1. Подготовка революции

Активное участие в русской революции принимало, конечно, лишь некоторое политически активное меньшинство всего еврейского населения России. Впрочем, так обстоит дело со всеми народами: и с русскими, и с грузинами. Участие евреев в русской революции широко известно и часто обсуждается. Но большей частью обсуждение сводится к одной из крайностей. Либо утверждается, что речь идет о незначительном, непринципиальном факторе, который бессмысленно (и не должно) обсуждать. Число евреев, участвовавших в революции, было-де не так велико, как утверждается, да они были и не евреями, а интернационалистами, порвавшими со своими национальными корнями. И вообще, обсуждение этого вопроса есть «антисемитизм». Либо, наоборот, участие евреев в революции трактуется как определяющий ее фактор, ее главная или даже единственная причина.

Попытка воссоздать реальную картину, не уклоняющуюся к той или другой крайности, находит мало понимания. Автор испытал это на себе. В работе, написанной лет 25 тому назад и распространявшейся тогда в Самиздате, я пытался четко сформулировать свою точку зрения: «Мысль, что революцию делали одни евреи, — бессмыслица, выдуманная, вероятно, лишь затем, чтобы ее было проще опровергнуть». Но и до сих пор, 1/4 века спустя, я встречаю утверждения, что рассматриваю революцию как «еврейский заговор».

Попытаюсь еще раз собрать основные известные мне факты, характеризующие участие евреев в подготовке, проведении и утверждении русской революции. А процесс этот очень тонкий и сложный, и одной какой-то характеристикой суммировать его, мне кажется, невозможно.

Само существование революционного движения, «революционного процесса», в России, по-видимому, никак не связано с еврейским влиянием. Крупнейшими идеологами, зажигавшими сердца революционной молодежи, были Герцен, Бакунин, Чернышевский, Лавров, Писарев, Михайловский. Среди них не было евреев. Поворот революционеров к терроризму начинается выстрелом Веры Засулич, душой террористов были Желябов и Михайлов.

Но постепенно в этот революционный поток начинает вливаться еврейская струйка. Среди плеяды «шестидесятников», наиболее влиятельными из которых были Чернышевский и Добролюбов, видное место занимал происходивший из евреев Зайцев. (В своих воспоминаниях Тихомиров пишет о нем, что он происходил из евреев и какой-то особенной ненавистью ненавидел Россию.) Тогда же впервые проявил себя Марк Натансон, игравший потом большую роль в революционном движении. Уже маститым патриархом он стал одним из вождей левых эсеров (под кличкой Бобров) и при разрыве их с большевиками создал группу, поддерживавшую большевиков. Участие евреев в революционном движении на первоначальном этапе можно иллюстрировать такими цифрами. Объемистая, наполненная большим количеством конкретных данных книга Волка «Революционное народничество 70-х гг.» состоит из двух томов, т. I описывает события первой половины десятилетия, т. II — второй половины. Оба тома снабжены списком упоминаемых фамилий. Если из этого списка выделить всех, так или иначе связанных с революционным движением (террористов, пропагандистов, распространителей листовок и т. д.), то окажется, что среди них евреи составляли в первый период 4–5 %, а во второй — около 10 %. Известный народоволец Аптекман в книге «Земля и Воля 70-х гг.» приводит состав «основного кружка» «Земли и Воли». В нем 25 человек, и евреями являются, по-видимому, Марк и Ольга Натансон, Зунделевич и Аптекман. В 1877 г. «Большой Совет» «Земли и Воли» состоял из 17 человек, среди которых было 3 еврея. Организаторами «Черного передела» были 18 человек, из которых опять 3 еврея.

Эта небольшая, хотя все расширяющаяся струйка привносила, однако, совершенно особый человеческий материал. Основное противоречие, мучившее тогдашнюю революционную молодежь, заключалось в следующем. Все они, конечно, были «народниками», готовыми жертвовать всем, вплоть до жизни, ради народа. Но вот когда в период «хождения в народ» они с этим народом столкнулись, то оказалось, что их идеи и принципы с убеждениями народа несовместимы. Стоило им начать агитацию против царя или Бога, как их хватали, вязали, вели в полицию. Причем бывали случаи, когда полицейские, не желая связываться с «барчуками», пытались отпустить их, а крестьяне требовали расписку в том, что агитаторы в полицию представлены, вызывая неудовольствие, а часто и притеснения в отместку. Ситуация была столь разительной, что никаких сомнений не оставляла.

Перед революционерами лежали три пути, как ярко описывает по личным впечатлениям Тихомиров. Можно было применить к жизни свой принцип, что «народ знает правду», или, по крайней мере, признать, что он имеет право жить по своим убеждениям. Кто избрал такую точку зрения, должен был из революционного движения уйти, о них мы в его истории не узнаем. Второй путь заключался в том, чтобы «просветить» народ, т. е. путем пропаганды изменить его убеждения. Избравшие этот путь отправлялись в деревню фельдшерами, учителями и т. д. Но в большинстве случаев окружающая жизнь — болезни, бедность, недоедание — производили такое впечатление, что одни из деревни бежали, а других затягивала эта жизнь, и заботы окружающего крестьянства заслоняли для них цели революции. Такие для революционного движения тоже были потеряны. Наконец, оставался третий путь: делать революцию вопреки воле народа либо, обманув, его же руками, либо без него — через террор. Совершенно сознательно разрабатывалась градация агитационной литературы: что можно давать читать народу, а что давать лишь учителям, агрономам и фельдшерам (против Бога и царя) — народу же давать читать «неудобно». Распространялись даже поддельные грамоты от имени царя с призывами к переделу земли или восстанию. Поскольку и этот путь оказался не действенным, остался путь террора, но с мучительным сознанием, что вершится этот террор вопреки желаниям и принципам обожествляемого народа.

И вот тут появились молодые люди, у которых все эти, говоря современным языком, «комплексы» полностью отсутствовали. С народом их никакие положительные чувства не связывали, к нему с детства было внушено отношение как к чуждой и враждебной среде, «объекту» их деятельности. Эти люди легко могли усвоить абстрактную схему и сосредоточить все силы на ее осуществлении. Мироощущение этого нового типа революционеров передают, например, мемуары Аптекмана. Он пишет:

«Народа я не знал, так как родился в городе, деревни почти не видел, да, кроме того, я был чужим этому народу по крови. Русскую историю я тоже плохо знал. Признаться, не любил я ее. Уж очень скучной она мне казалась. И я, такой любознательный и прилежный, прочитавший так много по истории Запада, а особенно по истории революционных движений на Западе, ничего не читал по русской истории. Мне казалось, что она ничего не может сказать ни моему уму, ни моему сердцу».

Разумеется, Аптекман пишет это лишь для того, чтобы сказать, что он понял свою ошибку. Но как он ее исправил — это, пожалуй, еще характернее:

«Соловьев, Костомаров, Беляев, Аристов, Хлебников, Щапов, Мордовцев, Антонович и др. появились на моем столе и прочитывались от доски до доски… К весне 1874 г. я был совершенно (!) готов».

Судя по мемуарам, на это понадобилось всего несколько месяцев! Полюбил ли Аптекман в таком пожарном порядке русскую историю и что он из нее понял, этого он не сообщает, но дальше мы узнаем, что он отправился в народ проповедовать социализм. С сожалением он обнаружил, что эта пропаганда абсолютно не воспринимается, и пришел к выводу: «…мы сим не победим народа…» Вот такого полного преодоления народнических сантиментов, способности сознательно занять позицию враждебной стороны (народ надо победить) мы у русских современников Аптекмана не встретим.

В 60-е годы, в разгар народнических настроений, Зайцев писал, что «народ глуп и туп», что не следует «ставить его на пьедестал», как это делают демократы, но «действовать против него решительно»: опять тот же мотив борьбы с народом, его покорения.

Другой революционер — Дейч — вспоминает, что многие еврейские революционеры произошли из захолустных местечек, в детстве даже не говорили по-русски. Таким было, например, детство Геси Гельфман, пока она, взяв с собой узелок своих вещей, не отправилась в город «изучать гойскую науку». Какой взгляд на окружающий народ с детства впитывали эти юноши, воспитанные в местечках, управляемых кагалами, можно представить себе, например, по высказываниям И. Шахака, Алексеева и отрывкам из книги Брафмана, приведенным в гл. 4.

Могло бы показаться удивительным, что молодые люди, с детства чуждые русской жизни, совершенно не знавшие народа, скоро становились вождями революционного движения. На самом деле это понятно: именно они могли освободить движение от груза старых представлений о «служении народу», привить взгляд, что народ, наоборот, надо «победить», «действовать против него решительно». А это высвобождало силы для практической, революционной работы.

К началу 80-х гг. тот факт, что среди руководства террористов имеется заметное количество евреев, уже обращал на себя внимание, в частности, это проявилось в направленных против евреев народных беспорядках, вызванных убийством Александра II в 1881 г. Однако, насколько слабо было еще еврейское влияние среди революционеров, показывает тот факт, что «Листок № 6» «Народной Воли» приветствовал эти беспорядки как направленные против эксплуататоров (в чем потом многократно оправдывались).

