«Я охотник до пчеловодства...»

Родился Николай Михайлович в Галиции (Галиция - территория современных Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской областей Украинской ССР) 16 мая 1764 г. Окончив философский факультет Львовского университета, он в совершенстве владел почти всеми европейскими языками, превосходно знал классические произведения древних мыслителей и труды своих современников. Некоторое время сам преподавал философские Дисциплины и заведовал кафедрой философии в лицее.

Однако не философские науки определили его творческую судьбу. Витвицкого увлекла и навсегда покорила живая природа: совершенство и многообразие ее форм, естественная история. От общения с природой он получал истинное наслаждение, обновлялся духовно, обретал физическое здоровье. Видимо, эту сторону имел в виду Витвицкий, когда говорил о себе: «Благодарю провидение и за то, что оно предназначило нас быть земледельцами: это сословие есть одно из счастливейших». В другом месте своих воспоминаний он уточнял: «Я охотник до пчеловодства, земледелия и садоводства». Из этих, пожалуй, самых распространенных крестьянских занятий совсем не случайно на первое место поставил он пчеловодство, бесспорно ставшее его страстью, предметом постоянных размышлений и основой практической деятельности. Сопутствующие этому увлечению занятия лишь подчеркивали многогранность незаурядной натуры.

«Меня наделила природа незавидным телосложением,— признавался он, — судьба отказала мне в богатстве, тем самым предназначила меня к ежедневному труду и Жизни, полной забот; но я благодарен ей, стократ благодарен за то, что она указала мне на такой отрадный и общеполезный труд, как уход за пчелами».

Серьезно пчеловодством Витвицкий занялся в довольно зрелом возрасте, когда ему было почти сорок лет, хотя с пчелами умел обращаться с детства и всегда имел собственную пасеку.

Изучение природы медоносных пчел и приемов ухода, или присмотра, за ними, как любил говорить Витвицкий, включало и наблюдение за жизнью пчел в естественных условиях, и освоение мирового опыта в пчеловодстве, и работу на своей пасеке, не прекращавшуюся в течение всей его жизни.

Долгое время проживая в богатых лесами западных губерниях России, Николай Михайлович имел возможность в любое время года наблюдать за жизнью пчел в естественных условиях. Заметив дупло, заселенное пчелиной семьей, он взбирался на дерево часто даже без всяких бортнических приспособлений. Порой целыми днями просиживал он у гнезда, но стоило сделать одно неверное движение, как приходилось спасаться от преследований потревоженных и разъяренных пчел. Тогда с быстротой молнии он спускался вниз.

Сколько бортей (Борть - дупло в живом дереве с пчелами) ему пришлось вскрыть и осмотреть, чтобы понять законы жизни медоносных пчел! Его интересовало буквально все: и поразительная работоспособность диких боровок, и невероятно большие запасы меда в дуплах, и устройство гнезда, и причины роения.

Он дружил со многими русскими, литовскими и польскими бортниками — сильными, ловкими, смелыми, добрыми людьми, которыми никогда не уставал восторгаться. Многие из них были тонкими наблюдателями, превосходными знатоками медоносных пчел, подлинными мастерами бортевого промысла. «Мужички, — вспоминал Витвицкий, — охотно делились со мной своими тайнами, потому что видели, что я их умею ценить». Все это дало ему основание заявить: «Грубо ошибается тот, кто думает, что старинное бортевое пчеловодство в нашем отечестве не было доведено до высокой степени искусства».

Стремление освоить уже накопленный веками опыт пчеловодов заставило Витвицкого объехать не только западные и северные лесные и южные степные губернии России, но и многие страны Европы — Австро-Венгрию, Пруссию, Францию, Англию. Он посещал наиболее известные пчельники и беседовал с их владельцами, вникая во все, что было связано с пчеловодством, изучал применяемый там так называемый европейский усовершенствованный уход за пчелами, о котором тогда восторженно писали зарубежные авторы. В этих поездках он встречался с авторитетными зарубежными учеными, руководителями и членами пчеловодных обществ, пчеловодами-фермерами, крупными предпринимателями и торговцами медом и воском. Бесспорно, немало интересного и полезного почерпнул для себя Витвицкий из этих встреч. Во Львове и Вене он даже прослушал обязательный курс пчеловодства сельскохозяйственных училищ.

Детально ознакомиться с зарубежным пчеловодством помогали и книги, или, как он говорил, «прочтение лучших на разных языках сочинений».

Однако специфика пчеловодства требует не только глубоких теоретических знаний, но и основательных практических навыков. «Тот не может о себе сказать, что он отлично изучил искусственное пчеловодство, — писал в своей книге по этому поводу Витвицкий, — кто о нем прочитал много книг, но не проверил читанного на деле».

Пчеловодству точно так же, как и мореплаванию, невозможно научиться по одним учебникам.

И где бы только ни находился Витвицкий, в Петербургской губернии или в Литве, на Киевщине или в Полесье, в Подольской губернии или других местах, — в условиях самых разных по природе и климату, он всегда заводил пасеку и работал на ней. Не просто работал, а наблюдал за пчелами, изучал их жизнь, испытывал приемы, проверял их, ставил разные опыты. Постоянно вел записи, которыми надеялся воспользоваться в будущем. Это был огромный труд натуралиста, ученого и пчеловода. «По мере продолжения моих опытов, — сообщал он,— вырастали и мои записи, которые и составили потом книгу «Народное пчеловодство» (книга вышла в свет в 1829 г. в Варшаве на польском языке, в сокращенном варианте была переиздана в 1830 г.). Мелкие публикации Витвицкого по пчеловодству появлялись начиная с 1813 г. на польском языке в Варшаве, Кракове и других городах, на русском — в Петербурге, Москве, Архангельске. Они касались лишь отдельных, хотя и немаловажных вопросов пчеловодной практики — улья, кормления пчел, зимовки.

В 1835 г. на русском языке вышла его книга «Практическое пчеловодство, или правила для любителей пчел, извлеченные из долговременного опыта с объяснением вновь усовершенствованных ульев» в двух частях. Книга сразу же обратила на себя внимание новизной, оригинальностью и глубиной раскрытия темы. Третья и четвертая части увидели свет спустя 7 лет — в 1842 г., пятая — в 1845 г. В 1861 г., уже после смерти автора, книга выдержала второе издание, что говорило о ее полезности и популярности.

