Клим Рагулин

После суточной смены и такой насыщенной ночи, к сожалению, не в романтическом смысле насыщенной, мир кругом выглядел весьма необычно. Фиолетовые контуры обрисовывали человеческие фигуры, деревья, проезжающие машины, вообще все предметы, на которые падал взгляд. Моментами в глазах они двоились и троились. Клим останавливался, тряс головой, прогоняя это фиолетовое наваждение, когда наваждение прогонялось, брёл дальше. Жаркий, несмотря на утро, воздух был в какой-то дымке, как будто рядом дышала рабочим рвением шахта или металлургический завод. Ошалевшие от духоты коты валялись неподвижными тушками в самых неожиданных местах, лишь бы тень, пусть даже условная. Их извечные антагонисты, разных пород и мастей, вышедшие сами и выведшие своих хозяев на прогулку, уронив языки до асфальта и одуревшие в такой парилке, едва плелись, не обращая внимания на представителей кошачьих, ну уж если и натыкались, брезгливо фыркая, уходили в сторону. Тишина, птицы и те попрятались. Неслышно было весёлого чириканья и прочего присутствия пернатых, обычного для солнечного, летнего начала дня. Только голуби копошились у лужи, не пересыхавшей благодаря постоянной подпитке водой из трещины в трубе, проходящей в этом месте трассы и жизнеутверждающе бьющим родником. Глядя на довольных птиц, невольно им начинаешь завидовать, вот ведь пляжники беззаботные! Так и захотелось превратиться в маленького водолаза, например со спичечный коробок, занырнуть в эту прозрачную, прохладную воду такого чудесного моря-лужи с обломками красных кирпичей на дне, спасаясь от изнуряющей духоты.

Настроение, прямо скажем, «не розовое», состояние, как у заржавевшего робота, ноги словно чужие, дрябло несли непослушное тело на автопилоте. В свободной от мыслей голове, пустой, словно казан после ухи на костерке у реки под вкусную водочку, разве могло родиться что-либо не абсурдное. Вот и возникали желания всяческие, изогнутые не «в туда» прямо скажем.

«Фантазм и сюр…» — кольнула вялая мысль.

Правда, после ночных приключений вряд ли стоило чему-либо удивляться.

«Приду — и спать! Мне таких фокусов не надо, а то и свихнуться не за горами. Я простой житель этого города, а не образец героизма, как Вратарь. Только полторашку пивка взять надо… холодненького… так и сделаю, благо магаз по пути», — обрывками мелькали мысли.

«Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…», — Клим опять потряс головой, но мотив не пропадал. Он поднял взгляд, на четвёртом этаже в открытом окне, свесив ноги на волю, сидел лохматый субъект в разноцветных шортах и наяривал на губной гармошке.

«Дикая картина! И этот какой-то одичалый! Каску бы ему с рогами!» — посетила неодобрительная и вполне логичная по контексту события мысль.

Он с некоторой опаской вгляделся в далёкие контуры редких прохожих, слава Создателю, в рогатых касках со «шмайсерами» в руках, никого. И «пантера» из-за угла не показалась. Хотя недавние, фантасмагорические приключения ясно показали — ожидать можно чего угодно! Да-с, оказывается в этой рутинной, вялотекущей жизни некрупного районного городка могут «закипать и вспучиваться такие сюжетные пузыри», Голливуд со своими придумками отдыхает! И в главных героях, не рекламные белозубые красавчики, не перекаченные бодигарды, не ковбои с терминаторами, а простые, самые нормальные люди. Уж Клим-то это понял чётко! Запросто сейчас можно было ожидать, какую-либо невероятную каверзу, или несуразицу, в любой момент и очень реалистично! Он даже устал удивляться и ужасаться недавним воспоминаниям, перестал остро бояться будущего и рисовать себе в воображении различные кошмары, наверняка усталость притупила в нём все элементарные человеческие эмоции.

Проезжавшая мимо «скорая помощь», одобрительно гукнула лохматому экстремалу с четвёртого этажа клаксоном, мол, — нормальный ход парень, наш пассажир! Продолжай, скоро приедем, заберём! Её шофёр тоже видел и слышал каскадёра-музыканта в одном флаконе.

«В автопарк, с дежурства едут», — проводил глазами Клим. Они часто пересекались в это время, и некоторые водители, узнавая его, иногда приветствовали, помаргивая ближним светом.

Прикупив к пиву пару пицц, сыра и немного «Докторской», заранее предвкушая заслуженный отдых, он заторопился и, завернув на скорости за угол дома, нос к носу столкнулся с симпатичной дивчиной. Каким-то чудом успел пробормотать извинения, сделать пару шагов, уступая путь, как почувствовал, что летит в какую-то яму…

«Или не в яму, может в овраг какой? Только откуда здесь овраги?» — на этом внезапно мысль потеряла логические очертания, кругом потемнело, сознание отключилось, как будто его вынули — и всё! Аут.

Придя в себя, Клим недоуменно огляделся и пришёл к выводу, что он всё-таки сошёл с ума! Да и немудрено — такие за гранью понимания сложности жизненные, что «ни в сказке сказать, ни топором вырубить».

Сколько он был вне рассудка? Неизвестно! Куда его занесло? В голове роились вопросы, но она, бедная, отказывалась служить и отвечать. Неудивительно! В свете последних событий любой нормальный мозг нормального человека не выдержит такого хаоса и отключится, в целях безопасности. Не то поломаешь психическое здоровье, и что? Здравствуй, гнездо кукушки. Нет! Хорошо, что работает, как реле. Отключился на время, и замечательно! Думать потом будем, по крайней мере, когда голова болеть перестанет.

Поднялся кое-как на ноги, мышцы словно ватные, хорошо без сломов и вывихов обошлось, трава мягкая, плавно приняла заблудшего в этих непонятных событиях.

Он невесело усмехнулся, огляделся и замер в невольном восхищении: справа плескалось не то море, не то река необычайной ширины, или может озеро огромное такое. По крайней мере, сколько он ни вглядывался, противоположного берега не увидел, всё-таки, наверное, море. Он давно мечтал в отпуске выбраться на море и вот похоже попал, но радости почему-то не было.

Невысокий, метра в полтора вертикальный обрыв, а дальше тянулся песчаный пляж до воды. Волны накатывали и отступали, оставляя тёмно-коричневые мокрые, убегающие вдаль полосы на белом бликующем от солнца песке. Всё это маняще смотрелось, а солнце освещало и согревало, как будто подталкивало к воде, давай окунись, поплавай! Вот она, мечта курортника, рядом совсем. Но осторожность взяла верх, видимо, не все разумные мысли были убиты, поэтому Клим, пусть машинально и потихоньку, но всё-таки поплёлся вдоль обрыва, не спускаясь к воде.

«Какой дряблый дриблинг!» — так прокомментировала жертва заброса неизвестно куда своё спортивное достижение, при таком самочувствии расшатанного организма. Он даже не успел осознать, что же произошло, отшагав с сотню метров и отмечая, где и что побаливает, когда увидел это. Вернее, этих!

Слева, где начинался лес с какими-то гигантскими, ему неизвестными и диковинными деревьями, выглядывали наружу из-за густого куста два бронированных чешуйчатыми пластинами туловища, на двух когтистых лапах каждое! Огромные лапы активно переступали, два гибких хвоста, мерно изгибаясь, били по высохшей траве, поднимая пыль.

Восхищение от местных красот исчезло мгновенно. Голов, к счастью, он не увидел.

Головы, скрытые высоким кустарником, видимо, кем-то насыщались, судя по доносящему довольному утробному урчанию. Стремглав, по-спортивному, куда и слабость подевалась, он скатился вниз на пляж и, скрывшись от глаз, кои, надо думать, эти головы имели, прижался к песчано-глинистой стене обрыва.

«Да что же это? — пунктиром заморзили смятенные мысли, — куда я попал? Эти твари с экскаватор будут! На этих похожи… как их, на динозавров! Так, обратный ход, срочно!»

Пригнувшись, увязая в песке, побежал вдоль обрыва подальше от страшных существ.

Но, не успев одолеть и десятка метров, он с удивлением услыхал смутно знакомый голос, который тотчас поверг его в ужас!

«Клим Сергеевич! Эй! Где же вы?» — точно по его пути, след в след, семенила та деваха, с которой он так неудачно столкнулся после похода в магазин. Бодро так передвигалась, ручонками размахивала в такт ходьбе, головёнкой с любопытством туда-сюда вертела, ей интересно, видите ли, тут всё. Выделялась она при этом на фоне местного пейзажа, как раздавленная ягода-малина на белой простыне.

Пришлось расшифровываться. Он, высунув голову, зажестикулировал рукой, делая знаки вести себя не так явно, невольно оглянулся и с великим неудовольствием констатировал факт обнаружения их персон чудовищем калибром поменьше. Который покрупнее экземпляр всецело был занят, таки всё же доедал нечто вкусное и не пожелал прерывать трапезу, а вот второй живо вытащил на шум любопытную морду. Облизывая длинным, гибким языком свисающие из кошмарной пасти остатки чьей-то окровавленной плоти, поднял башку, не уступающую размером кабине «Оки», над кустарником и явно засёк их. «Сынок», так про себя окрестил его Клим, издав рык и обогнув «мамашу», довольно резво стал продвигаться в их сторону. Деваха тоже, наконец-то, увидела это милое животное. Визгу не было, лишь смуглое лицо стало белеть, и она вознамерилась было присесть… или прилечь. Увиденное и осознанное бесспорно впечатлило Клима, вызвало мощный впрыск адреналина, ватность в ногах окончательно исчезла, и вовремя! Ему пришлось проявить незаурядную прыть, чтобы не допустить непоправимого и успеть сдернуть эту недотёпу вниз, под обрыв. Вопреки вопившему каждой клеточкой желанию организма бежать от опасности, он, наоборот, схватил девицу за руку и насколько мог быстро поволок её за собой навстречу приближающемуся чудовищу, благо, то, что теперь они исчезли с поля зрения этой твари. Спутница же, бедная, видимо, в полуобморочном состоянии, покорно подчинялась насильственному перемещению. Расчет оправдался — вскоре на то место, где они только что были, сверху сверзилась туша, обвалив край обрыва и, хвала физическим законам, по инерции пробежав узкую полоску пляжа, шумно врезалась в воду.

Прижавшись, друг к другу, они увидели, как это страшилище, потеряв равновесие, завалилось на бок и неуклюже пыталось встать, издавая при этом вопли, от которых резко падало настроение. Недалеко от брыкающегося купальщика из глубины тут же проявилось темное пятно, которое стало к нему быстро приближаться, и над поверхностью поднялась на гребенчатой шее огромная ощерившаяся пасть, из которой лилась вода сквозь клыки-кинжалы. «Сынок», почуяв опасность, жалобно заревел, тут же мощным заводским гудком ответила его «маман».

Лязгнули кошмарные клыки-кинжалы, быстро и ловко вонзились в длинную шею, вода вскипела бурунами и побурела…

— Всё, давай, двигаем отсюда! — шепотом рявкнул Клим и повлёк девицу подальше от этого места, ощущая вибрацию почвы от приближения мамаши и нехорошее предчувствие о желании спутницы в самое ближайшее время потерять сознание.

То, что дальше они увидели и услышали, было незабываемым, хотя, для душевного здоровья лучше бы этого не видеть и не слышать!

«Они сошлись, как танк и поезд!» — так потом продекламирует зритель.

А вот зрительница же от этого зрелища явно стремилась уйти в астрал, закатывала глаза и делала вид, что ей не нравится! Видите ли, ей дурно! Вот оранжерея!

«Её бы в нашенский колхоз, где натурально всё, и вилы, и навоз! Там, что? Тоже бы поминутно впадала в ко́му?» — про себя родил экспромт более адаптированный к перипетиям жизни, Клим.