1881 год был кризисным в истории русского революционного движения. Убийство Александра II рикошетом нанесло тяжелейший удар всему движению — как физический, так и моральный. На это убийство были брошены все силы организации — и в результате почти все ведущие революционеры оказались арестованными. С другой стороны, убийство царя, освободившего крестьян, осуществившего реформы, преобразовавшие всю жизнь России, оттолкнуло многих от революции. В кружке сохранившихся революционеров, почти исключительно в эмиграции, начались поиски новых идей и новых путей. Этот ключевой для дальнейшего развития «латентный период» революции продолжался лет 15–20. Революционное движение вышло из него с новым лицом.

И среди новых черт одной из самых заметных было теперь уже преобладающее еврейское влияние в руководстве движения.

Еще в 1889 г. в докладе департамента полиции о революционной эмиграции (после революции этот документ был опубликован) приводится список из 146 революционеров, из которых по крайней мере 50 были евреи, т. е. около 1/3!

В конце века революционное движение стало быстро набирать силу. Самой яркой его фракцией тогда была партия эсеров. Процесс ее возникновения в деталях восстановить трудно. По одним сведениям, она возникла из слияния трех организаций: «Заграничного союза», «Рабочей партии политического освобождения России», действовавшей на западе России, и «Союза социалистов-революционеров» на севере. Организаторами первой были Раппопорт и Хаим Житловский, второй — Гершуни (Герш Исаак Ицков), а третьей — Аргунов, единственный русский среди них. Во главе партии эсеров, по-видимому, стояли главным образом евреи. Жандармский полковник Спиридович в своих воспоминаниях пишет:

«Главнейшими заправилами этой „народнической русской партии“ оказались: Гоц, Минор, Гершуни, Рубанович, Натансон, Азеф».

Из русских он может привести только Чернова. Интересны и более частные зарисовки из его же воспоминаний:

«Их киевский комитет состоял тогда из евреев. Сторонниками партии в Киеве была еврейская интеллигентная молодежь. Влияние Гершуни сказалось в том, что все они бредили террором…

„Федор“, еврей, назвать себя отказался и предъявил фальшивый паспорт. Это был интересный тип идейного, профессионального странствующего революционера. То был фанатик своего дела. Таких работников давала только еврейская среда».

Душой партии эсеров была «Боевая организация». Ее создал и ею руководил с 1901 по 1902 г. Гершуни, с 1903 по 1906 г. — Азев (правдоподобно, что его фамилию надо произносить так, а не Азеф, причем с ударением на А), с 1906 по 1907 — Зильберберг. В 1907 г. во главе стал Никитенко, но через два месяца был арестован. В 1908 г. она была распущена в связи с разоблачением деятельности Азева. Очень интересна роль Азева. Два самых знаменитых террористических акта, осуществленных под его руководством, — это убийство министра Плеве и московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Оба они слыли антисемитами. Плеве приписывали (вряд ли справедливо) организацию Кишиневского погрома и даже (совершенно фантастично) план водворения всех евреев в гетто. Великий князь Сергей Александрович вновь ввел некоторые ограничения, касающиеся евреев, отмененные его предшественником. Начальники Азева по департаменту полиции — Зубатов и Ратаев — вспоминают, что тот просто трясся от злобы, говоря о Плеве. После убийства Плеве руководство партии в Швейцарии устроило пир, на котором раздавались возгласы: «Это ему за Кишинев». С другой стороны, Азева связывали какие-то особые отношения с Гершуни. Он давал о нем ложные показания, преуменьшая его роль, грозил, что если Гершуни тронут, то он, Азев, с полицией больше сотрудничать не будет. Выдал Азев организацию Аргунова, состоявшую из русских (были арестованы: Аргунов, Колосов, Баранов, Чернова). Наконец, удивительна история разоблачения Азева. Когда Бурцев представил доказательства его сотрудничества с полицией, Азев был вызван на партийный суд. Он отпирался, и суд был отложен на другой день. Ночью Азев спокойно уехал. А ведь эсеры убивали безо всякого суда и за гораздо меньшие преступления против партии. Так, заподозренный в предательстве Татаров был выслежен в доме родителей и безо всякого суда убит на их глазах.

Потом Азев жил в Германии, Бурцев его разыскал и взял у него интервью, но другим место его пребывания якобы не было известно. Трудно дать всему этому иное объяснение, чем то, что руководство партии задолго до разоблачения знало о двойной роли Азева и по каким-то соображениям ее санкционировало. А в свете изложенного выше, эти соображения были скорее всего связаны с национальной ориентацией и деятельности Азева, и руководства партии.

Позже, при выборах городских советов (Городских дум) летом 1917 г., в Учредительном собрании эсеры убедительно превосходили другие партии по числу голосов. Поэтому они стоят того, чтобы к ним присмотреться внимательнее.

Вот краткий очерк истории партии эсеров, извлеченный из сочинения американского исследователя Радкей.

В конце 1901 г., говорит автор, произошло слияние двух революционных групп — «Северной» и «Южной», руководимых Азевом и Гершуни. Это и было рождение партии. Вскоре среди руководителей проявились М. Гоц и Чернов. Органом партии была «Революционная Россия», ее редактором — Гоц. Автор пишет: «Гершуни говорил о лицах, дающих десятки тысяч рублей партии, но не желающих стать ее членами. Партия получала также значительную поддержку из США, где в таких центрах, как Нью-Йорк, Чикаго, Бостон, были крупные колонии русских евреев, крайне враждебных царизму». К осени 1906 г. в партии было примерно 50 тыс. членов и 300 тыс. сочувствующих. Боевая организация, созданная Гершуни, была независима от руководства партии в выборе как своих членов, так и жертв. Статистика совершенных ею терактов: 1902 г. — 4; 1904 г. — 6; 1905 г. — 51; 1906 г. — 78; 1907 г. — 62; 1908 г. — 3. Дольше всего Боевой организацией руководил Азев. Самым сенсационным терактом было убийство министра внутренних дел Плеве. Николаевский утверждает, что Азев стремился к убийству Плеве по некоторым личным причинам, а также потому, что считал его антисемитом.

В эмиграции Чернов настаивал на том, чтобы в России в руководстве партии соблюдался принцип «хора», — как Мартов (Цедербаум), Дан (Гурвич) и Церетели у меньшевиков; Бабель, Либкнехт и Каутский у немецких с.-д.; Бауэр, Реннер и Адлер — у австрийских. У эсеров этот «хор» должен был состоять из него, Гершуни и М. Гоца.

Во время войны часть руководства эсеров примкнула к «циммервальдистам»: Мстиславский в Петрограде, Штернберг в Москве, Коган-Бернштейн, Каминский и Чайкин на Украине. В эмиграции выделились «левые эсеры»: Бобров (Натансон), Камков (Кац) и Далин (Левенсон). К ним примкнула Евгения Ратнер без ведома ее друга Чернова. Циммервальдистами были и Чернов с Александровичем. О Натансоне автор пишет:

«Он один из первого поколения народников не изменил своего мировоззрения до самого 1917 г. Возможно, из-за сильной национальной компоненты в его ненависти к царизму».

Похожую картину автор рисует и касательно послереволюционного периода. Естественно, в 1917 г. партия резко активизировалась. Во главе ее Петроградского Совета был А. Гоц (брат умершего к тому времени М. Гоца) и два заместителя: Болдырев и Лифшиц. Брешко-Брешковская получила тогда из американских источников 2 100 000 рублей. В мае произошел III съезд, где, по словам автора, Чернов «утратил все претензии на лидерство и капитулировал перед властью А. Гоца. Не было скандала и открытой борьбы, просто более сильная личность уселась на водительское место». Произошли выборы ЦК, где из 20 избранных членов 8 (судя по фамилиям и именам) были евреи. Летом 1917 г. в большинстве крупных городов эсеры были избраны городскими головами, в частности, в Петрограде — Шрейдер, в Москве — Минор. На VII съезде в августе 1917 г. впервые разгорелась борьба между «оборонцами» и сторонниками скорейшего окончания войны. Руководство представило резолюцию, составленную руководителем первого течения — Розенблюмом и второго — Штейнбергером.

Почти одновременно с эсерами на историческую арену в России вышла и социал-демократия. Первую марксистскую организацию — группу «Освобождение труда» — в 1883 г. основали Плеханов, Аксельрод и Дейч. Первой социал-демократической партией в Империи была социал-демократическая партия Царства Польского, организованная в 1893 г. Розой Люксембург и Лео Иогишес (Тышко). Второй был «Бунд» — «Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России», созданный в 1897 г. Из него вышли многие лидеры социал-демократии, наиболее известный — Мартов (Цедербаум), первая работа которого была посвящена доказательству того, что еврейский пролетариат не должен в своей борьбе идти на союз с пролетариатом русским, ибо тот его обязательно предаст. Долго потом, вплоть до 1917 г., «Бунд» играл роль резервуара, из которого все течения социал-демократии черпали руководящих работников.

Но среди более молодых деятелей стало преобладать убеждение, что замыкаться в чисто национальную организацию — это неверная политика. О роли «Бунда» в создании РСДРП Г. Зиновьев (Радомысльский) пишет в его «Истории Коммунистической партии»:

«… во второй половине 90-х гг. движение еврейских рабочих было очень значительно, и роль Бунда в партии очень важна. Достаточно сказать, что главным организатором первого съезда нашей партии в 1898 г. был Бунд. И совсем не случайно этот съезд был в Минске, в городе еврейской черты оседлости, на территории деятельности Бунда».