Этот труд, над которым Витвицкий упорно работал около 20 лет, — первое во всех отношениях самостоятельное, далекое от заимствования и подражания иностранным образцам сочинение по пчеловодству в России, по полноте и оригинальности изложения равного которому не было до работ А. М. Бутлерова. Оно несло прогрессивные идеи и в практическом отношении, по определению самого Витвицкого, «соответствовало вполне цели». «Даже трудолюбивые германцы, доведшие до высокой степени развитие почти всей отрасли сельского хозяйства, — сообщал он, — писали весьма мало о пчеловодстве в таком направлении, какое для нас нужно».

Титульный лист знаменитой книги Н. М. Витвицкого "Практическое пчеловодство"

О достоинствах книги мы можем судить по той оценке, которую дал ей сам автор: «Если бы меня спросили, к какому руководству должны прибегать люди, желающие читать о пчеловодстве на русском языке, я по необходимости принужден был бы назвать сочинение свое «Практическое пчеловодство». Другого, изданного в настоящее время и, следовательно, соответствующего настоящему положению науки о пчелах и экономическим выгодам, у нас нет».

В объективности и справедливости этих слов мы можем быть уверены: Витвицкий отличался скромностью, взыскательностью к себе и досконально знал пчеловодную литературу.

Основу «Практического пчеловодства» составляет детально разработанная Витвицким принципиально новая, биологически обоснованная система ухода за пчелами в размыкающихся ульях его конструкции, пригодная, по утверждению автора, для всех климатов России и пород пчел.

Кроме своего главного труда о практическом пчеловодстве, Николай Михайлович написал не менее интересные и полезные книги: «Стеклянный улей, или извлечение любопытнейших явлений из естественной истории пчел» (1843), «Сокращенная наука практического пчеловодства» (1846), «Словечко о пчелах» (1847) — и более двухсот популярных статей, опубликованных в разных газетах и журналах того времени на русском, польском и немецком языках.

 

«Учитесь у пчел...»

При разработке приемов практического пчеловодства Витвицкий неизменно обращался к природе медоносных пчел, их жизни в естественных условиях. «Вся тайна пчеловодства, — утверждал он, — состоит в том, чтобы совершенно знать свойства пчел и уметь сберегать оные... Кто хочет с успехом разводить пчел, должен, сколь возможно, применяться к образу жизни пчел диких». В этом вся философия пчеловодства Витвицкого, его теоретические и практические принципы.

«...Учитесь, между прочим, и у самих пчел уходу за ними», — настоятельно советовал он русским пчеловодам. Витвицкий не раз признавался, что пчелы, жившие в борах, показали и ему самому истинный путь к улучшению его личного пчеловодного хозяйства (а у него порой насчитывалось до двух тысяч ульев), помогли избавиться от ошибок, основной причиной которых было незнание некоторых свойств насекомых или неверное о них понятие.

Природа пчел подсказала ему мысль о более совершенном, чем были тогда в России и за рубежом, искусственном жилище для них — размыкающемся на части улье. По форме он напоминал колокол, поэтому и был назван колокольным. Улей, сконструированный в 1828 г. и потом постоянно улучшавшийся, — плод многолетних наблюдений, раздумий и трудов его изобретателя.

Николай Михайлович испытывал на своих пасеках и сравнивал всякие ульи, известные у нас и за границей, — соломенные и деревянные, широкие и высокие, маленькие и большие. Из Германии и Франции он выписывал новейшие модели, делал по ним ульи в натуральную величину, заселял пчелами и изучал их поведение, продуктивность. Витвицкий видел, что тогдашние ульи далеко не во всем соответствовали потребностям пчел, а многие даже противоречили их природе.

«Изобретатели ульев, — писал Витвицкий, — упустили из виду весьма важное обстоятельство: пчел очень мало в их жилище в течение поздней осени, зимы и в начале весны; напротив того, число их неимоверно прибывает в улей и борть в конце теплой весны и благодатного лета. Убывание и прибывание пчел в их жилище в тепло и холод и нежное их телосложение явно доказывают, что они нуждаются в тесноватой теплой квартире в холодную пору года; но летом, когда они размножаются неимоверно, когда медоносные цветы развернутся, когда не угрожает и малейшая опасность от холода, для пчел нужно просторное, сообразное количеству их трудолюбивого населения помещение, чтобы они могли удобно развивать свою силу и деятельность».

Значит нужен улей, который мог бы уменьшаться, когда пчелам не требуется большая площадь, или, наоборот, увеличиваться до необходимых размеров. Вероятно, по форме он должен быть вертикальным, как дупло. Такой улей и предложил Витвицкий. Состоял он из шести отделений — надставок.

Высокий куполообразный улей, как полагал Витвицкий, по форме ближе других стоял к естественному жилищу пчел — дуплу, тоже вертикальному, обычно расширяющемуся книзу.

Ширина летка, выдолбленного в отъемном дне, регулировалась поставленными на него надставками и всегда соответствовала силе семьи. Улей рамок не имел, хотя был изобретен чуть позже рамочного улья П. И. Прокоповича. Эти два талантливых русских пчеловода шли самостоятельными путями, независимо друг от друга разрабатывали конструкции ульев и, кстати, по многим вопросам практического пчеловодства имели диаметрально противоположные взгляды.

Характеризуя свой улей, Витвицкий отмечал, что устроен он «без затей, по плану, начертанному, так сказать, самими пчелами». В этом и состояла оригинальность изобретения: соблюдено было важнейшее условие — улей соответствовал природе пчел. Но это лишь первое основное требование. Так же успешно решена была и вторая задача, не менее важная, неотделимая от первой и, может быть, даже более сложная для конструктора, — улей был удобным в работе, позволял воздействовать на пчелиную семью в выгодных для пчеловода целях.

«Устройство колокольного улья рассчитано математически,— писал о нем автор. — Этот расчет основан не на произволе, а на природе пчел и на различных других обстоятельствах, имеющих тесную связь с нашими выгодами от сей промышленности».

Размеры составных частей улья, определенные с исключительной точностью, практически совпадают с размерами корпусов современного многокорпусного улья — самого совершенного искусственного жилища, полностью соответствующего биологии пчелиной семьи и задачам интенсивного пчеловодства.

Витвицкий «угадал» и объем надставок. Подтверждают это ныне широко распространенные в мире, также разбирающиеся на части ульи Лангстрота — Рута с корпусами на 8 и 10 рамок. Примечательно, что и высота надставок в улье Витвицкого неодинакова и зависит от их назначения. В более высоких пчелы выращивали расплод, а в меньших по высоте — складывали мед.