Тем временем гигантская мамаша, тоже обрушившая солидную часть обрыва многотонным туловом, но устоявшая на когтистых конечностях, огромными скачками преодолела пляжик и с ходу кинулась в бой. Оставив неподвижную тушу «сынка» в покое, огромный гребенчатый ящер принял вызов. Заклацали клыки-кинжалы морского чудовища, заработали зубищи и когти сухопутного монстра, вода кроваво вспенилась вокруг места битвы, рёв стоял оглушающий…

Этого еще не хватало! Попутчица явно утратила адекват, все норовила упасть в обморок и, наконец, ей это удалось. Хорошо ещё, что сумели отдалиться от побоища и вылезти наверх, когда она отключилась.

— Что-то случилось, она отключилась! — неожиданно для себя иронично, но в то же время растерянно, пропел вполголоса на известный мотив её спутник.

Сколько-то он нес её на руках, потом тащил на плече, приговаривая о том: как в последнее время жизнь осложнилась, о своей невезучей судьбе, пославшей ему девицу изнеженную и тяжелую, и что он не терминатор, а она не манекен в отделе мод, и, вообще, он после суточного дежурства. Окончательно выдохшись, он осторожно опустил спутницу в тени какого-то экзотического дерева и огляделся.

Поля битвы было не видно, да и шум баталии уже не доносился.

«Надеюсь, они там друг другом пообедали» — подумал Клим.

— Эй, подруга, выходи, да на друга погляди, — позвал он и попытался встряхнуть девчонку, но безуспешно, та увязла в ауте прочно.

Он огляделся в поисках воды, может ручей где-то поблизости, но, видимо, придётся бежать к морю. Вздохнул, снял рубаху, положил бедолаге под голову и побежал к обрыву, стараясь не думать о близости еще каких-либо тварей. У кромки воды присмотрелся, нет ли сюрпризов и, щедро намочив бандану, опрометью зарысил обратно. Подбежав, выжал влагу на лицо, веки дрогнули, и красавица, наконец-то, открыла глаза.

Попыталась сесть, почему-то сморщилась, с минуту разглядывала Клима.

При других обстоятельствах он бы приосанился, поправил прическу, сделал бы мужественное выражение лица, но сейчас решил не приукрашивать действительность, поэтому только поёжился под изучающим взглядом и терпеливо ждал. Потом невольная туристка осмотрелась кругом, затем опять оглядела своего спасителя и задала вопиющий по своей актуальности вопрос: «Где мы?»

«В мезозое, — хотел ответить наш герой, но понял что это слишком жёсткая шутка, посему сказал правду, — в заднице. Идти сможешь? Давай вставай, надо валить отсюда, и по скорому!»

— Куда идти-то? Вообще, что происходит? Вы можете мне объяснить?

— Не время сейчас для объяснений! Пойми, пожалуйста, спрятаться сначала надо, а уж потом соображать, как, куда и что, зачем, — так убеждая скорее себя, повлек её Клим вглубь леса.

— Ты же видела этих симпатичных зверушек — клацнут раз и нету нас. Пещеру какую-нибудь или древо найти удобное, желательно с гамаком», — доверительно сообщил он о своих планах.

— Господи, какая пещера, о чем вы вообще? Я в магазин за хлебом вышла, а тут чудища какие-то… мне домой надо, — немного сумбурно, но решительно заявила невольная попутчица. Клим остановился и внимательно посмотрел на неё.

— Погоди, тебя, как звать-величать, смуглянка? — наконец догадался спросить старший, он же ведущий в их маленьком коллективе.

Деваха как-то странно покосилась на него.

— Да знаю, ты из первой секции, соседка значит. Но имя-то у тебя должно быть?

— Я вот ваше имя знаю…  — он уловил упрек в голосе.

Клим поморщился, испытывая неловкость и досаду одновременно.

— Послушай, красавица! Не время для лобзаний нежных, хорошо, буду называть тебя Смуглянкой! Зачётный загар у тебя!

— Вы заметили? Надо же, зоркий какой! Может, по такому случаю разглядели и сообщите вашей соседке, где мы и что с нами произошло?

— Не знаю, где мы, — честно сознался Клим, — а вот ты-то как сюда попала?

— Не понимаю, — также честно ответила она, — шла в магазин, вдруг, словно в спину толкнули, и провалилась незнамо куда. Потом не помню ничего, темень сплошная.

— Ну да, ощущения схожи. Одинаково остры, как две кнопки на стуле учительницы, — невпопад мелькнуло немного странное по своей метафоричности рассуждение.

— Далее?

— Когда в себя пришла, вдали вас увидела. Побежала за вами, а вы вдруг пропали. Я так испугалась, а тут ещё эти страшилища!

— Весёлые дела! Куда попали неизвестно, спрятаться негде, шляются какие-то динозавры ростом с телеграфный столб! Ума не приложу, что делать, но уверен, — надо искать убежище типа пещеры, — подытожил старший, с видом бывалого вояжера, снова устремляясь в непонятное куда-то.

— Опять про пещеру! Первобытно, не находите? Ладно, вождь. Ну, найдем мы эту пещеру! Дальше-то что? Не просидишь же там всю жизнь? — отвратительно логично, да ещё с оттенком иронии, поинтересовалась Смуглянка.

— Хорошо, ты что предлагаешь? Шастать туда-сюда по побережью, на радость какой-нибудь саблезубой твари? Ты подумай, что мы знаем? Куда попали? Кто здесь правит бал? Ты бежала следом, что видела? Жильё какое, сапиенсов, быть может? — разразился каскадом встречных вопросов вождь.

— Да, вроде не было людей. И строений никаких не видела. А вот ваш пакет нашла и веткой прикрыла.

Клим остановился и с минуту молчал.

— Какой пакет? С пиццей?

— Не знаю с чем он, большой, синий, там еще эмблема какая-то. Но я уж о нём и не думала, решила вас сначала догнать. Испугалась, исчезли так внезапно, — призналась девушка.

— Так, идем обратно. Только осторожно, договорились? Я впереди, рядовой Смуглянка замыкающим. Форвертс! — и они отважно повернули к побережью.

Пицца это хорошо. И пиво — хорошо, а уж колбаса, и сыр вообще в тему! Батон белого хлеба моментально по-честному разорвали пополам. Но самое главное, что порадовало Клима, это поясная сумка типа барсетки. Он частенько брал её на работу, а перед магазином в пакет убрал. Когда отогнали голод, он сразу же проверил, что в сумке. Она являлась этаким небольшим хранилищем необходимейших вещей, дабы убить время на дежурстве.

Ещё до прихода Вратаря, когда работал один, чтобы время летело незаметно, он старался заниматься чем угодно полезным для себя, естественно. Между обходами времени было достаточно: вот и обтачивал поплавки, чинил будильники, паял, делал сувениры из плекса и камня, знакомым дамам менял обувные набойки, да мало ли дел пока один на дежурстве в офисе. Конечно мониторы без внимания не оставлял, вполне успевал контролировать.

А инструмент приходилось носить с собой, вот в сумке и был толстенький складешок с несколькими лезвиями, шилом и с ножницами, пятикратная лупа, в продолговатой коробке два сверла, пинцет, скальпель и маленький напильничек. В другом отделении плоская коробочка с крючками, грузилами и леской — планировал на выходные наладить донку со звуковым сигналом и подсветкой. От радости, что все цело, он даже забылся на какое-то время, и настрой резво пошел на отметку «положительный».

— Вождь! Ау! Вы спуститесь с облака-то? Дальше что делать будем? — голос Смуглянки вернул на грешную твердь, — я понимаю, ваш этот кинжал, вещь, несомненно, ценная, но не пора ли домой?

Клим вылез из эйфории, сумрачно посмотрел на неё, конечно, она же не знает о ночных ужасах, кои они с Вратарем пережили. Он отчётливо понимал, что это продолжение того кошмара. Зашвырнули его неспроста сюда, но развивать в этом направлении допущения не хотелось, даже в мыслях. Девчонка просто попала под раздачу, не повезло ей. Приглядевшись к ней более внимательно, он только сейчас зафиксировал легкомысленные летние шорты, рубашку с узлом на пупке, бейсболку смотрящую козырьком в сторону. Хорошо хоть кроссовки на ногах прочные, ножки тоже ничего такие, крепкие и загорелые.

«Эх, не мой бы тридцатник», — вздохнул он.

— Вождь, вы куда смотрите? Может, подумаете о чём-либо другом? Например, как домой добраться?

Вот язва! Острокол шипастый! Кактусина колючая!

— Вам, леди, никто не говорил о пользе поразмышлять, однако? Рекомендую! Время у нас несомненно есть.

Рассказывать ей про свои размышлизмы и воспоминания архиглупо, девчонке и так нелегко, в тоже время лишать надежды никак нельзя.

— Слушай, как думаешь, ночи тут холодные? — поинтересовался Клим.

— Вы допускаете…

— Допускаю, что нам придется здесь переночевать, — перебил он, — и надеюсь найти что-то подходящее для этого… ты как, не возражаешь?

Против этого она не возражала, и они дружно встали с поваленного ствола. Клим взял припасенную ветку с крупными листьями подходящей густоты, и так же дружно поплелись они, солнцем палимые… или лучше, судьбою ранимые… нет! Правильней будет — злой волей гонимые.

Шли осторожно по лесной кромке, не выходя на открытое место. Замерли только один раз, прижались к дереву и прикрылись веткой, но, видимо, смуглой послышалось, пошли дальше. Клим ничего не спрашивал. Он тоже почувствовал, как «нечто» недалеко от них, в гуще, выдохнуло так, что захотелось перекреститься. Между тем день, судя по всем приметам, уверенно близился к концу.

— Еще пару-тройку часов и хоть в землю закапывайся, — не совсем жизнерадостно, заметил старший группы.

— Вождь, у вас нет мыслей насчет той расщелины?

Клим её тоже усмотрел, две каменные глыбы словно выросли из-под земли, соприкасаясь верхушками. Если чуток подкопать и закрыть проход, вполне прокатит. Тем более, что вряд ли найдётся место лучше. Вот вам и пещера!

— Как вы, мисс, посмотрите насчет перспективы провести ночь с малознакомым мужчиной, ась? Мама не будет возражать?

После паузы, не дождавшись ответа на столь неприличный вопрос, продолжил, — так, ты собираешь ветки, бери некрупные, где листьев больше. Далеко не уходи, чтобы я тебя видел. Я пока внутри посмотрю, да и устраиваться будем, чувствую, стемнеет скоро.

Оказалось, устроились вполне удачно. Узкая у входа расщелина через метр «раздалась в плечах», как умно заметил вождь. И, вообще, вождь всегда замечает умно! Это так, между делом, на фырканье всякой молодятины из-за кулис.

Места вполне хватило для двоих, подстилка из травы и листьев удалась. Вот только вход защищён слабенько. Заставили ветками. Клим местами сплел их для крепости, но надежда только на то, что супостаты, тати и различные тюремные утеклецы, если таковые имеются, (опять мудрое изречение вождя) не заметят. А спать хотелось не на шутку, день выдался лихой, про ночь лучше и не вспоминать. Тем не менее, дав команду смуглой спать, сам решил караулить, сколько сможет, но смог недолго.

Ночь, однако, прошла спокойно. Смуглянка явно неплохо выспалась, первая упорхнула на чистку перышек, потом вылез Клим, морщась от боли в натруженных мышцах и в намятых боках. Попрыгал, поделал гимнастику, дабы разогнать кровь, умылся, выбрав мелководье, где проглядывалось дно. Кстати, отметил он, вода морская, солёная. Вот почему морщилась юная мадмуазель, когда ей на лицо бандану выжал. Он схватился за голову!

«Будем надеяться, про что-либо неприличное она в тот момент не подумала», — сделал он умственное справедливое предположение, но уточнять у спутницы не стал, просто несколько раз громко заметил о красоте моря, о плотности соленой воды в этом море и т. д.

