РОССИЯ ВО МГЛЕ

События октября 1917 года коренным образом изменили ситуацию на Восточном фронте. Ленин и его сторонники взяли власть в свои руки не для того, чтобы продолжать изнурительную кровопролитную войну с теми, на чьи деньги они совсем недавно безбедно существовали. Уже 8 ноября 1917 года II съезд Советов рабочих и крестьянских депутатов принял так называемый Декрет о мире, в котором предложил всем воюющим странам заключить мир без аннексий и контрибуций. Как и следовало ожидать, этот демагогический лозунг не был услышан ни в странах Антанты, ни в столицах центрального блока.

Не получив ответа, новое российское правительство перешло к практическим шагам и потребовало 21 ноября от главнокомандующего армией генерала Духонина немедленно заключить перемирие с немцами. На следующий день аналогичное предложение было отправлено послам Антанты в Петрограде. Случилось то, чего больше всего опасались недавние союзники России. Однако никакого ответа на эти предложения большевиков опять не последовало.

22 ноября 1917 года большевистское правительство своим приказом сместило с поста главнокомандующего Духонина, а на его место назначило прапорщика Н. В. Крыленко. В тот же день солдатам и матросам бывшей русской армии было предложено взять дело мира в свои руки. 26 ноября новый главнокомандующий обратился к противнику с вопросом: согласно ли немецкое командование начать с ним переговоры о перемирии?

Ответ на этот вопрос для немцев был не таким простым, как могло показаться на первый взгляд. Руководство Берлина в отношении России стояло перед альтернативой: с одной стороны, можно прорвать уже почти не существующую линию фронта, занять Петроград и одержать окончательную военную победу с другой — заключить мирный договор с Россией на жестких немецких условиях. Главным недостатком первого варианта развития событий была необходимость задействования на Восточном фронте — огромных просторах России — довольно значительных сил, тогда как стало уже совершенно очевидно, что судьба второго рейха решается на Западе. В те дни, когда большевистское правительство молило о переговорах, Людендорф вызвал к себе командующего штабом Восточного фронта генерала Гофмана и задал ему один-единственный вопрос: можно ли иметь дело с новым русским правительством? Позднее Гофман вспоминал: «Я ответил утвердительно, так как Людендорфу необходимы были войска и перемирие высвободило бы наши части с Восточного фронта. Я много думал, не лучше ли было бы германскому правительству и верховному главнокомандованию отклонить переговоры с большевистской властью. Дав большевикам возможность прекратить войну и этим удовлетворить охватившую весь русский народ жажду мира, мы помогли им удержать власть».

Согласившись на переговоры с Россией, Людендорф поставил перед министерством иностранных дел условия, на которых должны вестись эти переговоры, — сдача Россией Польши, Финляндии, Прибалтики, Молдавии, Восточной Галиции и Армении, а в дальнейшем заключение с Петроградом формального союза. Правда, союзники Берлина были готовы пойти и на менее жесткие условия. Раздираемые внутренними противоречиями австрийцы, по словам их министра иностранных дел О. Чернина, были готовы «удовлетворить Россию как можно скорее, а затем убедить Антанту в невозможности сокрушить нас и заключить мир, даже если придется от чего-то отказаться».

Между тем, 1 декабря, после того как восставшими моряками был убит последний главнокомандующий русской армией Духонин, большевикам удалось захватить ставку в Могилеве. А за три дня до этого Людендорф дал согласие начать 2 декабря официальные мирные переговоры с Россией. Местом переговоров был назначен Брест-Литовск.

Германскую делегацию на переговорах возглавил государственный секретарь по иностранным делам Кюльман, австрийцы тоже послали в Брест-Литовск главу своего внешнеполитического ведомства Чернина, болгары — министра юстиции, а турки — главного визиря и министра иностранных дел. Членами делегаций центральных держав были, как правило, военные и профессиональные дипломаты.

По сравнению с ними, делегация большевиков в Брест-Литов-ске представляла собой весьма любопытное зрелище. Возглавлял делегацию профессиональный революционер, выходец из богатой купеческой семьи, врач по профессии А. А. Иоффе. По словам военного эксперта делегации подполковника Д. Г. Фокке, этот человек с «характерным семическим лицом» имел «неприятный, довольно презрительный взгляд. Такой взгляд — у трусов по натуре, когда они чувствуют себя в безопасности и в удаче». При этом его длинные грязные волосы, поношенная шляпа и сальная нестриженая борода вызывали у собеседников чувство брезгливости. Не менее колоритно, по описанию Фокке, выглядели и другие представители революционного российского народа. Л. М. Карахан представлял собой «типичного армянина, почти того карикатурного «восточного человека», который способен переходить от сонного лежебочества к крикливой, подвижной ажитации». О единственной женщине в делегации А. А. Биценко было известно только, что она убила военного министра генерала Сахарова, за что и получила семнадцать лет каторги.

Отправляясь в Брест, уже на подъезде к Варшавскому вокзалу в Петрограде, руководители делегации с ужасом вспомнили, что у них нет ни одного представителя крестьянства. На их удачу по улице как раз шел старик «в зипуне и с котомкой». Делегаты предложили подвезти «сиво-седого, с кирпичным загаром и глубокими старческими морщинами» крестьянина до вокзала, а по дороге уговорили сопротивлявшегося деда за командировочные представлять на переговорах с немцами интересы крестьянства. Не менее импозантно выглядели на брестских переговорах и представители России от рабочих, солдат и матросов.

На первом же заседании глава советской делегации предложил переговаривающим сторонам положить в основу переговоров недавно принятый Декрет о мире и одновременно сделать перерыв сроком на десять дней для приезда представителей стран Антанты (большевики свято верили, что за этот срок успеет свершиться мировая революция как в измученных войной Германии и Австро-Венгрии, так и в странах Антанты). Немцы, однако, в мировую революцию не верили, а потому Кюльман заявил, что, поскольку брестские переговоры являются сепаратными, а не всеобщими, Германия и ее союзники не связаны ни с кем никакими обязательствами и обладают полной свободой действий.

4 декабря советская делегация изложила свои условия: перемирие заключается сроком на 6 месяцев, при этом на всех фронтах прекращаются военные действия, немцы обязуются очистить Моонзундский архипелаг и Ригу и не перебрасывать свои войска на Западный фронт — рвать окончательно с недавними союзниками большевики пока не хотели. При этом советская делегация постоянно подчеркивала, что речь может идти только о всеобщих, а не о сепаратных переговорах.

Немцы поначалу были в недоумении — по словам генерала Гофмана, такие условия могли ставить только победители, а не проигравшая сторона. Переброска войск на Запад продолжалась полным ходом, но под угрозой срыва переговоров 15 декабря между двумя сторонами все же была достигнута договоренность, согласно которой Россия и центральный блок держав заключали перемирие сроком на 28 дней. В случае разрыва перемирия противники обязывались уведомить друг друга об этом за 7 дней. После подписания перемирия делегации возвратились домой для консультаций со своими правительствами.

Время, предоставленное для подготовки мирных переговоров, стороны использовали по-разному. Советское правительство, например, 22 декабря призвало народы всего мира объединиться в борьбе против империалистов за заключение демократического мира. В Германии в ставке верховного главнокомандования 18 декабря под председательством кайзера Вильгельма состоялось совещание военного и политического руководства страны. Вопрос рассматривался практически один — какие территориальные требования необходимо предъявить новому руководству России. Как вспоминал позднее Людендорф, на совещании было решено добиваться присоединения к рейху Литвы и Курляндии и освобождения Россией территорий Эстляндии и Лифляндии.

К этому времени развал русской армии уже принял неконтролируемый характер. После призыва к братанию 21 ноября вождь большевиков обратился к солдатам с новым призывом — немедленно выбирать уполномоченных для переговоров с неприятелем о перемирии. Привлечение крестьян в «серых солдатских шинелях» к дипломатическим переговорам подорвало остатки дисциплины в армии. Она оказалась еще больше расколотой на противников переговоров, к которым принадлежало большинство офицеров и кадровых военных, и сторонников мира любой ценой из числа солдатской массы. Их психология была проста: «Я — вологодский (архангельский, уральский, сибирский). До нас немец не дойдет».

На следующий день после ленинского призыва Совнарком принял декрет о постепенном сокращении армии, согласно которому в бессрочный запас увольнялись все солдаты 1899 года призыва. Приказ тотчас разослали по радиотелефону во все штабы. Но составлен он был столь юридически неграмотно, отличался такой расплывчатостью и нечеткостью формулировок, что только взбудоражил солдатские массы. Ответственные за проведение демобилизации назначены не были, в результате из армии, и без того пораженной вирусом дезертирства, началось повальное бегство.

Одновременно стала осуществляться «демократизация» российской армии, когда в массовом порядке увольняли прошедших «огонь, воду и медные трубы» офицеров и генералов, а на их место назначали выдвиженцев из народа, единственной заслугой которых была лояльность к новому режиму. Неуправляемость войск ускорила окончательный развал действующей армии. 27 ноября первым заключил перемирие с противником Северный фронт, затем Юго-Западный, Западный, Румынский и, наконец, последним — Кавказский.

В такой обстановке и начался первый раунд переговоров в Брест-Литовске о заключении мира между Россией и центральными державами. На этот раз советская делегация была усилена историком М. Н. Покровским, видным большевиком Л. Б. Каменевым, военными консультантами были контр-адмиршт В. Альтфатер, А. Самойло, В. Липский, И. Цеплит. Германскую и австро-венгерскую делегации возглавили министры иностранных дел Кюльман и Чернин, болгарскую — министр юстиции Попов, а турецкую — председатель меджлиса Талаат-паша.

Сепаратную мирную конференцию в Брест-Литовске 22 декабря 1917 года открыл главнокомандующий Восточным фронтом принц Леопольд Баварский, место председателя занял Кюльман. Уже на одном из первых заседаний советская делегация предложила свою программу мира, которая состояла из шести пунктов.

В пункте первом говорилось о недопущении насильственного присоединения захваченных во время войны территорий, а войска, которые к данному моменту оккупировали эти территории, должны быть выведены оттуда в наикратчайшие сроки. Во втором пункте призывалось восстановить в полном объеме самостоятельность тех народов, которые в ходе войны этой самостоятельности были лишены. В третьем — национальным группам, не имевшим самостоятельности до войны, гарантировалась возможность решить на референдуме вопрос о принадлежности к какому-либо государству, причем этот референдум должен быть организован таким образом, чтобы обеспечить свободное голосование и эмигрантам, и беженцам. По отношению к территориям, населенным несколькими национальностями, в четвертом пункте предлагалось обеспечить культурно-национальную, а при наличии возможностей и административную автономию. В пятом пункте заявлялось об отказе от контрибуций, а в шестом — предлагалось решать все колониальные проблемы между государствами на основании I, 2, 3-го и 4-го пунктов.

После того как все предложения советской делегации были объявлены, союзники по коалиции центральных держав попросили перерыв на один день для их обсуждения. Заседания возобновились 25 декабря, и тогда же, к удивлению многих, Кюльман заявил, что «пункты русской декларации могут быть положены в основу переговоров о мире», и предложил установить мир без аннексий и контрибуций". На самом деле согласие немцев на «демократический» мир не вызывает удивления, если повнимательней присмотреться к политической карте конца 1917 года.

Мир без аннексий и контрибуций, по сути, означал признание правительствами и народами стран Антанты своего военного и политического поражения. Каких бы политических взглядов ни придерживался простой англичанин, француз, бельгиец или серб, этот «мир» для него означал лишь то, что опустошившие его родную землю немцы и австрийцы смогут безнаказанно вернуться в свои никогда не находившиеся под оккупацией и артобстрелами города и деревни. Поднимать из руин свое разрушенное хозяйство при таком раскладе народам Антанты придется на собственном горбу. Вот что означал для них мир без контрибуций. Мир без аннексий предполагал, что французам навсегда придется расстаться с мыслью вернуть себе потерянные Эльзас и Лотарингию, а славянским народам — с идеей восстановить собственную государственность.

Безусловно, сама идея лозунга мира без аннексий и контрибуций была порождена представлениями российских большевиков о Первой мировой войне как сугубо империалистической. У здравомыслящих людей, к какой бы национальности они ни принадлежали, сегодня не возникает сомнений в ошибочности этого утверждения, а соответственно и выдвинутых большевиками лозунгов.

Да и сами немцы, поддержав на словах эти лозунги, интерпретировали их очень своеобразно и весьма неожиданно для советской делегации. 26 декабря за чашкой чая генерал Гофман сказал, что Германия не может освободить Польшу, Литву и Курляндию, во-первых, потому, что там находится много предприятий, работающих на оборону рейха, а во-вторых, раз уж русские признают право народов на самоопределение вплоть до отделения, то им также следует признать самостоятельность Польши и прибалтийских народов и их право решать свою судьбу вместе с Германией. Для советской делегации заявление немцев прозвучало как гром среди ясного неба. «С Иоффе точно удар случился», — записал Гофман в дневнике. Факт этот, на наш взгляд, достаточно ярко свидетельствует о степени реализма советского правительства.

Все точки над i немцы поставили 18 января 1918 года, когда все тот же генерал Гофман во время переговоров положил на стол карту и попросил ознакомиться с ней российскую делегацию. Германия потребовала перенести границу России по линии восточнее Моонзундского архипелага и Риги, и далее западнее Двинска на Брест-Литовск. Россия таким образом теряла свыше 150 тыс. кв. км своей территории.

Ознакомившись с позицией союзников, советская делегация запросила перерыв для консультаций со своим правительством и отбыла в Петроград. Именно тогда среди партийного руководства и разыгрались драматические дебаты по поводу того, принимать или нет немецкие требования.

Так, левые коммунисты во главе с Н. И. Бухариным считали вообще недопустимыми накануне мировой революции какие-либо соглашения с миром капитала, требовали немедленно прекратить переговоры и объявить международному империализму революционную войну по всем фронтам. Против заключения мира выступал и нарком иностранных дел Л. Д. Троцкий. 8 января на совещании в ЦК РСДРП(б) он предложил не подписывать мир, развязывающий руки немецкой военщине, а вместо этого войну прекратить и войска демобилизовать. Стремившийся заключить мир с немцами любой ценой Ленин в тот раз в ЦК остался в меньшинстве. Однако назначенному новому руководителю советской делегации Троцкому было поручено всеми силами затягивать переговоры, но в случае, если немцы предъявят ультиматум, немедленно принять его.

Время перерыва на переговорах даром не теряли и немцы. Именно тогда в умах германских стратегов окончательно утвердилась идея курса на дезинтеграцию России и поддержки сепаратистских националистических движений. Впрочем, этот курс никак нельзя было назвать новым. Еще в сентябре 1917 года в Литве в условиях немецкой оккупации возникло литовское националистическое движение Тариба, провозгласившее своей целью образование независимого государства на демократической основе. Тогда это немцев не могло особенно порадовать — Литва ими мыслилась исключительно под скипетром прусского короля. 11 декабря Тариба заявила о восстановлении независимого Литовского государства, но почему-то со столицей в населенном преимущественно поляками Вильно. Этот односторонний акт, возможный исключительно в условиях немецкой оккупации, не был признан ни странами Антанты, ни Россией. Теперь немцам оставалось лишь посадить на литовский престол подобающего кандидата. Таковым оказался герцог Вильгельм фон Урах, один из представителей Вюртембергской династии. Ему даже придумали соответствующее имя — Миндаугас II, но тут наступил ноябрь 1918 года и литовцам пришлось обойтись без короля.

Но самым лакомым куском для немцев, конечно, была Украина. В начале 1918 года внутреннее положение там отличалось крайней неустойчивостью. Центральная Рада — объединение разнородных партий националистического толка — еще 23 июня 1917 объявила об автономии Украины в составе России. 24 января 1918 года, воспользовавшись хаосом в России, Центральная Рада провозгласила самостийность Украины, негласно согласившись на оккупацию своей страны немецкими и австрийскими войсками. Однако 8 февраля Киев был взят Красной Армией, в Харькове образовано советское правительство, а Центральная Рада бежала на Волынь.

Надо отметить, что отъезд советской делегации в Петроград вызвал неоднозначную реакцию в стане центральных держав. В Вене, например, очень опасались, что большевики больше не вернутся за стол переговоров. Скорейшего мира требовало измученное многолетней войной и голодом население не только Австро-Венгрии, но и Германии, где только в стачке на крупнейших берлинских заводах приняло участие более 400 тыс. рабочих. В этих условиях союзники решили заключить мир с Украиной в лице представителей Центральной Рады.

Решение заключить мир с фиктивным правительством союзникам далось непросто. 21 февраля главы делегаций Германии и Австро-Венгрии выехали в Берлин, чтобы проконсультироваться по вопросу: а стоит ли вообще подписывать мир с Центральной Радой, чей суверенитет, по образному выражению Троцкого, ограничивался комнатой, занимаемой в Бресте. Да и в сам город делегаты самостийной Украины смогли пробраться, только заявив представителям Красной Армии, что они являются членами советской делегации.

Как бы то ни было, 27 февраля в Брест-Литовске представители четверного союза и Центральной Рады подписали мирный договор. По нему до 31 июля того же года Украина обязывалась поставить Германии и Австро-Венгрии 1 млн тонн хлеба, 400 млн штук яиц, не менее 50 тыс. тонн мяса в живом виде, сахар, марганцевую руду и еще много чего. В ответ союзники обещали оказать Раде помощь в борьбе против большевиков. Договор с Украиной оказался как нельзя более кстати для союзников по центральной коалиции, особенно для Австро-Венгрии, где запасов продовольствия по самым «голодным» нормам оставалось только на месяц. Средства массовой информации немедленно распропагандировали этот, по словам Чернина, «хлебный» договор, что способствовало нормализации внутренней обстановки в стране. Вот как оценивал Брестский договор с Украиной известный немецкий историк Ф. Фишер: «Особенностью этого мира было то, что он был совершенно сознательно заключен с правительством, которое на момент подписания не обладало никакой властью в собственной стране. В результате все многочисленные преимущества, которыми немцы владели лишь на бумаге, могли быть реализованы лишь в случае завоевания страны и восстановления в Киеве правительства, с которым они подписали договор».

Подписав договор с Украиной, в Берлине решили заговорить более жестким тоном и с Петроградом. В день подписания мира с Радой генерал Людендорф послал телеграмму Кюльману, в которой напомнил об обязательстве через сутки после подписания мира с Украиной прервать переговоры с российской делегацией. Предъявления советской делегации ультиматума о принятии германских условий мира от своего министра иностранных дел в приказном порядке потребовал и кайзер Вильгельм II. Кюльман четко выполнил данные ему инструкции и предъявил российской делегации ультиматум с категорическим требованием принятия германских условий. Ответ на него большевикам предстояло дать не позднее 10 февраля.

Руководитель советской делегации Троцкий, как того требовали немцы, дал свой ответ, но он был довольно неожиданным и противоречил полученным от Ленина инструкциям. «Мы выходим из войны, но вынуждены отказаться от подписания мирного договора», — заявил Троцкий. Одновременно он отправил телеграмму главнокомандующему Крыленко с требованием немедленно издать по армии приказ о прекращении состояния войны с Германией и ее союзниками и о всеобщей демобилизации. Этот приказ был получен всеми фронтами 11 февраля.

Что же касается германской стороны, то она заявила о том, что неподписание Россией мирного договора автоматически влечет за собой прекращение перемирия, после чего Троцкий покинул Брест-Литовск.

13 февраля 1918 года верхушка второго рейха собралась в небольшом курортном городке Бад-Хомбурге на западе Германии, чтобы оценить ситуацию, сложившуюся после срыва мирных переговоров. На совещании присутствовали Вильгельм, Кюльман, канцлер Гертлинг, почти все высшее военное командование, в том числе, естественно, и Гинденбург с Людендорфом. Как вспоминал последний, на совещании было принято решение «нанести короткий, но сильный удар расположенным против нас русским войскам, который позволил бы нам при этом захватить большое количество военного снаряжения». 16 февраля генерал Гофман уведомил оставшегося в Бресте представителя советской делегации А. А. Самойло, что 18 февраля ровно в 12 часов пополудни Германия начинает наступление на всем протяжении Восточного фронта.

Ровно в указанное время 47 пехотных и 5 кавалерийских дивизий противника двинулись вперед. В кинофильмах и других художественных произведениях советского периода последующие события описываются как обрушившийся на нашу страну все сметающий на своем пути огненный тевтонский смерч. На самом деле события развивались совсем по другому сценарию. К февралю 1918 года совместные германо-австро-венгерские войска на Восточном фронте насчитывали не более 450 тыс. человек (осенью 1916 года — более 1,5 млн), и состояли они в основном из солдат старших призывов — все наиболее боеспособные части давно уже были переброшены на Запад, где решалась судьба этой великой битвы народов.

Подробные описания событий февраля 1918 года содержатся в дневниках генерала Гофмана: «Это самая комическая война,'Какую можно себе представить. Она ведется только на железной дороге и грузовиках. Сажают какую-нибудь сотню пехотинцев с пулеметами и с одной пушкой и отправляют до ближайшей станции. Берут станцию, большевиков арестовывают и продвигаются дальше». Он приводит ужасающие факты, когда один лейтенант и 6 солдат взяли в плен 600 казаков, без борьбы захватывались пушки, автомобили, локомотивы. Да что пушки! Без борьбы, на основании только панических слухов сдавались большие города. Так, 18 февраля немецкий отряд менее чем в 100 штыков взял Двинск. где в ту пору находился штаб 5-й армии Северного фронта. 19 февраля был сдан Минск, 20-го — Полоцк, 21-го — Репина и Орша, 22-го — латвийские Вольмар и Венден и эстонские Валк и Гапсала, 24-го небольшой отряд немецких мотоциклистов заставил капитулировать огромный русский гарнизон в Пскове, 25-го большевики позорно оставили Борисов и Ревель. Только Нарва оборонялась до 4 марта. За 5 дней немецкие и австрийские войска продвинулись в глубь российской территории на 200–300 км. Это были одни из самых черных дней в многовековой истории России. Под угрозу было поставлено само ее историческое бытие.

Что же касается Украины, то и там наблюдалась подобная картина. Наступление немцев и австрийцев шло исключительно по железной дороге, а разрозненное сопротивление оккупантам оказывали лишь части Чехословацкого корпуса. 21 февраля немецкие войска вошли в Киев, где была восстановлена власть Центральной Рады.

Наступление немцев по всему фронту заставило Ленина предпринять решительные шаги, и в результате острой борьбы в руководстве ЦК большевистской партии ему удалось сломить сопротивление левых по вопросу о подписании договора с Германией. Уже утром 19 февраля в Берлин была послана телеграмма с согласием Советского правительства принять немецкие условия мира. Немцы, однако, наступления не прекратили и потребовали от российской стороны официального письменного уведомления. 21 февраля, в день взятия немцами Киева, Совнарком принял декрет-воззвание «Социалистическое отечество в опасности!». Началось спешное формирование Красной Армии для отпора вражескому наступлению.

23 февраля советским правительством из Берлина были получены новые условия мира, значительно более жесткие, чем прежние.

Новый ультиматум состоял из 10 пунктов. Если первые два повторяли требования от 9 февраля, то есть отвод войск за «линию Гофмана», то в других от России требовалось полностью очистить Лифлян-дию и Эстляндию, признать правительство Центральной Рады и вывести войска из Украины и Финляндии, а также вывести полностью войска из Турции и возвратить ей анатолийские провинции. Кроме того, русская армия должна быть полностью демобилизована, всем кораблям следовало вернуться в порты и разоружиться, а в Ледовитом океане до заключения мира устанавливалась немецкая блокада. На принятие этого ультиматума отводилось двое суток.

Ультиматум был обсужден на созванном в тот же день заседании ЦК. Ленин потребовал немедленно согласиться на условия немцев, а в противном случае пригрозил отставкой. За предложение лидера большевиков проголосовало 7 человек, 4 были против и еще 4 воздержалось. Вечером того же дня решение ЦК было поддержано и правительством большевиков — ВЦИК и СНК. Сообщение об этом было отправлено в Берлин 24 февраля, в ответ пришло требование подписать мир в течение трех дней с момента прибытия советской делегации в Брест-Литовск. В тот же день немцы приостановили свое наступление.

Советская делегация возвратилась в Брест-Литовск 1 марта. Министры иностранных дел противной стороны даже не стали ее дожидаться и уехали в Бухарест заключать мир с Румынией. По приезде глава делегации заявил, что Советская Россия дает свое согласие на условия, которые «с оружием в руках продиктованы Германией российскому правительству», и отказался вступать в какие-либо дискуссии, чтобы не создавать видимость переговоров.

Брест-Литовский мирный договор был подписан 3 марта. Экстренно созванный 6–8 марта 1918 года VII съезд РКП(б) одобрил позицию Ленина в вопросе о заключении этого, по его образному выражению, «похабного», мира, а IV съезд Советов 15 марта договор ратифицировал.

Брестский договор состоял из нескольких документов: самого мирного договора между Россией, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией — с другой, заключительного протокола к договору о таможенных пошлинах и тарифах на отдельные товары, русско-германского дополнительного договора к мирному договору, русско-австро-венгерского, русско-болгарского и русско-турецкого дополнительных договоров.

Сам по себе мирный договор состоял из 13 статей. В нем констатировалось прекращение состояния войны между Россией и союзниками по центральной коалиции, но Россия теряла огромные территории — Украину, Польшу, Прибалтику и часть Белоруссии, всего около 1 млн кв. км с населением более 50 млн человек. На этой территории добывалось 90 % угля, производилось 54 % промышленной продукции России. Страна оказалась откинутой к допетровским временам.

Одновременно Россия выводила с указанных территорий все свои войска, а Германия, наоборот, их туда вводила и сохраняла за собой контроль над Моонзундским архипелагом и Рижским заливом. Кроме того, русские войска должны были покинуть Финляндию, Аландские острова близ Швеции, округа Каре, Аргадан и Батум передавались Турции. С линии Нарва — Псков — Мил-лерово — Ростов-на-Дону, на которой в день подписания договора находились немецкие войска, они должны были быть выведены только после подписания всеобщего договора.

Брестский договор восстанавливал крайне невыгодные для России таможенные тарифы 1904 года с Германией. Любопытно, что 27 августа 1918 года, когда даже германский генеральный штаб пришел к выводу, что поражение второго рейха неминуемо, большевики согласились подписать с Берлином дополнительный договор, касающийся финансовых проблем. По нему Россия должна была уплатить Германии контрибуцию в различных формах в размере более 6 млрд золотых марок.

Вот таким оказался «мир без аннексий и контрибуций», предложенный России Германией. После подписания Брестского мира в Берлине царила эйфория. Сам документ в рейхстаге был ратифицирован почти единогласно — против выступила только небольшая группка независимых социалистов. Шовинистическое безумие в стране подкрепил и Бухарестский договор от 7 мая 1918 года, по которому Румыния, признав свое поражение, теряла всю Добруджу и стратегические карпатские перевалы, что открывало путь для вторжения в страну венгерских войск в любое время года. Румыния обязывалась выплачивать бывшим противникам огромную контрибуцию и на 50 лет отдавала все свои природные богатства, включая «излишки» урожая в распоряжение немцев.

 

ЧАС РАСПЛАТЫ

Между тем именно в те дни, когда в Берлине откупоривались бутылки с шампанским в честь победы германского оружия над Россией и Румынией, многим наиболее дальновидным немецким государственным и политическим деятелям было совершенно очевидно, что дни рейха сочтены. Вроде бы дела шли неплохо: не говоря уже о востоке Европейского континента, немецкие войска находились на территории Бельгии и Франции. Правда, после присоединения Греции к Антанте несколько осложнилась ситуация на Балканах, но и там пока все выглядело благополучно. Однако судьба уже окончательно отвернулась от центральных держав.

На грани агонии находилась Австро-Венгрия, ее новый кайзер Карл одолевал своего «старшего брата* мольбами о заключении скорейшего мира. Страну сотрясали не только забастовки рабочих и выступления национальных меньшинств, стала бунтовать даже армия. Ненамного лучше обстояли дела и в самой Германии — в стране свирепствовал голод и паек горожанина был рассчитан исходя из 1400 калорий в день, а солдата — из 2500 (американские солдаты получали по 4200 калорий, а британские — 3800). Все попытки центральных держав облегчить свое продовольственное положение за счет ограбления Украины были сведены на нет царившим там хаосом и гражданской войной.

Парадоксально, но Брестский мир в том виде, в каком он был подписан, имел один позитивный момент для стран Антанты: всем стало ясно, какая судьба будет им уготована в случае военной победы Берлина. Таким образом, в результате событий на Восточном фронте дух англичан и французов не только не был сломлен, но и существенно укрепился.

Однако самым печальным для Германии и ее союзников стало все возрастающее участие в войне Соединенных Штатов Америки. Именно после Брестского мира американский президент окончательно потерял надежду на внутреннюю оппозицию в Германии и понял, что Берлину может успешно противостоять лишь грубая военная сила. С Германией договариваться стало просто не о чем, и в Америке началась подлинная мобилизация военных усилий. В Европу не только возрастающим потоком потекли вооружение и амуниция, но и стали прибывать сытые, хорошо вооруженные солдаты и офицеры. К лету 1918 года на западноевропейский театр военных действий ежемесячно прибывали более 300 тыс. американцев,

Именно массированная американская помощь помогла союзникам быстро оправиться от июльского наступления немцев и самим перейти в контратаку Западный фронт затрещал по всем швам. Катастрофа второго рейха стала неизбежной, и 14 августа кайзер решил через голландскую королеву запросить мира у союзников (напомним, что 27 августа большевики подписали с немцами дополнительный договор к Брестскому миру, по которому Россия попадала в кабальную финансовую зависимость от Берлина).

Чисто военная составляющая часть Первой мировой войны была завершена 11 ноября 1918 года с подписанием Компьенско-го перемирия сроком на 36 дней. В течение этого времени германские представители пять раз предлагали союзникам заключить хотя бы предварительный, прелиминарный мир, но Антанта не соглашалась. И дело здесь было не в официальном предлоге — отсутствии Вильсона, а в том, что победители не смогли еще договориться хотя бы об основных условиях всеобщего мира. Собственно, это было неудивительно: после достижения общей цели пути союзников существенно расходились, слишком разные задачи они ставили перед собой. Да и вклад в общую победу был неравным: США, например, потеряли относительно немного солдат, а страна вышла из войны экономически окрепшей, в то время как французы потеряли миллионы своих сограждан, а некогда про-мышленно развитые северные французские города были практически стерты с лица земли в ходе четырехлетней войны.

В связи с тем что союзники долго не могли, закончить предварительные консультации, Компьенское перемирие дважды продлевалось. Положение усугублялось и тем, что в самой Германии бушевала Ноябрьская революция, ввергшая страну в хаос.

Как бы то ни было, но к окончанию войны у победителей сложились более или менее конкретные требования, которые они были готовы предъявить побежденным. Больше всех и в людском, и в материальном отношении от немцев пострадали французы, соответственно именно их требования в отношении «бошей» были наиболее жесткими. Положение усугублялось и тем, что во главе республики стоял «тигр» Клемансо: целью жизни этого свидетеля разгрома французов пруссаками при Седане и активного участника событий Парижской коммуны было возвращение утерянных земель и полное уничтожение Германии как великой державы и конкурента Парижа в Европе. Клемансо полагал, что для полной ликвидации угрозы реванша со стороны восточного соседа необходимо, помимо возвращения французам Эльзаса и Лотарингии и передачи всего угольного района долины реки Саар, чтобы западная граница Германии проходила по естественному рубежу — Рейну. Рейнланд, Пфальц и другие немецкие земли по левому берегу Рейна должны быть отторгнуты от самой Германии и превращены в автономные и самостоятельные государства, связанные тесными узами с Парижем. Кроме того, Клемансо поставил перед французской дипломатией задачу превратить страны Восточной и Юго-Восточной Европы — Польшу, Чехословакию, Румынию и Югославию в своих союзников и одновременно в барьер между Германией и большевистской Россией. Самые серьезные планы французы имели и в отношении Ближнего Востока, ранее являвшегося составной частью сокрушенной Османской империи. Выполнение всех этих планов Клемансо превращало Францию в ведущее государство Европы.

Иную позицию в отношении будущего Германии занимала Англия. Для Лондона главную угрозу представляли планы Берлина по превращению Германии в морскую державу, равную по мощи Британии и способную отобрать ее колонии. После ноября 1918 года Германская империя как морская и колониальная держава перестала существовать: ее флот был перепрашген на британскую военно-морскую базу Скапа-Флоу, а колонии рейха почти автоматически большей частью перейти под английское управление. Также под управление Лондона перешли самые лакомые куски Османской империи — Месопотамия, Аравия, Палестина. Свою задачу англичане, казалось, уже выполнили, поэтому сверхмощная Франция с ее интересами на Балканах и в других частях Европы им была уже не нужна — резкое усиление Франции за счет Германии и самоизоляция России коренным образом меняли расклад сил на континенте. Нейтрализовать Францию на Уайт-холле рассчитывали с помощью усиления Италии и активного противодействия влиянию Парижа на малые балканские страны. Из этой позиции и вытекало желание Англии сохранить Германию в качестве сухопутной военной державы и не допустить ее расчленения.

Свой взгляд на будущее Европы существовал и у Соединенных Штатов. Первая мировая война крайне благоприятно отразилась на экономическом развитии страны. Из должника Европы Соединенные Штаты превратились в страну-кредитора, которой задолжали немалую по тем временам сумму в 10 млрд долларов. США приняли непосредственное участие в войне только на последнем ее этапе, на их территории не велись военные действия, зато Вашингтон поставлял во все возрастающем количестве, главным образом странам Антанты, боеприпасы, вооружение, амуницию, важные стратегические товары и продовольствие. В результате такого развития событий роль США в мировой политике значительно возросла. Если до Первой мировой войны Соединенные Штаты были крупнейшей экономической державой с региональными интересами, то к 1918 году они превратились в великую державу без всяких скидок. Геополитические интересы Вашингтона простирались отныне не только на страны Американского континента, но и на Европу, Дальний и Ближний Восток. Решение важнейших международных проблем без участия Соединенных Штатов теперь становилось немыслимым.

Что же касается позиции США на международной мирной конференции, то у главы американской делегации президента Вильсона была задача не допустить полного разгрома Германии и кардинального изменения расклада политических сил на континенте в пользу главного конкурента США на морских просторах, «владычицы морей» Британии, а также Франции, интересы которой отнюдь не во всем совпадали с интересами Белого дома. Кроме того, у США были и свои специфические интересы на Дальнем Востоке, где главной задачей американской дипломатии стало расторжение англо-японского союза.

По задумке американского президента, его страна должна была выполнять роль некоего балансира между великими державами, от позиции которого будет зависеть исход того или иного спора. Первым успехом Вильсона в этом деле стало согласие всех воюющих держав начать переговоры о заключении всеобщего мира на основе 14 пунктов.

