Мария обернулась и вскрикнула от неожиданности: перед ней стояла не Канина, а какая-то незнакомая женщина. Ее бледное лицо обрамляли темные растрепанные волосы, а фигура казалась какой-то несуразной. Быть может, из-за болезненной худобы и высокого роста. Одежду заменяли какие-то лохмотья.

– Маша, мне нужно с тобой поговорить, – протянула она руки к девушке.

– Кто вы? Откуда вы знаете, как меня зовут? – Мария инстинктивно попятилась назад. Женщина подошла к ней еще ближе.

– Маша, не бойся меня. Я тебе не сделаю ничего плохого.

– Я вас не боюсь, – соврала Мельникова. – Я вас просто не знаю.

– Ты все узнаешь. Ты должна узнать.

– Что узнать? Я вас не пониманию. Извините, но мне пора домой. Меня бабушка ждет. Она будет переживать.

Мария развернулась, чтобы уйти, но незнакомка неожиданно схватила ее за руку так сильно, что девушка вскрикнула от боли.

– Извини, – убрала руку женщина. – Пожалуйста, не уходи. Я живу вон в том доме, – она указала на заброшенный дом. – Пойдем, там поговорим. Там лучше всего.

– Я думала, что в этом доме давно никто не живет...

– Я там живу. Не одна. Я вынуждена скрываться. Пойдем, – женщина сделала попытку обнять девушку.

– Никуда я с вами не пойду, тем более в этот дом, – Маша попятилась назад. – Кто вы вообще такая? Что вам от меня надо?

– Ну хорошо, мы не будем заходить в дом, только не уходи. Давай здесь поговорим, но хотя бы от дороги отойдем.

– Я даже не знаю... Ну, только не очень далеко, – согласилась Мария.

Девушке было безумно страшно в темноте разговаривать с какой-то неизвестной ей женщиной, но еще безумнее было ее любопытство. Да и вид этой женщины внушал не страх, а скорее сострадание и сочувствие.

Перебирая в своей маленькой однокомнатной квартирке огромную кипу книг, Игорь Клевин вдруг резко встал с дивана и стремительно помчался на кухню.

– Игорь, ты куда? Тебя оса ужалила? – спросил помогавший ему Андрей Кудрявцев.

– Андрюх, у нас же тут картошка жарится! Как мы могли забыть!

– Действительно, как это мы могли забыть... Тебе помощь нужна, или один блюдо реанимируешь? – Андрей, как и всегда, говорил очень тихо, но квартира была небольшой и поэтому его было прекрасно слышно.

– Один справлюсь. Ты лучше книги сортируй. Откладывай все по Древнему Египту. Завтра на занятиях кружка буду объяснять.

«Надо бы еще не забыть статуэтку взять», – пробурчал себе под нос Игорь и поставил на стол сковородку.

Усевшийся на табурет Андрей внимательно посмотрел на приготовленное блюдо, потом осторожно его понюхал и прокомментировал:

– Ничего, вполне съедобно. Как будто в углях печеная. Вспомним школьные походы.

У Игоря вид блюда аппетита не вызывал, а даже наоборот – отбивал. Он проткнул вилкой кусок темно-коричневой массы и, зажмурившись, отправил его в рот.

– Кстати, да, вполне съедобно. Только посолить забыл. Андрей, подай, пожалуйста, солонку.

– Жениться тебе пора! – подвел итог Андрей, поставив на стол оригинальную солонку в форме груши.

– Ни за что! Я же тебе уже сто раз говорил: денег нет – это раз, кандидатскую некогда будет писать – два, подходящую девушку еще не нашел – три, да и привык уже к холостяцкой жизни – это четыре.

Андрей выключил газ под кипящим чайником и грустно сказал:

– У меня те же причины, за исключением диссертации.

Маша внимательно посмотрела в глаза собеседницы, бледное лицо которой освещала луна. Читалось в этих глазах какое-то непонятное страдание, какая-то боль. Женщина взяла руку девушки в свою и начала торопливо говорить, словно боялась чего-то:

– Маша, ты мне, наверное, не поверишь, и будешь права. Но ты должна знать то, что случилось много лет назад. Скажи мне, что ты знаешь о своей матери?

– А какая вам разница? Почему вы вообще меня об этом спрашиваете? Кто вы такая, чтобы задавать подобные вопросы?

– Поверь мне, я имею право. Кто твоя мама?

– Я не хочу с вами об этом разговаривать. Моя мама умерла. И уже очень давно, – Маша развернулась и собралась уйти, но незнакомка снова схватила ее за руку.

– Подожди! Маша, я твоя мама...

Мария оглянулась – маленькая слезинка скользнула вниз по ее щеке: «Как она может говорить подобное? Какая злая и нелепая шутка... Как она смеет шутить так жестоко?»

– Я понимаю, трудно в это поверить, но то, что я сказала – правда. Тринадцать лет назад я ввязалась в очень опасную игру. Мне стали угрожать. Я должна была для всех умереть. А сейчас живу с одним человеком – хорошим человеком – в этом доме. Но никто не должен знать, что я жива. Машенька, ну что мне сделать, чтобы ты поверила?!

