Париж.
Площадь Пирамид.
Январь 1986 года
Самвелу Автандиляну, владельцу нескольких десятков магазинов по продаже и скупке антиквариата и ковров, разбросанных по странам Западной Европы и на Ближнем Востоке, никто не давал его шестидесяти трех лет. Мсье Самвел Автандилян был подтянут, моложав, остроумен, охоч до молоденьких студенток, мексиканских ресторанов и других радостей жизни, заказывал костюмы только в знаменитой мастерской Жака Плесси на Елисейских полях, ездил на последней модели «альфа-ромео» с откидывающимся верхом, имел собственную «сессну» в одном из частных ангаров Ле-Бурже, короче, вел жизнь богатого холостяка-аристократа, беззаботно встречающего восход солнца в семикомнатной квартире на парижской улице Риволи, окна которой выходили на знаменитую конную статую Жанны Д'Арк работы скульптора Фремье.
Потомок богатого рода, чудом спасшегося от кровавой резни 1915 года, учиненной турками над армянами, Автандилян родился в Париже, где сформировался как истинный француз, получив к тому же соответствующее воспитание. После второй мировой войны он успешно защитил докторат по античной культуре Средиземноморья в университете Сорбонны и подавал надежды, как вдумчивый и безусловно талантливый искусствовед. Однако вскоре понял, что жизнь с ее радостями и соблазнами течет, подобно бурной реке, параллельно, никак не соприкасаясь с замкнутым миром академических библиотек и научных симпозиумов, на затворничество в котором он себя обрек…
В пятидесятом году Автандилян окончательно порвал с академической карьерой ученого и взялся за торговлю предметами антиквариата, в которой, благодаря профессиональным знаниям, налаженным связям и врожденным деловым качествам быстро преуспел. Когда мсье Самвел получил в наследство от скончавшихся в течение двух лет родителей весьма приличное по тем временам состояние, оно уже практически ничего не решало — к тому времени господин Самвел Автандилян был очень состоятельным человеком.
В буржуазном обществе, особенно, в среде аристократов и пристально следящих за ними нуворишей, стремящихся как можно быстрее «облагородить» свои происхождение и деньги, торговлю предметами антиквариата принято считать бизнесом не только респектабельным, но и весьма прибыльным. Это был один из мифов, из поколения в поколение культивировавшихся в закрытом обществе состоятельных людей. Вот почему никому и в голову прийти не могло, что вхожий в самые аристократические, престижные салоны Парижа, утонченный, неизменно щедрый и остроумный мсье Автандилян сделал свое огромное состояние вовсе не на салонных гарнитурах XVII века, античных черепках и полотнах импрессионистов, а на торговле оружием. Да и кто мог подумать, что десятки магазинов Автандиляна в Париже, Брюсселе, Бейруте, Роттердаме, Лондоне и Дамаске существовали только как прикрытие, респектабельно декорированный фасад, за которым осуществлялись миллионные, а подчас, и миллиардные сделки по продаже и скупке оружия — от заурядных автоматов и ручных гранат для постоянно враждующих африканских племен до ракетных комплексов и высокоточных навигационных приборов для более серьезных любителей «антиквариата». Схема, по которой Автандилян в течение тридцати лет, кропотливо, по кирпичику, выстраивал подпольную империю торговли оружием, не являлась чем-то уникальным. Как известно, любой человек, занимающийся СЕРЬЕЗНЫМ делом и преуспевающий в нем, не может не соответствовать конкретным требованиям бизнеса. Такой человек должен обладать в полной мере интуицией, терпением, железной выдержкой, актерским дарованием, способностью держать язык за зубами и принимать важные решения, никому не веря и во всем рассчитывая только НА СЕБЯ. В этом плане Самвел Автандилян исключением не являлся. Уникальной была поистине невероятная удачливость этого человека, за тридцать лет ни разу не имевшего дело с правоохранительными органами, никогда не прибегавшего к профессиональным услугам телохранителей, не замеченного ни в одной подозрительной компании, не подвергавшегося нападениям, а если и фигурировавшего в прессе, то исключительно как глубоко светский человек, удачно торгующий предметами старины и ведущий образ жизни великовозрастного плейбоя, что, в соответствии с моральным кодексом французов, было совершенно нормальным явлением не только для закоренелого холостяка…
* * *
…Сорокалетний Ришар Тозья не был знаком с Автандиляном. Если и существовала какая-то вероятность, что пути двух мужчин когда-нибудь пересекутся, то только сугубо теоретическая. Поскольку Ришар Тозья принадлежал к социальному слою, представители которого, как правило, вообще не интересовались предметами античной древности, не проводили отпуск на ухоженных горнолыжных трассах Давоса и Картино д'Ампеццо и не пользовались услугами частных портных, предпочитая магазины готовой одежды в период сезонных распродаж.