Парижская мирная конференция открылась 18 января 1919 года — именно в этот день в далеком 1871 году в Версале была провозглашена теперь бесславно канувшая в лету Германская империя — второй рейх. На конференцию съехалось более тысячи делегатов, представляющих на тот момент почти все независимые государства мира. Не была приглашена лишь находившаяся в состоянии хаоса Россия. Все участники конференции были поделены на четыре категории. В первую входили воюющие державы, имеющие «интересы общего характера», — США, Великобритания, Франция, Италия и Япония. Представители этих стран должны были принимать участие во всех заседаниях и комиссиях. Ко второй группе были отнесены воюющие державы, «имеющие интересы частного характера», — Бельгия, Румыния, Сербия, Португалия, Китай, Никарагуа, Либерия, Гаити. Они получили приглашение принять участие только в тех заседаниях, которые непосредственно их касались. В третью категорию вошли страны, находившиеся в состоянии разрыва дипломатических отношений с блоком центральных держав. К ним были отнесены Боливии, Перу, Уругвай и Эквадор. Делегаты этих стран также могли принять участие в заседаниях, если на них обсуждались вопросы, непосредственно их касающиеся. И наконец, четвертую группу составляли нейтральные государства или страны, находившиеся в процессе образования. Их делегаты могли выступать устно или письменно только после того, как их пригласит это сделать одна из пяти главных держав, и только по вопросам, специально касающимся этих стран.

Соответственно, и представительство на конференции было распределено таким образом, чтобы у стран, имевших более высокую категорию, и делегатов было больше. США, Британская империя, Франция, Италия и Япония могли послать на конференцию по 5 полномочных представителей, Бельгия, Сербия и Бразилия — по 3, другие страны второй категории и британские доминионы — по 2, а все остальные получили право послать по одному своему представителю.

Однако несмотря на то, что регламент парижской мирной конференции был продуман до мелочей, ее порядок часто нарушался, а некоторые совещания вообще велись без протокольных записей. К тому же разделение стран-участниц на категории предопределило и весь ход конференции — по сути, все самые важные проблемы решались в Совете десяти, в который входили главы правительств и министры иностранных дел пяти великих держав. От США — президент Вильсон и государственный секретарь Лансинг (кстати, это была первая официальная зарубежная поездка американского президента за все время существования этой страны), от Франции — премьер министр Клемансо и министр иностранных дел Пишон, от Британской империи — премьер-министр Ллойд Джордж и министр иностранных дел Бальфур, от Италии — Орландо и Соннино, а Японию представляли Макино и Шинда.

Итак, Парижская мирная конференция открылась 18 января в здании французского министерства иностранных дел. Уже на первом заседании стало очевидным, что между великими державами продолжают существовать серьезные противоречия по поводу послевоенного устройства мира. Так, открывая конференцию президент Франции Р Пуанкаре потребовал строго наказать виновников развязывания войны и предложил расчленить Германию. Союзники Парижа отказались поддержать его в этом вопросе, а президент Вильсон предложил начать конференцию с обсуждения проблем, связанных с оформлением новой международной организации — Лиги Наций. Это, в свою очередь, вызвало недовольство других членов Совета десяти, ибо. по их мнению, принятие устава Лиги Наций затруднило бы решение столь важных для них территориальных и финансовых проблем с побежденными.

Жаркие дискуссии шли четыре дня — Вильсон настаивал на том, чтобы устав Лиги Наций и мирный договор составляли единое целое, а европейцы требовали их разделить. Так столкнулись два подхода к решению международных проблем — «идеалистическое» стремление Вильсона создать новый, справедливый миропорядок при решающем значении вердикта мирового общественного мнения и жесткий «реализм» англичан и французов, мыслящих категориями возмездия и безопасности своих границ. Собственно, ни проблема германского реванша, ни размер репараций, ни территориальные границы новой Европы особенно и не интересовали американского президента. Его куда больше беспокоило совершенно очевидное развитие революционной ситуации в побежденных странах и тот вызов, который бросили всему миру большевики с их идеей принципиально нового миропорядка, идеей, которая, бесспорно, отвечала чаяниям определенной категории народных масс, доведенных до отчаяния лишениями, связанными с войной.

Только 25 января союзники договорились передать вопрос о создании новой международной организации на рассмотрение специальной комиссии, которую возглавил сам американский президент.

Решив, казалось, вопрос о Лиге Наций, участники конференции перешли к решению более важных для них проблем, в частности, колониальных. Все заинтересованные страны согласились с тем, что Германия должна быть лишена всех своих колоний, но по поводу того, каким образом разделить их между участниками Антанты, опять возникли разногласия. Каждая из стран представила свой список претензий. Так, Франция стремилась разделить Того и Камерун, Япония надеялась прибрать к рукам ранее принадлежавший Берлину Шаньдунскии полуостров в Китае и ряд тихоокеанских островов, были свои планы по расширению колониальных владений за счет поверженных противников и у Италии.

Против такого хода развития событий опять выступил Вильсон. У Соединенных Штатов в те годы не было далеко идущих колониальных амбиций, а потому и делить они ничего не собирались. С другой стороны, лидерство в авторитетной международной организации и позиции крупнейшей в экономическом отношении державы дали бы возможность Вашингтону значительно усилить свой авторитет на международной арене. Вот почему Вильсон снова настоял на том, чтобы вопросы о германских колониях и разделе территории бывшей Османской империи были разрешены исключительно в рамках Лиги Наций.

В пику своим европейским коллегам, Вильсон предложил осуществить опеку над бывшими германскими колониями и турецкой территорией, населенной арабами, «передовым нациям», желающим в соответствии со своим историческим опытом или географическим положением взять на себя бремя этой ответственности. Подобная опека, по замыслу американского президента, могла бы осуществляться на основании особых мандатов, выданных Лигой Наций. Против идеи Вильсона выступили все участники Совета десяти, а английский премьер-министр выдвинул требование британских доминионов — считать территории, которые эти доминионы заняли в ходе Первой мировой войны, входящими в их состав. Тут уже начали активно возражать американцы.

Не вдохновила их и идея французов: в случае принятия принципа мандатов немедленно распределить их между странами. Заседания по колониальным вопросам проходили в крайне напряженной атмосфере, по кулуарам даже поползли слухи, что американский президент и его команда покидают Париж.

Угроза отъезда Вильсона и срыва мирной конференции не на шутку встревожила всех ее участников. Ллойд Джордж решил предложить компромисс: пусть устав Лиги Наций считается интегральной частью мирного договора, выработка отдельных положений устава ничего принципиально не изменит, а потому можно, не дожидаясь окончания работы над ним, приступить к распределению мандатов над подопечными территориями. Но и после этого Вильсон не изменил своего мнения: если колонии будут уже поделены, то и сама Лига Наций останется лишь формальным инструментом, а для того, чтобы так не получилось, надо сначала утвердить ее устав. Для окончания работы своей комиссии Вильсон попросил десять дней, и англичанам пришлось уступить.

Между тем 17 февраля 1919 года заканчивался срок перемирия с Германией. На берега Мозеля в Трир на переговоры выехал маршал Фош. Воспользовавшись своим положением главнокомандующего, он потребовал от немцев очистить Познань, всю Верхнюю Силезию и значительную часть Нижней Силезии. Эти требования вызвали негодование у немецкой стороны, а немецкий министр иностранных дел Брокдорф-Ранцау даже пригрозил своей отставкой. Положение спасли американцы, которые прибыли в Берлин и заявили, что вопрос о Верхней Силезии на мирной конференции не будет решен в пользу Польши. Поверив голословным обещаниям Вашингтона, немцы согласились выполнить требования Фоша.

Таким образом, между Германией и союзниками вновь было заключено кратковременное перемирие с условием обязательно уведомить о его разрыве за трое суток. Одновременно немцы соглашались прекратить все наступательные операции против поляков в районе Познани и в других местах.

Между тем Вильсон прикладывал массу усилий, чтобы к определенному сроку — 13 февраля — возглавляемая им комиссия смогла закончить разработку устава Лиги Наций. После длительных обсуждений за основу было решено принять совместный англо-американский проект, согласованный во время неформальных встреч «большой тройки». 14 февраля американский президент в торжественной обстановке представил на обсуждение проект устава первой международной организации. В тот же день пленарное заседание мирной конференции утвердило проект. А на следующий день Вильсон покинул Европу.

Принятие устава Лиги Наций, на котором столь активно настаивали американцы, сняло преграды для обсуждения собственно условий мирного договора. Наконец-то активно приступил к работе Совет десяти, хотя состав его к этому времени существенно изменился. Вслед за Вильсоном на родину отбыл Ллойд Джордж, затем уехал в Рим Орландо, а пораженный пулей анархиста Клемансо отлеживался в постели. Глав правительств заменили министры иностранных дел. По предложению англичанина лорда Бальфура обсуждение наиболее животрепещущего вопроса о границах и колониях Германии и возмещении ею убытков было решено завершить к середине марта.

Именно во время обсуждения этого вопроса между странами-победительницами разгорелась наиболее острая и упорная дипломатическая борьба. Япония, например, потребовала передачи ей немецких владений в Китае — Шаньдуна, чему, естественно, воспротивились сами китайцы. Последних поддержали американцы, опасавшиеся укрепления на Дальнем Востоке позиций Страны восходящего солнца.

Что же касается будущих границ Германии в Европе, то Кле-. мансо настоятельно требовал передвинуть их за Рейн, а на освободившихся территориях создать самостоятельное государство, лишенное права на воссоединение с Германией и полностью демилитаризованное. Против такого развития событий категорически возражали американцы и особенно президент Вильсон.

Наступила середина марта, но к этому времени не были выработаны даже основные параметры мирного договора. Между тем в Европу возвратился Вильсон, который сразу же заявил, что приложит максимум усилий для того, чтобы мирный договор был принят на основе неразрывности устава Лиги Наций и самого договора. Правда, позиции американского президента были уже не столь крепки, как прежде, — в США возникли очень серьезные внутренние проблемы, после того как целый ряд консервативных американских-сенаторов категорически выступили против вовлечения Соединенных Штатов в европейские дела. В стране все чаще стали раздаваться голоса о том, что своими действиями Вильсон нарушил святые для всех американцев принципы доктрины Монро.

Как бы то ни было, в вопросе о границах Германии Вильсону удалось привлечь на свою сторону англичан, также опасавшихся чрезмерного усиления в Европе французского влияния. Отвергнув требование Клемансо о том, чтобы граница новой Германии проходила по Рейну, англичане и американцы предложили французам гарантировать ее восточные границы. Клемансо в ответ на это выступил с идеей создания Рейнской республики лишь на определенное время, но и это предложение было отвергнуто американцами. Вильсон полагал, и не без основания, что увеличение Франции за счет земель на левом берегу Рейна неизбежно создаст очаг международной напряженности, подобно Эльзасу и Лотарингии.

Жесткие противоречия между Францией и Соединенными Штатами на мирной конференции неожиданно усугубились обострением взаимоотношений между Вашингтоном и Лондоном. Яблоком раздора, как часто бывало в прошлом, стала все та же Турция. Британия потребовала, по мнению Вильсона, слишком много территорий в качестве компенсаций от Османской империи. И на этот раз американцев поддержал Клемансо, обиженный отсутствием надлежащей поддержки Лондона в вопросе о рейнских областях. Итоги дискуссий между державами подвел Вильсон. «Мы разошлись по всем вопросам», — мрачно заявил он своему советнику Хаузу. О непримиримых разногласиях между участниками переговоров ходили столь упорные слухи, что их уже стало трудно скрывать и они начали просачиваться в средства массовой информации. Чтобы избежать этого, по требованию Ллойд Джорджа Совет десяти был превращен в Совет четырех, и с тех пор все важнейшие вопросы рассматривались только главами правительств США, Великобритании, Франции и Италии. Япония была исключена из этого списка, потому что ее не представлял глава правительства. По сути, однако, и «четверка» давно превратилась в «тройку» — все вопросы решали Вильсон, Ллойд Джордж и Клемансо.

Между великими державами на Парижской мирной конференции возникли серьезные разногласия и по другим вопросам. Так, французская делегация потребовала ограничения немецкого военного производства и установления над ним строгого международного контроля, против чего выступили Англия и особенно США. Более того, Вильсон предлагал оставить Германии все имеющееся у нее вооружение.

Еще более острыми были дискуссии по вопросу о репарациях, причитающихся с Германии и ее поверженных союзников. Только на восстановление своих северо-восточных департаментов, наиболее пострадавших от войны, французы потребовали 60 млрд золотых марок, больше, чем все достояние Франции к 1917 году. Американцы и англичане, в свою очередь, полагали, что таким образом Клемансо «убьет курицу, приносящую золотые яйца» — ведь деньги с Германии можно будет получить только в том случае, если страна останется платежеспособной. Американские эксперты, например, считали возможным востребовать с Германии только 25 млрд марок. Споры вызвал и вопрос о распределении репараций между союзниками. Ллойд Джордж предложил такую формулу: 50 % — Франции, 30 % — Англии, остальным странам — 20 %. Клемансо же меньше чем на 56 % для своей страны никак не соглашался, а для Англии определил сумму в 25 % от репараций. В конце концов главы делегаций ведущих стран решили не фиксировать суммы репараций, а поручили это сделать особой репарационной комиссии, которая должна будет не позже 1 мая 1921 года предъявить соответствующие требования Германии и ее союзникам.

Казалось, переговорам никогда не наступит конец и они зашли в тупик. Но 14 апреля Клемансо сообщил американцам, что Франция, в случае передачи ей мандата на Саарскую область, готова согласиться с оккупацией англо-французскими войсками левого берега Рейна сроком на 15 лет в качестве гарантии выполнения Германией условий мирного договора и демилитаризацией рейнских провинций глубиной на 50 км по правому берегу Рейна. Тем самым снималось прежнее требование французов о западной границе Германии по Рейну. Вильсон согласился с предложениями французского премьера, и дело, казалось, сдвинулось с мертвой точки.

Разрешение спора о будущих границах Германии дало возможность 28 апреля на пленарном заседании конференции принять устав Лиги Наций. Учредителем этой международной организации стали страны, участвовавшие в борьбе против Германии, и вновь образованные государства — Польша, Чехословакия и другие. Другую группу составили страны, получившие приглашение вступить в Лигу Наций немедленно, — Аргентина, Венесуэла. Дания, Испания, Колумбия, Нидерланды, Норвегия, Парагвай, Персия, Сальвадор, Чили, Швейцария, Швеция. Все они, кроме Швейцарии, вошли в Лигу Наций в ноябре-декабре 1920 года. Швейцария сделала ставку на строгий нейтралитет и вступать в какие-либо международные организации отказалась. К третьей группе относились все остальные государства. Они могли быть приняты в Лигу Наций только при согласии двух третей ее членов.

Главным руководящим органом Лиги Наций был ее Совет, состоявший из девяти членов — 5 постоянных (США, Франция, Великобритания, Италия, Япония) и 4 временных, которые сменялись раз в год.

Основной задачей Лиги Наций, собственно, ради чего она и создавалась, было принятие мер во избежание войны. Стороны согласились, что, если между какими-либо странами возникнет конфликт, он должен быть подвергнут разбирательству на третейском суде. Если же член Лиги Наций, несмотря на взятые на себя обязательства, все же попытается решать спорные вопросы вооруженным путем, все члены этой организации должны разорвать с ним торговые и финансовые отношения.

Пресловутые мандаты было решено разделить на три категории. К первой были отнесены страны, достигшие относительных успехов в своем развитии, и мандат на них предполагался только до того момента, пока они не обретут экономическую и политическую способность руководить собой. Центральная Африка, отнесенная к второй категории, управлялась на условиях запрещения работорговли, торговли оружием, алкоголем и сохранения религиозных верований народов подмандатных территорий. К третьей категории были отнесены колонии в Юго-Западной Африке и на Тихом океане, которые управлялись на основании законов государств, обладавших мандатом.

Казалось, споры между державами в Париже закончились, однако на конференции продолжали возникать конфликты, и не только между представителями «большой тройки». В частности, непомерные требования в отношении Китая выдвинула Япония, а делегация Италии даже демонстративно покинула конференцию, обидевшись на то, что союзники отказались передать ей город Фиуме на Адриатике.

Строя планы создания нового миропорядка, победители совсем не обращали внимания на повергнутых недавних противников. Германские представители, например, бьиш приглашены в Версаль только 25 августа. Правда, надо отметить, что немцы знали о разногласиях в стане Антанты и не раз пытались втихую сыграть на этих противоречиях. Особенно большие надежды на берегах Шпрее возлагали на Соединенные Штаты — представители Вильсона посещали Берлин и советовали немецкому руководству подписать мирный договор; не выходяший за рамки 14 пунктов. В свою очередь и сами немцы создали у себя несколько комиссий для подготовки собственного проекта мирного договора.

7 мая 1919 года немецкая делегация была вызвана в Версаль. «Час расплаты настал», — завидев своих врагов, заявил Клемансо. Такое начало не сулило ничего хорошего немцам и их союзникам. В тот же день германской делегации был передан проект мирного договора и на ответ давался срок в 15 дней. При этом союзники заявили, что никаких устных дискуссий они не допустят, а все замечания должны быть представлены исключительно в письменном виде. В свою очередь глава немецкой делегации Брокдорф-Ранцау заявил, что его страна принимает 14 пунктов и признает несправедливость, совершенную немцами по отношению к Бельгии, но виновником войны Берлин себя не считает.

Условия мирного договора, изложенные союзниками, вызвали бурю негодования в Берлине. Совсем недавно растащившие на куски Россию, немцы очень обиделись, когда им предложили вернуть Эльзас и Лотарингию и передать полякам их земли. А ведь, казалось, в Берлине совсем недавно очень пеклись о независимой Польше — независимой от России, но никак не от Германии. В Берлине бушевали демонстрации протеста против условий мирного договора, официальные представители слали в Париж телеграмму за телефаммой, чтобы смягчить условия капитуляции, но тщетно.

Все попытки немцев сыграть на разногласиях победителей успехом не увенчались. 16 июня Брокдорф-Ранцау был вручен окончательный текст мирного договора. Уступки немцам в нем были минимальны — французы отказались лишь от своих планов господства в Саарской области и согласились передать этот спорный регион под опеку Лиги Наций. Для управления областью были назначены пять верховных комиссаров. Еще немцы сумели добиться проведения плебисцита в Верхней Силези'и, и на этом их успехи закончились. Делегация Германии возвратилась в Берлин, получив на обсуждение мирных условий одну неделю.

В правительстве Германии по этому поводу наметился серьезный раскол. Некоторые министры, в том числе и министр иностранных дел, категорически отказывались принять такие жесткие условия, другие, опасаясь внутриполитических осложнений, были готовы пойти на мир любой ценой. Правда, и те и другие были едины в одном — в том, что ни при каких условиях нельзя выполнять положении этого навязанного мира. В конце концов все решило мнение Гинденбурга, когда на соответствующий запрос, поступивший из правительства, он ответил, что армия к сопротиатению не готова и будет разбита. Точка зрения Брокдорф-Ранцау была отвергнута, и он ушел в отставку. 23 июня Национальное собрание Германии приняло решение подписать мир без каких-либо оговорок, а еще через пять дней — 28 июня 1919 года — в Зеркальном зале Версальского дворца был подписан мирный договор, получивший название Версальского мира. Таким образом, формально под Первой мировой войной была подведена черта.

По условиям договора Германия возвращала Франции Эльзас и Лотарингию в границах 1870 года со всеми мостами через Рейн. В собственность Франции переходили угольные копи Саарского бассейна, а сама Саарская область передавалась на 15-летний срок под управление Лиги Наций. Статут этой международной межправительственной организации являлся составной частью Версальского мирного договора.

Войсками Антанты на 15 лет оккупировался левый берег Рейна, а 50-километровая зона к востоку от Рейна полностью деми-л итаризировалась.

К Бельгии после плебисцита отошли округа Эйпен и Мальме — ди, к Дании — районы Шлезвиг-Гольштейна. Германия признавала независимость Чехословакии и Польши и в пользу первой отказывалась от Гульчинского района на юге Верхней Силезии, а в пользу Польши — от ряда районов Померании, Познани, части Западной и Восточной Пруссии. Город Данциг с областью переходил под управление Лиги Наций, которая должна была превратить его в вольный город. Таким образом, германская территория была разделена польским коридором.

Германия отказывалась в пользу союзников от всех своих колоний, в результате чего Англия и Франция поделили между собой Камерун и Того, а немецкие колонии в Юго-Западной Африки отошли Южно-Африканскому союзу. Владения Берлина на востоке Африки были поделены между Англией, Бельгией и Португалией. Австралия получила в наследство от Германской империи часть Новой Гвинеи, Новая Зеландия — архипелаг Самоа, а все немецкие тихоокеанские острова, лежащие к северу от экватора, стали японскими.

Германия потеряла в целом 1/8 часть территорий и 1/12 часть населения.

Кроме того, Германия полностью отказывалась от всех своих прав и преимуществ в Китае, Таиланде, Либерии, Марокко, Египте и соглашалась на протекторат Франции в Марокко, а Англии — в Египте. Она также соглашалась признать договоры, которые будут заключены союзниками с Турцией и Болгарией, и обязывалась отказаться от Брестского и Бухарестского договоров. За Россией признавалось право потребовать у Германии соответствующие репарации.

Всеобщая воинская повинность в Германии отменялась, а армия, состоящая целиком из добровольцев, не должна была превышать 100 тыс. человек, включая 4 тыс. офицеров. Генеральный штаб Германии распускался, подводный флот запрещался, а надводный был сведен к минимуму, необходимому для защиты прибрежных вод.

Договор предусматривал выплату Германией репараций в течение 30 лет. К 1 мая 1921 года Германия обязана была выплатить союзникам 20 млрд. марок золотом, товарами, ценными бумагами и т. д., передать союзникам все свои торговые суда водоизмещением более 1600 т, половину судов водоизмещением свыше 1000 т, четверть рыболовных судов и пятую часть речного флота. В течение 10 лет Германия обязывалась поставить Франции до 140 млн. т угля, Бельгии — 80 млн. т, Италии — 77 млн. т, а также передать победителям половину своего запаса красяших и химических веществ.

Однако подписанием Версальского мирного договора с Германией подведение итогов Первой мировой войны не закончилось. Покончив со своим главным врагом, победители приступили к союзникам второго рейха. Версальский договор рассматривался как системообразующий, и именно по его образу и подобию были подписаны соответствующие договоры со странами — союзнииами Германии.

10 сентября 1919 года был заключен Сен-Жерменский мирный договор с Австрией. Согласно этому договору империя Габсбургов перестала существовать, а на ее обломках возникли новые независимые государства — Чехословакия, Югославия, Венгрия. Австрия передавала Италии Южный Тироль и часть других приаль-пийских территорий, а в Клагенфурте был проведен плебисцит, который закончился в пользу Австрии. Югославия получила часть Крайны, Далмацию, Южную Штирию и Юго-Восточную Карин-тию, а Чехословакия — Богемию, Моравию, две общины Нижней Австрии и часть Силезии. Буковина была передана Румынии. Армия Австрии не должна была превышать 30 тыс. человек, а торговый флот передавался победителям.

27 ноября 1919 года в Нейи был подписан договор с другой союзницей Германии — Болгарией. За свое участие в войне Болгария лишилась переданной Греции Фракии и тем самым потеряла доступ к Эгейскому морю, вся Добруджа была закреплена за Румынией, а часть болгарской территории получила Югославия. Болгария лишалась всего флота и обязывалась выплатить контрибуцию в размере 2,5 млрд. золотых франков.

Договор победителей с Венгрией, раздираемой в это время гражданской войной, был подписан в Большом Трианонском дворце Версаля 4 июня 1920 года и получил название Трианонс-кого. Это была фактическая копия Сен-Жерменского — в тексте зачастую даже путались прилагательные «венгерский» и «австрийский». Тем не менее и Трианонский договор имел свою специфику, особенно в отношении территориальных изменений в Центральной Европе. Словакия и Прикарпатская Русь теперь переходили в состав Чехословакии, а к Югославии отошли Словения и Хорватия. Румыния получила за счет Венгрии Трансиль-ванию и Банат, за исключением части, отошедшей к Югославии. Венгерская армия не должна была превышать 30 тыс. человек, страна лишалась выхода к морю, а над судоходством по Дунаю устанавливался контроль специально созданной Союзнической комиссии.

Договор с последней союзницей Германии — Турцией союзниками был подписан 10 августа 1920 года в пригороде Парижа Севре. Ко времени подписания договора большая часть бывшей Османской империи уже была оккупирована странами-победительницами. По Севрскому договору бывшие части империи Палестина и Ирак передавались Великобритании, Сирия и Ливан — Франции, Турция также отказывалась от всех своих прав на Аравийский полуостров и Северную Африку, признавала английский протекторат над Египтом, аннексию Лондоном Кипра, передавала Италии Додеканесские острова (ныне Южные Спорады). а Греции — Галлиполийский полуостров. Зона черноморских проливов подлежала полной демилитаризации и передавалась под контроль специальной. союзнической комиссии. Турция лишалась также своих исконных территорий в Малой Азии и Курдистане. Условия Севрского мирного договора были столь неблагоприятны для турок, что это вызвало массовое недовольство в стране, даже султан не решился ратифицировать договор. В дальнейшем в результате победы турок в войне 1919–1922 годов с греками и кемалийской революции ситуация в Турции полностью вышла из-под контроля европейских стран. В 1922–1923 годах на Лозаннской конференции лидеру Турции Мустафе Кемалю Ататюрку удалось добиться отмены положений Севрского договора и заключить с победителями более благоприятное для его страны соглашение.

Все эти договоры и составили послевоенную версальскую систему. Ее творцы хотели установить длительный мир в Европе под эгидой США, Великобритании и Франции, но история показала, что сделать им это так и не удалось. С одной стороны, тяжелые условия еще сильнее сплотили побежденных, вызвали у населения центральных держав злобу и ненависть в отношении победителей. С другой стороны, и серьезные, глубинные разногласия в стане победителей не позволили создать прочный заслон на пути немецкого реваншизма. Пытаясь извлечь сиюминутную выгоду, каждый из бывших союзников начал вести переговоры с Германией за спиной своих недавних друзей, часто натравливая их друг на друга. В конечном итоге с миром произошло то, чего так опасались в 1919 году лучшие европейские мыслители: не прошло и 20 лет после торжественного подписания Версальского договора, как человечество оказалось втянуто в кровавую пучину Второй, еще более жестокой мировой войны.

Генерал А. А. Брусилов

Тонущий английский корабль

Английские летчики смотрят в подзорную трубу

Немецкий самолет

Восстание в Аравии. Войска шейха Хусейна вступают в Дамаск

Лоуренс Аравийский знаменитый английский археолог и разведчик

Король Гeopг V с генералом посещает кладбище. 12 июля 1917 г.

Президент США В. Нильсон

Руины мэрии Арраса. Май 1917 г.

Дезертиры перед расстрелом

Убитые немецкие солдаты в артиллерийской воронке

Американские женщины работают в тылу

Умирающий немецкий солдат после газовой атаки у Камбрэ

Демонстрация в Петрограде

Распутин со своим окружением

Антивоенная демонстрация в Петрограде Май 1917 г.

Подписание перемирия между Россией и Германией. 15 декабря 1917 г

Керенский на автомобиле приветствует войска

Генерал Корнилов перед солдатами

Троцкий

Два сербских солдата: старик и подросток

Британская эскадрилья

Знаменитый германский лётчик М. Рихтгофен с офицерами

Британский генерал Алленби вступает в Иерусалим. 9 декабря 1917 г.

Немецкий канцлер граф Г. Гертлинг

Восставшие солдаты у берлинского дворца

Ф. Фош и американский генерал Дж. Першинг. 17 июни 1918г

Кайзер Вильгельм II сдаётся голландским пограничникам

 

Документы

1. Перемирие между РСФСР, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, с другой стороны, заключенное в Брест-Литовске 2/15 декабря 1917 г.

Между полномочными представительствами верховных главнокомандований Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции, с одной стороны, и России — с другой, заключается нижеследующее перемирие для достижения длительного и для всех сторон почетного мира.

1. Перемирие начинается с 17 декабря 1917 года в поддень (4 декабря 1917 года в 14 часов по русскому времени) и продлится до 14 января 1918 года до полудня (1 января 1918 года 14 часов по русскому времени). Договаривающиеся стороны вправе денонсировать перемирие на 21-й день с семидневным сроком. Если этого не последует, то перемирие будет автоматически продолжать действовать, пока одна из сторон не денонсирует его с семидневным сроком.

2. Перемирие распространяется на все сухопутные и воздушные силы названных держав на сухопутном фронте, на русском Черном море и на Балтийском море. На русско-турецких военных театрах в Азии перемирие вступает в силу одновременно. Договаривающиеся стороны обязуются не усиливать находящиеся на этих фронтах… войсковые части… Далее договаривающиеся стороны обязуются… не производить оперативных передвижек войск с фронта от Балтийского до Черного моря…

4. Для развития и укрепления дружеских отношений между народами договаривающихся сторон разрешается организованное общение войск на следующих условиях:

1) Общение разрешается для парламентеров, для членов комиссий по перемирию и для их представителей… 2) На каждом участке русской дивизии может иметь место примерно в двух или в трех местах организованное общение. Для этого в нейтральной зоне по соглашению с противостоящей дивизией должны быть устроены пункты для сообщения между демаркационными линиями, причем эти пункты должны быть обозначены белыми флагами. Общение допускается лишь днем от восхода до захода солнца. В местах для общения могут находиться одновременно не более 25 лиц от каждой стороны без оружия. Обмен сведениями и газетами разрешается. Открытые письма могут быть передаваемы для дальнейшей доставки. Продажа и обмен товарами повседневного потребления разрешается в пунктах для общений…

9. Договаривающиеся стороны приступят немедленно после подписания договора о перемирии к мирным переговорам.

10. Исходя из принципа свободы, независимости и территориальной неприкосновенности нейтрального Персидского государства турецкое и русское главнокомандование заявляют о готовности отозвать войска из Персии. Они вступят немедленно в сношения с персидским правительством, чтобы урегулировать подробности отозвания и те мероприятия, которые были бы еще необходимы для закрепления указанного выше принципа.

(Ключников Ю. В., Сабанин А. В. Международная полшпика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. Ч. 2. М., 1926. С. 97–98. Далее: Международная политика.)

2. Декларация, сделанная уполномоченным РСФСР Л. Д. Троцким на заседании политической комиссии мирной конференции в Брест-Литовске 28января /10 февраля 1918 г.

…Мы полагаем, что после продолжительных прений и всестороннего рассмотрения вопроса наступил час решений. Народы ждут с нетерпением результатов мирных переговоров в Брест-Литовске. Народы спрашивают, когда кончится это беспримерное самоистребление человечества, вызванное своекорыстием и властолюбием правящих классов всех стран? Если когда-либо война и велась в целях самообороны, то она давно перестала быть таковой для обоих лагерей. Если Великобритания завладевает африканскими колониями, Багдадом и Иерусалимом, то это не есть еще оборонительная война; если Германия оккупирует Сербию, Бельгию, Польшу, Литву и Румынию и захватывает Моонзундские острова, то это также не оборонительная война. Это — борьба за раздел мира. Теперь это ясно: яснее, чем когда-либо.

Мы более не желаем принимать участия в этой империалистической войне, где притязания имущих классов явно оплачиваются человеческою кровью. Мы с одинаковою непримиримостью относимся к империализму обоих лагерей, и мы более не согласны проливать кровь наших солдат в защиту интересов одного лагеря империалистов против другого.

В ожидании того — мы надеемся, близкого — часа, когда угнетенные трудящиеся классы всех стран возьмут в свои руки власть, подобно трудящемуся народу России, мы выводим нашу армию и наш народ из войны. Наш солдат-пахарь должен вернуться к своей пашне, чтобы уже нынешней весной мирно обрабатывать землю, которую революция из рук помещика передала в руки крестьянина. Наш солдат-рабочий должен вернуться в мастерскую, чтобы производить там не орудия разрушения, а орудия созидания и совместно с пахарем строить новое социалистическое хозяйство.

Мы выходим из войны. Мы извещаем об этом все народы и их правительства. Мы отдаем приказ о полной демобилизации наших армий, противостоящих ныне войскам Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Мы ждем и твердо верим, что другие народы скоро последуют нашему примеру. В то же время мы заявляем, что условия, предложенные нам правительствами Германии и Австро-Венгрии, в корне противоречат интересам всех народов. Эти условия отвергаются трудящимися массами всех стран, в том числе и народами Австро-Венгрии и Германии. Народы Польши, Украины, Литвы, Курляндии и Эстляндии считают эти условия насилием над своей волей; для русского же народа эти условия означают постоянную угрозу. Народные массы всего мира, руководимые политическим сознанием или нравственным инстинктом, отвергают эти условия в ожидании того дня, когда трудящиеся классы всех стран установят свои собственные нормы мирного сожительства и дружеского сотрудничества народов. Мы отказываемся санкционировать те условия, которые германский и австро-венгерский империализм пишет мечом на теле живых народов. Мы не можем поставить подпись русской революции под условиями, которые несут с собой гнет, горе и несчастье миллионам человеческих существ.

Правительства Германии и Австро-Венгрии хотят владеть землями и народами по праву военного захвата. Пусть они свое дело творят открыто. Мы не можем освящать насилия. Мы выходим из войны, но мы вынуждены отказаться от подписания мирного договора.

В связи с этим заявлением я перелаю объединенным союзническим делегациям следующее письменное и подписанное заявление:

Именем Совета Народных Комиссаров правительство Российской Федеративной Республики настоящим доводит до сведения правительств и народов воюющих с нами, союзных и нейтральных стран, что, отказываясь от подписания аннексионистского договора. Россия, со своей стороны, объявляет состояние войны с Германией, Австро-Венгрией. Турцией и Болгарией прекращенным. Российским войскам одновременно отлается приказ о полной демобилизации по всему фронту

Л. Троцкий- А. Иоффе. М. Покровский, А. Ьиценко В Кар&щи (Международная политика. Ч. 2. С.(112–114)

3. Мирный договор между РСФСР, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, с другой стороны, заключенный в Брест-Литовске 3/17марта 1918 г.

(Уполномоченные: РСФСР — Сокольников, Карахан, Чичерин и Петровский; Германии — Кядьман, Розенберг, Гоффман и Горн; Австро-Венгрии — Чернин. Мерей фон Каиос Мере и Чичерич фон Бачанн; Болгарии — Тошев, Ганчев и Анастасов; Турции — Хакки-паша и Зеюси-паша.)

Статья I. Россия, с одной стороны, и Германии, Австро-Венгрия, Болгария и Турция — с другой, объявляют, что состояние войны между ними прекращено; они решили впредь жить между собой в мире и дружбе.

Статья 2. Договаривающиеся стороны будут воздерживаться от всякой агитации или пропаганды против правительства или государственных иди военных установлений другой стороны. Поскольку это обязательство касается России, оно распространяется и на области1 занятые державами четверного союза.

Статья 3. Области, лежащие к западу от… линии [начиная от пролива, отделяющего острова Даго и Эзель от материка, через Рижский залив, к востоку от Риги через Фрилрихштадг и Двинск, Свенцяны, Ошмяны, к востоку от Лиды, через Волковыск, Пружаиы, Каменец-Литовск и к северу от Брест-Литовска] и принале лежавшие раньше России, не будут боже находиться под ее верховной властью… Для означенных областей из их прежней принадлежности к России не будет вытекать никаких обязательств но отношению к России.