Потом они держали совет. Первым выступил вождь, обрисовав видимые ему проблемы и поставив задачи. Потом выступало «непринципиально важное, молодое меньшинство», оно лезло с вопросами, критиковало и сомневалось, правда, в конечном итоге уступило фактам и согласилось с разумными предложениями бывалых и авторитетных товарищей.

Итак, им нужна питьевая вода, безопасное убежище и еда, конечно. Остатки магазинных припасов они уничтожили за завтраком, и пока было терпимо, но через несколько часов захочется и есть, и пить. Теперь надо решить куда двигаться?

После первоочередных, стояли задачи не менее важные: скрытное, а значит безопасное передвижение, попутное изучение местной флоры и фауны, и многое другое.

Про понимание того, как их угораздило здесь присоседиться, Клим предпочел помалкивать, не развивать эту тему, дабы не сокрушить и без того хрупкое душевное равновесие молодой леди. На все опасные вопросы он или отшучивался, или бормотал что-то невнятное, когда уж особо доставали, свирепо вращал глазами и сварливо бранился на неумение молодого поколения думать, слушать и наблюдать, желательно молча.

Шли в ту же сторону, что и вчера, также по кромке леса, замаскированные под ходячие кусты, тут уж Клим постарался. Прошли изрядно, пейзаж не менялся, а вот ноги потихоньку начали гудеть.

Только теперь море было слева, с правой же стороны не очень частые кусты и деревья незнакомых пород, а еще правее начиналась настоящая темно-зеленая гуща леса. В том направлении не хотелось и думать.

— Вождь, вы обратили внимание? Ни птиц, ни бабочек. Комаров и то нет. Где стрёкот цикад? Жужжание шмелей? Клёкот орлов?

— Если ты слегка помолчишь, может и услышишь, да?

В чаще происходило движение. Они тут же «укустились» у какого-то мощного дерева, слились с корой, замерли в ожидании.

Нечто немалых размеров продвигалось им навстречу, в направлении, откуда они шли, но слава стакану, в стороне от них. Трещали молодые деревья, шуршали кусты, ощущалась тяжелая поступь. Когда все стихло, они продолжили путь уже без шуточек и вопросов.

«А ведь это вода шумит!» — через час пути услышали оба.

— Отлично, то, что доктор прописал, — заявил старший, когда они вышли к неширокой речке.

Хотя это был, скорее, ручей, чем река, но вода была вкусная, и оба путешественника, скинув маскировку, несколько минут стоя на карачках, впитывали в себя живительную влагу. Потом наполнили полторашку, запас дело святое, присели на отдых.

— Искупаться бы, — как бы попросилась попутчица, — копоть, сажу смыть под душем, съесть холодного язя…  — мечтательно процитировала Семёныча.

Клим воззрился изумленно, потом продолжил в тему, — ты инструктора послушай, что здесь можно, что нельзя! Откедова познания такие, душа моя?

— Отец очень уважает Высоцкого, у него до сих пор магнитофон совдеповский, крутит свои колеса, настрой поднимает.

Уже испытывая симпатию к этому человеку, Клим поинтересовался, — чего же ортодоксально так? Сейчас на дисках всё, что душа пожелает. Качественно.

Но подумав с минуту, добавил, — хотя, можно отца твоего понять. Скорее всего, это ностальгия. Напоминает что-то хорошее, из юности…

Сподвижница глянула с уважением, — а вы, вождь, оказывается склонны к пониманию, анализировать пробуете, но по мне лично, эти шипящие плёнки давно бы в мусорное ведро.

— Это тоже понятно, ты — дитя другого времени. Ничего святого. Слушай, а жена не ругает его? Ну, мать твоя, как она относится к такому увлечению?

Смуглянка помолчала немного.

— Мама умерла два года назад.

Клим опустил голову.

— Я знаю, вы тоже живете без матери. Также два года?

— Год…

— Да, конечно, вспомнила. Вы ещё немного выпивали тогда.

«Немного», — он про себя усмехнулся. Невольно вспомнил то время, как неделю не просыхал после похорон матери. Друзья сочувствовали, были рядом, потом закрутилось. Замелькали какие-то малознакомые и вообще незнакомые личности. Уходили, приходили, что-то уносили, приносили водку и пили. Дверь не запиралась. Климу было наплевать, с полным равнодушием выслушал по телефону о своем отпуске (друзья похлопотали перед хозяевами за него). Братья Саргоевы слыли мужиками резкими, чуть что, и за дверь, но тут пошли навстречу и даже согласились, неслыханное дело, на временщика. А он продолжал пить, прятался от жизни, и чем бы это закончилось, неизвестно. Да хорошо вовремя приехала сестра матери, приехала на девятый день и быстро навела порядок.

Анфиса Николаевна, она же, для своих естественно, Анфа, дама с характером и тяжёлой дланью, с порога оценив обстановку, принялась обстоятельно за чистку рядов. Ряды нежелательных элементов катастрофически таяли с первых же минут её присутствия. Кого лёгким тычком, кого легким пинком, но в результате все летели за дверь.

Последним вылетело из ванны головой вперед некое лохматое существо, вознамерившееся было там прикорнуть и возмущенно чирикавшее, что оно уже там неделю спит и пошли бы все тундрой-лесом…

Открыв дверь головой, существо затихло и куда-то уползло, оставляя шлейф неприятных запахов.

Анфа прибралась в квартире, с порошком повышенной агрессивности вымыла ванну, сходила в магазин, похлопотала на кухне и стала ждать возвращения блудного Клима в себя. Клим проснулся на следующий день и потребовал продолжения банкета!

Анфа молча вылила ему на голову заранее припасенное ведро холодной воды, и жизнь быстро стала набирать смысл. Девятый день провели скромно, съездили на могилку, было несколько подруг матери, потом посидели дома, помянули.

Обнаружилось, что из дома пропало всё мало-мальски ценное: плазма, более сотни дисков с фильмами, проигрыватель дивиди Самсунг, коллекция тяжелых знаков, само собой деньги, естественно сотовый, микроволновка, кофемолка, набор немецких блёсен и прочие приятные мелочи.

Хорошо ещё, что золотые украшения матери да пару икон её подруга припрятала у себя. Отдала Анфе со словами, мол, от греха подальше решила убрать, больно уж Климушка не в себе был…

За иконы-то Клим сильно бы стал переживать, семейные, намоленные. Бабушкино благословение на свадьбу матери, несколько поколений в их родне. Мать не раз говорила, что пока они в доме, ничего плохого не случится, в них наше спасение и помощь, не зря ежедневно звучало — спаси и сохрани!

Тётка перед отъездом велела поклясться памятью матери на предмет отсутствия вина и водки в этом доме, пивка разве раз в неделю. Пообещала звонить, по возможности навещать, оставила немного денег, перекрестила его и уехала.

Немного погодя отпуск закончился, и Клим вышел на работу, всё потихоньку вернулось на круги своя. Конечно, рана сердечная рубцевалась с трудом, тосковал по матери, часто навещал могилку, тяжело было первые недели, как камень на душе лежал. Но не зря говорят, время — лекарь, хоть рубец и остался, но облегчение, особенно после сороковин, всё-таки пришло. Клим слово держал, алкоголь ни под каким видом, так, пивка иногда позволял. Потом жизнь стала насыщенной непонятными и даже невероятными событиями. Появился Вратарь, впрочем, об этом потом.

— Слушай, птенец, так мы с тобой оба круглые сироты? А, нет, ты полукруглая будешь.

У тебя же отец есть. Но, все равно роднит. Ась? Сознайся, чувствуешь ко мне сестринские… сестрянские… сестерские… флюиды, вот! Нет!? Жаль.

— Выговорились? Вождь, нам пора идти. Думаю вправо, наверх на шум. Похоже, там водопад, наверное.

— Спасибо, не фюрером называешь. А что касаемо направления, верный путь указываешь, товарищ сестра. Туда и тронемся. Там, если повезёт, и душ примем, и джакузи с пенкой! Ты как? Не против джакузи с пенкой?

Немного погодя им пришлось форсировать речушку, путь преградили валуны и за ними скала, уходящая круто вверх. Обойдя скалу, наши герои стали подниматься по более пологому склону и, когда выступил седьмой пот, вышли к настоящему озеру.

В озеро с противоположной стороны, действительно, бил водопад, не Ниагара, конечно, но шум стоял такой, что приходилось общаться на повышенных тонах. Немудрено было не услышать нежелательных гостей. Когда Смуглянка, обернувшись к нему (она шла впереди, вождь замыкал шествие), побелела точно также как тогда, когда увидела завров. Клим понял — опасность!

Быстро обернувшись, засек тут же пару отвратных особей, наблюдающих за ними с неподдельным гастрономическим интересом. Особенно не понравились их зубастые пасти и когтистые лапы, каждая была размером с крупную собаку, только чувствовалось гораздо опасней.

— Давай к водопаду, быстро! Чуть что, прыгай в озеро, вряд ли они полезут в воду!

Сам приготовил копье (пока отдыхали, все ножом стругал подходящую ветку) и стал потихоньку отходить, не отводя глаз. Их, по-видимому, спасла нерешительность этих тварей — те не почувствовали страха, который обычно испускает добыча.

А эти, непонятные, не боялись, и на добычу были не похожи, и тем временем уперлись в высоченное, единственное здесь дерево. Клим мельком взглянул и скомандовал, показав рукой на него, — пошла быстро!

Молодая взлетела метра на три, как белка, благо спортивная форма и ветви позволяли, а Клим, не упуская из виду «псиногиен», как он их про себя окрестил, не особо торопясь, залез следом.

Вот тут-то у хищников и сработало — добыча ускользает! Они скачками бросились вслед, но эти ненормальные двуногие скрылись из виду где-то в кроне.

Ярости тварей не было границ, они прыгали на ствол, раня кору своими когтищами, лязгали челюстями словно капканами, из пасти раздавался рык и брызгала пена, желтые глазища покраснели.

Мало того, один ненормальный спустился пониже и, улучив момент, огрел по хребтине своей палкой одну из «гиен», другую же попытался ткнуть в глаз.

При этом громко орал, а второе (тоже противное существо), швырнуло в них невесть откуда взявшейся полуметровой костью. Воя от досады, твари отступили и стали ждать.

— Это что за звери? «В мире животных» таких не показывали, — поинтересовалась напарница.

— А… эти! Это — кроколюхруммы! Вид глупоедов. Любят питаться разными неумными людишками, — с самым серьезным видом ответствовал бывалый.

— Они что, глупых людей едят?

— Конечно, только подавай. Я вот умный, меня им не съесть, они умными и бывалыми гражданами не питаются. Не по зубам им эта категория!

— Ну, меня тоже ведь не съели, а это значит…

— Они тебя просто не видели, — перебил он, — а так бы ты им подошла на завтрак.

— Это что? Я — глупая?

— Вот! Уже умнеешь! Самооценка нормализуется, это хорошо. Скоро из безнадеги недопонимания выйдешь, человеком станешь. Ещё годик-другой и никакие глупоеды тебя не ужаснут.

— Спасибо, командор, на добром слове, но судя по всему, ужаснули пока их вы своей ненормативной лексикой. Какой пример для молодежи! Да ещё учитывая юность наивной девушки.

— Скажи, наивная, где ты такую могутную кость-то взяла? — поинтересовался командор.

— Выше развилка из ветвей, что-то похожее на гнездо, вот там и нашла.

Точно, дальнейший подъем привел на развилку, где были навалены ветки, валялись кости какого-то животного. Клим мрачно осмотрел место гнездования. Наверняка заброшенное логово если не летающего крокодила, то твари, соразмерной этому товарищу. Нет, надо убираться отсель и весьма резво. Он полез по одной из ветвей, которая уходя в сторону, вела к скалам, и с радостью убедился, что пробраться можно. Толстая ветвь нависала над скальным выступом, высота пара метров, спрыгнуть дело́в с рыбий хвост.