На I съезде РСДРП было всего 9 делегатов: Арон Кремер, Абрам Мутник, Шая Кац, Борух Эйдельман, Николай Абрамович Банновский, Вигдорчик, Радченко, Тучапский и Петрусевич. Избранное ЦК составляли Кремер, Радченко и Эйдельман.

Когда на II съезде «Бунд» потребовал для себя совершенно исключительного положения в партии и эти требования вызвали возражения, то представитель «Бунда» Либер воскликнул, имея, очевидно, в виду роль «Бунда» в создании РСДРП: «Так могут говорить только люди родства не помнящие!» И сейчас же послышались протесты и заверения, что заслуги «Бунда» никогда забыты не будут. Каждый, кто учился в советской школе, знает фамилии вождей социал-демократии: Мартов (Цедербаум), Аксельрод, Дан (Гуревич), Либер (Гольдман), Мартынов (Пиккер), Розанов (Гольденбах), Троцкий (Бронштейн), Зиновьев (Радомысльский), Каменев (Розенфельд), Абрамович, Эрлих и т. д., и т. д. Плеханов принадлежал к этническому меньшинству. Редакция «Искры» в 1900 г. состояла из Плеханова, Аксельрода, Засулич, Дейча, Мартова и Ленина. После раскола на большевиков и меньшевиков еврейское влияние было особенно заметно среди меньшевиков. В связи с V съездом РСДРП Сталин опубликовал статью в газете «Бакинский пролетарий». В ней говорится:

«Не менее интересен состав съезда с точки зрения национальностей. Статистика показала, что большинство меньшевистской фракции составляют евреи, далее идут грузины, потом русские. Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские».

Он объясняет это тем, что меньшевики представляют интересы мелкой буржуазии, в которой преобладают евреи.

Примерно в то же время Ленин записал:

«Число членов нашей партии теперь свыше 100 000 человек: 31 000 были представлены на объединенном съезде, затем 26 000 польских социал-демократов, около 14 000 латышских и 33 000 еврейских».

(33 000 еврейских социал-демократов — это, видимо, «Бунд», вновь принятый в РСДРП, о числе евреев среди «польских» говорит хотя бы то, что организаторами партии были Роза Люксембург и Лео Йогишес; 31 000 «объединившихся» — это, скорее всего, прежние большевики и меньшевики, объединившиеся на V съезде, о которых писал Сталин. Русские явно составляли незначительное меньшинство.)

Точка зрения Сталина подтверждается еще тем, что (как стало позже известно) при объединении с большевиками меньшевики создали (на конференции в Женеве, 1903 г.) «теневое политбюро» в составе Аксельрода, Мартова, Дана, Троцкого, Потресова. Об этом сообщает биограф Троцкого Дейчер. И исследователь истории меньшевиков Зива Галили пишет: «Среди меньшевиков преобладали представители двух национальных меньшинств России — евреев и грузин», «евреи-марксисты были выходцами из обеспеченных, русифицированных еврейских слоев Санкт-Петербурга, к которым впоследствии присоединились и выходцы из еврейских местечек в черте оседлости». Похожая ситуация рисуется по данным послереволюционным. Первая после революции конференция меньшевиков состоялась в мае 1917 г. В оргкомитет партии были избраны Хинчук, Исув, Романов, Зарецкая, Ерманский, Аксельрод, Ермолаев, Гарви, Горев, Смирнов, Дан, Ежов (Цедербаум, брат Мартова), Батурский, Панин, Юдин, Богданов, Крохмаль, то есть евреи, видимо, превалировали.

И в таком мало влиятельном течении, как анархизм, обнаруживается заметное еврейское присутствие. Конечно, создателем всего течения был Бакунин, позже наиболее крупной фигурой — Кропоткин. Но с приближением революции 1905 г., когда движение активизируется, в нем все большее участие принимают евреи. В сборнике (всех известных) документов анархистов, во вводной статье составитель сборника так характеризует положение в период революции (1905 г.): «Среди анархистов преобладали евреи (по отдельным выборкам их число достигало 50 %), русские (до 41 %), украинцы (до 35 %)». (Оценки очень приближенные, почему сумма и оказывается больше 100 %!). В 1903 г. в Париже создается издательская группа «Анархия». В том же сборнике ее состав представлен так: Б. Я. Энгельсон, М. И. Гольдсмит, Рощин (Н. С. Гроссман), М. Э. Р. Дайнов, Ш. X. Каганович, С. М. Романов и др. Первый террористический анархистский акт в XX в. в России совершил в 1904 г. Нисан Фарбер. В материалах анархистов приводятся некрологи (или иные упоминания) погибших или казненных террористов. Их полный список: Нисан Фарбер, Арон Елин (Гелинке), Павел Гольман, М. Шпиндлер (Мойше Гроднер), Ф. Зубарь, Т. И. Бездырев, Бейниш Розенблюм. Еще упоминаются три еврея (один из них 16-летний Осип Левин, остальные по имени не названы), перед казнью отказавшиеся от услуг раввина. После начала войны среди анархистов произошел раскол: «оборонцев» возглавлял Кропоткин, «интернационалистов» — Гроссман, Ге (Гольберг) и Шапиро. После Февральской революции движение опять разделилось. Советы и участие в них поддерживал Кропоткин. Ему возражал Гейцман (Хаим Лондонский): «Не забираться наверх править». Некоторые обращения анархистов издавались на идиш (иногда потом переводились на русский самими анархистами или полицией, захватившей эти обращения).

Но, несмотря на большое участие евреев в движении анархистов, незаметно (в отличие от эсеров) какой-либо национальной ориентации в деятельности партии. В революцию 1905 г. их организации активнее всего были в черте оседлости и боролись главным образом против состоятельных евреев. Так, первый их теракт в XX в. был совершен в 1904 г., когда Нисан Фарбер убил Аврама Кагана в синагоге в Белостоке. В 1905 г. Б. Фридман бросил бомбу в синагогу в Белостоке, где собралась группа состоятельных евреев (возможно, для обсуждения вопроса о локауте). Влияние деятельности анархистов в общерусском масштабе сказывалось разве что в том, что она расшатывала тогдашний образ жизни.

Эсеры, эсдеки и анархисты — это были партии, называвшие себя революционными. Кадеты назывались лишь оппозиционной партией, но, по существу, были партией революционной, имевшей целью изменение государственного строя. Эту их роль в I Государственной думе очень ясно показал в своей книге историк Герье. Официальным вождем партии был Милюков. Но Тыркова-Вильямс пишет в своих воспоминаниях: «Милюков был окружен темноглазыми почитателями и особенно почитательницами, к которым он был очень чувствителен. Но не он дирижировал хором, а скорее тот — им». Удивительно, что и Меньшиков в связи с Милюковым применяет то же сравнение — «подставной дирижер». Фактическим редактором официального органа кадетов, газеты «Речь», был Гессен. Кое-что об источниках финансирования газеты сказано в гл. 10. В ЦК кадетской партии из числа евреев входили: Винавер, Гессен, Изгоев (Ланде), Каминка, Мандельштам, Петражицкий. Меньшиков, кроме того, называет среди «вождей кадетов»: Ганейзера, Ганфмана, Греве, Иоллоса, Гуревича, Розенберга, Штильмана, Фридмана.

Эти факты дадут, однако, очень односторонний взгляд, если не отметить, что в руководстве кадетов громадное место занимали также помещики и дворяне старых родов, известные профессора (кадеты считались «профессорской партией»). Тыркова-Вильямс перечисляет: Шаховской, Долгорукий, Радичев, Муханов, Свечин, Петрункевич. Из профессоров — Муромцев, Милюков. Тыркова поражается: а в программе — насильственное отчуждение помещичьих земель? Но на этом пути веяло властью. Да и деньги вдруг полились. Она сама удивляется: за один год ее заработки увеличились в 4 раза!

Картина будет неполной, если мы не отметим, что начиная с 1916 г. (в частности, во время Февральской революции) главой русского масонства (секретарем «Великого Востока народов России») был Гальперн. (После Февральской революции ему была предоставлена должность управляющего делами Временного правительства). А позиция русского масонства формулировалась одним из его активных членов так:

«Организация носит определенно революционный характер и стремится к насильственному перевороту».

Подсчеты, мне кажется, в таких случаях мало поясняют, но все же приведем некоторые. М. Н. Покровский утверждал:

«По данным различных съездов, евреи составляют от 1/4 до 1/3 организаторского слоя всех революционных партий».

Ларин (Лурье) пишет, что среди арестованных и сосланных евреи составляли около одной четверти.

По просьбе графа Игнатьева ген. Сухотин, командующий Сибирским военным округом, привел данные о лицах, находящихся под гласным надзором полиции в Сибири на 1 января 1905 г. Их было: русских — 42 %, евреев — 37 %, поляков — 14 %.

Бундовец, а потом большевик Рафес в «Истории еврейского рабочего движения» приводит цифры английского исследователя Раппопорта: с марта 1903 г. до ноября 1904 г. через Александровский равелин прошло 384 политических заключенных. Из них евреи — 53,9 %, русские — 26,4 %, поляки — 10,4 %. Из женщин: 64,3 % — еврейки.

