В местном отделении полиции было спокойно и даже скучно. В «обезьяннике» единым числом мирно почивал местный клошар, скучающий за толстым стеклом дежурки капитан мучился над судоку. Тишь да гладь! Раньше Бурбелла от зависти бы лопнул при виде такой идиллии, сейчас же в душе не одобрил абсолютно. Но делать нечего, выбора на местном уровне нет, надо к бывшим коллегам быстренько обращаться, дабы машину нашли по горячим следам.

— Скажите, капитан, — поздоровавшись, обратился он к дежурному, — из оперов на месте сейчас есть кто?

Дежурный нехотя оторвался от брошюры и с минуту оглядывал посетителя. — Ну, я-то, допустим, капитан, а ты что за хрен с горы?

Видимо, внешний вид пришедшего убедил дежурного в полной его никчемности, не впечатлил и особого уважения не вызвал. Бурбелла действительно выглядел не авантажно: потёртые джинсы, рубаха навыпуск, сбоку на поясе что-то топорщится, и вновь он с горечью осознал свою полную пенсионную беспомощность. Вот то ли дело раньше, будучи на должности, ксивой махнёшь и забегали, засуетились слуги государевы званием пониже. Он в ответ внимательно оглядел дежурного, ровным тоном повторил вопрос, — как мне увидеться с операми? Или может кто из следователей на месте?

— А я ещё раз спрашиваю, ты — кто такой? Документы предъяви или убирайся отсюда, пока вон в клетку к алкашу не загремел!

Дежурный начал багроветь. Посетитель ещё раз окинул его взглядом, кивнул, видимо, в ответ своим мыслям и развернулся к выходу. Капитан проследил, как тот вышел, и опять углубился в журнал.

Но через несколько минут вновь появился этот упрямец, потряхивая в руках литровку газированной минералки, видимо, купленную поблизости в палатке, подошёл к окошку со словами, — остынь, капитан, самую малость! Отлетела пробка, и служивого щедро окатило шипучей пеной.

— Ах ты, паскуда!

Дежурный подскочил, словно его облили кипятком, и опять побагровел. Посыпались родные матюги.

— Да, я тебя, босо́та, сгною…ты у меня…да…

На шум выскочила пара сержантов, тут же подбежал, видимо, опер. Они втроём скрутили хохочущего Бурбеллу и затолкали в обезьянник, сорвав при этом барсетку. Дежурный ртом ловил воздух и зачем-то лапал кобуру.

— Валерьянки попей, — спокойно посоветовал задержанный, — или чаю с мелиссой, помогает. Только не с мятой, учти, для мужчин мята не в пользу! Хотя, тебе можно и с мятой, жена-то от тебя неврастеника, явно, сбежала.

Опер отвернулся и прикрыл улыбку ладонью, сержанты, переглянувшись, убрались куда-то вглубь помещения, издалека донёсся их весёлый ржач. Багровый капитан только что не посинел от гнева и, не найдя слов, погрозил обнаглевшему шутнику святым кулаком.

Проснувшийся бомж с интересом наблюдал это действо. Опер, забрав поясную сумку Бурбеллы с собой, ушёл в свой кабинет, дежурный снял мокрый галстук, пригладил заодно вымытую голову и угнездился на своём кресле сушить форму на чреслах. Опять открылась страница с судоку, в отделении вновь воцарились тишина и покой.

— Слышь, братан! Ты удивительно в цвет попал, ушла баба-то от него! — подсел к нему поближе сосед по узилищу. Это была колоритная и яркая личность с белесой бородёнкой и намечающейся лысиной. — Что, впрочем, вполне объяснимо, кому такое … — но тут изобличитель нервного капитана вынужденно притушил громкость, ибо уши у дежурного заострились как у белки, — добро нужно! На грядки только, да и то по осени. А тебя за что закрыли? — без перехода полюбопытствовал сосед по узилищу и изобразил на физиономии полное внимание.

Амбре от товарища доносилось явственное и не для слабаков с изящным обонянием, но и подполковник третий день пребывал без душа, а учитывая его крепкую комплекцию и энергичный жизненный ритм в последнее время, практически соответствовал соседу в смысле «ядрёны наши ароматы». Посему без каких-либо капризов был готов к контакту с местными обитателями этого временного пристанища.

— Да, понимаешь, ерунда с машиной вышла…

— Угнать хотел?

Бурбелла ещё раз осмотрел клошара. Нет, этот чудак, конечно, не блатной и, вообще, скорее всего, не криминал, похож на опустившегося по социальной лестнице интеллигента. Может, учитель бывший, или когда-то инженером трудился, но настали времена поганые, а люди, воспитанные в советское время, не все в ратные герои сумели пробиться и выжить в битве под названием рыночные отношения.

Он же всяких повидал за годы службы и вряд ли ошибался, поэтому не стал изображать из себя невесть что и ломать ненужную комедию, а остался простым пенсионером.

— Нет, у меня угнали, поролось бы оно в душу! Я пришёл заявление написать, а тут этот дежурный! Хамной как заводчик Демидов у себя на Урале. Я же — человек, а не быдло, чтобы терпеть от всяческих чинуш, тем более в погонах, неуважение и даже неприкрытое хамство, правильно?