– Ничего. Я все равно вам не поверю. Моя мама никогда бы не бросила меня, и не стала бы организовывать свою мнимую смерть. Она умерла, и вы не имеете права оскорблять ее память. Что вам вообще надо от меня? Денег? У нас с бабушкой их нет. Оставьте нас в покое.

– Маша, послушай...

– Отпустите меня, – тихо сказала девушка. – Так нельзя. Это неправильно. Зачем вы все это говорите? Я все равно вам не поверю.

Мария вырвалась из рук женщины и, не оглядываясь, побежала домой.

– Маша! – услышала она голос новоявленной «матери».

– Ну что ей еще от меня нужно? – подумала девушка, не сбавляя бега.

– Никому не говори, что видела меня.

На огромном комоде из красного дерева стояла маленькая статуэтка, которая и приковала к себе взгляд Игоря Клевина. Позолоченная фигурка сфинкса выглядела очень красиво и изысканно. Несмотря на то, что статуэтка сделана уже в наши дни, в ней таится какая-то необъяснимая загадка древности, какая-то особая притягательность. Андрей заметил задумчивый взгляд Игоря и спросил:

– На занятия завтра возьмешь?

– Да, покажу ребятам. На книжных картинках он все же не так выглядит. Кстати, – повернулся Игорь к Кудрявцеву, – у нас в школе свободна вакансия вахтера. Не хочешь устроиться? Я, конечно, понимаю, что это не предел твоих мечтаний. Да и вообще это не твое. Но пока будешь искать другую работу... Хоть что-то заработаешь. Да и я всегда рядом буду, так что на переменах скучать не придется.

– Я даже не знаю, – задумался Кудрявцев.

– Да что тут думать, Андрей? Соглашайся! Сейчас я звоню директору, а завтра твой первый рабочий день. Хорошо?

– Ну, хорошо. То есть нормально: не могу сказать, что уж очень хорошо. Можно попробовать. Это, конечно, не то, что мне хотелось бы, но пока за неимением лучшего...

– Андрей, я звоню!

– Ну звони... Может, директора еще и дома нет...

– И не надейся! Завтра выходишь на работу.

Маша вбежала в дом и, бросив на пол сумку, начала трясущимися руками расстегивать куртку.

– Машенька, ну наконец-то! – послышался с кухни голос Тамары Алексеевны. – Тебя так долго не было, я уж переживать начала. Хотела идти встречать. Что с тобой? – спросила женщина, выйдя в прихожую.

– А что со мной? Что-то не так?

– У тебя руки трясутся. И нервная ты какая-то...

– Замерзла просто.

– С тобой все хорошо? Ты не заболела? – забеспокоилась Тамара Алексеевна.

– Нет, я не заболела. Со мной все нормально. Просто замерзла. На улице к вечеру всегда холодает.

Маша убрала вещи в шкаф и крепко обняла бабушку. «Самый мой любимый и родной человек, я ничего не буду тебе говорить. Не хочу расстраивать, не хочу тебя тревожить. Мама бы никогда мне этого не простила. Она меня не бросила. Она умерла. Я плохо помню, как мама выглядела, но я точно помню, что от нее исходило душевное тепло. А от этой женщины веет холодом, как и от дома, в котором она живет с каким-то неизвестным человеком. Что бы не говорили люди, я помню о маме только хорошее», – сказала Мария сама себе.

– Пойдем ужинать, – предложила Тамара Алексеевна.

– Пойдем.

В обязанности Андрея входило отвечать на телефонные звонки (на его столе, который располагался у входа, стоял телефон времен первой революции) и следить за безопасностью. Роль «швейцара» Кудрявцеву совсем не нравилась: пока не начнется первый урок, он должен был стоять у входа и пускать в школу только учеников и учителей. У Андрея слабое здоровье, от сквозняка и постоянного мелькания школьников у него кружилась голова. «А при использовании духов девчонки вообще меры не знают, – думал он. – Каждая явно на неделю вперед надушилась».

Только во время уроков в школе воцарилась блаженная тишина. Но звонок на перемену снова принес и в школьные коридоры шум и гам.

Иногда на переменах к Андрею подходил Клевин, но нормально поговорить они не могли. Во-первых, из-за шума, а во-вторых, все-таки оба находились на работе. В общем, первый рабочий день Андрей кое-как вытерпел. Теперь на боевой пост он должен заступить только в четверг, а в субботу предстоит дежурить сутки.

После школы Канина и Мельникова пошли домой к Маше, чтобы написать для Марины практическую работу по химии.

– Нет, ну это ж надо! – возмущалась Марина. – Провели на уроке опыт, а описывать мы его сами должны! Да еще и вывод какой-то писать! Машка, и как ты успела это все за один урок сделать? У вашего первого варианта, наверняка, задания легче были!

– Нет. Мне наоборот ваши задания легче кажутся. Не переживай, сейчас мы тебе все напишем. Ой, смотри, Лика какого-то мальчика за руку ведет! Кто это?

– Это ее брат. Димка. В первом «А» учится. Хороший мальчик, не то что его сестренка. Он, кажется, отличник.