Вернувшись, он рассказал свой план племени и, вооружившись, они спустились пониже и, дабы гиенам жизнь медом не казалась, метнули в них: он копье, она очередную острую кость. Что удивительно, попали оба. Звери, взвыв от гнева, бросили место дислокации в момент и исчезли.

«Растворились, как спирт в воде», — удовлетворенно заметил учёный вождь. Кстати, в учёности вождя кто сомневается, тот не прав! Вожди — они все учёные, потому и вожди!

Путешествие на уступ завершилось благополучно, поясная сумка, завернутая в пакет, на месте, полторашка тоже. То, что юная леди локоток поцарапала, пустяки. До свадьбы заживёт, до неё, радостной, понимаете ли, всякое может быть. Бывает и локти заживают.

Примерно как-то так объяснял Клим неразумной юнице, пока пробирались к водопаду. Между тем, надежда не оправдалась — проход исчез.

То есть сверху, прямо перед ними, вода низвергается мощным потоком вниз, и пути нет, справа — скалы, а слева, где-то далеко внизу, бурлило и клокотало от впадающей воды озеро.

— Клим! Оглянись! — в голосе смуглой звучал неподдельный ужас, возглас перекрыл шум падающей воды.

На площадку, где только что они были, махая перепончатыми крыльями, садилось очередное чудище. И опять когти, и опять полная пасть не знавших санации острых зубов.

А они с голыми руками, если только вот не считать камни под ногами.

— Булыжник — оружие всех времен и народов!

Это во всю глотку страшно заорал вождь и подобрал увесистый камень.

Даже водопад не заглушил этот крик души! Помощница тоже вооружилась камнем поменьше. Клим понимал — спастись от этой твари, шансов нет. Если ринется на них, камни не остановят. А, что если…

— Так, родная! Делай как я и не бойся. У тебя какая оценка по прыжкам со скал?

Но родная почему-то отчаянно в знак несогласия замотала головой, а летучая тварь тем временем стала неуклюже приближаться. Клим от души метнул свой снаряд, метнул метко.

«Кому-то под руку попался каменюка!» — с чувством выдохнул метатель, жаль, мало кого из современников можно цитировать на все случаи жизни. А Семёныч together forever!

Снаряд, тюкнув тварь по кумполу, отлетел в сторону. Та, как будто в досаде потрясла клювообразной башкой и, заклацав, двинулась в их сторону энергичней прежнего.

— Ладно, не будем прыгать. Давай обнимемся, что ли, на прощанье. Скушают нас сейчас!

Клим сгреб смуглую в охапку, приподнял повыше как ту княжну (откуда силы взялись), мощно оттолкнулся от края обрыва…

К счастью там, куда они приводнились, было глубоко, так, что не пострадали.

А то, что на коленке у сеньориты царапинка появилась, так Клим не виноват, нечего с голыми коленками по магазинам ходить. Одела бы джинсы, как все нормальные люди, сейчас бы не охала.

Вылезли на берег холодные и голодные, вдобавок юность ещё и озлобленная на коварство прожженных во вранье старших, кои возомнили, будто бы им все дозволено, и что она век не забудет, и припомнит и т. д. Старший же, не обращая внимания на бубнёж, между делом отметил на глазок высоту ими покорённую, — с десяток метров есть до той площадки, с края которой они сиганули от твари крылатой. Покачал с удивлением головой — клаустрофобии не было, а высотобоязнь была, и героический глава племени мысленно записал в свой актив ещё один подвиг. Генерал авиации, клянусь элероном!

И адмирал, кстати! Смешались, понимаешь, в доме Ржевских все в одном флаконе.

Ещё хорошо, что в озере не оказалось водяных каких-нибудь крокозавров. Да, господа устроители этого шоу в парке периода этих монстров, не всё вы предусмотрели, ляпы есть! Ну, всё! Хватит гулять, пора и прятаться. Клим стал искать место, куда заховаться, и представьте себе, нашёл. Вернее, вспомнил. Когда всплывали, он, подталкивая спутницу, заметил светлое пятно входа под нависшей громадой камня. Снаружи этого не видно, там яростно пенилась и бурунилась вода. Клим решился. Запретив сподвижнице шуметь, двигаться, и вообще, набрал воздуху и занырнул под козырёк.

Вход нашел сразу, аккуратно проплыл буквально с метр и, вытянув руку вверх, стал всплывать. Интуиция не подвела, грот, или подводная пещера, как вам угодно. Солнечный свет сочился откуда-то сверху, было тихо и безопасно, только сундуков с пиратскими сокровищами не наблюдалось. А так бы Монте-Кристо, не иначе! Чья фантазия позволила сотворить здесь такое, оставалось только гадать.

Вынырнул, к радости Смуглянки, живым и невредимым. Объяснять про убежище долго не пришлось, и вскоре в пещере они растянулись на песке, отдыхая от пережитого.

— Ты пока одежду отожми, пообсохни, а я посмотрю тут, что и как. Буду возвращаться — крикну. Да! Ты вроде искупаться хотела? Ну вот, славно ополоснулись, надеюсь, мадемуазель была в восторге!

Достал из пакета и надел поясную сумку, стараясь не слушать ответную тираду малоавторитетной части племени, язвительно указующей на исполнение примитивной мечты неких субъектов в виде отдельной пещеры, и удалился на разведку.

Недолго поплутав, выбирая подъём полегче, Клим выбрался на площадку, с которой обзор был великолепный.

Быстро набрал веток, хворосту, приволок изрядный обломок ствола и достал лупу. Через минуту, хвала солнечной активности, появился веселый поначалу маленький огонек. Умело подкладывая ветки, постепенно добился хорошего костра. Благодаря природному ограждению из скальных обломков ветер не ощущался, почти невидимый дым улетал вверх.

— Эй, Загорелая! Ты как, в пристойном виде? Надеюсь, мне за тебя краснеть не придется?

Пошли, место хорошее нашёл, там отдохнем и о делах наших скорбных покалякаем!

Спутница была приятно удивлена при виде костра, хотя погода была летняя, но после купаний тянуло к огню.

— Есть хочется! — созналась Смуглянка.

— Да ладно! Неужели!? А ты хлеба купила? — начал было подначивать Клим.

Но немедленно проснулся в нём «местный светоч был галант…» и запретил издеваться над девчонкой. Она — соратница, сподвижница, член племени и стаи, равноправная пассажирка на этом круизном лайнере «Инфернальные шуточки», клиент банка «Занесла нелёгкая», да и одним словом — молодчина!

«Посему хватит ёрничать», — одернул он себя.

— Скажи, ты рыбу ловить умеешь? Нет! Ладно, я наловлю. Ну а потрошить, чистить?

Тоже нет! Лады, сам сделаю. Запечь в углях или зажарить на прутиках, это как?

Послушав в ответ тишину, вождь понятливо кивнул.

— Мда-а. Женись на такой, с голоду околеешь в расцвете лет! Ладно, жди тут.

Клим поднялся и стал пробираться к озеру.

По пути срезал подходящую ветку, очистил её. Леска, поплавок, грузило — все есть.

Так, нужна насадка. По пути перевернул пару-тройку камней, ковырнул землицу там-сям, убедился в отсутствии оной.

Вообще, какой-то мертвый мир убедился он через час бесполезных попыток различных рыбацких хитростей, это Смуглая верно подметила, ни стрекоз, ни бабочек, червей и то нет. Рыбы в озере тоже нет. Он догадывался, какая сила их забросила сюда, вернее его, девчонка просто оказалась рядом, вот и попала под раздачу.

Поэтому вряд ли будут преференции насчет спокойной и сытой жизни, а вот чудовищ, монстров всяческих, это — пожалуйста, сколько угодно.

«Разозлили мы их с Вратарём, похоже, не на шутку. Разворошили не́чисть. Только до меня чего докопались? Жил себе спокойно, никому не мешал, никуда не привлекался, даже рядом не стоял! Попал, как Курт на щит!» — устало присев на камень он углубился в невесёлые мысли и мрачно глядя на чернеющую воду.

Когда-то любил читать про Робинзона, ярко сопереживал герою, радовался с ним каждому найденному инструменту, проросшему зернышку или прирученной козе. В пятнадцать лет можно радоваться и фантазировать вволю, но как быть в тридцать?

И инструмент есть, и занесла нелёгкая, никакие отшельники не пляшут, а уж с Пятницей повезло, слов нет! Робинзон бы половину своего острова отдал за Пятницу такую! Клянусь святой пятницей! Только Клим радости сейчас не испытывал, инструмент бесполезен, ответственность за этот день недели выше крыши и головная боль до колена.

«Рыба! Да ну её! Оказалось, в местной рыбе даже фосфора нет! Представляешь? Отравимся ещё! Да вдруг с тобой что! Я же в глаза твоему отцу не смогу посмотреть.

А в свои, в зеркале? Я ради тебя решил отказаться от сомнительного блюда. Цени!

Слышала про новую диету? Да ты что! Сам старина Брэгг рекламировал. Пара дней и ты стройная лань. А что я? Я уже и сейчас неотразим в своей прекрасности. Я уже давно по Брэггу живу, так давно, что и не живут столько. Потому и вождь, а тебе, милочка, брэгговать и брэгговать ещё, авось когда-нибудь и дорастешь до правой руки вождя!»

Он балаболил в ответ на её вопросительные взгляды, нёс подряд всё, что на язык ложилось, ибо о той каше, что кипела в голове, говорить было нельзя. Сознаешься вслух, какие мысли вертятся, вертеться будет негде, не сойдёшь, так спрыгнешь.

Так шутейно и с прибаутками, не обращая внимания на урчание зверя под прозвищем желудок, избегая тем о всяких там бронеящерах и о прочих малосимпатичных существах, коротали время у огня подневольные вояжеры «в неизвестное куда». Ночевать решили в гроте, в нём безветренно и безопасно.

Сделали подстилку из листьев, натаскали веток для костра, взяли горящих головешек, и вот, наверняка, впервые здесь заплясал огонь, и расположились на ночлег люди.

Люди, попавшие в непонятную и, в общем, жуткую неизвестность, вырванные из привычной жизни, голодные и усталые, но противостоящие напасти и потому вызывающие уважение, расположились поудобнее радуясь отдыху.

Дым струился вверх, не создавая проблем, огонь давал уют светом и теплом, естественно, потёк плавный разговор на злобу дня, вернее, на добрую ночь.

— Учитывая ваши юные годы, смею полагать, солнце моё, ты не похрапываешь? Надеюсь, если усталый путник и премудрый старшина всхрапнёт чуток, утром не будет никаких ахов и злословий на эту тему?

— Нет, капитан, не будет. У меня отец иногда похрапывает, так что закаленные мы.

— Он у тебя работает?

— Конечно, работает, на что бы иначе мы жили?

— И кем трудится, если не секрет, конечно?

— Не секрет, он у меня коммерческий директор в одной фирме.

— Понятно. А ты, принцесса, студентка, наверняка?

— Да, остался ещё год до диплома. А вы, вождь, кем трудитесь?

— Да как тебе сказать? Я тоже директор, только ночной. Ладно, спать давай, завтра рано подниму.

Наутро, хорошо выспавшись и произведя водные процедуры, благо вода рядом, они поднялись на площадку осмотреться и подумать о дальнейшем смутном будущем, о судьбе злодейке. Осмотревшись и прислушавшись, поняли, действительно — злодейка.

Со всех сторон, ещё далеко, но уже явственно доносилось зловещие признаки, к их площадке подбирались различной степени опасности ящеры. То тут, то там раздавался скрежет и клёкот, лязганье и рёв, вполне уже различимый. Шатались деревья и кусты, под утренним солнцем зелёным отливом поблескивали чешуёй и бронзовыми панцирными щитками огромные твари. Зубастые, рогатые, с гребенчатыми и шипастыми хвостами монстры шли со всех сторон, источая леденящее сознание свирепое зло.

