В прошлом году газета «Комсомольская правда» взволновала читателей информациями о собаке, которая в течение двух лет ждала своего хозяина на Внуковском аэродроме. Помните, какими словами заканчивалась заметка? «Пусть этот человек срочно возьмёт отпуск, достанет денег и летит в Москву. Потому что во Внуковском аэропорту его ждут. Уже почти два года».

Взять отпуск? Достать денег? Лететь с далёкого Севера в Москву? Из-за собаки? С газетных страниц такие нравственные критерии поведения у нас, кажется, ни разу ещё не провозглашались. Может быть, автор заметки Ю.Рост оказался чрезмерно оригинален в своих требованиях? Но вот через две недели он выступил уже почти с «подвальной» статьёй. Из неё мы узнали, что тысячи людей со всех концов страны объединились в стремлении помочь покинутой овчарке, а из Донецка прилетела одна сердобольная старушка… Откликнулись тысячи людей, но только не хозяин. Впрочем, из третьей статьи мы узнали, что хозяин всё-таки нашёлся. В анонимной записке, написанной печатными буквами, он пытался объяснить причину своего предательства. Но так ли уж важны эти причины? Предательство есть предательство…

Внуковскую овчарку приютила хорошая женщина из Киева. Утешимся этим. И поведём речь дальше.

Мне кажется, что если в печати начали систематически вестись разговоры «о верности и любви», то нельзя ограничиваться укорами по адресу тех людей, которые бросают «у трапа, у дачной калитки, у подъезда верящих им мучающихся живых существ». Назрела необходимость укорить и других людей – тех, которые, занимая официальные посты в горздравах и горисполкомах, сочиняют «решения» и «постановления» о планомерном уничтожении так называемых «бродячих» собак. Почему так называемых? Да потому что эти «решения» и «постановления» противоречат сами себе: бродячими считаются любые собаки, случайно оказавшиеся без хозяина на улице, любые собаки – вне зависимости от породы и наличия ошейника. Это что – борьба с антисанитарией? Ничего подобного. Это рекомендации по выполнению и перевыполнению плана отлова собак, это – поощрение произвола и бессмысленной жестокости. Вот почему к внуковской собаке, о которой узнала вся страна, не постеснялись приехать и собаколовы: за спиной они чувствовали крепкую защиту, и свой наглый цинизм они лишь для вида прикрывали «синим крестом».

Впрочем, здесь нет ничего удивительного. Не только собаки, но и их владельцы совершенно беззащитны перед любым собаколовом, перед управдомом, задумавшим очистить двор от собачьих будок, где долгое время проживали добродушные дворняги, перед каждым капризным пенсионером, имеющим досуг строчить длинные жалобы на собак, лай которых ему мешает больше, чем полуночное пьяное пение и гитарное бренчание. Беззащитны, потому что на стороне управдома – очередное «решение» или «постановление», а на стороне владельца собаки – лишь добрые чувства и благие намерения. Правда, у нас теперь уже существует Закон, по которому лица, виновные в мучительстве животных, привлекаются к уголовной ответственности. Но как мягок этот закон! Он предусматривает лишь исправительные работы сроком до шести месяцев или штраф до пятидесяти рублей. Да и то лишь в том случае, если к данному лицу уже были применены прежде меры административного воздействия за истязания и гибель животных. Значит, первый раз можно истязать и убивать безнаказанно. Но даже и этот закон приняли только шесть союзных республик. На остальной территории страны, в том числе на Украине, он не действует.

Мы не маленькие дети и понимаем, что периодически очищать город от больных и бродячих животных необходимо не только для нашей собственной безопасности, но и для безопасности наших четвероногих друзей, которым заражение грозит в первую очередь. Но ведь не каждая собака, очутившаяся на улице без хозяина, является больной или бродячей! А именно это обстоятельство не предусмотрено ни одной инструкцией… Впрочем, дело даже не в этом. Любая идеальная инструкция требует творческой интерпретации. В противном случае она «работает» против себя. Контролёр, не пустивший в самолёт собаку без справки от врача, формально был прав: он действовал по инструкции. Но следуя букве инструкции, а не её духу, он проявил бездушие и извратил саму суть инструкции, содержание которой продиктовано в общем-то гуманными принципами.

