Переступив порог магазина, папа замирает и погружается в себя. Размышляет над прочитанным с утра стихом из Торы или выискивает новые поводы для тревоги, что мерещатся ему на каждом шагу? Никакого участия в торговых хлопотах он не принимает и возиться часами ради того, чтобы продать пару вещиц в подарок к свадьбе, предоставляет маме.
Однако именно у этого молчаливого и благочестивого отца семейства предпочитают делать покупки местные светские дамы, особенно одна — супруга богатого директора страховой компании, которую он привез откуда-то издалека на зависть всему городу.
Жизнерадостный коротышка с приторной улыбкой на устах и дежурной остротой на языке, он ни минуты не стоит на месте, блестит глазками за стеклами очков, сияет гладкой лысиной, которую, как ни старайся, никак не прикрыть жидкими волосами.
Он любит быть в центре внимания. Его вечно осаждает целый рой молодых бездельников, не знающих, чем бы занять день — вечером можно хоть в карты поиграть.
Стоит ему выйти из дома, как они со всех сторон стекаются к нему. Каждый норовит оттеснить другого, старается первым пожать директорскую руку и привлечь его внимание громким приветствием и угодливой фразой.
— Что нового, господин директор? Хорошо ли вам спалось?
— Что за вопрос?
— Ловко вы вчера карточку выложили, а, господин директор? Все так и раскрыли рот!
— О, наш господин директор не лыком шит! Ему нет равных!
Громкий смех раскатывается по идущим под уклон улицам. Директор расплывается в улыбке, очки в золотой оправе поблескивают и пляшут у него на носу, будто вот-вот соскочат и оседлают носы всей компании.
Все эти лоботрясы буквально потеряли головы, когда в городе внезапно появилась его молодая жена.
— Ну и ну, господин директор, — так всех провести! Хоть бы словечком обмолвился!
— Верно, дурного глаза боялся!
— Да уж, повезло, ничего не скажешь!
— Не зря дожидались, господин директор! Главный выигрыш отхватили! Это же прелесть, само совершенство, у нас такого и не видывали!
Хрупкая молодая женщина стала предметом всеобщего обожания, точно слетевший на землю ангел небесный.
Поначалу она всем рассеянно улыбалась. Казалось, и правда она принесла мужу счастье. Дела его пошли в гору. И сам он словно бы вырос. Но времени для жены у него не оставалось. Он только осыпал ее подарками. Тогда она перенесла всю свою любовь на блеск золота и драгоценных камней. У нас в магазине она появлялась теперь чуть ли не каждый день.
Когда роскошный черный экипаж бесшумно подкатывал к нашему дому, все работники сбегались к витринам.
— Госпожа Бишовская приехала. Где хозяин, зовите его скорее!
Дюжий кучер застывает перед самым входом. Дамы за его спиной и не видно. Она почти не приминает мягких сидений, будто парит над ними, того и гляди, совсем улетит прочь. Вот она сходит на землю, ее стройная фигурка покачивается, все еще сохраняя ритм колес.
Алебастровое личико залито матовой белизной и никогда не розовеет. Миндалевидные глаза мягко улыбаются. На облаке золотисто-каштановых волос сидит крохотная шляпка. Стоит ей сделать несколько шагов — и оборачивается вся улица. Мужчины пожирают ее глазами. Девушки шепчутся, подталкивают друг друга локтями:
— Посмотри-ка на платье! Сразу видно, не тут куплено! Наверняка заграничное!
— Вот это наряд!
— А кружева как подобраны! Как они ей к лицу!
— Вся в шелке и бархате — прямо картинка!
Она робко подходит к двери, толкает ее рукой в белой перчатке и проникает в магазин, как занесенный ветром цветочный аромат. Завидев стоящего на своем обычном месте у большого сейфа папу, направляется к нему.
Папа почтительно и галантно приветствует даму:
— Как поживаете, госпожа Бишовская? Хорошо отдохнули летом?
— О, да! Отлично, изумительно! Никогда не видела столько народу со всего света. А какая страна! Вы ведь бывали на водах в Австрии?
— Как же, бывал несколько раз, там действительно очень хорошо.
— Но если бы вы поехали туда в этом году, вы бы ничего не узнали.
Как бы шумно ни было в магазине, она всегда говорит тихо, не повышая голоса. Щебечет. Иногда вдруг рассмеется переливчатым, словно росинки на солнце, смехом. Папа смотрит на нее и удивляется: богатая, красивая женщина, а здесь, в магазине, у нее вид пугливой пташки. Но, глядя на папу, дама успокаивается и доверительно говорит:
— Уверяю вас, все было прекрасно. Безумно весело, но по временам мне делалось грустно… Знаете, один тамошний сановник никак не отпускал меня. И вот его подарок — ожерелье. Я принесла, чтобы вы на него взглянули.
Она достает из сумочки изящный футляр синего бархата. Под крышкой роскошное бриллиантовое колье. Вооружившись лупой папа склоняется над камнями.