От увиденного возникло ощущение беспомощного ужаса, хотелось проснуться, сбросить оцепенение, сковавшее их. Клим, соответствуя своему статусу главного, первым пришёл в себя от мрачного созерцания.

Кинув взгляд на студентку оранжерейную, успокоился. Слава овальным близнецам, соплеменница в астрал не собиралась, так, слегка побледнела, но в принципе держится по-солдатски.

Круг тем временем сужался, приближалось бронированное стадо чудищ вполне целеустремлённо, но вот добыча их ждать, естественно, не пожелала.

— Быстро вниз, в грот! Там сначала под водой, потом по воде постараемся унырнуть подальше. Где-нибудь спрячемся. Форвертс!

Соплеменница прытко исчезла в проёме, вождь последовал за ней незамедлительно.

В пещере на голову нахлобучили по охапке травы, Клим завернул в пакет и прикрепил к поясу свою сумку, и они дружно погрузились в воду. Плавно без всплеска пересекли озеро, по берегам трещало и ревело, валились деревья, бесновались рапторы. Одно из таких созданий шагнуло на берег и тут же, издав утробный рык, съехало в воду с добрым ломтем берега. Поднявшейся волной путников вынесло на берег. Сбросив маскировку, беглецы юркнули в ближайшие заросли.

Видимо, основная часть ящеров миновала беглецов, свирепый рёв стоял выше по склону.

Поэтому соплеменники, пригибаясь, но не особо уже осторожничая, выскользнули из кольца и уходили все дальше вниз от неспокойного озера.

Наконец, они остановились перевести дух, присели около дерева и с удовольствием попили воды. Смуглянка ещё хотела умыться, но Клим не дал:

— Воду питьевую беречь будем, мало её. А умыться можно и вот так, уж если озера тебе не хватило, — он наклонил огромный лист, нависавший над ними, и его окатило водой.

— Чем не душ? Рекомендую!

Юная леди с удовольствием воспользовалась советом и опустошила на себя не один лист.

Отдохнув немного, тронулись в путь, не зная куда, но лишь бы подальше отсюда.

— Командор, вот вы беспокоитесь за воду? С чем это связано? Неужели не найдем ручья или родника быть может?

— Видишь ли, мой юный и наивный друг! Как ты думаешь, может попасться нам отравленный источник?

— Фобия! Неужели вождь это всерьез допускает?

— Да, вполне допускаю, — серьезно ответил тот, — посуди сама! Сюда нас забросили по чьей-то злой воле. Мёдом, как видишь, места эти не намазаны, зато древние и крайне опасные рептилии в изобилии. Хорошо, старший племени молодец! Изворотлив, умён, сообразителен, предусмотрителен! Плюс, конечно, везения немного, потому и живы.

К озеру пробрались вопреки всем опасностям. Вода в нем, к счастью, пригодна для питья, в этом повезло, упустили они этот момент. А вот в остальном для нас жирный минус.

Ни цесарок, ни пулярок нет, рыбы тоже нет! Где стада тучных кроле́й, стаи непуганых куропаток? Бананы не растут, свекла не колосится! Вроде и природа, но неживая какая-то, искусственная, к нам недружественная. И скушать нас могли не раз! Я понимаю, рифма удачная, но уж довольно путь чреватый задался нам, вспомни! А утром? Ведь кто-то этих зауроподов направил точно на наш лагерь? Хорошо вовремя проснулись, опять чудом ускользнули, но, если хотим выжить, надо теперь вдвойне быть осторожней. Так же я бы попросил иронически не фыркать немногочисленную и легкомысленную часть нашего отряда.

— Вы, товарищ глава племени, забыли ещё добавить — талантливый и гениальный! Пусть будет так! Но в остальном мы, свободолюбивая и знающая свои права часть общества, хотели уяснить, что значит «не предусмотрели»? Кто такие эти — не предусмотрели?

И долго ли мы набегаем, голодные и без воды? И, вообще, все последние события — мистика какая-то. Как будто ожили персонажи из книжки, у нас дома есть такая.

С детства картинки этих доисторических ящеров ужасных впечатляли. Я хочу понять и не могу, поэтому извольте рассказать мне все, что вам известно. По моим наблюдениям, Клим Сергеевич, вы многое не договариваете, — справедливо отметил и при этом неодобрительно посмотрел на старшего товарища младший участник этой увеселительной прогулки.

Клим осёкся, он понял, что взболтнул лишнее. Возникла пауза.

— И учтите, вождь, ещё пара дней без мяса и фруктов и я сама начну охоту на этих… зауродов! Лук и стрелы спроворьте мне только.

— И закончилась ночь, и прекратила Шахерезада дозволенные речи! Лук, говоришь? Лады, амазонка! Будут тебе стрелы, будет тебе и лук! Будет лук красный и белый, целая пара штук! А вообще, коллега по экстриму, поголодать полезно, вспомни старину Брэгга. Да-с! Желудок отдохнёт, печень там и всё остальное! А уж кишечник, какой чистый будет, никаких клизм не понадобиться понимаешь!

Закончив нести ахинею, посмотрел на сподвижницу, та, распахнув глаза, слушала с глубоким недоумением. Помолчав, добавил, — хотя глазищи голодной девушки неотразимы, так смотрел бы и смотрел. А сейчас пойдем — в движении наше спасение.

Он поднялся и пошел, бурча под нос, — ага, всё бы со стрелами против этих танков и воевали.

Но, пройдя несколько метров, он вынужден был остановиться. Смуглая и не помышляла трогаться с места, пришлось вернуться. Не глядя на него она с некоторой тоской заметила, что подобные шутки присущи зароговевшим санитарам из анатомички какого-нибудь провинциального морга и не к лицу Климу Сергеевичу опускаться до их уровня…

Клим присел рядом, помолчал, потом признался.

— Ты права, шутка крайне неудачная, впредь воздержусь от лишних высказываний, не серчай пожалуйста! По остальному: нам тяжело, многое непонятно, неизвестность выматывает хуже зубной боли. Но ты знаешь, если я начну тебе объяснять своё понимание того, что происходит, ты сочтешь справедливым моё местонахождение в «дурке». А этого заведения поблизости нет, значит, лишнее расстройство. Оно тебе надо? Посему поверь мне, пожалуйста, я не меньше тебя очень хочу окончания этого кошмара и нашего возвращения домой. Случись с тобой беда, не прощу себе никогда. Мы с твоим отцом ещё пивка попьем за твое здоровье! Только не падай организмом ни морально, ни материально. Ю андестенд?

Она всхлипнула и уткнулась лицом ему в рубашку. Вот тут Клим растерялся по-настоящему, он не знал, что сказать этой девчонке, злой волей заброшенной сюда вместе с ним, прочувствовал всей печёнкой ответственность и опасность их положения!

Ясен пень, как в светлый день, неоспоримо одно — он за неё в ответе и должен сделать все, чтобы с ней ничего не случилось, вот так!

Легонько встряхнул её за плечи, заглянул в глаза, попросил без обычных подначек.

— Потерпи, пожалуйста, мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем, лады?

Она всхлипнула и кивнула головой.

— Умка, а сейчас пошли подальше отсель.

После первой сотни метров нервы встали на место и высохли глаза. Клим ещё раз одобрительно отметил про себя несомненный бойцовский характер попутчицы.

— Интересный у вас язык, командор. Слова подбираете необычные, местами забавно вас слушать, а ещё и рифму плетёте иногда непривычную, — спустя какое-то время заметила соплеменница.

— Читал раньше много. Фантастику, историческую литературу, вот и нахватался.

За разговорами не заметили, как прошагали немалое расстояние, день давно перевалил экватор, а подходящего места для будущего ночлега не попадалось. Наконец, вышли на берег моря и остановились, дальше идти было некуда. Слева направо, насколько хватало взгляда, простиралось вода. Путешественники подошли к обрыву, уселись на край, привалились плечом друг к другу и замолчали. Клим прислушался, как ноют его ноги от усталости, а он — любитель погонять в футбол, зимой в хоккей на коньках, другим словом, тренированный парень, а что уж взять с девчонки?

— Скажи, сподвижница, спорт уважаешь? Чем увлекаешься?

— Ну, зимой лыжи. Летом велосипед и кортовый теннис. Конечно, стрельба из лука.

А ещё в настольный играю неплохо, — призналась она.

— Неплохо для студентки и дщери комдиректора! — изумился вождь, — молодца, то-то я смотрю, справляешься!

Они долго смотрели на закат, уходящий вдаль по водной глади. Сейчас он выглядел так великолепно — впору картины рисовать. Они сидели плечом к плечу, и впервые Клим, ощущая тепло исходящее от этой девушки, испытал некий душевный раздрай. Он не смог припомнить подобного за последние годы, даже голод отступил куда-то, видимо ощущение происходящего загнало это чувство далеко в закоулки сознания.

Смуглянка, похоже, задремала, но силам, забросившим их сюда, это было не по нраву. Поэтому фантасмогория продолжилась, отдыху пришёл финиш, безмятежность улетучилась, пришла опасность и тревога. Там, откуда они пришли, вдалеке стали появляться точки, они росли в размерах и обретали кошмарные очертания, стал доноситься угрожающий рёв. Десятки завров неумолимо продвигались к усталым путникам. Метаться было бесполезно, ящеры шли отовсюду.

— Вот твари! Ящерицы-пещерницы троглодит им в глотку! Со всех сторон лезут, не дают отдыха! — подобно полководцу, стоя на возвышении и оглядывая обстановку приложив руку козырьком ко лбу, мрачно размышлял старейшина племени.

— Может вплавь? — предложила подскочившая Смуглая.

— Ты, видно, забыла, какие твари в воде резвятся? Нет, это не вариант, — с полным сожалением ответил старший.

Они спрыгнули с обрыва вниз на песок и побежали навстречу монстрам, прижимаясь к прохладной глинистой стенке и надеясь использовать приём, который уже раз сработал.

Но, вывернув за пологий поворот, замерли! Неожиданно, но факт — по пляжу навстречу им тяжело шагала пара чудовищ и издавала клокочущий рык.

За ними невдалеке виднелась ещё группа рогатых и клыкастых. Недалече от этого коллектива юрского кошмара из воды тоже высунулась острозубая морда, величиной с лодку, громко зашипела и поплыла вдоль берега, разрезая длинной гребенчатой шеей водную поверхность.

— Давай назад! — опрометью нырнули за поворот, пробежали спринтерски до ближайших нескольких валунов, сиротливо скучковавшихся под самым обрывом, больше укрытий вблизи не было, один песок кругом.

— У нас от силы пять минут! Делаем так! Тебя быстро маскируем под валунчик. Вон глина, ветки есть, на голову бандану, песочком присыплем. Ничего, пройдут на меня, а ты вылезешь и хо́ду, подальше отсюда!

— Вождь, вы что задумали?

— Некогда! Некогда, родная, тебя спрятать надо! Успеть бы только, — подтаскивая охапку веток, от волнения он даже охрип. Осторожно выглянул из-за валунов и лихорадочно стал кромсать глиняную стенку.

— Да, учатся гады! Что характерно, друг друга не рвут, идут дружным стадом. Ну да, мы им нужны! Слушай сюда! Я сейчас их отвлеку, побегу не спеша по кромке. Буду заметен, как майский жук на лысине, а ты затаишься, а потом постарайся ушмыгнуть незаметно. Ничего! Спрячешься в кустарнике, ты им не нужна, а там потом и домой, к шпилькам, нянькам, куклам, тряпкам, — голосом Кутузова из «Гусарской баллады» спародировал главный.

Но шутка не прошла, план развалился, не начавшись. Смуглая так вцепилась в него, что Клим впервые основательно растерялся, не зная, что делать. Он был бессилен, он не сможет спасти её, хотя обещал клятвенно. Ну, метнёт он палку со вставленным сверлом в чудище, дальше что?

