Лэнгли (штата Вирджиния).
Штаб-квартира ЦРУ.
Январь 1986 года
— Знаешь, для пенсионерки ты выглядишь до неприличия свежо! — Уолш откровенно любовался Паулиной, в непринужденной позе сидевшей в кресле напротив, закинув ногу на ногу.
— Ты пригласил меня, чтобы оскорблять? — Паулина передернула плечами. — У существительного «пенсионерка» есть только один синоним — старая…
— Я всегда предупреждал: образованность тебя погубит, — улыбнулся Уолш. — Спасибо, что пришла…
— Спасибо, что пригласил, — в тон ответила Паулина и огляделась. — Признаюсь честно: я уже не рассчитывала встретить тебя в этом кабинете, Генри…
— Знаешь, я и сам этому удивляюсь, приходя сюда каждый день.
— Хотя с другой стороны, я благодарна Господу, что ты не ушел на пенсию, дорогой…
— Вот как? — хмыкнул Уолш. — Почему же?
— Ну, так у меня есть хотя бы теоретическая возможность тебя увидеть…
— Наверное, ты права, — кивнул Уолш. — Как дела, Паулина? Как ты живешь?
— Я живу прекрасно! — широко улыбнувшись, она обнажила великолепные зубы молодой женщины. — Общаюсь с интересными людьми, изредка обедаю со старыми приятельницами, посещаю концерты симфонической музыки, иногда езжу в Европу. Так, проветриться немного… Чего это вдруг тебя заинтересовала моя жизнь, Генри?
— А почему нет?
— Потому, что я третий год в отставке. А ты за все это время только дважды соизволил позвонить мне…
— Неужели? — Уолш озабочено наморщил лоб.
— Представь себе. И то, как мне кажется, только потому, что я вхожу в список людей, которых ты просто не можешь не поздравить с Рождеством и днем Благодарения…
— Не надо преувеличивать.
— Как, по-твоему, Генри, — продолжала Паулина, — если я назову шефа оперативного управления ЦРУ свиньей, это не будет воспринято, как угроза национальной безопасности США?
— Вряд ли, — улыбнулся Уолш. — В крайнем случае, как констатация очевидного факта.
— Все так же благороден, хотя и безнадежно стар, — пробормотала Паулина и смахнула ногтем указательного пальца невидимую пылинку с лацкана элегантного французского пиджачка. — Зачем ты меня вызвал в Лэнгли, дорогой? Дома или в ресторане мы встретиться не могли?
— В последние две недели я живу здесь… — Уолш обвел рукой служебный кабинет.
— Я не успела утром просмотреть газеты: мы что, на пороге войны с Россией?
— Боже упаси!
— Тогда почему ты живешь в казенном доме?
— Потому что я его люблю, — серьезным тоном ответил шеф оперативного управления.
— А теперь решил вызвать это чувство во мне?
— Ты как всегда догадлива.
— И совершенно зря решил, — холодно отрезала Паулина. — Этот дом я никогда не любила…
— Хотя и работала в его стенах тридцать пять лет, — закончил фразу Уолш.
— Это бестактно — напоминать женщине о ее возрасте.
— Знаешь, Паулина, ты, наверное, единственный человек на свете, который может с умным видом говорить абсолютную ерунду и при этом сохранять чувство собственного достоинства…
— Генри, ну, признайся, что ты всегда меня любил!
— Ты хоть представляешь, о чем сейчас думают безусые выпускники Принстона, записывающие этот разговор? — улыбнулся Уолш.
— А мне плевать!
— Надеюсь, они не знают, что такое геронтофилия, — пробормотал Уолш и тихонько хлопнул ладонью по столу. — К делу, очаровательная дама!
— Есть, сэр! — с карикатурной готовностью откликнулась женщина. — Я вся внимание!
— Тебе известно, как долго по инструкции ты имеешь право на допуск?
— Что-то не припоминаю.
— Десять лет.
— Ты думаешь, я столько проживу?
— Паулина, у меня действительно мало времени.
— Прости, — ее тонкое, надменное лицо приняло серьезное выражение. — Я просто очень рада тебя видеть, Генри…
— Но все равно не так, как я…
Уолш вытащил из нагрудного кармана сигару, трепетно, как собака аппетитную кость, обнюхал двадцатидолларовый шедевр кубинских табаководов, после чего бережно засунул ее обратно.
— Ты, все-таки, бросил курить, да?
— Порой мне кажется, что это действительно так, — кивнул Уолш. — Хочешь заработать?
— Нет, — спокойно ответила Паулина.
— Тебе не нужны деньги?
— Мне не на что их тратить.
— А этот симпатичный пиджачок? — Уолш выразительно повел подбородком. — Стоит, наверное, как «олдсмобиль», если даже не больше…
— У меня только таких в гардеробе штук двадцать, — хладнокровно ответила Паулина. — И за все уже уплачено. Наличными. Я значительно богаче, чем ты думаешь, Генри. Так что, берись за дело с другой стороны.