Россия отказывается от всякого вмешательства во внутренние дела этих областей. Германия и Австро-Венгрия намереваются определить будущую судьбу этих областей по сношении с их населением.

Статья 4. Германия готова, как только будет заключен всеобщий мир и проведена полностью русская демобилизация, очистить территорию, лежащую восточнее указанной в абзаце I Статьи 3 линии, поскольку Статья 6 не постановляет иного. Россия оделяет все от нее зависящее, чтобы обеспечить скорейшее очищение провинций восточной Анатолии и их упорядоченное возвращение Турции.

Округа Ардагана, Карса и Батуми также незамедлительно очищаются от русских войск. Россия не будет вмешиваться в новую организацию государственно-правовых и международно-правовых отношений этих округом, а предоставит населению лик округов установить новый строй в согласии с соседними государствами, в особенности с Турцией.

Статья 5, [Обязательство России произвести полную демоби-лизацию своей армии, включая войсковые части, вновь сформированные Советским правительством. Перевод военных судов России в русские порты и оставление их гам до заключения всеобщего мира. Удаление минных заграждений в Балтийском море и в подвластных России частях Черного моря. Немедленное возобновление торгового судоходства в этих морях и объявление его свободным]

Статья 6. Россия обязывается немедленно заключить мир с Украинской народной республикой и признать мирный договор между этим государством и державами четверного союза. Территория Украины незамедлительно очищается от русских войск и русской Красной гвардии. Россия прекращает всякую aг итацию или пропаганду против правительства или общественных учреждений Украинской народной республики.

Эстляндия и Лифлянлия также незамедлительно очищаются от русских войск и русской Красной гвардии. Восточная граница Эстляндии проходит в общем по реке Нарове Восточная граница

Лифляндин проходит в общем через озёра Чудское и Псковское… потом через Любанское озеро в направлении к Ливенгофу Эст-ляндия и Лифляндия будут заняты германской полицейской властью до тех пор, пока общественная безопасность не будет там обеспечена собственными учреждениями страны и пока не будет там установлен государственный порядок. Россия немедленно освободит всех арестованных или уведенных жителей Эстляндии и Лнфляндии и обеспечит безопасное возвращение всеx уведенных эстляндцев и лифляндцев.

Финляндия и Аландские острова также будут немедленно очищены от русских войск и русской Красной Гвардии, а финские порты — от русского флота и русских военно-морских сил… Россия прекращает всякую агитацию или пропаганду против правительства или общественных учреждений Финляндии.

Воздвигнутые на Аландских островах укрепления должны быть снесены при первой возможности. Что касается запрещения впредь воздвигать на этих островах укрепления, а также вообще их положения в отношении военном и техники мореплавания, то относительно них должно быть заключено особое соглашение между Германией, Финляндией, Россией и Швецией. Стороны согласны, что к этому соглашению по желанию Германии могут быть привлечены и другие государства, прилегающие к Балтийскому морю.

Статья 7. Исходя из факта, что Персия и Афганистан являются свободными и независимыми государствами, договаривающиеся стороны обязуются уважать политическую и экономическую независимость и территориальную неприкосновенность Персии и Афганистана.

Статья 8. [Установление взаимного обмена военнопленными.]

Статья 9: [Провозглашение взаимного отказа от возмещения военных расходов и возмещения военных убытков.]

Статья 10. Дипломатические и консульские сношения между договаривающимися сторонами возобновятся немедленно после ратификации мирного договора… Относительно допущения консулов обе стороны оставляют за собой право вступить в особые соглашения.

Статья 13. При толковании настоящего договора аутентичными текстами являются для отношений между Россией и Германией — русский и немецкий, между Россией и Австро-Венгрией — русский, немецкий и венгерский, между Россией и Болгарией — русский и болгарский, между Россией и Турцией — русский и турецкий.

Приложение № 1. [Карта.]

Приложение № 2. [Экономические взаимоотношения между Россией и Германией.]

…1. Русско-германский торговый договор 1894/1904 года не вступает больше в действие.

Договаривающиеся стороны обязуются начать возможно скорее после заключения всеобщего мира между Германией, с одной стороны, и находящимися с ней в настоящее время в состоянии войны европейскими государствами, С. Ш. Америки и Японией—с другой, переговоры относительно заключения нового торгового договора.

2. В основу русско-германских торговых взаимоотношений кладется прибавление первое к приложению 2, действующее до 1 января 1920 года, с правом денонсации за шесть месяцев…

[Прибавление 1 к приложению 2 воспроизводит текст русско-германского торгового договора 1894/1904 года с некоторыми изменениями в пользу Германии, в частности с предоставлением ей транзита на Восток.]

Приложение 3. [Экономические отношения между Россией и Австро-Венгрией.]

[Те же положения, что и в приложении 2; восстановление фактического действия русско-австрийского торгового договора 1906 года.]

Приложение 4. [Экономические отношения между Россией и Болгарией.]

1. [После заключения всеобщего мира будет приступлено к

заключению нового торгового договора.]

2. [До 1 января 1920 года взаимное предоставление права наибольшего благоприятствования с последующим правом денонсации за шесть месяцев.]

Приложение 5. [Экономические отношения между Россией и Турцией. Содержание аналогично содержанию приложения 4.]

(Международная политика. Ч. 2. С. 123–126.)

4. Декларация премьер-министров и министров иностранных дел стран Согласия в связи с заключением Брест-Литовского мирного договора. 19 марта 1918 года

Лондон

Премьер-министры и министры иностранных дел стран Согласия, собравшиеся в Лондоне, считают своей непременной обязанностью констатировать то политическое преступление, которое под именем германского мира было совершено против русского народа.

Россия была безоружна. Забывая, что в течение четырех лет Германия боролась против независимости народов и прав человечества, русское правительство в порыве странной доверчивости ожидало достигнуть путем убеждения «демократического мира», которого оно не могло достигнуть путем войны. Результатом было то, что последовавшее тем временем перемирие не успело еще истечь, как германское командование, хотя и обязанное не изменять расположения своих войск, перебросило их массами на Западный фронт, а Россия была так слаба, что она даже не посмела поднять протест против этого вопиющего нарушения данного Германией слова.

То, что последовало, когда «германский мир» превратился в действительность, имело такой же характер. Оказалось, что [этот мир] содержит в себе вторжение в русскую территорию, разрушение или захват всех оборонительных средств России и такую организацию русской земли, которая выгодна Германии. Эти методы не отличаются от понятия «аннексия», хотя само это слово тщательно избегалось.

Тем временем те из русских, которые сделали военные операции невозможными, увидели, что дипломатия бессильна. Их представители были принуждены провозгласить, что, отказываясь прочесть представленный им договор, они не имеют иного выбора, как только подписать его; они его подписали, не зная, является ли его истинным смыслом мир или война, и не учитывая того, насколько национальная жизнь России сведена этим миром к призраку.

Для нас, правительств Согласия, суд, который будет произнесен свободными народами мира над этими действиями, никогда не вызовет сомнения. Зачем тратить время на заверения Германии, когда мы видим, что ни в один период истории ее завоеваний — ни в тот момент, когда она вторгалась в Силезию, ни когда она делила Польшу — она не проявляла такого цинизма при разрушении национальной независимости, не была беспощадным врагом прав человека и достоинства цивилизованных наций.

Польше, героический дух которой пережил самую жестокую из всех национальных трагедий, угрожает четвертый раздел, и для того, чтобы усилить ее несчастья, те предпосылки, путем которых должны быть уничтожены последние остатки ее независимости, основываются на обманных обещаниях свободы.

То, что верно в отношении России и Польши, не менее верно в отношении Румынии, которая, как и они, является жертвой беспощадного стремления к господству.

Громко говорят о мире, но под маской словесных лозунгов скрываются грубые истины войны и жестокий закон бесправной силы.

Таких мирных договоров, как эти, мы не будем и не можем признавать. Наши собственные цели совершенно иные. Мы боремся и думаем продолжать бороться, чтобы покончить раз навсегда с этой политикой грабежа и водворить на ее место мирное царство организованного правосудия.

По мере того как события этой длинной войны развиваются перед нашими глазами, мы все более и более ясно видим, что проявления борьбы за свободу всюду связаны между собой; что эти последние не нуждаются в особом перечислении и что во всяком случае единственным, но вполне исчерпывающим призывом является призыв к справедливости и праву.

Победят ли справедливость и право? Поскольку исход зависит от еще грядущих битв, народы, судьбы которых которых поставлены на карту, могут свободно ввериться своим армиям, которые в условиях даже более тяжелых, чем настоящие, показали, что они находятся более чем на высоте великого дела, порученного их доблести.

(Международная политики. Ч. 2. С. 135–137.)

5. Регламент Парижской мирной конференции, принятый на пленарном заседании конференции от 18 января 1919 г.

Отдел I. Конференция, собранная для того, чтобы установить условия мира, первоначально путем мирных прелиминарии, а затем путем окончательного мирного договора, будет состоять из представителей воюющих союзных и объединившихся держав.

Воюющие державы, имеющие интересы общего характера — Соединенные Штаты Америки, Британская империя, Франция, Италия и Япония, — будут участвовать во всех собраниях и комиссиях.

Воюющие державы, имеющие интересы частного характера — Бельгия, Бразилия, Британские доминионы и Индия, Китай, Куба, Греция, Гватемала, Гаити, Геджас, Гондурас, Либерия, Никарагуа, Панама, Польша, Португалия, Румыния, Сербия, Сиам и Чехословацкая республика, — будут участвовать в тех заседаниях, на которых обсуждаются вопросы, касающиеся их.

Державы, находящиеся в состоянии разрыва дипломатических сношений с неприятельскими державами — Боливия, Эквадор, Перу и Уругвай, — будут участвовать в заседаниях, на которых будут обсуждаться вопросы, касающиеся их.

Нейтральные державы и государства, находящиеся в процессе образования, могут быть выслушаны либо устно, либо письменно в тех случаях, когда они будут приглашаться державами, имеющими интересы общего характера, на заседания, посвященные специально рассмотрению вопросов, прямо их касающихся, но только постольку, поскольку эти вопросы затронуты.

Отдел II. Державы будут представлены полномочными делегатами в числе: пяти — от Соединенных Штатов Америки, Британской империи, Франции, Италии и Японии; трех — от Бельгии, Бразилии и Сербии; двух — от Китая, Греции, короля Геджаса. Польши, Португалии, Румынии, Сиама и Чехословацкой республики; одного — от Кубы, Гватемалы, Гаити, Гондураса, Либерии,

Никарагуа и Панамы; одного — от Боливии, Эквадора, Перу и Уругвая.

Британские доминионы и Индия будут представлены нижеследующим образом: по два делегата — от Австралии, Канады, Южной Африки и Индии, включая туземные государства, и один делегат — от Новой Зеландии.

Хотя число делегатов не должно будет превышать упомянутых выше цифр, каждая делегация будет иметь право требовать для себя применения panel system. Представительство доминионов, включая Ньюфаундленд и Индию, может быть включено в представительство Британской империи на основе panel system.

Черногория будет представлена одним делегатом, но правила, касающиеся назначения этого делегата, не будут установлены до тех пор, пока политическое положение этой страны не будет выяснено.

Условия представительства России будут установлены конференцией в тот момент, когда будут рассматриваться дела, касающиеся России.

Отдел III. Каждая делегация уполномоченных может сопровождаться должным образом назначенными техническими делегатами и двумя стенографами.

Технические делегаты могут присутствовать на заседаниях для дачи справок, когда таковые будут от них потребованы. Им будет разрешаться говорить для дачи всякого требуемого разъяснения.

Отдел IV. Делегаты располагаются по старшинству, основанному на алфавитном порядке держав на французском языке.

Отдел V. Конференция будет объявлена открытой президентом Французской Республики. Председатель французского совета министров будет временно немедленно после этого облечен председательствованием.

Комиссия в составе по одному уполномоченному от каждой из великих союзных или объединившихся держав приступит немедленно к проверке полномочий всех присутствующих членов.

Отдел VI. В течение первого заседания конференции последняя приступит к избранию постоянного председателя и четырех вице-председателей, избранных из числа уполномоченных великих держав в алфавитном порядке.

Отдел VII. Секретариат, назначенный не из числа уполномоченных и составленный по одному представителю от Соединенных Штатов Америки, одному — от Британской империи, одному—от Франции, одному — от Италии, одному — от Японии, будет представлен на одобрение конференции председателем, который будет являться контролирующей властью, ответственной за его работу.

Этому секретариату будет поручена обязанность редактирования протоколов собраний, классификация архивов, попечение по ведению конференции и по ее организации и вообще обеспечение регулярного и точного хода работы, ему порученной. На главу секретариата ляжет обязанность и ответственность по протоколам и архивам. Архивы будут всегда открыты для членов конференции.

Отдел VIII. Гласность работ будет обеспечена официальными коммюнике, составляемыми секретариатом и опубликовываемыми. В случае разногласия в отношении редактирования этих коммюнике вопрос будет разрешаться главными уполномоченными или их представителями…

Отдел X. Все документы, предназначенные для внесения в протоколы, должны быть вручены в письменном виде представляющими их уполномоченными. Ни один документ и ни одно предложение не могут быть представлены иначе, как одним из уполномоченных или от его имени.

Отдел XI. Уполномоченные, желающие сделать предложения, не имеющие связи с вопросом, стоящим на повестке дня, или не вытекающие из прений, должны уведомить об этом за 24 часа, чтобы облегчить прения. Однако исключения из этого правила могут быть сделаны в случаях поправок или второстепенных вопросов, но не в случаях существенных предложений.

Отдел XII. Петиции, меморандумы, замечания или документы, представляемые конференции лицами иными, чем уполномоченные, должны получаться и классифицироваться секретариатом. Те из этих сообщений, которые являются чисто политическими, будут кратко излагаться в списке, который будет раздаваться всем уполномоченным. Этот список будет пополняться при получении аналогичных сообщений. Все подобные документы будут храниться в архивах.

Отдел XIII. Обсуждение подлежащего разрешению вопроса будет состоять из первого и второго чтения. Первое будет состоять из общего обсуждения в целях достижения соглашения по важным вопросам. После этого будет следовать второе чтение для более детального рассмотрения.

Отдел XIV. Уполномоченные будут иметь право, при условии согласия конференции, разрешать своим техническим делегатам представлять технические объяснения по тем пунктам, по которым это будет признано подобающим.

Если конференция сочтет это полезным, то техническое рассмотрение отдельных вопросов может быть поручено комиссиям технических делегатов, обязанностью которых будет сделать доклад и предложить решение.

Отдел XV. Протоколы, составленные секретариатом, будут печататься и раздаваться в корректуре делегатам в наикратчайший

срок. Чтобы ускорить работу конференции, сделанные таким образом вперед сообщения заменят чтение протоколов в начале каждого заседания. Если уполномоченными не будет предложено изменений, текст будет почитаться одобренным и сдаваться в архив.

Если будет предложено какое-либо изменение, то его текст будет зачитываться председателем в начале следующего заседания. Во всяком случае, протокол должен зачитываться полностью по просьбе любого уполномоченного.

Отдел XVI. Для редактирования принятых резолюций будет образована комиссия. Эта комиссия будет заниматься только теми вопросами, которые решены. Ее единственной задачей будет выработка текста принятого решения и представление его на одобрение конференции.

Она будет составлена из пяти членов, не являющихся полномочными делегатами, и состоять из одного представителя от Соединенных Штатов Америки, одного от Британской империи, одного от Франции, одного от Италии, одного от Японии.

(Международная политика. Ч. 2. С. 216–219.)

6. Версальский мирный договор

Статут Лиги Наций

Высокие Договаривающиеся Стороны,

принимая во внимание, что для развития сотрудничества Между народами и для гарантии их мира и безопасности, важно принять некоторые обязательства не прибегать к войне,

поддерживать в полной гласности международные отношения, основанные на справедливости и чести,

строго соблюдать предписания международного права, признаваемые отныне действительным правилом поведения правительств,

установить господство справедливости и добросовестно соблюдать все налагаемые Договорами обязательства во взаимных отношениях организованных народов, принимают настоящий Статут, который учреждает Лигу Наций.

Статья 1.

Первоначальными членами Лиги Наций являются те из Подписавшихся, имена которых значатся в Приложении к настоящему Статуту, а также Государства, равным образом названные в Приложении, которые приступят к настоящему Статуту безо всяких оговорок, посредством декларации, сданной в Секретариат в течение двух месяцев по вступлении в силу Статута, о чем будет сделано оповещение другим Членам Лига.

Все государства, доминионы или колонии, которые управляются свободно и которые не указаны в Приложении, могут сделаться членами Лиги, если за их допущение выскажутся две трети собрания, поскольку ими будут даны действительные гарантии их искреннего намерения соблюдать международные обязательства и поскольку они примут положения, установленные Лигой касательно их военных, морских и воздушных сил и вооружений.

Всякий член Лиги может после предварительного, за два года, предупреждения выйти из Лиги, при условии, что он выполнил к этому моменту все свои международные обязательства, включая и обязательства по настоящему Статуту…

Статья 11.

Определенно объявляется, что всякая война или угроза войны, затрагивает ли она прямо или нет кого-либо из членов Лиги, интересует Лигу в целом и что последняя должна принять меры, способные действительным образом оградить мир наций. В подобном случае генеральный секретарь немедленно созывает Совет по требованию всякого члена Лиги.

Кроме того, объявляется, что всякий член Лиги имеет право дружественным образом обратить внимание собрания или Совета на всякое обстоятельство, способное затронуть международные отношения и, следовательно, грозящее поколебать мир или доброе согласие между нациями, от которого мир зависит.

Статья 12.

Все члены Лиги соглашаются, что если между ними возникнет спор, могущий повлечь за собой разрыв, то они подвергнут его либо третейскому разбирательству, либо рассмотрению Совета. Они соглашаются еще, что они ни в каком случае не должны прибегать к войне до истечения трехмесячного срока после решения третейских судей или доклада Совета.

Во всех случаях, предусмотренных этой статьей, решение третейских судей должно быть вынесено в течение разумного срока, а доклад Совета должен быть составлен в течение шести месяцев, считая со дня представления спора на его рассмотрение.

Часть Ш. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ, КАСАЮЩИЕСЯ ЕВРОПЫ

Отдел 1. Бельгия

Статья 31.

Германия, признавая, что Договоры от 19 апреля 1839 года, которые установили до войны режим Бельгии, не соответствуют более существующим обстоятельствам, соглашается на отмену

этих Договоров и обязуется отныне: признавать и соблюдать все какие бы то ни было соглашения, которые могут заключить Главные Союзные и Объединившиеся Державы или некоторые из них с правительствами Бельгии или Нидерландов с целью замены названных Договоров 1839 года. Если потребуется ее формальное присоединение к этим Конвенциям или к некоторым из их постановлений, то Германия отныне обязуется дать таковое.

Статья 32.

Германия признает полный суверенитет Бельгии над всей целиком спорной территорией Морэнэ (называемой Нейтральный Морэнэ).

Статья 33.

Германия отказывается в пользу Бельгии от всяких прав и пра-вооснований на территорию прусского Морэнэ, расположенную на запад от дороги из Льежа в Аахен; часть дороги, окаймляющая эту территорию, будет принадлежать Бельгии.

Статья 34.

Германия отказывается, кроме того, в пользу Бельгии от всяких прав и правооснований на территории, заключающие в себе целиком уезды (Kreise) Эйпен и Мальмеди.

В течение шести месяцев, которые последуют за вступлением в силу настоящего Договора, в Эйпене и в Мальмеди будут открыты бельгийской властью записи и жители названных территорий будут иметь право письменно высказать свое желание видеть эти территории в целом или в части оставленными под германским суверенитетом. […]

Отдел II. Люксембург

Статья 40.

Германия отказывается, поскольку то касается Великого Герцогства Люксембургского, от выгоды всяких постановлений, внесенных в ее пользу в Договоры от 8 февраля 1842 года, 2 апреля 1847 года, 20–25 октября 1865 года, 18 августа 1866 года, 21 февраля и 11 мая 1867 года, 10 мая 1871 года, 11 июня 1872 года, 11 ноября 1902 года, а также во всякие Конвенции, последовавшие за названными Договорами.

Германия признает, что Великое Герцогство Люксембургское перестало с 1 января 1919 года входить в состав Германского таможенного союза, отказывается от всяких прав на эксплуатацию железных дорог, присоединяется к отмене режима нейтралитета Великого Герцогства и заранее принимает всякие международные соглашения, заключенные Союзными и Объединившимися Державами относительно Великого Герцогства. […]

Отдел III. Левый берег Рейна

Статья 42.

Германии запрещается содержать или сооружать укрепления как на левом берегу Рейна, так и на правом берегу Рейна к западу от линии, начертанной в 50 километрах восточнее этой реки.

Статья 43.

Равным образом запрещается в зоне, определенной в статье 42, содержание или сосредоточение вооруженных сил, как постоянное, так и временное, так же как и всякие военные маневры, какого бы рода они ни были, и сохранение всяких материальных средств для мобилизации.

Статья 44.

В случае если бы Германия каким бы то ни было образом нарушила постановления статей 42 и 43, она стала бы рассматриваться как совершившая враждебный акт по отношению к державам, подписавшим настоящий Договор, и как стремящаяся поколебать всеобщий мир.

Отдел IV. Саарский бассейн

Статья 45.

В качестве компенсации за разрушение угольных копей на севере Франции и в счет суммы репараций за военные убытки, причитающейся с Германии, последняя уступает Франции в полную и неограниченную собственность, свободными и чистыми от всяких долгов или повинностей и с исключительным правом эксплуатации угольные копи, расположенные в Саарском бассейне, в таких границах, какие указаны в статье 48. […]

Отдел V. Эльзас-Лотарингия

Статья 51.

Территориии, уступленные Германии в силу Прелиминарного Мира, подписанного в Версале 26 февраля 1871 года, и Франкфуртского договора от 10 мая 1871 года, возвращаются под французский суверенитет со дня перемирия 11 ноября 1918 года.

Постановления Договоров, устанавливающих начертание границы до 187] года, снова войдут в силу. […]

Отдел VI. Австрия

Статья 80.

Германия признает и будет строго уважать независимость Австрии в границах, которые будут установлены Договором, заключенным между этим государством и Главными Союзными и Объединившимися Державами; она признает, что эта независимость будет неотчуждаема, разве только последует согласие Совета Лиги Наций.

Отдел VII. Чехо-Словацкое государство

Статья 81.

Германия признает, как это уже сделали Союзные и Объединившиеся Державы, полную независимость Чехо-Словацкого государства, которое включит в себя автономную территорию Русин к югу от Карпат Она заявляет о согласии на границы этого государства, как они будут определены Главными Союзными и Объединившимися Державами и другими заинтересованными государствами.

Статья 82.

Граница между Германией и Чехо-Словацким государством будет определяться бывшей границей между Австро-Венгрией и Германской империей, как она существовала к 3 августа 1914 года.

Отдел VIII. Польша

Статья 87.

Германия признает, как это уже сделали Союзные и Объединившиеся Державы, полную независимость Польши и отказывается в пользу Польши от всяких прав и правооснований на территории, ограниченные Балтийским морем, восточной границей Германии, определенной так, как сказано в статье 27 части II (Границы Германии) настоящего Договора, до пункта, находящегося приблизительно в 2 километрах к востоку от Лорцендорфа, затем линией, идущей до острого угла, образуемого северной границей Верхней Силезии, приблизительно в 3 километрах к северо-западу от Зимменау, затем границей Верхней Силезии, до встречи ее с бывшей границей между Германией и Россией, затем этой границей до того пункта, где она пересекает течение Немана, вслед за тем северной границей Восточной Пруссии, как она определена в статье 28 упомянутой выше части II.

Однако условия настоящей статьи не применяются к территориям Восточной Пруссии и Вольного города Данцига, как их границы определены в названной статье 28 части II (Границы Германии) и в статье 100 отдела XI (Данциг) настоящей части.

Границы Польши, не обозначенные настоящим Договором, будут установлены впоследствии Главными Союзными и Объединившимися Державами.

Комиссия, состоящая из семи членов, из которых пять будут назначены Главными Союзными и Объединившимися Державами, один — Германией и один — Польшей, будет образована через пятнадцать дней по вступлении в силу настоящего Договора для установления на месте пограничной линии между Польшей и Германией.

Решения этой комиссии будут приниматься по большинству голосов и будут обязательны для заинтересованных сторон. […]

Отдел X. Мемель

Статья 99.

Германия отказывается в пользу Главных Союзных и Объединившихся Держав от всяких прав и правооснований на территории, заключенные между Балтийским морем, северо-восточной границей Восточной Пруссии, описанной в статье 28 части II (Границы Германии) настоящего Договора, и бывшими границами между Германией и Россией.

Германия обязуется признать постановления, которые Главные Союзные и Объединившиеся Державы примут относительно этих территорий, в особенности поскольку то касается гражданства жителей. […]

Статья 102.

Главные Союзные и Объединившиеся Державы обязуются образовать из города Данцига с указанной в статье 100 территорией Вольный город. Он будет поставлен под защиту Лиги Наций. […]

Отдел XV. Россия и русские государства

Статья 116.

Германия признает и обязуется уважать, как постоянную и не-отчуждимую, независимость всех территорий, входивших в состав бывшей Российской империи к 1 августа 1914 года.

Согласно с постановлениями, включенными в статьи 259 и 292 Частей IX (Финансовые положения) и X (Экономические положения) настоящего Договора, Германия окончательно признает отмену Брест-Литовских договоров, а также всяких иных договоров, соглашений или конвенций, заключенных ею с Максималистским Правительством в России.

Союзные и Объединившиеся Державы формально оговаривают права России на получение с Германии всяких реституций и репараций, основанных на принципах настоящего Договора.

Статья 117.

Германия обязуется признать полную силу всех договоров или соглашений, которые Союзные и Объединившиеся Державы заключили бы с Государствами, которые образовались или образуются на всей или на части территорий бывшей Российской империи, как она существовала к 1 августа 1914 года, и признать границы этих государств, как они будут соответственно этому установлены.

Часть IV. ГЕРМАНСКИЕ ПРАВА И ИНТЕРЕСЫ ВНЕ ГЕРМАНИИ

Статья 118.

Вне своих границ в Европе, как они установлены настоящим Договором, Германия отказывается от всех каких-либо прав, правооснований или привилегий на все территории, принадлежащие ей самой, или ее союзникам, или касающихся этих территорий, а также и от всяких прав, правооснований и привилегий, которые могли бы принадлежать ей, на каком бы то ни было правооснований, по отношению к Союзным и Объединившимся Державам.

Германия отныне обязуется признать и принять все распоряжения, которые приняты или будут приняты Главными Союзными и Объединившимися Державами в согласии в случае надобности с третьими Державами, в видах урегулирования последствий приведенного выше постановления.

В особенности Германия заявляет, что она принимает поста-новления следующих ниже статей, касающихся некоторых специальных предметов.

Отдел I, Германские колонии

Статья 119.

Германия отказывается в пользу Главных Союзных и Объединившихся Держав от всех своих прав и правооснований на свои заморские владения. […]

Часть V. ВОЕННЫЕ, МОРСКИЕ И ВОЗДУШНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ

С целью сделать возможной подготовку общего ограничения вооружений всех наций, Германия обязуется строго соблюдать установленные ниже положения — военные, морские и воздушные.

Отдел I. Военные положения

Глава I. ЧИСЛЕННЫЙ СОСТАВ И КАДРЫ ГЕРМАНСКОЙ АРМИИ

Статья 159.

Германские военные силы будут демобилизованы и сокращены на установленных ниже условиях.

Статья 160.

1. Самое позднее с 31 марта 1920 года германская армия не должна будет насчитывать более семи дивизий пехоты и трех дивизий кавалерии.

С этого момента общий численный состав армии государств, образующих Германию, не должен превышать ста тысяч человек, включая офицеров и нестроевых, и будет исключительно предназначен для поддержания на территории порядка и для пограничной полиции.

Общий численный состав офицеров, включая персонал штабов, каково бы ни было их построение, не должен будет превышать четырех тысяч.

2. Дивизии и штабы армейских корпусов будут построены в согласии с таблицей № 1, приложенной к настоящему отделу.

Количество и численный состав единиц пехоты, артиллерии, инженерных войск и технических служб и войск, предусмотренных в названной таблице, составляют максимумы, которые не должны быть превышаемы.

Указанные ниже единицы могут иметь собственные нестроевые части: Пехотный полк, Кавалерийский полк. Полк полевой артиллерии, Саперный батальон.

3. Дивизии не могут быть распределены более чем между двумя штабами армейских корпусов.

Сохранение или образование иначе сгруппированных сил или иных органов командования или подготовки к войне воспрещаются.

Германский большой генеральный штаб и всякие иные подобные формирования будут распущены и не могут быть восстановлены ни в какой форме.

Офицерский или приравненный к нему персонал военных министерств различных государств Германии и состоящих при них управлений не должен будет превышать трехсот офицеров, включенных в максимальный численный состав в четыре тысячи, предусмотренный настоящей статьей. […]

Статья 163.

Сокращение военных сил Германии, установленное в статье 160, может быть осуществлено постепенно следующим образом.

В течение трех месяцев, которые последуют за вступлением в силу настоящего Договора, общий численный состав должен быть низведен до 200 000 человек, а число единиц не должно превышать более чем в два раза число, предусмотренное в статье 160.

По истечении этого срока и в конце каждого последующего трехмесячного периода Конференция военных экспертов Главных Союзных и Объединившихся Держав установит для следующего трехмесячного периода сокращения, которые должны быть произведены таким образом, чтобы самое позднее 31 марта 1920 года германский общий численный состав не превышал максимальной цифры 100 000 человек, предусмотренной в статье 160. При этих постепенных сокращениях должны сохраняться между числом солдат и офицеров и между числом различного рода единиц те же соотношения, которые предусмотрены в названной статье. […]

Комплектование и военное обучение

Статья 173.

Всякого рода всеобщая обязательная военная служба будет отменена в Германии.

Германская армия может строиться и комплектоваться только путем добровольного найма.

Статья 174.

Наем унтер-офицеров и солдат должен производиться на двенадцать лет без перерыва.

Соотношение людей, покидающих службу по какой бы то ни было причине до истечения срока их найма, не должно превышать ежегодно пяти процентов общего численного состава, установленного настоящим Договором. […]

Статья 177.

Учебные заведения, университеты, общества бывших военных, стрелковые и спортивные или туристские объединения и вообще объединения всякого рода, каков бы ни был возраст их членов, не должны заниматься никакими военными вопросами.

Им в особенности будет воспрещено производить обучение или упражнения своих членов или заставлять их обучаться или упражняться в военном искусстве или употреблении военного оружия.

Эти общества, объединения, учебные заведения и университеты не должны иметь никакой связи с военными министерствами и ни с какой другой военной властью.

Статья 178.

Всякие меры по мобилизации или клонящиеся к мобилизации воспрещаются.

Ни в каком случае части войск, службы или штабы не должны заключать в себе дополнительных кадров. […]

Глава IV. Укрепления

Статья 180.

Все сухопутные укрепления, крепости и укрепленные места, расположенные на германской территории к западу от линии, начертанной в пятидесяти километрах к востоку от Рейна, будут разоружены и срыты.

В двухмесячный срок со дня вступления в силу настоящего Договора те из сухопутных укреплений, крепостей и укрепленных мест, которые находятся на территории, не занятой Союзными и Объединившимися Войсками, должны быть разоружены и во второй четырехмесячный срок должны быть срыты. Те из них, которые находятся на территории, занятой Союзными и Объединившимися Войсками, должны быть разоружены и срыты в сроки, установленные Союзным Верховным Командованием.

Постройка всяких новых укреплений, каков бы ни был их род или значение, воспрещается в зоне, указанной в первом разделе настоящей статьи.

Система укреплений южной и восточной границ Германии будет сохранена в ее современном состоянии. […]

Статья 183.

По истечении двухмесячного срока со дня вступления в силу настоящего Договора общий численный состав лиц, причастных к германскому военному флоту и занятых как в экипажах флота, в обороне берегов, в семафорной службе, так и в береговой администрации и в береговых службах, включая офицеров и персонал всякого чина и всякого рода, не должен превышать пятнадцати тысяч человек.

Общий численный состав офицеров и «warrant офицеров» не должен превышать одной тысячи пятисот.

В двухмесячный срок, считая со вступления в силу настоящего Договора, персонал, превышающий указанный выше численный состав, будет демобилизован.

Никакое морское или военное формирование, никакие резервные образования не могут быть созданы в Германии для служб, причастных к флоту, сверх установленного выше численного состава. […]

Часть VII. санкции

Статья 227.

Союзные и Объединившиеся Державы предъявляют Вильгельму II Гогенцоллерну, бывшему германскому императору, публичное обвинение в высшем оскорблении международной морали и священной силы договоров.

Специальный суд будет образован, чтобы судить обвиняемого, обеспечив ему существенные гарантии права защиты.

Он будет состоять из пяти судей, назначенных каждой из пяти следующих держав, а именно: Соединенными Штатами Америки, Великобританией, Францией, Италией и Японией.

Суд будет судить по мотивам, внушенным высшими принципами международной политики, и в заботе об обеспечении уважения к торжественным обязанностям и международным обязательствам, а также к международной морали. Ему будет надлежать определить наказание, которое по его суждению должно быть применено.

Союзные и Объединившиеся Державы обратятся к правительству Нидерландов с просьбой о выдаче бывшего императора в их руки для того, чтобы он был судим. […]

Часть VIII. РЕПАРАЦИИ

Отдел 1. Общие постановления

Статья 231.

Союзные и Объединившиеся Правительства заявляют, а Германия признает, что Германия и ее союзники ответственны за причинение всех потерь и всех убытков, понесенных Союзными и Объединившимися Правительствами и их гражданами вследствие войны, которая была им навязана нападением Германии и ее союзников. […]

Статья 233.

Размер названных убытков, которые Германия обязана возместить, будет установлен Междусоюзной комиссией, которая примет наименование Репарационной комиссии и будет образована в форме и с правами, указанными ниже и в помещенных при сем Приложениях II–VII,

Эта Комиссия изучит претензии и предоставит Германскому правительству справедливую возможность быть выслушанным.

Заключения этой Комиссии, поскольку то касается размера определенных выше убытков, будут составлены и сообщены Германскому правительству самое позднее 1 мая 1921 года как представляющие совокупность его обязательств. […]

Часть XIV. ГАРAНТИИ ИСПОЛНЕНИЯ

Отдел I.

Западная Европа

Статья 428.

В качестве гарантии исполнения Германией настоящего Договора, германские территории, расположенные на запад от Рейна, вместе с предмостными укреплениями, будут оккупированы войсками Союзных и Объединившихся Держав в течение пятнадцатилетнего периода, считая со вступления в силу настоящего Договора. […]

Восточная Европа

Статья 433.