Угрюмый и неразговорчивый Ришар Тозья, одетый в любое время года в старую брезентовую штормовку, черный свитер и вылинявшие почти добела джинсы, работал автослесарем в маленьком гараже, передвигался по Парижу на неприметном «рено» семьдесят четвертого года, снимал маленькую двухкомнатную квартирку в частном доме неподалеку от бульвара Клиши и из всего многообразия развлечений, которыми был так богат гигантский Париж, признавал только светлое пиво и футбол. Тозья был страстным поклонником столичного клуба «Пари Сен-Жермен» и ни при каких обстоятельствах не пропускал ни одного матча на стадионе «Парк де-Пренс», на который вот уже много лет, в самом начале сезона, покупал абонемент.
Таким образом, Самвел Автандилян и Ришар Тозья являли собой классический пример социальных антиподов. Впрочем, существовало и нечто, объединявшее двух незнакомых мужчин: оба были холостяками и оба существовали как бы в двух измерениях. И если за респектабельной внешностью и аристократическими манерами Самвела Автандиляна никто не мог распознать международного торговца оружием, то невыразительный образ Ришара Тозья был создан с единственной целью — как можно тщательнее и незаметнее спрятать «второе дно» угрюмого механика из гаража — профессию наемного убийцы.
Как это ни покажется странным на первый взгляд, но в среде профессиональных убийц также существуют — правда, очень своеобразные — мораль, принципы и даже кодекс чести. В суровом, наглухо закрытом, не поддающемся изучению и систематизации мире наемных убийц, киллеров, встречаются типы, к услугам которых прибегают не чаще одного раза в два-три года. И вызвано это вовсе не отсутствием необходимого спроса, а весьма своеобразными нравственными ограничениями, о которых убийцы заранее ставят в известность своих клиентов. Любой киллер, как правило, готов принять заказ на убийство взрослого мужчины. Практически все отказываются от заказов на ликвидацию детей и инвалидов. Многие не способны стрелять в женщин и стариков… На сленге наемных убийц Ришар Тозья был типичным «отморозком» или, на тюремном жаргоне, «ломом подпоясанным». То есть, он принимал заказы без всяких ограничений, приводя в исполнение неведомо кем вынесенный смертный приговор с такими же спокойствием и обстоятельностью, с которыми регулировал в своей автомастерской обороты двигателя машины. В сочетании с его бесспорными профессиональными качествами это делало Тозья одним из самых надежных и безотказных киллеров в Париже.
Имя Ришара Тозья не значилось ни в картотеках французской полиции, ни в компьютерах Интерпола. У него не было родных и друзей, общение с женщинами этот мрачный тип свел до уровня биологической потребности, имея дело только с проститутками. Консьержка дома, в котором Ришар снимал квартиру (как и большинство ей подобных — нештатная осведомительница парижской криминальной полиции) могла бы сказать, что две комнаты на четвертом этаже снимает по существу идеальный жилец — тихий, непьющий, не приводящий женщин и всегда вовремя расплачивающийся за постой. Но даже если вдруг, по какой-то причине, полиция решила бы поинтересоваться мрачным автослесарем, занимающим всегда одно и то же место на стадионе «Парк де-Пренс», то ровным счетом ничего любопытного или настораживающего она бы не обнаружила. Ришар Тозья имел такую же безликую, как собственная внешность, биографию, в которой буквально ни одна строчка не наводила на мысль о его истинной профессии. С другой стороны, с какой стати полиции должна была интересоваться обычным работягой, каких в Париже больше половины?..
Как известно, профессиональные киллеры редко попадают в руки правоохранительных органов. Тому есть немало объективных причин, главная из которых — уголовный статус наемных убийц. Ну, кому, скажите, придет в голову идея охотиться за электрическим стулом, эшафотом или гильотиной? И, главное, зачем? Чтобы обвинить в убийстве его орудие? Стражи общественного порядка прекрасно понимали, что профессиональные киллеры — всего лишь приспособления, с помощью которых приводится в исполнение смертный приговор. Полицию куда больше интересовали люди, ПРИГОВАРИВАЮЩИЕ к смерти. Что же касается киллеров, то отлавливать их, отвлекая на эту цель перегруженную делами полицию, представлялось занятием таким же бессмысленным, как борьба с тараканами на кухне. Эти живучие насекомые, как известно, появляются и шуршат не где попало, а только в условиях конкретной СРЕДЫ ОБИТАНИЯ. Кроме того, наемные убийцы — худший источник информации, который только можно представить. Из них практически нечего выбивать, поскольку они не знают ни имени заказчика, ни мотивов, побудивших его оплатить чье-то убийство… Киллер — все равно что безмолвный почтовый ящик, в который, вместе с наличными за услуги, опускают «черную метку». У наемных убийц нет послужных списков, никому не известно число их жертв, никто не фиксирует уровень их квалификации… Пространное или в несколько строк — в зависимости от значимости казненного — сообщение в утренних газетах и есть самый убедительный, не требующий подтверждений, отчет о проделанной работе. Заказчики не любят тасовать исполнителей, предпочитая работать с одним киллером. От его услуг отказываются раз и навсегда только в случае невыполнения заказа. Доводы, объясняющие срыв намеченного убийства, клиентов не интересуют. Как не интересуют их причины, по которым деньги за несовершенное убийство — что случалось исключительно редко — не возвращались заказчику. Устранение приговоренного означало автоматическое продление контракта. Именно такими методами формировался принцип естественного отбора на рынке профессиональных киллеров.