Все эти цифры близки и, видимо, дают правильную картину относительно тех членов революционных партий, которые вели активную работу. Но в руководстве положение было, как мы видели, иным. А политика этих партий (в основном, подпольных) определялась далеко не демократическими канонами. В качестве примера, перескакивая через десятилетие, приведем VII съезд большевистской партии в 1918 г. Это был чрезвычайный съезд, обусловленный грозой раскола в связи с подписанием Брестского мира (он и назывался подпольным). Там была принята резолюция, обязывающая сохранить в тайне принятые решения. Председатель даже подчеркнул, что «ни один член съезда не имеет права давать какие бы то ни было сведения кому бы то ни было». То есть тот слой партии, который собрался тогда в Москве, принимал весьма радикальные решения (напомню, что согласно резолюции, внесенной Лениным, съезд уполномочивал «объявить войну любой империалистической державе и всему миру, когда ЦК партии найдет момент для этого подходящим»), скрывая это от остальных членов партии.

Сухие цифры могут дать ложную картину. Но вот точка зрения схватчивого (и не склонного к теоретизированию) наблюдателя. Шульгин пишет об «энергии и вирулентности» «освободительного движения» 1905 г.:

«…каковому движению еврейство дало спинной хребет, костяк».

И убийца Столыпина Богров был еврей, причем перед покушением в разговоре с деятелем партии эсеров Лазаревым сказал: «Я еврей, и позвольте вам напомнить, что мы и до сих пор живем под господством черносотенных вождей». Все это сплетается в загадку. Столыпин как раз предлагал уничтожить все ограничения, существовавшие для евреев. Правда, текст его предложений, отвергнутых Николаем II, стал известен только после революции, но трудно себе представить, чтобы в еврейской среде не была известна общая позиция Столыпина. Да таков был и весь дух столыпинских реформ. Как же тогда понять мотив покушения Богрова?

 

2. Революция

Но вот наступила революция, и все проблемы отступили перед вопросом о власти.

Интересно отметить, что во Временном правительстве, сколько раз его ни перетряхивали, кажется, не было ни одного еврея. Правда, и власть его была довольно иллюзорной. Трудно сказать, кто же обладал властью непосредственно после Февральской революции и обладал ли ею кто-либо. Но ближе всего к этому находился президиум Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов — странное политическое образование, никем не выбранное, «само собою» организовавшееся. Процесс его возникновения подробно описывает в своих воспоминаниях Суханов (Гиммер). Видимо, первый «обмен мнениями» произошел на квартире у Н. Д. Соколова 25 февраля. По крайней мере с этого «совещания» начинает свою историю Суханов. Он вспоминает, что собрались случайно: кто зашел узнать о новостях, кому позвонили по телефону. Но из опубликованных впоследствии воспоминаний видно, что собрание было созвано по масонской линии. Затем, 27 февраля, Временный Исполнительный Комитет Совета рабочих депутатов собрался в Таврическом дворце. Его состав: Богданов, Гвоздев, Капелинский, Гриневич (Шехтер), Скобелев, Чхеидзе, Франкорусский, Соколов, Эрлих. На базе его, путем кооптации, был создан постоянный Исполком. Так, уже 28-го в него были включены Сталин и Рафес (которого вскоре заменил Либер). Так дальше и шло: «Исполком приглашал в свою среду приехавших из имевших явные заслуги перед движением», — поясняет Суханов. Так, 15 марта приехали Ларин (Лурье) и Урицкий, еще через 2 недели — Мартов. 19-го вернулись из ссылки Церетели и Гоц, 28-го — Дан, 31-го — Камков (Кац). Наконец, 3 апреля — Ленин и все спутники по «вагону».

Стоит вспомнить и то, что председателем Петросовета был Чхеидзе — масон, а русским масонством тогда руководил Гальперн. Он пишет в своих воспоминаниях: «Основные переговоры с Советом рабочих депутатов, т. е. Чхеидзе, вел я». Этому очень помогала «братская» связь. Часто он говорил: «Чего кочевряжишься, ведь все же наши считают это неправильным, надо исправить и сделать по-нашему». Органом Совета были «Известия», а их редактором — Стеклов (Нахамкес), одна из наиболее влиятельных тогда личностей. Когда произошла первая встреча представителей Временного правительства и Совета, то Совет представляли три человека, из которых два были Стеклов и Суханов.

Вернувшийся из эмиграции Плеханов говорил, что, по его наблюдениям, русские революционеры изменились: раньше это были голубоглазые блондины, а теперь «товарищи все какие-то черненькие, с южным акцентом». Вероятно, он считал, что имеет право на такие шутки, так как был женат на Розе Бонгард. Но надо ли удивляться, что он потерял всякое влияние! Наблюдения Плеханова можно проверить по спискам революционеров-эмигрантов, прибывших из Швейцарии через Германию в Россию в марте 1917 г., эти списки позже опубликовал Бурцев. Так, список № 1 состоит из 29 лиц, из которых вне сомнения евреями являются 20. В списке № 2 пропорции для С.-Д. — 38 из 63, для С.-Р — 10 из 17, С.-Д. Царства Польского и Литвы — 2 из 3, Польской Партии Социалистической — 2 из 3 и, конечно, для «Бунда», Поалей-Цион и сионистов-социалистов — 100 %. Кроме того, были «дикие» — 10 из 18.

По поводу Февральской революции 1917 г. Шульгин говорит:

«Когда-нибудь история (если ее не затушуют, не задавят и не подделают) расскажет этот процесс. У живых же свидетелей, у очевидцев, от этого времени осталось неизгладимое впечатление: евреи и грузины — грузины и евреи».

Положение в «революционной демократии» ярко характеризует такой драматический эпизод. Непосредственно после октябрьского переворота крупнейший и влиятельный профсоюз — ВИКЖЕЛЬ (железнодорожников) — отказался признать новое правительство и требовал соглашения между всеми социалистическими партиями, в противном случае угрожая забастовкой. Состоялось так называемое «Совещание при ВИКЖЕЛЕ», участниками которого были (согласно «Протоколам ЦК») от меньшевиков-оборонцев — Дан (Гурвич) и Эрлих, от меньшевиков-интернационалистов — Мартов (Цедербаум) и Мартынов (Пиккер), от правых эсеров — Гейдельман и Якоби, от левых — Колегаев и Малкин, от «Комитета спасения родины и революции» — меньшевик Вайнштейн, а от большевиков — Каменев (Розенфельд), Сокольников (Бриллиант) и Рязанов (Гольдендах). (Были представлены также Всероссийский Совет крестьянских депутатов и Союз служащих государственных учреждений. Фамилии их представителей не приведены.) Вот эти люди и решали тогда судьбу России. Потом выяснилось, что представители большевиков не имели даже полномочий для заключения какого-либо соглашения, а затягивали переговоры с целью дать новой власти укрепиться. На заседании ЦК от 1 (14) ноября Ленин сказал, что «переговоры должны были быть как дипломатическое прикрытие военных действий». Это, впрочем, было очевидно и во время переговоров, но почему-то собравшимся было выгодно делать вид, что они не понимают ситуации, и они сообща ломали комедию.

По мере того, как набирали силу большевики, еврейское влияние перетекало от меньшевиков к ним: теперь то, что писал Сталин о V съезде РСДРП, уже совершенно не отражало действительность. Был ли сам вождь большевиков евреем на 1/2 или только на 1/4 — совсем не важно. Гораздо важнее, как он сам себя ощущал. Однажды Ленин сам коснулся этого вопроса. В разговоре с Горьким он заметил, что русский человек умным бывает «ой, как редко».

«Русский умник почти всегда или еврей, или человек с примесью еврейской крови».

При известной ленинской скромности невозможно себе представить, чтобы себя он исключил из числа «умников». Еще более важный показатель — что он всю жизнь работал и добился руководящего положения в среде, где большую часть составляли евреи, а в особенно ответственных случаях опирался почти исключительно на евреев. Так, после революции начальником охраны Ленина был чекист Беленький. Такая тонкая операция, как финансовая связь с немцами в 1917 г., была поручена почти одним евреям. В ней участвовал и Парвус (Гельфанд), Ганецкий (Фюрстенберг), Урицкий, Радек (Собельзон), Суменсон. Из других участников (чьи имена были известны), Боровский (Орловский) был, видимо, поляк и только Козловский — возможно, русский.

Вообще руководство большевиков к Октябрю состояло в большой степени из евреев. Например, для подготовки восстания было создано политическое бюро (прообраз будущего Политбюро). Состав: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников (Бриллиант), Бубнов. То есть евреи преобладали, а русский здесь один Бубнов.

Произошел октябрьский переворот. В период, непосредственно за этим следовавший, власть находилась в руках не советов, конечно, не партии, даже не ЦК, а трех человек: Ленина, Свердлова и Троцкого. Свердлов, задолго до Брежнева, соединил в одном лице пост главы государства (председатель ВЦИК) и секретаря ЦК (тогда — единственного). Во главе армии стоял Троцкий, Петроград возглавлял Зиновьев, Москву — Каменев, внешней политикой руководил Радек, Коминтерном — Зиновьев, прессой — Стеклов. Сначала во главе комсомола стоял Оскар Рыбкин, потом его сменил Лазарь Щацкин.