Пассажиры автобусов города Павлодара уже давно приметили тёмно-рыжую куцую дворняжку, которая, вскочив в автобус, ищет незанятое сиденье, удобно устраивается и начинает смотреть в окно. Ей нравится кататься и смотреть в окно! Как правило, пассажиры реагируют на поведение собаки довольно добродушно, шутят, но находятся и такие, которые громко возмущаются – это те, которые, к своему несчастью, лишены чувства юмора. Но откуда у собачки такая страсть к катанью? Волей случая я стал её опекуном. И вот что мне рассказали.

Пять лет она охраняла ветхий особнячок своего хозяина. Хозяин же был порядочным скупердягой, он никогда не кормил её и специально спускал с цепи, чтобы она сама себе добывала пищу. Так у собаки выработался режим: днём она бегала по городу в поисках пищи, ночью сидела на привязи и сторожила дом. В связи с тем, что дом находился недалеко от центра, он подлежал сносу. И когда хозяин получил квартиру в пятиэтажном доме на другом конце города – где-то в районе 19-ой линии – то собаку, разумеется, он прогнал. Но собака несколько раз увязывалась за хозяином, запомнила маршрут, по которому он ездил, запомнила остановку на углу улиц Ленина и Лермонтова, где он садился на 5-ый автобус – благо здесь останавливается лишь один автобус, и ошибиться было невозможно. И вот собака ежедневно и теперь уже самостоятельно стала ездить по этому маршруту на 19-ую линию, а обратно неизменно возвращалась пешком – через телецентр, потом по лермонтовской улице, пересекая трамвайный путь. Каким образом, совершая путешествие в автобусе, она догадывалась, что ей нужно выйти именно здесь, на 19-ой линии, этого я объяснить не в силах, но шофёр автобуса, который живёт в соседнем доме, клянётся, что, как только он объявляет в микрофон «19 линия», собака выскакивает из автобуса. Скорей всего, дело здесь не в микрофоне, а в интуиции: собака запомнила участок, запомнила время езды. Там, на 19 линии, её, очевидно, прогоняли, и она возвращалась на прежнее место сторожить развалины, возвращалась, чтобы на следующий день снова проделать этот путь – туда и назад. Вот тогда-то я и «познакомился» с ней поближе. Собственно говоря, Бобик (мои домашние нарекли пса этой шаблонной кличкой, а потом оказалось, что его настоящая кличка – Рыжик) сам напросился на знакомство. Ему, видите ли, приглянулась наша полутакса Сильва. Пришлось пригласить его в гости. Гость первым делом загнал нашу кошку Мурку на стеллаж. Тем не менее, после семейного совета мы решили его у нас «прописать» в качестве супруга Сильвы.

Правда, трудновато нам сейчас с этим Бобиком! Уж очень он ревностно служит. В особенности, когда берёшь его на прогулку. Пёс старательно облаивает прохожих, с бешеной скоростью гоняется за автомобилями и велосипедистами – ему хочется облаять их именно «в лицо». Диву даёшься, что он до сих пор не попал под колёса. В общем – типичный дворняжий нрав. Своё служебное рвение он проявляет, разумеется, лишь в присутствии моих домашних. Если нас нет, его не слышно. Перевоспитать пса невозможно. Невозможно и побаловать его сахарком: пёс решительно не понимает, что такое сладкое… Да, несладко жилось Бобику у прежнего хозяина. И всё-таки каждое утро Бобик неизменно выполняет свой ритуал: едет на 19-ую линию… Мы пробовали отучить его от этого ритуала. Ничего не получается. Пёс скулит, визжит, скребёт дверь, и удержать его дома нет никакой возможности.

Для чего я рассказал о нём? Согласно инструкции, Бобик подлежит уничтожению. По своим формальным признакам, это «бродячая» собака. Правда, у неё сейчас есть кров. Но это не меняет положения, ибо Бобик самостоятельно путешествует по городу. «Погодите, дождётесь какой-нибудь заразы», предрекают знакомые Но душевная чёрствость страшней любой заразы… Да, с формальной точки зрения, Бобик подлежит уничтожению. Ну, а с точки зрения элементарной человечности?

В чудесной повести Гавриила Троепольского «Белый Бим Чёрное ухо» показаны два собаколова, умеющие соблюдать инструкцию и в то же время мудро отступающие от неё во имя этой самой элементарной человечности, о которой только что шла речь. Бывают ли такие собаколовы на самом деле?