Работать автослесарем и наемным убийцей Тозья начал одновременно — тринадцать лет назад…
* * *
У Ришара Тозья были все основания считать ЭТОТ день удачным: сидя в самом углу маленького бистро, расположенного в двух кварталах от его дома, он не переставал прокручивать в памяти самые интересные моменты закончившегося час назад матча. Его любимый ПСЖ вколотил пять голов в ворота «Бордо», и это было прекрасное, незабываемое зрелище. Потягивая светлое пиво, Тозья вытащил из куртки сложенную вчетверо таблицу национального чемпионата Франции, бережно разгладил уже основательно затертые сгибы и, высунув от старания язык, с удовольствием вписал победу «Пари Сен-Жермен» в соответствующую графу. У его любимцев были все шансы стать в этом сезоне чемпионами…
— Простите, мсье, можно подсесть за ваш столик?
Тозья медленно поднял голову. Над ним, заложив руки в косые карманы коричневой кожаной куртки на меху, стоял, слегка покачиваясь с пяток на носки, здоровенный светловолосый парень. Его узкое, тщательно выбритое либо без каких-либо запоминающихся черт выглядело вполне заурядно.
— Вокруг полно пустых столиков, приятель, — недовольно буркнул Ришар и уткнулся в таблицу чемпионата. — А я люблю сидеть один…
— Значит, я сяду, — спокойно бросил парень в куртке и, не дожидаясь разрешения, опустился напротив. — Поговорить надо…
Тозья тяжело вздохнул. Так прекрасно начавшийся вечер был безнадежно испорчен.
— Что тебе надо?
— Сказал же — поговорить.
— Так говори, не тяни волынку.
— Что будешь пить? Угощаю.
— Не видишь — я уже пью.
— Заказ есть один… — По-французски светловолосый говорил с легким акцентом. «Наверное, бельгиец», — отстраненно подумал Тозья.
— Слышишь?
— Не глухой.
— Так возьмешься?
— За что?
— Сказал же, заказ есть…
— Заказ, говоришь? — Тозья прищурился. — Ладно, приезжай завтра в гараж, там и поговорим.
— А сейчас мы договориться не можем? — светловолосый недоуменно пожал широкими плечами. — Уж в твоем деле бюрократия точно ни к чему…
— Ты всегда такой настырный?
— Всегда.
— Какая у тебя тачка?
— У меня? — удивленно переспросил блондин. — «Форд-таурас», 82 года.
— Что, трамблер?
— Не понял…
— Я спрашиваю, трамблер барахлит? — спокойно повторил Тозья. — У «фордов», приятель, это самое слабое место. Через мои руки их знаешь сколько прошло…
Мужчина в кожаной куртке неожиданно рассмеялся и протянул к носу Ришара оттопыренный большой палец:
— Браво, приятель! У тебя определенно способности!..
Ришар Тозья молча сделал глоток из кружки. На его угреватом, нездорового цвета лице не дрогнул ни один мускул.
— Ну, ладно: порезвились и хватит… — Взгляд серых глаз блондина неожиданно стал жестким и даже колючим. — Тебе что-нибудь говорит имя Камиль Демулен?
Короткие черные ресницы Ришара едва заметно дрогнули.
— Неужели не знаком? — Блондин откровенно издевался над ним. — Тогда я тебе кое-что расскажу об этом парне. Да не кисни ты так, приятель, это поинтереснее сегодняшнего футбола будет… Так вот, этот самый Камиль Демулен в шестьдесят девятом прибился к иностранному легиону. Уж не знаю, каким образом, но мундир, «шмайссер» и приличное по тем временам жалованье он получил… Мотался по Африке пару лет, наследил и в Конго, и в Заире, и в Чаде… Причем, понимаешь, странный какой парень этот Демулен: специализировался не столько в боях с повстанцами, сколько на всяких «зачистках». Знаешь, что это такое, приятель?..