В качестве гарантии исполнения постановлений настоящего Договора, по которым Германия окончательно признает отмену Брест-Литовского договора и всех договоров, конвенций и соглашений, заключенных ею с Максималистским Правительством в России, и в целях обеспечения восстановления мира и хорошего управления в балтийских провинциях и в Литве, все германские войска, которые в настоящее время находятся в названных территориях, возвратятся внутрь границ Германии, как только правительства Главных Союзных и Объединившихся Держав сочтут момент уместным, сообразуясь с внутренним положением этих территорий. Эти войска должны будут воздерживаться от всяких реквизиций, захватов и от всяких иных принудительных мер, имеющих целью получение предназначенных для Германии поставок, и они не должны будут никаким образом вмешиваться в такие меры национальной обороны, какие могут принять Временные Правительства Эстонии, Латвии и Литвы.

Никакие другие германские войска не будут допущены в названные территории до их эвакуации или после их полной эвакуации.

(Версальский мирный договор. М., 1925. С. 7, 10, 19, 21, 22, 38, 41, 50, 55–56, 64, 67, 68, 72, 78, 83–84,169.)

7. Сен-Жерменский мирный договор

Часть III. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ, КАСАЮЩИЕСЯ ЕВРОПЫ

Отдел I. Италия

Статья 36.

Австрия отказывается, поскольку то ее касается, в пользу Италии от всяких прав и правооснований на территории бывшей австро-венгерской монархии, расположенные по ту сторону границ Австрии, как они установлены в статье 27—2° части II (Границы Австрии), и заключенные между этими границами бывшей австро-венгерской границей с Италией, Адриатическим морем и восточной границей Италии, как она будет установлена впоследствии.

Австрия отказывается равным образом, поскольку то ее касается, в пользу Италии от всяких прав и правооснований на другие территории бывшей австро-венгерской монархии, признанные входящими в состав Италии всякими Договорами, заключенными в видах урегулирования современного положения вещей.

Комиссия, состоящая из пяти членов, из которых один будет назначен Италией, трое — другими Главными Союзными и Объединившимися Державами и один — Австрией, будет образована в течение пятнадцати дней, которые последуют за вступлением в силу настоящего Договора, для установления на месте пограничной линии между Италией и Австрией. Решения Комиссии будут приниматься по большинству голосов и будут обязательны для заинтересованных сторон. […]

Отдел II. Сербо-Хорвато-Словенское государство

Статья 46.

Австрия признает, как это уже сделали Союзные и Объединившиеся Державы, полную независимость Сербо-Хорвато-Словенского государства.

Статья 47.

Австрия отказывается, поскольку то ее касается, в пользу Сербо-Хорвато-Словенского Государства от всяких прав и правооснований на территории бывшей австро-венгерской монархии, расположенные по ту сторону границ Австрии, как они описаны в статье 27 части II (Границы Австрии), и признанные настоящим Договором или всякими иными Договорами, заключенными в видах урегулирования современного положения вещей, как входящие в состав Сербо-Хорвато-Словенского государства. […]

Статья 49.

Жители района Клагенфурта будут призваны в той мере, в какой определено ниже, указать путем голосования государство, к которому они желают, чтобы эта территория была присоединена. […]

Отдел III. Чехо-Словацкое государство

Статья 53.

Австрия признает, как это уже сделали Союзные и Объединившиеся Державы, полную независимость Чехо-Словацкого государства, которое включит в себя автономную территорию Русин к югу от Карпат.

Статья 54.

Австрия отказывается, поскольку то ее касается, в пользу Чехословацкого государства от всяких прав и правооснований на территории бывшей австро-венгерской монархии, расположенные по ту сторону границ Австрии, как они установлены в статье 27 части II (Границы Австрии), и признаны в соответствии с настоящим Договором как входящие в состав Чехо-Словацкого государства. […]

Статья 56.

Чехо-Словацкое государство обязуется не воздвигать никаких военных укреплений на части своей территории, расположенной на правом берегу Дуная к югу от Братиславы (Прессбурга). […]

Отдел IV. Румыния

Статья 59.

Австрия отказывается, поскольку то ее касается, в пользу Румынии от всяких прав и правооснований на часть бывшего герцогства Буковинского, заключенную по эту сторону границ Румынии, как они будут впоследствии установлены Главными Союзными и Объединившимися Державами. […]

Отдел V. Россия и русские государства

Статья 87.

1, Австрия признает и обязуется уважать как постоянную и неотчудимую (так в документе. — В. Ш.), независимость всех территории, входивших в состав бывшей Российской империи к 1 августа 1914 года.

Согласно с постановлениями, включенными в статью 210 части IX (Финансовые положения) и в статью 244 части X (Экономические положения) настоящего Договора. Австрия окончательно признает, поскольку то ее касается, отмену Брест-Литовских Договоров, а также всяких Договоров, соглашений или конвенций, заключенных ею с Максималистским Правительством в России.

Союзные и Объединившиеся Державы формально оговаривают права России на получение с Австрии всяких реституций и репараций, основанных на принципах настоящего Договора.

2. Австрия обязуется признать полную силу всех договоров или соглашений, которые Союзные и Объединившиеся Державы заключили бы с государствами, которые образовались или образуются на всей или на части территорий бывшей Российской империи, как она существовала к 1 августа 1914 года, и признать границы этих государств, как они будут соответственно этому установлены.

Отдел VIII. Общие постановления

Статья 88.

Независимость Австрии неотчуждаема, разве только последует согласие Совета Лиги Наций. Вследствие этого Австрия обязуется воздержаться без согласия названного Совета от всякого акта, способного прямо или косвенно нарушить ее независимость каким бы то ни было путем, а в особенности и до ее допущения в качестве члена Лиги Наций путем участия в делах какой-либо другой Державы.

Статья 89.

Австрия отныне заявляет, что она признает и принимает границы Болгарии, Греции, Венгрии. Польши, Румынии, Сербо-Хорвато-Словенского государства и Чехо-Словацкого государства в том виде, как эти границы будут установлены Главными Союзными и Объединившимися Державами.

Статья 90.

Австрия обязуется признать полную силу мирных договоров и дополнительных конвенций, которые заключены или будут заключены Союзными и Объединившимися Державами с Державами, сражавшимися на стороне бывшей австро-венгерской монархии, согласиться на постановления, которые были или будут приняты касательно территорий бывшей Германской империи, Венгрии, Болгарского царства и Оттоманской империи, и признать новые Государства в границах, которые для них таким образом установлены. […]

Часть IV.

Отдел I. Военные положения Глава I. Общие положения

Статья 118.

В течение трех месяцев, которые последуют за вступлением в силу настоящего Договора, военные силы Австрии должны быть демобилизованы в указанной ниже степени. " Статья 119.

Обязательная для всех военная служба будет отменена в Австрии. Австрийская армия станет в будущем строиться и комплектоваться только добровольным наймом.

Глава II. Численный состав и кадры австрийской армии Статья 120.

Общее число военных сил в австрийской армии не должно будет превышать 30 000 человек, включая офицеров и нестроевые части. […]

Отдел III. Положения, касающиеся военного н морского воздухоплавания

Статья 144.

Военные силы Австрии не должны заключать в себе никакой военной или морской авиации. Никаких управляемых воздушных шаров не будет сохранено.

Статья 145.

В течение двухмесячного срока со дня вступления в силу настоящего Договора воздухоплавательный персонал, значащийся в настоящее время в списках австрийской армии и флота, будет демобилизован.

(Сен-Жерменский мирный договор. М., 1925. С. 20, 23, 26–27, 33, 47.)

8. Мир в Нейи

Часть III. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Сербо-Хорвата-Словенское государство

Статья 36.

Болгария признает, как то уже сделали Союзные и Объединившиеся Державы, Сербо-Хорвато-Словенское государство.

Статья 37.

Болгария отказывается в пользу Сербо-Хорвато-Словенского государства от всяких прав и правооснований на территории болгарской монархии, расположенные по ту сторону границ Болгарии, как они описаны в статье 27 части II (Границы Болгарии) и признаны настоящим Договором или всякими иными Договорами, заключенными в видах урегулирования современного положения вещей, как входящие в состав Сербо-Хорвато-Словенского государства. […]

Глава II. Греция

Статья 42.

Болгария отказывается в пользу Греции от всяких прав и право-оснований на территории болгарской монархии, расположенные по ту сторону границ Болгарии, как они описаны в статье 27 части II (Границы Болгарии) и признаны настоящим Договором или всякими иными Договорами, заключенными в видах урегулирования современного положения вещей, как входящие в состав Греции. […]

Отдел III. Фракия

Статья 48

Болгария отказывается в пользу Главных Союзных и Объединившихся Держав от. всех своих прав и правооснований на территории Фракии, которые принадлежали болгарской монархии и которые, будучи расположены по ту сторону новых границ Болгарии, как они описаны в статье 27—3° части II (Границы Болгарии), в настоящее время не составляют предмета какого-либо предоставления.

Болгария обязуется признать постановления, которые Главные Союзные и Объединившиеся Державы примут относительно этих территорий, в особенности поскольку то касается гражданства жителей.

Главные Союзные и Объединившиеся Державы обязуются к тому, чтобы свобода экономического выхода Болгарии к Эгейскому морю была гарантирована.

Условия этой гарантии будут установлены впоследствии. […]

Статья 65.

Обязательная для всех военная служба будет отменена в Болгарии. Болгарская армия будет строиться и комплектоваться в будущем только путем добровольного найма.

Глава III. Численный состав и кадры болгарской армии

Статья 66.

Общее число военных сил в болгарской армии не должно будет превышать 20 000 человек, включая офицеров и нестроевые части.

Формирования, образующие болгарскую армию, будут определены по усмотрению Болгарии, но с соблюдением следующих условий:

1) что численный состав формированных единиц будет обязательно заключаться между максимальным числом и минимальным числом, занесенными в таблицу IV, приложенную к настоящему Отделу;

2) что соотношение офицеров, включая персонал штабов и служб, не будет превышать одной двадцатой общего численного состава, находящегося на службе, а соотношение унтер-офицеров — одной пятнадцатой, равным образом, всего численного состава, находящегося на службе;

3) что число пулеметов, пушек и мортир не будет превышать чисел, установленных в таблице V, приложенной к настоящему Отделу, на одну тысячу человек общего численного состава, находящегося на службе.

Болгарская армия будет исключительно предназначена для поддержания порядка на протяжении территории Болгарии и для пограничной полиции. […]

Статья 68.

Всякие меры по мобилизации или имеющие отношение к мобилизации воспрещаются.

Формирования, административные службы и штабы не должны будут ни в коем случае заключать в себе дополнительные кадры.

Запрещено выполнять подготовительные меры в видах реквизиции животных или иных средств военного транспорта. […]

Часть VII. РЕПАРАЦИИ

Статья 121.

Болгария признает, что, приняв участие в наступательной войне, которую Германия и Австро-Венгрия предприняли против Союзных и Объединившихся Держав, она причинила этим последним всякого рода потери и жертвы, по которым она должна обеспечить полные репарации.

С другой стороны, Союзные и Объединившиеся Державы признают, что ресурсы Болгарии недостаточны, чтобы позволить ей произвести эти полные репарации.

Вследствие этого Болгария обязуется уплатить, а Союзные и Объединившиеся Державы обязуются принять сумму в два миллиарда двести пятьдесят миллионов (2 250 000 000) золотых франков как представляющую собой те репарации, бремя которых Болгария способна взять на себя.

Уплата этой суммы будет производиться с соблюдением помещенных ниже постановлений при посредстве полугодичных платежей, срок которых будет падать на 1 января и 1 июля каждого года. Первый срок наступит 1 июля 1920 года.

Платежи, произведенные 1 июля 1920 года и 1 января 192 года, будут заключать в себе годовой процент в 2 % (два процен та), исчисленный со дня 1 января 1920 года с общего размера причитающейся с Болгарии суммы. Каждый из последующих полугодичных платежей будет заключать в себе, кроме уплаты процентов в размере 5 % в год (пять процентов), платеж необходимое дотации в обеспечение погашения в 37 лет со дня 1 января 192 года причитающейся с Болгарии общей суммы.

Эти суммы будут при посредстве Междусоюзной комиссии предусмотренной в статье 130, уплачиваться созданной Договором с Германией от 28 июня 1919 года Репарационной комиссии, как она составлена по Договору с Австрией от 10 сентября 1919 года часть VIII, Приложение II, § 2; эта Комиссия обозначается в следующих ниже статьях названием Репарационной комиссии. Эта последняя обеспечит их назначение согласно с ранее установленными правилами.

Платежи, которые должны быть произведены в деньгах, в силу изложенных выше постановлений могут во всякий момент приниматься Репарационной комиссией по предложению Междусоюзной комиссии в виде движимых и недвижимых имуществ, товаров, прав и концессий на болгарской территории или вне этой территории, кораблей, облигаций, акций или ценных бумаг всякого рода или денег Болгарии или иных государств; при этом их стоимость при замене в отношении золота будет установлена по справедливому и лояльному курсу самой Репарационной комиссией.

Репарационная комиссия будет иметь право во всякий момент выпустить в продажу или использовать всяким иным образом золотые боны, обеспечивающие платежи, которые Болгария должна произвести. Устанавливая номинальную сумму этих бонов, она будет учитывать постановления статей 122, 123 и 129 настоящей части, запросит мнение Междусоюзной комиссии и ни в каком случае не будет иметь права превысить размер капитальных сумм, еще причитающихся с Болгарии.

Болгария обязуется в подобном случае передать Репарационной комиссии при посредстве Междусоюзной комиссии необходимые количества бонов в таких условиях формы, числа, размера и способов платежа, какие установит Репарационная комиссия.

Эти боны составят прямое обязательство со стороны Болгарского Правительства, но все постановления, относящиеся к уплате по ним, будут установлены Междусоюзной комиссией. Эта последняя взыщет из полугодичных уплат, причитающихся с Болгарии во исполнение настоящей статьи, суммы, необходимые для платежа процентов по бонам, погашение бонов и всяких иных касающихся их повинностей. Возможный остаток будет по-прежнему вноситься на счет Репарационной комиссии.

Эти боны будут свободны от всяких сборов и повищюстей всякого рода, которые установлены или могут быть установлены в Болгарии.

(Мир в Нейи. М., 1926. С. 18–21, 25, 40–41.)

9.  Трианонский мирный договор

Часть III. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ, КАСАЮЩИЕСЯ ЕВРОПЫ

Отдел I. Италия

Статья 36.

Венгрия отказывается, поскольку то ее касается, в пользу Италии от всяких прав и правооснований, на которые она могла бы притязать, на территории бывшей австро-венгерской монархии, признанные входящими в состав Италии, согласно со статьей 36, раздел 1, мирного договора, заключенного 10 сентября 1919 года между Союзными и Объединившимися Державами и Австрией; […]

Отдел П. Сербо-Хорвато-Словенское государство

Статья 41.

Венгрия признает, как это уже сделали Союзные и Объединившиеся Державы, полную независимость Сербо-Хорвато-Словенского государства.

Статья 42.

Венгрия отказывается, поскольку то ее касается, в пользу Сербо-Хорвато-Словенского государства от всяких прав и правооснований на территории бывшей австро-венгерской монархии, расположенные по ту сторону границ Венгрии, как они описаны в статье 27 части II (Границы Венгрии), и признанные настоящим Договором или всякими иными Договорами, заключенными в видах урегулирования современного положения вещей, как входящие в состав Сербо-Хорвато-Слове некого государства. […]

Отдел III. Румыния

Статья 45.

Венгрия отказывается, поскольку то ее касается, в пользу Румынии от всяких прав и правооснований на территории бывшей австро-венгерской монархии, расположенные по ту сторону границ Венгрии, как они установлены в статье 27 части II (Границы Венгрии) и признаны настоящим Договором или всякими иными Договорами, заключенными в видах урегулирования современного положения вещей, как входящие в состав Румынии. […]

Отдел IV. Чехо-Словацкое государство

Статья 48.

Венгрия признает, как это уже сделали Союзные и Объединившиеся Державы, полную независимость Чехо-Словацкого государства, которое включит в себя автономную территорию Русин к югу от Карпат. […]

Статья 51.

Чехо-Словацкое государство обязуется не воздвигать никаких военных укреплений на части своей территории, расположенной на правом берегу Дуная к югу от Братиславы (Прессбурга).

Статья 52.

Доля и природа финансовых повинностей Венгрии, которые Чехо-Словацкое государство должно будет нести в связи с поставленной под его суверенитет территорией, будут установлены согласно со статьей 186 части IX (Финансовые положения) настоящего Договора.

Последующие конвенции урегулируют всякие вопросы, которые не были бы урегулированы настоящим Договором и которые могла бы породить уступка названной территории. […]

Отдел V. Австрия

Статья 71.

Венгрия отказывается в пользу Австрии от всяких прав и пра-вооснований на территории бывшего Венгерского королевства, расположенные по ту сторону границ Венгрии, как они установлены в статье 27—1 части II (Границы Венгрии).

Комиссия, состоящая из семи членов, из которых пять будут назначены Главными Союзными и Объединившимися Державами, один — Венгрией и один — Австрией, будет образована в течение пятнадцати дней, которые последуют за вступлением в силу настоящего Договора, для установления на месте начертания пограничной линии, предусмотренной выше.

Гражданство жителей территорий, указанных в настоящей статье, будет урегулировано согласно с постановлениями статей 61, 63–66.

Отдел VI Poccия и русские государства

Статья 72.

1. Венгрия признает и обязуется уважать, как постоянную и неотчуждаемую, независимость всех территорий, входивших в состав бывшей Российской империи к 1 августа 1914 года.

Согласно с постановлениями, включенными в статью 193 части IX (Финансовые положения) и в статью 227 части X (Экономические положения) настоящего Договора, Венгрия окончательно признает отмену Брест-Литовских договоров, а также всяких иных договоров, соглашений или конвенций, заключенных бывшим Австро-Венгерским правительством с Максималистским Правительством в России.

Союзные и Объединившиеся Державы формально оговаривают права России на получение с Венгрии всяких реституций и репараций, основанных на принципах настоящего Договора.

2. Венгрия обязуется признать полную силу всех Договоров или соглашений, которые Союзные и Объединившиеся Державы заключили бы с государствами, которые образовались или образуются на всей или на части территорий бывшей Российской империи, как она существовала к 1 августа 1914 года, и признать границы этих государств, как они будут соответственно этому установлены.

Отдел IX. Общие постановления

Статья 73.

Независимость Венгрии неотчуждаема, разве только последует согласие Совета Лиги Наций. Вследствие этого Венгрия обязуется воздерживаться без согласия названного Совета от всякого акта, способного прямо или косвенно нарушить ее независимость каким бы то ни было путем, а в особенности — и до ее допущения в качестве члена Лиги Наций — путем участия в делах какой-либо другой державы.

Статья 74.

Венгрия отныне заявляет, что она признает и принимает границы Австрии, Болгарии, Греции, Польши, Румынии, Сербо-Хорвато-Словенского государства и Чехо-Словацкого государства в том виде, как эти границы будут установлены Главными Союзными и Объединившимися Державами.

Венгрия обязуется признать полную силу мирных Договоров и дополнительных конвенций, которые заключены или будут заключены Союзными и Объединившимися Державами с Державами, сражавшимися на стороне бывшей австро-венгерской монархии, согласиться на постановления, которые были или будут приняты касательно территорий бывшей Германской империи, Австрии, Болгарского царства и Оттоманской империи, и признать новые Государства в границах, которые для них таким образом установлены.

Статья 75.

Венгрия отказывается, поскольку то ее касается, в пользу Главных Союзных и Объединившихся Держав от всех своих прав и правооснований на территории, которые раньше принадлежали бывшей австро-венгерской монархии и которые, будучи расположены по ту сторону новых границ Венгрии, как они описаны в статье 27 части II (Границы Венгрии), не составляют в настоящее время предмета какого-либо иного условия. […]

Глава II. Численный состав и кадры венгерской армии

Статья 104.

Общее число военных сил в венгерской армии не должно будет превышать 35 000 человек, включая сюда офицеров и нестроевые части.

Формирования, образующие венгерскую армию, будут устанавливаться по усмотрению Венгрии, но с соблюдением следующих условий:

1. что численный состав сформированных единиц будет обязательно заключаться между максимальным числом и минимальным числом, занесенными в таблицу IV, приложенную к настоящему отделу;

2. что соотношение офицеров, включая персонал штабов и специальных служб, не будет превышать одной двадцатой общего численного состава, находящегося на службе, а соотношение унтер-офицеров — одной пятнадцатой общего численного состава, находящегося на службе;

3. что число пулеметов, пушек и мортир не будет превышать чисел, установленных в таблице V, приложенной к настоящему отделу, на 1000 человек всего численного состава, находящегося на службе.

Венгерская армия будет исключительно предназначена для поддержания порядка на протяжении территории Венгрии и для ее пограничной полиции. […]

Статья 106.

Всякие меры по мобилизации или имеющие отношение к мобилизации воспрещаются.

Формирования, административные службы и штабы не должны будут ни в каком случае заключать в себе дополнительные кадры,

Запрещено выполнять подготовительные меры в видах реквизиции животных или иных средств военного транспорта.

Статья 107.

Число жандармов, таможенных чиновников, лесной стражи, агентов сельской или городской полиции или иных аналогичных чиновников не должно будет превышать числа людей, которые выполняли подобную функцию в 1913 году и которые служат в настоящее время в территориальных границах Венгрии, как они установлены настоящим Договором. Однако Главные Союзные и Объединившиеся Державы могут увеличивать это число, в случае если Контрольная комиссия, предусмотренная в статье 137, после изучения на месте сочла бы, что оно недостаточно. […]

Часть VIII. репарации

Отдел I. Общие постановления

Статья 161.

Союзные и Объединившиеся Правительства заявляют, а Венгрия признает, что Венгрия и ее союзники ответственны за причинение потерь и убытков, понесенных Союзными и Объединившимися Правительствами и их гражданами вследствие войны, которая была им навязана нападением Австро-Венгрии и ее союзников.

I

Статья 162.

Союзные и Объединившиеся Правительства признают, что ресурсы Венгрии недостаточны, учитывая постоянное уменьшение этих ресурсов, которое проистекает из других постановлений настоящего Договора, для обеспечения полного возмещения этих потерь и этих убытков.

Союзные и Объединившиеся Правительства требуют, однако, а Венгрия в том обязуется, чтобы были возмещены в определенных ниже условиях убытки, причиненные в течение периода, когда каждая из Союзных или Объединившихся Держав находилась в состоянии войны с Венгрией, гражданскому населению Союзных и Объединившихся Держав и их имуществу названным нападением на суше, на море и с воздуха, и, обидим образом, все убытки, определенные в помещенном при сем Приложении I. […]

Глава II. Положения, относящиеся к Дунаю

Постановления, общие для речных систем, объявленных международными

Статья 275.

Объявляется международным: Дунай от Ульма вместе со всякой судоходной частью этой речной системы, от природы служащей доступом к морю более чем для одного государства, с перегрузкой с одного судна на другое или без этого, а также боковые каналы и русла, которые были бы построены либо для удвоения или улучшения судоходных от природы участков названной речной системы, либо для соединения двух судоходных от природы участков одного и того же водного течения.

По соглашению, заключенному между прибрежными Государствами, международный режим может быть распространен на всякую часть вышеназванной речной системы, которая не будет включена в общее определение.

(Трианонский мирный договор. М., 1926. С. 22–25, 30–31, 38, 53–54, 129.)

10. Севрский мирный договор и акты, подписанные в Лозанне

Севрский мирный договор

Часть III. ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОЛОЖЕНИЯ

Отдел I. Константинополь

Статья 36.

С соблюдением постановлений настоящего Договора Высокие Договаривающиеся Стороны согласны на то, что правам и право-основаниям Оттоманского правительства на Константинополь не будет нанесено ущерба и что это правительство, а также Его Величество Султан, будут вольны пребывать в нем и сохранять в нем столицу Оттоманского государства.

Однако в том случае, если бы Турция уклонилась от лояльного соблюдения постановлений настоящего Договора или дополнительных договоров или конвенций, в особенности поскольку то касается уважения прав меньшинств этнических, религиозных или по языку, Союзные Державы определенно оставляют за собой право изменить предшествующее условие, а Турция отныне обязуется признать всякие постановления, которые были бы приняты в этом отношении.

Отдел II. Проливы

Статья 37.

Судоходство в Проливах, включающих Дарданеллы, Мраморное море и Босфор, будет впредь открыто в мирное и в военное время для всех торговых или военных судов и для военных и торговых воздушных судов, без различия флага.

Эти воды не будут подвергаться блокаде, никакое право войны не может осуществляться в них, и никакие враждебные акты не могут совершаться в них, кроме как в случаях исполнения решения Совета Лиги Наций. Статья 38.

Оттоманское правительство признает, что необходимо принять новые меры в видах обеспечения предусмотренной в статье 37 свободы судоходства, и, поскольку то его касается, делегирует вследствие этого Комиссии, которая получит наименование «Комиссия Проливов» и ниже обозначается словом «Комиссия», контроль над водами, обозначенными в статье 39.

Эллинское правительство, поскольку то его касается, делегирует Комиссии те же полномочия и обязуется предоставить ей во всех отношениях те же льготы.

Контроль будет осуществляться от имени Оттоманского и Эллинского правительств по принадлежности и в порядке, обусловленном настоящим отделом.

Статья 39.

Власть Комиссии будет распространяться на все воды, заключающиеся между входом в Дарданеллы со стороны Средиземного моря и входом в Босфор со стороны Черного моря и на расстоянии трех миль в море от каждого из этих входов.

Эта власть может осуществляться на побережье, поскольку то будет необходимо для выполнения постановлений настоящего отдела.

Статья 40.

Комиссия будет состоять из делегатов, назначенных по принадлежности Соединенными Штатами Америки, в том случае и с того дня, когда они захотят принять в ней участие, Британской империей, Францией, Италией, Японией и Россией, если она сделается и с того дня, как она сделается членом Лиги Наций, Грецией, Румынией, а также Болгарией и Турцией, если обе последние сделаются и с того дня, как они сделаются членами Лиги Наций. Каждая Держава назначит одного представителя. Представители Соединенных Штатов Америки, Британской империи, Франции, Италии, Японии и России будут иметь каждый два голоса. Представители Греции, Румынии, а также Болгарии и Турции будут иметь каждый один голос. Никто из комиссаров не может быть устранен от своих функций иначе чем назначившим его Правительством. […]

Отдел III. Курдистан

Статья 62.

Комиссия, имеющая местопребывание в Константинополе и состоящая из трех членов, назначенных по принадлежности британским, французским и итальянским правительствами, подготовит в течение шести месяцев со вступления в силу настоящего Договора местную автономию для тех областей, в которых преобладает курдский элемент и которые расположены к востоку от Евфрата, к югу от южной границы Армении, как она может быть определена впоследствии, и к северу от границы Турции с Сирией и Месопотамией, в соответствии с описанием, данным в статье 27, 11—2° и 3°. При отсутствии единодушного согласия по какому-либо вопросу этот последний будет передаваться членами Комиссии своим Правительствам по принадлежности. Этот план должен содержать в себе полные гарантии защиты ассиро-халдейцев и иных этнических или религиозных меньшинств внутри этих областей, и с этой целью Комиссия, заключающая в себе Британского, Французского, Итальянского, Персидского и Курдского представителей, посетит места, чтобы рассмотреть и решить, какие исправления должны быть в случае надобности сделаны на границе Турции, там, где в силу постановлений настоящего Договора эта граница соприкасается с границей Персии. […]

Отдел IV. Смирна

Статья 65.

Город Смирна и прилегающая территория, описанная в статье 66, будут подчинены впредь до установления их окончательного статута в соответствии со статьей 83 постановлениям настоящего Отдела. […]

Отдел V- Греция

Статья 84.

С соблюдением границ, предоставленных Болгарии Мирным договором, подписанным в Нейи-сюр-Сен 27 ноября 1919 года, Турция отказывается в пользу Греции от всяких прав и правоос-нований на территории бывшей Оттоманской империи, расположенные в Европе вне границ Турции, установленных настоящим Договором.

Острова Мраморного моря не включены в передачу суверенитета, обусловленную в предшествующем разделе.

Турция отказывается, кроме того, в пользу Греции от всех своих прав и правооснований на острова Имброс и Тенедос. Решение, принятое Лондонским совещанием послов во исполнение статей 5 Лондонского договора от 17/30 мая 1913 года и 15 Афинского договора от 1/14 ноября 1913 года, сообщенное Эллинскому правительству 13 февраля 1914 года, касательно суверенитета Греции над другими островами Средиземного моря, в особенности Лемносом, Самофракией, Митиленой, Хиосом, Самосом и Никарией, подтверждается без нанесения ущерба условиям настоящего Договора, касающимся островов, поставленных под суверенитет Италии и указанных в статье 122, а также островов, расположенных менее чем в трех милях от азиатского берега (см. карту № I).

Однако в части зоны Проливов и Островов, предусмотренных в статье 178 и поставленных в силу настоящего Договора под эллинский суверенитет, Греция принимает и обязуется соблюдать, если нет противоположных условий настоящего Договора, все обязательства, которые в видах обеспечения свободы Проливов настоящий Договор налагает на Турцию в части названной зоны, включая острова Мраморного моря, остающиеся под оттоманским суверенитетом. […]

Отдел VI. Армения

Статья 88.

Турция заявляет, что она признает Армению, как то уже сделали Союзные Державы, в качестве свободного и независимого государства.

Статья 89.

Турция и Армения, а также другие Высокие Договаривающиеся Стороны соглашаются представить на третейское решение Президента Соединенных Штатов Америки определение границы между Турцией и Арменией в вилайетах Эрзерума, Трапезунда, Вана и Битлиса и принять его решение, а также всякие меры, которые он может предписать относительно выхода Армении к морю и относительно демилитаризации всякой отоманской территории, прилегающей к названной границе. […]

Отдел VII. Сирия, Месопотамия, Палестина

Статья 94.

Высокие Договаривающиеся Стороны согласны, чтобы Сирия и Месопотамия, в согласии с параграфом 4 статьи 22 части I (Статут Лиги Наций) были временно признаны независимыми государствами, под условием, что советы и помощь мандатария будут направлять их управление впредь до того момента, когда они окажутся способными сами руководить собой.

В течение пятнадцати дней, которые последуют за вступлением в силу настоящего Договора, будет образована Комиссия для установления на месте описанной в статье 27, и 2° и 3° пограничной линии. Эта Комиссия будет состоять из трех членов, назначенных по принадлежности Францией, Великобританией и Италией, и одного члена, назначенного Турцией. В этой Комиссии будет, в зависимости от дела, присутствовать представитель Сирии, поскольку то касается границы с Сирией, и представитель Месопотамии, поскольку то касается границы с Месопотамией. Другие границы названных государств, а также избрание мандатария, будут определены Главными Союзными Державами. […]

Отдел IX. Египет, Судан и Кипр

1. Египет

Статья 101.

Турция отказывается от всех своих прав и правооснований в Египте и над Египтом. Этот отказ будет действителен с 5 ноября 1914 года. Турция заявляет, что, соответственно с действиями Союзных Держав, она признает протекторат над Египтом, объявленный Великобританией 18 декабря 1914 года. […]

2. Судан

Статья 113.

Высокие Договаривающиеся Стороны заявляют, что им сделалась известной и что ими принята к сведению Конвенция, заключенная между Британским правительством и Египетским правительством, определяющая статут Судана и регулирующая управление им, подписанная 19 января 1889 года и измененная дополнительной Конвенцией, относящейся к городу Суакину, подписанной 10 июля 1899 года. […]

3. Кипр

Статья 115.

Высокие Договаривающиеся Стороны заявляют о признании аннексии Кипра, провозглашенной Британским правительством 5 ноября 1914 года.

Статья 116.

Турция отказывается от всех своих прав и правооснований на Кипр или по поводу его, включая право на дань, прежде уплачивавшуюся Султану этим островом. […]

Отдел X. Марокко, Тунис

Статья 118.

Турция признает протекторат Франции над Марокко и принимает все его последствия. Это признание будет действительно с 30 марта 1912 года. […]

Отдел XI. Ливия н острова Эгейского моря

Статья 121.

Турция окончательно отказывается от всяких прав' и привилегий, которые в силу Лозаннского договора от 12 октября 1912 года были сохранены за Султаном в Ливии.

Статья 122.

Турция отказывается в пользу Италии от всех се правооснований на острова Эгейского моря, а именно: стампа-лию (Astro-palia), Родос (Rhodes), Калки (Kharki), Скарпанто, Казос (Casso), Пископис (Tilos), Мизирос (Nisyros), Каяимнос (Kalymnos), Лерос, Патмос, Липсос (Lipso), Сими (Syrni) и Кос (Kos), оккупированные в настоящее время Италией, и на зависящие от них островки, а также на остров Кастеллориц-цо. […]

Часть VОтдел I. Военные положения

Глава I. Общие положения

Статья 152.

Вооруженная сила, которой будет располагать Турция, может заключать в себе только:

1. личную гвардию Султана;

2. войска жандармерии, предназначенные поддерживать внутри порядок и безопасность и обеспечивать защиту меньшинств;

3. специальные части, предназначенные для усиления деятельности войск жандармерии в случае серьезных волнений и, при

случае, для обеспечения надзора за границами. […]

Часть VII. САНКЦИИ

Статья 226.

Оттоманское правительство признает за Союзными Державами право привлечения к их военным судам лиц, обвиняемых в совершении действий, противных законам и обычаям войны. Предусмотренные законами наказания будут применены к лицам, признанным виновными. Это постановление будет применяться независимо от всяких процессов или преследований в суде Турции или ее союзников.

Оттоманское правительство должно будет выдать Союзным Державам или той из них, которая к нему обратится с просьбой о том, всяких лиц, которые, будучи обвинены в совершении действий, противных законам и обычаям войны, были бы указаны либо поименно, либо по чину, обязанности или должности присвоенным этим лицам Оттоманским правительством. […]

Статья 230.

Оттоманское правительство обязуется выдать Союзным Державам лиц, требуемых ими в качестве ответственных за те зверства. которые во время состояния войны совершались на всякой территории, составлявшей к 1 августа 1914 года часть Оттоманской империи.

Акты, подписанные в Лозанне 30 января и 24 июля 1923 г. Письма и соглашения от 24 июля 1923 г., относящиеся к различным положениям этих актов

Часть I. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Статья 1.

Со дня вступления в силу настоящего Договора состояние мира будет окончательно восстановлено между Британской империей, Францией, Италией, Японией, Грецией, Румынией, Сербо-Хорвато-Словенским государством, с одной стороны, и Турцией, с другой стороны, а также между их гражданами, по принадлежности.

С той и с другой стороны буду! существовать официальные отношения, и на соответствующих территориях дипломатическим и консульским агентам будет предоставлен, без нарушения подлежащих заключению отдельных соглашений, режим, освященный общими принципами международного права. […]

Статья 16.

Турция заявляет, что она отказывается от всяких прав и правооснований какого бы то ни было рода на территории, расположенные вне предусмотренных настоящим Договором границ, или касательно этих территории, и на острова, иные чем те, суверенитет над которыми признан за нею названным Договором, причем судьба этих территорий и островов регулируется или будет регулироваться заинтересованными сторонами.

Постановления настоящей статьи не наносят ущерба отдельным условиям, которые заключены или будут заключены между Турцией и приграничными странами в силу их соседства. […]

Часть II. ОСОБЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ

Статья 23.