— Вы абсолютно правы, уважаемый сосед, в справедливом утверждении своём! Несомненно, отвратительные времена и нравы! Вот этот бегемотоподобный с «ай кью» насекомого, с позволения сказать, дежурный на широком заду сидит, рубаху сушит, и всё ему нипочем. А ведь в его сознании ничего не изменилось, как не считал нас за людей, так и не считает, только ещё больше озлобился. Да, подобные нам граждане ему жизнь усложняют, сидеть тут на службе спокойно мешают, вон он судоку который час разгадать не может и, наверняка, из-за нас, представляете?

— Пожалуй, я с вами соглашусь, товарищ мой по темнице сырой, — усмехнулся бывший коллега обсуждаемого субъекта в мокрой рубахе и с погонами, — действительно, в великом раздражении он от нашего присутствия, ну да, надеюсь, воздастся ему по заслугам его!

— Крепко подозреваю, мы с вами когда-то были почти коллегами, — абориген встал и торжественно поклонился, — позвольте раскрою своё инкогнито! Мишель Пожарский! Здесь, почему-то обзывают Минькой-подзаборным, но это — сущая неправда! Никогда Мишель Пожарский не жил под забором! Клянусь в этом самым дорогим для меня — здоровьем моих врагов!

Он уселся на привинченную лавку и в довесок закончил, — тем более у меня прекрасная и обжитая вполне ниша в подвале, недалеко от теплоцентрали.

Бурбелла привстал и прочувственно пожал ему руку в знак истинного расположения к столь грандиозной личности.

В это самое время местный опер вытряхнул на стол содержимое барсетки Бурбеллы.

Так, ключи от машины, ключи от квартиры или дачи, пенсионное удостоверение, права…

Интересненько, а это что?

Из кармашка со сломанной молнией выкатилась монета, с блеском зазвучала по столу и привлекла внимание сослуживца, мирно читавшего газету за соседним столом. Склонив головы, оба несколько минут внимательно её изучали.

— Голдовая! Старинная! Наверняка, дорогая.

— Вне всякого сомнения, дружище!

— Вопрос: откуда у этого припылённого буяна такая вещь? На нумизмата он не похож.

Опера переглянулись, один взял документы этого непонятного узника и стал куда-то названивать…

Другой служивый, с редчайшей фамилией Кузнецов, решил пообщаться с задержанным хулиганом в допросной. А заодно выяснить, что же за птица такая запорхнула в их тихое захолустье.

Когда сержант привёл Бурбеллу в «закрытую пытошную» (так допросную называли опера меж собой) и вышел, тот спокойно и с достоинством подошёл и уселся на неудобный стул напротив расположившегося за столом опера.

С минуту молча они сканировали друг друга, почти не мигая.

— Итак, уважаемый, что же привело вас к нам в отделение? — наконец, вышел из паузы местный служитель закона.

— Легко объясню, — безмятежно отозвался «уважаемый», — пришёл написать заявление.

— Так, заявление…

— Да, вот такой я чудак, пришёл написать заявление.

— И что же вам помешало его написать, — терпеливо вопрошал опер.

— Если вам искренне интересно, я отвечу.

— Сделайте милость.

— Извольте. Пришёл написать заявление об угоне моей машины, но дежурный капитан стал мне хамить…

— А вы, стало быть, хамства не приемлете…

— Ну, я ж говорю, вот такой чудак. Не приемлю, знаете ли. А вы что, наоборот?

Опер как-то неопределённо отмахнулся, мол, понимай, как хочешь. И, вообще, вопросы задаёт здесь он. Бывший подпол всё это проходил, сам когда-то варил других в подобном соусе, посему ничему не удивлялся. Тем более знал примерно, чем эта интермедия закончится.

— Значит, решили вы этого капитана проучить и на его хамство ответили оскорблением, так скажем, в действии.

Бурбелла с интересом стал визуально изучать опера.

— Знаете… вот вы, в каком звании?

— Капитан.

— Тоже капитан. Ну, да ладно. Знаете, капитан, мне по тамбурину с маракасами, как вы пытаетесь подвести под химчистку мундир этого хама, облитый мною минералкой. Вряд ли вы сами испытываете к этому товарищу некое дружелюбие, ибо подставить под монастырь подобный тип может любого из вас отдельно и всё ваше отделение в целом. Рано или поздно с таким-то пониманием службы он нарвётся. Не сомневаюсь, здесь он — случайный человек. Что-то не слышу возражений от вас, капитан, неужели в цвет?

— Вы приехали к нам на машине?

— Да.

— Где вы её оставили?

— Оставил я её … — и Бурбелла чётко описал место.

— Я так понимаю, вы приехали не просто так, а к кому-то по делу?

— Совершенно верно.

— И к кому, если не секрет?

— Да никаких секретов, — и неудавшийся заявитель назвал адрес.

Местный опер умел владеть собой, наверняка, служил не первый год и вряд ли чему бы удивился, но тут по его лицу мелькнула тень.

— Зачем же машину так далеко оставили, — после минутного молчания ожил капитан.

— Захотел прогуляться, да и точно не знал куда подъезжать, я же у вас впервые, — простодушно сознался допрашиваемый.