писал Борис Слуцкий о «профессии» собаколова. Конечно, в этой категоричности есть и поэтическая условность. Такая же условность, но только противоположного характера, присуща и повести Троепольского: писатель хотел показать, какими должны быть собаколовы в идеале… Но к нашему величайшему сожалению, большинство собаколовов – это опустившиеся люди, злобные алкоголики. Им приятно дыхание смерти, они не знают мук совести.

А каков моральный облик тех, кто разводит собак для производства шапок!.. Вот мы говорим, что у собак врождённая любовь к человеку. Вероятно, в предсмертные минуты, перед тем как отдать свою шкуру истязателю, собака воспринимает человека в виде страшного и мерзкого чудовища…

В предыдущем очерке я рассказал о том, что видел несколько десятилетий назад в молдавском городе Леово. Казалось бы, «дела давно минувших дней»… Но вот позапрошлым летом мне пришлось побывать в другом молдавском городе – Бендерах. И вот какое объявление я прочитал в городской газете «Победа» от 5 июня 1975 года: «Ненужных для хозяйства и безнадзорных кошек сдавайте в городскую ветеринарно-санитарную станцию (ул. Комсомольская, 163, телефон 33–95). За каждую сданную кошку горветстанция выплачивает вознаграждение». Результат этого объявления сказался тут же. Конечно, менее всех пострадали бродячие кошки – прежде всего стали исчезать домашние выхоленные красавицы. Мне рассказывала Александра Львовна Орёл: сидит на окошке огромный котище с чёрной лоснящейся шерстью и умывается, мимо проходят два «алкаша» и шасть его в мешок – на бутылку, видите ли, не хватает, а за каждую кошку дают 50 копеек. И ещё: мальчишки изловили кота, чтобы на вырученные деньги купить мороженое. И ещё: соседский мальчик Павлуша отнёс в горветстанцию собственную домашнюю кошку, потому что мать не дала денег на кино. Опять горький парадокс: что сумеет мальчишка извлечь из просмотренного фильма, если он только что совершил гнусный поступок? Почти полчаса у меня длилась телефонная перепалка с ответственным секретарём бендерской газеты «Победа», но, по-моему, мы друг друга так и не поняли: я ему твердил о недопустимости подобных объявлений, а он мне рассказывал о случаях заболевания лишаем, агитировал поддержать ветстанцию в её благородной борьбе за искоренение этой болезни. Как будто я протестовал против этой самой борьбы…

Совсем недавно подобные же сентенции о необходимости истребления «бродячих» кошек и собак в целях профилактики бешенства и лишая мне пришлось выслушать в 10-м домоуправлении города Павлодара. Что привело меня туда? 14 октября 1976 года в павлодарской газете «Звезда Прииртышья» появилась заметка «Не преподай урок жестокости», в которой цитировались письма читателей, возмущённых тем, что по инициативе домоуправления поймали большое количество кошек и собак, заперли их на сутки в слесарной мастерской одного из домов, и в течение всего этого времени жильцы слушали вопли обезумевших животных, пока, наконец, не прибыла специальная машина, и на глазах у детей с собаками и кошками «расправились соответствующим, а вернее сказать, несоответствующим образом». На этом цитата обрывалась – газета не хотела травмировать читателей подробностями. Но жильцы дома, где совершена была, акция, вовсе не были намерены щадить нервы читателей. Перед тем как зайти в домоуправление, я разговаривал с мастером фотокомбината В.С. Подкорытовой, с домохозяйкой Е.М.Амреновой, с учениками павлодарских школ Сашей Башлыковым и Ларисой Уваркиной. Неприглядная, вернее, страшная картина предстала передо мной с их слов. Поскольку санэпидемстанция прислала машину с открытым кузовом, собак и кошек пришлось умерщвлять тут же, в слесарной мастерской. Лариса Уваркина зашла в слесарку в тот момент, когда расправлялись с одной из кошек. Ей стало дурно, и она выбежала. Тем временем, привлечённые воплями, сбежались женщины из соседних домов, и по адресу работников домоуправления стали раздаваться тирады, мягко выражаясь, далеко не доброжелательного характера. В.С. Подкорытова, которая менее остальных проявила щепетильность в выборе слов, была потом оштрафована на 30 рублей. Протесты жильцов всё же возымели действие: из санэпидемстанции срочно прислали девушку, которая стала делать собакам уколы, после чего их можно было спокойно погрузить в машину. И вот с балкона четвёртого этажа ученики смотрели на трупы собак, лежащих в открытом кузове…