Тозья равнодушно пожал плечами. Мол, какое мне дело до твоей болтовни.
— Ну, естественно! — Блондин фыркнул и, повернувшись к бару, произнес:
— Гарсон, принесите мне бокал шабли!..
Тозья внимательно смотрел на непрошеного гостя.
— Итак, ты, приятель, не знаешь, что такое «зачистка»? — Блондин откровенно издевался над Тозья. — Впрочем, чему я в самом деле удивляюсь? Откуда простому парижскому автослесарю знать такие специфичные вещи! Так я тебе объясню, коль скоро мы коротаем время вдвоем. Представь себе, выбили черномазых с «Калашниковыми» из какой-нибудь зачуханной африканской деревушки. И оставались там только женщины да дети. Так вот, этот самый Демулен выстраивал их возле домов и косил из ручного пулемета. С бедра, как в американских фильмах про Вьетнам. Такой вот своеобразный парень, этот Демулен… Тебе что, неинтересно, приятель?
Тозья продолжал угрюмо молчать.
— Но это еще не вся история, — продолжал блондин. — Пару сотен черномазых баб с их трахомными детишками этому Демулену как-нибудь простили бы. Даже несмотря на то, что профессиональным наемникам такие разборки не по кайфу… Но, понимаешь, однажды, темной африканской ночью, этот парень натурально перерезал глотку казначею батальона, забрал из походного сейфа около ста тысяч долларов — считай, всю месячную зарплату своих боевых товарищей, — и смылся без следа. Представляешь, как они его искали? И по сей день ищут?..
Блондин пристально посмотрел на автомеханика.
— Зачем мне твоя история? — равнодушно пожал плечами Тозья. — Какое это имеет отношение ко мне?
— Непосредственное, дружок, — улыбнулся блондин. — Самое непосредственное. Ты только напряги мозги, приятель, больше от тебя сейчас ничего не требуется. Я ведь рассказываю все это дерьмо не гарсону, не другим клиентам, а лично тебе. Понимаешь, что это значит?
— Что это значит? — спокойно повторил вопрос Тозья.
— Что, во-первых, на твои фальшивые документы и пластическую операцию, которую в семьдесят третьем году тебе сделали в Марселе в клинике профессора Рене Гужона, мне насрать с высокого парижского каштана. И, во вторых: ПОКА я рассказал эту историю только тебе. Заметь, не полиции, не Интерполу, и даже не послу Конго в Париже… А ведь жив еще Люк Рюдо — твой бывший командир и, заодно, родной брат того самого казначея батальона, которому ты так хладнокровно перерезал глотку темной африканской ночью. Представляешь, что он с тобой сделает, если после нашей задушевной беседы я подойду вон к тому телефону у стойки, попрошу у гарсона жетончик, наберу его домашний номер и поделюсь информацией, под каким именем прячется сегодня Камиль Демулен?..
Ришар Тозья обладал железной выдержкой. Блондин в кожаной куртке, пытливо всматривавшийся в реакцию наемного убийцы, так и не понял, подействовало на него разоблачение или оставило совершенно равнодушным. Помолчав с минуту, Тозья допил пиво, вытер рукавом штормовки тонкие черные усы и негромко спросил:
— Кто ты такой, приятель?
— А тебе что до этого?
— Не хами мне, — негромко, сквозь зубы произнес Ришар, демонстративно положив обе руки с обкусанными ногтями на мраморный столик. — Тебе известно многое, но не все… Если мы сейчас не поймем друг друга, меня, как я понимаю, достанут и без твоих угроз. Правда, ты об этом уже никогда не узнаешь…
Несмотря на то, что руки автослесаря продолжали лежать на столе, блондин непроизвольно напрягся.
— Скорее всего, ты профессионал, — спокойно продолжал Тозья. — Ну, так и веди себя, как положено. Говори, зачем меня разыскал и что тебе нужно. А оскорблять меня не надо, приятель. У каждого своя жизнь, и только Бог вправе судить нас…
Несколько секунд блондин внимательно, словно впервые увидел, рассматривал Ришара Тозья. После чего коротко кивнул:
— О'кей, приятель. Есть один человек, о котором необходимо позаботиться. Все, что для этого необходимо, я передам, когда будем расходиться. Фотографии, адрес и прочее… Но дело непростое. Этого человека надо… ранить. Всего лишь ранить. Причем ты должен сделать это именно так, как я скажу: произвести три выстрела, но только одним прострелить ему любое предплечье. Желательно, не задев кость. Короче, сквозное ранение. Сможешь?