— Вы не перепутали адрес? Вы точно там были?

— Адрес я не перепутал и точно там был, — чётко ответил бывший подполковник.

— Вы хотите сказать, что пришли по этому адресу, зашли туда и потом ушли? Вот так запросто, зашли, сделали своё дело и ушли? Неужели ничего вас не удивило? Или, может, показалось необычным?

— Да, зашёл, потом ушёл, всё верно. А что? Вас смущает что-то? — он наклонился поближе и в притворном ужасе вопросил с нужным процентом надрыва в голосе, — неужели там тайный наркопритон!?

Потом сокрушённо развёл руками, — не заметил ни притона, ни барона. А вот дом, действительно, интересный, в восточном стиле такой, знаете ли…

— А монета необычная, откуда у вас? Наверняка, золотая? — перебил опер.

— Да я ж за ней и приезжал, собираю древний восток, понимаете ли. Приехал, купил, но уехать не удалось, машину угнали. А ваш капитан и слушать меня не захотел, хамить стал…

Их общение на полуфразе вновь прервалось, проявился другой опер. Знаком пригласил он коллегу выйти, тот, уверив задержанного в скорейшем возвращении, сноровисто выскочил в коридор.

— Тут такое дело, — несколько удивлённо начал излагать он капитану, — я навёл справки, этот мужик непростой, лучше с ним не вязаться. Из бывших наших, ушёл на пенсию подполковником, в Верхволжском горотделе был начальником оперчасти. У меня есть там знакомые, подтверждают — мужик кручёный, связи, знакомства…

— Ну и что?! Можно нашим сотрудникам в морду минералкой плескать?

Коллега воззрился ещё более удивлённо, — ты чего это за Рыщука вписываешься? Все знают подленький его нрав, начальству на нас же капает. Да молодец этот мужик, уважаю! А морду этого блатника мне абсолютно не жалко!

— Да мне наплевать на Рыщука! Но и ты пойми, если каждый будет с нами так себя вести, до чего же мы докатимся? Да пусть он трижды бывший наш, но борзеть не имеет права! Тем более не имеет, коль сам когда-то в этом котелке дымился, должен понимать. Короче! Пусть посидит пока, поразмыслит, и наплевать, кем он в прошлом был, да и самоуверенности поубавиться.

Глядя с лёгким недоумением вслед уходящему коллеге, опер потёр висок. — «Ну, вот и Кузя башкой поехал не туда, а ведь раньше умственными зигзагами поперёк и наперекосяк отмечен не был. Господи, что служба делает с людьми!».

Но этот товарищ, прозванный Кузей, он же капитан Кузнецов, мысленно себе задавал весьма неглупые вопросы и на поехавшего умом сотрудника никак не походил. Он впитал всю поступившую информацию и поступил бы в другое время точно так, как советовал коллега, но не сейчас! Были моменты очень непонятные, и поэтому ему захотелось разобраться, что же на самом деле заставило подполковника приехать сюда, да не просто погулять по пыльным улицам абсолютно непримечательного населённого пункта, а по адресу, куда нормальный человек и не сунется! Была и ещё одна причина, личная, но об этом потом.

Зловещая слава хозяина этого страшного дома давно и далеко перешагнула местные границы. Поначалу, когда он поселился в здешних краях, за ним стали пристально наблюдать местные силовики и другие госорганы. Причин было предостаточно. К примеру, можно прочитать ориентировки с закрытыми инструкциями, которые получали только начальники высшего звена от соседей по делу «Секты». Прямо предписывалось обеспечить по возможности полный контроль за этим мутным пришлым, при этом проявляя максимальную осторожность в связи с повышенной опасностью данного персонажа.

Начальники знакомились с присланными показаниями, характеристиками, выводами экспертов, которыми сочли необходимым поделиться коллеги из Верхволжска. Сомневались, пожимали плечами и, не особо веря этому «триллеру», всё же дали команду установить наблюдение за объектом «Чародей», или «Ирокез».

Наведываться стали к поселенцу практически сразу: участковый для знакомства, затем пожарный инспектор, из земельного комитета пара любопытных особ, всяческие энергетики, телефонисты, сантехники, почтовики и множество других достойнейших лиц из различных организаций.

Хозяин, правда, не всех пускал к себе, а через пару недель просто вывесил на глухих железных воротах предупреждение о последствиях пустых визитов нежеланных гостей! Без нюансов и разъяснений, вот так запросто: «Будет плохо и всё!». Теми же словами предупредил при очередном визите ухмыляющегося участкового.

Первым пострадал налоговый инспектор после того, как он сунулся к «Чародею» с проверкой финансовой документации на куплю-продажу участка. Он мотивировал свой приход тем, что хозяин не посетил это госучреждение, не подал различные там декларации и прочие надлежащие атрибуты, которые, несомненно, необходимы для проверки и регистрации.