В 10-ое домоуправление я приходил два раза. В первый раз со мной разговаривали главный инженер А.В. Чупров и техник-смотритель М.Ф. Юдина, здесь же присутствовал главный инженер горжилуправления В.Н. Шнипов. Признаться, до встречи с ними я ожидал увидеть каких-то мрачных личностей, источающих злость и подозрительность, и поэтому я заранее настроил себя на воинственный лад. Оказалось, что это были весьма приветливые люди, и разговаривали мы почти не повышая голоса. Факты истязания животных они решительно отрицали, а то, что кошек и собак приходится вылавливать… Ну что поделаешь! Есть специальное постановление горисполкома, и его приходится выполнять самым примитивным способом. Главное – в городе нет профессиональных собаколовов. Вот и приходится обязывать работников домоуправления – слесарей и монтёров – ловить собак.

– А что, – присовокупил В.Н. Шнипов, – и вы бы их ловили, если бы вам приказали.

Я с трудом сдержал улыбку, мысленно представив себе шоковое состояние моих знакомых, которые вдруг увидели Наума Григорьевича Шафера, гоняющегося за уличным псом с проволочной петлей в руках.

…Трудно, ох, как трудно работать новоиспечённым собаколовам. Нет сноровки – вот и получаются накладочки. А жильцы домов, вместо того чтобы помогать выполнять постановление горисполкома, ведут себя безобразно, оскорбляют людей при выполнении служебных обязанностей. Были даже случаи избиения собаколовов. Естественно, слесари и монтёры после таких акций наотрез отказываются исполнять свои побочные обязанности. Приходится их уговаривать, и притом весьма настойчиво. А тут ещё санэпидемстанция подводит: присылает машину с открытым кузовом. Вот и начинают распространяться разные сплетни об истязании животных. А газета «Звезда Прииртышья», вместо того чтобы пресечь сплетни, сама распространяет их, печатая сомнительные письма читателей…

Тут бы мне впору и расчувствоваться – люди работают в поте лица, занимаются профилактикой заразных болезней, а им мешают, клевещут. Но я не расчувствовался – и в следующий раз пришёл в домоуправление вместе с Е. М. Амреновой и ученицей Ларисой Уваркиной. Теперь беседа «за круглым столом» не получилась. В кабинете главного инженера собрались работники домоуправления и среди них – «свидетельница», которая «ничего не видела, ничего не слышала, а живёт в этом доме, где якобы мучили животных». Когда Лариса начала рассказывать о том, что невольно увидела собственными глазами, её несколько раз прерывали: дескать, как не стыдно тебе врать, а ещё пионерка, сознайся уж, что это взрослые тебя подучили так говорить… Началась невообразимая перепалка между двумя сторонами со всевозможными взаимными обвинениями. Пожалуй, не стоит сейчас вдаваться в подробности. Возможно, что Е.М. Амренова действительно кое-где сгустила краски, а Лариса в силу своей детской впечатлительности излишне обострённо восприняла то, что увидела. Возможно, в конце концов, что работники домоуправления во многом правы, отвергая обвинения в жестокости. Дело сейчас в другом: даже самые ярые ненавистники животных стыдятся открыто провозглашать свои взгляды. Это хороший симптом!

