы его можно было дороже продать. «Нужно отметить, — указывал он, — что сезон усиленной реализации меда на внешнем рынке начинается в сентябре и продолжается до конца марта; после этого времени почти в течение полугода медовый рынок испытывает затишье. Следовательно, мед должен быть собран, обработан и заброшен на иностранные рынки в самом начале осеннего сезона, иначе он останется нереализованным слишком долгое время, что вызовет излишние непроизводительные расходы в валюте».

 

Первый пчеловодный совхоз

Реконструкция пчеловодства на социалистических началах потребовала выявления районов с наиболее благоприятствующими развитию крупных пчеловодных хозяйств условиями.

Кроме Кубани и Алтая, большой интерес для организации промышленных пасек представлял Дальний Восток. На него и обратил внимание Титов. Он глубоко и тщательно изучил природные и экономические условия этого края. Поездки по Приморью и уссурийской тайге подтвердили, что естественные медоносные ресурсы Дальнего Востока огромны. Обширные массивы липы — первоклассного медоноса (а по сопкам и распадкам произрастало три ее вида) — делали медосбор не только сильным, но и продолжительным — с 5 июля по 1 августа. Кроме липы, главный взяток давали амурский бархат, леспеде-ца, серпуха, осеннее разнотравье. Много было и другой медоносной растительности. Развитию пчеловодства благоприятствовал мягкий и теплый климат. Дальневосточный мед охотно покупали на внутреннем и внешнем рынках. Вывод напрашивался сам: Дальний Восток может стать важнейшей сырьевой базой для промышленного пчеловодства.

А. Е. Титов выдвинул идею создания на Дальнем Востоке государственных специализированных пчелосовхозов промышленного типа и предложил свой проект пчеловодного совхоза на 10 тыс. ульев. Этим было положено начало новому этапу в развитии пчеловодства страны—организации крупных самостоятельных пчеловодных единиц, которые, как показала жизнь, себя полностью оправдали.

Только строительством таких мощных пчеловодных хозяйств можно было придать отрасли промышленный характер, наладить бесперебойное снабжение медом внутреннего рынка, снизить себестоимость продукции, разрешить проблему экспорта. Производство меда на экспорт выдвигалось Титовым как важнейшая задача промышленного пчеловодства.

В ноябре 1929 г. в Спасском районе Владивостокского округа по проекту Титова приступили к организации пчеловодного совхоза. Проектом предусматривалась центральная усадьба хозяйства, на которой группировались главные и подсобные предприятия — ульевой и бондарный заводы производительностью 100 тыс. ульев и столько же бочек в год, лесопилка, воскозавод, мастерская по изготовлению вощины, электросиловая станция.

Необходимость в таких мощных предприятиях, по расчетам автора проекта, диктовалась двумя условиями: оторванностью Дальнего Востока от центра страны и потребностью в ульях, вощине и таре под мед всего края, который превращался в район промышленного пчеловодства. Все эти производства следовало наладить «на самых последних достижениях науки и техники».

На центральной базе совхоза предусматривались хозяйственные постройки, складские и подвальные помещения для хранения материалов, меда и других продуктов пчеловодства, гараж.

По проекту хозяйство имело в своем распоряжении трактора, грузовые автомашины и гужевой транспорт, необходимые для перевозок пчел к источнику продуктивных взятков.

Производственные единицы совхоза — пасеки. Размер их — 400—500 семей пчел. Такие крупные пасеки были рассчитаны на высокую производительность труда пчеловодов.

Лучшим ульем бесспорно признавался многонадставочный улей Рута. Его объем, вмещающий большое количество сотов, соответствовал взяткам и позволял получать мед высокого качества, пригодный для экспорта.

Титов считал, что на пасеках «для удобства работы» должна быть единая система улья. Разнотипность — враг промышленного пчеловодства. Кстати, улей Рута был хорошо известен пчеловодам Дальнего Востока еще до революции. В 20-х годах ульи Рута были широко распространены в европейской части России, на Алтае и Северном Кавказе.

Автор проекта разместил пасеки секторами — от 5 до 10 в каждом. Такое групповое размещение облегчало их обслуживание, помогало правильно организовать труд пчеловодов.

Производственная деятельность в совхозе должна была строиться по принципу узкой специализации — важнейшего условия промышленного пчеловодства. Кроме товарных пасек, планировались селекционно-ремонтные, задача которых — выводить и снабжать матками все производственные пасеки совхоза, а в дальнейшем и другие пчеловодные хозяйства Дальнего Востока. Во Владивостоке оборудовали специальную медообрабатывающую базу, куда должен был поступать мед от спецсовхозов, а также пчеловодных кооперативов, сельскохозяйственных артелей, пчеловодов-любителей.