Еще поразительнее, что практически у всех нееврейских вождей жены были еврейки. Так, женой Дзержинского была Соня Мушкат; одной женой Бухарина была Гурвич, другой — Лурье; женой Рыкова была Маршак, Молотова — Жемчужина (Перл Карповская), Ворошилова — Горбман, Кирова — Маркус, Ежова — Евгения Соломоновна Ноткина, Куйбышева — Коган, Андреева — Хазан (впрочем, многие из перечисленных лиц были женаты несколько раз, так что у них могли быть и другие жены).

Производит впечатление, что в этот период тот, кто не был евреем, не имел хотя бы некоторых еврейских предков, для того, чтобы войти в высший слой лиц, стоящих у власти, стать там своим человеком, должен был иметь жену-еврейку. Исключение было возможно для грузина, вроде Сталина, для русского оно не допускалось. И ведь так оно продолжалось вплоть до маршала Жукова (1-я жена) и Брежнева.

Удивительным фактом, который нельзя не отметить, было массовое участие евреев в ЧК. Какие мемуары того времени ни возьми, натыкаешься на имена еврейских чекистов: в Одессе — Горожанин (Кудемский), Гришин (Клювгант), Ровер, в Киеве — Ремовер, Розанов (Розенблат), Соколов (Шостак), Бувштейн, в Харькове — Абугов, Дагин, Даганский, Мазо, Островский, Португейс, Шаров (Шавер), Фельдман, Иесель Манькин, в Николаеве — Алехин (Смоляров), Вайнштейн, Спектор, на Украине и в Крыму — Гай (Штоклянд), Дмитриев (Плоткин), Говлич (Говбиндер), Зеликман, но и вне бывшей «черты оседлости», в Твери — Ревекка Палестинская, на Урале — Гольдман, в Симбирске — Вельский (Левин), в Самаре — Визель, Рейхман, в Саратове — Дейч, в Курске-Волков (Вайнер), Каминский, в Перьми и Вятке — Берман, в Пскове и Новгороде — Пассов, в Воронеже — Рапопорт, в Архангельске — Кацнельсон, да даже в Сибири — Бак, Южный, Берманы (оба брата), в Туркестане — Гержот, Диментман, Каплан, Слуцкий, в Самарканде — Паукер, на дальнем Востоке — Литвин, при ликвидации сдавшихся в плен офицеров Врангелевской армии — Землячка (Залкинд) и Белла Кун. И в столицах: Петрограде — Урицкий (глава ЧК), Вейзагер, в Москве — Леплевский, Мессинг, Гендин, Рапопорт. В Особом отделе ВЧК — Агранов, Алиевский, Паукер, в секретном отделении — Генкин и т. д., и т. д. И в верхушке: Фельдман — начальник следственного отдела ЧК, Трилиссер — иностранного, а среди членов коллегии ЧК — Ягода, Урицкий, Закс (левый эсер). Мельгулов (полностью следующий либеральным нормам), говоря об одной книге (мне недоступной), посвященной эпохе Гражданской войны, пишет:

«В своих заключительных строках книга принимает откровенно антисемитский характер, что дает возможность говорить о ее тенденциозности. Мы как-то уж привыкли не доверять литературным произведениям, выходящим из-под пера лиц, не способных возвыситься над шаблоном зоологических чувств узкого шовинизма. Но сведения, идущие из источников другого происхождения, подтверждают многое, о чем говорится в этой книге».

И он, по-видимому, прав! Любое описание террора того времени, если оно специально не обработано, будет (пользуясь либеральным языком) «принимать антисемитский характер». Это вполне относится и к самой книге Мельгунова.

Шульгин приводит список лиц, находившихся на командных должностях Киевской ЧК: из 20 фамилий там 4–5 русских, остальные — евреи. Он пишет:

«Но если бы в этих местных чрезвычайках не было ни одного еврея, то и тогда все же эти расправы были бы делом еврейских рук по той причине, что коммунистическая партия, от лица которой все это делалось, во всероссийском масштабе руководилась евреями».

Но остается факт очень значительного личного участия евреев в осуществлении террора. Ведь это опасно — составляя незначительное меньшинство в стране, так решительно становиться на одну сторону в гражданской войне, с таким азартом полоскаться в крови коренного населения. Для такой цели в каждой стране можно найти исполнителей и из основного населения. В издающемся сейчас в Израиле на русском языке журнале, разбирая исторический роман из предреволюционной эпохи, критик М. Перах упрекает автора, что он не изобразил черту оседлости и процентную норму, а без этого будет непонятно, «откуда взялись… жестокие комиссары в кожанках с маузерами на боку, не выговаривающие букву эр». Т. е. обсуждаемое явление он объясняет ненавистью, вызванной ограничениями евреев в дореволюционной России. Если это так, то вскрывает очень специфические особенности еврейского характера, ибо черта оседлости или процентная норма при получении образования не были же сравнимы ни с татарским игом, ни с польским нашествием в Смутное время. И к тому же, положение евреев непрерывно улучшалось: во время войны ограничения были сняты для членов семей призванных в армию, а уж после Февральской революции они получили все возможные права.

Похожую мысль высказывает в воспоминаниях Мартов. Он происходил из зажиточного одесского семейства Цедербаумов. Когда ему было 3 года, в Одессе произошел погром. Он был остановлен и не дошел до их дома. Но, вспоминая, Мартов пишет:

«Был ли бы я тем, чем стал, если бы на пластической юной душе российская действительность не поспешила запечатлеть своих грубых перстов и под покровом всколыхнутой в детском сердце жалости заботливо сохранить спасительную ненависть».

Здесь приоткрывается совсем новый фактор. Мы всегда считали, что революционерами двигала «любовь к народу», как бы своеобразно она ни понималась; наконец, стремление воплотить в жизнь социалистическую утопию. Но оказывается, одним из стимулов была еще «спасительная ненависть»; у одного ли Мартова? Очевидно, были какие-то причины, делавшие притягательным непосредственное, личное участие в ЧК, расстреле царской семьи, преследованиях православной церкви, несмотря на опасность навсегда посеять вражду между своим народом и основной массой населения.

В «Дневнике писателя» Достоевский говорит:

«…мне иногда входила в голову фантазия: ну что, если б это не евреев было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов — ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им свободно сравняться с собою в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем? Не избили бы дотла, до окончательного истребления, какделывали они с чужими народностями в старину, в древнюю свою историю?»

Как это ни печально, «фантазия» Достоевского почти осуществилась в реальности: правда, не так, что пропорция евреев и русских изменилась, но благодаря тому, что на какой-то момент силы их оказались в таком соотношении, как будто евреев было в несколько десятков раз больше русских. И нельзя сказать, чтобы результат оказался совсем уж непохожим на тот, который мерещился Достоевскому.

Шульгин пишет, обращаясь к евреям:

«Вы жаловались, что во время правления „русской исторической власти“ бывали еврейские погромы; детскими игрушками кажутся эти погромы перед всероссийским разгромом, который учинен за одиннадцать лет вашего всевластия».

Безусловно, этот «всероссийский разгром» совершался не исключительно еврейскими руками, а коммунистической властью. Но это не снимает вопроса о том, почему же еврейские силы с таким азартом приняли участие в «разгроме». Вся эпоха военного коммунизма состояла из сплошной череды крестьянских восстаний, усмиряемых центральной властью. Обычно это трактуется как «борьба за хлеб», очень жестокий способ осуществления продразверстки. Но изучение конкретных ситуаций не подтверждает такого представления. В громадном числе случаев власти просто шли войной на крестьян. Речь шла о какой-то несовместимости. Не об экономической операции, — скорее это было похоже на религиозные войны, которые раньше пережила Западная Европа. Например, в Воронежской губернии продразверстку проводил гражданин Марголин. Свидетель рассказывает:

«По приезде в село или волость он собирает крестьян и торжественно заявляет: „Я вам, мерзавцам, принес смерть. Смотрите, у каждого моего продармейца по сто двадцать свинцовых смертей на вас, негодяев“ и т. д. Затем начинается требование выполнить продовольственную разверстку, а потом порка, сажание в холодный сарай и т. д.»

То есть на первом месте стояла смерть, а уже потом, как декорация, появлялась продразверстка.

Более подробно известна история так называемого «расказачивания». Речь идет о системе мер, направленных против донского казачества в период, когда там, как казалось, установилась коммунистическая власть (конец 1918 г. — начало 1919 г.). Меры эти предварительно обсуждены в сохранившейся переписке Свердлова и А. А. Френкеля. Френкель был одним из членов «Донбюро» (председателем был Сырцов), но писал Свердлову именно он и ряд решений, касающихся казаков, подписывал тоже он. Видимо, это было какое-то доверенное лицо Свердлова. Так, Френкель ставит вопрос:

«Предстоит очень большая и сложная работа по уничтожению, путем целого ряда мероприятий, главным образом, в аграрном вопросе, кулацкого казачества как сословия, составляющего ядро контрреволюции».

В результате, в январе 1919 г. Оргбюро ЦК РКП(б) (наряду с Политбюро — один из руководящих органов партии), возглавлял которое Свердлов, принимает «Циркулярное письмо об отношении к казакам», которое начинается так:

«1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно, провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью».

Эти меры и реализовались: сохранился ряд сообщений о массовых расстрелах в станицах. В феврале была издана «Инструкция реввоенсовета Южфронта к проведению директивы ЦК РКП(б) о борьбе с контрреволюцией на Дону», содержавшая указания:

«…обнаруживать и немедленно расстреливать: а) всех без исключения казаков, занимавших служебные должности по выборам или по назначению… е) всех без исключения богатых казаков».