— Ты что, извращенец? — На угрюмом лице Ришара появилась гримаса, которую, с известно натяжкой, можно было принять и за улыбку.
— Ага, извращенец, — кивнул блондин. — Так я поздравляю друзей с Рождеством.
— Может быть, ты псих?
— Давай лучше поговорим о тебе. Так сможешь это сделать или нет?
— С какого расстояния придется стрелять?
— Тебе решать, — блондин пожал плечами. — Как можно с более близкого, естественно.
— Чье оружие?
— Твое.
— Охрана?
— У него нет охраны.
— Где?
— Лучше всего дома.
— Живет один?
— Холостяк.
— Прислуга?
— Не трать попусту время, приятель. Ответы на все вопросы здесь, — блондин похлопал себя по карману куртки.
— Что потом?
— Потом? — блондин ухмыльнулся. — Потом мы расстанемся. Ты же прекрасно жил и без этого знакомства, ведь так? Стало быть, проживешь и дальше…
— Платить будешь? Или услуга за услугу?
— А ты наглец.
— Почему?
— Если уж кто должен платить, так это ты, Демулен, — недобро сверкнул глазами блондин. — Правда, я не уверен, хватит ли у тебя денег рассчитаться. Так что, услуга за услугу: я не знаю тебя, ты — меня. И запомни, приятель: сделав это маленькое одолжение, ты моментально забудешь все — от этой встречи в бистро до последнего выстрела. В противном случае я не…
— Оставайся профессионалом, — спокойно прервал блондина Ришар. — И не болтай лишнего. В какой срок надо уложиться?
— Трое суток. С момента нашего уговора.
— Считай, что мы договорились, — кивнул Тозья и с сожалением взглянув на кружку, в которой еще оставалось пиво, медленно встал.
— Не промахнись, пожалуйста… — Блондин нацелил в грудь киллера указательный палец. — Предплечье и лоб — разные зоны поражения…
Когда он вышел из бистро, был уже двенадцатый час ночи. Тозья по привычке огляделся и, не заметив вокруг ничего подозрительного, медленно побрел домой вдоль металлической ограды парка. Выпавший несколько дней назад снег уже растаял, напоминая о себе сляткотными лужами на тротуаре. Съежившись от порыва холодного ветра, Тозья натянул на голову капюшон штормовки и зашагал быстрее. Однако преодолев метров тридцать, вдруг резко обернулся. Улица по-прежнему была пустынной. В такую собачью погоду парижане сидят либо дома, либо в кафе. Постояв с минуту и словно принюхиваясь, Ришар Тозья стремительно перебежал улицу, нырнул в знакомый проходной двор и, обогнув внутреннюю площадку овощного склада, по которой, нещадно матерясь, сновали с ящиками чернокожие грузчики в кожаных передниках, пристроился за выступом жилого дома, расположенного строго напротив бистро. С того момента, как он вышел оттуда, прошло не более пяти минут.
Тозья ждал блондина в кожаной куртке.
В слабом свете неоновой вывески, мигавшей над входом в бистро, рослый блондин появился через восемь минут. В ту же секунду Тозья чуть пригнулся и неуловимым, ЗАУЧЕННЫМ движением выхватил из прикрепленной к лодыжке кобуры девятимиллиметровый «люгер» с глушителем. Но снять оружие с предохранителя Тозья так и не успел, ибо почувствовал, как в его затылок уперся теплый ствол пистолета.
Ришар Тозья застыл.
— Очень медленно, не оборачиваясь, спрячь пушку, — негромко приказал мужской голос за спиной. — Туда, где она лежала. Ну, быстро!..
Он выполнил все, что ему приказали, даже не думая оборачиваться. Только сейчас до Ришара по-настоящему дошло, что он действительно попал в серьезный переплет. За ним следили так, что даже ОН не заметил…
— Теперь повернись лицом к стене, урод!..
Ришар послушно прижался носом к холодному, пористому камню, продолжая ощущать на затылке ствол пистолета.
— Молодец, понятливый… — пробормотал тот же голос. — А теперь слушай внимательно, приятель. В Париже ты не единственный, хотя и один из лучших. Так что, не делай больше резких рывков и не изображай из себя Мишеля Платини. Тем более, что мне плевать на твой футбол. Сделай, что велено, и у тебе не будет проблем, Ришар. Попытаешься еще раз схимичить или выкинуть какой-нибудь фортель — и ты труп. Усек, дружище? А теперь будем прощаться. Прости, что не представился — я сегодня без смокинга. Инструкции такие: стоишь тихо и ровно дышишь в стенку, медленно считая до двадцати. Потом свободен. O'revuar, mon ami…
Ровно через двое суток, в двенадцатом часу ночи, карета «скорой помощи» доставила в частную больницу Святого Франциска, что в трех кварталах от Площади Республики, мсье Самвела Автандиляна. Дежурный врач в приемном отделении записал в журнал регистрации данные потерпевшего, а также диагноз — сквозное пулевое ранение левого предплечья. Состояние удовлетворительное, потеря крови минимальная, потерпевший в сознании, оперативное вмешательство не требуется. Госпитализирован в отдельной палате «люкс» в соответствии с условиями в карточке медицинского страхования пострадавшего.