Высокие Договаривающиеся Стороны соглашаются признать и провозгласить принцип свободы прохода и судоходства по морю и в воздухе как в мирное время, так и в военное время в Дарда-нелльском проливе, Мраморном море и Босфоре, как то предусмотрено в особой Конвенции, заключенной сего числа относительно режима Проливов. Эта Конвенция будет иметь те же силу и значение в отношении Высоких Договаривающихся здесь Сторон, как если бы она входила в настоящий Договор.

Конвенция касательно режима проливов

Статья 1.

Высокие Договаривающиеся Стороны согласны признать и провозгласить принцип свободы прохода и судоходства по морю и в воздухе в Дарданелльском проливе, Мраморном море и Босфоре, значащихся ниже под общим наименованием «Проливы».

Статья 2.

Проход и судоходство торговых кораблей и торговых воздушных судов и военных воздушных судов в Проливах в мирное время и в военное время будут впредь регулироваться постановлениями находящегося при сем Приложения. […]

Статья 9.

Если в случае войны Турция или Греция, пользуясь их правом воюющих Держав, были бы вынуждены внести изменения в предусмотренное выше состояние демилитаризации, то они были бы обязаны восстановить по заключении мира режим, предусмотренный настоящей Конвенцией.

Статья 10.

Будет учреждена в Константинополе международная комиссия, составленная, как то сказано в статье 12, которая примет наименование «Комиссия Проливов».

Статья 11.

Комиссия будет осуществлять свои функции над водами Проливов.

Статья 12.

Комиссия будет состоять под председательством представителя Турции из представителей Франции, Великобритании, Италии, Японии, Болгарии, Греции, Румынии, России и Сербо-Хорвато-Словенского государства, поскольку они являются Державами, подписавшими настоящую Конвенцию, и по мере ратификации последней этими Державами.

Присоединение к настоящей Конвенции повлечет за собой для Соединенных Штатов право иметь равным образом представителя в Комиссии.

Такое же право будет сохранено на таких же условиях за независимыми прибрежными к Черному морю государствами, не упомянутыми в первом разделе настоящей статьи. […]

Статья 18.

Желая, чтобы демилитаризация Проливов и соседних зон не сделалась с военной точки зрения причиной неоправдываемой опасности для Турции и чтобы военные действия не ставили под

угрозу свободу Проливов или безопасность демилитаризованных зон, Высокие Договаривающиеся Стороны соглашаются о следующих постановлениях:

Если бы нарушение постановлений о свободе прохода, неожиданное нападение или какое-либо военное действие, или угроза войны поставили под угрозу свободу судоходства в Проливах или безопасность демилитаризованных зон, то Высокие Договаривающиеся Стороны и, во всех случаях, Франция, Великобритания, Италия и Япония сообща помешают таковым всеми теми средствами, о которых Совет Лиги Наций постановит с этой целью.

Как только прекратятся обстоятельства, обусловившие действия, предусмотренные предыдущим разделом, статут Проливов, как он оформлен постановлениями настоящей Конвенции, вновь будет строго применяться.

Настоящее постановление, образующее составную часть тех постановлений, которые относятся к демилитаризации и к свободе Проливов, не наносит ущерба правам и обязанностям, которые Высокие Договаривающиеся Стороны могут иметь в силу статута Лиги Наций.

(Севрский мирный договор и Акты, подписанные в Лозанне. М., 1927. С. 18–19, 24–25, 29–34, 36–37, 45, 67, 144, 149, 196–197.)

11. Альдровонди Моресконти Л, Дипломатическая воина. Воспоминания и отрывки из дневника. 1914–1919 гг.

Четверг, 8 мая.

11 часов. Заседание Четырех у Вильсона. Участвует также Сон-нино. Перед заседанием Вильсон, Клемансо, Ллойд Джордж снова обмениваются впечатлениями по поводу вчерашней речи Брок-дорф-Рандау.

Вильсон. Я не думаю, чтобы Брокдорф-Ранцау действительно являлся выразителем точки зрения нынешнего германского правительства.

Ллойд Джордж. Я вчера убедился в том, какое чувство ненависти может испытывать француз. Со вчерашнего дня я чувствую себя французом.

Клемансо. Это — не ненависть, это — отвращение.

Ллойд Джордж. Жаль, что ему позволили говорить.

Клемансо. Я узнал, что Брокдорф-Ранцау заявил, будто он не подпишет договора. Кажется, вчера ночью все делегаты были пьяны, за исключением Брокдорф-Ранцау, который хорошо держался; министр юстиции был отнесен на постель за руки и за ноги. Рассматривается предложение Брокдорф-Ранцау о назначении смешанной комиссии для обсуждения некоторых статей договора с Германией.

Клемансо. Нет, это противоречит принятым решениям. Устные дискуссии исключены.

Вильсон. У меня имеется подготовленный американской делегацией обзор положения, в котором в настоящее время находятся вопросы, касающиеся границ бывшей австро-венгерской территории. По некоторым границам все эксперты пришли к соглашению, по остальным соглашения не достигнуто. Американские, французские и английские эксперты договорились о границах, относящихся к Болгарии, Греции, Чехо-Словакии, Румынии, Югославии. Вопрос о границе между Бельгией и Голландией не обсуждался. Правда, это не входит в компетенцию настоящей конференции. Относительно Польши соглашения не было достигнуто, кроме вопросов, касающихся Германии и границы между Польшей и Чехо-Словакией. Границы Албании и границы России пока еще не установлены. Возможно также, что заинтересованные стороны будут не согласны с нашими экспертами.

Ллойд Джордж. Предлагаю следующие резолюции:

1. Военный, морской и авиационный комитет маршала Фоша, выработавший условия мира с Германией, соберется с целью передачи на обсуждение Верховного совета проекта морских, военных и авиационных статей, которые должны быть включены в текст мирного договора с Австрией и мирного договора с Венгрией.

Доклады различных комиссий могут быть приняты в качестве общего руководства при разрешении вопроса о границах Австрии и Венгрии.

2. Группа финансовых экспертов, которая под непосредственным руководством Верховного совета завершила выработку статей, касающихся репараций, включаемых в текст мирного договора с Германией, соберется для передачи на рассмотрение Верховного совета проекта статей, подлежащих внесению в текст мирного договора с Австрией и мирного договора с Венгрией.

3. Группа экспертов, которая под непосредственным руководством Верховного совета закончила выработку финансовых статей для включения в текст мирного договора с Германией, соберется для передачи на обсуждение Верховного совета проекта статей, подлежащих включению в текст мирного договора с Австрией и мирного договора с Венгрией.

Орландо. Что касается резолюции второй, решение уже принято, и соответствующая комиссия займется этим вопросом на заседании, которое должно состояться сегодня же.

Ллойд Джордж. Вы в этом уверены?

Орландо. Да.

Ллойд Джордж. Вы разрешите мне подумать? Кто соберет военных?

Клемансо. Я.

Хэнки. Но у них уже состоялось заседание, они заявили, что не могут принять решения до тех пор, пока не будут разрешены территориальные вопросы.

Ллойд Джордж. Лучше, если вопрос обсудят версальские технические консультанты, без Фоша, который так упрям.

(Принимаются предложенные Ллойд Джорджем резолюции.)

Ллойд Джордж. Мы должны обсудить общие принципы по территориальным вопросам, как я предлагал вчера.

Клемансо. Это следует сделать поскорее: австрийцы приезжают 12-го.

Ллойд Джордж. Как только будут разрешены территориальные вопросы, касающиеся Австрии и Венгрии, мы сможем рассмотреть вопросы, по которым имеются расхождения среди союзников.

i

Вильсон. Трудность заключается в следующем: после того как будет заключен мир с Австрией и Венгрией и страны эти окажутся юридически отделенными одна от другой и после того как мирные договоры с ними будут заключены, нынешняя конференция не сможет сохранить дольше свой авторитет. Могут возникнуть серьезные затруднения, если разрешение спорных между ними вопросов будет предоставлено государствам-наследникам. Я считаю весьма важным сохранить за настоящей конференцией силу, что обяжет новые государства принять установленные нами границы.

Ллойд Джордж. Трудность эту можно преодолеть, включив в мирный договор статью, обязывающую Австрию и Венгрию соответственно признать границы соседних с ними стран, установленные союзными и присоединившимися к ним державами.

Вильсон. Статья эта не может, однако, обязать новые государства уважать решения главных держав. Если таким образом цель не будет достигнута, это заставит нас вновь окунуться в целый океан переговоров.

Ллойд Джордж. Прошу моих итальянских коллег извинить меня. Я не требую, чтобы они соглашались или не соглашались со мной относительно того, что я сейчас скажу. Окружающая нас атмосфера не кажется мне благоприятной для разрешения более спорных вопросов. В настоящее время наблюдается большое общественное возбуждение, частью непроизвольное, частью же искусственное. Лучше всего было бы все предоставить времени. Для установления мира союзными и присоединившимися державами с Австрией и Венгрией нецелесообразно разрешать в этих условиях вышеупомянутые вопросы.

Вильсон. Мне хотелось бы установить такой порядок, при котором разрешение вопросов о границах между различными государствами не откладывалось бы до заключения отдельных соглашений по ним. Поэтому я предлагаю ввести в мирный договор условие, обязывающее Австрию и Венгрию к соответственному признанию примыкающих к ним государств в тех границах, которые удалось установить; в тех же случаях, где невозможно установить границы. теперь же, они должны быть определены каким-либо авторитетным органом, например Лигой Наций.

Ллойд Джордж. Мне кажется, что Лигу Наций не следует с самого начала отягощать разрешением этих потрясающе трудных проблем. Их следовало бы разрешить союзным и присоединившимся державам.

Вильсон. Лучше всего, если проблемы эти будут разрешены главными союзными и присоединившимися державами. Мы не должны лишать себя всякого авторитета.

Ллойд Джордж. Наоборот, авторитет этот должен быть поддержан. Но мы должны ускорить наши работы. Австрия и Венгрия умирают от голода. Касающиеся их мирные трактаты должны быть заключены как можно скорее. Когда я слушал вчера речь г Брок-дорф-Ранцау, мне один-единственный раз стало не по себе: это было в тот момент, когда он намекнул на сотни тысяч умерших от голода со дня заключения перемирия до нынешнего дня.

Клемансо. Но это утверждение должно быть доказано.

Ллойд Джордж. Во всяком случае нет сомнения в том, что в Австрии и Венгрии умирают от голода.

Вильсон. Мы не должны поддаваться впечатлению, вызванному тем, что вчерашняя речь г. Брокдорф-Ранцау нам не понравилась. Нет сомнения в том, что много народу спаслось бы от голодной смерти, если бы мирный договор смог быть заключен раньше.

Ллойд Джордж. Между тем еще сегодня утром Эрве в газете «Victoire» признал, прочитав краткое содержание врученного вчера мирного договора, что ему по справедливости следовало бы взять обратно прежние нападки на медленность подготовки договора.

Клемансо. Я мог бы дать возможность президенту Вильсону посетить женщин от 14 до 60 лет, изнасилованных немцами.

Ллойд Джордж. Комиссия по вопросам нарушения права войны сообщила мне, что в материалах расследования имеются столь отвратительные документы, что их даже невозможно зачитать.

Вильсон. Резюмирую дискуссию, касающуюся границ, нижеследующим образом: там, где они могут быть установлены, это будет сделано; там, где это будет невозможно, высокие договаривающиеся стороны возьмут на себя обязательство принять то, что будет решено по этому поводу главными союзными и присоединившимися державами. (Никто не возражает.)

Украина.

Ллойд Джордж. Украины не существует. Она изобретена немцами. Это — малая Россия.

Вильсон. Мне кажется, что мы могли бы просить совет министров иностранных дел произвести тщательное расследование и представить затем предложения относительно всех бесспорных границ бывшей австро-венгерской территории, за исключением границ, касающихся Италии.

Ллойд Джордж. Вы предлагаете, чтобы министры иностранных дел представили нам территориальные границы?

Соннино. Также и между различными государствами. Напомню, что часть границы между Австрией и Югославией тесно связана с итальянской проблемой. Речь идет о зоне Марбурга и Кла-генфурта. Она должна быть пересмотрена. Железнодорожная линия между Триестом и Веной окажется проходящей по югославской территории, если проблема не будет разрешена в ином порядке. Министрам иностранных дел следовало бы пересмотреть то, что было до настоящего времени сделано различными комиссиями, дополнить и представить предложения в Совет четырех.

(Предложение утверждается, и выносится решение, чтобы министры иностранных дел собрались сегодня же с этой целью.)

Ллойд Джордж. Предлагаю потребовать от редакционного комитета возможно скорее приступить к работе по выработке договора с Австрией и Венгрией.

Вильсон. Мне кажется, что редакционный комитет заслуживает некоторого отдыха после большой работы, которую он вынужден был провести в связи с подготовкой договора с Германией.

(Собрание выражает согласие.)

Речь заходит о необходимости для комиссии изучить вопрос о том, какие союзные силы следует держать на левом берегу Рейна.

Вильсон. Было бы лучше, если бы маршал Фош оставался в стороне от обсуждения этого вопроса. Его психология такова, что он не мог бы с пользой повести дело.

Ллойд Джордж. Да, Фош и Фиуме — два слишком жгучих вопроса.

Вильсон. Как следует поступить в вопросе о санкциях против виновников войны и актов, нарушающих законы и обычаи войны?

Ллойд Джордж. Положение в данном случае неодинаково в отношении Германии и Австрии. Например, в Австрии императора, объявившего войну, нет в живых. Император Карл — безответственный молодой человек.

Орландо. Однако большое количество преступлений было совершено за время войны против Италии, и эти случаи равным образом аналогичны тем, в отношении которых были внесены соответствующие пункты в договор с Германией.

Соннино. Подтверждаю сказанное премьером Орландо, добавив к этому, что и австрийцы также должны нести ответственность за подводную войну.

Вильсон. Мне говорили, что во многих случаях не удавалось различить, были ли это австрийские или германские лодки.

Соннино. Однако имеются верные доказательства, что в некоторых случаях это были именно австрийские подводные лодки.

Ллойд Джордж. Но кто-то, однако, должен был давать соответствующие указания в Австрии. Я считаю, что в мирный договор с Австрией должны быть включены соответствующие пункты.

(Предложение принимается.)

Вильсон. Рассмотрению подлежит также проблема водных путей сообщения, портов и железных дорог.

(Выносится решение, что особая комиссия, подготовившая статьи по этому вопросу для договора с Германией, подготовит таковые и для договора с Австрией и Венгрией.)

Ллойд Джордж. Нужно рассмотреть также экономические вопросы. Разрешение некоторых из них было отложено до возвращения итальянских делегатов.

(Решено выслушать экспертов Экономического совета завтра в 10 час. 30 мин у президента Вильсона.)

Ллойд Джордж. Состоится ли заседание сегодня днем?

Вильсон. Не будет ли неудобно, если я сегодня днем отправлюсь на скачки? Сегодня, кажется, состоятся интересные скачки. Я обещал поехать туда.

Ллойд Джордж. Я никогда в жизни не бывал на скачках.

Днем в 16 часов происходит заседание на Кэ д'Орсе, в котором участвуют министры иностранных дел Америки. Англии, Франции, Италии, Японии со своими секретарями и экспертами. Председательствует Пишон.

Пишон. Мне казалось бы удобным начать обсуждение с вопроса о намеченных границах Румынии. Я просил бы г. Тардье изложить результаты работ соответствующей комиссии.

Бальфур. Я полагаю, что, перед тем как приступить к обсуждению отдельных докладов, следовало бы установить, что будут представлять собою Австрия и Венгрия с территориальной стороны. Например, Форарльберг. Будет ли он швейцарским или австрийским?

Соннино. Для нас Форарльберг есть Австрия. Форарльберг как независимая единица мне неизвестен. (Продолжается обсуждение вопроса о Форарльберге и других возможных случаях отделения народностей от Австрии. Лансинг замечает, что не следовало бы допускать отделения населения бывшей Австро-Венгрии, если это делается во избежание усиления экономических тягот, ложащихся на население в случае его оставления на старой территории. Тардье докладывает о работах отдельных комиссий, изучавших вопрос о границах между Венгрией и Югославией, между Венгрией и Чехо-Словакией.)

Обсуждается вопрос о том, есть ли необходимость в изменении границы между Австрией и Венгрией. Полагают, что необходимости в этом не ощущается, но что во всяком случае комиссия может изучить вопрос на тот случай, если он будет поставлен. Соннино говорит: «К чему подстрекать их таким образом к постановке вопроса?»

Вопрос об остальных границах Австрии будет рассмотрен завтра. В совещании принимали участие главным образом Соннино, Бальфур от Англии, Лансинг от Америки. Между Соннино и Лансингом заметно известное расхождение. В эти дни Ллойд Джордж обнаруживал сердечность и дружелюбие; Клемансо казался враждебно настроенным; Вильсон — в душе враждебным, но внешне медоточиво любезным.

Из Рима пришло известие, что Баррер в поисках разрешения наших затруднений выехал в Париж. Пишон делает вид, что это ему неизвестно.

Из Рима же приходит известие, якобы проникшее на страницы печати, о высказываниях Соннино в 1914 г. в том смысле, что Италия должна идти вместе с Германией и Австро-Венгрией. Говорю об этом Соннино, который мне отвечает: «Публичных заявлений не было». Так как в печати указывалось также на одно его письмо к Гвиччардини или Бертолини, выражавшее ту же мысль, я спрашиваю его: «Вы желали бы выступить с опровержением?» Соннино отвечает: «Я ничего не говорю. Здесь нечего сказать». Империали рассказывает, что у Стида будто бы имеется копия одного письма Соннино в вышеуказанном смысле.

Понедельник. 2 июня.

Еду в автомобиле с Соннино в Сен-Жермен.

Молчание в течение всего пути.

Замок Сен-Жермен походит на крепость и местами на тюрьму. Часть замка в настоящее время отведена под геологический музей. Мне вчера рассказывали, что на стенах зала, в котором состоится вручение мирных условий, сделаны различные надписи, одна из которых, расположенная как раз напротив стола, за которым будут заседать австрийские делегаты, гласит: «Кости вымерших пород животных». Клемансо, приехав в замок, пожелал убедиться, все ли в порядке для заседания. Его спросили, исследует ли стереть эту надпись. «Нет, — ответил он, — она очень кстати в данном случае».

За подъемным мостом, по которому мы проходим пешком, на архитраве входного портала мое внимание привлекают два горельефа XVIII века, по-видимому изображающие Победу и Славу.

Входим во двор. Среди орнаментов нахожу саламандру — символ Франциска I, реставрировавшего замок и пожелавшего, как мне говорили, придать двору форму греческой дельты, совпадающей с начальной буквой имени Дианы Пуатье.

Во дворе встречаемся с Фошем… Обращаясь к Соннино, он говорит с улыбкой: «Вы приехали свернуть шею вашему врагу!»

Соннино молчит.

В нижнем этаже при входе вижу изображения римских побед: триумфальные арки или колонны Траяна.

Греческий посланник в Риме.

Поднимаемся по лестнице. В одной из комнат, через которую. пройдут австрийские уполномоченные, рассматриваю оружие отдаленнейших времен, между прочим топор, состоящий из большого куска камня, вставленного в олений рог; дикие варварские орудия, которые связываются в моем представлении с оружием, которым наш враг пользовался в этой войне.

Вильсон опаздывает, как говорят, из-за автомобильной аварии или же из-за обращения к врачу. Югославские представители, поддержанные некоторыми союзными экспертами, настаивали сегодня утром перед Ллойд Джорджем и Клемансо на том, чтобы вопрос о Клагенфурте был отложен. Эти последние согласились. Орландо представляют документ, редактированный в этом смысле и подписанный Ллойд Джорджем и Клемансо. Орландо не возражает. Югославы возвращаются к Вильсону, который вопреки вчерашним своим заявлениям выражает согласие. Вопрос о Клагенфурте ком бассейне и плебисците, таким образом, откладывается и не будет фигурировать в черновиках мирных условий, которые через несколько минут будут вручены австрийцам.

Церемония протекает примерно в том же порядке, как это имело место 7 мая в Версале при вручении мирных условий немцам, но в весьма смягченном тоне. Когда все союзники заняли свои места, вошли австрийцы. Справа от австрийской делегации находятся среди победителей югославские делегаты с Пашичем и среди них Доглер, который был министром императора Карла Габсбургского, чехо-словаки во главе с Бенешем и другие экс-австрийцы. Клемансо встает и спокойно произносит:

«Господа представители Австрийской республики!

Союзные и присоединившиеся к ним державы поручили мне передать вам если не полный текст проекта мирных условий, то по крайней мере готовые его части.

Имею честь сообщить вам, что при этом будет соблюдена следующая процедура: устные переговоры не будут иметь места и ваши замечания должны быть представлены в письменном виде».

Ни одного намека об ответственности, о жестокостях войны или расплате, один лишь любезный, чисто формальный и процессуальный акт.

Так же поступает Реннер, стоя прочитывающий по-французски свой ответ с любезными улыбками и приветливыми поклонами:

«Дунайская монархия, с которой союзные и примкнувшие к ним державы находились в войне и с которой они заключили перемирие, перестала существовать. 12 ноября 1918 г, может считаться днем ее исчезновения.

…Наша молодая республика… является лишь несчастной жертвой ужасающего преступления, содеянного в 1914 г. бывшими правительствами, но не народами…»

Реннер заключает свой ответ следующими словами:

«Мы знаем, господа, что вы — победители; вы нам продиктуете условия мира, и мы готовы лойяльно рассмотреть все ваши предложения, равно как и все советы, которые мы получим от вас…»

Так как обе речи переведены не только на английский, как было условлено, но и на итальянский язык, мне вручают листок с французским текстом, который был зачитан Реннером.

Я прочитываю его по-итальянски, не преминув отметить любопытные фонетические заметки, нанесенные карандашом в тексте, отпечатанном на машинке, с тем чтобы облегчить Реннеру произношение незнакомых ему французских слов.

В Версале союзные и неприятельские делегаты вышли в две различные двери, в те же двери, через которые они входили вначале. Дютаста указал Клемансо, что таким же образом следовало бы поступить и в настоящем случае, но это не было принято во внимание.

При выходе Диацу и Орландо были поднесены цветы. За завтраком Орландо выглядит бодрее, чем за последние дни. «Следует досрочно созвать палату», — говорит он, но, по-видимому, он не питает иллюзий и не обнаруживает желания остаться в составе правительства. Орландо продолжает: «Во всяком случае Бреннер обеспечен. Из остального мы ничем не пожертвовали».

Соннино продолжает безмолвствовать. Его сомкнутые уста не произнесли ни единого слова о том, что сегодняшний день явился днем завершения его мысли, его трагической ответственности, пятилетнего непрерывного труда.

(Альдрованди Моресконти Л. Дипломатическая война. Воспоминания и отрывки из дневника 19Ы-1919 гг. М., 1944. С. 235–241, 357–359.)

12. Из воспоминаний 77. Гинденбурга

Навстречу концу

От 29 сентября до 28 октября.

Если б в книге великой войны не было уже давно главы о геройстве немецкой армии, то она была бы начертана в нестираемых письменах кровью наших сыновей в последних ужасных боях. Как неимоверно много требовалось в эти недели физических и душевных сил от офицеров и солдат всех частей войска! Войска переходили от одной битвы к другой. Перерыва едва хватало для того; чтобы восстановить нарушенные связи, заменить недостающие части новыми, влить остатки разбитых дивизионов в другие части. Офицеры и солдаты, правда, начинали проявлять усталость, но они все же рвались вперед, если нужно было удержать вражеское нападение. Офицеры всех рангов, до самых высших чинов, боролись в первых рядах, часто с оружием в руках. Ведь приказывать оставалось только одно: «Выдержать до последних сил».

Да, «выдержать». Какое самоотречение после стольких славных дней и такого большого успеха! Для меня зрелище такой самоотверженной борьбы не уменьшается отдельными картинами упадка Духа и отказа от борьбы. В такой самоотверженной борьбе, где нет чувства победоносности, сильнее должны проявляться человеческие слабости.

Для непрерывных линий не хватало сил. Сопротивление оказывают маленькие части. Только они имеют успех, потому что явно утомляют противника. Там, где не прокладывает еще путь блиндированный автомобиль, где вражеская артиллерия не умертвила еще все способное к битве, — там противник редко приступает к большим битвам. Он не бросается стремительно на наше сопротивление, нет, он постепенно внедряется в нашу разгромленную боевую линию. На этом факте я и строил свою надежду, надежду выдержать до полного изнеможения противника.

У нас уже больше нет новых сил, как у врага. Вместо Северной Америки у нас усталые союзники, которые определенно идут к падению. Сколько еще времени наш фронт сможет выдержать эту ужасную тяжесть? Передо мной вопрос, самый тяжкий из всех вопросов: «Когда мы придем к концу?» Если в таких случаях обратиться к великой наставнице человечества — истории, то она учит не осторожности, а смелости. Но, обращаясь к нашему величайшему государю, я получаю ответ: «Выдержать». Конечно, с тех пор за 160 лет времена изменились. Теперь войну ведет не навербованное войско, а весь народ, он истекает кровью и страдает. Но, по существу, человечество осталось тем же, со своей силой и со всеми своими слабостями. И горе тому, кто слабеет раньше времени. Я могу оправдать все, только не это!

Так на поле сражения одновременно идет еще другая борьба. Она происходит в душе человека. И в этой борьбе он одинок. Никто нам не поможет, кроме нашего собственного убеждения и совести. Ничто не поддержит нас, кроме нашей надежды и веры. Они достаточно крепки во мне, чтобы еще поддерживать других.

Но вокруг нас становится все темнее. Какое бы противодействие ни оказывало противнику немецкое мужество, как бы ни ослабевали Франция и Англия, как бы бесплодно ни истекала кровью Америка, наши силы все же явно слабеют. Они тем скорее сокрушатся, чем сильнее на них будут действовать известия с Востока. Кто восполнит трещину, если Болгария падет окончательно? Кое-что мы еще можем сделать, но мы не в состоянии построить новый фронт. Правда, новая армия организуется в Сербии, но как слабы эти части! Наш альпийский корпус едва ли еще боеспособен: одна из вновь прибывших австро-венгерских дивизий объявлена совершенно негодной; она состоит из чехов, которые уже заранее отказываются от боя. Если сирийский театр военных действий не имеет решающего значения для войны, то все же поражение этого фронта несомненно разлагающе влияет на верную Турцию, которой грозит опасность уже со стороны Европы. Как будет вести себя Румыния, что будет делать огромная русская развалина? Все эти вопросы теснятся вокруг меня и заставляют принять решение — найти конец. Разумеется, конец с честью. Никто не скажет, чтобы это было слишком рано!

С такими мыслями и с назревшим решением застает меня мой первый генерал-квартирмейстер в полдень 28 сентября. Я вижу по нему, что привело его ко мне. Как это часто бывало и раньше, с 23 августа 1914 г., мы угадывали мысль друг друга, прежде чем произносили слова. Наше самое трудное решение основано на одинаковом убеждении.

Перед обедом 29 сентября состоялось наше совещание с государственным секретарем министерства иностранных дел. Наше внешнее положение определяется им немногими словами: «До сих пор все попытки мирных переговоров с противником отклонялись, и нельзя рассчитывать достичь сближения с неприятельскими правительствами через посредство нейтральных держав». Государственный секретарь обсуждает далее внутреннее положение родины: революция у порога. Нужно сделать выбор — встретить ли ее диктатурой или уступками; парламентский режим является, но его мнению, лучшим оборонительным средством.

На самом ли деле лучшим? Мы знаем, какую тяжесть возлагаем на родину именно теперь, нашим шагом к перемирию и миру, шагом, который создаст, конечно, тяжелую заботу о положении на фронте и о нашем будущем.

И в этот момент, когда хоронятся все надежды, когда усиливаются самые горькие разочарования, когда каждый смотрит на государство как на опору, — в этот момент политические страсти должны достичь высшего напряжения.

Конечно, порядок не будет сохранен, а начнется дальнейшее разрушение. Те, кто сеял плевелы в наш посев, считают, что время для сбора наступило. Мы начинаем катиться вниз по наклонной плоскости. Разве можно рассчитывать смягчить уступками такого противника, который не подчинился даже оружию? Спросите тех из наших солдат, которые под влиянием неприятельского соблазна, к сожалению, добровольно побросали оружие. Обращение с обманутыми немцами не было ни на йоту человечнее, чем с их товарищами, защищавшимися до последней возможности. Мы должны также опасаться, что образование нового правительства еще задержит тот шаг, который мы так долго оттягивали. Ведь мы не так скоро решились на него. Неужели будет еще задержка из-за нового государственного порядка?

Все это заботит и меня, и генерала Людендорфа.

После нашего совещания мы докладываем Его Величеству Государю о нашем предложении сделать шаг к мирным переговорам. На меня возложено представить высшему военачальнику картину военного положения для обоснования этого политического акта. Серьезность положения уже известна Государю. Его Величество стойко соглашается с тем, что мы предлагаем.

Как и до сих пор, так и теперь наши заботы об армии сплетаются с заботами о родине. Если не выдержит одна сторона, то рухнет и другая. В этот момент это яснее, чем когда бы то ни было.

Мой высший военачальник возвращается на родину, куда я следую за ним 1 октября. Я бы хотел быть около Государя, если бы в эти дни я ему понадобился. Оказывать политическое влияние мне было не свойственно. Я готов был дать объяснения новому правительству и давал ответы на его вопросы, поскольку я считал это возможным по своим убеждениям. Я надеялся побороть пессимизм и снова возродить надежду. Но внутренние потрясения оказались слишком тяжелыми, чтобы достичь этой цели. Я сам тогда еще был уверен, что, несмотря на убыль наших сил, мы месяцами можем задерживать вторжение неприятеля на нашу землю. Если бы это удалось, то и политическое положение было бы не безнадежно. Конечно, это было бы возможно при условии, если бы нам не угрожали с востока и с юга и если бы внутреннее положение нашей родины было прочно.

В ночь с 4 на 5 октября мы послали наше предложение президенту Соединенных Штатов Северной Америки. Мы приняли все остальные пункты «справедливого мира», выставленные президентом в январе этого года.

Нам оставалось теперь только продолжать борьбу. Ослабление напряжения в войске, уменьшение числа бойцов, постоянное вторжение неприятеля заставили нас на Западном фронте постепенно отступать на более короткие линии. То, о чем я докладывал 3 октября правительству, выполнялось теперь: мы держались как можно крепче за вражескую землю. Передвижения и бои были такого же характера, как и с середины августа. Убыли нашей боеспособности соответствовала также и неохота к наступлению у неприятеля. Если враг заблуждался в своем убеждении, что мы сломлены совершенно, то и мы ошибались в своей надежде, что враг окончательно утомлен. Таким образом, нельзя было уже изменить конечный исход борьбы. Массовое возбуждение народа могло бы произвести впечатление на нашего противника и на нашу собственную армию. Но разве у нас была такая опора, такая самоотверженная масса? Во всяком случае, напрасна была наша попытка перебросить эту массу на фронт.

Родина ослабела раньше, чем армия. При таких обстоятельствах мы не могли противопоставить никакой силы упорному давлению президента Соединенных Штатов Северной Америки. Наше правительство пошло на уступки в надежде на мягкость и справедливость. Немецкий солдат и немецкий политик шли различными путями. Теперь уже нельзя было заполнить образовавшуюся пропасть. Моя попытка к объединению видна из следующего моего письма к государственному канцлеру от 24 октября

1918 г:

«Перед Вашим великогерцогским высочеством я не могу скрыть, что во мне больно отозвались отсутствие в последних речах в рейхстаге горячего призыва к армии и в пользу армии. Я надеялся, что новое правительство соберет все силы народа для обороны родины. Этого не случилось. Напротив, за малым исключением, говорилось только о примирении, а не о победе над врагом, угрожающим родине. На армию это подействовало сначала угнетающее, а затем потрясающе. Многие серьезные явления доказывают это. Для обороны родины армии нужны не только люди, но и убеждение в необходимости борьбы, а также душевный подъем для этой великой задачи. Ваше вели ко герцогское высочество должны быть также убеждены, что, признавая решающее значение морали для вооруженного народа, правительство и народное представительство должны вносить в народ и войско этот дух и поддерживать его.

К Вашему велико герцоге кому высочеству как к главе нового правительства я обращаю свой призыв — быть на высоте этой святой задачи».

Но было уже поздно. Политика требовала своих жертв. Первая жертва была принесена 26 октября.

Вечером этого дня я выехал из столицы, куда я приезжал со своим первым генерал-квартирмейстером для доклада нашему высшему военачальнику. Теперь я возвращался в нашу главную квартиру один. Его Величество согласился на отставку генерала Людендорфа, мою же просьбу об отставке отклонил.

На следующий день я входил в помещение, которое до сих пор служило для нашей обшей работы, с таким чувством, точно я только что вернулся с похорон дорогого усопшего и вошел в опу-стевшую квартиру.

До сегодняшнего дня — я пишу это в сентябре 1919 г. — я еще не видел моего долголетнего верного помощника и советчика. Я тысячу раз возвращался к нему мыслями и благодарным сердцем!

От 26 октября до 9 ноября.

Мой высочайший военачальник назначил по моей просьбе генерала Тренера первым генерал-квартирмейстером. Тренера я знал по его прежним боевым заслугам. Я знал, что он прекрасный организатор и знаток внутренних отношений нашей родины. В дальнейшем я получил доказательства того, что не ошибся в моем новом сотруднике.

Задачи, которые возлагались на генерала, были и трудны, и неблагодарны. Они требовали самостоятельной деятельности, полного самоотвержения и отказа от славы с единственным удовлетворением от сознания исполненного долга и признания этого ближайшими сотрудниками. Мы все знали размеры и трудность задач, возложенных на него.

Наше общее положение все ухудшалось. Я бы хотел несколько осветить его. На востоке было сломлено последнее сопротивление оттоманско-азиатского государства. Мосул и Алеппо почти без сопротивления перешли в руки неприятеля. Месопотамская и сирийская армии перестали существовать. Мы должны были очистить Грузию, и не потому, что нас к тому вынудила военная сила, а потому, что оказались невыполнимыми или, по крайней мере, безуспешными наши хозяйственные планы там. И те части, которые мы послали на защиту Константинополя, были отозваны. Антанта, однако, не тронула Фракию. Мы не знаем причины этой нерешительности. Может быть, решающим моментом для Антанты были политические соображения.

Наши немецкие части, которые еще находились в Турции, стягивались по направлению к Константинополю. Они покинули обороняемую страну, сохранив уважение рыцарской Турции, которой мы помогали в ее борьбе не на жизнь, а на смерть. Все, что было там против нас, исходило из тех кругов, которые проявлением своей ненависти хотели завоевать расположение вновь прибывающих. Настоящий турок знал, что мы могли оказать помощь не только в этой борьбе, но и в дальнейшем строительстве. Энвер и Талаат-паша оставили поле своей деятельности, обесчещенные своими противниками, но в общем безупречные.