Реввоенсовет Южного фронта: И. Ходоровский,

В обращении (за теми же подписями) говорится:

«Необходимы концентрационные лагеря с полным изъятием казачьего элемента из пределов Донской области».

Все эти меры энергично осуществлялись, о чем есть много свидетельств. Происходили массовые расстрелы. В итоге «расказачивания» численность донских казаков сократилась с 4,5 млн. до 2 млн. Результатом (в марте 1919 г.) было Верхне-Донское восстание. В борьбе с ним Реввоенсовет 8-й армии указывал:

«…уничтожены должны быть все, кто имеет какое-то отношение к восстанию и к противосоветской агитации, не останавливаясь перед процентным уничтожением населения станиц.

(Даже без ограничений пола и возраста! — И. Ш.)

Реввоенсовет 8-й армии: И. Якир, Я. Вестник».

 

3. Вопрос о власти

Многие пытались выразить еврейское влияние (Шульгин даже говорил о «всевластии») послеоктябрьской революции в численной форме, на основе тех или иных подсчетов. Например, приводятся списки, создающие впечатление почти стопроцентной концентрации евреев во власти. Но мне кажется, что это очень зависит от выбора того органа, список членов которого приводится. Так, первый состав Совнаркома был: Ленин, Троцкий, Рыков, Милютин, Ногин, Ломов, Сталин, Шляпников, Теодорович, Глебов-Авилов, Антонов-Овсеенко, Крыленко, Дыбенко, Луначарский — он дает другую картину. Но ведь надо иметь в виду, что Совнарком — исполнительный орган. (Да и Троцкий говорил: «Будет гораздо лучше, если в первом революционном советском правительстве не будет ни одного еврея». Хотя без него самого, видимо, обойтись было просто невозможно.) К тому же, например, Троцкий, который в первом составе СНК должен был заниматься иностранными делами, пишет в воспоминаниях об этом времени:

«Я отдавал все силы перевороту, предоставив заботы по министерству иностранных дел товарищам Малкину и Залкинду».

Реальная власть принадлежала (как об этом говорили и недовольные большевики на съездах) Ленину, Троцкому и Свердлову. На похоронах Свердлова Ленин сказал, что тот многие вопросы вообще решал единолично. Если же говорить о каком-то органе, то властью было Политбюро. Первым его зародышем был, видимо, комитет, созданный на совещании дома у Суханова в преддверии переворота. Его состав мы уже приводили: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников, Бубнов. На VI съезде Политбюро не выбирали, но было Бюро ЦК — Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов. На VII (чрезвычайном) съезде опять Политбюро не избирали. Оно возродилось на VIII съезде в составе: Ленин, Каменев, Крестинский, Троцкий, Сталин. Потом отсутствовало на IX съезде. Далее его состав был:

• X съезд — Ленин, Троцкий, Зиновьев, Сталин, Каменев;

• XI съезд — Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Томский;

• XII съезд — Ленин, Каменев, Троцкий, Сталин, Зиновьев, Рыков, Томский, Бухарин;

• XIII съезд — Каменев, Троцкий, Сталин, Зиновьев, Рыков, Томский, Бухарин.

Это вплоть до 1924 г. — весь период революции и ее утверждения. Политбюро состояло из 5–7 человек. Из них Ленин, «по его собственному определению», «человек с примесью еврейской крови», и еще 2 или 3 еврея. По современной терминологии, это был «контрольный пакет» (если еще вспомнить о женах Бухарина и Рыкова). Речь вовсе не идет о каком-то централизованном заговоре. Какие бы силы ни создавали ту «чудесную взаимосвязь», о которой говорит Гретц (в цитате, приведенной в гл. 1), их действию были подвержены большинство членов Политбюро любого состава. Для современников это и выражалось как «всевластие» евреев в то время.

Но в таких тонких вопросах впечатления одного современника дают больше, чем списки и подсчеты. Шульгин, например, говорит о времени Гражданской войны:

«В Красном стане евреи изобиловали и количественно, что уже важно, но сверх того занимали командные высоты, что еще важнее».

Он говорит о «выпиравшем совершенно явственно факте», с его точки зрения, составлявшем «суть дела»:

«Организационной и направляющей силой в стане Красной Армии были евреи».

Для примера он приводит Белую армию, где общепризнанно, что руководящей силой было офицерство. Хотя много бывших офицеров воевало в рядах Красной Армии.

«Однако никому не приходит в голову говорить, что коммунистической партией руководили офицеры; и, наоборот, все говорят уверенно, что Белое движение велось офицерством. Почему? Да потому, что в Красном стане русское офицерство было на роли „быдла“, а в Белом — оно было „первенствующим сословием“.

Вот точно таким первенствующим сословием были евреи в Красном стане».

Похоже, и в большевистском лагере проблему чувствовали. Например, в 1923 г. Троцкий на пленуме ЦК вспоминал, что сразу после захвата власти Владимир Ильич, лежа на полу, сказал: «Т. Троцкий, мы сделаем Вас наркомвнуделом, Вы будете давить буржуазию и дворянство», — но он отказался: «Нельзя давать такого козыря в руки наших врагов».

Как и на предложение стать единственным заместителем Ленина, «чтобы не дать нашим врагам повода сказать, что Россией правит еврей».

Американский советолог Р. Пайпс пишет:

«Троцкий был в Совнаркоме единственный евреем. По-видимому, большевики опасались обвинения в том, что они — „еврейская партия“, создавшая правительство, которое будет служить интересам „международного еврейства“».

Выступая на том же пленуме ЦК, Троцкий говорил:

«Вы помните, какой вред принесло нам в гражданскую войну то, что во главе Красной Армии стоял еврей».

(Если он действительно так думал, то непонятно, зачем он назначил своим заместителем и по Реввоенсовету, и по Наркомвоенмору Склянского. Если бы хоть это был незаменимый военный специалист, а то недоучившийся медик!)

По поводу всего революционного движения — и до, и после 1917 г. — взвешенным свидетельством о роли евреев мне кажется книга «Россия и евреи», изданная в Берлине в 1923 г. Это собрание статей шести евреев, отнюдь не отказавшихся от своей национальности, озабоченных тем, как сложатся в будущем отношения их народа с другими народами России. Вот что они пишут.

«Не подлежит никакому сомнению, что число евреев, участвовавших в партии большевиков, а также во всех других партиях, столько способствующих так называемому углублению революции — меньшевиков, эсеров и т. д. как по количеству, так и по выпавшей на них роли в качестве руководителей, не находится ни в каком соответствии с процентным отношением евреев ко всему населению России. Это факт безусловный, который надлежит объяснить, но который бессмысленно отрицать». (Левин)

«Теперь еврей — во всех углах и на всех ступенях власти. Русский человек видит его и во главе первопрестольной Москвы, и во главе Невской столицы, и во главе армии, совершеннейшего механизма самоистребления. Он видит, что проспект Св. Владимира носит славное имя Нахимсона, исторический Литейный проспект переименован в проспект Володарского, а Павловск — в Слуцк. Русский человек видит теперь еврея и судьей, и палачом». (Бикерман)

«Ряды социалистов были переполнены евреями. И когда по линиям русских государственных судеб над Россией — если можно так выразиться — стрясся вместе с революцией социализм как проявление, результат и фактор общегосударственного развала и народного разложения, тогда эти евреи со всей своей численностью и энергией оказались на передовой волне разложения». (Ландау)

«Еврей вооружал и беспримерной жестокостью удерживал вместе красные полки, огнем и мечом защищавшие „завоевания революции“, по приказу этого же еврея тысячи русских людей, старики, женщины бросались в тюрьмы, чтобы залогом их жизни заставить русских офицеров стрелять в своих братьев…» (Бикерман)

В новейшее время представительница «третьей волны» эмиграции С. Марголина пишет:

«Вопрос о роли и положении евреев в советской истории относится к числу самых важных и одновременно самых табуизированных вопросов нашего времени… Особый и почти не исследованный вопрос — работа евреев в репрессивных органах: ЧК, ГПУ и НКВД… Что ни говори, а ужасы революции и гражданской войны, как и последующих репрессий, тесно слились с образом еврейского комиссара».

Опять из сборника «Россия и евреи»:

«…в этой смуте евреи принимают деятельнейшее участие в качестве большевиков, в качестве меньшевиков, вкачестве автономистов, во всех качествах, а все еврейство в целом, поскольку оно революции не делает, на нее уповает и настолько себя с ней отождествляет, что еврея — противника революции всегда готово объявить врагом народа». (Бикерман)

Связь евреев и революции, отмеченная в последней цитате, была симметричной. Если еврея — противника революции евреи объявляли врагом своего народа, то и новая власть противника евреев объявляла своим врагом. В «Известиях ВЦИК» от 27 июня 1918 г. опубликовано сообщение «От Совета народных комиссаров». В нем говорится:

«СНК объявляет антисемитское движение и погромы евреев гибелью (! — И.Ш.) дела революции… Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона».

Закон, предписывающий кого-либо ставить вне закона, кажется, уникален в истории.

В принятом в 1922 г. Уголовном кодексе статья 83 предписывалось:

«За разжигание национальной вражды в особо отягчающих обстоятельствах — кара до расстрела».