А еще тремя часами позже в городской морг Парижа было доставлено тело автомеханика Ришара Тозья, 40 лет, холостого. Судя по протоколу, подписанному дежурным врачом «скорой помощи» и сержантом полиции Люком Валле, смерть Ришара Тозья наступила в результате передозировки героина, который потерпевший ввел себе за десять минут до наступления летального исхода. Смерть от передозировки наркотиков была настолько распространенным явлением, что Люк Валле, получив от дежурного врача заполненный по всем правилам формуляр, даже не стал осматривать тело погибшего.
Ришар Тозья унес с собой в могилу мрачную тайну Камиля Демулена…
* * *
В просторной палате «люкс» с цветным телевизором, баром и многоканальным телефоном, где на высоко взбитых подушках лежал, погруженный в утренний выпуск «Франс суар», перевязанный Самвел Автандилян, рослый блондин из бистро, сменивший кожаную куртку на меху на элегантный серый костюм, светло-голубую сорочку и ярко-красный с косыми белыми полосами галстук, появился ровно в десять утра. Под мышкой блондин держал большую коробку конфет.
— Мсье Самвел Автандилян?
Оглядевшись с порога палаты и по достоинству оценив ее сдержанный, не бьющий в глаза комфорт, блондин удовлетворенно кивнул и подошел к постели раненого.
Отложив газету, Автандилян с нескрываемым недоумением уставился на незнакомого мужчину.
— Меня зовут Ян Йорданс, — спокойно представился блондин, присаживаясь на мягкий стул у койки.
— Мы с вами встречались когда-нибудь, мсье Йорданс?
— Вряд ли, мсье… — Мужчина, представившийся Яном Йордансом, корректно улыбнулся. — Скажу даже больше: мы с вами незнакомы, мсье Автандилян. Во всяком случае, очно.
— Вы ведь не француз, не так ли?
— Как и вы, мсье, — сдержанно улыбнулся блондин. — По происхождению я бельгиец.
— Чем вызвано ваше посещение?
— Обстоятельствами, мсье Автандилян… — Йорданс ненатурально вздохнул. — Очень неприятными обстоятельствами, которые, собственно, и привели вас на больничную койку…
— Чего-то я не ничего не пойму, — пробормотал раненый и попытался приподняться на подушках.
— Лежите спокойно, мсье, вам нельзя беспокоиться!
— Вы из полиции, мсье Йорданс?
— Боже упаси!
— Тогда непонятно, что привело вас в мою палату?
— А как вы думаете?
— Неужели сострадание к ближнему? — ирония в голосе Автандиляна звучала почти незавуалированно.
— Вы ошиблись, мсье, — холодно улыбнулся блондин.
— Тогда что же?
— Только любопытство.
— Любопытство? — Автандилян нахмурился.
— Скажите, мсье, вас не удивило это странное покушение?
— Скорее, напугало, — спокойно уточнил Автандилян. — Удивило меня другое: почему это заинтересовало вас? Кто вы, мсье Йорданс?
— Интересант.
— Интересант?
— Вот именно, — кивнул блондин.
— Но это ни о чем мне не говорит, мсье.
— Тогда считайте меня человеком, который интересуется вашим ОСНОВНЫМ бизнесом…
— Вы хотите что-то купить, мсье Йорданс?
— В некотором смысле, да, хочу.
— Что именно, позвольте спросить?
— Ваши профессиональные услуги, мсье Автандилян.
— Странная тема для беседы в больничной палате.
— Пусть вас это не смущает, — утренний визитер улыбнулся и вытащил из кармана пиджака плоскую черную коробочку с мигающим индикатором. — Наша беседа носит конфиденциальный характер…
— Скрэмбл? Зачем он вам?
— Для торговца антиквариатом вы неплохо разбираетесь в специальной технике.
— Чаще смотрите телевизор, мсье Йорданс, — спокойно ответил раненый. — И станете разбираться в куда более сложных игрушках.
— Мсье Самвел… — Блондин откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу. — Лечащий врач сказал, что после ранения его пациенту нужен покой. Поэтому я предлагаю не тратить ваши драгоценные силы на светскую болтовню и перейти непосредственно к делу…
— Давно хотел предложить вам то же самое, — натянуто улыбнулся Автандилян.