Из Болгарии были выведены наши последние войска. Благодарное чувство и благодарное воспоминание остались о них в Болгарии. Это было выражено в письме ко мне болгарского командующего войсками. Я не мог отделаться от впечатления, что в строках этого письма было именно то, что я не раз чувствовал в этом честном офицере: «Если бы я был политически свободен, то я бы иначе действовал в военном отношении». Это было сказано слишком поздно и им, и другими.

Австро-Венгрия распалась в политическом отношении так же, как и в военном. Она пожертвовала не только собой, но и нашей границей. В Венгрии разразилась революция и вспыхнула ненависть к немцам. Могло ли это поразить нас? Правда, во время войны, когда русский стучался у границы, к нам относились иначе. С каким торжеством встречались тогда немецкие войска, как их снабжали и даже баловали, когда дело шло о том, чтобы покорить Сербию! С каким воодушевлением нас встречали, когда мы появились для завоевания Трансильвании! Благодарность никогда не играла роли в человеческой жизни и еще меньше в жизни государств.

Напротив, в Румынии мы всегда встречали благодарность. Там были того мнения, что без разгрома России не может осуществиться свободная румынская жизнь.

Когда теперь в Германии в некоторых кругах нам указывают на ненависть к нам тогдашних наших союзников и находят в этом доказательство ошибочности наших политических и военных действий, то при этом проглядывают, что вспышки ненависти друг к другу проявлялись и во вражеском лагере. На наших глазах французские солдаты с бранью показывали кулаки английским союзникам. Ведь нам кричали французские солдаты: «Сегодня с Англией против вас, а завтра с вами против Англии». При виде развалин собора Сент-Кентен кричал уже один французский солдат в марте 1918 г., дрожа от гнева, своим английским товарищам, вместе с ним взятым в плен: «Это ваше дело». Надеюсь, что недоразумения между нами и нашими прежними союзниками мало-помалу прекратятся, когда рассеется туман, скрывающий правду и мешающий теперь нашим боевым товарищам без предвзятого мнения смотреть на общее поле славы, где была положена немецкая жизнь ради осуществления также и их планов и мечтаний.

Кризис обнаруживается к концу октября всюду; меньше всего — на Западном фронте. Все слабее становится натиск, а также наше сопротивление. Все меньше число вражеских войск, все шире промежутки на оборонительных позициях. Только немного свежих немецких дивизионов — и великое свершилось бы. Напрасные желания, суетные надежды. Мы тонем, потому что тонет родина. Она не может нам дать ни одной жизни, ее сила истощена.

Генерал Тренер отправляется 1 ноября на фронт. Ближайшая наша забота — отвод нашей обороны на позицию Антверпен — Маас. Решение очень простое, но выполнение трудное. Здесь еще находится дорогой боевой материал, но дороже для нас, чем его спасение, отправка 80 000 раненых в лазареты, находящиеся впереди. Проведение решения замедляется из благодарности к нашим раненым товарищам Конечно, такое положение не может продолжаться долго. Для этого слишком слабы наши силы, и мы слишком устали. При этом натиск слишком силен со стороны свежих американских масс, обрушившихся на нас в самом чувствительном месте, в области Мааса. Борьба этих масс, должно быть, показала Соединенным Штатам, что военное ремесло не может быть изучено в несколько месяцев, что незнание этого ремесла в серьезных случаях ведет к потокам крови.

На немецких боевых линиях еще чувствуется живая связь с родиной, есть еще внутренняя спайка, хотя в некоторых местах видны уже мрачные картины. Долго это продолжаться не может. Напряжение достигло максимума. Если где-нибудь, на родине или в армии, произойдет толчок, то крушение неизбежно.

Таковы мои впечатления в первых числах ноября. Этот толчок недолго заставляет себя ждать. На родине он очень силен. Начинается революция. Еще 5 ноября генерал Тренер спешит в столицу. Он предвидит, что может произойти, если в эти последние часы мы не будем вместе. Он вступается за своего короля и рисует те последствия, которые могут произойти, если лишить армию ее главы. Напрасно. Революция шагает неудержимо, и только благодаря случайности генерал при возвращении в главную квартиру не попадает в руки революционеров. Это было вечером 6 ноября.

Лихорадка потрясает весь народный организм. Спокойное обсуждение становится невозможным. Теперь уже не думают об общих последствиях, а только об удовлетворении своих страстей. Не останавливаются перед сумасбродными планами. Что может быть сумасброднее, чем лишить армию возможности существовать? Видано ли когда-нибудь большее преступление человеческой мысли и человеческой злобы? Тело становится бессильным, правда, оно еще бьется, но уже умирает. Удивительно ли, что противник делает с этим телом что хочет? Он предъявляет свои условия в более жестоком виде, чем сам их написал раньше. Все обещания, которые провозглашались неприятельской пропагандой, замолкли. Месть выступает в неприкрытом виде; «горе побежденным» — вот слова, которые подсказываются не только ненавистью, но и страхом.

Таково положение 9 ноября. Драма не заканчивается в этот день, она получает только новую окраску. Революция побеждает. Не будем останавливаться на ее причинах. Она прежде всего уничтожающе подошла к опоре армии, немецкому офицерству. Она срывает у него, как говорит один иностранец, заслуженный лавровый венок с головы и надевает мученический венец на его окровавленный лоб. Сравнение поразительное по своей правде. Пусть оно проникнет в сердце каждого немца.

Внешний признак победы новой силы — падение трона. Немецкий царь низложен.

Об отказе от престола объявляется раньше, чем государем было принято это решение. Темными путями совершаются события в эти дни и часы. Надо надеяться, что они когда-нибудь выйдут на свет истории.

Возникает мысль водворить порядок на родине с помощью наших фронтовых частей. Однако многие командиры, заслуживающие полного доверия, заявляют, что наши войска, которые едва ли охранят фронт против неприятеля, ни в коем случае не повернут его против родины.

Я в эти часы был около моего высшего военачальника. Он возлагает на меня задачу привести армию на родину. 9 ноября, после полудня, я покидаю своего государя, чтобы никогда больше не увидеть его. Он ушел, чтобы уменьшить жертвы родины, чтобы создать для нее более благоприятные условия мира. Среди этого сильного военного и политического напряжения немецкая армия потеряла свою внутреннюю спайку. Сотни тысяч верных офицеров и солдат потеряли теперь почву для своих мыслей и желаний. Возникли тяжелые внутренние конфликты. Я думал, что облегчу многим из лучших разрешение этих конфликтов тем, что пойду вперед той дорогой, которую мне указывали воля моего государя, моя любовь к родине и армии и мое чувство долга. Я остался на своем посту.

Мое прощание

Мы подошли к концу.

Подобно Зигфриду, повергнутому коварным ударом остроги злобного Хагена, был повергнут наш обессиленный фронт. Нашей задачей было теперь спасение оставшихся сил армии для будущего строительства родины. Настоящее было потеряно. Осталась надежда только на будущее. Скорее к делу.

Я понимаю, что многих офицеров охватило желание уйти от мира, где совершалось крушение всего того, что им было дорого и мило. По человечеству, очень понятно желание «ничего не знать» о мире, где взбудораженные страсти до неузнаваемости исказили все качества нашего народа. Но я все-таки должен сказать откровенно то, что я думаю.

Я твердо верю, что и на этот раз, как и тогда, будет сохранена или восстановлена связь с нашим великим и богатым прошлым. Старый немецкий дух снова пробьется, если он и должен будет пройти через горнило страстей и страданий. Наши противники знали силу этого духа; они наблюдали за ним и ненавидели его в мирной работе, они удивлялись ему и боялись его на полях битв великой войны. Они старались объяснить нашу силу своим народам словом «организация». Но о духе, который все это создал и поддерживал, они умалчивали. Этот дух поможет нам строить заново.

Германия, которая воспринимала и творила столько неисчерпаемых ценностей человеческой цивилизации и культуры, до тех пор не погибнет, пока в ней жива будет вера в ее всемирно-историческую миссию. Я твердо верю, что лучшим людям нашей родины удастся соединить новые идеи с драгоценными сокровищами прежнего времени и создать таким образом долговечные ценности ко благу нашей родины.

Это мое несокрушимое убеждение, с которым я покинул кровавое поле битвы народов. Я видел геройскую борьбу моей родины и никогда не поверю, что это была ее смертная борьба.

Мне предлагали вопрос, чем я руководился в самые тяжелые моменты войны, возлагая надежды на конечную победу. Я мог только указать на мою веру в справедливость нашего дела, на мою надежду на родину и армию.

В эти важные часы годами длившейся борьбы и в последующее время мною овладели такие мысли и чувства, которые прекрасно выражены в словах прусского военного министра, генерал-фельдмаршала Германа фон Байена в 1811 г. Он писал своему государю в момент самых больших политических и военных затруднений:

«Я не упускаю из виду опасности нашего положения, но там, где выбор остается только между порабощением и честью, там дает религия мне силы делать все то, чего требуют право и долг».

Никогда человек с уверенностью не может предвидеть исхода начатого предприятия. Но тот, кто, по своему глубокому убеждению, следует только своему долгу, носит вокруг себя как бы щит. В каждом положении в жизни это несет ему успокоение и часто само ведет к счастливому исходу.

Я говорю вовсе не словами возбужденной фантазии — это выражение религиозного чувства, которым я обязан своим воспитателям; они научили меня еще в молодые годы любить как самое святое на земле паря и отечество.

В настоящее время весь наш прежний государственный порядок погребен под бурным потоком диких политических страстей и речей, которые уничтожили, по-видимому, все святые предания старины. Но этот поток уляжется. Тогда на вечно волнующемся народном море вырастет снова скала, на которую возлагали надежды наши отцы и на которой нашими силами пятьдесят лет тому назад было воздвигнуто будущее нашего отечества: германская империя. И когда снова возродится эта национальная идея, это национальное сознание, тогда нам принесут нравственно ценные плоды теперешние горькие дни и великая война, на которую ни один народ не сможет оглянуться с большей гордостью и с более чистой совестью, чем наш, пока он был верен. Если это случится, то не напрасно пролилась кровь всех тех, кто пал с верой в величие Германии.

С этим упованием и с надеждой на тебя, немецкое юношество, я кладу перо!

(Гинденбург П. Воспоминания. Пг., 1925. С. 111–120.)

13. Э. Людендорф. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг.

Ответ президента Вильсона на наше предложение от 5 октября был получен в Берлине по радио 9 октября. В военном отношении он выдвигал как предпосылку для заключения перемирия очищение оккупированной территории на западе. К этому требованию мы были готовы. Путь для дальнейших переговоров нота оставляла открытым.

По желанию принца Макса я поехал в Берлин. Мы вели с ним с глазу на глаз продолжительную беседу. Я уже был знаком с принцем Максом; он дважды приезжал в ставку. Во время его приездов мы имели продолжительные беседы и выслушивали друг друга с большим интересом. У нас было много общего. Вице-канцлер фон Пайер указал теперь на него как на единственного возможного кандидата для занятия поста имперского канцлера. В общем, я мог удовольствоваться этой кандидатурой. Я считал принца Макса, как принца и офицера, подходящим лицом для того, чтобы ввести нас в новую эпоху. Я предполагал, что он будет давать, но в то же время и тормозить. Ведь он все же принадлежал к старой династии, которая горячо принимала к сердцу величие Германии. Таким образом, в столь трудные времена, он мог, казалось, принести пользу германскому народу. Эти надежды не исполнились.

Принц Макс предложил мне дать ответы и объяснения по целому листу вопросов, на которые в точности ответить вообще было невозможно, но которые зато очень характерно обрисовывают, насколько в Берлине мало понимали сущность войны. Я ответил, насколько это представлялось возможным. Мои ответы не выходили из круга тех идей, которыми я руководствовался до сего времени. Я не имел основания изменять свою точку зрения. Нота Вильсона оставляла еще надежду, что нам удастся заключить мир, который не обрекал бы нас на уничтожение.

Наступил час, когда надлежало окончательно выяснить — желает ли германский народ продолжать войну, если переговоры с противником не приведут к приемлемому для нас миру? В утвердительном случае была пора приступить к соответственным приготовлениям. Из суждений печати верховное командование получило благоприятное представление относительно возможности продолжать войну. После своей речи 5 октября принц Макс еще ничего не сделал для осуществления выраженных им тогда на крайний случай намерений. Я обратился по этому поводу с соответственным запросом. Мне также нужно было знать, на какую точку зрения станет новое правительство в вопросе о восточных областях, чтобы сообразовать с ней военные мероприятия верховного командования. Ответ на первую ноту Вильсона был отправлен с обоюдного согласия правительства и верховного командования. Мне удалось присовокупить к началу ответа вопрос, становится ли Англия и Франция также на точку зрения этих 14 пунктов. Верховное командование не принимало никакого участия в составлении внутренне-политической программы, с тоном которой оно не могло соглашаться. Наши действия вновь показывали недостойную торопливость — выбрасывать за борт все, что до сих пор было для нас свято. Противник должен был с удовольствием наблюдать, как мы все ближе приближались к перевороту.

Во всем мире внезапно замолкли разговоры о соглашательском мире со всеми его идеальными лозунгами. Впрочем, это было неудивительно: пресса всего мира по мгновению ока повиновалась неприятельской пропаганде, а последняя перестала нуждаться в этом понятии. Антанта с его помощью достигла своей цели и теперь могла сбросить свою маску и домогаться насильственного мира. Но и у нас слова о соглашательском мире звучали уже лишь робко. Те люди, которые до сих пор являлись глашатаями этой идеи и утверждали ле гкую осуществимость мира, основанного на праве и примирении, не нашли в себе гражданского мужества откровенно признаться, что они ошиблись в намерениях неприятеля, и лишь смутили народ и ввергнули его в несчастье. Часть их не остановилась перед тем, чтобы отказаться от германского мышления и оценивать мир на основании 14 пунктов Вильсона как мир справедливый. Мы уже теряли собственное достоинство. Они вели энергичную травлю против меня: своим преждевременным предложением перемирия я навлек новое несчастье, а раньше безмерностью своих требований препятствовал заключению всякого мира. Таким образом, гнев народа и армии направлялся на меня. Если бы те, которые прежде говорили только о соглашательском мире, сосредоточивали свою мысль на войне и на ужасах поражения и если бы они поддержали мои усилия извлечь из народа его последние силы и сохранить его духовную боеспособность, то мне не пришлось бы теперь выступать с предложением перемирия. Впоследствии это все станет ясно.

12 октября была отправлена вторая нота в Америку. […]

IX

Тем временем сражение, загоревшееся в конце сентября на Западном фронте, продолжало развиваться. Противник прикладывал величайшие усилия прорвать фронты кронпринца Рупрехта и фон Боена в направлении на Гент и Мобеж, а также в районе стыка фронтов кронпринца германского и фон Гальвица по обе стороны Аргон, в направлении на Шарлевиль — Седан. Начиная с 1915 г. одна и та же идея ложилась в основу всех наступательных операций Антанты. До сих пор осуществить ее ей не удавалось вследствие нашего сопротивления и наступавшего истощения сил противника. Теперь мы были ослаблены, и та или другая дивизия всегда оказывалась не на высоте требований положения. Число халупников позади фронта росло с ужасающей быстротой. Тыловые власти, которые должны были препровождать в свои части одиночных людей, уже не справлялись со своей задачей. Впереди дрались герои, но для обширного протяжения фронта число их являлось слишком недостаточным и они чувствовали себя покинутыми. Глаза солдата смотрели на офицера, на котором лежала вся тяжесть боя. С преданными ему людьми офицер делал чудеса храбрости. Командиры полков, бригад и даже начальники дивизий с офицерами и кучкой солдат, состоявшей часто из их писарей и денщиков, лично восстанавливали положение. Они отражали попытки прорыва сильно превосходящего, но также уже шедшего в бой без воодушевления противника. Мы можем гордиться этими людьми, которые совершали геройские подвиги. Но расход сил был велик; все лучшее оставалось на кровавой арене. Часть наших батальонов уже представляла всего две роты. Верховное командование отменило отпуска. Отпускные, находившиеся в данный момент на родине, должны были ввиду трудного положения транспорта временно задержаться там. Они оставались на родине долее, чем это было желательно. В критические дни ноября в Германии должно было бы находиться лишь незначительное количество отпускных. К сожалению, это было не так.

Срок, предоставляемый дивизиям для отдыха и для приведения в порядок своего снаряжения и обмундирования, становился все короче. К хорошим частям предъявлялось больше требований, чем к не вполне надежным. Это также вело к досадным последствиям, так как они не отдавали себе отчета, почему им так часто приходится затыкать пустые места, и охота, с которой они шли в бой, частенько начинала падать. Тяготы и лишения все росли, а силы истощались. Было чрезвычайно трудно уравнивать нагрузку и в то же время выручать ослабевшие участки. Участились случаи, когда дивизии, находившиеся во второй линии, поспешно вводились в бой и происходило полнейшее смешение частей.

К нервам начальников, находившихся на фронте, предъявлялись все большие требования, но, несмотря на эту тяжелую нагрузку, они не утратили ясного понимания крайности, в которой находилось отечество, и сохранили гордое мужество. Ничто не могло подорвать его.

В начале октября 4-я армия в непрерывном бою была оттеснена на Рулэ и Менин; ее правое крыло удержалось на Изере, ниже Диксмюде, а левое — у Армантьера. Произошел целый ряд местных боев, окончившихся безрезультатно. 14 октября противник возобновил наступление. В направлении на Рулэ он захватил город и продвинулся далее. Куртрэ также было потеряно. В направлении на Менин противник, наоборот, одержал лишь незначительные успехи. У Вервика он был отбит. 15 октября противник также одержал ряд местных успехов, и армия была вынуждена отойти на линию Диксмюде — Торгут — Ингельмунстер — Куртрэ. Численный состав дивизий 4-й армии был очень слаб. Если противник не одержал более крупных успехов, то это объясняется помимо образцового управления 4-й армией лишь тем, что неприятель также шел в бой уже неохотно. 4-й армией продолжал еще командовать генерал Сикст фон Армии. Начальником его штаба был теперь майор Гумзер, одаренная в военном отношении личность.

Условия в 4-й армии стали столь критическими, что верховное командование должно было решиться временно вывести ее из соприкосновения с противником и сократить ее фронт. Она получила приказ отойти на позицию Германа, за канал Экло и за р. Лис. Тем временем база подводного флота была эвакуирована. 17 октября, когда я вновь поехал в Берлин на совещание относительно второй полученной ноты Вильсона, маневр 4-й армии находился в стадии выполнения.

В более глубоком тылу шли усиленные работы по укреплению позиции Антверпен — Маас. Я приказал рекогносцировать новую позицию вдоль германской границы. На итальянском фронте было спокойно, но ходили слухи о предстоящей атаке Антанты. Таковой надо было ожидать с большой опаской; австро-венгерские войска очень плохо сражались в Сербии.

На Балканском полуострове события продолжали развиваться не в нашу пользу; Болгария сложила оружие перед Антантой.

Катарро был оставлен, и база подводного флота перенесена в Полу.

В Сербии генерал фон Кевес был поставлен во главе войск, предназначенных для зашиты Венгрии. Ему подчинялись войска, которые под командой генерала фон Пфланцер-Балтина отошли из Албании в Черногорию, и союзные войска на Мораве, находившиеся в ведении 11-й германской армии генерала фон Штей-бена. Генералу фон Кевесу предстояли трудные задачи. Австро-венгерские войска были низкого качества, германские войска состояли из людей старших сроков призыва и находились в слабом составе. Альпийский корпус был истощен.

Австро-венгерские части должны были в долине р. Моравы южнее Ниша прикрыть развертывание германских и австро-венгерских дивизий. Они дрались плохо, и 12 октября сосредоточение должно было быть отнесено на высоты севернее города. Надо было рассчитывать и на дальнейшее отступление, 16-го мы уже располагались севернее Алексинача на высотах обоих берегов Моравы. Севернее Западной Моравы установилась связь с германскими частями, отступавшими через Митровицу.

Войска, отступавшие через Софию, ушли дальше на Лом-Па-ланку с целью переправиться там через Дунай. Французские дивизии следовали за ними и 17 октября достигли Дуная. Беспокойство в Румынии росло.

Штаб армии Шольца передвинулся в Румынию и по указанию генерал-фельдмаршала фон Макензена взял на себя оборону Дуная. Постепенно прибывали подкрепления с Кавказа и из Украины,

Таким образом, положение в Сербии и на Дунае не являлось обеспеченным, но и полного развала еще не было.

У Адрианополя и ниже по течению Марицы уже находились английские войска. Турецкая граница была очень слабо прикрыта. Германские войска и представители германской власти в Константинополе готовились в случае атаки Антанты сесть в городе на пароходы и отправиться в Одессу.

Таково было общее военное положение, которым я должен был руководствоваться, устанавливая свою точку зрения на вторую ноту Вильсона.

X

Ответ Вильсона на нашу вторую ноту не давал нам ничего и также не указывал, становится ли Антанта на почву его 14 пунктов. Но он требовал прекращения подводной войны, рассматривал ведение нами войны на Западе как противное международному праву и в туманных выражениях вновь сильно вмешивался в вопросы нашей внутренней политической жизни. После этого у нас не могло быть никаких сомнений относительно намерений наших врагов и преобладающего влияния Клемансо и Ллойд Джорджа. Вильсон не был склонен противодействовать обширным требованиям Англии и Франции, Нам надо было принять тяжелое решение, надо было ясно и просто ответить, хотим ли мы сдаться на гнев и милость Антанты или правительство призовет народ к последней отчаянной борьбе. Мы должны были твердо, с достоинством ответить на ноту, подчеркнуть наше искреннее желание установить перемирие и в то же время энергично выступить в защиту чести нашей храброй армии. Мы не имели права складывать то оружие, которое представляла подводная война, так как это означало бы вступление на путь капитуляции.

17 октября в Берлине состоялось заседание военного кабинета, посвященное обсуждению ноты; на нем присутствовали полковник Гейэ и я. Я просил прибыть на заседание также генерала Гофмана. В этот день на фронте в 18-й армии шел тяжелый бой.

Имперский канцлер опять поставил различные вопросы и вначале, обращаясь ко мне, высказал следующее: мы получили теперь новую ноту, в которой Вильсон повысил свои требования; Вильсон, по-видимому, был поставлен внешними влияниями в затруднительное положение. Как кажется, Вильсон рассчитывает, что мы дадим возможность продолжать переговоры с нами и преодолеем сопротивление сторонников войны. Прежде чем дать ответ на ноту; надо дать себе ясный отчет в условиях военного положения Германии.

У меня было другое представление об образе мышления наших, противников, и в данный момент я видел лишь нависшую над нами волю противника нас уничтожить.

Ответ Вильсону был отправлен 20 октября. Подводная война была принесена в жертву. Эта уступка Вильсону глубочайшим образом задела армию и особенно флот; у моряков настроение должно было невероятно понизиться. Кабинет сложил оружие.

22 октября имперский канцлер заявил: «Кто честно становится на точку зрения справедливого мира, тот одновременно берет на себя обязательство не склониться без боя перед насильственным миром. Такое правительство, которое бы этого не понимало, заслуживало бы презрение воюющих и трудового народа». Но от его слов ничто не изменилось. За этими словами не последовало никаких действий. Ничего не делалось, чтобы поднять настроение на родине и в армии. Принц Макс и его сотрудники вынесли собственный приговор.

Только военный министр работал, чтобы изготовить укомплектование. Но и в этой области ничего не удалось достигнуть, так как часть запасных отказывалась ехать на фронт. Правительство уступило.

XI

23 или 24 октября был получен ответ Вильсона. Это было меткое использование нашего малодушия. Теперь он ясно высказывал, что условия перемирия могут быть лишь таковыми, которые лишат Германию возможности возобновить военные действия и дадут союзным державам неограниченное право установить в подробностях мир, на который идет германское правительство. С моей точки зрения, никто больше не мог сомневаться в необходимости продолжать войну. На основании впечатлений, вынесенных мною из заседания 17 октября, я полагал, что народ еще возможно привлечь к продолжению войны, хотя опять были потеряны драгоценные дни…

Император в ближайшее время должен был вызвать меня в замок Бельвю. Меня уже ничего больше не удивляло; сомнений в моей участи у меня не оставалось. Еще не успел закончиться разговор с полковником Гефтеном, как мы в неурочное время были неожиданно вызваны к его величеству.

По дороге от здания генерального штаба до замка Бельвю я сказал генерал-фельдмаршалу о только что полученных мною, сведениях. Впоследствии я узнал, что принц Макс заявил императору, что если я останусь, то кабинет подаст в отставку.

Император, по сравнению с предыдущим днем, совершенно изменил тон и высказал, обращаясь исключительно ко мне, свое несогласие с приказом по армии от вечера 24 октября. Мне пришлось пережить самые горькие минуты моей жизни. Я почтительно доложил его величеству о создавшемся у меня болезненном впечатлении, что я не располагаю больше доверием его величества, ввиду чего я всеподданнейше прошу меня уволить. Император выразил свое согласие,

Я уехал оттуда один. Императора я больше не видел. Возвратившись в здание генерального штаба, я с глубокой скорбью сказал моим сотрудникам, в том числе и полковнику фон Гефтену, что через две недели у нас больше не будет императора. Им это тоже представлялось ясным. 9 ноября Германия и Пруссия стали республиками.

Генерал-фельдмаршал еще зашел ко мне на минутку в мою комнату. Я мог только показать мое прошение об отставке, которое три часа тому назад он помешал мне отправить. На том мы расстались.

Я немедленно сдал свою должность. Я отправил свое прошение об отставке, которое было подписано утром; теперь следовало бы изменить его текст.

26 вечером я возвратился в Спа, чтобы попрощаться со свои ми сотрудниками, с которыми в течение долгих лет делил радость и горе, и привести в порядок личные дела.

Днем 27 октября я был в ставке и после обеда распрощался. Я был взволнован. Мне было больно в такой тяжелый момент расставаться со своими сотрудниками и с армией. Но при моих взглядах на отношения между мной как офицером и моим военным вождем, как бы бесконечно тяжело это мне ни было, я не мог поступить иначе, чем поступил. В течение всей своей солдатской жизни я следовал только по одному пути, а именно по прямому пути долга. Мною руководила только одна великая мысль — любовь к отечеству, к армии и к наследстве иному царствующему дому; я жил этой мыслью последние четыре года. У меня была единственная забота — сломить стремление неприятеля уничтожить нас и обеспечить Германию от нового нападения неприятеля.

27 октября, находясь в расцвете сил, я закончил в Спа свою военную карьеру, которая открыла передо мной обширное поле для творчества, но в то же время возложила на меня такую ответственность, которую лишь немногим людям приходилось нести. Вечером я покинул Спа. В Аахене я отыскал помещение своего первого ночлега во время войны. Я думал о Льеже. Я показал там себя как боец и с тех пор не изменился. Мои мускулы сохранили свою упругость. Я возвратился на родину.

(Людендорф Э. Мои воспоминания и войне 1914–1918 гг. М, 1924. С. 284–309.)

14. Соколов В. А На боевых постах дипломатического фронта

Брест. Первые шаги в дипломатии

17(30) переговоры возобновились. Глава советской делегации Троцкий, только что возвратившийся из Петрограда, получил прямое указание В. И. Ленина: «…мы держимся до ультиматума немцев, после ультиматума мы сдаем». Однако Троцкий, как показали последующие события, не выполнил это указание.

Вынужденный подчиняться дисциплине и не желая вносить разлад в делегации, Лев Михайлович (Карахан. — В. III.) в душе был, однако, не согласен с тактикой Троцкого. Он не мог понять казуистики Троцкого, когда тот в беседе с министром иностранных дел Австро-Венгрии Чернином 25 января (7 февраля) заявил:

— Немцы хотят заставить меня признать, что присоединение иностранных территорий, которое осуществляется Германией, не является аннексией. Я не могу пойти на такое признание, даже если это будет связано с падением нового режима в России.

До глубины души Лев Михайлович был возмущен тем, как легко и свободно жонглирует Троцкий судьбой Советской власти.

Германские милитаристы заговорили на мирных переговорах с советской делегацией в ультимативном тоне. Однако официального предъявления ультиматума советской стороне еще сделано не было. Тем не менее Троцкий, нарушив прямое указание В. И. Ленина, объявил 28 января (10 февраля) о том, что мира с немцами он не подписывает, войну с Германией прекращает и дает приказ о демобилизации русской армии. Это был пресловутый лозунг Троцкого «Ни мира, ни войны».

Затем суть своего заявления Троцкий изложил в виде официального документа, который за его подписью и подписями других членов делегации был направлен делегациям австро-германского блока. Л. М. Карахан не подписал этого документа.

Мирные переговоры в Бресте прерваны. Советская делегация возвратилась в Петроград. Кайзеровская Германия получила желанный предлог для разрыва переговоров и развертывания военного наступления. Недаром представитель германского ведомства иностранных дел Лерснер писал из Бреста в Берлин: «Здесь почти все считают, что для нас вообще не могло произойти ничего более благоприятного, чем решение Троцкого».

18 февраля 1918 г. германские войска, нарушив условия Перемирия, начали наступление против Советской России. Над Страной Советов нависла смертельная опасность.

В эти грозные дни В. И. Ленину пришлось вести напряженнейшую борьбу против «левых коммунистов» и троцкистов, а также меньшевиков и эсеров, убеждая их в срочной необходимости заключения мира. В ночь на 19 февраля Совнарком направил правительству Германии радиограмму, в которой заявил протест против вероломного наступления, изъявив одновременно согласие подписать мир. Лишь 23 февраля Советское правительство получило ответ (он был датирован 21 февраля), в котором Германия выдвигала новые, еще более тяжелые условия мира. А наступление германских войск продолжалось. Они захватили Псков, угроза нависла над Петроградом.

24 февраля Советское правительство сообщило Германии и ее союзникам о согласии подписать мир на предложенных ими ультимативных условиях. В тот же день на заседании ЦК РСДРП(б) были обсуждены германские условия, утвержден новый состав советской делегации для подписания мира с немцами. На этом историческом заседании ЦК партии В. И.Ленин, а затем Я. М. Свердлов, не колеблясь ни минуты, назвали фамилию Льва Михайловича Карахана в качестве кандидата в состав советской мирной делегации.

В тот же вечер после заседания ЦК советская делегация в составе Л. М. Карахана, Г. И. Петровского, Г. В. Чечерина под председательством Г. Я. Сокольникова выехала специальным поездом в Брест под охраной 18 красногвардейцев, вооруженных винтовками и двумя пулеметами. Предосторожность была не лишней: поезда не долили, солдаты покидали фронт, кучки анархиствующих вооруженных людей мародерствовали, нередко убивали представителей Советской власти.

Это была самая тяжелая поездка Л. М. Карахана в Брест.

В архивных материалах сохранилось описание этого трудного путешествия, составленное одним из сотрудников делегации. К 8 часам утра 25 февраля делегация едва добралась до станции Новоселье, километрах в сорока от Пскова. Дальше поезд идти не мог: железнодорожные пути забиты воинскими эшелонами, а впереди на линии взорван мост. Учитывая, что срок немецкого ультиматума истекал, решили направить в Псков на дрезине двух делегатов и нескольких расторопных красногвардейцев выяснить обстановку и при возможности известить командование немецких частей о прибытии делегации. Одновременно направили телеграмму В. И. Ленину с сообщением о вынужденной задержке. Она вызвала резкую реакцию Владимира Ильича. «Не вполне понимаем вашей телеграммы, — писал он в тот же день, 25 февраля. — Если вы колеблетесь, это недопустимо. Пошлите парламентеров и старайтесь выехать скорее к немцам». Опасения В. И. Ленина были вызваны, по-видимому, тем, что двое — глава делегации Г. Я. Сокольников и консультант А. А. Иоффе — высказывали колебания, отказывались от участия в делегации и поехали в Брест только после специального постановления ЦК партии. Делегация ответила Владимиру Ильичу, что она задержалась против своей воли и при первой же возможности двинется вперед.

На ночь делегация распорядилась вывести поезд за версту от станции, так как около вагонов стали шнырять какие-то подозрительные личности. Во избежание неожиданностей заночевали в открытом поле. Не рассчитывая на такой оборот дела, делегация никакой провизии не захватила. Выручил Карахан, с трудом раздобывший немного хлеба и картофеля. Всю ночь за окнами вагона завывал ветер, мела поземка.

Утром 26 февраля на крестьянских санях отправились в Псков. Там делегаты разместились в гостинице «Лондон». Г. В. Чичерин и Л. М. Карахан сразу же направились к немецкому коменданту города, чтобы официально известить о прибытии советской делегации.

Весть «о прибытии большевиков» с быстротою молнии разнеслась по городу. У гостиницы «Лондон» собралась громадная толпа враждебно настроенных лиц — бывшие русские офицеры, чиновники, лавочники. Раздавались истеричные крики: «Смерть большевикам!» Толпа попыталась ворваться в гостиницу.

Л. М. Карахан решил вновь отправиться к коменданту и просить о размещении делегации в более спокойном месте. Внизу его ожидал автомобиль. Подогретая шовинистическими контрреволюционными кругами, толпа сразу же окружила Карахана и с криками: «Изменник! Предатель! Убить его!» — стала стаскивать с сиденья автомобиля.

«Наш пылкий кавказец, — вспоминал один из очевидцев этой опасной минуты, — бледный, крепко стиснув в кармане браунинг, обратился к стоявшему неподалеку немецкому часовому с предложением поехать с ним к коменданту. Только когда солдат сел рядом с ним, автомобилю удалось тронуться в путь».

Немецкий комендант распорядился перевести советскую делегацию в целях безопасности на вокзал. Лев Михайлович поехал вновь к гостинице за другими членами делегации. И снова ему пришлось еще дважды пробираться сквозь враждебно настроенную толпу.

На вокзале их разместили в какой-то комнате на третьем или четвертом этаже здания. Все сели у большого обеденного стола, молча переживая происходящие события. Настроение было нерадостное. Лишь когда на столе появился самовар и кое-что из съестного, делегаты оживились и вспомнили, что с утра ничего не ели. Однако ели без особого аппетита. Вскоре сообщили, что поезд подан. Поздно вечером делегация оставила негостеприимный Псков. Но злоключения на этом не кончились. Через час езды поезд остановился у речки. Поскольку мост был взорван, делегатам пришлось по льду перебираться на другой берег, куда немцы обещали прислать другой поезд. Шли цепочкой, каждый нес чемодан. Но опять разочарование: обещанного поезда не оказалось. Пришлось заночевать в сторожке. В тускло освещаемой висячей лампой комнатушке, члены советской мирной делегации устроились в самых фантастических позах на сдвинутых стульях. «Всеобщую зависть вызывает Карахан, захвативший на полу место вставшего для караульной службы немецкого солдата и важно растянувшийся на соломе», — вспоминал один из членов делегации. Утром 27 февраля подали поезд, и делегация отправилась в Брест. На станции Остров неожиданно встретили возвращающихся советских дипломатических курьеров В. А. Баландина и С. М. Нахимсона, которые еще 26 февраля 1918 г. вручили командующему германской армией пакет с письмом В. И. Ленина о согласии на условия мира, предложенные немцами. Дипкурьеры уведомили немцев также о выезде в Брест советской делегации. Теперь Л. М. Карахан и другие члены делегации могли чувствовать себя несколько более спокойно. В эту ночь они впервые уснули.