Для подготовки техников-пчеловодов возникала потребность в учебном заведении—техникуме, который надо было открыть при совхозе. Это и предлагал Титов. Квалифицированные специалисты, писал он, понадобятся и в дальнейшем «для обслуживания тех новых мощных медовых совхозов, которые, как мы верим, начнут вырастать на опыте нашего совхоза и в других районах Дальнего Востока».

При Дальпчелосовхозе намечалось издание пчеловодного журнала. Совхоз-комбинат, таким образом, должен был стать центром всего Дальневосточного пчеловодства и оказать решающее влияние на развитие пчеловодства всей страны. И он был создан. Поражает стройность организационной структуры специализированного пчеловодного хозяйства, взаимосвязанность его звеньев, глубокое знание промышленного пчеловодства автором проекта.

В 1930 г. совхоз имел уже более 10 тыс. пчелиных семей. Первые 252 тонны меда, полученные им, были отправлены красным эшелоном в Москву в подарок рабочему классу столицы.

В 1931 г. число семей возросло до 17, 5 тыс., в 1932 г. — до 23, 4 тыс. В дальнейшем планировалось содержать 50 тыс. пчелиных семей. Это было самое крупное пчеловодное хозяйство в мире. В 1931 г. в Дальпчелосовхозе тиражом 1000 экземпляров вышел первый номер научно-практического журнала «Новое промышленное пчеловодство».

А. Е. Титов очень много сделал для превращения Дальнего Востока в район промышленного пчеловодства. Здесь с особой силой раскрылся его талант организатора, воплотились в жизнь идеалы, которым он отдал все свои силы и энергию.

На Дальнем Востоке начали создаваться новые пчеловодные совхозы. Вскоре было организовано объединение специализированных хозяйств — Приморский трест пчелосовхозов. По примеру Дальнего Востока в начале 30-х годов в Средней Азии организовали крупный пчелосовхоз, получивший потом имя академика И. А. Каблукова, в Кабардино-Балкарии — Кабардинский пчелосовхоз.

На Кубани начали действовать пчеловодные колхозы медового и разведенческого направлений, росли и укреплялись пасеки сельскохозяйственных артелей по всей стране.

Советское пчеловодство становилось на путь промышленного развития.

Ученые пчеловоды России

Очерки книги повествуют о замечательных русских и советских ученых, имена которых навечно вписаны в историю пчеловодства. Это А. М. Бутлеров — выдающийся теоретик и просветитель, его сподвижник академик И. А Каблуков, Н. М. Витвицкий — первый русский исследователь медоносной пчелы, Г. А. Кожевников — автор капитальных трудов по биологии пчелиной семьи, А. Е. Титов — организатор пасек промышленного типа, новатор и изобретатель. В книге раскрыт их вклад в теорию и практику пчеловодства, представляющий большую ценность и в наши дни.

ОТ АВТОРА

ЖИВОЕ СЛОВО ВИТВИЦКОГО

«Я охотник до пчеловодства...»

«Учитесь у пчел...»

«Решительное время» в пчеловодстве

«Если желаете разбогатеть от пчеловодства...»

«Лучше иметь мало, но самых благополучных ульев...»

Главная забота пчеловода

«Мы должны дорожить этого рода добром...»

«Я переезжал великие расстояния с пчелами...»

«У нас есть забытый капитал - пчелы...»

ВТОРОЕ ПРИЗВАНИЕ ВЕЛИКОГО ХИМИКА

Первые шаги в науке и пчеловодстве

В кругу передовых пчеловодов борьба за переустройство отрасли

Журналист и редактор

Пчеловодные выставки, общества

Разработка основ рационального пчеловодства

Теория и еще раз теория

Как избежать непредвиденных убытков

И у нас есть свои породы

В искусственном роении — большая польза

На пасеке — только сподручный улей

Нашлись средства и против гнильца

ИССЛЕДОВАТЕЛЬ МЕДА И ВОСКА

Ученик бутлерова

От плавучей выставки до всероссийской

Знакомство с зарубежным опытом

Тысячи анализов русских медов

Экспертиза воска

Изучение прополиса и пыльцы

В подмосковной деревне на пасеке

ОТКРЫТИЯ РУССКОГО БИОЛОГА

Неожиданный поворот в научной судьбе

Сколько пород пчел?

Под микроскопом пчела

Спор разрешает ученый

Эволюционная теория подтверждена

Загадка инстинктов пчел

Болезнь названа нозематозом

Исследователь и популяризатор

ОСНОВОПОЛОЖНИК ПРОМЫШЛЕННОГО ПЧЕЛОВОДСТВА

К Руту за океан

Клеточка, принесшая славу

Губернский инструктор

В редакции «пчеловодного дела»

На Измайловской пасеке

Первый пчеловодный совхоз

Источник:

Шабаршов И.А. 'Ученые пчеловоды России' - Москва: Колос, 1981 - с.176