Применительно к своему улью Витвицкий создал стройную, научно обоснованную и практически целесообразную систему пчеловодства, основанную на обилии корма в течение всего года, эффективных противороевых приемах, кочевках к медоносам, зимовке на воле.

Особенно гордился Витвицкий тем, что его улей позволял в какой-то степени управлять самым сложным инстинктом пчел — роевым, с которым до того времени ничего нельзя было поделать. «Роение и нероение пчел, обитающих в колокольном улье, зависит от пчеловода», — подчеркивал он. Это было открытием, превращавшим пчеловодство в искусство, а пчеловода, бессильного и беспомощного перед стихией роения, — в хозяина и повелителя.

И как бы подводя итоги и заглядывая в будущее пчеловодства, он утверждал: «Время убедит знатоков пчеловодства, что, не употребляя сложных (то есть составных, или надставных, — Я. Ш.) улейков, никак невозможно поставить эту промышленность на высокую ступень улучшения». Это были пророческие слова. Современная мировая пчеловодная практика подтвердила предвидение нашего выдающегося соотечественника.

 

«Решительное время» в пчеловодстве

Витвицкий внимательно и глубоко изучал роение, причины, усиливающие или ослабляющие его, учитывал экономическую сторону этого явления. Роение снижало продуктивность, а часто просто становилось причиной бездоходности пасек, отнимало очень много времени, так нужного крестьянину летом. Пору роения Николай Михайлович называл «решительным временем» в пчеловодстве. Разрабатывал способы, влияющие на роевой инстинкт.

Противороевое действие оказывал сам уход за пчелами по новой системе. Он был упрощен до предела и состоял лишь в постепенном, по мере усиления семьи, расширении гнезда целыми надставками или, наоборот, сокращении его в конце пчеловодного сезона. Весной, в мае, как только обе надставки, в которых зимовала семья, оказывались заполненными, под них требовалось подставить третью, спустя две недели — четвертую, еще через две — пятую, и так, пока семья не занимала весь улей.

Описывая этот способ, Витвицкий неоднократно указывал на необходимость своевременного или даже заблаговременного выполнения операций, чтобы пчелы всегда имели для себя «соразмерный простор» и не оказывались в тесноте. Этот фактор он считал решающим для сохранения работоспособности пчел. Нарушение его неизбежно приведет семью в состояние роения, и тогда уже никакое, даже значительное, расширение гнезда не возвратит семье активность: «Если вы распространите их жилище уже тогда, когда они приготовились к пущению роя, то не ожидайте успеха, ибо вы опоздали».

Таким образом, по утверждению автора системы, легче предупредить роение, чем бороться с ним, когда оно уже возникло. Кстати, эту точку зрения разделяют современные пчеловоды.

Витвицкий заметил и еще одну очень важную деталь: расширение гнезда сверху, а не снизу не снимает роевого состояния, а лишь способствует складыванию меда в верхнее отделение. Эта особенность учтена современной промышленной технологией, предусматривающей систематический обмен местами гнездовых расплодных корпусов, своевременно предоставляющей матке свободное пространство для яйцекладки.

Если пчеловод вовремя заметил, что семья начала готовиться к роению, то не все еще потеряно. Следует просто отделить одну часть расплодного гнезда от другой пустой надставкой. Разрыв гнезда — самое надежное средство к прекращению роения пчел: «Они по природе своей не терпят пустоты между наполненными частями своего жилища и поэтому совокупными силами и с жаром принимаются за наполнение пустого улейка, не думая уже о роении».

Суть приема заключалась в том, что в строительные работы, не утихающие в улье ни днем, ни ночью, включались прежде всего молодые пчелы, которые до этого не принимали в них участия и готовились уйти с роем. Уже сформировавшееся ядро роя распадалось.

Этот оригинальный способ, впервые предложенный Витвицким, входит в арсенал современного промышленного пчеловодства как надежное средство борьбы с роением.

 

«Если желаете разбогатеть от пчеловодства...»

В отличие от других сельскохозяйственных животных, корма которым заготавливает человек, медоносные пчелы запасают себе корм сами. Такова особенность этих общественно живущих насекомых. Оберегая пчел от голодной смерти, природа наделила их способностью заготавливать во много раз больше меда, чем его требуется на питание до новых взятков.

Обильные запасы корма дают возможность пчелам не только переносить самые длительные зимы, но даже неблагоприятные годы, когда растительность из-за засухи или, наоборот, из-за дождей и холодов не выделяет нектара или дает его столько, что накопить мед не удается. Корм пчелиной семьи — мед — обладает уникальным свойством: он сохраняет свои ценные качества в течение очень длительного времени — нередко даже столетия. «Это доказывает, — писал Витвицкий, имея в виду особенность меда не портиться, — что судьба пчел лучше обеспечена природою, нежели наша или других животных». Гибель пчел от голода в естественных условиях, таким образом, исключена.

И в изобилующей лесами Подолии, и в дубравах Литвы, и в северных борах России Николай Михайлович встречал дупла, в которых находилось по 15—20 пудов меда «отличной доброты». Вместе с бортниками ему удавалось вскрывать дупла, до краев наполненные медом. «Стало быть, — делал вывод исследователь, — пчелы никогда не должны погибать голодной смертью». На основании своих наблюдений он выдвинул важнейшее положение практического пчеловодства, не утратившее силы до сих пор, — поддерживать обильные запасы меда в ульях в течение всего года.

Рост семьи, работоспособность пчел и в конечном итоге продуктивность, как полагал Витвицкий, определяются количеством корма в гнезде и целиком зависят от него. При обилии меда пчела «делается постояннее в труде и способнее к размножению своего племени. В сем состоит вся тайна и все мнимое чародейство, от которого знающие дело сие в течение одного года значительно обогащаются».

Витвицкий обвинял в невежестве пчеловодов, считавших, что полномедное гнездо снижает активность пчел. «Тот не знает природы пчел, — утверждал он, — кто думает, что от достатка пищи они делаются ленивее. В сем случае не должно применять других животных к пчелам. Достаток меду в ульях никогда еще не производил худых следствий, а недостаток — всегда».

Пчелы, изнуренные голодом, или погибают раньше срока, или долго остаются малосильными, неспособными продуктивно работать.