Еще одно свидетельство принадлежит С. С. Маслову — известному специалисту по сельскохозяйственной кооперации, депутату Учредительного собрания. В начале 20-х годов он эмигрировал (или был выслан?) и описал то, что пережил до того в Советской России. Он пишет:

«Распространенное выражение „жидовская власть“ весьма часто в России, особенно на Украине и в бывшей черте оседлости, понимается не как зазорное определение власти, а как совершенно объективное определение ее состава и ее политики. Когда украинец-крестьянин называет свою гужевую и трудовую повинность „жидовской панщиной“, он выражает только свое искреннее убеждение, что панщина введена действительно евреями. В определениевласти как „жидовской“ вкладывается двойной смысл: советская власть, во-первых, отвечает желаниям и интересам евреев, во-вторых, власть фактически находится в руках евреев. Характерный бытовой факт, отражающий первый смысл определения власти: если к свободно разговаривающей о советских порядках группе лиц (не евреев) подойдет еврей, даже лично знакомый собеседникам, разговор почти всегда круто обрывается и переходит в другую плоскость».

Тогда же, когда вышла книга С. С. Маслова (в 1922 г.), в эмигрантской газете «Еврейская трибуна» появилась статья Е. Кусковой (сначала участницы «Освободительного движения», потом пытавшейся организовать комитет помощи голодающим в России — в кличке ПРОКУКИШ, данной большевистской прессой этому комитету, ей принадлежит «КУ», а потом высланной из СССР). Статья называется «Кто они и как быть?» Она передает свои впечатления о русско-еврейских отношениях в Советской России. Женщина-врач, еврейка, говорит:

«Еврейские большевистские администраторы испортили мне мои прекрасные отношения с местным населением… И это население относится ко мне теперь отвратительно, и я чувствую себя отвратительно».

Или учительница:

«Понимаете, меня ненавидят дети, вслух орут, что я преподаю в еврейской школе. Почему в еврейской? Потому что запрещено преподавать Закон Божий и выгнали батюшку.

—  Да я-то тут при чем? Ведь распоряжение дал Наркомпрос?

—  Да потому, что в Наркомпросе — все евреи, а вы от них поставлены».

Кускова цитирует прокламацию Политуправления (Наркомпроса?), разъясняющую, почему «так много евреев»:

«Когда российскому пролетариату понадобилась своя интеллигенция и полуинтеллигенция, кадры административных и технических работников, то неудивительно, что оппозиционно настроенное еврейство пошло ему навстречу… Пребывание евреев на административных постах новой России — совершенно естественная и необходимая вещь, будь эта Россия кадетской, эсеровской или пролетарской».

Но может быть, те евреи, которые занимали руководящее положение в социалистическом движении и в русской революции, в самом еврействе составляли меньшинство, оторвавшееся от своих национальных корней? Может быть, их позиции вызывали осуждение евреев, верных своим национальным традициям? Действительно, такие голоса раздавались: таков, например, смысл книги «Россия и евреи», которую мы выше цитировали (авторы выступали в этом вопросе не только как теоретики: один из них, Пасманик, сотрудничал, например, с правительством Деникина и Врангеля). Но как раз в этой книге авторы заверяют нас, что встретили враждебность и осуждение основной массы еврейства. Так, еврейская пресса писала о них:

«Там имеются такие еврейские элементы, которые не могут быть приняты в счет. Это отбросы еврейской общественности, сроднившиеся с Врангелем и проделавшие с его армией весь длинный путь…»

В статье М. Бикермана рассказывается о банкете русско-еврейских общественных деятелей в эмиграции и о выступлении одного обамериканившегося еврея, сказавшего:

«Евреям жаловаться на Россию нечего, мы всегда с удовлетворением отмечали случаи, когда в Англии или Франции выдающийся еврей достигал власти… теперь в России чуть ли не половина министров — евреи».

Далее рассказывается об одном еврейском деятеле (автор называет его «белым вороном»), предложившим высокому еврейскому духовному лицу организовать протест против казней православных священников в СССР. Тот, подумав, ответил, что это значило бы бороться против большевиков, чего он не считает возможным делать, так как падение большевистской власти привело бы к еврейским погромам и тем самым его руки оказались бы обагренными еврейской кровью. Автор резюмируют:

«Общественное мнение еврейства всего мира отвернулось от России и повернуло в сторону большевиков. Французский же, английский или американский еврей и не обязан думать о том, как выбраться России из пропасти, куда она ввергнута была бессмысленным бунтом, именуемым революцией, и у него о России и делах русских остается только одно: существующая власть большевиков уже тем благодетельна, что она не допускает еврейских погромов; ей угрожает „реакция“, готовая евреев истребить».

Последняя мысль находит подтверждение в неожиданном источнике. В своей полемике с Троцким по поводу террора в России (собственно, это ответ на статью Ленина «Пролетарская революция и ренегат Каутский») Каутский пишет:

«То, чего мы опасаемся, это не диктатура, а нечто, пожалуй, гораздо худшее. Вероятнее всего, что новое правительство будет чрезвычайно слабо, так что оно не сможет, даже если захочет, справиться с погромами против евреев и большевиков.

…потому мы вынуждены защищать его (большевизм. — И.Ш.) как меньшее зло».

(Хотя в самом названии книги автор характеризует положение в России как «государственное рабство».)

То есть отношение к коммунистической власти как «власти, охраняющей евреев от погромов», оказывается для Каутского на первом месте при всех имевшихся партийных разногласиях.

В книге «Россия и Евреи» не раз обсуждается связь между политически активной частью еврейства и остальной массой:

«Дело было здесь не в том огромном количестве активных партийных людей, социалистов и революционеров, влившихся в нее (революцию. — И.Ш.); дело в том широком сочувствии, которым она была встречена, а в некоторой степени сопровождалась и позже… Ясно, что были какие-то сильные мотивы, которые толкали евреев в эту сторону». (Ландау)

«Много ли было таких еврейских буржуазных или мещанских семей, где бы родители, мещане и буржуи, не смотрели сочувственно, подчас с гордостью, и в крайнем случае безразлично на то, как их дети штамповались ходячими штампами одной из революционно-социалистических идеологий». (Ландау)

Иначе ту же мысль формулирует Шульгин:

«…несправедливо думать, что современные евреи-коммунисты явились, как Венера, из пены морской. Нет, они суть ужасное дитя массовой еврейской злобы, охватившей значительную часть русского еврейства в 1905–1906 годах».

Это же чувство пронизывает воспоминания одного из создателей сионистского движения X. Вейцмана. Он не раз говорит: «при моей ненависти к России» — как о чем-то само собой разумеющемся. И для более позднего времени (1919 г.) Шульгин приводит конкретный пример широкой еврейской поддержки большевизму:

«…я мог наблюдать в Одессе еврейскую работу против Добровольческой армии… Это было при французской интервенции. Разложение пришедшей в Одессу французской армии было сделано в значительной степени антибелым жужжанием Одессы-мамы».

В советском журнале «Красный Архив» публикуются документы, подтверждающие наблюдение Шульгина. По донесениям, полученным товарищем министра иностранных дел Украинской директории Марголиным, вырисовывается такая картина. Начальником штаба французских оккупационных сил был полковник Фрейденберг. Он ведет переговоры с украинской Директорией, ориентируясь на социалистов-федералистов. Командующие генералы Франше, д'Эспере, Вертело и Ансельма на все смотрят его глазами. Его политика сводится к дискредитации Добровольческой армии. Под его влиянием закрыли газету Шульгина «Россия» и разрешили открыть богатую «Hobì Шляхи». Его политика препятствует мобилизации в Добровольческую армию, где его называют «злым гением союзнического командования». Одновременно против Добровольческой армии интриговал Совет Государственного Объединения, фактическим главой которого был Маргулис.

Отношение националистического, сионистского еврейства к революции очень ярко характеризует резолюция сионистского съезда, проходившего в Петрограде после Февральской революции.

Резолюция настаивает, чтобы кандидаты от еврейства в Учредительном собрании, если возможно, проходили по еврейским спискам, если же это невозможно, то сионисты обязывались поддерживать партии «не правее партии народных социалистов». «Народные социалисты» были более умеренной фракцией эсеров. Таким образом, сионистам предписывалось голосовать только за социалистические, революционные партии.

Конечно, послереволюционное время не было просто эпохой «еврейской власти», — хотя бы потому, что такая концепция не провозглашалась, а мы знаем уже теперь, что без сформулированной четко концепции невозможно произвести радикальный (да еще такой радикальный!) переворот. Провозглашалась совсем другая концепция — интернационально-коммунистическая.

И невозможно, чтобы многие десятки тысяч евреев-коммунистов на самом деле были «маранами», тайно исповедовали другую доктрину — и никто никогда бы не проговорился: ни тогда, ни позже.

Но от фактов никуда не уйдешь. Они говорят о каком-то чрезвычайно значительном «еврейском факторе» в революции.