Днем 28 февраля 1918 г. советская мирная делегация прибыла в Брест, а уже на другой день начались заседания. Советская делегация сразу же по прибытии поставила вопрос о прекращении военных действий. Однако немцы не соглашались. Членам советской делегации стало ясно, что реальных перспектив на изменение условий договора в лучшую сторону не имеется.

2 марта 1918 г. Л. М. Карахан направил в Петроград В. И. Ленину телеграмму: «Как и предполагали, обсуждение условий мира совершенно бесполезно, ибо они ухудшены сравнительно с ультиматумом 21 февраля и носят ультимативный характер. Ввиду этого, а также вследствие отказа немцев прекратить до подписания договора военные действия, мы решили подписать договор, не входя в его обсуждение и по подписании выехать».

На другой день. 3 марта 1918 г., Лев Михайлович вместе другими членами советской делегации подписал Брестский мир. «Наш Карахан… — писал один из очевидцев это процедуры, — с каким-то ожесточением выкуривал одну папироску за другой; у Чичерина волосы прилипли к покрытому потом лбу… Это были тяжелые минуты. И только безграничная вера в правоту Ленина помогла членам делегации подписать со стиснутыми зубами этот аннексионистский мирный договор. «Мы чувствовали себя страшно: ведь подписан грабительский, страшный мир», — вспоминал член делегации Г. И. Петровский.

Брестский мирный договор был чрезвычайно тяжел и унизителен для Советской России, поскольку он предусматривал отторжение от страны обширных территорий Прибалтики. Украины, Белоруссии и др. Советская Россия должна была заключить мир с буржуазным правительством украинских националистов, провести демобилизацию армии, разоружить военный флот, согласиться на ряд унизительных экономических требований, включая возмещение убытков в связи с экспроприацией земельной собственности, концессий и акций германских подданных и граждан других стран — членов Четверного союза.

Сразу же по подписании мирного договора Л. М. Карахан сообщил об этом в Петроград: «Генерал Гофман от имени германского верховного командования заявил о прекращении боевых действий сегодня с 1 часа дня». В 7 часов утра 4 марта 1918 г. весть об этом событии и о подписании мирного договора стала известна в Петрограде. Советская Россия получила долгожданную мирную передышку. Но борьба за мир продолжалась…

(Соколов В. В. На боевых постах дипломатического фронта. М., 1983. С. 38, 51–56.)

15. А. И. Верховский. Россия на Голгофе (Из походного дневника 1914–1918 гг.)

(Верховский Александр Иванович — генерал-майор, участник Первой мировой войны, с мая 1917 г. командующий войсками Московского ВО, с августа 1917 г. — военный министр.)

28 октября. Финляндия.

Выйдя из состава Временного правительства, я уехал в Финляндию. Как здесь тихо, хорошо. Душа отдыхает. Даже газеты не приходят на этот далекий, печальный в пелене осеннего тумана остров. Кажется, что водоворот жизни, бешено крутясь, выбросил меня на берег, и странно в первую минуту вместо кипения и сумятицы кругом, вместо людей взволнованных, рвущихся, бьющихся в путах жизни, увидеть лишь тихий лес и молчаливое озеро. И все же дает о себе знать рана в душе, предчувствие неизбежности катастрофы, с которой люди не только не хотели бороться, но даже не хотели ее осознавать. Опять воспоминания только что пережитого волнуют и мучают. 19-го я заявил о своей отставке, 20-го объехал все руководящие политические центры Петрограда, а вечером делал доклад в соединенной комиссии по обороне и иностранным делам Предпарламента. С открытой трибуны я не мог сказать всего, но на закрытом заседании говорил всю правду, как она раскрылась передо мной сейчас, после краткосрочной работы в министерстве, ничего не скрывая. Я шел на все последствия и толкования моего поступка, так как в минуту, когда все готово рухнуть, не место дипломатии. Глубокое знакомство с обстановкой в армии и в стране привело меня к сознанию бессилия что-либо сделать при том объеме прав, которые мне предоставлены, а потому нужно или это положение изменить, чтобы возможно было перейти к решительной борьбе, или уйти, подчеркнув тем еще раз всю серьезность положения страны.

Тезисы моего доклада комиссии Предпарламента были следующие:

1. Армия в девять с половиной миллионов человек стране не по средствам. Мы ее не можем прокормить. По данным министра продовольствия, только что лично побывавшего на юге, максимум, что мы можем содержать, это семь миллионов человек. Дальше. Мы не можем эту армию ни одеть, ни обуть. Вследствие падения производительности труда после революции и недостатка сырья количество изготовляемой обуви упало вдвое против 1916 года, теплой одежды к октябрю едва хватит для удовлетворения потребности наполовину. Только к январю мы сможем дать на весь фронт нужное количество одежды. Между тем, отпустив 600–700 тыс. человек, Ставка категорически заявила, что дальше ни один солдат отпущен быть не может. Ставка, стоящая во главе этого дела, после всех расчетов и зная обстановку внутри страны, считает дальнейшее сокращение армии опасным с точки зрения обороны. Не будучи хозяином этого дела, я не могу изменить решения Ставки; здесь, значит, непримиримый тупик, если люди, руководящие обороной страны, не будут заменены другими, способными найти выход из создавшегося противоречия. Если же оставить все это в его теперешнем положении, то иного выхода, как заключение мира, нет.

2. Наши расходы достигли в день 65 млн рублей, из которых только 8 идет на общегосударственные нужды, все остальное — на войну, считая довольствие, обмундирование, снаряды, оружие, постройки, пайки семьям, примерно по 6 рублей в среднем на каждого призванного. Между тем, по сообщению министра финансов, мы живем без доходов, единственно на печатном станке, так как налоги перестали поступать. Станок же дает 30 млн бумажек в день. Таким образом, 1 января 1918 года образуется дефицит в 8 млрд рублей. Изменить это положение можно только решительным сокращением расходов на войну, но так как Ставка не считает возможным уменьшить армию, то и здесь тупик.

3. Армию разрушает агитация большевиков, внося разложение в самые основы ее организации, в отношения к командному со ставу. Но средства борьбы с большевизмом нет, так как он обещает мир и масса на его стороне, поэтому разрушение армии прогрессирует, и его остановить нечем. Мы же со своей стороны никаких реальных шагов для приближения мира, единственного, что может изменить психологию масс и тем самым дать нам опору в силе оружия, не предпринимаем, считая, что управимся с движением иначе. Так как все это совершенно неверно, так как, ссылаясь на нашу неспособность, нас выбросят вон, и те, кто нас заменит, не постесняются заключить какой угодно мир, это снова тупик, ужасный, с одним только выходом: вынудить союзниковсогласиться на переговоры о мире, иначе это им же принесет не. исчислимый вред.

4. Армию можно строить, лишь опираясь на командный состав. В теперешних условиях это невозможно. Офицеры требуют исполнения своего долга перед Родиной — идти на смерть, видя в этом спасение страны, солдаты, сбитые с толку пропагандой, не понимают, за что они должны умирать. На этом создается разрыв между офицером и солдатом, делающий командование армией не возможным. Мер к разъяснению этого народу мы не принимаем.

Поэтому взгляд солдата на офицера как на своего врага, заставляющего его «бессмысленно» умирать, не меняется, и исправить дела нельзя, если не пойти на крупные решения, на которых я настаивал.

Члены Предпарламента меня спросили: «Что же делать?» Я изложил свою программу, не скрыв, что подал в отставку, так как не имею возможности се осуществить, Я чувствовал, что мог бы сделать многое, но для этого нужно иметь специальные полномочия, специальные права. Впечатление на собрание было произведено потрясающее, но я видел ясно, что это впечатление враждебно сказанному мной. Люди не верят той правде, которая развернута перед ними во всей своей неприглядности. Действительно, жутко делается, сердце сжимается мукой от всего, что приходится переживать. Политики убеждены, что, пережив уже не один кризис власти, и на этот раз можно будет как-нибудь обойтись без крупных решений. Молчать в такую минуту преступно. Зная, что не получу поддержки, я все же считал, что такой доклад в предпарламенте был необходим как апелляция к обществу, ко всем людям, которые думают в минуту, когда еще не поздно что-то сделать. Сейчас ведь от руководящих политических кругов требуется одно — санкция и поддержка предложенного им решения в области международной политики. Решение трудное, так как союзники сразу не согласятся на те шаги, на которых я настаиваю. Увы! Они еще меньше понимали обстановку в стране, чем мы. Не учитывали, что путь, который я указывал, один только может сохранить Россию как военную силу. Иначе разрушение армии и выход России из коалиции неминуемы. Другое большое решение — сокращение армии дальше нормы, указанной Ставкой, и борьба с анархией силой оружия. Надо рискнуть во имя общих интересов страны пренебречь численностью армии — одним из элементов ее силы. При этом мы должны быть готовы к тому, что противник будет в состоянии оттеснить нас на восток, занять многие важные центры. Но эта опасность, конечно, гораздо менее страшна, чем выход из коалиции и сепаратный мир. Что же касается борьбы с анархией силой оружия, то я представляю себе вой негодования черни и крики: «Контрреволюция!», если эта мысль будет осуществлена. Тем не менее я глубоко верил в успех этой борьбы.

Я хотел уйти так, чтобы это не произвело вредного впечатления на армию. Военный министр уходит в отставку вследствие несогласия Временного правительства идти на мир с Германией, а я боялся, что именно так может быть истолкован мой уход. Вопрос о мире в армии стал настолько больным, что мои товарищи по кабинету не решались громко назвать причины моего ухода. Я подал в отставку 19 октября, а они 22-го поместили приказ, что я увольняюсь в отпуск на 2 недели без прошения. Поэтому мне пришлось молчать и слушать весь вздор, все гадкие сплетни, всю грязь, которую тогда обо мне говорили. Люди видели «революционную фразу», «революционный жест» и не замечали сути и целей, ради чего все делалось. А так хотелось, чтобы массы поверили искреннему желанию работать над спасением страны, стремлению отвести Россию от пропасти, в которую ее тянет Германия. Впрочем, часть этой задачи мной осуществлена. Доверие есть. Я знаю сейчас определенно, что в любую минуту могу даже вывести массы на улицу. Но для русского общества я новый человек и не могу убедить в необходимости тех резких шагов, на которых настаиваю и без которых катастрофа кажется неизбежной. В то же время если нет сотрудничества всей интеллигенции и всего народа в такую страшную минуту, как сегодня, то ничего для спасения страны сделать нельзя. И вот… скопленный капитал доверия масс погибает без пользы.

Непонимание моей работы доходит до того, что многие боятся, не захочу ли я использовать создавшееся положение для авантюры. Керенский взял даже с меня слово, что я срочно уеду из Петрограда. Все это бесконечно больно, тяжело. Судьба народа слагается из тысячи причин, и видно, пока не создастся единого языка для интеллигенции и народа, до тех пор мучения России не кончатся и пойдут своим естественным ходом. Лишь зажегшаяся под влиянием горьких несчастий национальная идея даст этот общий язык, и счастливы будут люди, которым придется работать тогда, объединяя все усилия всего народа к одной общей всем цели.

29 октября. Сердоболъ, на пути в Петроград.

Приплыв на пароходе в Сердоболь, я из газет и рассказов финнов узнал о том, что произошло в Петрограде за 9 дней. Временное правительство арестовано. Большевики захватили власть. Никто, кроме юнкеров и женщин-ударниц, не заступился за него, а эшелоны, даже казачьи, переходят один за другим на сторону большевиков. Керенский на последнем заседании в Предпарламенте заявил, что на Парижской конференции будет рассмотрен вопрос об общем мире, выработаны его общие условия и предложены Германии. Почему же они теперь пошли на то, на. что не соглашались раньше, когда обстановка была в наших руках?! Но теперь уже поздно. Временное правительство пало. Большевики заняли его место. Объявили декреты о мире и о земле, два вопроса, наиболее волнующие массы, разрешив их в многообещающем для народа смысле. Появилась как бы действительно «народная власть», обещающая срочно осуществить все мечты и чаяния народа. Вопрос о мире — как лампа Аладдина, кто ее взял, тому служат духи, тому дается власть в руки. Теперь мы, русские, должны будем испить горькую чашу унижения и позора, кару, заслуженную нами, а Россия — заплатить всю страшную цену за свою темноту, за поддержку, оказанную тем, кто поведет ее к позорному миру. Выйдя впервые к большой государственной работе, русское общество, сменившее царское правительство, оказалось не подготовленным к принятию власти, к большим решениям.

Теперь пришли другие люди, которые не будут разговаривать. Они будут действовать. Проделают для темного народа свой «наглядный» опыт обучения, и, лишь пройдя через горькое падение, просветленный народ найдет свою правду. Что же, да будет воля Божия.

3 ноября. Петроград.

Сегодня говорил с несколькими делегатами, прибывшими только что из переизбранного армейского комитета. Все большевики. Говоря о происшедшем, я указал им на главную опасность, по моему мнению, от захвата власти большевиками — это переход управления в руки людей, совершенно незнакомых с делом. От незнания могут быть сделаны ошибки непоправимые. Не зная меня, не зная, с кем говорят, они ответили фразой, отражающей, как мне кажется, настроение широких масс: «Нас восемь месяцев водили за нос знающие, но так ничего и не сделали. Теперь попробуем сами своими рабочими руками свое дело сделать, плохо ли, хорошо, а как-нибудь выйдет».

В этом сказалась вся темнота народная, с одной стороны, неумение понять происшедшее, всю объективную невозможность что-либо сделать в обстановке разрухи, оставленной нам в наследство, а с другой — весь ужас потери веры народом в кого бы то ни было, если люди решаются взяться за дело, в котором, они сами чувствуют, ничего не понимают.

Заключение. 1918 год.

22 марта. Петроград.

Великая скорбь посетила родную землю. Обессиленная лежит Россия перед наглым, торжествующим врагом. Интеллигенция, рабочие, буржуазия и крестьянство — все классы, все партии России несут муку и позор поражения. Все лозунги провозглашены, все программы перепробованы, все партии были у власти, а страна все-таки разбита, унижена безмерно, отрезана от моря, поделена на части, и каждый, в ком бьется русское сердце, страдает без меры.

Многие, многие потеряли веру в свой родной край, в силы земли наших предков. Что же?

Пусть малодушные плачут, пусть теряют веру в свой народ. Но сильные верят и будут бороться за возрождение России.

Определить и доказать причины нашей неудачи должны будут многотомные исследования, написанные в тиши библиотек и архивов, когда смолкнет ревущая стихия народной смуты. Нам же ясно до очевидности, до боли в глазах от яркого света этой правды, мы разбиты потому, что мало любили свою Родину, единую для всех. Не социалистическую, не буржуазную, а просто Родину, где мы впервые увидели свет, поля и леса которой мы любим, потому что они наши родные, народ которой, какой бы он ни был, наш родной народ, который мы любим и будем любить и будем верить в него и его возрождение к новой, лучшей, светлой жизни.

Мы все виноваты. Мы разбиты потому, что перед лицом злобного врага мы занялись внутренними счетами и вместо общих усилий для обороны страны в междоусобной злобе надорвали свои последние силы.

Довольно же злобы, довольно ненависти, довольно политических метаний и мечтаний. У нас есть Родина, измученная, истерзанная, брошенная под ноги торжествующего победителя! Будем же бороться во имя родной земли, во имя родного народа! Только общими усилиями мы спасем его.

Пусть лозунгами нашими будет «Родина, единение и правда», лозунгами новой общей работы во имя возрождения великой России!

Смертной мукой, невыносимым страданием были для всех, кто любит свою родную землю, эти страшные годы войны и месяцы революции. Голгофа русской армии. Голгофа русской земли. Великим мучением очищается душа народная от старых грехов, обновляется, ищет правды. С Голгофы же страдания засияет и новый свет; начнет строиться новая русская земля, где все будут иметь равное право на место под солнцем, где все классы общества будут братьями, одинаково любимыми общей матерью-Родиной, где закон и меч защитят каждого человека от всяких попыток насилия.

Велики переживаемые нами испытания, но в горе нашем найдем в себе силы прощения. И тогда весь единый народ с единой любовью к Родине скажет: «Пусть живет Великая Родина наша! Пусть под знамя Родины идет каждый, в ком сердце бьется, у кого в жилах течет русская кровь. Тогда не погибнет Великая Россия, не погибнет и русский народ!»

(Военно-исторический журнал. 1993. Ns 9. С. 65–69.).

14. Соколов В. А На боевых постах дипломатического фронта

Брест. Первые шаги в дипломатии

17(30) переговоры возобновились. Глава советской делегации Троцкий, только что возвратившийся из Петрограда, получил прямое указание В. И. Ленина: «…мы держимся до ультиматума немцев, после ультиматума мы сдаем». Однако Троцкий, как показали последующие события, не выполнил это указание.

Вынужденный подчиняться дисциплине и не желая вносить разлад в делегации, Лев Михайлович (Карахан. — В. III.) в душе был, однако, не согласен с тактикой Троцкого. Он не мог понять казуистики Троцкого, когда тот в беседе с министром иностранных дел Австро-Венгрии Чернином 25 января (7 февраля) заявил:

— Немцы хотят заставить меня признать, что присоединение иностранных территорий, которое осуществляется Германией, не является аннексией. Я не могу пойти на такое признание, даже если это будет связано с падением нового режима в России.

До глубины души Лев Михайлович был возмущен тем, как легко и свободно жонглирует Троцкий судьбой Советской власти.

Германские милитаристы заговорили на мирных переговорах с советской делегацией в ультимативном тоне. Однако официального предъявления ультиматума советской стороне еще сделано не было. Тем не менее Троцкий, нарушив прямое указание В. И. Ленина, объявил 28 января (10 февраля) о том, что мира с немцами он не подписывает, войну с Германией прекращает и дает приказ о демобилизации русской армии. Это был пресловутый лозунг Троцкого «Ни мира, ни войны».

Затем суть своего заявления Троцкий изложил в виде официального документа, который за его подписью и подписями других членов делегации был направлен делегациям австро-германского блока. Л. М. Карахан не подписал этого документа.

Мирные переговоры в Бресте прерваны. Советская делегация возвратилась в Петроград. Кайзеровская Германия получила желанный предлог для разрыва переговоров и развертывания военного наступления. Недаром представитель германского ведомства иностранных дел Лерснер писал из Бреста в Берлин: «Здесь почти все считают, что для нас вообще не могло произойти ничего более благоприятного, чем решение Троцкого».

18 февраля 1918 г. германские войска, нарушив условия Перемирия, начали наступление против Советской России. Над Страной Советов нависла смертельная опасность.

В эти грозные дни В. И. Ленину пришлось вести напряженнейшую борьбу против «левых коммунистов» и троцкистов, а также меньшевиков и эсеров, убеждая их в срочной необходимости заключения мира. В ночь на 19 февраля Совнарком направил правительству Германии радиограмму, в которой заявил протест против вероломного наступления, изъявив одновременно согласие подписать мир. Лишь 23 февраля Советское правительство получило ответ (он был датирован 21 февраля), в котором Германия выдвигала новые, еще более тяжелые условия мира. А наступление германских войск продолжалось. Они захватили Псков, угроза нависла над Петроградом.

24 февраля Советское правительство сообщило Германии и ее союзникам о согласии подписать мир на предложенных ими ультимативных условиях. В тот же день на заседании ЦК РСДРП(б) были обсуждены германские условия, утвержден новый состав советской делегации для подписания мира с немцами. На этом историческом заседании ЦК партии В. И.Ленин, а затем Я. М. Свердлов, не колеблясь ни минуты, назвали фамилию Льва Михайловича Карахана в качестве кандидата в состав советской мирной делегации.

В тот же вечер после заседания ЦК советская делегация в составе Л. М. Карахана, Г. И. Петровского, Г. В. Чечерина под председательством Г. Я. Сокольникова выехала специальным поездом в Брест под охраной 18 красногвардейцев, вооруженных винтовками и двумя пулеметами. Предосторожность была не лишней: поезда не долили, солдаты покидали фронт, кучки анархиствующих вооруженных людей мародерствовали, нередко убивали представителей Советской власти.

Это была самая тяжелая поездка Л. М. Карахана в Брест.

В архивных материалах сохранилось описание этого трудного путешествия, составленное одним из сотрудников делегации. К 8 часам утра 25 февраля делегация едва добралась до станции Новоселье, километрах в сорока от Пскова. Дальше поезд идти не мог: железнодорожные пути забиты воинскими эшелонами, а впереди на линии взорван мост. Учитывая, что срок немецкого ультиматума истекал, решили направить в Псков на дрезине двух делегатов и нескольких расторопных красногвардейцев выяснить обстановку и при возможности известить командование немецких частей о прибытии делегации. Одновременно направили телеграмму В. И. Ленину с сообщением о вынужденной задержке. Она вызвала резкую реакцию Владимира Ильича. «Не вполне понимаем вашей телеграммы, — писал он в тот же день, 25 февраля. — Если вы колеблетесь, это недопустимо. Пошлите парламентеров и старайтесь выехать скорее к немцам». Опасения В. И. Ленина были вызваны, по-видимому, тем, что двое — глава делегации Г. Я. Сокольников и консультант А. А. Иоффе — высказывали колебания, отказывались от участия в делегации и поехали в Брест только после специального постановления ЦК партии. Делегация ответила Владимиру Ильичу, что она задержалась против своей воли и при первой же возможности двинется вперед.

На ночь делегация распорядилась вывести поезд за версту от станции, так как около вагонов стали шнырять какие-то подозрительные личности. Во избежание неожиданностей заночевали в открытом поле. Не рассчитывая на такой оборот дела, делегация никакой провизии не захватила. Выручил Карахан, с трудом раздобывший немного хлеба и картофеля. Всю ночь за окнами вагона завывал ветер, мела поземка.

Утром 26 февраля на крестьянских санях отправились в Псков. Там делегаты разместились в гостинице «Лондон». Г. В. Чичерин и Л. М. Карахан сразу же направились к немецкому коменданту города, чтобы официально известить о прибытии советской делегации.

Весть «о прибытии большевиков» с быстротою молнии разнеслась по городу. У гостиницы «Лондон» собралась громадная толпа враждебно настроенных лиц — бывшие русские офицеры, чиновники, лавочники. Раздавались истеричные крики: «Смерть большевикам!» Толпа попыталась ворваться в гостиницу.

Л. М. Карахан решил вновь отправиться к коменданту и просить о размещении делегации в более спокойном месте. Внизу его ожидал автомобиль. Подогретая шовинистическими контрреволюционными кругами, толпа сразу же окружила Карахана и с криками: «Изменник! Предатель! Убить его!» — стала стаскивать с сиденья автомобиля.

«Наш пылкий кавказец, — вспоминал один из очевидцев этой опасной минуты, — бледный, крепко стиснув в кармане браунинг, обратился к стоявшему неподалеку немецкому часовому с предложением поехать с ним к коменданту. Только когда солдат сел рядом с ним, автомобилю удалось тронуться в путь».

Немецкий комендант распорядился перевести советскую делегацию в целях безопасности на вокзал. Лев Михайлович поехал вновь к гостинице за другими членами делегации. И снова ему пришлось еще дважды пробираться сквозь враждебно настроенную толпу.

На вокзале их разместили в какой-то комнате на третьем или четвертом этаже здания. Все сели у большого обеденного стола, молча переживая происходящие события. Настроение было нерадостное. Лишь когда на столе появился самовар и кое-что из съестного, делегаты оживились и вспомнили, что с утра ничего не ели. Однако ели без особого аппетита. Вскоре сообщили, что поезд подан. Поздно вечером делегация оставила негостеприимный Псков. Но злоключения на этом не кончились. Через час езды поезд остановился у речки. Поскольку мост был взорван, делегатам пришлось по льду перебираться на другой берег, куда немцы обещали прислать другой поезд. Шли цепочкой, каждый нес чемодан. Но опять разочарование: обещанного поезда не оказалось. Пришлось заночевать в сторожке. В тускло освещаемой висячей лампой комнатушке, члены советской мирной делегации устроились в самых фантастических позах на сдвинутых стульях. «Всеобщую зависть вызывает Карахан, захвативший на полу место вставшего для караульной службы немецкого солдата и важно растянувшийся на соломе», — вспоминал один из членов делегации. Утром 27 февраля подали поезд, и делегация отправилась в Брест. На станции Остров неожиданно встретили возвращающихся советских дипломатических курьеров В. А. Баландина и С. М. Нахимсона, которые еще 26 февраля 1918 г. вручили командующему германской армией пакет с письмом В. И. Ленина о согласии на условия мира, предложенные немцами. Дипкурьеры уведомили немцев также о выезде в Брест советской делегации. Теперь Л. М. Карахан и другие члены делегации могли чувствовать себя несколько более спокойно. В эту ночь они впервые уснули.

Днем 28 февраля 1918 г. советская мирная делегация прибыла в Брест, а уже на другой день начались заседания. Советская делегация сразу же по прибытии поставила вопрос о прекращении военных действий. Однако немцы не соглашались. Членам советской делегации стало ясно, что реальных перспектив на изменение условий договора в лучшую сторону не имеется.

2 марта 1918 г. Л. М. Карахан направил в Петроград В. И. Ленину телеграмму: «Как и предполагали, обсуждение условий мира совершенно бесполезно, ибо они ухудшены сравнительно с ультиматумом 21 февраля и носят ультимативный характер. Ввиду этого, а также вследствие отказа немцев прекратить до подписания договора военные действия, мы решили подписать договор, не входя в его обсуждение и по подписании выехать».

На другой день. 3 марта 1918 г., Лев Михайлович вместе другими членами советской делегации подписал Брестский мир. «Наш Карахан… — писал один из очевидцев это процедуры, — с каким-то ожесточением выкуривал одну папироску за другой; у Чичерина волосы прилипли к покрытому потом лбу… Это были тяжелые минуты. И только безграничная вера в правоту Ленина помогла членам делегации подписать со стиснутыми зубами этот аннексионистский мирный договор. «Мы чувствовали себя страшно: ведь подписан грабительский, страшный мир», — вспоминал член делегации Г. И. Петровский.

Брестский мирный договор был чрезвычайно тяжел и унизителен для Советской России, поскольку он предусматривал отторжение от страны обширных территорий Прибалтики. Украины, Белоруссии и др. Советская Россия должна была заключить мир с буржуазным правительством украинских националистов, провести демобилизацию армии, разоружить военный флот, согласиться на ряд унизительных экономических требований, включая возмещение убытков в связи с экспроприацией земельной собственности, концессий и акций германских подданных и граждан других стран — членов Четверного союза.

Сразу же по подписании мирного договора Л. М. Карахан сообщил об этом в Петроград: «Генерал Гофман от имени германского верховного командования заявил о прекращении боевых действий сегодня с 1 часа дня». В 7 часов утра 4 марта 1918 г. весть об этом событии и о подписании мирного договора стала известна в Петрограде. Советская Россия получила долгожданную мирную передышку. Но борьба за мир продолжалась…

(Соколов В. В. На боевых постах дипломатического фронта. М., 1983. С. 38, 51–56.)

15. А. И. Верховский. Россия на Голгофе (Из походного дневника 1914–1918 гг.)

(Верховский Александр Иванович — генерал-майор, участник Первой мировой войны, с мая 1917 г. командующий войсками Московского ВО, с августа 1917 г. — военный министр.)

28 октября. Финляндия.

Выйдя из состава Временного правительства, я уехал в Финляндию. Как здесь тихо, хорошо. Душа отдыхает. Даже газеты не приходят на этот далекий, печальный в пелене осеннего тумана остров. Кажется, что водоворот жизни, бешено крутясь, выбросил меня на берег, и странно в первую минуту вместо кипения и сумятицы кругом, вместо людей взволнованных, рвущихся, бьющихся в путах жизни, увидеть лишь тихий лес и молчаливое озеро. И все же дает о себе знать рана в душе, предчувствие неизбежности катастрофы, с которой люди не только не хотели бороться, но даже не хотели ее осознавать. Опять воспоминания только что пережитого волнуют и мучают. 19-го я заявил о своей отставке, 20-го объехал все руководящие политические центры Петрограда, а вечером делал доклад в соединенной комиссии по обороне и иностранным делам Предпарламента. С открытой трибуны я не мог сказать всего, но на закрытом заседании говорил всю правду, как она раскрылась передо мной сейчас, после краткосрочной работы в министерстве, ничего не скрывая. Я шел на все последствия и толкования моего поступка, так как в минуту, когда все готово рухнуть, не место дипломатии. Глубокое знакомство с обстановкой в армии и в стране привело меня к сознанию бессилия что-либо сделать при том объеме прав, которые мне предоставлены, а потому нужно или это положение изменить, чтобы возможно было перейти к решительной борьбе, или уйти, подчеркнув тем еще раз всю серьезность положения страны.

Тезисы моего доклада комиссии Предпарламента были следующие:

1. Армия в девять с половиной миллионов человек стране не по средствам. Мы ее не можем прокормить. По данным министра продовольствия, только что лично побывавшего на юге, максимум, что мы можем содержать, это семь миллионов человек. Дальше. Мы не можем эту армию ни одеть, ни обуть. Вследствие падения производительности труда после революции и недостатка сырья количество изготовляемой обуви упало вдвое против 1916 года, теплой одежды к октябрю едва хватит для удовлетворения потребности наполовину. Только к январю мы сможем дать на весь фронт нужное количество одежды. Между тем, отпустив 600–700 тыс. человек, Ставка категорически заявила, что дальше ни один солдат отпущен быть не может. Ставка, стоящая во главе этого дела, после всех расчетов и зная обстановку внутри страны, считает дальнейшее сокращение армии опасным с точки зрения обороны. Не будучи хозяином этого дела, я не могу изменить решения Ставки; здесь, значит, непримиримый тупик, если люди, руководящие обороной страны, не будут заменены другими, способными найти выход из создавшегося противоречия. Если же оставить все это в его теперешнем положении, то иного выхода, как заключение мира, нет.

2. Наши расходы достигли в день 65 млн рублей, из которых только 8 идет на общегосударственные нужды, все остальное — на войну, считая довольствие, обмундирование, снаряды, оружие, постройки, пайки семьям, примерно по 6 рублей в среднем на каждого призванного. Между тем, по сообщению министра финансов, мы живем без доходов, единственно на печатном станке, так как налоги перестали поступать. Станок же дает 30 млн бумажек в день. Таким образом, 1 января 1918 года образуется дефицит в 8 млрд рублей. Изменить это положение можно только решительным сокращением расходов на войну, но так как Ставка не считает возможным уменьшить армию, то и здесь тупик.

3. Армию разрушает агитация большевиков, внося разложение в самые основы ее организации, в отношения к командному составу. Но средства борьбы с большевизмом нет, так как он обещает мир и масса на его стороне, поэтому разрушение армии прогрессирует, и его остановить нечем. Мы же со своей стороны никаких реальных шагов для приближения мира, единственного, что может изменить психологию масс и тем самым дать нам опору в силе оружия, не предпринимаем, считая, что управимся с движением иначе. Так как все это совершенно неверно, так как, ссылаясь на нашу неспособность, нас выбросят вон, и те, кто нас заменит, не постесняются заключить какой угодно мир, это снова тупик, ужасный, с одним только выходом: вынудить союзниковсогласиться на переговоры о мире, иначе это им же принесет не. исчислимый вред.

4. Армию можно строить, лишь опираясь на командный состав. В теперешних условиях это невозможно. Офицеры требуют исполнения своего долга перед Родиной — идти на смерть, видя в этом спасение страны, солдаты, сбитые с толку пропагандой, не понимают, за что они должны умирать. На этом создается разрыв между офицером и солдатом, делающий командование армией не возможным. Мер к разъяснению этого народу мы не принимаем. Поэтому взгляд солдата на офицера как на своего врага, заставляющего его «бессмысленно» умирать, не меняется, и исправить дела нельзя, если не пойти на крупные решения, на которых я настаивал.

Члены Предпарламента меня спросили: «Что же делать?» Я изложил свою программу, не скрыв, что подал в отставку, так как не имею возможности се осуществить, Я чувствовал, что мог бы сделать многое, но для этого нужно иметь специальные полномочия, специальные права. Впечатление на собрание было произведено потрясающее, но я видел ясно, что это впечатление враждебно сказанному мной. Люди не верят той правде, которая развернута перед ними во всей своей неприглядности. Действительно, жутко делается, сердце сжимается мукой от всего, что приходится переживать. Политики убеждены, что, пережив уже не один кризис власти, и на этот раз можно будет как-нибудь обойтись без крупных решений. Молчать в такую минуту преступно. Зная, что не получу поддержки, я все же считал, что такой доклад в предпарламенте был необходим как апелляция к обществу, ко всем людям, которые думают в минуту, когда еще не поздно что-то сделать. Сейчас ведь от руководящих политических кругов требуется одно — санкция и поддержка предложенного им решения в области международной политики. Решение трудное, так как союзники сразу не согласятся на те шаги, на которых я настаиваю. Увы! Они еще меньше понимали обстановку в стране, чем мы. Не учитывали, что путь, который я указывал, один только может сохранить Россию как военную силу. Иначе разрушение армии и выход России из коалиции неминуемы. Другое большое решение — сокращение армии дальше нормы, указанной Ставкой, и борьба с анархией силой оружия. Надо рискнуть во имя общих интересов страны пренебречь численностью армии — одним из элементов ее силы. При этом мы должны быть готовы к тому, что противник будет в состоянии оттеснить нас на восток, занять многие важные центры. Но эта опасность, конечно, гораздо менее страшна, чем выход из коалиции и сепаратный мир. Что же касается борьбы с анархией силой оружия, то я представляю себе вой негодования черни и крики: «Контрреволюция!», если эта мысль будет осуществлена. Тем не менее я глубоко верил в успех этой борьбы.

Я хотел уйти так, чтобы это не произвело вредного впечатления на армию. Военный министр уходит в отставку вследствие несогласия Временного правительства идти на мир с Германией, а я боялся, что именно так может быть истолкован мой уход. Вопрос о мире в армии стал настолько больным, что мои товарищи по кабинету не решались громко назвать причины моего ухода. Я подал в отставку 19 октября, а они 22-го поместили приказ, что я увольняюсь в отпуск на 2 недели без прошения. Поэтому мне пришлось молчать и слушать весь вздор, все гадкие сплетни, всю грязь, которую тогда обо мне говорили. Люди видели «революционную фразу», «революционный жест» и не замечали сути и целей, ради чего все делалось. А так хотелось, чтобы массы поверили искреннему желанию работать над спасением страны, стремлению отвести Россию от пропасти, в которую ее тянет Германия. Впрочем, часть этой задачи мной осуществлена. Доверие есть. Я знаю сейчас определенно, что в любую минуту могу даже вывести массы на улицу. Но для русского общества я новый человек и не могу убедить в необходимости тех резких шагов, на которых настаиваю и без которых катастрофа кажется неизбежной. В то же время если нет сотрудничества всей интеллигенции и всего народа в такую страшную минуту, как сегодня, то ничего для спасения страны сделать нельзя. И вот… скопленный капитал доверия масс погибает без пользы.