Витвицкий ставил в пример пчеловодов, которые не только оставляли пчелам в гнездах корма намного больше того, что они съедают, но и на всякий случай хранили в своих кладовых запас меда еще на 2—3 года. На их пасеках всегда были сильные семьи. «Наши предки,— вспоминал он, — часто научали своих сынов, говоря: «Ежели желаете разбогатеть от пчеловодства, то вы должны всегда иметь хороший запас давнего меда... Смотрите, чтобы вы его в нужде не покупали».

Без страховых запасов меда «пчеловод всегда будет нищим».

Согласно системе содержания пчел в колокольных ульях, верхние надставки всегда должны быть полномедными. Даже после цветения главных медоносов, когда полагалось снимать заполненные медом надставки, Витвицкий выламывал из них соты лишь после того, как убеждался, что все семьи запасли достаточное количество меда на зиму. Если какая-то из них не смогла собрать себе корма, вместо маломедной надставки он давал ей полномедную. Этого меда семье хватало на осень, зиму и начало весны, тем более что мед был еще и в нижнем отделении улья. Только излишки меда принадлежали пчеловоду.

Мед, по мнению Витвицкого, не только естественная, здоровая и любимая пища для пчел, но и лекарство, предупреждающее заболевание или излечивающее от недугов.

Многократно убеждался он в том, что пчелы, укрывающие в пустотах деревьев большие запасы отличного меда, были всегда здоровы и сильны и почти никогда не загрязняли ни своих жилищ, ни сотов.

Впервые русским пчеловодам прямо была названа истинная причина бедствия, ежегодно уносившего миллионы пчелиных семей: «Человечество много теряет через пчеловодов жадных и не знающих своего дела», — писал Николай Михайлович, решительно не советуя заниматься пчеловодством тем, кто намеревается морить пчел голодом.

В русской и мировой пчеловодной литературе никто еще так убедительно и глубоко не обосновывал необходимость содержания пчел постоянно на обильных кормах, как это сделал Витвицкий. Да, кстати, и после него, вплоть до Лангстрота, Рута и Бутлерова, почти все авторы книг, в том числе и известные мировые авторитеты, больше говорили о минимуме запасов, совершенно игнорируя природу пчел.

Щедрое снабжение пчел медом в течение всего года, к сожалению, нередко недооценивается и теперь.

По глубокому убеждению Витвицкого, на любой пасеке, а при использовании составных ульев особенно очень важно иметь большой запас сотов, которые требуются пчелам для складывания меда и выращивания расплода. «Постройка сотов много стоит трудов и времени пчелам», поэтому недостаток их сдерживает развитие семьи, уменьшает принос нектара, сокращает прибыль от пчеловодного хозяйства. В колодах почти невозможно создать сотовый запас, а в надставочных ульях его в какой-то степени доступно иметь, только не следует выламывать из надставок соты, если они только частично заполнены медом. Особенно дороги такие надставки для молодых семей.

Настоящей бедой для пчеловодства считал Витвицкий недостаток сотов, ведь они так нужны для повышения медосбора. А его многонадставочный улей без возобновления гнезда за счет готовых сотов вообще терял по меньшей мере половину своих положительных качеств. «Незнание способа возобновлять устаревшие соты есть в текущем столетии одна из главных причин упадка домашнего и бортевого пчеловодства». Так фактически была поставлена задача — отыскать нужный способ. Только с изобретением рамочных ульев и искусственной вощины пчеловоды решили эту непосильную для Витвицкого задачу.

 

«Лучше иметь мало, но самых благополучных ульев...»

В жизни общественно живущих насекомых, в том числе и медоносных пчел, решающую роль, бесспорно, играет их число. Чем больше рабочих пчел в семье, тем, естественно, больше они соберут и меда. Мощные семьи намного легче, чем малочисленные, переносят зимовку, не страдают от низких температур весной. Все это превосходно знал Витвицкий из своей многолетней практики, повидав и сильные, и слабые семьи. Он, кстати, изучал не только пчел, но и других общественно живущих насекомых, отыскивая у них единые биологические законы существования.

В сравнительных наблюдениях за сильными и слабыми семьями, которые не один год проводил Витвицкий, преимущества всегда и во всем оказывались на стороне сильных. Вот что, в частности, сообщал он об одном из таких опытов, в котором пытался установить расходы кормов зимой: «Взвесив ульи с первыми и другими роями поздно осенью, я убедился весною, что многочисленные семейства меньше съедают меда, чем неблагонадежные». Притом у сильных семей, если их ничто не беспокоило зимой и было много корма, не встречалось загрязненных гнезд, тогда как у слабых такое наблюдалось весьма часто. Все это дало основание сделать ценный для практического пчеловодства вывод: «лучше иметь мало, но самых благополучных ульев, нежели много сомнительных... Надобно всегда следовать тому верному правилу: что не количество ульев, но хорошее их состояние составляет и упрочивает доходы». Только сильные семьи могут обеспечить благополучие хозяйства, — утверждал русский пчеловод — превосходный исследователь и практик.

Слабые семьи Витвицкий предлагал соединять с другими. Объединение роев или присоединение слабых семей к соседним он считал необходимым и обязательным звеном практического пчеловодства: «Ни одна даже искусно управляемая пасека не может обойтись без соединения одних роев с другими». По его мнению, на самостоятельное существование имели право только «многопчельные», довольно рано вышедшие рои, а «малопчельные» или поздние следует соединять по нескольку вместе. Объединение неизбежно в конце сезона (семьи израбатываются на медосборе), чтобы сохранить пчел от гибели зимой и после зимовки (семьи ослабевают или теряют матку). «Кто весною и летом не соединяет слабых роев с другими,— писал он, — тот напрасно теряет много пчел». При объединении надставку со слабой или обезматоченной семьей следовало подставлять под соседний хороший улей.

 

Главная забота пчеловода

Прибыль от пчеловодства, без сомнения, во многом зависит от условий зимовки. Ослабление и даже гибель громадного числа семей вследствие малых кормовых запасов или неправильного содержания были в то время типичны для пчеловодства России. Витвицкий имел все основания заявить, что «зимовка столь нежного насекомого, каковы пчелы, составляет одну из главных забот пчеловода».

Пчелам, живущим в дуплах и бортях, не страшна зима. За ними, так сказать, присматривает сама природа. В живом дереве, в котором и зимой не приостанавливаются процессы обмена, ни холод, ни сырость не могут вредить пчелам. В лесу им не страшен и ветер. Витвицкий измерял температуру в естественных жилищах пчел и обнаружил, что в гнездах сильных семей с обильными запасами меда даже в самые жестокие морозы «так же тепло, как в натопленной комнате».