— Мне очень нужна твоя помощь.
— Это уже интереснее. Продолжай, дорогой…
— Так как?
— Что, «как»?
— Ты мне поможешь, Паулина?
— А что нужно делать?
— Вначале ответь на мой вопрос.
— Генри, ты меня пугаешь.
— А ты мне льстишь.
— Работа официальная?
— По контракту. Естественно, временному.
— Надолго?
— Как управишься.
— В Штатах?
— И в Штатах тоже, — уклончиво ответил Уолш.
— Хочешь, я скажу, зачем я тебе понадобилась?
— Теперь ты меня пугаешь?
— А ты мне льстишь?..
Оба рассмеялись.
— Видишь ли, дорогая, у меня сейчас действительно горячее время. Чтобы не углубляться в детали, скажу одно: похоже, мы вышли на финишную прямую…
— Умная голова доктора Кейси продолжает трудиться, — чуть слышно пробормотала женщина.
— Не стоит производить на меня впечатление, Паулина, — в прокуренном баритоне Уолша впервые прозвучал брюзгливые интонации. — Наберись терпения и выслушай меня внимательно. Так вот, времени заниматься побочными делами у меня сейчас нет. С другой стороны, совсем недавно кое-что произошло. И это «кое-что» меня беспокоит. Не то, чтобы очень серьезно, но, тем не менее, в голову постоянно лезут разные мысли. Короче, минимум фактов и целая куча дурных предчувствий. Я бы вряд ли смог это объяснить кому-нибудь, кроме тебя…
Паулина молча кивнула. Выражение ее тонкого, без единой морщины, лица было собранным и слегка настороженным. Так породистые собаки реагируют на жесты своего хозяина, когда наступает время обязательной прогулки.
— Речь идет об одной из твоих воспитанниц…
— Я почему-то так и подумала! — язвительно улыбнулась Паулина и тут же осеклась, встретив суровый взгляд Уолша.
— Похоже на то, что о ней вспомнили…
— Что-то случилось? — быстро спросила женщина.
— Случилось, — кивнул Уолш. — Не с ней.
— Юджин?
— Да, — Уолш вновь потянулся к нагрудному карману пиджака и стал его ощупывать, точно хотел удостовериться, что сигара по-прежнему на своем месте.
— Он жив?
— К счастью. Но стреляли не в него.
— Понятно, — пробормотала Паулина. — А где она?
— Об этом потом, — отмахнулся Уолш. — На твою воспитанницу устроили настоящую охоту, Паулина. Правда, на охотников мы вышли…
— Сколько их было?
— Двое.
— А осталось?
Уолш на мгновение замер, потом усмехнулся:
— Один. Вернее, одна.
— Военная разведка?
— КГБ.
— Кроты?
— Да, — кивнул Уолш. — Но, как бы это сказать точнее… Кроты целевые. Разведкой не занимались — только силовые акции. Теперь о нашей непоседе-девушке… На вторые сутки после того, как в них стреляли, твоя воспитанница улетела в Европу. Изменила внешность, купила поддельный паспорт на имя гражданки Великобритании, и улетела…
— Как она раздобыла паспорт?
— С нашей помощью.
— Она знала?
— Естественно, нет.
— Ничего себе! — пробормотала Паулина.
— Твоя школа.
— Возможно, — кивнула Паулина. — Если она еще жива…
— Кто? Школа?
— Она.
— Не волнуйся, она жива, — подтвердил Уолш.
— Вы ее вели?
— До самого Парижа. Правда, потом потеряли.
— Как это, «потеряли»?
— А вот так! — на сморщенном лице Уолша застыло гримаса отвращения, словно только что его заставили проглотит таблетку хинина и не дали запить. — Это поколение компьютерных мальчиков сведет меня в могилу!.. Но, впрочем, важно другое: я знаю где она и, главное, у кого…
— Вот даже как!..
— Тебе известно мое отношение к вопросам, Паулина… А у меня их как назло накопилось слишком много для этого дела. Я бы даже сказал, подозрительно много… Почему девушка не обратилась за помощью к нам? Чего вдруг так стремительно сорвалась с места? Откуда у нее завелись лишние деньги — фальшивый паспорт, перелет через океан, пятизвездочные отели?.. Как она вообще попала к евреям?..
— Так она в Моссаде?
— На их парижской явочной квартире, — кивнул Уолш. — И оттуда даже носа не высовывает…
— Карантин?
— Да. Носатые явно что-то проверяют, а наша клиентка, очевидно, ждет своей участи. Что ее связывает с ними, Паулина? Чего она от них хочет?…
— Ты спрашиваешь об этом меня? — тонкие брови Паулины взметнулись.
— А кого еще, черт подери?! — вскипел Уолш. — В этом кабинете больше никого нет.
— Понятия не имею!