С трудом отогнал зарождаюшую панику, отчаяние придаёт силы, вождь он или не вождь? Отдал полторашку с водой соплеменнице и приказал умыться, а то пыльная вся, лицо грязное, смотреть, понимаешь, не на что. Та, не соображая толком, действительно стала умываться, а он с остервенением продолжал рыть боковую нишу-яму в глиняном обрыве, в надежде спрятать там молодую.

С ужасом ощущая тяжёлые, мерно сотрясающие землю, передвижения этих приближающихся тварей, стал подтаскивать какие-то ветки, лихорадочно прикидывая, как замаскирует её, а сам отвлечет на себя всю эту древнюю нечисть, авось получится! Вот только насколько хватит у него сил в этой безумной гонке, он, даже, и думать не хотел!

Вдруг замер, не доверяя слуху, сверху шёл звук. Соплеменница тоже услышала, завертела головой. Они, не веря своим глазам, смотрели, как недалеко от них, прямо на песчаную отмель, приземлился небольшой вертолёт, как пилот призывно махал рукой, приглашая поторопиться.

Не помня себя, преодолевая ветер от винта, добежали до кабины, ввалились в неё.

Вертолёт проворным шмелём взлетел буквально перед самыми оскалами разъярённых чудовищ. Разочарованный рёв потряс напоследок побережье, как будто шквал угроз прозвучал им вслед, и пропал где-то внизу, неслышный за рокотом работающего двигателя.

Сколько они летели, куда приземлились, все это проспали, прижавшись друг к другу, как котята без мамки. Помнилось только, как шутливо воевали за печенье и оранжад в кабине, как привалились тёплыми боками друг к другу — и всё! Дальше провал в глубокий сон.

БУЛ

Роман Семёнович Булаев, неполных осьмнадцати лет (как выражается бабка Поля), наслаждался ранним летним утром, встречным ветерком и свободной от машин дорогой.

С удовольствием налегая на педали и силой своей играючи (молодость — это быстропроходящее замечательное время, как подмечено многими поэтами, писателями, да всеми без исключения перевалившими за пятьдесят), мчался вперед за мечтой, туда, куда манили горы и моря, за светлым и радужным… другим словом, помогать бабке Поле по хозяйству. На сегодня задача — окучить картошку на не малой, чуть меньше аэродрома размером, грядище. Заодно колорадского супостата изничтожить. Откуда он взялся?! Деревня-то всего три дома, в стороне, даже проезда нет. Но этот полосатый оккупант не признаёт границ, и вот, поди-ка ты, завёлся гад.

— Небось, картошку все мы уважаем, когда с сольцой её намять…  — пропел из песни своего тёзки по отчеству, Роман — «неполных осьмнадцати лет».

Позади, дисциплинированно держа дистанцию, «шёл» невозмутимый Лафет.

— Чугунный хлопец! — такую краткую характеристику прилепил ему Дуче. К сожалению, сам он не смог поехать с ребятами, хотя желание было велико.

— Нужно встретить сестру, мать велела. Встретить, проводить, обустроить, — процитировал он слова матери, — если бы не это, с удовольствием бы поехал. Пироги бабы Поли — это незабываемо!

Действительно пироги из русской печки у бабушки Поли получались замечательные. Хоть с малиной, хоть с черникой. А уж с яйцом и зелёным луком, да с топлёным молоком — песня! (Это опять выражение Дуче). Кстати, бабка Поля к нему относилась с бо́льшим пиететом, чем к Ромке, родному племяннику. Когда ребята втроём приезжали в первый раз, Дуче был в восторге от всего увиденного и услышанного. От этой природы, от этой местной первобытности в силу своей отдалённости от городов и дорог. Проехать к бабке Поле в деревушку можно было только на велосипедах и только летом. А зимой, если только на «Буранах», да и тройка старых домов совсем не претендовала на гордое название деревни, а так и назывались — «Тройка». Хорошо ещё заботами бывшего председателя ближайшего колхоза электричество было. Ближайший магазин располагался в нескольких километрах, поэтому Булу приходилось капитально нагружаться нехитрыми запасами.

Когда Дуче увидел, как на его багажник навьючивают в пакетах пачки соли, сахарного песка, бутылки подсолнечного масла и подобные же запасы грузят Лафету и Булу, шуткам о хомяках, о голодном крае, о бункере на случай войны не было края.

— Приедем, увидишь, поймёшь! — тогда лаконично ответили друзья.

И увидел Дуче, и понял. А услышав приговорки бабушки Поли, стал хвостом ходить с блокнотом, записывать её перлы, как-то: «пирожок ни с чем», «криулёчик», «куль отрепьев» и прочий народный фольклор полный своеобразного юмора. Не зря этот «прохонжэ», как поддразнивал его Лафет, тоже заимствованный из того же источника, моментально попал в любимчики со всеми вытекающими приятными и вкусными последствиями.

Обдав горячим дизельным перегаром, буквально в метре промчалась компания на «мерине», какого-то цыплячьего цвета. Романа даже мотнуло в сторону, на мгновение послышались музыка и визг и тут же удалились с бешеной скоростью. За «цыплёнком», проследовала ещё одна, на такой же скорости.

— Пся крев! — воскликнул велосипедист и оглянулся на Лафета. Тот, видимо, использовал более матерчатое выражение, судя по его лицу.

Те, которые за рулем, видимо, велосипедистов не уважали. Крутятся, понимаешь, эти двухколёсники, людям нормальным ездить мешают. Дорога, она для скорости создана, для машин мощных, иностранных, притопил до упора педаль газа и наслаждайся!

К великому сожалению, примерно с такими рассуждениями и каруселят на дорогах подобные экземпляры с недовинченными мозгами, летят бездумно впереди своего ангела, рискуют своим здоровьем и жизнью. К несчастью, не только своим, случается, когда люди совершенно посторонние страдают и очень серьёзно.

Ладно, осталось асфальтом километра три, там направо, по сельской дороге пара-тройка кэмэ до «Таинственного моста», потом березняк, два обтесанных с перилами бревна через ручей серых от времени, потом по тропке ещё два километра — и на месте.

Минут чрез десять справа открылась отворотка, и парни дружно скатились на неё, благо теперь можно было ехать рядом. Справа и слева тянулись редкие деревья и кусты, скоро речка и этот самый мост.

— Бул! Смотри-ка, эти гонщики, мать их, — как-то, уж слишком бесцветно заметил Лафет. Очень уж спокойно так сказал, Ромка подозрительно посмотрел на него и попросил, — Ленька! Спокойно, нам ещё на картошке воевать.

Впереди, действительно, стоял цыплячий мерин, распахнув пасти всех дверей, из салона вопила очередная безголосая однодневка, недалече расположилась компашка веселых молодых людей. На раскладном столике уже присутствовали шампусик, водочка, пивко, соки для желающих, приличествующая подобному случаю закуска. Девчонки, в количестве двух особей, нарезали хлеб, зелень и ещё что-то там, безголосо подвывая о́ру из машины. Трое джентльменов крутились у мангала, ещё один в шляпе и темных очках скучающе осматривался вокруг, удобно расположившись в раскладном кресле.

Появление двоих велосипедистов впечатления на отдыхающих не произвело, посему ребята спокойно провели своих «рысаков» на мост и прислонили к перилам.

Гармония здешних мест явно нарушалась, у «Таинственного моста», не разрешалось никому своевольничать, а уж пришлым и подавно.

А эти, по команде «Шляпы», вознамерились у деревца веток порубить, в топку ведь надо что-то накидать в костёр, наполнить мангал дабы приготовить такое замечательное и вкусное мясо.

Обычно подобные мероприятия с нарушениями местных правил и культуры отдыха пресекали крепкие местные ребята (старшой у них Пы́хало), но сегодня почему-то они не обозначились.

— Бул, что предпримем?

— Да, коллега, предпримем обязательно, — и ребята спокойно двинулись в гущу отдыхающих.

— Шляпу сними, — тихо обратился Лафет к утопающему в кресле, тот вылез из нирваны и непонимающе воззрился на недоумка.

— Эй, трое! — тем временем воззвал Бул к мангальщикам, — это не вы играли главную роль в фильме «Хамьё в гостях»? Кто же так топор держит? Вот как надо правильно держать топор!

Он ловко отобрал топорик у разинувшего рот субъекта и отшвырнул далеко в сторону. Ошалевшие было гости стали приходить в себя, первым угрожающе надвинулся на непрошеного советчика крепыш в майке с надписью на непонятном языке.

— Что, деревня, жизнь в тягость? — опускаться до болтовни с аборигеном — последнее дело!

Крепыш не собирался так себя не уважать! И потому без лишних слов он принялся готовиться произвести удар, эффектный, наверное. Вот только эффектный не значит эффективный! Да и откуда ему знать про любимый вид спорта противника? А любимый вид спорта — это бокс. Ромка уже несколько лет в секцию ходит. И Лафета за собой увлек, да тот и не возражал. Поэтому первый удар крепыша пропал впустую, зато второй сразил наповал. Правда, сразил своего же товарища по сабантую, который вознамерился было подкрасться сзади к дерзкому. Товарища снесло как ветром, а крепыш тем временем, моментально получив два джебба и мощный хук, как-то быстро потускнел и, потеряв боевой задор, прилег. Лафет тоже был при деле, ибо шляпа в очках извлекла «осу», а третий господин у мангала отобрал у визжащих девчонок нож и стал делать опасные поползновения в сторону Була.

Немедля Лафет надел шляпу на очки, плотненько так надел и отобрал травматику, видимо для недопущения травматизма. Одним прыжком к столу он достиг трофея в виде очищенной здоровенной твёрдой луковицы и, не размышляя, засадил ею прямо в затылок наступающему ноженосцу. Удар, хвала здоровью, получился добротный, нож вылетел, а боец торкнулся носом в матушку землю.

— Вы хоть знаете, недалёкие, кому отдых испортили? — спросила «Шляпа», правда, уже без очков. Странно, но этот гражданин вёл себя спокойно, в отличие от визжащих девчонок и впавших после агрессии в ступор его спутников. Кое-как его сподвижники, покряхтывая и постанывая, поднялись и потянулись было к реке охладиться, но тут же остановились. На другом берегу стояли местные, молча наблюдая за происшедшим.

Двое во главе с Пы́хало незаметно проявились уже по эту сторону моста в самой гуще военных действий.

Лафет не спеша сходил за топориком и, положив «осу» на камень, этим инструментом разобрал оную на мелкие детали. Топорик и детали убрал аккуратно в пакет и сунул в багажник машины. Никто не возражал, стояла тишина.

— Итак кому мы испортили отдых? — осведомился у Шляпы Бул.

— Скоро узнаешь, — лаконично ответила Шляпа, — вы, шпана мелкопоместная, оборзели совсем. Сюда приедут двадцать… мало, тридцать машин с бронелбами. Раскатают в блины всю эту гопоту местную. Понял да?

Вертя в руках сломанные очки, он смотрел на Була, но ответил ему Пыхало. Он подошёл вплотную к этому гражданину, заглянул в глаза и сказал только: «пусть приезжают».

Неудачный главарь вяло махнул своим ребятам. Те сноровисто собрали весь скарб и запихнули в багажник. Подгонять непрошенных гостей не пришлось, только Шляпа с минуту смотрел, демонстрируя характер и, якобы, запоминая. Наконец, и он забрался в «мерин» цвета куриного желтка и поехали себе скромно так, без музыки. Следом тронулась машина с притихшими красавицами.

— Ну, привет, Бул! Привет, Лафет! — местные окружили, здороваясь.

— Привет, Пыхало! Привет, селяне! — отвечали городские, они сюда ездили не первый год и с местными давно сдружились.

В прошлом году, пользуясь оказией, Дуче набрал под «Таинственным мостом» мелких разноцветных камней, пленили они его своей красивой игрой в солнечных лучах. Выпросив пятилитровое цинковое ведро у бабки Поли, примчался на «горняке», спустился у моста, забрёл по колено в прозрачную воду омута, да и подчерпнул целёхонькое. На обратном пути его перехватили гвардейцы Пыхало, и быть бы Дуче подвергнутым словесной обструкции и физическому воздействию, не подоспей вовремя Бул с Лафетом.