Ему не раз удавалось видеть рои, которые зимовали под открытым небом и при достаточном количестве меда выдерживали морозы.

На основании своих многолетних наблюдений Николай Михайлович убедился в том, что «пчелы не боятся зимнего холода, если только зимою имеется вдоволь меду и вдоволь бодрых пчел». Значит, для нормальной зимовки необходимы два условия: мед — своеобразное биологическое топливо и масса пчел, умеющих создавать и сберегать тепло. Витвицкого интересовало, как пчелы обогреваются и удерживают температуру в гнезде, но выяснить этого он не мог, поскольку ни в дупле, ни в безрамочном улье нельзя расчленить зимний клуб. Тем не менее Николай Михайлович сделал верное предположение о том, что «зимою, во время сильных морозов, поочередно часть пчел влазит в пустые ячейки, чтобы нагреться, а те, которые находятся на поверхности сотов, служат им одеялом. Нагревшись в ячейках, вылазят на соты, чтобы остальным очистить место».

Зимующие в дуплах пчелы не испытывают недостатка и в свежем воздухе. Они, кстати, сами научились регулировать его доступ через летки. В сильной, богатой медом семье пчел на зиму остается обычно большой просторный леток. Семья не очень сильная осенью его уменьшает, но делает таким, что через него проходит в жилище столько воздуха, сколько ей нужно. Такую закономерность Витвицкий наблюдал почти в каждом дупле и по размеру зимнего летка мог безошибочно судить о силе семьи.

Он видел, что в естественных условиях под защитой толстого слоя древесины и на значительной высоте от земли пчелы зимуют спокойно. Лишь в редких случаях их покой нарушают куницы, почуявшие запах меда, или дятлы, пытающиеся достать насекомых. Дикие пчелы зимой не пачкают гнезда, не теряют силы, сохраняют бодрость, а весной энергично работают на цветах. Вывод напрашивается сам: медоносные пчелы способны довольно легко переносить зимы, даже длинные и морозные. Почему же тогда на пасеках ежегодно зимой погибает много семей, а другие ослабевают и обессиливают настолько, что не могут весной даже прокормить себя? Витвицкий видел причины в нарушении условий, необходимых пчелам зимой.

На его собственной пасеке гибели или ослабления семей от голода не происходило, так как пчелы содержались в составных ульях с обильными запасами корма. Каждая семья зимовала в двух надставках, из которых верхняя, кормовая, всегда была заполнена медом.

Исследователь указал и на не менее важную, чем голод, причину неудач — зимовку пчел в помещениях, которую он считал противоестественной: «...из изысканий моих оказалось, что в нашем отечестве едва десятая доля пчел зимует на вольном воздухе, а остальные бывают заточены осенью, будто преступницы, в сырые и запертые погреба. ...Сильный бык, запертый на столь долгое время, едва ли бы перенес столько неудобств, сокращающих жизнь!». Сравнение не покажется слишком сильным, если представить, что пчелы, «запечатанные» в зимовниках на долгие 6 месяцев, лишены свежего воздуха и солнечного света, которые, как известно, оказывают благотворное влияние на физическое состояние всех живых существ.

Николай Михайлович был против зимовки в помещениях еще и потому, что опасался за потерю медоносными пчелами их ценнейших природных качеств — зимостойкости и работоспособности. Такая беда уже случилась в степных районах, где резко снизился медосбор. Местные пчелы потеряли «прежнюю резвость в погребах» и нуждались в прилитии «свежей крови» сильных лесных дикарок: «Чтобы двинуть общее пчеловодство вперед, должно особенно на степях заводиться теми пчелами, которые живут в лесах на свежем воздухе. Самые отличные породы медоносиц скрываются по дуплам в непроходимых русских и литовских лесах. Они живут по законам природы от незапамятных веков... Дикая пчела, можно сказать, сильна как медведь, между тем как живущая в улье и борти совсем ныне сделалась хилою».

Пчеловоды укрывали своих пчел от холодов только по одной причине — незнанию природы этих насекомых. Николай Михайлович предостерегал своих земляков и от слепого следования советам иностранцев, восхвалявших зимовку пчел в подземельях, омшаниках и других строениях. Пчелы привыкли жить зимой под открытым небом, дышать свежим, богатым кислородом, здоровым воздухом, научились спасаться от холодов — вот из каких веских оснований исходил замечательный пчеловод, когда рекомендовал зимовку пчел на воле как единственно правильный метод для условий России.

Чтобы лишний раз убедиться в этом, он в 1839 г. в Лисинском учебном лесничестве Петербургской губернии сам построил добротный надземный бревенчатый омшаник, оборудовал его вентиляционным устройством и разместил там ульи. Зимовка пчел в этом помещении проходила лучше, чем в подземелье, но экспериментатор все равно не был удовлетворен. Качества пчел неизменно ухудшались. Особенно это сказывалось на росте семей и их работоспособности.

«Из собственных моих опытов и наблюдений, — сообщал Витвицкий, — оказалось, что пчелы, зимующие на том же месте, где они находились и летом, гораздо сильнее и резвее, нежели зимующие в подвалах, кладовых, стебниках и в сараях. Свежий воздух и покой необходимо нужны для этого насекомого еще более зимою, нежели в другое время года».

В пользу зимовки пчел на воле свидетельствовала и возможность облетываться в оттепель. Значение такого облета для состояния пчел, чистоты гнезд и раннего усиления семей переоценить нельзя.

Витвицкий заметил и еще одну положительную черту зимовки на воле: пчелы, находившиеся вне помещения, реже подвергаются кишечным заболеваниям. При оставлении ульев на пасеке в них намного проще, чем в зимовниках, наладить обмен воздуха, что крайне важно для благополучной зимовки. Чтобы в улье не накапливалась сырость, губительная для пчел, изнуряющая и обессиливающая их, Николай Михайлович считал необходимым держать открытым не только нижний, но и верхний леток. Нижний же требовал особой заботы пчеловода, так как мог забиваться мертвыми пчелами или льдом. Небольшие щели в стенках ульев или бортей Витвицкий, вопреки общепринятому правилу, советовал оставлять на зиму, не замазывать, «чтобы пчелы пользовались свежим воздухом».