— Подумай, Паулина, — голос Уолша стал вкрадчивым. — Проанализируй ситуацию. Ну, тряхни молодостью, девушка! Поставь себя на ее место. Что бы ты стала делать, если твоего мужа трижды продырявили и чуть было не отправили на тот свет, а ты совсем не дура и понимаешь, что пули эти предназначались вовсе не мужу?
— Позвонила бы тебе, — чуть помедлив, ответила Паулина. — Тут же позвонила бы. Не раздумывая…
— Что потом?
— Спряталась бы где-нибудь понадежнее. И стала бы ждать, пока ты не оторвешь свою задницу от кресла и не дашь приказ своим громилам прикрыть меня со всех сторон. Ничего другого в голову не приходит…
— Ничего из того, что ты сейчас сказала, Паулина, она НЕ СДЕЛАЛА! — проворчал Уолш и блеснул стеклами очков. — Почему?
— Шоковое состояние… Утрата чувства реальности… Слишком много проблем, от которых запросто можно потеряла голову…
— Ты знаешь, дорогая, ну, ни капельки не похоже! — покачал головой Уолш. — Все как раз наоборот, Паулина. Такое ощущение, что девушка действовала строго по разработанному плану. У нее был мой человек. Через несколько часов после того, как Юджину сделали операцию. Это его личный друг, Паулина, в свое время он вытаскивал ее из Праги… Но даже ему твоя воспитанница ничего не сказала. Просто попросила, чтобы он поскорее раздобыл ей поддельный паспорт…
— На что она рассчитывала? — усмехнулась Паулина. — Что твой человек не поставит об этом в известность своего босса?
— Думаю, как раз наоборот, — Уолш как-то растерянно развел руками. — По-моему, Паулина, она меня просто переиграла.
— Значит, ты это санкционировал?
— Ну, должен же я знать, что происходит!
— Это очень опасно, Генри! — Женщина недовольно поджала губы. — Ты не должен был поощрять эту игру!..
— Каждый человек сам выбирает свой путь, — жестко возразил Уолш. — Это было ее решение…
— А если бы девушку достали? Тогда что?
— Вряд ли. За ней достаточно плотно присматривали.
— Ага, — кивнула Паулина. — Так плотно, что она смогла оторваться от твоих дебилов… Ты не должен был выпускать ее из Штатов, Генри.
— Почему?
— Потому, что у тебя было вполне достаточно возможностей и оснований прикрыть девочку. Она и так достаточно натерпелась по нашей милости. И если ей сегодня что-то конкретно угрожает, то частично в этом и наша вина… Ты не согласен?
— Нет.
— Почему, Генри?
— Понимаешь, Паулина, — вкрадчиво произнес начальник оперативного управления ЦРУ, — если бы мы сидели с тобой в итальянском ресторане, при свечах, за бутылкой доброго «Кьянти», я бы, наверное, поддержал эту тему…
— А, кажется, теперь я понимаю, почему ты вызвал меня в свой кабинет, — губы женщины скривились в усмешке. — Хочешь сказать, что здесь — не место для сантиментов, да?
— Ты сделала правильный вывод. Даже несмотря на то, что находишься на пенсии…
— Ты не любишь людей, дорогой Генри, — тихо сказала Паулина. — Юджин — сын твоего фронтового друга, твой воспитанник…
— Паулина, пожалуйста, не надо меня осуждать… — Уолш поморщился. — Пока я сижу в этом кресле и занимаюсь тем, чем занимаюсь, мой интерес к людям всегда будет определяться приоритетами РАБОТЫ. И давай оставим тему морали на более подходящий момент. Не возражаешь?
— Это твой кабинет, — пожала плечами Паулина. — И ты в нем хозяин.
— Итак, через двое суток после вылета из Лос-Анджелеса твоя воспитанница оказывается на конспиративной квартире Моссада в Париже. Значит…
— Где ее потеряли твои люди?
— В Париже и потеряли… — Лицо Уолша потемнело. — Дебилы проклятые!
— При каких обстоятельствах?
— Машина… Она шла по улице и остановилась. А потом возле нее внезапно притормозила какая-та машина. Она юркнула вовнутрь и исчезла…
— Она с кем-то до этого встречалась?
— Нет. Во всяком случае, не был засечен ни один подозрительный контакт.
— То есть, от от вас сознательно отрывалась, да?
— Не думаю, что она могла заметить слежку.
— И тем не менее… — Паулина огладила нейлоновый чулок на коленке и внимательно посмотрела на Уолша. — Резюме, Генри: женщина, у которой тяжело ранили мужа и которой угрожает смертельная опасность, по какой-то неведомой причине не хочет иметь дело с ЦРУ, меняет внешность и оказывается непонятным образом на конспиративной квартире израильской внешней разведки… — Паулина говорила медленно, словно репетируя монолог для любительского спектакля. — Значит, Генри, у нее за душой есть что-то, что она не может или не хочет доверить нам…
— А евреям, стало быть, может и хочет? — Уолш презрительно поджал губы.