Но всё же живуч мещанин, и умеет он приспосабливаться к любым кодексам так, что формально к нему и не придерёшься. Жила во дворе одного из домов по улице Бебеля большая добродушная дворняга Динка. Она была всеобщей любимицей, и ребята построили для неё будку. Когда Динка принесла восьмерых щенят, у будки началось дежурство. За «кормящей матерью» ухаживали, приносили вовремя еду. Ребята, возвращаясь из школы, первым делом заглядывали в будку, оставляли Динке остатки из школьного буфета, а потом уже шли домой. Взрослые тоже довольно снисходительно относились к собаке и не запрещали своим детям ухаживать за ней. Но нашёлся человек, которому не понравилось, что во дворе живёт собака. Это был некто Прокопьев, пенсионер. Нет, он не стал открыто проповедовать свои «антисобачьи» взгляды. Он стал перед соседями произносить проникновенные речи о детях, продолжателях наших дел и стремлений, о детях, которых необходимо беречь от случайных заразных заболеваний, чтобы они росли радостными и счастливыми. Нетрудно догадаться, чем закончились все эти речи. К будке подъехал «собачий» фургон… Но здесь мне хочется рассказать об одном замечательном человеке, проявившем подлинное благородство души. В тот момент, когда собаколовы бросали в мешок слепых щенят, мимо будки проходил режиссёр Павлодарского театра Геннадий Александрович Офенгейм. Он уговорил собаколовов отдать ему щенят вместе с матерью.

– Первый раз видим такую смирную собаку, – сказал один из собаколовов. – На неё и петли не надо. Мы хотели её голыми руками бросить в машину.

И вот Геннадий Александрович привёл к себе в дом большую дворнягу с восьмью щенками. А надо сказать, что в квартире жил свой, «законный» пёс – дракхарт Фреди, да ещё кот Тимофей. И вот в течение целого месяца в квартире Геннадия Александровича проживали одиннадцать животных, а его жена и сын ухаживали за ними, убирали комнату от нечистот. Когда щенята подросли и окрепли, о них позаботились артисты театра. Они взяли щенков с собой на гастроли по области и распределяли среди жителей сёл. А Динка, к всеобщей радости ребят, вернулась живой и невредимой в свою будку. Но увы, у этой истории всё же грустная концовка. Пенсионер Прокопьев добился-таки своего. Когда Геннадий Александрович уехал на работу в город Кизел Пермской области, Динка лишилась своего главного защитника. Её быстро «ликвидировали», а будку – уничтожили. Вот и всё…

Благополучный и самодовольный мещанин не в состоянии понять человека, видящего в животных своих «меньших братьев». И если он сам держит на цепи собаку, то лишь с утилитарной целью – чтобы дом сторожила. Разумеется, что к порогу этого дома он её никогда не подпустит. «А ещё интеллигент», – ворчит мещанин, узнав, что его сосед содержит собаку в квартире.

Мне посчастливилось познакомиться с прекрасным артистом, мастером художественного слова Ильёй Яковлевичем Дальским. В каком бы городе он ни гастролировал, всегда и всюду в течение 12 лет с ним неизменно были две его собачки – Кнопочка и Пиф. Не стоит рассказывать, как ему удавалось «прописывать» их в гостиницах. Здесь важен аргумент, которым оперировал он и его жена Екатерина Осиповна:

– Это члены нашей семьи!

Прежде я задавал себе вопрос: почему, например, собака не сходит с ума от многолетнего сидения на цепи – ведь кроме двора и высокого забора, она ничего не видит? Позже я прочитал такие слова в эссе Метерлинка «Наш друг – собака»: «С несомневающейся уверенностью, без принуждения, с удивительною простотою, она, считая нас лучше и могущественнее всего существующего, изменяет ради нас всему животному миру, к которому принадлежит, и без всякого угрызения совести отвергает свой вид, родных, свою мать и своих детёнышей».

Нет, никогда не понять мещанину, годами не спускающего собаку с цепи, что она привязана к человеку другой цепью – духовной. И если собака выдерживает такую страшную психологическую нагрузку, то только потому, что смысл своей жизни она видит в служении. Как бы скверно ни обращался хозяин с собакой – избивал бы и плохо кормил – всё выдержит, всё простит ему дворняга, потому что весь смысл её жизни – в служении. И трагедия бездомной собаки не в том, что она бродит голодная, а в том, что ей некому служить. К сожалению, не все защитники животных понимают это. Вот, например, совсем недавно я прочитал в казахстанской молодёжной газете «Ленинская смена» небольшую заметку читателя И. Парфёнова об алма-атинских мещанах, получивших новые квартиры и бросивших на произвол судьбы собак, верно служивших им. Автор описывает, как собаки бродят «меж развалин и новых домов, выискивая, чем бы утолить голод», а по ночам «раздаётся тоскливый вой», лишающий людей покоя. Автор полон сочувствия к оставленным животным, и лишь одного обстоятельства он не учёл: собаки по ночам воют не от голода, а от тоски по хозяину, который, по словам Джека Лондона, является для них единственным Повелителем, Кумиром, Богом… Вот уже почти полгода прошло с тех пор, как я прочитал книжку Владимира Гусева «Сказки и были Зелёного моря», а не могу забыть мимолётно рассказанную историю про Шарика, которого прогнали за то, что он был добр, и вот этот Шарик часами лежит на огороде и издали смотрит на свою конуру, где живёт теперь новый пёс… Каждый ли из нас может возвыситься, чтобы суметь отрешиться от своего легкомысленного верхоглядства и обрести способность понимать духовный мир животного и глубину его страданий?