Неоднократно упоминал он об успешной зимовке под открытым небом в тонкостенных ульях и дуплах: «Хорошие рои, зимующие на открытом воздухе в тонких ульях, не замерзнут не только в наших краях, но и в холоднейших странах. В ульях, сбитых из тонких досок, они выдерживают самые сильные морозы».

Зимовка пчел занимала Витвицкого всю жизнь. Он понимал особую остроту этой проблемы для пчеловодов России, поэтому так глубоко и всесторонне ее исследовал. Для изучения содержания пчел в течение длинной холодной зимы и возможностей развития пчеловодства в суровых северных условиях Николай Михайлович оставил на время теплые благодатные края и переселился сначала в Литву, а потом в Петербургскую губернию, был в Финляндии и, по его словам, дошел бы до самого крайнего севера, если бы там были пчелы.

Его размышления о зимовке пчел, советы и рекомендации, для многих неожиданные, но буквально выстраданные и стократ проверенные наблюдениями и опытами, не утратили своей теоретической и практической силы. Фундаментальный вклад Витвицкого в разработку этой очень важной проблемы бесспорен и представляет яркую страницу в истории отечественного пчеловодства.

 

«Мы должны дорожить этого рода добром...»

Выдающийся русский пчеловод затронул, кажется, все важнейшие звенья практического пчеловодства, не оставив в стороне и племенного дела. Он раньше других своих соотечественников указал на то, что совершенство потомства у пчел так же, как и у всех животных, зависит от качества самцов и самок, что надо стараться разводить только превосходных особей.

Для племенного улучшения пчел вообще и в России в частности Витвицкий видел два пути — разведение пчел от тех семей, которые «доставляют меду и воску более, нежели другие ульи», и использование диких пчел, скрывающихся в лесах и живущих, как им предназначено природой, в дуплах деревьев.

Без племенного улучшения пчел, считал он, невозможно двигать пчеловодство вперед и поднять его на высшую ступень. Особую роль в этом Николай Михайлович отводил диким пчелам, сохранявшим свои исключительно ценные природные свойства, так как их пока еще не коснулась неумелая рука пчеловода и они не испытали ни голода, ни губительной духоты и сырости зимовников.

Неутомимый исследователь немало встречал на Руси пчеловодов, хозяйство которых процветало, и они каждый год получали от своих пчел намного больше меда и воска, чем их соседи. После расспросов оказывалось, что эти «чародеи» время от времени подкрепляли и обновляли свои пасеки роями, которые выходили из дупел, и считали этот довольно простой способ основой успеха. «Я старался убедиться на самом деле в важности этого счастливого открытия, — писал он, - и нашел его верным».

Однажды по просьбе Витвицкого бортники поймали в лесах несколько роев. Он их поселил на своей пасеке, предварительно взвесив. Одовременно посадил в ульи и рои, вышедшие из его семей. Все эти молодые семьи имели одинаковый вес. Поздней осенью оказалось, что дикие пчелы собрали меда почти по три пуда, а пасечные не запасли и по одному. Лесные пчелы, таким образом, имели огромное превосходство над домашними. Их семьи не только быстрее набрали силу, но и оказались чрезвычайно трудолюбивыми. Энергией диких пчел невозможно было не восторгаться.

Много раз сравнивал Николай Михайлович продуктивность по меду и воску семей, находящихся в ульях и живущих в бортях, и всегда перевес был на стороне пчел бортевых. Подтверждало это и пчеловодство старой Руси, основу которого составляли дикие лесные пчелы. «Деды наши, — отмечал он, — славившиеся пчельным искусством в целой Европе, умея ценить боровок, легко обогащались от их трудов». Лесные пчелы не только сохраняли высокую работоспособность, но и превосходно зимовали, почти не подвергались болезням, были энергичны в труде и защите своего гнезда. В снижении злобивости пчел, которое обычно наблюдалось на пасеках, Витвицкий, в частности, усматривал потерю ими природных качеств, которая неизбежно вела к флегматичности, слабой активности, и как следствие — к снижению продуктивности. «Я всегда любуюсь, — признавался он, — на тех пчел, которые больно жалят, — они всегда сносят много и меда. Открытие этого рода сообщал я известным в Европе пчеловодам; они согласились со мной, что это происходит от постепенного ослабления домашних пчел и что должно ослабевших домашних непрерывно поддерживать такими пчелами, которые всегда жили в дуплах».

В то время как в странах Западной Европы диких лесных пчел почти уже не осталось, они продолжали обитать в дремучих лесах России. Витвицкий считал их национальным достоянием и призывал беречь и охранять: «Русские боровки составляют ныне одну из самых лучших пород пчел, может быть в целой Европе. Мы должны дорожить этого рода добром и сберегать его от истребления как для собственной нашей пользы, так и для пользы нашего потомства».

Иностранные пчеловоды и естествоиспытатели, хотя и позже Витвицкого тоже пришли к выводу, что пасечное пчеловодство без помощи бортевого процветать не может. Упадок, который наблюдался в то время в пчеловодстве Европы, они также в немалой степени объясняли недооценкой лесных пчел. Селекционная работа тогда практически не велась.

Разорялись дупла и борти и у нас, уменьшалось их число, обсуждался даже проект уничтожения бортевого промысла, из-за которого якобы возникают лесные пожары. Витвицкий взял под защиту диких лесных пчел и бортничество и направил в Министерство государственных имуществ протест, в котором указывал, что бортевое пчеловодство — главное основание домашнего и что без него впоследствии пчеловодство оскудеет и люди не будут в состоянии «достать даже столько меда и воска, сколько нужно для уврачевания своих больных младенцев». Бортевое пчеловодство, по его словам, наоборот, способствует сохранению лесов, богатству и многообразию цветковых растений. Дирекция западных лесов, уже постановившая уничтожить борти, отказалась от этого решения, рассмотрев представленные Витвицким обоснованные доказательства. Несомненно, своим спасением бортевое пчеловодство России во многом обязано этому замечательному человеку.

Он разработал целую систему использования лесных пчел. Лучшими считал «совершенно диких», которые укрывались в глуши непроходимых лесов и никогда не находились ни в ульях, ни в бортях, поэтому все их природные качества сохранились. Это наиболее ценные для размножения на пасеках пчелы, золотой клад пчеловода, источник прочных доходов.

Ко второму классу Николай Михайлович относил пчел, живущих в бортях. Последний, девятый, класс составляли пчелы самые изнуренные, проведшие зимы в погребах и других сырых помещениях.