— Выходит, так, дорогой.
— Вот я и хочу узнать, о чем, собственно, идет речь.
— Кстати, Генри, а почему ты уверен, что она вышла именно на Моссад? И откуда ты знаешь, что она на конспиративной квартире, если твои люди ее потеряли?
— Благодаря тебе, дорогая.
— Мне? — изумленно воскликнула Паулина.
— Тебе, тебе, — закивал Уолш и довольно ухмыльнулся. — Вернее, твоей потрясающей предусмотрительности, дорогая. Помнишь то симпатичное бриллиантовое колечко, которое ты ей подарила в семьдесят восьмом году?
— А-а… — лицо женщина просветлело. — Так она все еще его носит?
— К счастью, твоя воспитанница — полноценная женщина, — пробормотал Уолш. — И как все женщины не в силах отказаться от блестящих побрякушек. У вас же у всех пункт на драгоценности. Особенно, на те, за которые не надо платить… А жидкие кристаллы, равно как и бриллианты, если верить господину Флемингу, вечны. Стало быть, в подзарядке не нуждаются. Вот они и посылают в эфир свое «пи-пи», по которому мы можем определить местонахождение твоей блудной воспитанницы в течение пяти минут…
— Ну и что?
— В смысле?
— Генри, либо ты чего-то мне не договариваешь, либо я чего-то не понимаю… — Паулина наморщила чистый лоб. — История, конечно, неприятная, но, насколько я понимаю, к ядерной войне она вряд ли приведет…
— Возможно, — кивнул Уолш.
— Тогда почему все это так взволновало тебя? Что, собственно, происходит, Генри?..
— А вот тут, дорогая, аргументы кончаются и начинаются сплошные предчувствия. — Уолш заерзал в кресле, потом вытащил сигару и стал ее жадно обнюхивать.
— Ты предупреди, дорогой, когда у тебя кончится приступ токсикомании, — ласково произнесла Паулина. — Может, мне выйти?
— Меня беспокоит, во-первых, странная активность русских, — не реагируя на колкость женщины, — продолжал Уолш. — Они как с цепи сорвались, понимаешь? Ликвидацию затеяли в спешке, повторную вылазку провели, вернее, пытались провести всего через пять суток после выстрелов в Барстоу… И в итоге угробили очень даже приличную пару агентов, которые могли без особого риска поработать еще пару-тройку лет. Представляешь, их взяли при попытке пробраться к дому Элизабет Спарк! Аж в Айову забрались, мерзавцы!..
— Ты хочешь сказать, что кроты не учли вероятность засады?
— В том-то и дело, что учли! — выдохнул Уолш. — Но у них был приказ. Жесткий приказ, Паулина… И поскольку в Барстоу им ловить было нечего — там все как на ладони, особенно, после выстрелов среди бела дня, — решили податься в Айову и словить там свой шанс. Дети ее там, и вероятность того, что мать их от себя далеко не отпустит была достаточно высокой…
— Не повезло ребяткам, — пробормотала Паулина.
— Не повезло, — согласился Уолш. — Так вот, я прикинул совокупность неспокойного прошлого нашей знакомой и детали этой странной истории… Ответ мне не нравится, Паулина. Наши московские коллеги явно решили что-то вычистить. Уж не знаю, с какой целью, но, судя по всему, решили серьезно… Как я уже говорил, мы занимаемся сейчас очень важными делами. Я имею ввиду Россию. Именно сейчас мне необходимо полностью контролировать ситуацию в Москве, знать по возможности точно все их шаги и намерения. Там вот-вот грянет большая заваруха, и поведение больших ребят из желтого дома на площади Дзержинского — что-то вроде барометра-анероида, по стрелке которого нам следует ориентироваться. Так вот, Паулина, мне бы хотелось быть по возможности уверенным, что барометр этот не врет, что кто-то специально не подкладывает под него железку… И еще: когда затевается большая игра, крайне неприятно и даже опасно, если под ногами вертится кто-то еще… Как видишь, ничего конкретного — сплошные ощущения…
— Хорошо… — Паулина кончиками пальцев пригладила элегантно уложенную седую голову и пристально посмотрела на Уолша. — Ты можешь сформулировать, что конкретно от меня требуется?
— Если одним словом, то мне нужны твои РЕКОМЕНДАЦИИ. В принципе, у тебя в распоряжении вполне достаточно исходных: девица с Лубянки, которую мы взяли живой и с которой вполне можно поработать, точное местонахождение твоей воспитанницы, бесспорные доказательства того, что евреи опять без разрешения влезли в нашу лавку и вот-вот начнут там шуровать… Разложи пасьянс и поколдуй, Паулина. Только, Бога ради, быстрее!..
— Ну а дальше что?
— О чем ты?