Непонимание моей работы доходит до того, что многие боятся, не захочу ли я использовать создавшееся положение для авантюры. Керенский взял даже с меня слово, что я срочно уеду из Петрограда. Все это бесконечно больно, тяжело. Судьба народа слагается из тысячи причин, и видно, пока не создастся единого языка для интеллигенции и народа, до тех пор мучения России не кончатся и пойдут своим естественным ходом. Лишь зажегшаяся под влиянием горьких несчастий национальная идея даст этот общий язык, и счастливы будут люди, которым придется работать тогда, объединяя все усилия всего народа к одной общей всем цели.

29 октября. Сердоболъ, на пути в Петроград.

Приплыв на пароходе в Сердоболь, я из газет и рассказов финнов узнал о том, что произошло в Петрограде за 9 дней. Временное правительство арестовано. Большевики захватили власть. Никто, кроме юнкеров и женщин-ударниц, не заступился за него, а эшелоны, даже казачьи, переходят один за другим на сторону большевиков. Керенский на последнем заседании в Предпарламенте заявил, что на Парижской конференции будет рассмотрен вопрос об общем мире, выработаны его общие условия и предложены Германии. Почему же они теперь пошли на то, на. что не соглашались раньше, когда обстановка была в наших руках?! Но теперь уже поздно. Временное правительство пало. Большевики заняли его место. Объявили декреты о мире и о земле, два вопроса, наиболее волнующие массы, разрешив их в многообещающем для народа смысле. Появилась как бы действительно «народная власть», обещающая срочно осуществить все мечты и чаяния народа. Вопрос о мире — как лампа Аладдина, кто ее взял, тому служат духи, тому дается власть в руки. Теперь мы, русские, должны будем испить горькую чашу унижения и позора, кару, заслуженную нами, а Россия — заплатить всю страшную цену за свою темноту, за поддержку, оказанную тем, кто поведет ее к позорному миру. Выйдя впервые к большой государственной работе, русское общество, сменившее царское правительство, оказалось не подготовленным к принятию власти, к большим решениям.

Теперь пришли другие люди, которые не будут разговаривать. Они будут действовать. Проделают для темного народа свой «наглядный» опыт обучения, и, лишь пройдя через горькое падение, просветленный народ найдет свою правду. Что же, да будет воля Божия.

3 ноября. Петроград.

Сегодня говорил с несколькими делегатами, прибывшими только что из переизбранного армейского комитета. Все большевики. Говоря о происшедшем, я указал им на главную опасность, по моему мнению, от захвата власти большевиками — это переход управления в руки людей, совершенно незнакомых с делом. От незнания могут быть сделаны ошибки непоправимые. Не зная меня, не зная, с кем говорят, они ответили фразой, отражающей, как мне кажется, настроение широких масс: «Нас восемь месяцев водили за нос знающие, но так ничего и не сделали. Теперь попробуем сами своими рабочими руками свое дело сделать, плохо ли, хорошо, а как-нибудь выйдет».

В этом сказалась вся темнота народная, с одной стороны, неумение понять происшедшее, всю объективную невозможность что-либо сделать в обстановке разрухи, оставленной нам в наследство, а с другой — весь ужас потери веры народом в кого бы то ни было, если люди решаются взяться за дело, в котором, они сами чувствуют, ничего не понимают.

Заключение. 1918 год.

22 марта. Петроград.

Великая скорбь посетила родную землю. Обессиленная лежит Россия перед наглым, торжествующим врагом. Интеллигенция, рабочие, буржуазия и крестьянство — все классы, все партии России несут муку и позор поражения. Все лозунги провозглашены, все программы перепробованы, все партии были у власти, а страна все-таки разбита, унижена безмерно, отрезана от моря, поделена на части, и каждый, в ком бьется русское сердце, страдает без меры.

Многие, многие потеряли веру в свой родной край, в силы земли наших предков. Что же?

Пусть малодушные плачут, пусть теряют веру в свой народ. Но сильные верят и будут бороться за возрождение России.

Определить и доказать причины нашей неудачи должны будут многотомные исследования, написанные в тиши библиотек и архивов, когда смолкнет ревущая стихия народной смуты. Нам же ясно до очевидности, до боли в глазах от яркого света этой правды, мы разбиты потому, что мало любили свою Родину, единую для всех. Не социалистическую, не буржуазную, а просто Родину, где мы впервые увидели свет, поля и леса которой мы любим, потому что они наши родные, народ которой, какой бы он ни был, наш родной народ, который мы любим и будем любить и будем верить в него и его возрождение к новой, лучшей, светлой жизни.

Мы все виноваты. Мы разбиты потому, что перед лицом злобного врага мы занялись внутренними счетами и вместо общих усилий для обороны страны в междоусобной злобе надорвали свои последние силы.

Довольно же злобы, довольно ненависти, довольно политических метаний и мечтаний. У нас есть Родина, измученная, истерзанная, брошенная под ноги торжествующего победителя! Будем же бороться во имя родной земли, во имя родного народа! Только общими усилиями мы спасем его.

Пусть лозунгами нашими будет «Родина, единение и правда», лозунгами новой общей работы во имя возрождения великой России!

Смертной мукой, невыносимым страданием были для всех, кто любит свою родную землю, эти страшные годы войны и месяцы революции. Голгофа русской армии. Голгофа русской земли. Великим мучением очищается душа народная от старых грехов, обновляется, ищет правды. С Голгофы же страдания засияет и новый свет; начнет строиться новая русская земля, где все будут иметь равное право на место под солнцем, где все классы общества будут братьями, одинаково любимыми общей матерью-Родиной, где закон и меч защитят каждого человека от всяких попыток насилия.

Велики переживаемые нами испытания, но в горе нашем найдем в себе силы прощения. И тогда весь единый народ с единой любовью к Родине скажет: «Пусть живет Великая Родина наша! Пусть под знамя Родины идет каждый, в ком сердце бьется, у кого в жилах течет русская кровь. Тогда не погибнет Великая Россия, не погибнет и русский народ!»

(Военно-исторический журнал. 1993. Ns 9. С. 65–69.).

16. CoupdeTheatreТроцкого (Из воспоминаний участника переговоров Д. Фокке)

К развязке. — Торжественное заседание и мелочи красной практики. — Подкомиссия закончила работу. — Троцкий в амплуа тореадора. — «Ни войны, ни мира». — Сцена из «Ревизора». — Но это обозначает войну, — Поклон спиной. — Отъезд Троцкого. — Всем! Всем! Всем!

Последнее заседание политической комиссии 28 января (10 февраля) носило торжественный характер.

Немцы были подготовлены к тому, что большевики не подпишут мирного договора. Но, по-видимому, никто из них не отдавал себе отчета, что же все-таки произойдет.

Заседание началось мелочами.

Ф.-Кюльман возражал против приобщения к делам конференции уже известных нам материалов по национальному вопросу: декларации Мицкевича —.т-. Капускаса, заявления Побинского и Радека и др. Генерал Гофман заявил протест против увеличения численности большевистских войск на территории Финляндии, что противоречило заключенному договору о перемирии.

Ф.-Кюльман в довольно настойчивом гоне потребовал объяснений по поводу опубликованного главковерхом Крыленко приказа с целью распространения его среди германских войск, приказа, в котором русским войскам вменяется в обязанность агитировать среди германских солдат, подстрекая их к убийству германских же генералов и офицеров.

Троцкий заявил, что ему о таком приказе ничего неизвестно. А вот немецкие газеты, издаваемые на русском языке соответствующими учреждениями с целью распространения их среди русских военнопленных и на русском фронте, пытаются ниспровергнуть Советскую власть, распространяя ложные сведения об аресте большевистского верховного главнокомандующего прапорщика Крыленко и относительно того, что большинство городов России восстало против Советов.

Ф.-Кюльман пожимает плечами и предлагает перейти к порядку дня:

— Я предлагаю делегациям союзных держав ввиду серьезности сегодняшнего заседания отказаться от каких бы то ни было полемических приемов и строго ограничиться обсуждением вопросов, дающих нам возможность прийти к определенным практическим результатам.

Затем, возвращаясь к намеченному ранее плану работы, германский ст[атс]-секретарь напоминает, что на предыдущем заседании было решено заслушать отчет подкомиссии, созданной по делу о границе: «Если г. председатель русской делегации ничего не имеет против, я попросил бы председателя подкомиссии по территориальным вопросам дать отчет о работе подкомиссии».

Доктор Грац докладывает

— Не придя ни к какому соглашению относительно спорного вопроса о границах, подкомиссия сегодня закончила свою работу.

Ф.-Кюльман говорит тогда, обращаясь к Троцкому:

— Подкомиссия была образована вчера по обоюдному соглашению. Делегированные нами эксперты должны были рассмотреть вопросы прежде всего с их технической стороны. Насколько я понимаю, мы не уполномочивали подкомиссию представить нам свои окончательные заключения по затронутым вопросам.

Поэтому я хотел бы спросить г. председателя русской делегации, не сообщит ли он нам свои соображения, которые помогли бы прийти к удовлетворительному решению вопроса.

Троцкий встает, нервно подергивая свою мефистофельскую бородку. Глаза горят злым и удовлетворительным блеском. Горбатый нос и выступающий вперед острый подбородок сливаются в одно обращенное к противной стороне оскаленное острие.

Троцкий читает звонким металлическим голосом, отчеканивая каждое слово:

«Задачей подкомиссии, как мы ее понимаем, являлось ответить на вопрос, в какой мере предложенная противной стороной граница способна хотя бы в минимальной степени обеспечить русскому народу право на самоопределение.

Мы выслушали сообщения наших представителей, вошедших в состав подкомиссии по территориальным вопросам, и мы полагаем, что после продолжительных прений и всестороннего рассмотрения вопроса наступил час решения. Народы ждут с нетерпением результатов мирных переговоров в Брест-Литовске. Народы спрашивают, когда кончится это беспримерное самоистребление человечества, вызванное своекорыстием и властолюбием правящих классов всех стран. Если когда-либо война и велась в целях самообороны, то она давно перестала быть таковой для обоих лагерей. Если Великобритания завладевает африканскими колониями, Багдадом и Иерусалимом, то это не есть еще оборонительная война. Если Германия оккупирует Сербию, Бельгию, Польшу, Литву и Румынию и захватывает Моонзундские острова, то это также не оборонительная война. Это борьба за раздел мира. Теперь это ясно, яснее, чем когда-либо.

Мы более не желаем принимать участие в этой чисто империалистической войне, где притязания имущих классов оплачиваются явно человеческой кровью. Мы с одинаковой непримиримостью относимся к империализму обоих лагерей, и мы больше не согласны проливать кровь наших солдат в защиту интересов одного лагеря империал истов против другого,

В ожидании того, мы надеемся, близкого часа, когда угнетенные трудящиеся классы всех стран возьмут в свои руки власть, подобно трудящемуся народу России, мы выводим нашу армию и народы наши из войны. Наш солдат-пахарь должен вернуться к своей пашне, чтобы уже нынешней весной мирно обрабатывать землю, которую революция из рук помещика передала в руки крестьянина. Наш солдат-рабочий должен вернуться в мастерскую, чтобы производить там не орудия разрушения, а орудия созидания и совместно с пахарем строить новое социалистическое хозяйство. Мы выходим из войны. Мы извещаем об этом все народы и их правительства. Мы отдаем приказ о полной демобилизации наших армий, противостоящих ныне войскам Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Мы ждем и твердо верим, что другие народы скоро последуют нашему примеру.

В то же время мы заявляем, что условия, изложенные нам правительствами Германии и Австро-Венгрии, в корне противоречат интересам всех народов. Эти условия отвергаются трудящимися массами всех стран, в том числе и народами Австро-Венгрии и Германии. Народы Польши, Украины, Литвы, Курляндии и Эстляндии считают эти условия насилием над своей волей. Для русского же народа эти условия означают постоянную угрозу. Народные массы всего мира, руководимые политическим сознанием или нравственным инстинктом, отвергают эти условия в ожидании того дня, когда трудящиеся классы всех стран установят свои собственные нормы мирного сожительства и дружеского сотрудничества народов.

Мы отказываемся санкционировать те условия, которые германский и австро-венгерский империализм пишет мечом на теле живых народов. Мы не можем поставить подписи русской революции под условиями, которые несут с собой гнет, торе и несчастье миллионам человеческих существ.

Правительства Германии и Австро-Венгрии хотят владеть землями и народами по праву военного захвата. Пусть они свое дело творят открыто. Мы не можем освящать насилия. Мы выходим из войны, но мы вынуждены отказаться от подписания мирного договора.

В связи с этим заявлением я передаю объединенным союзническим делегациям следующее письменное и подписанное заявление:

«Именем Совета Народных Комиссаров правительство Российской Федеративной Республики настоящим доводит до сведения правительств и народов воюющих с нами союзных и нейтральных стран, что, отказываясь от подписания аннексионистского договора, Россия со своей стороны объявляет состояние войны с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией прекращенным. Российским войскам одновременно отдается приказ о полной демобилизации по всему фронту.

Л. Троцкий, А. Иоффе, М. Покровский, А. Биценко, В. Карелин»».

Троцкий кончил.

Впечатление — взорвавшейся бомбы. Декларация грянула как гром среди ясного неба. Ничего подобного немцы не ждали. Безмолвно сидело все собрание, выслушав эти странные и столь дико звучавшие слова. Изумление было всеобщее. Ф.-Кюльман, пораженный, сумел, однако, быстро овладеть собой и обратился к Троцкому с просьбой дать возможность делегациям Четверного союза обсудить только что выслушанное заявление:

«Анализируя создавшееся положение, я прихожу к выводу, что Германия и Австро-Венгрия и их союзники находятся в настоящий момент в состоянии войны с Россией.

На основании договора о перемирии военные действия, несмотря на продолжающееся состояние войны, пока прекращены. При аннулировании же этого договора военные действия автоматически возобновятся. То обстоятельство, что одна из сторон демобилизует свои армии, ни с фактической, ни с правовой стороны ничего не меняет в данном положении. Самым характерным признаком состояния мира является существование международных сношений государств, а также правовых и торговых сношений. Прошу г. председателя русской делегации высказаться по вопросу о том, во-первых, намерено ли российское правительство заявить о прекращении состояния войны меж обеими сторонами; во-вторых, где именно в точности проходит внешняя граница российского государства? Ответ на эти вопросы является необходимым условием возобновления консульских, экономических и правовых сношений. И наконец, согласно ли правительство народных комиссаров возобновить торговые и правовые сношения в пределах, соответствующих прекращению состояния войны и наступлению состояния мира».

Троцкий подтвердил, что состояние войны со стороны российского правительства объявляется прекращенным и во исполнение этого решения им отдан приказ о полной демобилизации армии на всех внешних фронтах: «Что касается практических затруднений, вытекающих из создавшегося положения, то я не могу предложить никакой юридической формулы для их разрешения. Невозможно подыскать формулу, определяющую взаимоотношения российского правительства и центральных держав».

Ф.-Кюльман просил назначить на завтра пленарное заседание, на котором союзнические делегации могли бы высказать свою точку зрения относительно создавшегося положения.

Троцкий отвечает еще раз:

— Что касается нас, то мы исчерпали все полномочия, какие мы имеем и какие до сих пор могли получить из Петрограда, Мы считаем необходимым вернуться в Петроград, где мы и обсудим совместно с правительством Российской Федеративной Республики все сделанные нам союзническими делегациями сообщения и дадим на них соответствующий ответ.

После этого заявления все члены большевистской делегации встали из-за стола и, не попрощавшись, вышли из зала.

Ф.-Кюльман успел еще спросить Троцкого, каким образом в дальнейшем могла бы снестись немецкая делегация с советской.

Троцкий уже на ходу ответил, что до открытия мирных переговоров сношения велись по радио. Кроме того, в Петрограде в данное время находится делегация Четверного союза, имеющая возможность сноситься со своими правительствами. В настоящее время он, Троцкий, связан здесь, в Бресте, прямым проводом с Петроградом. Одним из этих способов можно сговориться о форме дальнейших сношений. Взволнованный и потрясенный Ф.Кюльман закрыл заседание в 6 ч. 50 мин, оставив за собою право на свободу действий.

Отъезд русской делегации состоялся той же ночью.

Около часу ночи большая часть участников переговоров, кроме Иоффе и еще нескольких лиц… прибыла на вокзал.

На перроне никого, кроме коменданта штаб-квартиры, симпатичного майора Ф.-Камеке, в сопровождении нескольких адъютантов.

С нами, военными экспертами, он был всегда более непринужденным. Мне майор сказал на прощание:

— Ну что же теперь будет? Неужели мы теперь будем с вами опять воевать?

Я в ответ пожал плечами. Экстренный поезд двинулся обратно по тому же пути, которым мы ехали около месяца назад.

Большевики держались уверенно, весело обмениваясь впечатлениями по поводу того, как они подкузьмили империалистов…

По возвращении в Петроград немедленно по распоряжению Троцкого большевистский главковерх прапорщик Крыленко обратился ко «Всем! Всем! Всем!» со знаменитым приказом о демобилизации.

(Военно-исторический журнал. 1991. № 2. С. 46–48.)

1 7. Л. Л. Игнатьев. Пятьдесят лет в строю

Утро достопамятного дня 11 ноября J918 года выпало серое, сырое, неприветливое. Мы уже знали из газет, что ровно в одиннадцать часов утра наступит торжественная минута: на фронтах всех армий прозвучит долгожданный сигнал «Отбой!» сигнал, знаменующий конец испытаний и страданий четырех лет войны.

И все же больно еще было чувствовать, что для меня, как представителя той армии, которая принесла столько жертв для разгрома вильгельмовской Германии, нет места на этом торжестве.

Лучшим средством для борьбы с черными мыслями является физический труд, и потому, вооружившись киркой и лопатой, я с утра с остервенением выкорчевывал твердые, как железо, корни старых кленов на нашем огороде.

За тоненькой и наполовину завалившейся железной решеткой, отделявшей нас от соседнего огорода, перекапывал землю мой сосед — отставной майор. Под ветхим костюмом чернорабочего, в тяжелых sabots (деревянных башмаках) трудно было распознать в этом высохшем необщительном старике еще недавно блестящего офицера, наездника. «Cadres Noirs» Сомюрской кавалерийской школы. Всю свою жизнь он имел больше дело не с людьми, а с лошадьми, и теперь, уволенный по предельному возрасту в отставку, он по привычке пытался «дрессировать», как он выражался, забитую уже им болезненную жену, трех непокорных дочерей и добродушного породистого сеттера.

За выкрашенными заново стенами двухэтажного дома майора, выходившего фасадом на наш огород, разыгрывалась уже не «собачья», а «человеческая» драма, отзвуки которой доносились до нас лишь под вечер, когда в час ужина обычно неразговорчивый, но любезный до приторности майор разражался диким ревом на запуганную им семью. Он мог существовать на пенсию и ренту с капитала жены, не зная, казалось бы, нужды, но богатство Франции основано на скупости ее граждан, и скупой майор остался верен своему скопидомству даже в те дни, когда от денег зависела жизнь его любимой дочери.

— Я, к сожалению, — говорил он, — не имею средств послать ее в горы, как этого требуют врачи, признавшие ее туберкулезной!..

Так последовательно, на моей памяти, майор похоронил и жену, и двух дочерей.

Однако в это "утро 11 ноября в его обросшем шерстью сердце возникло сожаление о бесцельно прожитой жизни. Опершись на лопату и смахнув навертывавшуюся слезу, старик сказал:

— Да, mon general (мой генерал), за что мы с вами так долго служили? Какую награду получили? Этот торжественный час победы мы проводим с вами здесь, вдали от ликующих наших товарищей, ковыряясь на наших огородах…

Я ничего не ответил этому жалкому и неприятному для меня человеку. Да, мне было тяжело и одиноко. Но я глубоко верил, что жизнь моя не кончена. Я смотрел вперед. Я знал: труден и тернист будет мой путь на Родину. Но без нее я не представлял своей жизни. Тот час, когда нога моя ступит на родную землю и я вдохну запах родных русских полей и лесов, будет для меня высшей наградой, о которой могу я мечтать сейчас.

Но меня все же тянуло в Париж. Хотелось хоть украдкой, со стороны взглянуть, что там происходит, и еще засветло мы с Наташей вышли из поезда на вокзале Сен-Лазар. Метро не действовало, такси и автобусы не ходили, и мы пешком двинулись на свою квартиру на Кэ Бурбон.

Широкая улица Обэр, выводившая нас на площадь де л'Опе-ра, успела уже принять праздничный вид. Со всех балконов свешивались флаги союзных наций: приятные в своей простоте сине-бело-красные — французские, пестрые бело-красные — английские и более редко встречавшиеся — американские, и то тут, то там — флаги всех других союзных государств. Тщетно глаз искал свой родной — русский: старый трехцветный флаг отжил свой век, а наш красный символизировал самую страшную для всего капиталистического мира опасность — пролетарскую революцию!

Нас обгоняли люди всех возрастов и сословий, спешившие к Большим бульварам, откуда доносились звуки музыки, прерываемые отдаленными криками толпы.

Как оказалось, площадь де л'Опера представляла центр ликования народа, освободившегося от бремени войны. Люди опьянели от свалившегося на них счастья.

По казавшимся когда-то широким, а теперь уже тесным для автомобильною движения бульварам двигалась бесконечная колонна открытых. грузовиков, набитых до отказа солдатами. Серо-голубые шинели французских солдат тонули в необъятной массе френчей цвета хаки союзников. Все уже успели хорошо подвыпить, и даже невозмутимые англичане, прозванные «томми», оживились.

— Хип, хип, ура! — дружно, в один голос, кричали они в ответ на восторженные крики «Браво, англичане!» экспансивных парижанок, махавших платочками:

Главную же массу проезжавших солдат составляли новые «спасители Франции» — прибывшие к шапочному разбору американцы. Понять, что такое они кричат, было столь же трудно, как и различить, что же собственно это за люди, столь отличные и по наружности, и по жестам от европейцев.

Между тем за плотной стеной бульварных зевак, любовавшихся проезжавшими солдатами, на асфальтированной площадке перед зданием театра «Гранд-Опера» продолжался непрерывный бал.

Схватившись за руки и захватывая на ходу прохожих, молодежь образовала непрерывную цепочку и вместо хороводов бегала в такт оркестру, меняя направление и следуя за головными. Этот древний танец «фарандола» как нельзя лучше отражал тот единый порыв радости, что спаял в этот день ликующих парижан.

Мы примостились в сторонке, на углу площади у газетного киоска. Вид у меня был непраздничный — прямо с огорода, в мягкой фетровой шляпе, подержанном осеннем пальто, с большим закинутым через плечо теплым вязаным шарфом…

Заглядевшись по старой военно-агентской привычке на грузовики с солдатами, я и не заметил, как цепочка фарандолы стала приближаться к киоску, незаметно расширяя круг, образовавшийся около нас. И вдруг неожиданно, как по знаку невидимого дирижера, вся эта кружившаяся возле нас толпа молодежи воскликнула:

— Vive la Russie! — Да здравствует Россия!

Сердце мое, казалось, разорвется от радости, гордости и счастья. Сигнал был подан, и возгласы «Да здравствует Россия!» неслись уже со всех сторон, заглушая оркестр и приветствия другим

союзникам.

Я снял шляпу, кричал: «Vive la France!» — «Да здравствует Франция!» — а к жене, стоявшей за моим плечом, подбежал незнакомый солдат в берете альпийского стрелка и сказал на ухо: «On a fete comme en apu!» — «Отпраздновали как могли!»

Стало ясно, что меня кто-то узнал, и надо было уходить. Но толпа окружила нас и провожала по широкому авеню де л'Опера до самой реки Сены.

Приказ грозного Клемансо не в силах был подавить благодарных чувств французского народа к России, и никакие парады, на которые меня уже не приглашали, не могли сравниться с тем праздником, что представляла для меня эта демонстрация вспомнивших о заслугах родной русской армии парижан в самый счастливый для них день — день перемирия!

(Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю. Т. 2. М., 1955. С. 347–350.)

18. У. Черчилль о роли России в войне

Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань уже была видна. Она уже пережила бурю, когда все обрушилось на нее. Все жертвы были принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления закончились; снарядный голод побежден; вооружение шло широким потоком; более сильная, более многочисленная, гораздо лучше снабжаемая армия держала огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией, а Колчак — фронтом. Кроме того, никаких особенно трудных действий больше не надо было предпринимать; нужно было оставаться на посту; оказывать мощное давление на широко растянувшиеся позиции германских войск; удерживать слабеющие силы противника на своем фронте, не проявляя при том особой активности; иными словами, надо было удержаться; вот и все, что стояло между Россией и плодами общей победы.

Людендорф, оценивая военную обстановку на конец 1916 года, писал: «России удалось создать новые мощные формирования. Численность дивизий была сокращена до 12 батальонов, батареи — до 6 орудий. Новые дивизии формировались численностью меньшей на 4 батальона, на каждую батарею приходилось 7–8 орудий. В результате такой реорганизации значительно возросла мощь русской армии». Фактически это означало, что Российская империя к 1917 году располагала значительно большей и лучше экипированной армией, чем та, с которой Россия начинала войну.

В марте царь находился на престоле; Российская империя и русский народ держались, фронт был обеспечен, и победа казалась бесспорной.

Согласно поверхностным суждениям, характерным для нашего времени, царский режим принято считать недальновидной, прогнившей, ни на что не способной тиранией. Однако обзор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен скорректировать эти легковесные представления и привести главные факты. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она выдерживала, по бедствиям, которые она перенесла, по неистощимым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, которые она осуществила.

В правительствах государств, в которых происходят великие события, лидер нации, кто бы он ни был, несет ответственность за неудачи и прославляется за успехи. И не имеет значения, кто выполнял эту тяжелую работу, кто планировал операцию; верховной ответственной власти принадлежат упреки и похвала.

Почему Николаю II отказывают в этом суровом испытании? Он совершил много ошибок, а кто из правителей их не совершал? Он не был ни великим полководцем, ни выдающимся правителем. Он был всего лишь простым и искренним человеком средних способностей, мягкого нрава, в своей повседневной жизни во всем следовал своей вере в Бога. Однако бремя принятия важнейших решений лежало на нем. В верхах, где, решая проблемы, надо говорить «за» или «против», где события переступают пределы человеческого разумения, где все неисповедимо, ответы давать приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или проявить стойкость? Вот поля сражений Николая II. Почему же не воздать ему за это должное? Самоотверженный порыв русских войск, которые спасли Париж в 1914 году; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; победы Брусилова; вступление России в кампанию 1917 года непобедимой, более сильной, чем когда-либо. Разве во всем этом не было его доли? Несмотря на ошибки, большие и страшные, режим, который он олицетворял, во главе которого он стоял и которому своим личным характером он придавал жизненную искру, к этому моменту выиграл войну для России.

Вот его сейчас сразят. Сначала вмешивается темная рука, облеченная безумием. Царь сходит со сцены. Его и всех любящих его предают на страдание и смерть. Его усилия приуменьшают; его деяния осуждают; его память порочат. Остановитесь и скажите: а кто другой был способен на это? В людях талантливых и смелых, людях честолюбивых и гордых духом, отважных и властных недостатка не было. Но никто не в состоянии был ответить на несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю заживо, как древний Ирод, пожираемая червями.

Но не напрасны были ее героические поступки. Гигант, сраженный насмерть, умирая, успел передать эстафету с Востока через океан новому Титану, терзаясь сомнением, кто же теперь появится и начнет мощно вооружаться. Российская империя пала 16 марта, 6 апреля в войну вступили Соединенные Штаты Америки.

(Черчилль У. Вторая мировая война. Т. 1. М.,1955. С. 3—16; The World Crisis. 1911–1918. L, 1942. P. 675–677.)

19. Д. Ллойд Джордж. Из воспоминаний

О роли России в первой мировой войне

История предъявит счет военному командованию Франции и Англии, которое в своем эгоистическом упрямстве обрекло своих русских товарищей на гибель, тогда как Англия и Франция так легко могли спасти русских и таким образом помогли бы лучше всего и себе.

(Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т. 1. М., 1934. С 317.)

«Меморандум из Фонтенбло»

Из меморандума «Некоторые соображения для мирной конференции до того, как она окончательно сформулирует свои условия» (т. н. Меморандум из Фонтенбло).

Величайшая опасность в данный момент заключается, по моему мнению, в том, что Германия может связать свою судьбу с большевиками и поставить все свои материальные и интеллектуальные ресурсы, весь свой огромный организаторский талант на службу революционным фанатикам, чьей мечтой является завоевание мира для большевизма силой оружия.

(Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах. Т. I. M. 1937. С. 350.)

20. Раздел мира после войны

Территориальный раздел мира в результате мировой войны 1914–1918 гг. был юридически оформлен и закреплен Версальским мирным договором между «союзными и объединившимися державами» и побежденной Германией, заключенным 28 июня 1919 г. и вступившим в силу 10 января 1920 г.

Раздел центральных держав

В силу мирного договора Германия потеряла значительные части территории метрополии (67 273 кв. км, т. е. 1/8 ее площади с населением 5138 тыс, чел.) и все колонии (2953 тыс. кв. км с населением 13 млн чел.).

Франция получила Эльзас-Лотарингию со всеми мостами через Рейн и богатейшими железными рудниками (площадь в 14 525 кв. км с 1,5 млн жителей), доставлявшими 76 % железной руды, 64 % томас-шлака и 26 % калия. Кроме того, в собственность Франции перешли угольные копи Саарской области, дававшие в 1913 г. 12 млн т угля. Управление областью было передано Лиге Наций сроком на 15 лет, после должен быть проведен плебисцит.

Бельгия получила часть области Морена, округа Эйшен и Мальмеди и часть округа Моншау (989 кв. км с 61 тыс. жителей).

Чехо-Словакия получила Гульчинский округ и юго-западную часть Силезии (286 кв. км с 45 тыс. жителей).

Польша получила части Познани, Западной Пруссии, Силезии (потеря 95 % силезского угля), Померании и Восточной Пруссии, служившей для Германии продовольственной базой (42 865 кв. км с 2,9 млн населения), а также — вопреки плебисциту — правый берег Вислы шириной в 50 м.

Данциг, ставший Вольным городом, находящимся под протекторатом Польши, получил небольшую территорию в устье Вислы (1920 кв. км с населением 327 тыс. чел.). Область Мемеля (2700 кв. км с 140 тыс. жителей) становится «автономной» и переходит под суверенитет Литвы. Образуется специальный Польский коридор, отделяющий Восточную Пруссию от остальной Германской империи. В результате плебисцита часть Северного Шлезви-га (3983 кв. км с населением 165 тыс. жителей) отошла к Дании.

Колонии, отнятые у Германии по Версальскому договору, включены были в систему мандатов Лиги Наций и распределены следующим образом.

Немецкая Восточная Африка (Танганьика) отошла к Великобритании, Камерун и Того — к Великобритании и Франции, Руанда, Урунди — к Бельгии, треугольник Конго — к Португалии, германская Юго-Западная Африка — к Южно-Африканскому Союзу, тихоокеанские острова к северу от экватора — к Японии.

Германская Нован Гвинея отошла к Австралии, Самоа — к Новой Зеландии, Кяо-Чао и концессии в Шандуне — к Японии.

В Марокко и Египте Германия теряет свои договорные права и государственное имущество и признает протекторат Франции над Марокко и Великобритании — над Египтом.

В результате распада Австрии образовались самостоятельные государства: Австрия, Чехо-Словакия и Венгрия.

В Австрию вошли земли: Тироль, Зальцбург, Каринтия, Шти-рия, Верхняя и Нижняя Австрия с Веной и Бургенланд (Западная Венгрия). Объединившая в своих границах 6,4 млн жителей, из которых около 2 млн живет в Вене, Австрия является государственным образованием, лишенным сырья для промышленности и собственных продовольственных ресурсов.

Чехо-Словакия образовалась почти целиком из прежних австрийских земель: Богемии, Моравии, большей части Австрийской Силезии, из Венгерской Словакии и Прикарпатской Руси на территории 140 485 кв. км. Она объединила около 14 млн жителей. К ней отошло 75 % промышленности бывшей Австро-Венгрии, в то время как по площади и количеству населения она составляет лишь 20 % старой габсбургской империи. Чехо-Словакия получила 53 % австрийской химической промышленности, 75 % — бумажной, 76 % — угольной, 78 % — металлургической, около 85 % — текстильной, 93 % — стекольной и!00 % — фарфоровой промышленности.

Около половины старой Венгрии отошло к Румынии, Югославии и Чехо-Словакии, и таким образом новая Венгрия охватывает территорию в 100 000 кв. км с населением в 20 с лишним миллионов жителей. В результате раздела она потеряла большую часть своей промышленности и угольные бассейны и превратилась в страну главным образом аграрную.

Турция потеряла в Европе все свои владения до линии Мон-ко — Тырново, Ортакей — устье р. Марицы. В Малой Азии и Азии мандат на Палестину получила Англия, на Сирию и Киликию — Франция, приобрел самостоятельность Геджас, были отделены Курдистан и Армения. Кроме того, Турция окончательно лишилась Кипра и Египта и полученных по Брестскому миру от России Ар-дагана, Карса и Батума и мелких островов перед Дарданеллами.

Изменение территорий европейских стран

Британская империя получила в результате раздела мира самую большую долю добычи: в ее руках оказалось почти все восточное побережье Африки. Все пространство между Египтом и Индией в той или иной форме подчинено Англии. Она получила мандаты на Палестину и область к востоку от Иордана. Самостоятельность Геджаса и Йемена, Месопотамии и Аравии достаточно иллюзорна.

Бельгия получила Эйпен, Мальмеди и Морен и мандат на Руанду и Угунди в германской Восточной Африке.

Франция' приобрела Эльзас-Лотарингию и получила мандат на большую часть Камеруна, на половину Того и на область в Сирии и Каликии.

Италия получила порт Фиуме, небольшую долю турецких владений, греческие острова Додеканес, Родос и другие, албанский остров Сасено. В виде компенсации за отказ от мандатов она получила от Англии область на западной границе Египта, приобрела Триполи и Киренаике.

Дания аннексировала северный Шлезвиг.

Раздел мира после войны

Балканы

Югославия охватывает прежнюю Сербию и Черногорию, большую часть Македонии и принадлежавшие до мировой войны Австро-Венгрии Хорватию, Словению, Воеводину, Бачку, часть Ба-ната, Далмацию, Боснию и Герцоговину. Площадь — 248 987 кв. км. Население — 13 млн человек.

Болгария в результате балканской и мировой войн потеряла Южную Добруджу в пользу Румынии и западные окраины — в пользу Югославии и приобрела часть Македонии и часть Фракии. Площадь Болгарии — 103 146 кв. км, население — 5,8 млн человек.

Греция получила Западную Фракию (Ортакей — устье Мари-цы), Южную Македонию и некоторые прежние турецкие острова. Площадь — 140 135 кв. км. Население — 6,4 млн человек.

Румыния получила Трансильванию, большую часть Южной Венгрии, Южную Буковину, Банат, Галицию и Южную Добруджу Площадь ее увеличилась со 137 тыс. кв. км до 294 тыс. кв. км и число жителей — с 9,5 млн до 18 млн человек.

Колониальные владения великих держав в 1914 г.