— В вас стрелял наемный убийца. Кстати, он уже… — Йорданс оттянул рукав пиджака и взглянул на наручные «Луи Патек» с золотым браслетом, — …семь часов как мертв. Его труп находится в настоящее время в городском морге и через семь суток, после того, как никто не придет его опознать, будет погребен за муниципальный счет на кладбище в Сен-Дэни.
— Ваша информированность вызывает уважение, — пробормотал Автандилян, не отрывавший настороженного взгляда от странного визитера.
— Мсье Автандилян, вам еще только ПРЕДСТОИТ оценить мою информированность, — улыбнулся блондин. — Я также хочу довести до сведения, что покушение на вас заказал я.
— Вы?!.. — в черных глазах Автандиляна отразилось неподдельное изумление. — Вы приказали меня убить?
— Если бы я заказал убийство, вы сейчас лежали бы не в палате-люкс, а на мраморном столе морга, — вежливо возразил Йорданс. — Но заказано было именно ранение. Причем, максимально легкое, чтобы оно ни в коем случае не отразилось на вашем здоровье…
— Но зачем?
— Считайте это протоколом о НАШИХ намерениях.
— У вас очень странная манера представляться, мсье Йорданс… — Автандилян попытался улыбнуться, однако пухлые, четко очерченные губы передавали, скорее, гримасу боли. — Разве нельзя было выйти на беседу со мной иначе? Более… — раненый на секунду запнулся, подыскивая нужное слово, — …цивилизованным способом?
— Я лучше знаю, кому и, главное, КАК надо представляться! — Едва прозвучавшая в голосе блондина нотка раздражения тут же сменилась на прежний, корректный тон. — Вы же деловой человек, мсье Автандилян, и сразу можете определить СЕРЬЕЗНОСТЬ намерений ваших контрагентов. Разве теперь, после всего случившегося, мои намерения кажутся вам несерьезными?
Автандилян промолчал.
— У нас есть деловое предложение, мсье Автандилян.
— У кого это, «у нас»?
— У интересантов, — спокойно ответил блондин.
— Скажите, Йорданс, на какую разведку вы работаете?
— Странный вы человек, — усмехнулся блондин. — А как бы вы ответили на вопрос: «Скажите, Автандилян, каким оружием вы торгуете?» Мы оба с вами посредники, дорогой мсье. Просто работаем в разных сферах. Так вот, характер работы определяют масштабы заказа. Я же не спрашиваю, на кого вы работаете, продавая танки Ирану, а противотанковые ракеты — Ираку. Ибо знаю, что работаете вы, главным образом, НА СЕБЯ. Так почему же вы отказываете в этом мне?
— Послушайте, Йорданс… — Автандилян устало провел ладонью по вспотевшему лбу. — Я что-то совсем ничего не понимаю!.. Вы уверены, что не спутали меня с кем-то другим, а? О каких танках вы говорите?! Что общего у меня со всей эт…
— Врач приписал вам покой! — грубо оборвал раненого Йордане. — Поэтому вы должны бережно относиться к своему здоровью и, заодно, к моему терпению. Я вас ни с кем не спутал, мсье Автандилян. Хотя теперь закрепившаяся за вами репутация умного человека кажется мне несколько преувеличенной. А вот вы меня явно путаете с дешевым шантажистом из числа тех, что фотографируют интимные позы любовников в отеле, а потом продают фотографии ревнивым супругам по тысяче франков за штуку. И чтобы устранить это оскорбительное заблуждение, я готов предложить вам на выбор два реестра, мсье Автандилян. В одном будут перечислены ВСЕ ваши сделки с поставщиками оружия, начиная с пятьдесят шестого года. В другом вы собственными глазами увидите перечень европейских, арабских и американских спецслужб, которые ИСПОЛЬЗОВАЛИ вас в конкретных операциях по вооружению как отдельных группировок, так и целых армий. Другое дело, что в интересах вашего же здоровья, мсье Автандилян, вам лучше никогда не видеть эти реестры. Не спорю: знание — действительно сила. Но иногда эта сила способна убить…
— Мне казалось, что…
— Мсье Автандилян! — Блондин чуть повысил голос. — Вы все еще не убедились в серьезности намерений моих клиентов?
Утерев туго накрахмаленным краем пододеяльника бисеринки пота, прозрачными пупырышками усеявшие бледный лоб, Самвел Автандилян опустил веки и сказал:
— Я слушаю вас, мсье Йорданс.