— Что произойдет с моими рекомендациями?
— Куда ты клонишь, Паулина? — Уолш подозрительно посмотрел на женщину поверх узких очков. — Переходи сразу на английский…
— Я засиделась со своими приятельницами, Генри. Когда они пожирают по несколько пирожных в один присест их усы становятся белыми от сахарной пудры…
— Неужели соскучилась по оперативной работе?
— Если шевелить только мозгами, отекают ноги… — Паулина демонстративно вытянула точеную ногу совсем еще молодой женщины и озабоченно сдвинула брови. — Знаешь, не хочу создавать лишние проблемы своей педикюрше…
— Я не могу вернуть тебя в контору на общих основаниях, — Уолш виновато развел руками. — Разве что, индивидуальный контракт, а?
— А я тебя об этом не прошу. Дай мне возможность не только проанализировать, но и поработать самостоятельно. Успокойся, Генри! — Паулина подняла руку. — Я вовсе не горю желанием вторгаться вместе с твоими бандитами в Гватемалу или Никарагуа…
— Тебе шестьдесят четыре года, Паулина, — после некоторой паузы негромко напомнил Уолш.
Лицо женщины потемнело.
— Эй, девушка, с тобой все в порядке?
— Во-первых, ты свинья, Генри Уолш…
— Ты начинаешь повторяться, — пробормотал шеф оперативного управления ЦРУ.
— Во-вторых, — не обращая внимания на реплику, продолжала взбешенная Паулина, — ты единственный человек на свете, которому известна дата моего рождения…
— Только не говори, что остальных ты уже пережила…
— И, в-третьих: никто и никогда еще не давал мне больше пятидесяти! В то время, как тебе самому уже семьдесят четыре года. А точнее, будет семьдесят пять через четыре месяца. И выглядишь ты, Генри Уолш, как раздолбанное и щербатое пианино в доме для престарелых, обитатели которого под звуки этого самого пианино ходят под себя с блаженной улыбкой!..
— Я уже подавал прошение об отставке… — Со стороны неуклюжая попытка Уолша оправдаться за допущенную бестактность выглядели забавно.
— Меня это не интересует, Генри!
— И потом, я, все-таки, мужчина, если ты еще помнишь.
— Это ты должен помнить, что я — все еще женщина! Причем женщина, которая все равно лучше тебя как мужчины. Заруби себе на носу, дорогой: так было, так есть и так будет!
— Аминь! — вздохнул Уолш.
— Не беспокойся, милый… — Паулина неожиданно остыла и даже улыбнулась. — До того момента, пока мне не возникнет необходимость дырявить из пистолета мужские гениталии и фотографировать клиентов из мусорного бака, я все еще достаточно компетентна. Так что, ты ничем не рискуешь. Не говоря уже о том, что однозначно выигрываешь… Короче: либо я получаю весь комплект, либо отказываюсь от предложения вовсе…
Уолш окинул пристальным взглядом женщину, имя которой было выбито на барельефе первого этажа в списке людей, имевших особые заслуги перед Центральным разведывательным управлением США.
— Ты уже что-то решила, да?
— Ох уж эта мужская проницательность!
— В твоем возрасте, Паулина, желчь расходуют очень экономно.
— Оставь в покое мой возраст, мужлан!
— Что ты собираешься предпринять?
— Ты принимаешь мое условие?
— А ты оставляешь мне выход?
— Ты же знаешь, Генри: я никогда не лезла в твои дела…
— Этого еще не хватало, — пробурчал Уолш.
— Я не стану тратить время на беседы с твоими русскими трофеями… Дай мне выход на Моссад. Только серьезный выход…
— Зачем? — взгляд Уолша сразу же стал настороженным. — Что ты задумала?
— Дай, потом узнаешь.
— Кого ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, кого.
— Паулина!
— Генри!
— Это невозможно.
— Следовательно, то, о чем ты меня просишь, на самом деле не так уж и важно.
— Боюсь, это важнее, чем я думаю, — пробормотал Уолш.
— Тогда не артачься, Генри! Позвони ему.
— Он не станет с тобой говорить, Паулина.
— Если этого захочешь ты, то станет. Как миленький станет.
— Я не уверен, что сейчас — самое подходящее время для такой встречи…
— Не назначай ее на субботу, — пожала плечами Паулина.
— Он тяжело болен…
— Если он все еще в своем кресле, то не вижу прямой связи. Ты, кстати, тоже не производишь впечатление здорового человека…
— Ты уверена, что это даст результат?
— Естественно, не уверена. Но если продвигаться обычными путями, мы потеряем много времени. И у меня нет гарантий, что потом нам удастся его наверстать…
— Когда ты хочешь?
— Как можно скорее.
— Хорошо… Ближе к вечеру я перезвоню тебе домой.
— Только не в час ночи, пожалуйста, как ты это обычно делаешь.