Неверно, что хотя бы в какой-то период революции «все» или «почти все» революционеры были евреями. Но после Октябрьской революции страна разделилась на два лагеря: «за» и «против» революции (крестьянские восстания, гражданская война, эмиграция). Мы видели, что лагерь «за» не состоял сплошь из одних евреев. Но, может быть, их не было в лагере «против»? И этого сказать четко нельзя. Конечно, многие евреи, связанные с Февральской революцией, оказались не ко двору после Октябрьской. Они что-то делали на территориях белых правительств, они отправились, в конце концов, в эмиграцию. Таких было много. Но вот решительные борцы против революции среди евреев были, по-видимому, исключениями. Например, убийца Урицкого Канегиссер, стрелявшая в Ленина Каплан. Такими исключениями были и 6 авторов книги «Россия и Евреи»; они свою позицию «изгоев» из еврейской среды и зафиксировали. Как пишет Шульгин:

«Только ничтожная группа еврейства примкнула к Белым. Правда, Винавер побывал лично в Екатеринбурге, то есть, так сказать, в гостях у Деникина. Он прибыл совместно с Милюковым. Но и тот, и другой были общипаны хуже, чем Двуглавый орел времен керенщины. Можно сказать, вместе они мало весили… Винавер потому… да вот именно потому, что еврейство в Белом Движении не пошло…

Объясняли это тем, что в Добровольческой Армии был такой антисемитизм, что невозможно было продохнуть… Отчасти это верно. Но только— отчасти. Несомненно, что если бы еврейство с такой же страстностью ринулось в Белые армии, с какой оно работало для Красной, то антисемитизма не было бы в белом стане».

Эту же мысль мы встречаем и в книге «Россия и Евреи»:

«В армии, где было бы много солдат-евреев, антисемитизм задохнулся бы». (Пинский)

Так и Шульгин, обсудив две крайние позиции:

1. Все жиды — коммунисты;

2. Не все жиды — коммунисты, но все коммунисты — жиды; приходит к выводу, который ему представляется «совсем близким к истине»;

3. «Не все жиды — коммунисты; не все коммунисты — жиды; но в коммунистической партии евреи имеют влияние, обратно пропорциональное их численности в России».

Это, безусловно, верно, но является, как мне представляется, лишь частью более общего явления, которое заключается в следующем. В начале XX в. Россия пережила потрясший ее кризис, связанный с революцией, начиная с 1905 г. И если позволительно оперировать такими категориями, как «дворянство», «крестьянство», тогда, очевидно, и «еврейство»-то, несомненно, «еврейство» как целое в этом кризисе оказалось все на стороне революционно-коммунистической. Как в смысле совершенно непропорционального участия в революции и коммунистической власти, так и в смысле столь же непропорционально малого участия в борьбе с этими силами. Конечно, практически никто из них не участвовал в борьбе крестьян и очень мало в Белых армиях. Ну можно ли Винавера, Мартова, Абрамовича, да и Милюкова, конечно, считать борцами с революцией? Они были как раз ее активными участниками, но на определенной фазе — Февральской, — а при переходе к фазе Октябрьской произошла смена действующих лиц и они оказались «вне игры» — в эмиграции. Да Винавер и посвятил последние годы своей жизни не «борьбе с коммунизмом» (хотя бы газетной), а издавал в Париже газету «Еврейская трибуна» и, как говорит одна цитируемая Шульгиным эмигрантская газета, «в последние годы жизни проявил свое наивное участие в палестинском правительстве».

В том кризисе, который расколол тогда Россию, вряд ли правомочен вопрос: кто был прав? Он больше похож на стихийное явление. Но за то, что «еврейство» как целое оказалось на одной, определенной стороне, говорят и числовые подсчеты, и наблюдения как евреев, так и русских; как интеллигентов, так и украинских мужиков; как книги белых эмигрантов, так и заявление Политуправления Наркомпроса. И не только на «одной стороне», но и руководящей силой и опорой этой «стороны».

Мы привели много свидетельств (а можно было бы привести и гораздо больше) враждебности «еврейства» к «исторической России», отразившегося и в революции. Безусловно, традицию этого враждебного отношения создали русские, даже вначале — русские аристократы. Но эту традицию еврейство приняло почти целиком (хотя и с разными оттенками). И тут очень рискованно принимать априорные решения насчет того, что было «причиной», а что — «следствием». (Если историю вообще можно разложить на цепь «причин» и «следствий».) Общепринята точка зрения, согласно которой «неравноправие», «еврейские погромы», «кровавый навет» и т. д. вызвали враждебность еврейства к России, приток в революционное движение, а после революции — «выход во власть». Но можно ли эту точку зрения проверить? Как можно убедиться, что неверна обратная точка зрения: что первичной была именно эта враждебность и воля к властвованию, а только в результате этого такую яростную реакцию вызвало «ограничение свободы передвижения» и все остальное? Ведь от кагальной организации терпели притеснения, куда более жестокие, русские министры все же не варили евреев в кипятке! И мы не видели толп старообрядцев, устремившихся в ЧК или Компартию. Мне кажется, ответить на этот вопрос можно, только тщательно продумывая нашу новейшую историю, сопоставляя ее с аналогичными ситуациями у других народов, но не принимая на веру торопливо изготовленный интеллектуальный штамп.

ЛИТЕРАТУРА:

Тихомиров Л. Начала и концы. Либералы и террористы. М., 1890.

Волк С. С. Революционное народничество 70-х гг. XIX в. Т. 1, 2. М., 1964.

Аптекман О. В. «Земля и Воля» 70-х гг. Ростов-на-Дону. б.г.

Неизданные записки Тихомирова. Красный Архив, т. 29. 1928 г.

Зайцев В. Л. Избранные сочинения. Т. 1. М., 1934.

Дейч Л. Роль евреев в русском революционном движении. М.-Л., 1926.

Хроника социалистического движения в России. 1878–1887. М., 1907.

Спиридович. Записки жандарма. Харьков, 1930.

Nikolajevski В. Aseff the Spy. N.-Y., 1934.

Radkey Oliver R. The Agrarian Foes of Bolshevism. N.-Y.-L, 1958.

Мартов Ю. Записки социал-демократа. М., 1924.

Шапиро Л. Коммунистическая партия Советского Союза. Firenze, 1975.

Зиновьев Г. История Российской Коммунистической партии (большевиков). Л., 1924.

Галиви Зива. Лидеры меньшевиков в русской революции. М., 1993.

Сталин И. В. Сочинения. Т. 2. М., 1946.

Ленин В. Цитата приведена в книге Силницкого «Национальная политика КПСС», Вашингтон 1990. Со ссылкой на IV издание Собраний сочинений Ленина. Т. II, стр. 168.

Deutscher. The Prophet armed. Trotsky: 1879–1921. N.-Y.-L., 1958.

Анархисты. Документы и материалы. 1883–1913. М., 1998. Т. 1.

Герье Р. Первая русская Государственная дума. М., 1906.

Тыркова-Вильямс А. Цит. в гл. 10.

Меньшиков М. О. Письма к русской нации. М., 1999.

Меньшиков М. О. Письма к ближним за 1907 г. «Милые бранятся…»

Старцев В. И. Российские масоны XX в. «Вопросы Истории» 1989. № 6.

История СССР. 1989. № 6. 1990. № 1.

Шульгин В. В. Цит. в гл. 1.

Перах Марк. Факты или селекция образов? «Время и мы». Израиль, февраль 1976 г.

Достоевский Ф. М. Цит. в гл 1. Литературная Россия. 1990. № 2.

Ларин Ю. Евреи и антисемитизм в СССР. М.-Л., 1929.

Красный Архив. 1929, № 1. Т. 32.

Рафес М. Очерки истории еврейского рабочего движения.

Rappoport Angela S. The Pioneers of the Russian Revolution. L. 1918.

Второй съезд РСДРП. Протоколы. М., 1959.

Переписка Столыпина и Николая Романова. «Красный Архив» 1924. Т. 5.

Лазарев Егор. Убийство Столыпина. Нью-Йорк, 1986.

Протоколы ЦК РСДРП. Август 1917 — февраль 1918. М., 1958.

Шульгин В. В. Цит. в гл. 10.

Достоевский Ф. М. Цит. в гл 1.

Литературная Россия. 1990. № 2.

Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 1. 1918–1922. М., 1998.

Антоновщина. Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919–1921 гг. Тамбов, 1994.

Миронов Филипп. Тихий Дон в 1917–1921 гг. М., 1997.

Бугай Н. Казаки — представители русского народа. «Русский народ. Исторические судьбы в XX в.» М., 1993.

Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. М., 1997.

Протоколы съездов РСДРП-ВКП(б): наиболее доступно второе издание, начиная с 1958 г. Первое издание (20-е гг.) в нескольких местах отличается большей радикальностью формулировок.

Троцкий Л. См. «Вопросы истории КПСС». 1990. № 5.

Пайпс Р. Русская революция. М., 1994. Т. 2. «Россия и Евреи». Сборник. Цит. в гл 1.

Margolina Sonja. Цит. в гл. 1.

Маслов С. С. Россия после четырех лет революции. Тт. 1, 2. Париж, 1922.

Каутский К. От демократии к государственному рабству. Берлин, 1921.

Weizmann Ch. Цит. в гл. 10. Красный Архив. Т. 19. 1926.

Трагедия советской деревни. Т. 1. Май 1927 — ноябрь 1928.

Заславский К. А. Империя Сталина: Биографический энциклопедический словарь. М., 2000.

Кто руководил НКВД 1934–1941: Справочник. М., 1999.

Мельгунов С. П. Красный террор в России 1918–1923. М., 1990.