— Наконец-то! — Блондин выпрямился. — Мне бы не понадобились столь заковыристый способ завести с вами знакомство, если бы речь шла только о поставке относительно небольшой — во всяком случае, на первых порах — партии оружия. На рынке достаточно крепких оптовиков, которые легко справились бы с этой задачей. И тем не менее, мои клиенты остановили выбор именно на мсье Самвеле Автандиляне, имея в виду его происхождение…
— Что? — Близко посаженные к крупному с характерной горбинкой носу глаза Автандиляна широко раскрылись. — Что вы сказали?
— А чего это вы так всполошились? — Блондин недоуменно пожал плечами. — Вы, мсье Автандилян — краса и гордость армянской диаспоры Парижа. Это ни для кого не секрет. О ваших пожертвованиях советским армянам пишут все газеты Франции. Вы блестяще владеете языком своих предков, ведете активную переписку с видными деятелями армянской церкви и культуры… Сколько раз за последние годы вы бывали в Ереване, мсье Автандилян? Семь? Восемь?.. — Не дождавшись ответа, Йордане пожал плечами. — Впрочем, не в этом суть…
— Вы, наверное, не понимаете, мсье Йорданс… — Автандилян заговорил быстро и сбивчиво. — Я действительно занимаюсь благотворительностью, жертвую определенные суммы на нужды григорианской церкви, консультирую государственный исторический музей Армении, изредка передаю в дар кое-какие экспонаты, имеющие ценность для истории моего народа… Но поймите: эти отношения с соотечественниками не имеют ничего общего с моим… бизнесом.
— И замечательно, что не имеют! — кивнул блондин. — Так и должно быть!
— Почему?
— Потому, что ни у кого не возникнут подозрения, что миллионер и меценат Самвел Автандилян появился на родине отца и матери с какой-нибудь иной целью, кроме как еще одна искусствоведческая консультация, которая увенчается очередным даром в коллекцию государственного исторического музея Армении. Заодно, кстати, съездите к своим соотечественникам в Нагорный Карабах, который вы ни разу не посещали. Это ведь недалеко от Еревана, правда?..
— Ах, вот оно в чем дело! — прошептал Автандилян. — Вот на что вы нацелились…
— К чему весь этот драматизм в голосе, мсье Автандилян! — Блондин брезгливо выпятил нижнюю губу. — Речь, между прочим, идет не о моих соотечественниках — о ваших! Это армяне, а не бельгийцы стонут под пятой Азербайджана, отчаянно сопротивляясь национальной и культурной ассимиляции со стороны мусульман. Насколько мне известно, карабахские армяне уже не первый год ведут борьбу за воссоединение с Арменией, которая жестоко подавляется властями Баку. Почему же вы, истинный армянский патриот, что, кстати, не раз доказывали, не хотите помочь соотечественникам в борьбе против диктатуры за национальное самоопределение?
— Зачем вам это нужно мсье Йорданс? — тихо спросил Автандилян. — Во что вы хотите меня втянуть?
— В редкую по выгоде сделку, — спокойно ответил блондин. — В которой будут учтены как ваши деловые, так и национально-патриотические интересы. Вполне допускаю, мсье Автандилян, что вы можете даже войти в новейшую историю своего народа. В том случае, естественно, если доведете эту миссию до конца. Вот вам мой телефон… — Йорданс с подчеркнутой вежливостью положил на отворот одеяла визитную карточку. — Я буду ждать вашего ответа ровно два дня. На третьи сутки можете не утруждать себя, дорогой мсье Автандилян — по этому номеру вам все равно не ответят…
Блондин встал, аккуратно разгладил смявшиеся брюки, еще раз по-хозяйски осмотрел палату-люкс и медленно направился к выходу. Уже открыв дверь палаты, он неожиданно повернулся и, опершись локтем о притолоку, негромко произнес:
— Но есть и другой вариант, мсье Автандилян. Если вы сочтете невозможным принять мое предложение, то на третий день выяснится, что вы схватили воспаление легких и скоропостижно скончались. Эти парижские сквозняки могут кого угодно довести до могилы. Особенно тех, кто только что перенес пулевое ранение и несколько ослаб организмом…
— Зачем вы мне угрожаете? — тихо спросил раненый.
— Кстати, мсье Автандилян, — не отвечая на вопрос, продолжал Йорданс, — даже не рассчитывайте на, что в день похорон во всех ведущих парижских газетах будут напечатаны некрологи с перечислением ваших несомненных заслуг. Наоборот, читатели увидят пространные статьи-разоблачения с выносами на первых полосах о том, кем же был на самом деле утонченный аристократ и столп общества по имени Самвел Автандилян. После чего вас посмертно проклянут и французы, и армяне. Первые за низкопородность, вторые — за скаредность. Желаю вам скорейшего выздоровления, мсье Автандилян…