От лесных роев он советовал разводить пчел до тех пор, пока вся пасека не обновится. При умелом содержании дикие пчелы долго сохраняют свои превосходные качества, а при периодическом переселении роев из леса к тому же никогда не вырождаются. «Россия будет получать мед от преобразованного пчеловодства только в том случае, — писал он, — если будет заботиться о поддержании рационального бортничества, ибо оно доставит сильных пород пчел для подкрепления ими пчел, изнуренных на пасеках». Кстати сказать, современное пчеловодство в селекционных целях также успешно пользуется дикими пчелами из лесов Белоруссии и Средней России, сибирской и северной тайги.

 

«Я переезжал великие расстояния с пчелами...»

Н. М. Витвицкий был убежденным сторонником кочевого пчеловодства как наиболее доходного: «В пчеловодстве главное дело в том, чтобы пчел переселять туда, где для них больше прибыли окажется». Он заметил, что в лесу на одной или нескольких квадратных верстах можно встретить не больше одного дупла или борти с пчелами, и это для них весьма выгодно, так как источников пищи очень много вблизи, со всех сторон жилища. Чтобы пчелы на пасеках могли собрать не меньше, а больше меда, они, как и лесные, должны иметь обилие медоносов рядом. А это возможно лишь при подвозе пасек к массивам цветущих растений.

Выбор наиболее подходящего для пчел места — одно из главнейших условий успешного занятия пчеловодством, которое «не может приносить той пользы, какую должно, пока пчелы не будут перемещаемы, когда понадобится, на лучшее, обильнейшее пастбище». Пчеловоды, неоднократно перевозившие ульи на богатые места, собирали гораздо больше меда, нежели стоящие на одном месте «от снегу до снегу», да еще сетующие на матушку-природу, будто бы оскудевшую и ставшую для пчел «злой мачехой».

Россия, хотя в ней в первой половине XIX в. уже интенсивно шли лесоразработки и освоение земель, по-прежнему имела очень много лесов и лугов, богатых медоносами. Для использования этих колоссальных нектароносных угодий, по свидетельству Витвицкого, даже не хватало пчел. Но и при той же численности можно было осваивать новые источники взятка, если подвозить к ним пасеку.

В своей практике Витвицкий очень охотно пользовался кочевками. «Я переезжал великие расстояния с пчелами без всякого для них вреда», — читаем мы в его записках. А ведь тогда перевозили пчел на лошадях или быках, запряженных в повозки. Кочевал он не только летом к источникам главных взятков, но и в конце осени. По его словам, весьма выгодно перевозить ульи с пчелами за 200—300 верст. Эти осенние кочевки помогали использовать поздние взятки и нарастить пчел к зиме.

Стараясь сохранить всех пчел за время нелегкого пути, Николай Михайлович искал различные способы транспортировки, под гнезда, в частности, подставлял порожние подставки, которые улучшали воздухообмен в ульях.

Кочевки часто удваивали медосборы, снижали пагубное действие неблагоприятных погодных условий. Бывая за границей, Витвицкий видел, что иностранные пчеловоды весьма охотно и многократно подвозят пчел к источникам взятка, причем все их усилия, связанные с перемещением пасек, окупаются сторицей. Кочевали с пчелами в далеком прошлом и славяне, и греки, и римляне, и испанцы, и другие народы, хотя, казалось бы, тогда много меда было и на одном месте. Кочевки — старый, испытанный способ увеличения доходов от пчел, и его настойчиво рекомендовал своим соотечественникам замечательный пчеловод. Без кочевок он не мог себе представить пчеловодства России.

 

«У нас есть забытый капитал - пчелы...»

Со всей страстью гражданина и публициста Витвицкий доказывал выгодность занятия пчеловодством, в меру своих сил и авторитета содействовал развитию этой отрасли. «Не забывайте, — обращался он к своим соотечественникам, — что хлеб да мед составляют и впредь будут составлять блаженство многих миллионов людей современных и будущих».

Исторические данные, которыми располагал Витвицкий, — один из добросовестнейших исследователей прошлого русского пчеловодства, — неопровержимо говорили о том, что в старину по всей земле славилась Русь своими медами, воском, медовыми напитками, а пчеловодство было одним из важнейших источников дохода. «Кому же неизвестно, — напоминал он, — что наши деды не имели ни серебряных, ни золотых рудников... Золотыми их рудниками были пчелы».

Русь снабжала медом и воском не только греков, немцев, французов, англичан, но и народы Азии. Во время путешествия по Европе Николай Михайлович, изучая зарубежное пчеловодство, старался отыскать исторические доказательства интенсивной торговли Руси с этими странами. В иностранных торговых городах тщательно изучал записки, хранившиеся в купеческих конторах еще с XV в., в которых указывалось, сколько пудов меда и воска было доставлено сюда из России, и всегда был поражен их количеством. Собирал сведения о состоянии пчеловодства и торговле его продуктами в российских губерниях, исследуя хранившиеся в архивах ведомости, протоколы и другие документы за несколько веков. Исторические факты бесспорно свидетельствовали о выдающейся роли пчеловодства в умножении богатства России. Даже в начале XIX в., когда, по данным Витвицкого, в стране «было роев в ульях и бортях около 50 миллионов», пчеловодство продолжало оставаться существенным источником доходов, а его продукты — предметом экспорта.

Русский мед и воск никогда не теряли ценности. Витвицкий не раз слышал от иностранных торговцев, что русский воск в больших количествах охотно покупают ваятели и литейщики, которым, как известно, нужен материал самого высокого качества. Пользовались им и итальянские скульпторы. «Зайдите в английский магазин полюбоваться на свечи, сделанные из нашего воску в Лондоне, — делился своими впечатлениями Витвицкий. — За пуд просят 100—120 рублей ассигнациями. Наш мед, отлично приготовленный, — тоже чистое серебро, а такой же воск — золото».

И если пчеловодство увядает на Руси, то, как считал Николай Михайлович, единственно только по незнанию его возможностей. «У нас есть забытый капитал — пчелы», — утверждал он, полагая, что для большей части областей России пчеловодство может стать одной из важнейших отраслей сельского хозяйства. Мнение о том, что пчеловодство будто самое шаткое и ненадежное занятие, Витвицкий считал несправедливым, отрицал его в самой категорической форме. Так думать могли только те, кто не знал природы медоносных пчел и не умел с ними работать. Затраты или доходы от пчеловодства, по его мнению, должны считаться не по годам, а сразу за несколько лет. Это исключало необъективную оценку отрасли.