Пыхало с Булом, отойдя в сторонку, тихо переговорили, похлопали друг друга по плечам и разошлись. Пока вожаки решали, Дуче, стоя под взглядами местных хоть и рядом с Лафетом, испытывал душевный неуют.

— Нельзя чужим! — Бул забрал ведро у Дуче. — Приедем в город, отдам. Вообще, зачем тебе этот гравий?

— Да ты что?! Это же самый лучший грунт для аквариума. Прокипятить и на дно!

Так объяснял Дуче по пути, пока возвращались к бабке Поле.

— Да у тебя и аквариума-то нет! И, вообще, дружище, ты в следующий раз посоветуйся, что ли. Тут, понимаешь, свои правила, пусть и странные, нам непонятные, но их лучше соблюдать, а то беды бы не накликать какой. Хорошо ещё деда Ставра не было, а то…

— А то, не видать мне камней, словно собственных ушей, — «споэтил» Дуче, – а аквариум дело наживное, давно хочу рыбок завести.

— Пиит аквариумный, — беззлобно отругал его Бул, — ладно, бабка Поля к пирогам ждёт. Хо́ду!

Ведро с грунтом для будущего аквариума, убранное и завязанное в двух пакетах, так до сих пор и стоит на лоджии Була, хотя обещаний забрать на следующий день, было предостаточно. Лафет не без иронии предложил Дуче про этот случай придумать перефраз на поговорку, аналогичную свистящему раку на горе.

Это, пожалуй, был единственный случай, когда по дружбе был не выполнен местный негласный закон: следить за порядком, хватать и не пущать чужаков к реке.

Что касаемо наших героев — история простая. Они дружили с раннего детства, один район, дома по соседству, родители знакомы меж собой, все друг друга знали. Они потом и учились в одной школе, более того, в одном классе, Ромка Булаев и Лёнька Пушкарёв. Позднее к ним присоединился и Дуче, вернее, тогда ещё Ян Бодучевский.

Ещё в начальных классах у Ромки с Лёнькой завязалась дружба. Оба — любители «камчатки», причем облюбовали парту в самом углу кабинета, и именно за место «в тени», подальше от «светоча знаний», (классному руководителю была фамилия Светлова) им пришлось выдержать самую настоящую битву.

Как вскоре выяснилось, желающих на камчатку было предостаточно, а задних парт всего было три. Две заняли достойнейшие личности, Таракан, к примеру.

Рано вымахавший вверх, на голову выше почти всех пацанов, он на физкультуре был правофланговым. Таковым он считал себя и в интеллектуальном плане, смотрел свысока на копошащийся внизу плебс, в общении снисходил избирательно.

Конечно, находились желающие с ним дружить, коих Таракан терпел в силу нужности, к примеру, сосед его Палтус — он же Леха Палутин, с блекло-голубыми глазами, хитрый и наблюдательный провокатор. Рядом присоседились Завитай и Пиявка. Пиявка получил прозвище за умение ставить «пиявки», пацанам. Положит на лоб какому-нибудь бедолаге ладонь, отогнет средний палец другой рукой и отпустит, а так как пальцы имел сильные, то пиявки выходили славные, до слёз. Вот уж было весело, вот уж хорошо. Таракан одобрял подобные действа, особливо применяемые к тем, кто ему не нравился.

В начальных классах, Ромка с Лёнькой ростом не выделялись, никаких выдающихся физданных не было, обычные школьники, таких в школе как копеек в рубле.

А так как они не срывали уроков (прерогатива последних рядов), вели себя тихо, учёба у них получалась, а это же пятно на репутации «камчатки», решено было их выжать любыми путями и посадить туда нормальных пацанов. Типа Ерёмы, например.

— Доколе? — взывал Таракан к внимающим массам после урока, — мы будем терпеть этих двоих в своих рядах? Ерёма и Жентос — наше всё!

Массы понимающе кивали. Палтус кивал энергичней всех. Пиявка выписал громким щелчком парте «пиявку», видимо, от избытка согласия. Поэтому и пришлось вскоре Ромке с Лёнькой отстаивать плечом к плечу своё право сидеть, где они хотят, сначала от нападок Ерёмы с Жентосом, потом давали отпор задиристому Завитаю. Получалось когда как, стычки происходили с переменным успехом. К примеру, Пиявке Лёнька на затылок обрушил портфель, когда тот выписал свою фирменную подлянку застигнутому врасплох Ромке. Но обидчики всё-таки уяснили, просто так, эти ребята не уступят, характеры не те. Противостояние продолжалось. Хитрый Палтус по поручению Таракана нажаловался Борьке Пырьеву (прозвище Барбос) из выпускного класса. Тот с приятелем Геркой Ханаковым пришли на перемене внушить уважение и послушание этим двоим дерзким, коим особли́во неймётся.

Не вникая в суть дела, Барбос повелел ребятам убираться по-лёгкому: «Парт много, а в учёбе главное быть поближе к учителю» — назидательно заметил он.

Когда старшие ушли, расстроенные Ромка и Лёнька остались в классе после уроков. Хитрый Палтус тоже. Приспичило ему срочно, как бы «домашку» сделать. Недалече расположился, уши как у купированного добермана торчат, но ребята, видя такое дело, собрались и ушли. По пути домой, а они жили в домах по соседству, договорились не уступать — и будь что будет.

У самого подъезда Ромку окликнул Ханаков, кстати, он жил тоже рядом, в соседнем доме: «Слышь, а что у вас там, собственно, за тёрки происходят?» — поинтересовался он.

Ромка с сомнением поглядел на Ханакова, но не увидел какой-либо издёвки и решился, рассказал как есть. Нет, он не жаловался, Герка не понял бы, а вот рассказать, по-пацански, более старшему товарищу, это он сумел.

— Ну и что решили? — немного помолчав, спросил Герка. Выслушав их общее решение, он кивнул, пожал руку как равному и ушел.

Посчитав закрытой тему о выселении, на следующее утро Ерёма с Жентосом, придя на занятия, устремились было на новое место, но «изгои», сговорившись придти пораньше, уже сидели на своём обычном месте. Затевать очередную потасовку соискатели не рискнули и вернулись, бурча и кидая косые взгляды на упрямцев. Таракан, видя такое дело, зело нахмурился и что-то стал выговаривать Палтусу.

Через два урока, в перемену, пожаловал Барбос. При виде «старшака» прошелестело оживление по рядам, а Палтус предусмотрительно подскочил к дверям и встал на страже, дабы ничего не помешало внушению нарушителям законного порядка.

Шелест, докатившись до галёрки, стих, и настала торжественная минута ожидания. Барбос, между тем, подойдя к упрямым «камачадалам», поздоровался с каждым за руку, потом, мрачно оглядев соседей, произнёс: «Эти парни сидят на своих местах, а кто сомневается, добро пожаловать на аудиенцию».

Ещё раз, пожав руки Ромке и Лёньке, Барбос неспешно покинул класс, по пути подарив Палтусу дружеский щелбан, после которого озадаченный клеврет, потирая покрасневший лоб, развёл руками и получил порцию хохота от одноклассников.

Первый раз за долгое время классный коллектив, не сговариваясь, захлопал в ладоши, заулыбались девчонки и замолчали те, кто обычно громко говорил. Ребята, не примкнувшие к этой подленькой компании, подходили к героям дня, хлопали по плечам, одобрительно улыбались, выражая дружескую поддержку.

Озадаченные таким поворотом, обособленцы помалкивали, и именно с этой минуты климат в классе стал меняться на более добрый, человечный. Со временем учебная жизнь наладилась. Родители Завитая вынуждены были перевести его в другую школу. Пиявка и Ерёма остались на второй год. Коалиция под эгидой Таракана развалилась, да и учителя стали жёстче проводить политику — сам учись и другим не мешай. Вскоре «ботаны» перестали ощущать свою второсортность, и класс по успеваемости стал не хуже других. Авторитет Булаева Романа и Пушкарёва Леонида в классе возрос значительно, Таракана же категорически наоборот. Ученики перестали бояться насмешек, оказалось, в классе много интересных и общительных девчонок и мальчишек, увлекающихся кто нумизматикой, кто спортом, филателией опять же, а музыка, а компьютерные игры, да всего и не перечислишь. Всё это обсуждалось, обменивалось, интересовалось, в общем, жизнь класса забурлила. Нужно ли говорить, что и родители были весьма довольны своими чадами, раньше в школу собирались без настроения, на подручных Таракана жаловались, но вдруг всё изменилось лучшим образом.

Ромка записался в секцию бокса и с удовольствием посещал её, тренировки не пропускал. Глядя на него, в секцию пришёл и Лёнька, стали на пару лупцевать груши и друг друга. Тренер попался толковый мужик, из ребят не клеил чемпионов, но гонял добросовестно, за тренировку не один пот сойдёт.

Дуче, вернее Янек Бодучевский, появился позднее, они уже учились в восьмом классе. Завучиха привела долговязого парня на урок, тихонько представила и также тихонько исчезла. Шла «контроха», по физике, а новенький сел к Ленке Буксиру, полненькой девчонке в очках, хронической отличнице и с олимпийским спокойствием стал решать выданное ему задание. Незаметно к новенькому привыкли, учился Ян хорошо, обладая универсальным складом ума, одинаково любил и математику и литературу. Особо этот парень ни с кем не сближался, Таракана отшил на раз, когда они с Палтусом хотели втянуть новенького в своё сомнительное сообщество. А с Ромкой и его компанией свёл случай. Летом, в каникулы, Бул с друзьями выбрались на пески, позагорать, покупаться. Пески — это горы песка, добытые краном с огромным ковшом со дна Волги, всё это находилось рядом с Волжским портом. Любимое место ловцов рыбы на донку и разнокалиберной ребятни.

Команда Була спускалась с горы песка к пляжу и отчетливо видела, что, когда из воды вылез Ян, его тотчас окружила стая пацанов с «Подковы». Они все были ниже его на голову, но их было много, горластые и нахальные как воробьи. Тут же пропали часы Яна, подарок брата отца, полетела в воду рубашка. Парень едва успел надеть джинсы и обувь, не теряя самообладания, стоял и как-то равнодушно отмахивался от особо оголтелых.

«Рома, опять братки наглеют! — обронил Пашка Махов, — не пора ли урезонить?»

«Маховик прав, Бул! Доколе? — подхватил тему Лафет. — Они не у себя на Подкове, качают тут права, понимаешь!»

Бул ещё издали узнал одноклассника, поэтому сомнений не было. Пятеро ребят подтянулись к месту конфликта. Братья Митрохины во главе этой бучи не сразу заметили опасность, когда заметили, было отступать нельзя, авторитет уронишь.

Помельче шушера брызнула вдоль пляжа, братья и пацаны повыше остались держать разговор.

«Ян, привет! Проблемы?» — приветствовал Ромка одноклассника.

«Почти нет, — спокойно ответил тот, — мошкара, правда, назойливая вьётся! Часы вот опять же..».

«Где часы? — Лёнька Пушкарёв вывернул руку одному из Митрох, — верни, пока не инвалид!»

Митрохинские было бросились выручать собрата, но тут же кто-то полетел на песок, кто-то в воду в полной амуниции. Часы, конечно, нашлись и, потирая там-сям, агрессоры нехотя, оглядываясь и бормоча угрозы, ретировались. Один из братьев по подлому метнул камень напоследок, хорошо, что ребята настороже были, увернулись. Ян тут же вынул ремень и, подобрав камень, воспользовался ремнём как пращой, снаряд с хорошей скоростью ушёл вслед убегающим. Так и вошёл в компанию Дуче.

— Немного ли вождей? — проворчал Лёнька, когда узнал, как звали Яна друзья с прежнего местожительства.