Вероятно, кое-кто из читателей улыбнётся, читая эти строки. «Духовный мир», «глубина страданий» – не наивно ли употреблять такие понятия по отношению к животным? В связи с этим позволю себе сделать довольно большую выписку из труда Николая Гавриловича Чернышевского «Антропологический принцип в философии»:

«Говорят…, будто бы у животных нет тех чувств, которые называются возвышенными, бескорыстными, идеальными. Надобно ли замечать совершенную несообразность такого мнения с общеизвестными фактами? Привязанность собаки вошла в пословицу; лошадь проникнута честолюбием до того, что когда разгорячится, обгоняя другую лошадь, то уже не нуждается в хлысте и шпорах, а только в удилах: она готова надорвать себя, бежать до того, чтобы упасть замертво, лишь бы обогнать соперницу. Нам говорят, будто бы животные знают только кровное родство, а не знают родства, основанного на возвышенном чувстве благорасположения. Но наседка, высидевшая цыплят из яиц, снесённых другою курицею, не имеет с этими цыплятами никакого кровного родства: ни одна частичка из её организма не находится в составе организма этих цыплят. Однако же мы видим, что в заботливости курицы о цыплятах не бывает никакого различия от того обстоятельства, свои или чужие яйца высидела наседка. На чём же основана её заботливость о цыплятах, высиженных ею из яиц другой курицы? На том факте, что она высидела их, на том факте, что она помогает им делаться курами и петухами, хорошими, здоровыми петухами и курами. Она любит их, как нянька, как гувернантка, воспитательница, благодетельница их. Она любит их потому, что положила в них часть своего нравственного существа – не материального существа, нет, в них она любит результаты своей заботливости, своей доброты, своего благоразумия, своей опытности в куриных делах; это – отношение чисто нравственное».

Каким же высочайшим интеллектом надо обладать, чтобы не побояться всерьёз убеждать читателя, что духовные проявления свойственны не только собаке и лошади, но и обыкновенной курице! А ведь давно замечено, что чем человек ниже в своих нравственных качествах, тем безумнее и злей он относится к животным… На прохожего тявкнула подворотная собачка. Прохожий поднимает камень и бросает ей вслед. Но собачка побежала прочь – зачем же ей кидать вдогонку камень? А дело в том, что прохожий «оскорбился» – самолюбие задето. Вот вам классический образец поведения человека, страдающего «комплексом неполноценности».

Почти каждый, кто пишет статью в защиту животных, ссылается на стихи Сергея Есенина – на его знаменитую «Песнь о собаке» или на не менее знаменитые строки из другого стихотворения:… «и зверьё, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове». Мне же хочется напомнить сейчас читателю строки поэта, которые обычно цитируются реже других:

Не знаю, был ли знаком Есенин с работой Чернышевского, о которой только что шла речь. Но в этих двух строчках мысль Чернышевского доведена до кульминации: поэт открыто провозглашает своё родство с «меньшими братьями» – родство духовной близости и родство общей судьбы. Те, кому довелось побывать в алма-атинской художественной галерее имени Т. Г. Шевченко, вероятно, надолго запомнят прекрасную картину Марка Порунина «Есенин», развивающую именно эту тему: рядом с задумчиво просветлённым поэтом сидит печальная собака, разделяющая его одиночество… И как отзвук мироощущения Есенина, звучит концовка стихотворения нашего современника Евгения Евтушенко «На смерть собаки»:

Вообще – тему родства с животным миром не обошёл почти ни один из крупнейших художников слова русской и мировой литературы. И когда в печати появляется произведение противоположного направления, оно вызывает чувство неловкости за автора, ибо автор – пусть даже невольно – ставит себя вне всяких гуманистических традиций, демонстрируя ограниченность своего душевного мира.