Николай Михайлович верил в большое будущее пчеловодства России. Он надеялся, что его соотечественники смогут без каких-либо чрезвычайных мер возвести пчеловодство на ту ступень, которую оно занимало издревле: «Настанет еще время, когда на родной земле нашей закипят снова рои пчел, когда по-прежнему польется мед». Одним из путей к этому он называл освоение системы содержания пчел в колокольных ульях.

Теоретическим и практическим знаниям пчеловодов Витвицкий придавал особо важную роль. Он советовал открывать специальные пчеловодные школы, где, кроме постоянных учеников, могли бы обучаться пчеловодству по воскресным дням и местные крестьяне, рекомендовал ввести пчеловодство как учебный предмет в народные училища, гимназии, духовные семинарии. Кстати, такой курс теории и практики пчеловодства читался в то время в одной из львовских семинарий, хорошо оборудованный пчельник которой часто посещал Николай Михайлович в 1805 и 1806 гг.

Он и сам думал открыть трехгодичную передвижную пчеловодную школу, которая действовала бы поочередно в разных губерниях России.

Для распространения знаний Витвицкий считал необходимым организацию обществ любителей пчеловодства и пчеловодных товариществ, образцовых пасек «для общественной пользы». Такие общественные, мирские пасеки особенно необходимы для крестьян, имевших мало пчелиных семей и не успевавших выполнять нужные пасечные работы. Замечательный пчеловод разработал даже организационную структуру товарищества пчеловодов, поставил задачи и цели. Но реализовать свои планы не смог.

Николай Михайлович расценивал пчеловодство не только как путь к улучшению благосостояния людей, но и как средство воспитания у них высоких нравственных и гражданских качеств: «Я не гоняюсь за одним только медом, поощряя к улучшению пчеловодства, нет, у меня есть при этом в виду нечто гораздо высшее и драгоценнее - чистота нравов содержателей пчел и присматривающих за ними... Любовь и навык с молодых лет к этому благородному занятию составляют основание будущего счастья юноши и гражданина».

Витвицкий, как поэт, воспел пчеловодство и медоносную пчелу. Его книги — это гимн пчеле и ее совершенству, восторг перед гениальным творением природы.

Николай Михайлович был превосходным натуралистом. Для наблюдения за жизнью пчел, их инстинктами, нравами и законами он изготовил себе стеклянный улей. Это, несомненно, был один из первых наблюдательных ульев в России. Стенки его имели не смотровое окно, как тогда делалось, а сплошь состояли из стекла. Расстояние между сотом и стеклами не позволяло пчелам застраивать его воском и заклеивать стекла прополисом.

В книге «Стеклянный улей, или извлечение любопытнейших явлений из естественной истории пчел» он сообщает немало сведений, которые до него не были подмечены натуралистами. Это относится к поведению и работе пчел, жизни матки, ее яйцекладке, судьбе трутней, пчелиному воровству. Многие явления он и сам как следует не мог истолковать или объяснял, как тогда часто случалось, разумностью этих удивительных существ.

От зоркого взгляда Витвицкого не ускользнули, в частности, и особые телодвижения пчел, которые он замечал и на соте в наблюдательном улье, и даже около летка в дуплах и ульях: «Рабочие пчелы имеют также род игры, весьма похожий на пляску».

Надо было обладать немалой проницательностью, чтобы обратить внимание на эти, казалось бы, совсем ничего не значащие случайные и, кстати, не так уж часто встречающиеся круговые, петлеобразные или покачивающиеся движения отдельных насекомых, известные ныне как танцы пчел, и дать им довольно точное название. Только почти через сто лет ученые расшифровали эту «пляску» и объяснили ее биологический смысл.

А вот как метко, с исчерпывающей полнотой описывает он избавление семьи от трутней: «Для изгнания трутней рабочие пчелы, от природы менее сильные, сначала удаляют неуклюжих самцов в свое время от меду; наконец, изнурив их голодом, изгоняют на нижние пустые соты, на пол (дно), на внутренние или внешние стенки улья и учреждают за ними строгий присмотр, чтобы они не могли воровать меду. Таким образом, пчелы постепенно обессиливают трутней и, доведя до совершенного изнурения, без больших усилий выгоняют их из ульев».

Изучение Витвицким поведения пчел и биологии пчелиной семьи было весьма далеко от простого любопытства, хотя и не могло не доставлять ему величайшее наслаждение. Но главное было в другом — без глубокого знания природы пчел невозможно отыскать правильные и эффективные приемы работы, чтобы получать больше дохода.

Николай Михайлович владел довольно точной методикой научного эксперимента, в основу которой он положил сравнительный анализ. Как известно, этим методом широко пользовались последующие исследователи медоносной пчелы.

Для сравнительного анализа он подбирал равные по силе и весу группы по десять семей в каждой, опыты повторял многократно в разные годы и в неодинаковых природно-климатических условиях. Сравнительный метод изучения со многими повторностями давал ему возможность получать данные высокой достоверности и делать безошибочные выводы. Это в одинаковой степени относится ко всем теоретическим положениям и практическим приемам разработанной им системы пчеловодства.

В последние годы жизни Витвицкий заведовал пасеками богатого и родовитого князя Кочубея — самыми крупными на Украине (на них насчитывалось до четырех тысяч ульев). Уход за пчелами велся под его руководством и по его методу. Н. М. Витвицкий как бы хотел подчеркнуть, что разработанная им технология пригодна для крупных пчеловодных хозяйств.

Своими трудами Витвицкий продвинул пчеловодство вперед, сделав исторический шаг от бортевого промысла к рациональному уходу за пчелами. Глубокие по содержанию, написанные прекрасным слогом, они утверждали мысль о том, что пчеловодство — это искусство.

Н. М. Витвицкий очень любил выполнять все пасечные работы своими руками, наблюдать за пчелами. Они одарили ему много счастливых часов, помогли сохранить здоровье и работоспособность до глубокой старости «Всем этим, — признавался Николай Михайлович, — одолжен я пчелам, которых любил, как людей».

Работал Николай Михайлович много, напряженно и вдохновенно, не жалея сил, дорожа, по его словам, каждой минутой, вникая во все, что было связано с пчеловодством. Его деятельность была высоко оценена общественностью. Он состоял действительным членом Вольного экономического общества и почетным членом многих других сельскохозяйственных обществ России.