Инспектор выслушал через домофон благожелательные напутствия как то: «убраться, куда глаза глядят, пока есть на чём!». При этом домовладелец, ехидно так, отметил конкретное направление куда, а его суждения и мнение о налоговой полиции были крайне негативны и возмутительны! Пожав плечами, инспектор спокойно удалился в сторону пивного павильона. Прибыв на место, он заказал две по ноль пять литра вкусного пенного и охлаждённого, с неприкрытым и искренним удовольствием принял оное в иссушенный различными «нервотрёпами» организм. Только потом, не торопясь, достал телефон и набрал номер коллеги из полиции…

Что произошло далее, никто толком не понял, но постепенно со слов свидетелей стало ясно — как только инспектор поднёс телефон к уху, тот взорвался.

Никто из присутствующих не пострадал, если не считать сбитых в испуге пивных кружек с ближайших столов и упавших, на всякий случай, на пол ошарашенных (а вдруг война!) завсегдатаев.

Инспектор остался жив, вот только оглох на одно ухо, потерял глаз и три пальца правой руки. Когда его через три месяца родня привезла из госпиталя для военных на родину, бедолагу было не узнать. Искорёженный и молчаливый, очень напуганный человечек. Он от всех прятался и кроме близких родственников ни с кем не встречался, свадьба, намечавшая через неделю, расстроилась, работа накрылась и, в конце концов, он исчез. Поговаривали, увезла его родня в какой-то далёкий монастырь.

Куски оплавленного пластика тщательно изучили, крайне удивлённые эксперты уверяли: «взрываться там было абсолютно нечему».

Так этот случай и остался неясным для всех, но близкие люди и родственники знали — дело рук нечестивца поганого или не рук, да только им не легче от этого, результат-то трагичный!

Кстати, жениться этот несчастный планировал на родной сестре опера Кузнецова, которая после всех этих событий, вволю наплакавшись, уехала в Белоруссию к родне. Естественно, у капитана имелась веская причина гневаться на чужеродного гадского нелюдя. Да и не только у него. Многие здешние служивые и разноранговые чины накопили свои счёты к этому упырю залётному. С великим удовлетворением обломали бы по полной программе, но! Но вот только события показали — лучше держаться от него подальше.

Следующим калекой стал участковый. Придя днём с проверкой, торкнулся в закрытую калитку, начал стучать. Настойчиво так! По домофону в ответ ему посоветовали уносить ноги и больше не появляться никогда. Но служивый был с характером, за ним стояла государственная мощь и «сила сильная силового ведомства!». Потому он, нисколько не сомневаясь, высказал дерзкую крамолу, опять же в домофон, на предмет, мол, пока есть ноги, он будет приходить и проверять! Вот так! По долгу службы! А если этот приезжий хочет неприятностей — получит, вне всякого сомнения!

В тот же день под вечер, выбравшись на карьер за окуньками для любимого кота, участковый внезапно рухнул с частью берега с обрыва вниз, переломав обе ноги.

Переломы оказались серьёзными, кости всё не срастались, потом начался некроз, пошла чернота, и кончилось всё ампутацией. Врачи только руками разводили.

Через короткое время произошёл несчастный случай со следователем, который пытался разобраться в данной ситуации, затем перевернулась газель с омоновцами, ехавшими на адрес этой занозы для местной власти. И следователь, и омоновцы хоть и остались живы, но получили инвалидность по состоянию здоровья. Вполне понятно, что большего и не надо — поползли слухи, повылезали сплетни, обсуждения и, естественно, были сделаны выводы.

На десерт ещё одна история: домой к местному мэру необъяснимым образом явился среди ночи этот чародей! Вольготно устроился прямо в спальне, помертвевшему от страха мэру и его обмершей жене пояснил о недопустимости чиновничьего разгула, пожурил за безжалостное отношение к людям. Он, конечно, понимает, люди эти для мэра чужие, но тут же призвал подумать о близких, о дорогой родне, а также о знакомых и друзьях, да и об их родственниках тоже.

Оставив на память погребальный венок с незнакомыми символами и серебристыми змеями на чёрных лентах за дверью спальни, он незаметно и бесшумно растворился. В полуобморочном состоянии пожилая чета еле дождалась рассвета и срочно стала собирать свою стаю. В доме витал запах валерьянки, дорогого коньяка и водочки, шли споры, высказывались аргументы и доводы, в результате кворум постановил: оставить это опасное страшилище в покое, хотя бы на время! При этом потихоньку постараться всеми путями изолировать его от нормальной жизни местного социума. Незамедлительно в кратчайшие сроки нужные чиновники и службы были предупреждены, без лишнего шума свернули все установки по объекту, мотивировав отсутствием актуальности на данный момент времени.

На том, собственно, противоборствующие стороны и разошлись. Со временем соседствующие участки и дома опустели, некоторые съезжали, кто постарше умирали, а заполнять эту возникающую пустоту желающих не находилось. Потихоньку пустующие соседские дома местные власти стали сносить бульдозером, и, действительно, ползучая изоляционная политика принесла свои плоды — дом чёрного злодея оказался вне массового заселения, словно индейская резервация. Только, по всей видимости, это вполне устраивало изгоя. Он, особо не афишируя, скупал прилегающие пустоши, городские чиновники и рады были бы не продавать, но продавали. Да и как такому откажешь? При этом нечестивец, не торгуясь, платил нехилые для местного бюджета деньги. Постепенно его владения расширились, он снёс все ветхие остатки жилья и затеял масштабное строительство. Со стороны приехали турецкие наёмники, пригнали технику, за длинным высоким забором закипела работа, благо Ирокезу было не привыкать строить логово, когда-то и Секта начиналась с того же самого.