Мария накормила подругу обедом, после чего надиктовала описание и вывод практической работы. Когда Марина уже одевалась, Маша ее спросила:

– А ты вахтера нашего нового знаешь? Мне его лицо знакомым кажется. Я его вроде вместе с Игорем Алексеевичем видела.

– Это Андрей Павлович. Они с Клевиным очень хорошие друзья. Фамилия у него такая... то ли Кудряшов, то ли Кудряев...

– Кудрявцев!

– Точно! Так ты его знаешь?

– У него мама в аптеке работает. Моя бабуля ее знает.

– Ну вот видишь, у нас в Степном все друг друга знают!

Кукушка из старинных настенных часов прокуковала двенадцать раз. Маше не спалось. Она мечтала. Девушка всегда любила помечтать перед сном, когда ее мечты были более осязаемы. Маша мечтала об Игоре Алексеевиче: мечтала, что когда-нибудь назовет его просто Игорем, что он заметит, поймет, догадается, как сильно она его любит...«У нас в Степном все знают друг друга», – усиленно навязывала ей память сказанные Мариной слова. «Они с Клевиным очень хорошие друзья»...

– Хорошие друзья, – пробормотала Маша, – хорошие друзья...

Девушка резко села в кровати, откинув в сторону одеяло. «Ну конечно – они очень хорошие друзья! А что если Игорь Алексеевич относится ко мне, как и ко всем остальным просто потому, что не знает о моих чувствах? Значит надо сделать так, чтобы он о них узнал! И я придумала, как это сделать». Маша снова легла и натянула одеяло до подбородка. «Завтра все изменится», – уверенно прошептала она. Девушка уснула с легкой улыбкой на губах.

Мария плотно позавтракала и отправилась в школу. Она знала, что придет домой поздно (ведь сегодня будет исторический кружок), о чем и предупредила бабушку с просьбой не переживать за нее. Настроение у Маши было просто великолепное, если не считать легкого волнения. Погода настроению девушки не уступала: на порог уже ступил теплый и солнечный май. На деревьях распускались листочки, желтые ковры мать-и-мачехи радовали глаз своей яркостью и создавали самое что ни на есть весеннее настроение, а птицы беззаботно парили в небе, и от созерцания всей этой прелести учиться школьникам Степного совсем не хотелось...

Маша пришла в школу очень рано, чтобы вокруг было как можно меньше народа: «Лучше, чтобы его и вовсе не было». Мельникова медленно подошла к Кудрявцеву и спросила:

– Вас ведь Андрей Павлович зовут, если я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. А что вы хотели?

– Меня зовут Мария Мельникова. Я учусь в десятом «Б». У меня огромная к вам просьба. Вы ведь друг Игоря Алексеевича?

– Да.

– Не могли бы вы передать ему вот эту записку? – Маша протянула молодому человеку свернутый вчетверо тетрадный лист в клетку.

– Хорошо, я передам... – Андрей очень удивился этой просьбе. – А почему вы сами не можете этого сделать?

– Если честно, у меня смелости не хватает. Только вы, пожалуйста, не читайте. Это личное.

– Да, конечно.

– Спасибо вам огромное!

– Да собственно пока не за что...

– Все равно спасибо.

Маша отошла и глубоко вздохнула: «Ну вот и все. Теперь уже ничего не изменить. Теперь он будет точно относиться ко мне по-другому. Вот только как? Но что-то в его отношении обязательно изменится. А вдруг посмеется надо мной? Хотя нет, он ведь благородный и честный. Надо верить, что все будет хорошо. А если веришь – так оно и будет».

На занятиях кружка Игорь Клевин рассказывал ученикам о Древнем Египте. Наконец, очередь дошла и до сфинкса. Он достал из сумки статуэтку и начал рассказывать:

– А это и есть загадочный сфинкс. С туловищем льва и головой человека, он уже много веков охраняет египетские пирамиды.

Когда занятие было закончено, и ребята разошлись, Клевин стал укладывать книги и всякие папки в сумку. Но неожиданно дверь кабинета резко открылась, и какой-то мальчик крикнул:

– Вас к телефону просят! Внизу на вахте. Говорят, срочно.

– Спасибо, я сейчас подойду, – поблагодарил Игорь, но сорванец уже убежал.

Игорь Алексеевич, шагая через три ступеньки, спустился на вахту.

– Андрей, кто меня к телефону просит? – спросил он друга.

– Вообще-то никто.

– Трубку уже положили?

– Да ее и не поднимали. Не звонил тебе никто.

– Странно... Какой-то ученик сказал, что меня к телефону требуют. Ладно, я побежал, а то у меня там кабинет открытый остался. Я еще вещи свои не забрал.

Когда Клевин зашел в кабинет, статуэтки на столе не было. «Наверно, уже в сумку убрал», – машинально подумал он и собрал оставшиеся вещи.

Спустя несколько минут, после ухода Игоря, мимо Андрея кто-то быстро пробежал и выскочил на улицу, громко хлопнув дверью. «Что за мода пошла, – подумал Кудрявцев, – девушку от парня не отличишь. Все одинаково одеваются: джинсы и эти кофты с капюшоном, даже лица не видно».