— Ладно, позвоню в двенадцать, — вздохнул Уолш и подтолкнул женщине типографский бланк контракта. — Прочти и подпиши, Паулина…
Женщина цепким взглядом охватила сразу весь текст и, помедлив пару секунд, презрительно хмыкнула:
— Всего десять тысяч в месяц? Ты издеваешься надо мной!
— Так тебе же не нужны деньги, — усмехнулся Уолш.
— Естественно! — ответила Паулина и гордо вздернула точеный подбородок. — Мне не нужны деньги как средство приобретения конкретных вещей. Но в качестве эквивалента признания собственных заслуг, я нуждаюсь в них хронически! В этом плане я, можно сказать, нищенка!..
— Сколько же ты хочешь, вымогательница?
— Пятнадцать. И то лишь потому, что ты мне не безразличен. Даже со своим долбаным бюджетом…
— Впиши своей рукой.
— Уже вписала, милый.
— Ты вычистила годовой бюджет контрактников до цента, — сказал Уолш, пряча контракт в ящик стола. — Так что, если тебе свернут голову, не рассчитывай на венок от конторы…
— Когда ты будешь умирать на моих руках, Генри, — ласково ответила Паулина, вставая, — я прикрою твой поганый рот подушкой. Чтобы ты не корчился в агонии…
* * *
…На следующее утро она вылетела в Тель-Авив под вымышленным именем рейсовым «Боингом» авиакомпании «Эл Ал». Полет занял целых одиннадцать часов, включая полуторачасовую стоянку в Хитроу, однако вливаясь в потоке пассажиров в зал прибытия, Паулина чувствовала себя подтянутой и бодрой. Она действительно истосковалась по ДЕЛУ.
В зале прибытия к ней навстречу с истошным криком: «Тетя Эми, я здесь!..» бросилась молодая грудастая особа в кожаной куртке и с распущенными черными волосами. По радостной ответной реакции прибывшей американки вряд ли кто-то мог догадаться, что она не только впервые в жизни видит свою племянницу, но и никогда раньше не знала о ее существовании.
Радостно обнимаясь и перебивая друг друга, как и подобает истосковавшимся в долгой разлуке родственницам, женщины направились к выходу и уже через пять минут сидели в потрепанном «ситроене», запаркованном под мрачным пандусом аэропортовской стоянки.
Закинув сумку гостьи на заднее сидение, брюнетка уверенно тронула машину с места. А еще через сорок пять минут Паулина входила в просторный холл двухэтажного домика, у порога которого ее высадила «племянница». Холл выглядел пустоватым — диван, два кресла, низкий журнальный столик, на котором стояла простая синяя вазочка с полевыми цветами и старинные напольные часы в углу. Одно из кресел занимал совсем старый мужчина с землистым цветом лица. Едва заметные кустики седых волос обрамляли с боков вытянутый череп. Туловище мужчины прикрывал наполовину потертый плед, а его руки — высохшие, с отчетливо расползшимися голубыми притоками вен, спокойно лежали на подлокотниках кресла.
— Простите, что не могу поздороваться с вами стоя, — на хорошем английском произнес мужчина и, с трудом оторвав от подлокотника правую руку, указал ею на кресло. — Располагайтесь, мисс Паулина…
Женщина улыбнулась и села напротив.
— Хочу поблагодарить вас за то, что вы согласились встретиться со мной, мистер Гордон…
— Если бы я знал, с кем мне предстоит беседа, я бы даже не стал возражать…
— А вы возражали?
— Генри вам не сказал?
— А вы просили его сказать?
— Я кое-что слышал о вас…
— Но не больше, чем я о вас, мистер Гордон, — улыбнулась женщина.
— Будем считать, что протокольная часть завершена… — Гордон протер платком слезящиеся глаза. — Я слушаю вас, мисс Паулина…
— Я очень обеспокоена судьбой одной из своих воспитанниц, мистер Гордон… — Паулина говорила спокойно и даже непринужденно. — Не знаю почему, но она решила обратиться за помощью к вам…
— Может быть, вы ее чем-то обидели? — Руки Гордона по-прежнему спокойно лежали на подлокотниках.
— Все может быть, господин Гордон. У моей воспитанницы, которая отличается крайне импульсивным характером, неожиданно возникла личная проблема… В жизни такое иногда случается. Однако мы считаем, что за этой проблемой кроется нечто большее, чем просто чьи-то намерения ликвидировать ее…
— Простите, мисс Паулина… — Гордон еще раз протер глаза. — Я не только стар, но и очень болен. Кроме того, в данное время я принимаю специальный курс лекарств с некоторым содержанием наркотических веществ… Короче, если вы будете и дальше выражаться иносказаниями, то я, рискуя оказаться невежливым, могу просто заснуть. Да и вы, как я знаю, только что проделали длинный путь. Давайте бережнее отнесемся к нашему с вами времени. У евреев есть одно очень хорошее слово — тахлес…
— Что это?