Бурбелла соскучиться не успел, Кузнецов вернулся быстро, ему очень хотелось узнать, что же такое сподвигло человека на пенсии приехать к этому чернокнижнику, опасному как мамба! В басню про монету он не поверил сразу, ну никак не походил этот человек на собирателя чего-либо, а тем более на нумизмата.

— Подскажите, пожалуйста, — усаживаясь за стол, попросил самым дружелюбным тоном местный опер, — уж вы то, как коллекционер, знаете наверняка…

Бывший же опер слегка напрягся, этим «дружелюбием» его было не обмануть.

— Давно у меня валяется серебряный рубль. Советский, знаете, такой большой со звездой, двадцать четвёртого года чекана, неплохо бы продать кому, да вот не знаю, сколько он сейчас стоит? Может, проконсультируете?

Естественно, Бурбелла не знал про рубль ничего, да если бы и знал, консультировать не стал. Интуиция бывалого человека чуяла ловушку, уверена была в ней. Поэтому, нисколько не колеблясь, прямо глядя в глаза молодому, спросил, — капитан, что тебе от меня надо?

Началась игра в переглядки. С минуту они, молча и с некоторой напускной ленцой, рассматривали друг друга. Оба понимали суть происходящего и насквозь сканировали друг друга, оба видели примерно равнозначную оценку своим возможностям, но в отличие от молодого, который хотел бы «разговорить» оппонента, старый и в мыслях не держал подобного. Он был связан чужим внутренним делом и не имел права его разглашать на стороне, да и отношение к нему здешних товарищей к сотрудничеству как-то не располагало.

Неглупый Кузнецов всё это мгновенно просчитал и крыл про себя самовлюбленного идиота Рыщука ядрёными матюгами. Ему сейчас могла бы пригодиться любая информация от человека, видевшего изнутри обиталище вурдалака. Он не оставлял желания прищучить со временем гада, из-за которого его красавица сестра вынуждена была уехать и, похоже, навсегда.

Отъезд был необходим, иначе молодая и красивая девушка превратилась бы в рано постаревшую и издерганную бабу, вполне возможно «спившуюся истеричку с немытыми патлами и каплей, свисающей с кончика постоянно шмыгающего с крупными порами сизого носа». Почему-то именно таким он описал на расширенном родственном совете образ сестры в недалёком будущем. В другое время его подняли бы на смех из-за такого преувеличенно унизительного образа всеми любимой родственницы, но кто-то вовремя добавил про «постоянно слезящиеся глаза с красными набрякшими веками». Всё! Эти литературно-выспренные изыски в своих представлениях и допущениях словно ошпарили кворум, и решение было единодушным. С болью в сердце вся родня пришла к общему знаменателю — девушке надо поскорей уехать и как можно дальше.

Капитан, молча и с неприязнью, рассматривал небритый мощный подбородок задержанного, прекрасно сознавая: против этого волка он — щенок легавый. Этот крепкий мужик с обветренным, как у заядлого рыбака по зиме лицом, обладал упрямством носорога, и ничто из него, панцирного, не выбьет нежелания сотрудничать. Опер уже сталкивался с представителями старой гвардии, и впечатления были, прямо скажем, только «головой покрутишь да руками разведёшь».

Несгибаемые окопники, твердолобые словно монументы, никому не верящие и всё видящие по-своему! В детстве «Кузя» ловил жуков-носорогов и помнил, как эти тёмно-вишнёвого цвета «танки» запросто разжимали кулак даже у взрослых парней. Вот и сидящий перед ним подполковник являл собой образец такого, тёмно-вишнёвого…

— «Не зря с носорогом сравнил, упрямец тот ещё! С ним разговаривать бесполезно, к тому же клиент зело хитёр, — сумрачно размышлял молодой, — не сомневаюсь, что меня он своей чуйкой прозондировал, ну да делать нечего, попытаемся хоть что-то выведать».

— Советские рубли со звездой чеканились в двадцать первом и двадцать втором годах. Каждый, даже начинающий нумизмат в курсе, ибо это азы. Мне продолжать развивать мысль?

— Ах-ах-ах! Какой ужас! Мне нужно исказить лицо судорожной гримасой отчаяния от безвыходного положения, в которое я попал! Меня разоблачили, я попался! Всё! Электрический стул — не иначе! А напоследок я скажу словами моего любимого актёра: «хитры вы, опера, с подходцами вашими, да только плевать мне на это».

Начав с эмоциональным подъёмом в голосе, Бурбелла затем спокойно так закончил свою речь самым отвратительно-вялым тоном. При этом он даже не улыбался, взгляд, как был тяжёлым и в то же время равнодушным, таким и остался.

— Вы не хотите рассказать, зачем приехали сюда. Это что, великий секрет?

— Нет, не секрет! Просто это не ваше дело? Вы будете разыскивать мою машину?