— Да! Вас не обманули. Крупные камни редкостной красоты. Дай Бог мне отыскать такие же для моих заказчиков! Хотите посмотреть? — Он передает ей лупу. — Вот… ни одного изъяна… Чистейшей воды… Ну а маленькие… между нами говоря…
— В том-то и дело. Потому я вам и показываю. Тут слишком много камней. Они утяжеляют колье. И человек тоже был тяжелый.
Папа не может сдержать улыбку. У госпожи Бишовской темнеют глаза.
— Вы же знаете, я не привередлива. Ко многому отношусь терпимо, но на этот раз было просто невыносимо… Эти заграничные врачи зарабатывают на мне кучу денег. — Она снова рассмеялась.
Папа делает вид, что ничего не слышал. К чему эти излияния? Потом ей самой будет неловко. Он переводит разговор на другое.
— Что вы собираетесь делать с этим колье? Составить его из одних крупных камней? Тогда оно конечно будет красивее и ценнее… Но, помните, перед отъездом вы просили что-нибудь вам подобрать? Я не забыл. Долго искал и нашел… Настоящее сокровище…
— Правда? — Лицо ее загорается, будто освещенное полной луной. — Вы великолепны! Я всегда говорила — настоящий джентльмен!
Папа краснеет и смущается еще больше. Он отворачивается и ищет на связке ключи от сейфа, который темной громадой возвышается в углу, напротив сияющих серебром полок. В магазине два сейфа. Один стоит около маминого стула и наполнен золотыми часами, цепочками брошками, браслетами и кольцами. Второй здесь, рядом с отцом, высокий, неприступный, в каких-то таинственных значках.
Открыть его не так-то просто. На посторонний взгляд каждый из хитроумно выточенных тщательно хранимых ключей обладает магической силой.
Папа с закрытыми глазами вставляет их один за другим. В глубоких скважинах что-то лязгает, и тяжелая дверь открывается. Изнутри тянет холодом.
Видны полки, коробки, ящики с пакетами из плотной бумаги, наверное оберегающими от дурного глаза драгоценные камни.
Папа в самом деле боится сглаза и все твердит сыновьям:
— К чему все выставлять напоказ? Блеску и так хватает. Зачем ослеплять людей? Они вообразят невесть что. И без того на нас пялятся на улицах. Попробуй всем объясни, что это такая же торговля, как любая другая! В городе уверены, что я сам набит золотом и бриллиантами!
Так что к драгоценным камням никто, кроме него, не прикасается. Только он знает, что лежит в каждом пакетике. Различает ощупью, будто камни излучают свет сквозь обертку.
И за каждый берется по-разному. Даже глаза его меняют цвет, смотря по тому, какие камни в них отражаются: то зажигаются жарким пламенем напоенных огнем и солнцем рубинов, то пригасают перед зеленым омутом изумрудов, а то окрашиваются синей тенью сапфиров.
Бриллианты же пронзают глаза своим сиянием через все слои шелковистой бумаги. Они лежат в особом, потайном отделении. Над ними — шкатулка с отборным жемчугом.
Папа бережно достает ее двумя руками, проверяет, все ли цело.
Жемчужины разложены в мешочки по оттенкам. Тут вся гамма от бело-перламутровых до тускло-желтых. Нежно-розовые, как детская щечка, и даже черные, но живые, похожие на зрачки.
— Покажите мне все, я так давно не видела камней. Соскучилась по ним.
Папа с головой ныряет в сейф и поворачивается к ней с полными руками пакетов и мешочков.
Брови молодой женщины взлетают, глаза погружаются в каждый камень, как в прохладный родник.
— Понимаете, каждый день хочется что-нибудь другое. Не наденешь же одно украшение и утром, и вечером!
Папа согласно кивает.
— С чего вам угодно начать?
Он расстилает на стеклянном столике маленький зеленый коврик, расставляет первую порцию пакетиков, и две головы склоняются над ними.
Из-под белой бумаги полыхнули рубины. По папиному выпуклому лбу пробежал красный блик… В глазах молодой женщины зажегся огонек. Бледные щеки зарумянились.
— О, какие жгучие! Так и жгут пальцы! Сколько огня в маленьком камушке! — Она прикрывает глаза ладонью. — Не сегодня, сегодня мне как-то тоскливо…
«Тоскливо, — думает папа, — даже когда видит такие драгоценности. Что же с ней творится?»
Он раскрывает пакетик с небесно-голубой бирюзой. Госпожа Бишовская поглаживает камни, словно детские головки.
На столике остаются пакетики с аметистами, но она отодвигает их, сметает рукавом:
— От этих никакой радости… я их не слышу…
Папа сворачивает пакетики и раскрывает другой, с бриллиантами. На столик опрокидывается звездное небо. Алмазные грани, как зеркальные осколки, разбрызгивают цветные лучи, и прозрачные отцовские пальцы светятся. Камушки по одному соскальзывают с бумаги, медленно докатываются до бархатного лоскутка, застывают и тут разгораются во всю силу, будто их раздувает мощное дуновение.
— От них теряешь голову… впиваются, как иголки… сама не знаю, люблю их или нет… — Молодая женщина опускает глаза и шепчет в полузабытьи: — Войдешь в таком роскошном колье в ярко освещенную гостиную… сияют люстры, искрятся камни… войдешь и захмелеешь!