Передо мной повесть Э. Габбасова «Засуха», опубликованная в 10-ом и 11-ом номерах журнала «Простор» за 1975 год. Я не собираюсь давать ей оценку в целом – скажу лишь, что автор достаточно убедительно раскрывает психологию людей, работающих в сельском хозяйстве. Но вот автор описывает, как один из героев повести – Люботуров – приезжает в Москву. Он останавливается у своих родственников. Садятся ужинать. И здесь настроение Люботурова портится: дочь родственника принялась кормить собаку. Он спрашивает, сколько мяса поедает собака в день. Ему отвечают: полкило. Дальше цитирую: «Люботуров едва не поперхнулся. Полкило мяса этой твари! Он ещё днём, мотаясь в поисках ночлега, заметил обилие собак в Москве. Их водили по тротуару, возили в метро, да и у родственников, в ожидании ужина, он прошёл на балкон и видел, как на поводу прогуливали собак.

– Что-то много собак в Москве, – заметил Люботуров.

– Модно их сейчас держать, – ответил родственник. – Одна семья из тридцати-сорока, наверно, держит собаку.

Люботуров расстроился. Он наскоро поел и сразу же лёг спать, Но сон не шёл. Сколько же собак в Москве? Подсчитал – около ста тысяч. Цифра показалась ему фантастической. Он сбросил половину. Так сколько же мяса поедают они в день? Цифра получилась мрачная: годовая сдача мяса нескольких совхозов уходила на пропитание тварей».

Нет, автор не хочет сказать, что его положительный герой не любит животных. Люботуров, уверяет нас автор, любил ласточек, беркутов, даже волков. Но самое главное – он, оказывается, любил чабанских собак. Как вы думаете: за что? «Чабанские собаки сами добывали себе пропитание, да ещё и людям служили… Но держать собаку ради потехи – это уж слишком». Бедный Люботуров! Бедный автор! Они увлеклись «голым» практицизмом и даже не подозревают, что помимо людей, содержащих собак ради потехи и моды, есть люди (и их большинство), общающиеся с природой и животными из чисто духовных потребностей – потому что без этого общения окружающий мир воспринимается ими «стерильно», неполноценно. И вот перед ними – автором и героем – возник образ идеальной собаки: и людям служит, и пищу себе добывает самостоятельно! Полное единомыслие с хозяином Бобика: ночью пёс сидит на цепи и охраняет, а днём бегает в поисках пищи! Полное совпадение с демагогическими рассуждениями павлодарского пенсионера: Прокопьев проявлял «заботу» о детях, а Люботуров – о мясопоставке…

А в мясопоставке ли дело? Неужели автор всерьёз полагает, что собаки отбирают мясо у людей? Может быть, источник раздражения героя кроется в другом месте? Почитаем повесть дальше. Перед сном собаке помыли лапы, подержали под душем. «Когда Люботурову предложили принять душ – он сам помышлял об этом, – с омерзением отказался. Этот очеловеченный пёс приносил ему неисчислимые страдания» (выделено мною – Н.Ш.).

Вот где наш автор полностью самообнажился! Не случайно перед этим он дважды употребляет слово «тварь» – вместе со своим героем он находится во власти мещанских представлений и ощущений, вместе со своим героем он бессилен возвыситься, чтобы понять, почему люди чувствуют себя счастливыми, очеловечивая природу и её обитателей…

Должен сказать, что повесть «Засуха» – это почти уникальное явление в художественной литературе, не делающее чести многоуважаемому журналу «Простор». Мне попадались заметки некоторых ретивых газетчиков, обвиняющих работников домоуправления в недостаточно интенсивных действиях по части истребления собак. Но антисобачья тема в художественной литературе – это для меня явление совершенно новое и, признаться, дикое.

Во втором номере «Нашего современника» за нынешний год опубликован страшный рассказ Петра Краснова «Шатохи». Мне кажется, что этот рассказ необходимо издать миллионным тиражом. Чтобы он ударил в сердце каждого, кто виновен перед нашими «меньшими братьями». Чтобы человек понял, насколько опустошена его душа, если в убийстве он находит развлечение.