— Суть. Существо дела, — пояснил Гордон. — Так вот, мисс Паулина, говорите тахлес, пока мои лекарства еще не действуют усыпляюще…
— Бога ради простите, сэр, — пробормотала Паулина. — На одной из ваших квартир в Париже находится гражданка США Вэлэри Спарк. Я не знаю, как она попала к вам, — скорее всего, кто-то специально вывел ее на Моссад. Конечно, здесь возможна случайность, но я в них в принципе не верю… Впрочем, это только мои предположения. Неделю назад на ее мужа было совершено покушение. Два агента КГБ стреляли в нее в городе Барстоу, штат Калифорния, но муж моей воспитанницы, кстати, офицер ЦРУ в отставке, сумел прикрыть свою супругу, в результате чего получил три пулевых ранения и в настоящее время находится в тяжелом состоянии в больнице. Мы располагаем доказательствами того, что стреляли именно в господу Спарк. Один из советских агентов, участвовавших в акции, в настоящее время находится у нас. Спарк раздобыла фальшивый паспорт и с ним вылетела в Европу. В Париже она оторвалась от наблюдения людей ЦРУ и в настоящее время находится, как я уже говорила, на вашей конспиративной квартире. Мое руководство увязывает эту странную историю с рядом других событий, которые имеют определенное значение. Я прилетела сюда с предложением скоординировать наши усилия…
— Почему вы решили, что эта женщина у нас? — вопрос Гордона прозвучал глухо.
— Я обязательно должна ответить на этот вопрос?
— Наверное, мне послышалось: буквально секунду назад кто-то в этой комнате говорил о координации наших усилий…
— В свое время эта женщина выполняла для нас одну… миссию. И была снабжена кольцом с небольшим бриллиантом. В камень был имплантирован жидкий кристалл, реагирующий на импульсы извне. Естественно, посылаемые на определенных частотах…
— Она знала об этом?
— Нет, сэр.
— Как все просто, — пробормотал старик под нос и поднял голову. — Так чего вы хотите, мисс Паулина?
— Мне бы хотелось знать, что привело ее к вам, мистер Гордон?
— Получив ответ, вы будете удовлетворены?
— Я этого не говорила. В зависимости от того, каким будет ответ, мы готовы рассмотреть нюансы сотрудничества с… взаимовыгодными интересами сторон…
— А что беспокоит вашего босса, очаровательная мисс? — Гордон лукаво усмехнулся. — Было время, когда Генри Уолш находил время в своем переуплотненном графике и прилетал сюда, в этот дом. Я ничего не имею против столь э-э-э… выразительной замены. Но чисто по-стариковски меня разбирает любопытство: если бы Уолш не считал это дело таким важным, вряд ли бы он отправил вас ко мне, верно? С другой стороны, если вы придаете такое большое внимание этому делу, почему он не прилетел сам?
— Вы хотите поторговаться… — Паулина не спрашивала, а констатировала. — И вы не уверенны в том, что мои полномочия и статус в ЦРУ достаточны, чтобы я могла гарантировать вам компенсационную часть сделки…
— Сколько вам лет, Паулина? — тихо спросил шеф Моссада.
— Мой любимый вопрос, — пробормотала Паулина.
— Я уже в том возрасте и состоянии, когда не боюсь показаться бестактным…
— А почему вы спрашиваете, сэр? — Паулина пристально посмотрела в слезящиеся глаза старика. — Я кажусь вам недостаточно умной для своего возраста?
— Лет шестьдесят три-шестьдесят четыре, так?
— Вы разбираетесь в женщинах, сэр.
— Чего бы я стоил, если к восьмидесяти четырем годам не разбирался в самом простом… Как давно вы работаете в ЦРУ, мисс Паулина?
— Я третий год в отставке, сэр. А проработала в Лэнгли тридцать пять лет.
— С вашей внешностью вы могли не уходить в отставку еще лет десять.
— Там держат не за внешность, сэр, — усмехнулась Паулина.
— Здесь тоже… — Гордон улыбнулся.
— Я ушла потому, что устала.
— Вы счастливая женщина.
— Почему вы так думаете?
— Люди обычно не ценят свободу…
— Вы тоже когда-то хотели уйти?
— А как вы думаете, Паулина?
— Работа для мужчины — это и есть свобода.
— Лет тридцать назад я бы с вами согласился.
— А сегодня?
— Мы слишком ничтожны перед вечностью, мисс Паулина. Когда умирает тело, в душе происходят странные вещи… Понимаете, что я имею в виду? Когда держишь в руках нож, никогда не думаешь, что наступит день, и сталь клинка источится, рассыплется в прах. Он кажется вечным и нетленным…
— Очевидно, перед вами сейчас открываются вещи, недоступные мне.
— Сколько лет вы знаете Генри?
— Всю жизнь.
— И всегда вместе?