Мысленно она перенеслась в бальный зал, на ней белое атласное платье в кружевах, с большим декольте. Вот она переступила порог и замешкалась, ослепленная блеском хрусталя и зеркал. Перед ней расступаются, на нее все смотрят… а она прикрывает лицо веером.
Мужская рука обхватывает ее талию. Она отдается танцу, чувствует на себе пристальный взгляд. Дыхание ее смешивается с другим горячим дыханием.
Со вздохом открывает она глаза: перед ней папа, занятый своими мешочками и сверточками, поглядывает на нее исподтишка и спешит все запаковать и припрятать. Шелковистая бумага шуршит, словно дует легкий ветерок. Юная дама приходит в себя. Зеленые изумруды и хризолиты окончательно возвращают ее к реальности.
— О, эти зеленые камни такие заманчивые, притягивают, как море… Их хорошо носить, когда ты уверена в себе, а не сейчас…
— Может быть, на сегодня хватит — тихонько спрашивает папа.
— Нет-нет!
Он достает еще один пакет:
— Я обещал вам что-нибудь найти и хочу сдержать свое слово.
В пакете оказывается россыпь жемчуга. Крупные и мелкие жемчужины, истосковавшиеся по свету, пене волн и водорослям родных морей, разметались по шелковистой бумаге.
Они так и дрожат, упиваясь свободой. Оживают даже те, что поблекли и помертвели от времени. Вырванные из морских недр, они жадно льнут к живому телу, пусть хоть к ладони или кончику пальца.
У госпожи Бишовской захватило дух. На глаза набежали похожие на перлы слезы, большой жемчужиной засияло все лицо.
— Как вы угадали! Спасибо!
Папа берет пинцетом бусинки покрупнее и осматривает со всех сторон, будто проверяет, не выросли ли они взаперти. Остальные откладывает в сторонку: «А вы еще маловаты, вам надо, с Божьей помощью, еще немножко подрасти». И провожает их нежным взглядом.
Очень скоро на красном бархате выстраивается длинное ожерелье.
— После этого на то колье я и смотреть не могу… Так я и скажу тому человеку…
— Ну, одно будет для выходов, а другое, вот это, для себя.
— Благодарю вас.
— Хотите знать, сколько весят жемчужины? Вес не всегда зависит от величины, тут важен еще и свет. Давайте взвесим.
Он достает из ящичка две обмотанные шелковой ниткой чашечки, распутывает, получаются весы, которые он держит двумя пальцами, как игрушку. На одну чашку кладет крохотную гирьку, на другую — сияющую жемчужину. И блеск ее оттягивает чашу.
— Вот так с каждой, если она чистая и светлая. Да вы и сами понимаете важнее всего — как они светятся. Это главное мерило. Такие образчики встречаются не часто. Они доставят вам радость.
Она вытягивает шею, как будто на нее уже надето ожерелье, встряхивает головой и встает.
— Вы даже не понимаете, что вы для меня сделали. Невероятно, но я просто оживаю. У меня всегда была на сердце тяжесть. Никто не знает, но вам я скажу. У моей матери было жемчужное ожерелье. О, не такое, как это, куда там! Из мелких и тусклых бусин. К маме оно перешло от бабушки — жемчуг на морщинистой коже пожелтел. Это ожерелье — единственное мамино наследство. Она осиротела еще в детстве. Старое бабушкино ожерелье красовалось на ней и под свадебным балдахином. Мама часто говорила: сколько слез я пролила, эти бусины, верно, железные, а то бы уж давно растаяли. Она надевала ожерелье каждый раз, когда рожала ребенка — нас у нее было девятеро, — и ей казалось, что ее рано умершая мать приходит к ее изголовью и благословляет ее и младенца. Жемчужины лучистые. От них, она говорила, дети будут красивые и сияющие. «Вон ты у меня какая красавица, чем не жемчужина!» Молодая женщина смущенно улыбнулась потом лицо ее омрачилось. Она глубоко вздохнула и голос ее дрогнул: — И вот в последний раз мама — не дай Бог никому — родила мертвого ребенка, но ей не сразу об этом сказали. И вдруг она закричала: «Горе мне, посмотрите что такое! У меня вся кожа зудит будто муравьями искусана!» В постели у роженицы нашли рассыпавшиеся жемчужные бусины. Ожерелье порвалось, и они раскатились по постели. Мама пристально на них смотрела. Липкая испарина покрывала все ее тело, и жемчужины, казалось тоже вспотели. «Ребенок мертвый, да?» Вместе с ожерельем оборвалась ее молодость. Детей у нее больше не было. Видите, какая у жемчуга сила! — Госпожа Бишовская поднимает голову: — А теперь вот и у меня будет свое жемчужное ожерелье. Я ведь еще молода. И может быть смогу оста вить в мире что-то хорошее. Понимаете теперь почему мне так дорог жемчуг? Так вы соберете ожерелье?
Уходила она с легким сердцем, словно летела на крыльях.