Совместимо ли убийство с развлечением? Я отлично сознаю, что любительская охота на зверей и птиц существует с давних времён, и она не противоречит общественной морали. Сам я никогда не возьму в руки охотничьего ружья, так как твёрдо убеждён, что разумнейший вид охоты – это охота с фотоаппаратом или с магнитофоном. Но это, как говорится, моё личное мнение, которое при мне и останется. Мне сейчас хочется обратить внимание на другое. Иногда в печати появляются сентиментальные рассказы или очерки мемуарного характера о «гуманных» охотниках. От подобных очерков разит на версту фарисейством. Вот совершенно свежий пример. Только что в издательстве «Молодая гвардия» вышел очередной, одиннадцатый, номер альманаха «Прометей». В нём помещены воспоминания Джона Фолкнера о своём великом брате – американском писателе Уильяме Фолкнере. Хочу процитировать лишь один абзац: «Охоту и природу Билл полюбил с самого детства. Он рос очень добрым мальчиком, никогда не убивал животных ради забавы, строго придерживался старинного охотничьего правила – не оставлять в лесу подранков. Если ему случалось подбить птицу, скажем, повредить ей крыло, он прерывал охоту до тех пор, покуда мы не находили жертву и не избавляли её от мучений. Однажды в сумерках мы так и не сумели найти подранка, и Билл вернулся в лес на следующее утро, чтобы разыскать несчастную птицу».

Эти умилительные воспоминания напомнили мне старинную притчу о человеке, заботившемся о том, чтобы «гуманно» связывали телят, которых везли на бойню. Конечно, я не могу забыть, что Уильям Фолкнер написал одну из самых человечных и потрясающих книг нашего века – «Свет в августе». Но его «забота» о подранках мне так же непонятна, как непонятен жестокий охотничий азарт Хемингуэя и его увлечение отвратительнейшим кровавым зрелищем – корридой.

Короче говоря, сентиментальные рассуждения о «гуманном» отношении к уничтожаемому в тысячу раз вреднее любых воинственных деклараций, ибо воинственность всегда видна, а сентиментальная гуманность порождает туман, прикрывающий лицемерие и фальшь.

Нам нужны сейчас острые, проблемные, нелицеприятные статьи об отношении к природе и домашним животным. Причём не только популярного характера, но, пожалуй, даже и с философским уклоном – так, как это сделал много лет назад Морис Метерлинк в упомянутом выше эссе «Наш друг – собака». В этом заключён особый смысл. Ведь большинство людей причиняют зло животным не обдуманно, а в силу инерции, невольно отдавая дань «общепринятым» нормам поведения, то есть не ведают, что творят. И уж коли мы называем животных нашими «меньшими братьями», то здесь требуется и соответствующее нравственно-философское обоснование. И тех людей, которые сознательно мучают и убивают животных, мы должны судить по высшим законам нравственности – как мучителей и убийц наших братьев. И не стесняться называть преступника по имени, отчеству и фамилии. Журнал «Юность», поместив во втором номере статью о садистских поступках школьников, напрасно скрыл фамилию учительницы биологии, которая их защищала: уж её-то нечего было оберегать от общественного позора. Да, гармоническое развитие человеческой личности немыслимо без духовного контакта с нашими «меньшими братьями», и тот, кто отвергает этот контакт, рискует прожить жизнь убого.

…Я заканчиваю свою статью в ожидании возвращения Бобика. В 8 часов утра он, как всегда, поехал на 19-ую линию. Весь его ритуал – поездка на автобусе и возвращение пешком – занимает у него часа три. Этот ритуал мог бы длиться не так долго, если Бобик догадался бы, что и возвращаться можно тоже на автобусе. Но Бобик всё-таки собака, а не человек, и догадаться об этом не может. И третий год я каждое утро волнуюсь за него: а вдруг он угодит в собачью облаву? Ведь характер у него странный: вместо того чтобы убежать, он способен сам погнаться за собаколовом, чтобы облаять его. Время на исходе, и если и на этот раз всё обошлось благополучно, то сейчас, вероятно, он пересекает трамвайную линию где-то на углу улиц Лермонтова и Первомайской. И минут через десять у подъезда раздастся его звонкий заливистый лай: «Я пришёл! Целый и невредимый! Откройте дверь!»

1977 г.