— И всегда вместе, — кивнула Паулина. — Но только на работе.
— Надежнее всего, — еле слышно произнес старик, вытащил откуда-то сбоку пластиковую бутылочку с минеральной водой и сделал глоток прямо из горлышка. — Буквально за минуту до того, как позвонил Генри и сообщил о вашем приезде, я раздумывал, что мне делать с информацией из Парижа. То есть, ничего особенно интересного в этом деле нет. Кстати, я вижу в нем больше перспектив для серьезной головной боли, нежели возможность извлечения конкретных дивидендов. Но с другой стороны, что-то в этой информации меня насторожило и даже встревожило…
Гордон сделал паузу на очередной глоток воды.
— В телепатию я не верю, мисс Паулина. Я верю в опыт и знания. И если Генри Уолш, которого я очень уважаю, испытывает предчувствия, в чем-то схожие с моими, значит, в этом деле действительно что-то такое есть. Просто я этого пока не вижу… Вы ошиблись, мисс Паулина: у меня нет желания торговаться с вами. Скажу вам больше: у меня уже практически не осталось желаний. Есть только внутреннее ощущение от тиканья часов вот тут, — Гордон прижал руку к животу. — И еще чувство долга. Но тоже какое-то странное: как у старой собаки, которая и лапой пошевелить не в силах, но по-прежнему рычит, скаля стертые зубы, когда замахиваются на ее хозяина…
— Мистер Гордон, вы позволите спросить вас кое о чем, не относящемся к теме нашей встречи?
— Возьмите глаза в руки, Паулина! — улыбка старика была одновременно жалкой, грустной и мудрой. — Что я в моем нынешнем состоянии вообще могу не позволить?
— Моим основным направлением работы, сэр, всегда была Россия…
— Вы ведь русская, верно? — перебил Гордон.
— Наполовину, — уточнила Паулина. — Русской была моя мать. Сама же я родилась в Штатах. Так вот, занимаясь Россией, я внимательнейшим образом наблюдала за работой вашей службы. Мне это было и интересно, и познавательно. Не сочтите за лесть, сэр, но я всегда восхищалась вами…
— Моссадом?
— Нет, — Паулина покачала головой. — Вами лично, мистер Гордон.
— Что вы можете знать обо мне? — старик недоуменно пожал плечами.
— Больше, чем вы себе представляете, сэр.
— Сомнительный комплимент, — глухо проворчал глава Моссада. — В самом Израиле мое имя известно максимум десяти людям.
— Но я ведь тоже не кассиршей в супермаркете работала! — с вызовом произнесла Паулина.
— Простите, мисс…
— Скажите, мистер Гордон: после того, как вы… уйдете… Мне трудно представить себе человека, который вас заменит…
— А почему это вас беспокоит?
В ту же секунду Паулина физически ощутила колоссальное напряжение, исходящее от дряхлого старика, еще мгновение назад буквально засыпавшего в своем кресле.
— Потому что многое, очень многое в работе ЦРУ было бы невозможно без контакта с вами, мистер Гордон, — она старалась отвечать спокойно, чувствуя, как передается ей это внезапно возникшее напряжение. — Потому, что есть вещи, в которых большие боссы не любят признаваться даже самим себе. Но я не большой босс, а потому могу сказать вам, мистер Гордон: мне искренне жаль, что «Пурпурное сердце» — высший орден Америки, присуждаемый истинным патриотам страны, будет вручен вам посмертно. Но самое обидное, что знать об этом будут все те же десять человек в вашей стране и примерно столько же — в моей. В великом множестве жизненных несправедливостей, эта, на мой взгляд, одна из самых жестоких…
Гордон молчал и немигающими слезящимися глазами смотрел на женщину. Его вытянутое сморщенное лицо абсолютно ничего не выражало — ни радости, ни разочарования, ни удовлетворения, ни даже работы мысли. Он походило на гипсовую маску. Жили на этом лице только губы — тонкие, синеватые, с запекшимися в уголках нагноениями. И они медленно шевелились, словно пытаясь что-то сказать…
— Будем надеяться, что Генри Уолш не ошибся в своих предчувствиях, — произнес наконец Гордон и тыльной стороной ладони вытер губы. — С вашей воспитанницей работаем МЫ. Это первое. Когда вас введут в курс дела, вам станет понятна причина этого условия. У вас будут функции посредника-координатора между двумя службами. С правом СОВЕЩАТЕЛЬНОГО голоса. Все решения принимаем мы. Но вас держим в курсе дела…
— Если я поняла правильно, вы принимаете мое предложение, мистер Гордон? — негромко спросила Паулина.
— Вы правильно меня поняли, — кивнул старик. — Хотя это решение противоречит моим принципам…
— Почему же вы соглашаетесь, сэр?
— Только по одной причине: в данный момент ВАШЕ рычание — возможно, впервые за последние годы — может принести куда больше пользы, чем мое…