От еды и декламирования все уже устали.
Только папа держится, как положено королю. Откинувшись на мягкие подушки и прикрыв глаза, он словно раздумывает, куда направить нас дальше.
И вдруг пристально смотрит на маму. Она встает, листает «Агаду», берет до половины сгоревшую свечу и поворачивается ко мне:
— Пойдем, Башенька. Возьми с собой «Агаду».
Я вскакиваю как ошпаренная. Сердце у меня колотится от страха и восторга — ведь я сейчас, вдвоем с мамой, пойду встречать пророка Илию, открывать ему дверь!
Мы чинно выходим из столовой, держа в одной руке открытую «Агаду», а в другой — горящую свечу. Мужчины остаются сидеть за столом. Все замерли и смотрят на нас. Благословляющим взглядом провожают нас, гонцов.
Почти бегом пересекаем темную гостиную, не опоздать бы! Не хватает только, чтобы Илия, придя к нашему дому, нашел закрытую дверь!
Дрожащий, задыхающийся от нашей спешки огонек еле освещает дорогу. Сама свеча боится окружающего мрака и обливается от страха горячими слезами.
Выходим в прихожую. Сердце стучит все сильнее, рвется из груди, взлетает к небесам и в испуге срывается вниз, до самого утопающего во тьме пола.
— Осторожно! Прикрой свечу! — на ходу бросает мне мама и толкает дверь на улицу. В проем врывается черная ночь, налетает, как ветер, хлещет в лицо, подхватывает юбку, чуть не задувает свечу и не сбивает нас с ног.
«Ну вот, — думаю я. — Пророк Илия совсем близко. Наверное, вот-вот прилетит. Это его воздушная колесница поднимает вихрь своими крыльями. Его резвые кони скачут по небу за тучей».
Мне страшно выглянуть за дверь и что-нибудь задеть. Под ногами шевелятся тени. Вижу только клочок неба. Сияющий, как черный бархат. А улица под ним еще темнее. Под темным сводом рыбкой в воде плещется, трепещет звездочка, разбрызгивая свет на темном фоне. И, остановившись прямо над нашими головами, заглядывает в дверь.
Мама опустила глаза и ничего не видит. А вдруг звездочка залетит к нам? А вдруг там, за дверью, Илия или сам Мессия?
Дрожу и прислушиваюсь. Но все тихо. Тишина нисходит с неба, окутывает улицу, дома. Ничьи шаги ее не нарушают. В фонарях теплятся тоненькие фитильки.
В окнах дома напротив мерцает отблеск свечного огонька. Может, в каждом доме сейчас открыта дверь? И у каждой двери стоят мать и дочка с зажженной свечой?
За спиной у нас вдруг загрохотало. Задвигались сразу все стулья. Или даже сдвинулся с места стол. Это мужчины услышали, что мы открыли дверь, разом встали и так громко читают «Агаду», словно хотят разбудить ночь.
Я прижимаюсь к маме. Вцепляюсь в ее юбку. Если нас схватит тьма, пусть хоть я буду с ней рядом!
Огонек свечи дрожит и мечется из стороны в сторону. Я прикрываю его обеими руками, закрываю от ветра. Не дай Бог, потухнет и мы останемся в кромешной мгле, перед зияющим черным провалом открытой двери!
Мама читает «Агаду» неслышно — чтобы немая ночь лучше поняла ее тихую молитву. Губы ее чуть шевелятся. Лоб наморщен. Очки сползли на кончик носа Свечка тает…
Кажется, мы стоим тут и все про нас забыли.
Я подставляю голову под книгу, под мамины руки так на меня падают ее жаркие славословия, и мне не страшно.
«Пророк Илия! Смилуйся! Сойди скорее с небес! Здесь холодно и темно. Войди в дом. Там тебя ждут. И тебе там тоже будет теплее. Слышишь папину молитву? Он никогда не кричит, а сегодня взывает к Богу громко-громко. Приди же, пророк Илия! Приди к нам!»
Тоненькая струйка света сочится из приоткрытой двери, вспарывая темноту. Мне хочется поднять голову, посмотреть, что делает мама, что творится на небе.
Но глаз не открыть, в них впивается темнота. Точно так же, как непереносимый для глаз яркий свет.
— В будущем году в Иерусалиме! — Доносится из столовой заключительный крик.
Снова шум придвигаемых к столу стульев и снова тишина.
— Мама, пророк Илия уже в доме?
— В будущем году в Иерусалиме! — Выкрикивает она вместо ответа в открытую дверь.
Выглядываю на улицу. Ветер улегся. Небо усыпано звездами, большие и маленькие, они сбежались со всего света. И висят, как перевернутые подсвечники. Они сцепляются лучами и образуют балдахин, которым вот-вот накроется светлая луна, точно новобрачная во всем своем великолепии.
Закрыв «Агаду», мама делает легкий взмах рукой, будто посылает что-то в небо. Или… или она не хочет уходить?
Последний взмах-поцелуй, и она закрывает дверь.
Возвращаемся молча. Ночь провожает нас прохладой, будто ведет воздушными ладонями за плечи.
В столовой тепло и светло. Все, опустив глаза, шепотом читают.
На нас никто не глядит. Мама молча садится. Меня окутывает бормотанье, оплетают строчки древней «Агады».
Я верчу головой.
Где же пророк Илия?
Взбудораженное сердце остывает.