— Видите ли, вместо того, чтобы написать заявление о пропаже машины, вы выплёскиваете минералку на дежурного капитана Рыщука, т. е. неподобающим действием оскорбляете офицера при исполнении. Он, кстати, в рапорте всё подробно отразил. А сейчас ещё и отказываетесь отвечать на простые вопросы, сотрудничать с органами правопорядка. Из вышеизложенного какой можно сделать вывод?

— Ну, и какой? — после недолгой паузы безмятежно поинтересовался Бурбелла.

— Вы что-то скрываете и, чем чёрт не шутит, может нечто криминальное. Ну, а коли так, я задерживаю вас на сутки для установления личности и до полного выяснения причинно-следственных связей вашего пребывания на нашей земле.

У задержанного, нарушившего спокойное времяпрепровождение дежурного капитана, взгляд продолжал быть равнодушным. Выражение лица тоже не изменилось, полное безразличие. Ожидавший хоть какого-то всплеска эмоций опер Кузнецов так ничего и не дождался, единственная фраза арестанта прозвучала абсолютно спокойным тоном, — это ненадолго, скоро выйду.

В обезьяннике бывшего подполковника встретил, словно родного, местный абориген Минька-подзаборный. Миль пардон — Мишель Пожарский!

— Коллега! Уже стал опасаться за ваше благополучие! С них станется! Опричники! Семя жандармское…

Дежурный капитан Рыщук привстал со своего стула и зарычал, наливаясь яростью благородной. — Ты, гниль подзаборная, повякай ещё! Вижу, осмелел за компанию с этим недоумком! Заразился, видно! Ну да ничего, щас сержанты выпишут тебе спасительных инъекций от борзоты, и на свободу с чистой совестью! Хватит тут отдыхать, да от непогоды прятаться!

Выслушав угрозы, достойнейший трибун осёкся и, обхватив голову руками, уселся, всем своим видом показывая, насколько он удручён фактом оскорбления и обструкции его, правдивого и незапятнанного коррупционной составляющей, приличнейшего члена общества. Да ещё вдобавок от служащего местного отделения правоохранительных органов славного города N.

Бурбелла впитывал ситуацию. Он чётко понял, какую пользу можно извлечь от внезапного освобождения соседа по «темнице сырой». Пока дежурный, отвлёкшись, крутил диск внутреннего телефона, он, наклонившись, вполголоса проинструктировал сокамерника о дальнейших действиях, дабы «посолонее досадить сапогам поганым!».

Когда сержанты вежливыми пинками сопровождали мсье Пожарского на выход, тот с гордо поднятой головой молчал и стойко претерпевал физические и душевные муки. Он только презрительной улыбкой своей уничтожал морально этих золотопогонников, кровожадных угнетателей интеллигенции во все времена.

Бурбелла был уверен — Минька сделает всё, как учили. Записку и груз, например, камень в пакет, да метнуть подальше, если попадёт ролангу по кумполу — честь и хвала! Вдруг, попутно, гнезду змеиному ущерб нанесёт! Ну, а потом позвонить в домофон и, не мешкая, делать ходу.

С этим пунктом — поскорей удрать, почтальон был полностью солидарен, он не раз слышал о нечистой обители и надеялся после поручения вернуться в свою подвальную нишу живым и здоровым.

— «К Пиббоди вопросы у местных коллег», — текст, правда, вызвал у порученца лёгкое недоумение, но, тем не менее, был добросовестно заучен и потом в записке отражён слово в слово.

Прошло часа четыре, как Бурбелла находился в гордом одиночестве. Казалось, жизнь замерла, даже какого-либо нетрезвого гражданина не наблюдалось в обезьяннике, и насколько помнил подполковник, это во времена его службы являлось нетипичным для их отдела.

Здесь же было весьма немноголюдно, изредка мелькали туда-сюда местные служивые, лениво покуривали у входа сержанты, между делом попивал чаёк дежурный капитан, отобедавши, вернулись опера. Проходя мимо, Кузнецов поймал насмешливый взгляд задержанного и внутренне напрягся, неспроста эта ухмылочка, ох неспроста!

Ирокез проявился бесшумно. В дежурке возле мирно задремавшего было Рыщука внезапно возник этот опаснейший тип. Никто и не уловил, каким образом, даже Бурбелла, хотя он и ожидал нечто подобное.

— Ну что, тля жандармская! — весело так поприветствовал дежурного Ирокез и уселся на его стол, предварительно смахнув ручки-карандаши, различные бумаги, с грохотом обрушил на пол телефон. — Вон за решёткой мой знакомый сидит, так ты дверку-то распахни, а сам смени его, посиди там, отдохни, подумай! Думалка-то работает у тебя? Не вытекла ещё?

Беззвучно хватая воздух жабьим ртом, багровый Рыщук вслепую нашарил ключи и покорно поплёлся отпирать обезьянник. Выйдя из клетки, пленник гостеприимно пропустил дежурного внутрь. Только хотел было запереть, но не успел, подоспела пара сержантов, заглянувшая на шум, потом лейтенант, дознаватель и ещё какие-то личности.

Туда, все туда! Обезьянник сразу наполнился смыслом, стал многолюдным, но почему-то очень молчаливым. Сотрудники сидели смирно, немного ошарашено переглядывались, но не роптали.