С лёгкой руки последнего приклепалось к Пушкарёву прозвище Лафет. Пашка Махов, (Маховик), с лёту стал Шатуном, Сенька Горчаков — Гоча. В общем, с Дуче жизнь обновилась, стала разнообразней. Первенство Була он воспринял легко, без каких-либо напряжений влился в компанию, парень он был интересный и толковый, отношения поэтому настроились хорошие и быстро. Друзья Була приняли его манеру общения, иногда ироничную, привыкли к его изречениям и стихотворным цитатам, кстати, никто не возражал против новых прозвищ и обращений друг к другу.

Один Лафет иногда позволял себе лёгкую критику в адрес некоторого барственного артистизма, изредка прорывающегося в поведении их нового товарища.

А «подкованные», затаили злобу! Дуче они вообще возненавидели, видимо, снаряд, пущенный вслед, нашел свою цель. Младшие Митрохины, вожаки юной кодлы подкованных, жаждали мести. Выходцы из знаменитой семейки, которая никогда не была в полном сборе, всегда кто-то выходил, кто-то садился, не могли смириться с потерей уважухи.

Папаша доблестный, Митроха-старший, ещё во времена СССР был личностью криминальной напрочь: отсидит, выйдет, сделает ребёнка, набедокурит лет на пяток и опять в привычную среду на нары. В тюрьме и жизнь свою закончил, не дотянув до шестидесяти. Старший и средний сыновья пошли по стопам папани, тоже дома редко задерживались, Старший к тому же корешился с «известняком» Шарамаем, знакомым всему уголовному миру города. За грабёж свинтили их надолго. Средний же перед посадкой велел дружкам присмотреть за младшими, издерганную мать никто в этом доме не воспринимал за человека.

Закончив школу, Бул и Лафет поступили в колледж на специальность, связанную с системным администрированием, Дуче — в институт, Лемех, Гоча и Шатун в училище редких ремёсел. Последним летом перед учёбой, но уже не в школе, друзья по привычке собирались на спортплощадке, где сохранилась пара футбольных ворот без сеток, такие же лысые баскетбольные кольца, турник и брусья, приваренные на совесть к направляющим, вкопанным в землю. Другая районная молодежь тоже всегда тусила здесь. От спортплощадки к реке простирался пляжик удобный для купания, подальше от реки умиротворяли картину берёзки и кустарник, в котором для парочек стояли друг против друга две лавки.

Сюда, взяв бидончик пива, выбрался Хана, ещё бледнотелый после первой ходки.

Он недавно вышел, отмотав четыре, и позагорать в тиши было для него верхом блаженства. Посему расположился повыше, в песчаной проплешине среди травы, постелил покрывало и упал, подставив спину солнцу.

На лавках кто-то негромко бренчал на гитаре, с реки, повыше по течению, доносились детские возгласы, с другого берега из рощи — пение птиц.

Гоча и Шатун сидели на берегу, беседовали и ждали ребят. Появились остальные, не успели поздороваться, как к Булу подбежал какой-то оголец и, отозвав в сторону, сообщил о подходе «подкованных», но не одних. Точно, вскоре появилась небольшая колонна во главе с Митрохами. Меж собой братья вели великовозрастную оглоблю, Жорку Хмелевского. Обещав корифану присмотреть за братками, Хмеля, особо не вникая в детали, грозился порвать любого, кто обидит сироток.

— Идёт Хмеля злой с похмелья, — с пионерским задором горланила шушера калибром пожиже.

— Не боится ни хрена, потому что с будуна…  — отзывалась фальцетом гопота покрупнее.

Митрохи, гордые своей значимостью, оглядывали войско: Глот, Пындер, Грилка, Цапака… Моня Бибун, да мало ли достойных ребят на Подкове? А лепший друг их среднего братца, Хмеля? Щас поквитаются, наконец, с этими хлыщами обнаглевшими.

Бул со товарищи спокойно ждали, они готовы были встретить незваных. Ни Хме́ля, ни эта пародия на банду их абсолютно не пугали. Дуче приладил ремень-пращу, Лафет и Бул, переглянувшись, приготовились наполнить смыслом существование Хмели, Шатун и Гоча тоже бежать не собирались.

Процессия приближалась, смолкла гитара, даже птиц на другом берегу не слыхать. За всем этим балаганом с интересом наблюдал выплывший из дрёмы Хана.

Наконец, агрессоры приблизились на критическое расстояние и встали. Хмеля мутным взглядом окинул врагов — увиденное ему не понравилось. Парни рослые, спортивные, один в стороне ремнём поигрывает, а главное страха не ощущают. Смело смотрят в глаза, главный вообще улыбается, Хмеля стал закипать…

— Бакланы! Щас будете учиться летать! — он достал кастет, демонстративно надел на правую ударную. «Подкованные» напружинились готовые рвать и метать.

Но противники повели себя необычно. Вместо того, чтобы делать ноги, как-то расслабились и с интересом уставились на что-то за спиной участников похода, а с ремнём, который, вообще присел на ствол поваленного дерева с полным равнодушием.

Жорка несколько растерялся, он не ждал такой реакции, шайка, стоявшая за ним, смолкла.

Боковым зрением он засёк движение и повернув голову, с удивлением узнал Хану́. Тот спокойно из бидончика допил остатки пива и, размахивая им, подошёл к группе экстремалов. Вручив одному из Митрох тару и купюру, велел купить ещё пивка: «Только холодненького, смотри!»

— Герман, вот не ожидал! — прорезался голос Хмели.

Хана спокойно ждал, смотрел снизу вверх, но получалось как будто свысока. Хмеля был на голову выше, но незагорелый, с татуировками, жилистый Хана явно внушал уважение, и кастет сразу исчез, и с пивом уже подлетали расторопные митрохинские клевреты.

— Суета? — лениво поинтересовался он.

— Нет, что ты! Так, развития ради. Пацанва бестолковая, вечно напутают, ну что с них взять? Да мы уже и уходим, — Жорка махнул рукой в направлении, откуда пришли, и посмурневшие подкованные, повинуясь «командарму», дружно поплелись восвояси.

Сразу за воинством двинулся неудавшийся вождь и полководец, кидая на Хану косые взгляды, но благоразумно воздерживаясь от комментариев.

— Привет, земляки! — подойдя к парням, дружелюбно приветствовал ребят Хана, — пивка?

— Приветствуем, Герман! Рады твоему присутствию, — каждый поздоровался за руку.

— Слышь, атаман, отойдём, — Хана и Бул отделились от ребят, разливавших пиво в пластиковые стаканчики.

— Что за тёрки? — поинтересовался Хана.

Пришлось рассказать про контры с Митрохами и иже с ними. Как говорится, причины и последствия. Хана, выслушав, махнул рукой: «Хмеля не вопрос — сявка! А вот Булыга? Слыхал я, скоро тот откидывается…»

Булыга — средний из брательников этой неуёмной семейки. Бул невольно задумался. Борис Митрохин, по кличке Булыга, слыл крайне неуравновешенным и вспыльчивым субъектом.

Сами «подкованные» его побаивались, а многие городские и левобережные деловые не желали иметь с ним никаких дел. Если Митрохи — младшие науськают этого психа, быть проблемам.

— Спасибо, Герман! Я понял.

— Давай, атаман! Если что, знаешь, где найти. — Хана́ цепко пожал руку Булу, помахал его бригаде на прощание и удалился на проплешину дополучать солнечные ванны.

Бул, подойдя к своим, поделился опасениями насчёт Булыги. Местные, кои выросли здесь, задумчиво молчали, Дуче же и не думал унывать.

— Не факт! Когда выйдет этот крендель? А вдруг не выйдет. Необузданные, они сами себе проблемы создают. А выйдет, что не придумаем ничего? Чего раньше времени траур надевать? Ещё давайте побежим и дружно все утопимся на радость Митрохам!

— Дуче прав, — поддержал Шатун, — надо спокойно держаться, как и раньше, всем вместе.

Бул оглядел друзей: Гоча, Лафет, Лемех, Генка Коржаков (Дуче его в Жака переименовал). А ведь точно, жизни радоваться надо, а не кликушествовать про мрак в будущем. На том и порешили, придёт кузькина мать — отматерим кузьку.

На обратном пути из деревни уставшие, но в хорошем настроении, Бул и Лафет крутили педали, везли пироги на всю бригаду (с морквой и луком для Яна Казимирыча от бабушки Полли) и любовались летним вечером. Уже подъезжая к городу, крутя мимо заправки, мельком заметили знакомый цитрусовый мерседес.

— Может, глянем? — предложил Лафет.

— Тебе понравилось приключение? — спросил Бул, — желаешь продолжения?

— Нет, не желаю, но Шляпа вряд ли забудет нас.

Бул задумался: подкованные, Булыга, теперь ещё Шляпа со своей шпаной и непонятными возможностями.

— Ладно, приедем, соберёмся, подумаем. А пока ходу.

Дома, оставив железных коней и наспех перекусив, друзья собрались на площадке на своём месте. Присутствовали почти все, кроме Дуче. Жак набрал было его сотовый, но в это время вверху на тропке показался их друг в сопровождении дамы. Ребята умолкли, ожидая приближения пары и с интересом разглядывая девушку.

— Знакомьтесь, Майя Львовна Фрязина! Прозвище, не гадайте, — Фреза! Моя кузина.

— Спасибо, кузен. Здравствуйте, мальчики! — девчонка была уверенная в себе, по смелому взгляду, коим удостоился каждый из парней, чувствовался характер.

— Привет! Здравствуйте! Салют! — вразнобой ответствовали мальчики.

— Дуче! У тебя симпатичная сестра! Как вам наши края? Надолго к нам? А у вас есть кавалер? — обступили красавицу ребята.

В этом счастливом возрасте молодость умеет легко общаться. Трёп, шутки и, конечно, интерес к противоположному полу делают это время самым счастливым в жизни. Юность, что поделаешь! Фреза, нисколько не робея, отшучивалась от подначек окруживших выше её на голову парней, эта тарелка была ей знакома. Пару раз зелёные глаза мазнули по застывшему в столбняке Лафету, брови удивлённо приподнялись. Всё, рысь наметила жертву.

Дуче спокойно присел в стороне на ствол дерева, наблюдая с явным удовольствием, как сестра расправляется с количественно превосходящим «противником».

— Кавалера пока нет. А вот пленный, похоже, есть, — все стихли удивлённо.

Фреза уверенно подошла к Лафету. Он единственный кто не проронил ни слова. Глядел во все глаза и молчал.

— Будешь моим пленным? — тот, не выходя из ступора, только кивнул.

— Так, один ноль в мой актив. Всё, пощады не будет! Отныне ты мой верный вассал! — подытожила хищница.

Потрясённая компания молчала, не зная, как реагировать, даже рты пораскрывали. Известный всем своим олимпийским спокойствием Бул и тот опешил от такого развития событий.

— Майка, ты чего? З глузду зъихав, чи шо? — перешёл на иностранную мову изумлённый Дуче, — ты что с парнем вытворяешь?

— Поздно, кузен, я его забираю. Как зовут мой трофей? Лёня?! Замечательно! Пойдёмте, Леонид, прогуляемся, покажете девушке местные достопримечательности, расскажете… в общем, всё-всё расскажете и покажете, мне ужасно интересно!

Уверенным и естественным жестом она взяла Лафета под руку и увлекла за собой наверх по тропке, тот безропотно подчинился, и вскоре пара скрылась из виду.

— Мы теряем его! — Бул от растерянности развёл руками, больше ему сказать было просто нечего!

Остальные, оправившись от шока, обступили Дуче с явно читающимися на лицах вопросами и решимостью получить ответ, что за хищницу он привёл? Тот, воздев руки, призвал небеса в свидетели, что сам не ожидал такого коварства от этой непредсказуемой, взбалмошной девицы.

— Это же твоя сестра! — справедливо вопрошали массы.

— Двоюродная! — резонно отбивался один из главных виновников этой суматохи.