Достоевский как-то заметил, что лицемерие в некотором отношении – хороший признак: это есть дань, которую зло отдаёт добру.

Честное слово, ревнители «малой экологии» могут гордиться своими (пусть тоже малыми) достижениями… Вы заметили как изменился стиль писаний ненавистников наших «меньших братьев»? Если раньше иной ретивый «защитник» гигиены и тишины призывал чуть ли не к поголовному истреблению городских собак и кошек, то теперь, призывая, в сущности, к тому же, вынужден оговариваться: «Вообще-то я люблю животных, но…» Или: «Конечно, кошки и собаки – это наши четвероногие друзья, однако…»

Вот и в нынешней дискуссии А. Власенко осваивает новый стиль. Своё выступление («Советская культура», 31 августа) он начинает так: «Оговорюсь сразу, я не против собак и кошек, а против людей, поставивших собак в неестественные условия жизни». Ну а затем… Затем автор выражает искреннее недоумение, почему Ю. Шведова считает безнравственным сдирать шкуры с тех самых кошек и собак: ведь сдираем же мы шкуры с овец, лошадей, коров – и никто нас ни в чём не обвиняет.

Здесь можно было бы напомнить А. Власенко, что подобные явления, хотя они и оправданы исторически, всё-таки никогда не украшали человечество, и не случайно известный писатель-фантаст И. Ефремов в одном из своих последних романов высказал такую мысль: подлинная нравственность восторжествует на Земле лишь тогда, когда человечество изобретёт пищу, исключающую необходимость пролития крови «меньших братьев». Причём мысль эта никак не сопряжена с вегетарианской проповедью Л.Толстого – Ефремов мечтал о выдающихся моральных качествах человеческой личности будущей коммунистической эпохи.

Повторяю: можно было бы напомнить… Но, наверное, бесполезно. И вот почему. Не всё поддаётся аргументированному объяснению. Есть вещи, которые невозможно постигнуть при помощи одного разума – требуется обязательное «подключение» живого непосредственного чувства. Ну а если человек умён, но бесчувствен? Можно ли предъявлять к нему претензии? Чего нет – того нет… Как объяснить глухому, что Сороковая симфония Моцарта прекрасна? Никакое «усилие убеждения» здесь не поможет.

Алкаш, заманивающий доверчивую дворовую собаку, чтобы продать её шкуру и купить бутылку водки, омерзителен, но не страшен: он ведь не теоретизирует, а просто действует по велению своих низких инстинктов. Страшен рафинированный бесчувственный интеллектуал, который теоретизирует: он блестяще владеет приёмами формальной логики и легко докажет, что если собака – «духовная потребность» человека, то пушкинский Троекуров – самый душевный человек… Спасибо, что А. Власенко назвал лишь Троекурова. Он мог бы упомянуть и Гитлера: у «бесноватого фюрера», как известно, тоже была собака, и «он её любил».

Практическая цель – вот о чём размышляет образованный «теоретик», вот к чему он апеллирует. Если от собаки нет практической выгоды, – зачем её держать в квартире и кормить? Ах да, «духовная потребность»… А. Власенко предлагает называть вещи своими именами: «рассеивание скуки», «забава». Вот, дескать, в лучшем случае функции квартирных собак.

Сказать по правде, мне жаль человека, живущего по законам голого практицизма. В нём не зазвенят струны души, когда, скажем, сидя за письменным столом, он вдруг почувствует, как что-то мягкое, тёплое и влажное ткнулось ему в колено, – это подошла собака, которой захотелось исповедально пообщаться с хозяином. Способен ли такой человек заметить собачью улыбку? А ведь в собачьей улыбке Метерлинк ощутил целый комплекс проявлений: «внимательную услужливость, неподкупную невинность, преданную покорность, безграничную благодарность и полное самоотвержение». Что ж, неужели и Метерлинка следует отнести к категории «горе-любителей животных», над которыми так лихо иронизирует А. Власенко?

Обратите внимание: скрещивая копья с любителями животных, ненавистники «меньших братьев» постоянно твердят о своей любви к человеку, сетуют, что собакам уделяется больше внимания, чем людям. Но за громкими словами о любви к человеку подчас скрывается элементарный эгоизм, беспокойство о своём личном комфорте. Не такова ли заметка В. Каленюка, помещённая рядом с выступлением А. Власенко? В. Каленюк скорбит, что Ю. Шведова в статье «Собачья жизнь кота Васьки» уподобилась авторам, которые «ни слова не сказали о самом главном – о человеке». Он и не заметил, что статья до последнего слова написана с той особой простотой, за которой легко улавливается страстная защита человеческого в человеке. Но что поделаешь? Есть читатели, которые хорошо понимают язык деклараций, – к серьёзным доверительным беседам по существу дела они не привыкли.

4 сентября 1985 г.