Бурбелла запирал служивых, не поверите, с чувством глубокого удовлетворения, хотя, казалось бы, коллеги, пусть и в прошлом. Кастовая солидарность, понимаешь ли! Но только вот почему-то не ощущал он сейчас её, солидарность эту!

— Добрый день, — вежливо поприветствовал он Ирокеза, заходя в дежурку и кладя ключи на стол дежурного, — весьма благодарен за помощь…

— Погоди благодарить! — прервал его этот недруг человеческий, — должен будешь!

Есть к здешним погонам претензии?

— У оперов документы мои и …

— Пошли, что время тянуть, — не дослушав, стремительно сорвался душегуб.

По пути он ногой распахивал все двери, в конце коридора они ввалились, наконец, к операм в кабинет. Увидев входящего Ирокеза, Кузнецов, не медля ни секунды, выдвинул ящик стола и выхватил табельный «макар». Бурбелла, входящий следом, явственно ощутил, как время замедлило свой бег. Он видел исказившееся от гнева лицо капитана, видел, как тот молниеносно выдернул оружие, и тут же скорость действий его резко замедлилась. Словно обвешанный гирями и другими железками штангист, он плавно стал вставать и наводить оружие на вражину! Но вот беда! Супостат уже стоял рядом сбоку и мрачно наблюдал за потугами этого умалишенного, а затем, вроде и не спеша, вывернул с хрустом «сей пистоль» и бросил в угол. Этого же дурня схватил за ухо и безжалостно встряхнул. Время тут же восстановило свой прежний ритм.

Возникла пауза, только шипел от боли Кузнецов, баюкая вывихнутую руку и краснея увеличенным ухом.

— Скажи спасибо вон ему, — кивнул на Бурбеллу инквизитор и потряс перебинтованными кистями. — Вывел мне из строя обе руки на твою удачу, а то тебе парень сейчас бы лежал путь в травматологию…или в реанимацию.

— Я бы попросил, правдивости ради, учесть — к взрыву в вашем доме абсолютно не причастен никоим образом! — возмутился Бурбелла.

— Да знаю, знаю, — отмахнулся в некой задумчивости нечестивец, — я разве не отличу подленькие шуточки приматов от более высокого уровня намного превосходящих существ. Но лучше, чтобы это был ты! Распылил бы тебя и дело с концом, а тут…

Ирокез посмотрел на насупленное лицо им же вызволенного из местного узилища недавнего посетителя его обители и рассмеялся.

— Ладно, ладно, шучу я так! Ну, вот такие у нас шутки юмора! Чёрные, как и всё в нас, понимаешь? Только так и никак иначе.

Он в притворном смущении развёл в стороны перебинтованные руки, как бы сокрушаясь о своём несовершенстве, и, наконец, уставился на коллегу бешеного опера. Сказать, что тот сидел бледный и растерянный, значит, ничего не сказать. Выпученные глаза, капельки пота на висках, дрожащие руки… подполковник прошёл к графину, налил воды в стакан и протянул этому нервному товарищу. В полной тишине было слышно, как лязгнули зубы о стекло, воду опер в два продолговатых глотка выпил и протянул стакан, мол, ещё! Бурбелла налил. После второго приёма живительной влаги тому стало полегче, мимика лица явно утратила признаки безумия, также отчётливо проявились его потуги выйти из ступора.

— Скажи-ка, дружище, — обратился к нему с вежливым вопросом подполковник, — а где мои документы?

У того хватило сил махнуть рукой на здоровенный сейф с приоткрытой дверцей, там и обнаружилась барсетка задержанного. Пока Бурбелла педантично проверял её содержимое, Ирокез оседлал стул и вперился в Кузнецова холодным взглядом. У несчастного от боли и страха выступила испарина на лбу, видно было, как его колотила дрожь, но в ответном взгляде на вторгшегося к ним злодея, нет-нет, да и сверкала неприкрытая ненависть.

Злодей же задал правомерный вопрос.

— Тебе-то что я плохого сделал? С чего вдруг на меня пушку нацелил?

Повисло молчание, прерываемое постаныванием пострадавшего.

— Ну, до чего же вы — поганцы примитивные, — озлился Ирокез, так и не дождавшись чего-либо вразумительного в ответ, — накосячите делов непродуманных и хилой своей извилиной никак не дотумкаете даже на шаг вперёд! Нет, вот куда лезут эти людишки никчемные? Элементарного инстинкта самосохранения не слушают, ведь за всё ответить придётся, слышь ты, рыло кувшинное на шее пупырчатой!

Он встал со стула:

— Всё, надоело церемониться, ты у меня сейчас повесишься, пожалуй, сам без принуждения…

— Это из-за его сестры всё! Вот у него крыша и поехала…

Палач удивлённо обернулся к напарнику жертвы, Бурбелла тоже заинтересовался.

— Какой сестры ещё? Что ты лопочешь?

Тот, запинаясь слабым голосом, поведал семейную сагу от семьи Кузнецовых, полную драматизма и горя.

— Так это она из-за того слюнтяя тупорылого переживала! Вот баба глупая! Видел этого инспекторишку — абсолютное ничтожество! Благодарить бы должна, а она… Эх!

Ирокез махнул рукой, — не поймёшь это племя приматов недоразвитых! Хотя, — он посмотрел на мстителя-неудачника, — этого понять можно, вызывает молекулу уважения. Ладно, прощаю, но больше мне на глаза не попадайся! В обрубок превращу, ясно?!

У бедного капитана сил осталось только кивнуть в знак согласия.

— Сержант, если у вас всё, пошли отсюда…

— Где моя монета? — тон у Бурбеллы был очень холодный.

Та нашлась в том же сейфе.

— Где моя машина?

Как оказалось, машина тоже была найдена и стояла во дворе возле райотдела.

Уже почти на выходе сеньор Пиббоди не сдержался, наклонившись к увечному, бормотнул на посошок, — я понял, капитан, смысл твоих поползяков в мой адрес, хотел у меня инфой разжиться, да? Так работать научись сначала. Ну, а пока выздоравливай!

Тот сверкнул по-волчьи взглядом в ответ. — Я обязательно выздоровею, а вот ты кто? Сержант или подполковник? Когда служил, подполковником был, а у злодея этого сержант всего лишь, да?!

Махнув рукой на этого упрямца, бывший опер прошествовал к выходу. На воле его ожидал Ирокез.

— Благодарю, выручили из клетки, — не мешкая, обратился к нему Бурбелла, — но прошу принять обратно, — с этими словами он протянул руку. На открытой ладони блестела золотая монета.

— Ну, ну! Гордый значит! Точнее дальновидный. Не хочешь быть в долгу, — тут же расшифровал его поступок этот демон, — опасаешься! Будущего боишься! Ну что же, правильно. Уважаю за смелость. Свободен.

Подполковник почувствовал, как нещадно обожгло ладонь, словно оса ужалила, это исчез динар. Возникший при этом зеленоватый дымок тут же развеяло дунувшим ветром.

Напоследок же невольному гостю было пожелание не попадать больше к здешним коллегам.

— И ещё! У тебя просто талант наживать врагов. Я Маридку уговорил тебя не трогать, но на месяц другой лучше ты пропади куда-нибудь, лишь бы она тебя не видела. Сильна, ох сильна, настоящая джинири! Не зря её предки ведут летоисчисление со времён эры Аббасидского халифата. Капитан здешний тоже фрукт мстительный, ну да это ерунда, сам справишься, а вот роланг и вараша на тебя осерчали всерьёз и надолго! Это теперь они — Маридкины прислужники чёрные, змей тоже! А раньше, ну пока парень живой был, он у неё в фаворитах числился, да, дурачина неуёмный, на сторону сходил, вот она и наслала констриктора удавить его! Потом уж, когда остыла, превратила в роланга, всё ж таки какая-то там по счёту бывшая любовь. Но ты не расслабляйся, будь аккуратнее впредь! Эта компания сама по себе опасна и злопамятна, а уж если и Маридка впишется…

Уже на ходу махнув рукой напоследок, сей шайтан бодро зарысил к своему имению в восточном стиле и красавице пери в гамаке…

Вот такое прощание, недолгое и без надрыва.

— «Хорошо, хоть так! Пусть без особых церемоний! Ну, что возьмёшь с нечестивца инфернального? А ведь могло быть гораздо хуже…» — Бурбелла даже поёжился, вдруг осознав в полной мере, какому риску он подвергался. Но на будущее, действительно, нажил себе проблему опаснейшую! Так что рискованные приключения ещё впереди, наверняка, никуда не денутся.

Проводив не без зависти (невесть откуда возникла окаянная), сухощавую фигуру этого врага человеческого, наш герой уселся за руль, но гнать не стал. Ему в пути нужно было о многом подумать, вспомнить и осознать. Уже выезжая на трассу, он вдруг поймал себя на мысли об отсутствии какого-либо страха и настороженности от предупреждений Ирокеза. Нет! Конечно, самого этого «злобня» он опасался, ещё и как опасался! А вот в будущем, якобы, исходившее от мавританки зло его абсолютно не пугало.

Наоборот, он подспудно был бы рад встрече с этой восточной красавицей, смотрел бы и смотрел, слушал бы её и слушал! А уж незабываемые ночные грёзы, полные волшебных превращений и неземного блаженства…

Подполковник затряс головой, отгоняя наваждение. Вряд ли такой ночной любовный подвиг повторится, да и вообще-то он, знаете ли, женат! Да-с!

А, что касаемо её подручных рептилий, мертвяка этого…чихать он на них хотел! Добрые пинки у Бурбеллы в запасе ещё имеются, желающие могут записаться в очередь, хватит на всех! Заставив себя думать по делу, начал в уме калибровать для Барыни отчёт, краткий и полезный, по существу, без всякой шелухи.

Асфальтовая дорога стремительно ложилась под колёса, с каждым километром удалялись места приключений бывшего опера в «уездном городе N». Он ехал домой. К скучному, почти без происшествий, при полном отсутствии необычайных событий родному очагу и привычному, семейному быту! К той же самой жене и уютной квартире, к знакомой до боли в скулах от зевоты, спокойной и размеренной жизни!